—В какую сторону она направилась? — спросил я у караульных.
—В Коньково или в Москву? — вторил мне подполковник.
—В Москву, в Москву, — раздалось в ответ.
—Почему вы не задержали ее, болваны?! — прорычал я.
Мы помчались по Калужскому шоссе, преодолели версту и увидели еще одну брошенную коляску, рядом валялся розовый зонтик. Дальнейшие поиски ни к чему не привели. Возможно, беглянка скрылась на одной из прилегавших тропинок, а у нас было слишком мало людей, чтобы проверить все ответвления от основного тракта.
По пути на Лубянку мы хранили тягостное молчание. Подполковник Касторский уже не выглядел столь самоуверенно. Некоторое облегчение он испытал, когда мы предстали перед генерал-губернатором.
—Милостивый государь, я сожалею о своем мягкосердечии, — жестко произнес граф Ростопчин. — Если бы я арестовал вас сразу, это пошло бы на пользу и вам, и общему делу.
— Нет, ваше сиятельство, — возразил я. — Если бы вы не арестовали меня, то шпион, изловить которого поручил мне государь, был бы сейчас в моих руках.
Булгаков, стоявший сбоку от генерал-губернатора, сперва подавал мне глазами знаки, чтобы я не спорил, но теперь угомонился и с непроницаемым видом хранил молчание.
— Шпион, — брезгливо промолвил граф Ростопчин. — Мало ли в Москве шпионов! Только что всыпали как следует французскому повару! Может, он и был самым главным агентом. Нет никаких доказательств, что нашли того, кого нужно! Зато… понимаете ли вы, что натворили?!
Генерал-губернатор злобно сверкнул глазами:
— В Воронцове изготавливаются зажигательные заряды. Николай Егорович, — он кивнул на подполковника Касторского, — имеет задание развозить эти заряды небольшими партиями в подготовленные места! Все эти приготовления конечно же окажутся излишними! Но на крайний случай, на случай оставления Москвы, мы должны быть готовы!
—Не вижу, ваше сиятельство, чем я помешал господину Касторскому, — с вызовом сказал я.
— Не видите! — граф Ростопчин хлопнул по столу ладонью. — Как теперь прикажете подполковнику провозить заряды, когда в Воронцово яблоку негде упасть из-за праздной публики!
—Напишите новую афишу. Напишите, что Франц Леппих оказался шарлатаном, воздушный шар лопнул, — предложил я.
—Изволите ерничать, — большие глаза Ростопчина сузились в щелки.
—Понимайте, как хотите, — сказал я. — Только теперь, ваше сиятельство, я более не знаю, как поймать агента. Подполковник Касторский помешал задержать ее. Она скрылась, а у нас не осталось ни единой зацепки.
Начальник фельдъегерского корпуса невольно кашлянул, как бы признавая свою вину. Но граф Ростопчин поспешил на помощь подполковнику:
— Ваш шпион или шпионка уже ничего не значит. О том, что в случае оставления Москвы мы готовимся предать ее огню, уже знает каждая собака. К сожалению, сохранить приготовления в тайне не удалось…
Я выдал невеселый смешок. Генерал-губернатор посмотрел на меня с удивлением.
— Вы находите это смешным? — спросил он усталым голосом.
—Я нахожу, что Бонапарт не нуждается в услугах тайных агентов для того, чтобы понять, что Москва будет подожжена. Или вы полагаете, что ему недостаточно сожженного Смоленска, недостаточно пожаров и опустошений, которые оставляет за собой наша армия, чтобы догадаться об участи Москвы? Нет, ваше сиятельство, агент, которого мы упустили, представляет совершенно иную ценность. Сведения, собранные этой дамой, окажут самое трагическое для нас воздействие на ход военных действий. Вы сожжете Москву, но эта жертва окажется напрасной.
Булгаков утратил спокойствие и, глядя на меня, смешно двигал бровями.
— Извольте объясниться, — потребовал граф Ростопчин.
—Простите великодушно, — ответил я. — Но отвечать я буду перед его величеством или перед главнокомандующим армией.
—Скоро ответите, — едко произнес граф. — Я получил письмо от его светлости. Выбор сделан: будет генеральное сражение, скоро все решится.
Неожиданно послышался страшный шум. Кто-то ругался, не стесняясь в выражениях.
— Кажется, сражение уже началось, — сказал генерал- губернатор.
Он поднялся из-за стола, взял какие-то бумаги и вышел. Мы направились за ним. В холле находились драгуны.
—Идите за мной, — приказал им граф Ростопчин.
В соседнем кабинете стоял тяжелый дух — водочный перегар смешался с кислым запахом пота. Незнакомый мне подполковник, увидав графа, закричал:
— Ваше сиятельство! — Изъяснялся он по-русски, но с сильным акцентом. — Объясните мне… как… как мне понимать… как понимать слова генерала?!
В глубине кабинета, развалившись в кресле, сидел генерал Матвей Иванович Платов. От него-то и исходил невыносимый аромат.
