Мы подъехали к усадьбе. Старинные палаты возвышались над садом, и чем-то недобрым сразу же повеяло от дома. Ворота были закрыты. Я спустился на землю и подошел к ним. Думал, что хозяйский пес поднимет лай и кто-нибудь явится на шум. Но ни единого звука я не услышал и ни одной живой души не заметил, если не считать черного кота, лежавшего на крыльце и, судя по глазам, желавшего, чтобы я поскорее провалился.
Двери в дом оказались заколочены досками. Хозяева бросили его, бежав из Москвы вместе с челядью. И только черный кот полагал, что как-нибудь поладит с французами.
В маленьких окнах второго этажа мелькнула чья-то тень. Я взмахнул рукой, но неизвестный соглядатай более не показывался.
— Что-то народ здесь негостеприимный! — крикнул я подручному Яковлева.
— Там сбоку еще один вход, свободный, — отозвался он.
Подошел полковник Парасейчук, надавил плечом, раздался треск, и ворота открылись. Коляска проехала во двор. Мы с Олегом Николаевичем поднялись по лестнице, он без всяких усилий оторвал доски, вновь поддал плечом, двери с шумом распахнулись, и мы вошли внутрь.
Странный дух царил в этом доме: пустота сочеталась с необычной чистотою. Хозяева аккуратно собрали и увезли с собою все ценные вещи. Но перед тем как покинуть дом, тщательно прибрались в нем. Очевидно, они рассчитывали по истечении непродолжительного времени вернуться и зажить прежней жизнью.
Я представил себе, какое жестокое разочарование ожидало их. Сейчас они укрылись где-нибудь в Нижегородской губернии, у родных или в собственном имении. А здесь, в Москве, их дом уже облюбовала команда поджигателей.
—Эй, кто здесь есть? А ну выходи! — крикнул я.
На узкой лестнице, ведущей наверх, показалась сумрачная фигура. Мужик — по виду из числа таких же оборванцев, каких я видел в «Волчьей долине». Но теперь он обогрелся, нашел кров над головою, и хамство поперло наружу.
— Че надоть? — отвратительным скрипучим голосом спросил он.
—Где дама, которую вас оставили сторожить? — спросил я.
Из-за его спины вышел еще один бродяга с топором за кушаком. Насупив брови, он выкрикнул:
—Ступайте-ка отседова, господа, по-хорошему!
Я поднялся по лестнице, схватил одного за ворот, рванул, и он загромыхал вниз по ступенькам. Второго я треснул по морде. Из носа его хлынула кровь.
— Веди к барыне! — приказал я и добавил мужику по уху.
Внизу охал и матерился его товарищ. Отворилась входная дверь, в дом вошли надворный советник Косынкин и подручный Гаврилы Яковлевича. Они с пониманием посмотрели на корчившегося и стонавшего мужика и поднялись за нами наверх.
—Еще в морду? — рявкнул я.
Мужик пошел вперед. Мы пересекли анфиладу комнат, в которых обнаружилось целое племя отребья. Смрад шибанул в нос.
—Как же это нижний этаж вы не загадили? — спросил я.
—Нижний этаж в порядке должен быть, — пояснил товарищ Яковлева. — Чтобы француз без опаски внутрь зашел.
— И что? Вы рассчитываете, что это войско расправится с солдатами Наполеона? — Я кивнул на оборвышей.
—Подожжем, авось сгорят, — ответил тот.
—Тоже мне партизаны, — хмыкнул я.
У входа в последнюю комнату дежурила баба неопределенного возраста с испитой физиономией. Она подняла на нас бесцветные глаза и неожиданно заботливым голосом сказала:
— Дохтур ей надобен, дохтур.
— Разберемся, — буркнул я, достал рубль и протянул женщине.
Она взяла монету, посмотрела на нее с сомнением и спросила:
— А что же, у Аполиона разве рубли в ходу?
—Экая ж ты прыткая! Извини, наполеондоров [54]Наполеондор (фр. Napoleon d'Or, буквально «золотой Наполеон») — французская золотая монета чеканилась во Франции с 1803 по 1814 гг.
не держим. Ладно, посторонись-ка. — Я повернулся к подручному Яковлева и сказал: — А теперь вон отсюда! Забирай весь этот сброд, найдите другое пристанище.
Я открыл дверь, вошел внутрь. Окна в комнате оказались заколочены. Слабый свет пробивался через щели. Послышался шелест, с кровати поднялась фигура в белом.
—Ты? — раздался голос графини де ла Тровайолы.
