— Это Клотильда, — процедила сквозь зубы Белинда и вонзила кинжалы пальцев в гриву своих медных волос — спутанных, так как некому было их расчесать. — Конечно, Клотильда. Кто же ещё. Проклятие.
Ночь. В глубокой синей темноте не видно ни стен, ни окон. Лишь редкие свечи беззвучно горели, бросая на мертвенно-белые лица собравшихся рыжие, алые, сиреневые блики.
Все молчали. Никому не хотелось ни говорить, ни даже смотреть друг другу в глаза. Лишь изредка слышался мягкий утробный треск, — это одна из кошек Энедины начинала тереться о чьи-то ноги.
Они все были тут — магический замкнутый круг из тёмных силуэтов, погружённый в гробовое бездонное молчание. Дядюшка Магус, тётушка Лавиния — два морщинистых старинных истукана, две мумии в складках жёлтых морщин. Люций: белый пергамент лица, рот — запёкшаяся тёмная царапина. Рядом Ульрика: ртутные лужицы глаз, светлые волосы точно седые. Юный Мартин — волчонок, попавший в капкан. Анабель — испуганный маленький кролик. Энедина…
Чёрный род. Род, лишившийся Чёрной короны.
Род, главой которого она была.
Они ждали.
— Клотильда…
— Забавно… — холодный, острый голос Ульрики. — Интересно, как ей это удалось?
— Помолчи, — свирепый оскал, — ты что, намерена меня обвинять?
— Ну, что ты, кузина, как можно… — Лицемерие, сплошное лицемерие.
— Тогда тебе лучше дать мне договорить. С короной или без, я всё ещё глава Чёрного рода!
— Ты уверена? — Ульрика тонко улыбалась. Её голубые глаза в темноте почернели и стали совсем чужими.
— Ну, что ж. Если хочешь, можешь пока почитать как главу рода Клотильду.
— Белинда права, — это дядюшка Магус. Милый старый дядюшка. Как он напуган, хотя и пытается это скрыть. Как дрожат его узловатые пальцы, комкая бороду. — Она — глава рода, и кража короны ничего не меняет. А ты, Ульрика…
Энедина, безучастно сидевшая поодаль, подняла на Ульрику глаза. Та вздрогнула и низко опустила голову. Все затихли.
— Продолжай, дитя моё, — мягко протянула Энедина. И вновь сомкнула ресницы. — Только не надо так волноваться.
— Хорошо, я продолжу. — Пышные пряди упали ей на лицо, скрывая его от нестерпимых взглядов. — Клотильда давно вела себя странно. Я должна была обратить внимание. Но я …
— Понятно, — снова Ульрика. Ей всё мало! — Предложение Повелителя морей.
— Вот как? Это уже всем известно?
— Ну, дорогая. У меня же родные… в его окружении, — Ульрика, ласково.
— Вот как? А случайно не его посланник? — огрызнулась Белинда.
— Что? — не поняла Ульрика.
— Ничего. Забудь. Всё это неважно. Я отвергла его предложение. Хотя вам, наверное, и об этом сообщили?
— Дитя моё, — вступила Энедина. Голос упругий и мягкий, точно поступь пантеры. — Это нам не нужно сообщать. Всем нам и так прекрасно известно, что ты никогда не примешь подобное предложение. И известно, почему.
Лицо Белинды покрылось пунцовыми пятнами. Только не это. Только не сейчас. Не надо.
«Иначе быть не могло. Это твоя судьба, Белинда. Но в ней боль и страдание».
— Хватит об этом! — почти закричала она. — Мы говорим о похищении Чёрной короны. При чём тут это?
— Может быть, и ни при чём, — согласилась Энедина. — Хотя… — она задумалась.
— Что?
— Нет, ничего. Какая-то мысль… неважно. Не помню, — произнесла Энедина почти капризно.
Анабель, сидевшая всё это время тихо, как мышка, где-то за спинами взрослых, вдруг вышла вперёд и тихо спросила:
— А Клотильда… может нас всех уничтожить?
— Нет, — сказала Белинда.
— Нет, — сказала Энедина.
Их глаза встретились и отразились друг в друге: так отражаются бездна небес и бездна океана.
Анабель поймала этот короткий, как вспышка молнии, обмен взглядов; она облегчённо вздохнула и опустилась на пол у ног своей чудовищной матери.
— Анабель задала хороший вопрос, — Глаза Энедины были теперь черны и пусты, как жерла потухших вулканов. — Клотильда не может нас уничтожить — ни всех, ни даже кого-то одного. Пока. Корона рода, как бы сильна она не была — это всего лишь символ, воплощение. А наша сила — реальность. Нельзя направить символ против того, что за ним стоит. Но если сила короны рода соединится с иной силой — тогда она преобразуется и может стать опасной. Опасной… даже для нас.
— Тогда мы должны отнять у неё корону! — возбуждённо выкрикнул юный Мартин. Всё это время он честно старался никому не мешать, но всё-таки не выдержал. И тут же смутился: — А это… возможно?
— Возможно. — Сила хлыстом взметнулась в её руке. Она поднялась. Их взгляды — её и Энедины — вновь сплелись воедино, задрожали электрической дугой. — Я сама сделаю это. Я и только я. Это моя вина. Я знаю, вы все так считаете. И все вы правы. Она была моей рабыней, тенью, моей кошкой. Я сорву с неё корону, лишу силы, во что бы то ни стало.
— Вряд ли ты справишься одна, — произнёс дядюшка Магус с сомнением.
— Проклятие, дядюшка! Вы полагаете… Ну, хорошо, хорошо! Позвать вас на помощь я ведь всегда успею, не так ли? — Белинда взглянула в окно. И — издала львиный рык. — Нет! Только этого нам не хватало!
— Что такое? — все вскочили. Стая потревоженных летучих мышей.
— Как вы думаете, — язвительно спросила Белинда, — сколько времени мы тут сидим?
Энедина пожала плечами:
— Понятия не имею. Какая разница?
— Часа два… или три? — предположил Магус.
— Не больше двух, — подал голос Люций, — и надеюсь, мы скоро кончим? Я ещё смиренно надеюсь успеть покинуть замок и вернуться до рассвета.
— Сожалею, кузен, — усмехнулась Белинда. — Боюсь, ты уже всё пропустил. Когда мы садились, было новолуние, а сейчас луна полная. Можете все полюбоваться.
— Но как?! Не может быть! — все, кроме Энедины бросились к окну.
— Что ж, понятно. Сила Чёрной короны, — Энедина почти безразлично взглянула на дочь.
— Да. Она замедлили время в нашем замке. Чтобы выиграть время самой. Проклятие. Мне нужно возвращаться. Сию же секунду. Никто не ведает, что она уже успела натворить. И Вивиана, наверное, сходит с ума, бедняжка. Прощайте.
— Подожди, Белинда! — завопил отчаянно дядюшка Магус. Он нелепо воздел иссохшие руки ввысь. — Ну, куда ты? Не горячись! Мы ведь ещё ничего не обсудили! Постой!
Но Белинды уже и след простыл.
— Опомнись, Магус, — зевнула сладко Энедина. — «Не горячись»! Кому ты это говоришь? Это же Белинда!