—Что же я вам объясню, милостивый государь, если я не слышал, о чем вы тут спорили? — проворчал граф Ростопчин и бросил невеселый взгляд на казацкого атамана.
Матвей Иванович с презрительной усмешкой наблюдал за подполковником.
—Что, испугался, граф?! — прогремел генерал Платов, подмигнул взволнованному подполковнику и, обращаясь уже к Федору Васильевичу, объяснил: — Да я всего-то рассказал этому мусье, что отдал приказ аванпостам убить его, случись, он появится там!
— Какие аванпосты?! — возмутился подполковник. — Все ваше войско разбежалось! Казаки ваши мародерствуют, опустошают деревни, бесчинствуют, грабят своих же! Целые обозы с краденым добром уходят на Дон! И теперь я вижу, с кого казаки берут пример!
— А коли войско разбежалось, стало быть, казацкий аванпост может где угодно повстречаться, — ничуть не смутившись обвинениями, выдал генерал Платов. — Да вот хоть я сам сейчас тресну вас кулаком!
— Ваше сиятельство! — подполковник вновь призвал на помощь графа Ростопчина.
— Успокойтесь, милостивый государь, — ответил тот. — Ни к каким аванпостам более вы не попадете.
—Но как я должен понимать упреки в мой адрес? — возмутился подполковник.
— Как вам будет угодно, так и понимайте. — Граф Ростопчин протянул офицеру бумагу: — Это письмо от генерала Барклая, которое вы доставили. Прочитайте.
Подполковник взял документ, пробежал глазами и побледнел. Рука его безвольно опустилась, глаза сделались жалкими.
—Это неправда, — произнес он.
—Отдайте шпагу, — велел генерал-губернатор и показал второй документ: — Вот мой приказ. Вы немедленно под конвоем отправляетесь в Пермь.
Драгунский унтер-офицер вышел из-за спины графа Ростопчина и остановился перед подполковником. Тот смерил конвоира ненавидящим взглядом и двинулся к выходу, намеренно толкнув драгуна плечом.
— Это граф Лезер, — сказал мне Федор Васильевич. — Очередной подозреваемый от Барклая. Вы, сударь, сделаете благое дело, если сопроводите его до Перми.
— Не ранее, чем стану подозреваемым от Кутузова, — вполголоса ответил я.
— Матвей Иванович, дайте мне еще немного времени, и я — в вашем распоряжении, — попросил граф Ростопчин знаменитого гостя.
— Не волнуйтесь, без меня генеральное сражение не начнут, — с куражом в голосе ответил генерал Платов.
— Оставайтесь пока здесь, — тихо приказал мне Федор Васильевич. — И не забудьте, что вы под арестом. Пока под домашним.
Мы остались втроем: генерал Платов, Булгаков и я.
— А с другой стороны, — сказал казацкий атаман, — и меня Барклай от дела отстранил. Что в армии, что здесь — чёрти что творится! Приехал в Москву, тут шум какой-то, воздушный шар! Говорят, пятьдесят человек за раз поднимает. Эх, мне бы десяток таких! А то мы все обозы на Дон отправляем…
Мы с Булгаковым переглянулись. Бывалый атаман — и тот поверил в историю с воздушным шаром. И пожалуй, не стоило сейчас разочаровывать его. Впрочем, применение воздушным шарам генерал Платов придумал отнюдь не военное.
— Ваше высокопревосходительство, — обратился я к казацкому атаману, — знаю, в ближайшее будущее его величество пожалует вам титул графа.
— И вы уже слышали? — Матвей Иванович оживился, надежда со страхом вновь обмануться заиграли в глазах.
—Никаких сомнений, все уже знают об этом.
—Должно быть, фельдъегерь запаздывает, — насупившись, промолвил атаман. — А кто вы?
—Граф Воленский, Андрей Васильевич.
— Давайте будем накоротке, — предложил Матвей Иванович.
Он приподнялся, и мы скрепили знакомство рукопожатием.
— Я только что из Лондона. Там наслышаны о вашей славе, англичане почитают вас в числе первых героев, — заверил я атамана.
— Англичане? — переспросил генерал Платов и посмотрел на меня с недоверием.
— Уверяю вас, — улыбнулся я. — Знали бы вы, как потрепали им нервы, когда отправились в Индию.
—Э-эх! Сейчас бы мыл сапоги в Индийском океане!
Атаман с досадою взмахнул сжатым кулаком, сожалея,
что не ослушался молодого императора, прервал поход, начатый по повелению Павла, и вернулся с половины пути. Некоторое время его глаза смотрели в какие-то нездешние дали, вероятно, наблюдая картины несостоявшейся истории завоевания Индии. Наконец Матвей Иванович встряхнул головой и взглянул на меня.
—Чем же я могу быть полезен, милостивый государь?
—Вы направляетесь в армию. Осмелюсь обратиться к вам с просьбой, — проговорил я.
— Извольте, граф! Без всяких церемоний! Я к вашим услугам!
— Ввиду особой важности донесения я попрошу вас передать письмо его светлости князю Кутузову.
