Вечеря в доме Симона прокаженного

Мф. 26, 6–13; Мк. 14, 3–9

На другой день в Вифании совершилось такое же знаменательное событие, какое произошло там за шесть дней до Пасхи в доме Лазаря (Ин. 12, 1–8). В этом событии, как и тогда, Господь указал особый глубокий смысл, предвещавший смерть и погребение Его. В Вифании жил некто Симон, один из искренних друзей и почитателей небесного Учителя. Хотя он и носил название прокаженного, но теперь, без coмнения, был свободен от проказы, иначе он, по закону Моисееву, не мог бы жить в своем доме и принимать гостей (Лев. 13, 46; Чис. 5, 2). Что удивительного, если он исцелен был от ужасной болезни тем безмездным Врачом страждущего человечества, Который ходил по селениям благодетельствуя и исцеляя вся (Деян. 10, 38)? Симон хотел воспользоваться представившимся случаем, выразить своему Благодетелю сердечные чувства искренней любви, глубокого почитания и радостной благодарности, и приготовил для Него в своем доме вечерю, на которую пригласил вместе с Учителем и ближайших спутников Его – святых апостолов. Милосердная снисходительность Господа, прославленного Друга мытарем и грешником (Лк. 7, 34), не отказывавшегося есть и пить с ними (Мф. 9, 11), не пренебрегшего и теперь приглашением прокаженного, внушила одной женщине мысль, что Тот, Кто «исцелил человека и очистил проказу, легко очистит и духовную ее нечистоту» (святитель Иоанн Златоуст). В сладостной надежде получить отпущение грехов и избавление от «духовной проказы», она решилась оказать Господу почесть, которая была оказана Ему прежде грешницею в дому Симона фарисея (Лк. 7, 37, 38) и еще недавно Мариею, сестрою Лазаря (Ин. 12, 3). Она принесла алавастровый сосуд мира из нарда цельного, драгоценного, с дерзновением кающейся приблизилась к возлежащему Иисусу и, разбив сосуд, возливала на главу Его благовонный состав. Велико было благоговение женщины, усвоившей, по выражению церковной песни, «чин мироносицы», умилителен поступок ее: она сделала, что только могла, нимало не жалея о дорогой трате. На прежней вечери в доме Лазаря подобная трата драгоценного мира со стороны Марии, помазавшей ноги Иисуса, вызвала порицание Иуды, заботившегося о собственной выгоде (Ин. 12, 4–6). В этот раз укор слышится со стороны тех лиц, которые были слишком далеки от страсти корыстолюбия, ослеплявшей предателя. Но при сходстве выражения – какая разность между тем и другим замечанием! Тогда как в словах Иуды, приличных по наружности, для Сердцеведца ясно видны были лицемерие, обман и ложь, в словах учеников Господа высказывалось искреннее чувство людей, «не знавших, – по замечанию святителя Иоанна Златоуста, – мыслей жены», а посему и не могших оценить поступок ее по достоинству. «Они слышали, как Учитель говорил: милости хощу, а не жертвы (Мф. 12, 7; Ос. 6, 6), и порицал иудеев за то, что они оставляли важнейшее – суд, милость и веру (Мф. 23, 23), как на горе рассуждал с ними о милостыне (Мф. 6, 1–4), и из всего этого выводили заключение и рассуждали друга с другом: если Он не принимает всесожжений и древнего богослужения, то тем менее приимет помазание елеем» (святитель Иоанн Златоуст). Между свидетелями поступка женщины некоторые вознегодовали на неуместную по-видимому расточительность; скоро чувство негодования перешло в открытый ропот, и ученики Господа стали говорить между собою и Учителю: чесо ради гибель сия бысть? Можаше бо сие миро продано быти на мнозе – вящше трех сот пенязь, и датися нищим. Господь дал понять роптавшим, что «они неблаговременно удерживали усердие жены» (блаженный Феофилакт). Похвально попечение о нищих, но в настоящем случае не к месту и не ко времени: оставите ю: что труждаете жену? Дело добро содела о Ми, всегда бо нищия имате с собою, – и егда хощете, можете им добро творити, Мене же не всегда имате. Поступок женщины, кроме трогательного выражения благоговейной веры, усердия и любви к Учителю, заключал в себе еще особый таинственный смысл, а посему не только не заслуживал порицания, но был достоин всемирного прославления. Упомянутая женщина поступила так, изъясняет блаженный Феофилакт, «по особенному мановению Божию, прообразуя смерть Господа и погребение тела Его». Она сделала то, что, по обычаю иудеев, нужно было сделать через несколько дней при погребении Иисуса Христа. Еже возможе сия, – продолжал Господь, – сотвори, возлиявши бо сия миро сие на Тело Мое, на погребение Мя сотвори, – предвари помазати Мое тело на погребение. Аминь глаголю вам: идеже аще проповестся Евангелие сие во всем мире, и еже сотвори сия глаголано будет в память ея. Велико было смущение женщины, встретившей со стороны свидетелей поступка ее незаслуженные упреки, но многозначительно и обетование, которым Господь вразумил роптавших и наградил усердие ее. «Вот, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – исполнилось то, что Христос предсказал, и куда ни пойдешь во вселенной, везде увидишь, что возвещают о жене той, хотя она незнаменита, не имела многих свидетелей, была не на позорище, но в доме, и притом в доме некоего прокаженного, в присутствии одних только учеников Христовых».

