Оставив кровать в распоряжение кота, я вышел на балкончик. На улице было светло, хотя, судя по длинной тени от трактира «С совой», солнце стояло совсем еще низко. Площадь внизу шумела, меербургцы спешили по своим делам. Пару раз мне показалось, что из всеобщего многоголосья выделяется русская речь. Прислушавшись, я понял, что голоса соотечественников доносятся из открытых окон первого этажа заведения пана Розански. Я попытался разобрать, о чем говорили неизвестные постояльцы, но различал лишь отдельные слова.
Внизу к медному колокольчику подлетел пикси.
— Шнитхельм, Шнитхельм, — позвал я.
Маленький человечек в синем кафтанчике вспорхнул вверх и опустился на перила моего балкончика.
— Чем могу служить, господин маркиз? — спросил он.
— Любезный, подскажи мне, кто эти посетители там внизу? Я слышу, они говорят по-русски.
Пикси замялся.
— Ты не знаешь, кто они?
— Господин маркиз, прошу понять меня правильно. В заведении пана Розански не принято обсуждать одних постояльцев в разговоре с другими.
— Фу ты, господи! — я пожал плечами. — Но они же сидят в обеденном зале! Я могу спуститься и тогда сам их увижу!
— Вы правы, — согласился пикси. — Кроме того, вы наш почетный гость. Я уверен, что для вас можно сделать исключение. Тем более что вы, наверное, знаете этих людей.
— Мы познакомились в прошлый раз? — спросил я.
— О нет, — взмахнул рукой Шнитхельм. — Они впервые в нашем городе. Сегодня ночью их лодку выбросило неподалеку от гавани. Вы должны их знать. Они бежали с вашего корабля, спасаясь от хатифнаттов.
Вот тебе и фрикандо! Конечно же я их знал! Выходило, что в обеденном зале заведения пана Розански сидели Мирович и компания.
— А велетень? — спросил я. — Велетень с ними?
— Велетень? — переспросил пикси. — Да-да, с ними приплыл и велетень. Только он остался на улице, кого-то высматривает.
И Шнитхельм тыкнул крошечным пальчиком вниз. Я увидел Клавдия Марагура. Велетень сидел на земле в центре площади.
Вот это форшмакъ! А я-то, дурак, на балкон вышел городом полюбоваться! И как же я его не заметил?! Но, славу Главному Повару, что и Марагур не увидел меня. На мое счастье, он спал, привалившись к фонтану, от брызг которого кафтан велетеня промок насквозь с левой стороны. Но Клавдий не обращал на это внимания. За минувшие сутки он успел привыкнуть к сырости.
— Устал, сморило его, — промолвил Шнитхельм.
— А они знают, что я здесь? — спросил я пикси.
— Ну что вы, господин маркиз, — Шнитхельм развел руками. — В заведении пана Розански не принято рассказывать о гостях.
— Вот и хорошо, хорошо, — я попятился с балкона в комнату. — Дружище, у меня к вам просьба: пусть они подольше ничего про нас не знают. Признаюсь, эта компания еще в море ужасно надоела нам.
— О, господин маркиз, не беспокойтесь, — заверил меня пикси. — Если только вы сами спуститесь вниз, тогда, конечно…
— Я еще отдохну немного, — ответил я.
— Тогда вам нечего беспокоиться. — Шнитхельм поклонился.
— Спасибо, спасибо, любезный! — поблагодарил я пикси. — Говорят, звезда, упавшая с небес, приносит счастье. Шнитхельм, я желаю, чтобы пять звездочек сразу свалились на заведение пана Розански.
Мильфейъ-пардонъ, граф, ну ты загнул!
— Будем живы вашими молитвами, господин маркиз, — промолвил пикси.
— Кстати, а помимо этих господ, никого больше не вынесло на берег? — спросил я.
Шнитхельм наморщил лоб и потер пальчиком переносицу.
— Вроде бы, нет, — ответил он. — Решительно, нет. Городок у нас маленький, новости разлетаются быстро.
Рольмопсъ твою щуку! Ну почему из всех лодок именно лодку с моими врагами выбросило на берега Траумляндии?! Почему несчастных матросов, бежавших с корабля, сейчас носит неизвестно где, в то время как Мирович со своими сатрапами пирует в трактире пана Розански, а велетень спит в обнимку с фонтаном? Надо будет спросить Главного Повара при встрече, почему он не выкинул их лодку вообще куда-нибудь прочь из Балтийского моря, в Атлантический океан куда-нибудь, на берег Гренландии. Сейчас бы спал велетень в обнимку с тюленями, и всем было бы спокойнее. Оставалось надеяться, что мне нескоро представится возможность задать этот вопрос Главному Повару лично.