— Давайте свое письмо, — согласился казацкий атаман.
— Мне потребуется десять минут, — сказал я и повернулся к Булгакову: — Вы позволите?
— Вы можете воспользоваться моим кабинетом, — предложил Александр Яковлевич, изрядно удивленный разговором.
Я в нескольких словах описал итоги своей розыскной деятельности, а самое важное — изложил свои соображения относительно сведений, которыми владела шпионка. Запечатав письмо, я передал конверт генералу Платову. Тот заверил меня, что в ближайшие два дня донесение будет доставлено главнокомандующему.
Генерал-губернатор, избегая новых споров, очевидно, из давнего дружеского расположения ко мне, распорядился препроводить меня на Петровку и оставить там караул, чтобы я не покидал дом до особых распоряжений.
Охваченный унынием, я вернулся к родным пенатам. Увидав меня в подавленном настроении, Жаклин забыла свои обиды и окружила меня заботой и лаской. Одна отрада была в случившемся — я получил возможность некоторое время побыть с семьею.
Вечером к нам заехал Яков Иванович де Санглен.
—Поздравьте меня, — мрачно произнес он. — Я более не директор Высшей воинской полиции.
— А что с Гречевским? — спросил я.
—Жив, — ответил де Санглен. — Его рана оказалась несмертельной. Можно даже сказать, поверхностной. Так, живот поцарапали. По правде сказать, он больше испугался, нежели пострадал.
— А вы? Что случилось? — поинтересовался я.
— Я служу при Первой Западной армии под началом Барклая-де-Толли, — объяснил Яков Иванович. — Барклая от должности освободили, вот и я теперь передаю дела. Новым директором станет барон Розен, а заместителем капитан Ланг.
«Чёрти что творится!» — припомнил я слова атамана Платова. Мне показалось странным, что преемниками де Санглена стали именно те офицеры, которых он подозревал в недобросовестном исполнении приказа относительно убийства польской графини.
— И вот еще что, — промолвил Яков Иванович. — Косынкина с Моховым отпустили. Уверен, что ни в какой шпионской деятельности они не замешаны…
— Ох, и злы ж теперь они на меня! Косынкин даже не зашел, — сказал я.
— Не зашел, потому что их только сегодня отпустили. И вы тут ни при чем, — заверил меня де Санглен. — Вы будете смеяться, но они подозревают друг друга.
— Друг друга? — удивился я.
—Именно, — подтвердил Яков Иванович. — Мохов считает, что его оболгал Косынкин, чтобы охмурить его сестру. А Косынкин думает, что его задержали по навету Мохова! А корень зла — дом на Конюшковской.
Я покачал головою, решив, что таланты интригана де Санглена пошли на пользу. Ссориться с Вячеславом не хотелось. И все же, пожалуй, при случае нужно будет открыть им правду.
— Гречевский сказал, что это была не мадам Арнье, — неожиданно промолвил де Санглен.
— Как впрочем, и не графиня Коссаковская, — сказал я. — А мадам Арнье, полагаю, давно нет в живых. Убийцы позаботились о том, чтобы скрыть ее труп, тем самым они несколько сбили нас с толку.
—Кто же она? Впрочем, теперь это не имеет значения, — вздохнул Яков Иванович. — Сейчас все больше и больше людей склоняется к мысли, что Бонапарт займет Москву. На этот случай готовился секретный план сожжения города, но, к несчастью, сохранить его в тайне не удалось. Стоит ли гоняться теперь за нею? Разве что поквитаться из личной мести!
Я не стал его разубеждать. Тем более что поквитаться из личной мести, как мне показалось, теперь он хотел с кем-то еще, но не с польской графиней.
Мы попрощались. Я остался один в гостиной, выходившей окнами во двор. Жаклин уложила девочек спать и спустилась ко мне. Она села рядышком и, обняв меня, склонила голову на мое плечо. Я с тоскою подумал о том, что должен потребовать перевода в действующую армию. Уж коли я не исполнил поручения его величества, рассуждал я, то хотя бы сохраню свою честь тем, что приму участие в сражении.
А еще я подумал о том, что воздушный шар, на котором десять лет назад я совершил перелет в компании с графиней де ла Тровайолой, больше не будет занимать сарай и портить настроение Жаклин. Тогда, в 1802 году, мы потерпели крушение в лесу недалеко от Санкт-Петербурга. Позднее я вывез воздушный аппарат и хранил все это время, питая иллюзию, что дойдут руки восстановить его и передать в университет для использования в научных целях. Но бесконечные заграничные миссии так и не позволили сделать благородное дело. И вот теперь нашлось применение и этой рухляди.
Конечно Жаклин была бы в гневе, если бы прочитала мои мысли. Но я не мог избавиться от них. От воздушного шара воспоминания переключились на картинки минувшего дня. Перед глазами маячила брошенная коляска и розовый зонтик.
И вдруг, словно вспышка осветила забытую в суматохе сцену: странная троица — купчина, субъект в зеленом сюртуке и маленькая старуха садятся в телегу и уезжают следом за Гречевским.