Первое

Мф. 28, 1–10; Лк. 24, 1–9

Святые жены-мироносицы первые услышали радостную весть о Воскресении Господа и первые узрели Его, «вкусив, – по замечанию святителя Григория Богослова, – Христова вкушения в уврачевание прежнего», потому что «Еве, которая пала первая, первой надлежало приветствовать Христа и возвестить ученикам».

В вечер же субботный (Мф. 28, 1) – было чуть-чуть за полночь, когда еще рассвета не намечалось, – пошли ко гробу Мария Магдалина с Марией Иаковлевой. Мария Иаковлева – это была Богородица, а названа так по имени старшего сына Иосифа Обручника Иакова. Матерь Божия, более всех удрученная скорбью, не могла переждать всю ночь после субботы и, найдя споспешницу Себе в лице Марии Магдалины, тотчас в поздний вечер субботы пошла ко гробу – не с благовониями (для этого еще не настало время), но только посмотреть.

Им неизвестно было, что гроб запечатан и около него поставлена стража. Единственное, что их тревожило: кто отвалит нам камень от дверей гроба? Когда же жены подошли ко гробу, то Ангел, обращаясь к ним, сказал: не бойтеся вы, вем бо, яко Иисуса распятого ищете. Несть зде: воста бо, якоже рече (Мф. 28, 5–6).

Это был Архангел Гавриил. Он отвалил камень от гроба и предстал Божией Матери. Пречистая Богородица, приняв от Господа ангельское благовестие о рождении Сына Божия, первая услышала и благовестие о Воскресении Его. Она прежде всех увидела Его воскресшим, и «веселилася еси Всенепорочная». В этот момент Архангел Гавриил осознал, что перед ним стоит Та, Которая выше его, и прославил Матерь Божию как Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим, ибо Она послужила тайне Боговоплощения. В Ней открылась глубина и высота Божией премудрости непостижимой. И воспевает Святая Церковь: «Радуйся, высота неудобовосходимая человеческим и помыслами; радуйся, глубино неудобозримая и ангельскима очима».

Пресвятая Богородица и Мария Магдалина со страхом и радостью поспешили возвестить апостолам, что Господь воскрес. И на пути их встретил Сам Воскресший Спаситель и утешил их, сказав: Радуйтеся, – ради Девы Богородицы. Они же, приступив, ухватились за ноги Его и поклонились Ему. И Господь не запретил им прикасаться (потому что они видели Его в первый раз), но, напротив, ободрил их словами: Не бойтеся: идите, возвестите братии Моей, да идут в Галилею, и ту Мя видят (Мф. 28, 10).

Сам Воскресший посылает святых жен к апостолам с тем, чтобы предупредить их и приготовить к самоличному удостоверению в великой истине. Господь Иисус Христос хотел, чтобы радость Воскресения достигла, в известной последовательности, но возможно скорее, тех, которых Он возлюбил в мире и возлюбил до конца (Ин. 13, 1) и которых теперь не стыдится называть Своими братьями (Евр. 2, 11).

Но, услышав о Воскресении Иисуса Христа, ученики проявили сомнение, маловерие. Дева Богородица, непоколебимо уверенная в Воскресении Сына Своего, с ними не спорила и ко гробу больше не ходила.

А Мария Магдалина всю ночь провела в бдении и в хождении ко гробу Господню.

Сомнение учеников понудило ее пригласить еще некоторых жен. Зело рано, то есть задолго до рассвета, Мария со своими спутницами приходит ко гробу. Камень уже был отвален – и тела Господа они не нашли (где же его было и найти?). Пока они недоумевали между собою, перед ними явились два мужа – святые Ангелы – в блистающих одеждах. Ангелы с порицанием обратились к женам: Что ищете Живаго с мертвыми? Несть зде, но воста (Лк. 24, 5–6). Этот приход жен ко гробу не был первым. Они уже слышали от самолично видевших Господа о Его Воскресении и не поверили, потому и упрекают их теперь Ангелы. Помяните, – говорят они, – якоже глагола вам, еще сый в Галилеи, глаголя, яко подобает Сыну человеческому предану быти в руце человек грешник, и пропяту быти, и в третий день воскреснути. И помянуша глаголы Его (Лк. 24, 6–8).

Вернувшись опять, эти жены вместе с Марией Магдалиной возвестили ученикам о всем происшедшем, причем Магдалина видела гроб дважды, а остальные – единожды. И явишася пред учениками яка лжа глаголы их, и не вероваху им (ст. 11).

 

Второе

Ин. 20, 1–18; Мк. 16, 1–9

Мария Магдалина, пламеневшая, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «самой нежной любовью к Учителю», скорбела, что ученики даже и теперь не поверили ни ей, ни бывшим с ней, что и Петр, хотя и пошел ко гробу, но не вошел в него удостовериться в происшедшем. И с наступлением утра, как говорит евангелист Иоанн Богослов, еще сущей тьме (Ин. 20, 1), когда было еще темно, она в третий раз одна пришла ко гробу. Видя, что камень также отвален, Мария тотчас, не теряя ни одной минуты, побежала с этой вестью к апостолам Петру и Иоанну.

