По известному исходному признаку Жанне показалось, что она забеременела. Она понять не могла, как такое случилось: в интимной жизни с самого начала до удивления быстро и понятливо, она сама, без чьих-либо советов и разъяснений, постигла всё, что следует знать зрелой, опытной женщине. Припомнила, правда, несколько случаев, когда, будучи с Сережей, утрачивала контроль над происходящим, но не настолько, чтобы вовсе не сознавать, что делает, — такого исхода она предположить не могла. В районную поликлинику идти было никак нельзя: если подтвердится, ее уже не выпустят, заставят рожать, знакомого частного врача у нее не имелось, конечно. «Неужели залетела? — маялась, томясь в бесплодном ожидании Жанна. — Ведь как всё хорошо замесилось. И такой дурацкий конец надеждам». Она представила себе, как волоча тяжелый чемодан, выбирается из вагона на перрон, из-под распахнувшегося пальто выпирает округлый живот, внизу, на перроне стоит мать с помятым растерянностью лицом, и ничего не остается, как, удерживая злость, тотчас огорчить ее какой-нибудь глупой дерзостью. Делать нечего, открылась Ангелине Дмитриевне: с Юриком однажды возникла у нее проблема, похоже, не уследила. Ангелина Дмитриевна и бровью не повела: «Не волнуйтесь, милая Жанна. Обычные двадцать четыре часа из жизни женщины». На другой день Жанну осмотрела седая дама-гинеколог: «на этот раз ребенка не предвидится» — скорее всего, нарушение функции. Две недели Жанна принимала таблетки, наконец вздохнула с облегчением: кажется, из вагона еще не пора выходить.
«Сереженька, — неожиданно для себя самой сказала она, когда тревога уже миновала, — мне кажется, у нас будет ребенок».
«А как же диплом? — Жанна видела, что он испугался. — И мы в Ленинград собирались...»
Она сама страшилась беременности, но ей отчего-то неприятно стало, что он испугался.
«Да ты не бойся, — мучила она его. — В Ленинград с мамой поедешь. А я домой — рожать. Я маме твоей обещала, что со мной у тебя забот не будет. Сейчас много незамужних матерей. Государство помогает...»
«А как же я?»
«А ты будешь профессором. Будешь ходить в тюбетейке. Или лучше в черной шелковой шапочке. И однажды под твоими окнами остановится карета из тыквы, запряженная шестью мышами, из нее выйду я с чудесным толстеньким младенцем на руках...»
«Не надо. Пожалуйста. — Губы у Сережи задрожали. — Пожалуйста, не надо».
Жанна метнулась к нему:
«Господи, какая же я дура».