— Ладно, любезный, ступай себе, — сказал я и замялся, не зная, как отблагодарить пикси.
Дать ему монетку? Но я сомневался, что он справится с такой тяжестью, да к тому же у меня не было металлических денег. А банкноту пикси смог бы унести, разве что сделав из нее еще одну пару крылышек. Шнитхельм заметил мое смятение.
— Там внизу, господин маркиз, есть большая кружка. На ней так и написано: «Чаевые для пикси», — сообщил он.
— Ага! Очень предусмотрительно, — сказал я. — Непременно позабочусь о ее наполнении.
— Благодарю вас, — ответил Шнитхельм и сорвался вниз с балкона.
Через секунду внизу раздался звон колокольчика, послышался скрип, кто-то отворил дверь.
Стоя в глубине комнаты, я приподнялся на носки и взглянул поверх перил балкона на Клавдия Марагура, спавшего у фонтана.
Что ж, мне спать было некогда!
— Надо сматываться отсюда, — произнес я.
Кот приоткрыл глаза и посмотрел на меня с одобрением. Он решил, что я высказал самую мудрую мысль за последние дни.
Я оделся, достал из сейфа деньги и вышел в холл. Окна комнат, занятых мосье Дюпаром, Жаком и Мадлен, выходили на задний двор.
Я приоткрыл левую дверь. Мосье Дюпар посапывал во сне. Если б не голова, он уместился бы целиком на подушке. Я ретировался, затем отворил правую дверь и вошел в спальню, которую заняли французишка и Мадлен.
Каналья дрых, задрав подбородок к потолку. С короткой стрижкой и дурацкими усищами он был похож на таракана. Рядом с ним спала Мадлен. Ее белокурая головка склонилась на плечо Жака. Что за странная девушка?! Водит дружбу с корриганами, предается плотским утехам с «французскими тараканами» и при этом выглядит непорочным ангелочком!
Я дотронулся до ее плеча. Мадлен зевнула во сне и покрепче прижалась к каналье. Я еще раз опустил руку на ее плечико и тормошил его, пока девушка не проснулась. Она увидела меня, и ее глаза округлились от страха. Мадлен дернулась, чтобы разбудить Жака, но я перехватил ее руку.
— Тссс, — я прижал палец к губам. — Мадлен, мне нужно поговорить с тобой.
Эльфийка вдавилась в постель. Испугалась, что я, недовольный тем, как французишка поступал с нею ночью, с утра решил переделать все по-своему. Я понял, что, если попытаюсь вытащить ее из кровати, она обязательно сделает так, чтобы Жак проснулся. Глупышка! Неужели она полагала, что каналья сможет помешать мне, имей я серьезные намерения поваляться с нею на одной тарелке?!
— Мадлен, не надо никого будить, — прошептал я, присев на корточки у изголовья кровати. — Послушай, обстоятельства сложились так, что мне нужно срочно покинуть вас. Я оставлю тебе деньги. Распоряжайся ими сама, не доверяй никому, особенно Жаку! Он скотина изрядная! Лучше всего, если вы дождетесь меня здесь. Думаю, что вернусь через неделю! Если не уложусь в этот срок, то устраивайтесь по своему разумению. Денег на первое время должно хватить. Ну, прощай! То есть до свидания!
Я отсчитал полторы тысячи талеров и сунул их под подушку, под голову Мадлен. Страх в ее глазах сменился изумлением.
— Куда же вы, сударь? — спросила она.
— Дела! Не терпят отлагательства!
Я запрыгнул на подоконник, открыл окно и ступил на скобу, державшую водосточную трубу. Глаза у Мадлен полезли на лоб.
— Сударь, вы уходите через окно?! — прошептала она.
— Так будет быстрее, — ответил я и, ухватившись за трубу, перенес на скобу вторую ногу.
Скоба заскрежетала, затем что-то треснуло, и я полетел с третьего этажа в обнимку с коленом водосточной трубы. Сквозь свист в ушах я сумел различить визг эльфийки. Должно быть, столь эффектно от Мадлен еще никто не уходил!