Мария Магдалина, прибежав к апостолам Петру и Иоанну, с безутешной скорбью спешила передать им, что она нашла гроб пустым: взяша Господа от гроба, – говорила она, – и не вем, где положиша Его. Она обратилась к этим двум апостолам, без сомнения, потому что они были довереннейшие ученики Господа (Мф. 17, 1; Мк. 14, 33), связанные, как видно, узами взаимной дружбы (Ин. 13, 23, 24; 18, 15, 16; Деян. 3, 1) и пользовавшиеся особым влиянием среди святого общества учеников Христовых (8, 14). Апостолы, услышав ужасную весть, тотчас же побежали ко гробу, чтобы своими глазами удостовериться в похищении тела Учителя. Мария последовала за ними.

Иоанн, влекомый любовью к своему Учителю, спешил увидеть, что случилось, и прибежал скорее Петра. Приблизившись к входу пещеры, Иоанн наклонился и, взглянув туда, где находилось тело Иисусово, заметил, что тела в пещере нет, а лежат одни погребальные пелены. В тяжком раздумье возлюбленный ученик Христов остановился у входа и не вошел в пещеру, ожидая Петра. Скоро прибежал и этот ученик Господа и тотчас вошел в погребальную пещеру: осмотрев внутренность пещеры, он также увидел одни пелены лежащие и плат, который был на главе Господа, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте. Тогда вошел в пещеру и другой ученик, увидел то же, что и Петр, т. е. пелены и плат. Вид погребальных пелен, и особенно свитого и лежащего в другом месте головного плата давал понять, что произошло не похищение тела Христова, а что-то другое. «В самом деле, – изъясняет святитель Иоанн Златоуст, – если бы кто перенес тело (Христово в другое место), то сделал бы это не обнажая его, равно как если бы кто украл его, то не стал бы заботиться о том, чтобы снять плат, свить его и положить на другом месте, но взял бы тело в том виде, в каком оно лежало. Потому-то евангелист предварительно и сказал, что при погребении Христа употреблено было много смирны, которая не хуже свинца приклеивает пелены к телу». Ученики медлили и удивлялись. Не убо ведяху Писания, яко подобает Ему из мертвых воскреснути (Ин. 20, 9). Светозарные вестники Воскресения – Ангелы – не явили им своего лика, без сомнения, по особому устроению Божию, по которому апостолы должны были увериться в Воскресении явлением Самого Воскресшего, для того, чтобы быть свидетелямисамовидцами великой истины для всей вселенной (1 Ин. 1, 1; Деян. 10, 41–42).

Идоста же паки к себе ученика, не поверив Воскресению. Даже и Марию, несмотря на то, что она столько видела и слышала, они привели в сомнение. Она осталась у гроба и плакала. Безутешны были ее слезы: в горькой утрате горячо любимого Наставника она рассчитывала иметь хотя малую отраду – посещать гроб Его, – теперь и эта отрада отнята у нее. В слезах она решилась взглянуть на то место, где лежало тело Иисусово, и наклонилась в пещеру. И вот, чего не видели ученики, то узрела Мария – двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног ложа Христова. Самая одежда их, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «показывала уже великую радость и веселие», и, видя их в светлых одеждах, Мария «могла воспрянуть от скорби и утешиться». Впрочем, Ангелы сначала ничего не говорят ей о Воскресении, – она возводится к этой истине мало-помалу; видит лица, более обыкновенного светлые, видит одежды блестящие и слышит голос участия. Ангелы говорят ей: жено, что плачешися?

Ни неожиданность явления светлых Ангелов, ни самый вид их, казалось, мало соответствовавший месту плача и скорби – гробовой пещере, ничто не удивило и не смутило Марии, всецело занятой мыслью о горестной утрате, она поспешила объяснить им причину своих слез почти теми же словами, какими известила апостолов о похищении тела Господня: взяша Господа моего, и не вем, где положиша Его.

Затем обернувшись, так как Ангелы встали при появлении Господа, и увидев Его, она не узнала Его. Почему не узнала? Потому, что Господь после Воскресения уже был облечен нетленным телом и не был узнаваем, кроме тех, кому Он хотел отрыться. И на Его вопрос: Жено, что плачеши? Кого ищеши? – она отвечала так же, как и Ангелам. Подумав, что это садовник того сада, в котором был гроб, она говорит Ему: Господи, аще ты еси взял Его, повеждь ми, где еси положил Его, и аз возму Его (ст. 15).