 

Совещание синедриона и предложение Иуды

Мф. 26, 3–5; 14–16; Мк. 14, 1, 2, 10, 11; Лк. 22, 1–6

События последних дней снова напомнили ожесточенным врагам Господа о ненавистном им Пророке галилейском. Незадолго перед сим они решили убить Его и дали приказание, чтобы всякий, знающий о местопребывании Его, объявил им для дальнейших распоряжений (Ин. 11, 53, 57). И что же? Когда настало время исполнения предвечного определения о спасении рода человеческого и пришел час, предназначенный свыше (7, 6, 30), тогда Агнец Божий, взявший на Себя грехи мира (1, 29, 36), Сам отдается в руки грешников (Мф. 26, 45): торжественно, как духовный Царь вечного Царства, вступает в Иерусалим, приходит в храм, как Господь храма, всенародно чудодействует и проповедует, обличает в последний раз пороки книжников и фарисеев, открывает будущую судьбу города, народа иудейского и всего мира.

Появление Иисуса Христа в Иерусалиме, среди многолюдного собрания богомольцев, стекавшихся к храму на праздник со всех сторон, привело в движение врагов Его. Первосвященники, книжники и народные старейшины, зараженные лицемерием и злобою своих руководителей, собрались на совещание во двор первосвященника Иосифа Каиафы, бывшего в то время, по воле римского правителя Валерия Грата, на действительной службе, вместо тестя своего Анны, или Анана. Хитрый председатель синедриона уже в прежнем совещании высказал свое мнение о пожертвовании Иисусом Христом для общего блага, и прочие члены совета в то время присоединились к мнению его (Ин. 11, 47–53). От настоящего совещания еще менее можно было ожидать благоприятного решения: положили в совете – взять Иисуса хитростью и убить, но говорили: не в праздник, да не молва будет в людех. По замечанию святого евангелиста Луки (22, 2), они боялись людей, опасались, как бы народ не вступился за своего единственного Благодетеля: тогда мог произойти один из тех бунтов, которые в Иудее были нередки и при усмирении народных страстей железною рукою римлян всегда сопровождались кровопролитием.

