Они стояли на горной вершине. Облака остались далеко внизу. Со всех сторон раскинулось небо — бескрайнее, неизбежное, обжигающе — синего цвета.

И солнце, солнце — так близко, что можно лишь протянуть ладонь — и коснуться. Дымящийся огненный шар. Вокруг лежал снег, много хрустального снега. И от каждой снежинки солнечный свет отражался, взрывая её нестерпимым для глаз фейерверком.

Три фигуры, овеваемые яростным ветром. И напротив них — два фантома, две тени. Два лица, отражённые одно в другом.

— Что это? Как? — взвизгнула Ульрика.

— Клотильда, — пробормотал невнятно дядюшка Магус. — это она, она перенесла нас сюда… силой короны.

— Зачем?! Посмеяться над нами? — Ульрика была вне себя.

— Нет, — сказала одна Белинда.

— Нет! — отозвалась эхом вторая.

— Матушка.

— Матушка.

— Конечно! — Магус схватился за голову. — Как же я сразу не понял! Энедина!

— Энедина? — брезгливо спросила Ульрика. — Она нам что, так необходима? Неужели мы сами не справимся с этой… облезлой кошкой, укравшей корону?

— Думай, что говоришь! — простонал подавленно Магус. — Нам нужна сила Белинды, она глава рода.

— И что?

— Ты можешь сказать, какая из них Белинда?

— Я, — произнесла одна.

— Я, — откликнулась тут же вторая.

Ульрика хмуро взглянула на них. Ей и одна-то Белинда особо не нравилась, но сразу две… это, пожалуй, слишком.

— Понятия не имею, — признала она неохотно. — Их не отличишь.

— В том-то и дело! — дядюшка Магус безжалостно рвал свою бороду в клочья — Я не могу отличить их. И ты не можешь. И Лавиния. С кем же нам объединить свою силу?!

(Если бы только я могла сказать. Мне не нужна ваша сила. Мне хватит своей. Мне нужно лишь, чтобы вы узнали меня, узнали, кто я — чтобы я сама это узнала. Вот мы стоим друг против друга. Я и моё отражение. Но кто я?

О чём это ты?

Оставь в покое мой разум, Клотильда. Ты всё равно не поймёшь.

Но мне нужно знать, что ты скажешь. Чтобы сказать то же самое.

Не волнуйся, Клотильда. Этого я не скажу).

— Только Энедина сразу бы узнала свою дочь, — продолжал тем временем Магус. — Только она!

(Да, матушка. Да. Но это было бы слишком просто, не так ли)?

— Энедина не появится здесь. Здесь слишком много солнца!

— Согласна, — Ульрика закатила глаза, — у меня у самой уже голова разболелась.

— При чём тут ты! — осадила её Лавиния.

(Да, матушка здесь не появится. Тайны, которые она хранит, не должны обнажаться под этим безжалостным солнцем, которое словно сдирает кожу. Эти тайны должны храниться в темноте — чтобы можно было, найдя их, только нащупать, прикоснуться. Тайны, сокрытые в сердце земли. И мои тайны, они тоже заперты в моём сердце. Если бы только я сама могла)…

— Энедина не появится — и что нам делать?! Что делать?

— Но я зато здесь, — послышался голос — хрупкий и ломкий, как звон бокала.

— Анабель! — вскричал Магус.

— Анабель! — повторила Лавиния и за ней Ульрика.

Анабель босиком стояла на снегу, поджимая от холода то одну, то другую ногу. Золотистая цапелька.

— Мамочка спрашивает, что у вас произошло. Почему вы так… так беснуетесь. Вы её разбудили.

— О, Тьма! — Магус даже подпрыгнул. — Дитя, скажи ей… скажи Энедине, что мы в плену у Клотильды на какой- то горе. Что она держит нас силой Чёрной короны… Тьфу, не то! Скажи, что тут Белинда… две Белинды… Белинда и Клотильда в образе Белинды, и мы не знаем, какая из них Белинда!

Несколько секунд Анабель сосредоточенно молчала, только брови её то сходились сурово, то вновь разбегались.

Наконец, она заговорила.

— Мамочка смеётся, — сообщила коротко она.

— Что? — завопил возмущённо Магус.

— Что? — ахнула Лавиния.

— Что? — фыркнула Ульрика.

— Мамочка смеётся, — повторила очень серьёзно Анабель. — Она говорит: какой урок всему Роду. И ещё она говорит, что Белинда — всегда Белинда. И что нужно уметь видеть главное. Нелепо и бессмысленно сражаться с воздухом.

— Да, но корона!

— Корона не имеет здесь никакого значения. Так она сказала.

— Корона не имеет значения?!

(Ну, конечно, не имеет. Имеет значение только… только… Где же это? Так близко и так далеко. Как это солнце).

— Мамочка сказала, что устала.