Говорила она по-французски.
—Я. Как ты? Твоя нянька сказала, что тебе нужен доктор.
— Не нужен мне доктор, — резким тоном сказала она и, смягчившись, добавила: — Со мною все в порядке. Все- таки ты поймал меня…
— Да. Я же знал, как ты неравнодушна к воздушным шарам, — промолвил я.
—И не придумал ничего умнее, как выставить на потеху розьер [55]Тип аэростата, изобретенный Пилатром де Розье.
. Тот самый розьер, на котором мы путешествовали с тобой, — рассмеялась она.
—Да уж, тут я дал маху, — признал я. — А впрочем, под рукою все равно другого воздушного шара не было.
Она повернулась к моим спутникам и с насмешкой сказала:
— А сколько людей с собою привел! Испугался, что не справишься один?
—Познакомьтесь, господа, — обратился я к полковнику Парасейчуку и надворному советнику Косынкину. — Это графиня де ла Тровайола. Когда-то она спасла мне жизнь. Но, к сожалению, в нынешнем театре военных действий выбрала враждебную роль. Несколько лет назад графиня вышла замуж за графа Селинского…
—Ты жалеешь об этом, — вставила она.
Я продолжил, оставив ее реплику без внимания:
—Их брак не задался. Помнишь, Вячеслав, в Твери ты вышел из церкви и заметил, что я как-то странно смотрел куда-то вдаль? Так вот, я провожал взглядом карету графини. Она поджидала генерала Лозу, но встретила меня и поспешила скрыться. Эх, если бы в ту минуту я догадался! Графиня вошла в доверие к генералу-провиантмейстеру Лозе и к принцу Ольденбургскому. Впрочем, довольно.
—Что теперь? — спросил полковник Парасейчук.
— Граф Ростопчин был столь любезен, что обещал придать вам взвод драгунов, — напомнил я. — Возьмите этот взвод и поставьте здесь караул. Отправляйтесь. А я подожду вас здесь. Нам есть о чем поговорить с графиней.
Полковник Парасейчук подошел к окну и оторвал доски. Дневной свет хлынул в комнату. Графиня зажмурилась и прикрыла лицо руками.
— Идем, — сказал Олег Николаевич Косынкину. — Проследим, чтобы это мужичье убралось отсюда.
Они вышли. И я остался наедине с Сандрой — Алессандриной.
— Судя по виду, — сказал я, окинув взглядом ее фигуру, — через пару месяцев у тебя будет ребенок?
— Да, — она погладила свой упругий живот, — война войной, а жизнь продолжается.
— Выходит, уже в январе ты была с генералом Лозой, — сказал я.
—Ревнуешь? — с торжествующей улыбкой произнесла она.
—Нет, не ревную, — ответил я. — Просто выходит, что уже тогда ты собирала сведения для Бонапарта.
Она медленно опустилась на постель, а руками сделала такой жест, словно извинялась — вот только за что: за то, что решила прилечь, или за то, что была шпионом?
—И что? — произнесла она. — Между прочим, там остались мои друзья, близкие.
—Где — там? — с нажимом сказал я. — В Италии? А что Бонапарт сделал с Италией?!
—Heзнаю! — с вызовом ответила графиня. — Но там граждане свободны! И какое дело вам до того, что творится в Европе?!
Из-за двери послышался шум. Полковник Парасейчук и надворный советник Косынкин выпроваживали на улицу отребье, оккупировавшее дом.
—Ладно, мне сейчас не до Европы, — бросил я. — Объясни, что это за слова: наверное, какой-то пароль?
— Ты о чем? — спросила она.
—Эта фраза — «Жена Цезаря вне подозрений, а зря»?
— Пароль, — графиня рассмеялась. — Да, пароль. На тот свет.
—Так я и думал. Тот, кто произносил этот пароль, подписывал себе смертный приговор. Значит, есть агенты столь важные, что им предписано убивать других агентов.
—Ты правильно догадался, — кивнула графиня. — Связники передают приказы и эту фразу. И когда она доходит до главного агента, он знает, последнего связника нужно устранить.
— Вот, значит, почему убили Мими и Софи Мариньи. И хотели убить мосье Каню, — промолвил я.
— Мими! Софи! Как трогательно! Понятия не имею, кто это, — сказала Алессандрина.
— Да, видимо, эта история имеет отношение не к тебе, а к какому-то другому агенту. — Я придвинул стул к постели и сел напротив графини. — Со своим смертельным паролем вы допустили крупную промашку. Я заподозрил супругу московского главнокомандующего, а в результате разоблачил мадам Арнье. А она должна была добраться до Бернадота и сообщить ему, что Москва пала, а захват Петербурга — вопрос нескольких дней.