Приближалась последняя прообразовательная Пасха; все обстоятельства чудным устроением Промысла расположились так, чтобы истинная Пасха наша – Христос за ны пожрен бысть (1 Кор. 5, 7). «Враги Его хотели переждать праздничное время, но это не было попущено им: Господь, определяя Сам для Себя страдания, благоизволил предать Себя распятию на самую Пасху, ибо Сам быть истинная Пасха» (блаженный Феофилакт). И вот, те самые люди, которые, по расчетам благоразумия, решились не спешить с исполнением богоубийственного дела, внезапно отказались от предположенной медлительности и неведомо для себя обратились к осуществлению вечных судеб Божиих. В святом лике апостолов, ближайших спутников Иисуса Христа и свидетелей учения и чудес Его, давно скрывался предатель, и хотя Господь неоднократно давал понять ему, что злые намерения его, неведомые людям, ведомы Тому, перед Кем открыты сердца людей, но эти внушения не действовали на ученика, косневшего во зле (Ин. 6, 70, 71; 13, 11, 18, 21, 26). Между порочными наклонностями Иуды Искариотского сребролюбие было господствующей страстью, которую он выказал на вечери в доме Лазаря, лицемерно прикрыв заботою о нищих (12, 6). По замечанию святого евангелиста Луки, сатана овладел мрачной душой предателя (22, 3) и подвиг погибельнаго сына (Ин. 17, 12) на страшное дело измены Учителю. И какая противоположность добра и зла, света и тьмы! «В то время, – воспевает Святая Церковь, – когда грешница приносила миро, ученик совещался с пребеззаконными; та радовалась, изливая миро многоценное, а этот спешил продать Бесценного, та Владыку познавала, а этот от Владыки отделялся; та освобождалась, а этот порабощался врагу».

Предатель, оставив святое вифанское общество, к которому уже не принадлежал душою, удалился туда, куда увлекал его исконный враг Бога и людей, в ту темную область, где давно созревал богоубийственный замысел. Что ми хощете дати, – сказал Иуда первосвященникам и начальникам, – аз вам предам Его? Такое предложение разом избавляло членов синедриона от всех затруднений, какие представлялись на пути к задуманной цели. Ближайший ученик Иисуса Христа, знавший местопребывание и занятия своего Учителя, мог указать им, когда удобнее было бы взять ненавистного им Пророка галилейского, без всякого шума, тайно от народа. А, схватив Его и немедленно предав в руки римского правителя, они снимали с себя всякую ответственность в случае, если бы народ, сведав о совершившемся, пришел в волнение. Святые евангелисты Марк и Лука прямо говорят, что первосвященники и начальники обрадовались, выслушав предложение Иуды, – обрадовались, рассчитывая, что погибель Назарянина теперь будет устроена именно так, как им хотелось, – верно и безопасно. С полною охотою они согласились вознаградить предателя деньгами и только, быть может, обманули ожидания Иуды относительно самого количества, предложив ему тридцать сребреников. Это была обыкновенная цена раба, которую, по закону Моисееву (Исх. 21, 32), господин получал в случае утраты его. Назначая такую цену, быть может, из презрения к Ценимому, или же ввиду скупости и алчности предателя удовлетворявшегося малым, думали ли враги Христовы, что они исполняют древнее пророчество? Они, – предсказывал пророк Захария, – поставиша мзду Мою тридесять сребреник, – высокая цена, в какую они оценили Меня! и приях тридесять сребреник и вложих их в храм Господень в горнило, – для горшечника (Зах. 11, 12, 13). Условившись в цене, первосвященники и предатель не могли определить с точностью ни времени, ни способа предания. Иуда обещал только воспользоваться первым удобным случаем, чтобы предать Учителя во власть их тайно, не при народе, не возбуждая каких-либо подозрений, неудовольствия и замешательств со стороны усердных почитателей Его. Неблагодарный ученик, ослепленный страстью сребролюбия, не предугадывал, к каким последствиям приведет измена его, и никак не думал, что предает на пролитие неповинную кровь Учителя (Мф. 27, 4), за которую заплатит своею жизнью и подвергнется величайшему и нескончаемому горю (Мф. 26, 24). Но решительный шаг был сделан, неправедная мзда получена, предатель неудержимо стремился в самую глубину зла, увлекаемый духом тьмы и своим злым произволением, и с этого времени искал удобного случая предать Господа.