— Да, но что же нам делать?!

— Она сказала… что если вас это так волнует, есть лишь один выход. Воззвать к тому, кто знает Белинду лучше её самой. К тому, кто стоит выше Чёрного рода… нет, почти всего Чёрного рода — она говорит, что о ней разговор особый.

— Нет! — сказала Белинда.

— Нет! — содрогнулась другая.

И в тот же миг она покраснела.

На её совершенном лице проступили ожоги. Неровные тёмные пятна. Мучительный, загнанный вовнутрь огонь.

Всё тот же огонь, всё то же невыносимое жжение. Как когда она услышала: «Принцесса, я знаю вашу историю». Как когда хоть кто-то смел намекнуть… Как когда она стояла на костре, умирая за то, что посмела пройти через всё, через самый невыразимый мрак и отчаяние. Как в первый раз, когда…

— Она покраснела… — прошептал благоговейно Магус.

— Только одна, — откликнулась Лавиния.

— Одна… — подтвердила беззвучно Ульрика.

По лицу и телу Анабель пробежала дрожь. Энедине наскучил столь сложный способ общения. И она без труда подчинила себе Анабель всецело. Теперь она, Энедина, говорила этим детским голосом.

— Ну вот, та, что покраснела, и есть Белинда. Никаких сомнений. Моя глупая девочка. Посмотрите на неё, столько лет прошло, а она по-прежнему вся горит. Это её огонь, её любовь, её боль. Не думаю, что это хорошо, но это у неё не отнять. Это — настоящее.

— Да, — повторила Белинда. — Да!

Настоящее.

Всё осветилось безжалостным светом. Всё встало на свои места. Её любовь. Её боль. Её сущность. Её сила и слабость сплетены воедино, в одну тугую огненную нить.

«Ты родилась, чтобы любить, Белинда. Это твоя сущность. Это твоя сила и твоя ахиллесова пята».

Нить, идущая через века. Пламя которое не погасить. Костёр, на котором она горит каждый день и час. Её счастье и её проклятие.

Энедина всё знала. «Это твоя природа, твоя судьба»…

Её судьба. Её природа, её истинная суть. Не сила, повергающая в прах миры. Не красота, покоряющая всех и вся.

«Иначе быть не могло. Это твоя судьба, Белинда. Но в ней боль и страдание».

Боль и страдание. Но этого у неё не отнимет никто. Это даст ей силу — силу, с которой не сравнится никакая магия. Силу пройти по огненной дороге до конца и вновь, не колеблясь, взойти на свой костёр. И на этом костре, как бы не было больно, стоять до конца, оставаясь собой.

Она посмотрела в лицо Клотильде. Та вновь попыталась прочесть её мысли — и отшатнулась.

— Всё кончено, Клотильда, — мягко сказала Белинда. — Я с самого начала знала, что ты — лишь моё отражение. Теперь отражение мне не нужно. Я свободна. Я знаю, что я есть. Можешь идти, куда хочешь.

— А… корона?.. — прохрипела Клотильда.

— Корона? — Белинда засмеялась. Это не был смех торжества — это был смех свободы, бесконечной свободы, которая выше борьбы, выше любых побед и поражений. — Можешь оставить корону себе. На память. Мне эта безделушка больше не нужна.

Клотильда стояла несколько секунд в оцепенении, не веря. Её лицо менялось на глазах, приобретая прежние кошачьи черты. Но она не замечала этого, не отрывая взгляда от Белинды. И вдруг закричала… и бросилась вниз.

Она летела в бездонную пропасть с истошным воплем. Холодное эхо вторило ей от каждой скалы.

Наконец, всё стихло.

Белинда улыбнулась — ослепительной вечной улыбкой.

— Ну, вот и всё, — заключила она. — Бедняжка Клотильда.

— Но как же корона? Корона? — слабо вскрикнул дядюшка Магус.

— Корона? Корона погибла. Наверное. Не знаю. — Белинда передёрнула плечами. — Какая разница. Она сослужила свою службу. Теперь нам не нужна корона… мне не нужна. Мы слишком верили в корону. И забыли девиз нашего рода — верить в себя и только в себя. Хотя нет, мы просто неверно его понимали. Мы верили в свою силу, свою власть, своё величие. Вот что означала корона. Энедина говорила, что это лишь символ. Она всегда знала.

Теперь и я знаю. И верю только в себя. Мне не нужна корона, не нужна красота, не нужна моя сила. Мне не нужен род. Я не хочу быть главой, не хочу ни титулов, ни почестей. Это всё позади. Это всё принадлежало Клотильде, моему отражению, но не мне. И я не буду ни о чём жалеть. Теперь нет отражений, нет символов, нет обмана. Есть только я. Я — Белинда. И этого мне достаточно. Я хочу лишь остаться собой. Остаться одна.