— Все-то ты знаешь! — Алессандрина устало улыбнулась.
—Кстати, что с нею? С мадам Арнье? — спросил я.
Немного помолчав, графиня обронила:
—Тебе ее жалко?
И я понял, что не ошибся насчет участи Изабель. Скорее всего, ее тело утопили в Рыбинке. И подстроили все так, чтобы пустить нас по ложному следу. Полагая, что мадам Арнье жива, мы пытались найти ее.
— Жалко? — повторила Алессандрина.
—Жалко! — с вызовом ответил я. — И ее жалко, и многих других тоже жалко. А ты?! Ты говоришь с такой легкостью…
— Представь себе, что находишься на поле боя, — перебила меня Алессандрина.
—На поле боя не стреляют в спины товарищам! — возразил я.
—В спины не стреляют, это правда, — согласилась графиня. — Но на верную смерть отправляют сотнями. Разве вы действуете не так? Так вам ли судить?
—Прости, но это не мы начали войну, — промолвил я.
— Не вы?! — с издевкой сказала Алессандрина. — Разве не ваш император нарушил договор?! Чем вас не устраивал Тильзитский мир? Хотя кого я спрашиваю? Ты же служишь англичанам!
—Я не служу англичанам, но полагаю, что сближение с Англией принесет России больше пользы, нежели блокада в угоду Наполеону, — возразил я.
— Ваш царь словно флюгер, — с презрением сказала графиня. — Куда ветер дует…
— Перестань, — оборвал я ее. — И потом, что ты заладила — ваш император, ваш царь?! Ты же живешь в России уже больше десяти лет!
—Андре! Ты нарочно издеваешься надо мною, — с тяжелым чувством произнесла она. — Ты прекрасно знаешь, что я осталась в России против своей воли! И, между прочим, исключительно из-за той истории, в которую втянул меня ты! Ваш недоверчивый, мстительный царь запретил мне выезд!
— Но ты же даже вышла замуж, — напомнил я. — За русского графа, за Селинского…
—А по-твоему я должна была похоронить себя в этой тюрьме?! — воскликнула она.
—Но почему ты не обратилась за помощью? — спросил я. — Я бы мог похлопотать. Я бы непременно добился, чтобы тебе выдали паспорт.
Она посмотрела на меня долгим, внимательным взглядом, вздохнула и сказала:
— Думаю, тебе не хотелось вспоминать обо мне.
— Я всегда с теплотою думал о тебе, — возразил я. — А то, что мы расстались… мне казалось, что это было обоюдное решение.
—Тебе казалось… — она улыбнулась и прикрыла глаза.
—Что ж, у каждого своя правда, — промолвил я. — Теперь уже ничего не исправишь. Думаю, когда война закончится, тебя отпустят, ты сможешь вернуться в Италию.
— Когда война закончится, мне не понадобится спрашивать вашего разрешения, — не открывая глаз, жестким голосом сказала графиня де ла Тровайола.
Я промолчал, решив прекратить бессмысленный спор. Графиня не шевелилась, вскоре ее дыхание стало размеренным: то ли она заснула, то ли притворилась, что спит.
Дожидаясь полковника Парасейчука с караулом, я тщательно обследовал комнату, не пропустив кровать, и даже обыскал саму графиню. Никакого оружия я не нашел.
Вскоре вернулся Парасейчук с несколькими драгунами. Он заглянул в комнату, и я жестом пригласил его внутрь.
— Граф Ростопчин в степени удовлетворен тем, что вы поймали агентшу, — сообщил он.
Я невесело рассмеялся. Графиня не открывала глаз. Я с горечью подумал о том, что проклятая война заставила Алессандрину пренебречь правилами приличия. После недели, проведенной под присмотром грязного отребья, она не стесняется оставаться в постели в присутствии посторонних мужчин. Не попрощавшись с нею, я вышел из комнаты, предупредив Олега Николаевича:
— Соблюдайте высшие меры предосторожности. Она очень хитра, совершенно безжалостна и крайне опасна.
— А вы?
—Поеду немедленно доложу светлейшему князю.
Я оставил полковника, спустился вниз и вышел на улицу. Здесь я извлек конверт, переданный мне принцем Вюртембергским, вскрыл его, пробежал глазами и понял, что поездку к светлейшему князю придется отложить. Он поручил мне еще одно задание, не терпящее отлагательств.