Очевидно, Мария отвечала так потому, что она и сама поколебалась в своем убеждении и признала мнение апостолов более основательным, чем свое. Теперь она, действительно, была убеждена в том, что тело кем-либо взято из гроба. Иисус, видевший сердце ее, как Бог, с упреком воскликнул к ней: Марие! Когда же она узнала Его голос (ведь она видела Его уже второй раз) и упала опять, как и в первый раз, к Его ногам, то не была уже принята Им так благосклонно, как тогда, но отстранена Им со словами: Не прикасайся Мне! При первом Своем явлении Он беспрепятственно позволил женам касаться Его ног и целовать их, чтобы посредством осязания еще более, чем зрением и слухом, удостоверить их, что Он – распятый и погребенный – воскрес. А теперь Он уже отстраняет от Себя Магдалину; после столь сильного удостоверения отступившись от своего убеждения, она слышит: Не прикасайся Мне, не убо взыдох ко Отцу Моему. В этих словах содержится и упрек за ее неверие, и возбуждение ума ее напоминанием об Отце Небесном и убеждением не думать, что Он есть только то, что она видит, т. е. человек, воскресший из мертвых, но что Он есть и Бог, как истинный Сын Божий, ради нас вочеловечившийся. Рцы, – говорит, – братии Моей, восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему (ст. 17).

Магдалина идет к ученикам и уже с полной уверенностью и решительностью объявляет им, что видела Господа. Вместе с радостной вестью о Воскресении Господа Мария передала ученикам Его и другую, также радостную весть о скором отшествии Его к Отцу. О Своем отшествии к Отцу Он уже говорил ученикам в последней беседе, как о величайшем благе для них (Ин. 14, 2, 3; 16, 17), радостнейшем событии (14, 28), за которым должно последовать пришествие к ним Утешителя Духа (16, 7). Теперь приближается исполнение этого обетования, а посему Господь, приготовляя учеников к грядущим событиям, напоминает им через женублаговестницу слова Своей прощальной беседы. Искупив верующих Своими спасительными страданиями и крестной смертью, Господь дал им власть быть чадами Божиими (Ин. 1, 12; Рим. 8, 16, 17; Гал. 3, 26; 4, 7; Еф. 1, 5), а посему и в обращении к Марии назвал учеников Своих братиями (ср. Евр. 2, 17), имеющими того же Отца Небесного. Впрочем, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, эти слова «сказаны Господом по восприятии плоти, так как и восшествие свойственно только плоти»; притом в самых выражениях Моему и вашему, по замечанию святителя Кирилла Иерусалимского, сокрыта следующая мысль: «иначе Он Мой Отец, по естеству, и иначе ваш, по присвоению; иначе Бог Мне, как приискреннему и Единородному Сыну, а иначе – вам, как созданиям».

Четвертое путешествие ко гробу жен-мироносиц описал евангелист Марк. То, что описанное Марком путешествие есть именно четвертое, – показывает время. Ведь один только Марк пишет, что жены пришли на гроб, когда воссияло солнце. Мария Магдалина с другими женами, имевшими приготовленные благовония, минувшей субботе, заутра во едину от суббот приидоша на гроб возсиявшу солнцу (Мк. 26, 1–2). Ради чего Магдалина, уже три раза побывав на гробе, опять идет туда с другими женщинами, причем те несут миро и благовония и думают, что найдут тело во гробе? После третьего боговидения, будучи совершенно уверена в Воскресении Господа и громко засвидетельствовав пред учениками, что она видела Господа, Мария Магдалина более уже не сомневалась. Но когда она увидела Марию, мать Иакова младшего и Иосии, и Саломию и других женщин, идущих ко гробу с благовониями, и узнала, что они желают идти на восходе солнца, пошла и она вместе с ними, не как сомневающаяся, но как руководительница, и с радостью о том, что много раз видит гроб пустым и ад – лишенным добычи. Другие же жены, хотя, возможно, и слышали, но обстоятельных сведений не имели. Конечно, они-то и глаголаху к себе, как говорит евангелист, кто отвалит нам камень от дверий гроба? и воззревше, видеша, яко отвален бе камень: бе бо велий зело (ст. 3–4). Вшедше во гробе видеша юношу седяща в десных, одеяна во одежду белу, и ужасошася (ст. 5). А он не упрекал их, потому что знал, что они пришли в первый раз. Не упрекнул он и Магдалину, так как по ее радостному лицу он видел, что не сомнение о Воскресении Господа побудило ее опять придти ко гробу, но радость и восхищение о случившемся. Потому не только не упрекнул их, но и ободрил их от страха, сказав: Не ужасайтеся! Иисуса ищите Назарянина распятаго? Воста, несть зде: се место, идеже положиша Его. Но идите рцыте учеником Его и Петрови, яко варяет вы в Галилеи: тамо Его видите, якоже рече вам (ст. 6, 7). И изшедше жены бежаша от гроба, имяше же их трепет и ужас, и никому же ничтоже реша: бояхубося (ст. 8). Как видно, за исключением Марии Магдалины, это были другие женщины, отличные от первых, и это посещение гроба нужно отличать от трех описанных другими евангелистами.

Итак, жены-мироносицы в числе первых познали Воскресение Христа.

По рассказу евангелиста Матфея, Мария Магдалина и Мария, называемая Иаковлею, – Богородица – одни пришли ко гробу поздно в субботу, до рассвета дня Господня, то есть при окончании субботы. По сказанию же Луки, Мария Магдалина опять пошла вместе с Иоанной и Марией Иаковлевой (не Богородицей, а матерью Иакова младшего и Иосии) и некоторыми другими. Эти жены уже ранним утром пришли ко гробу. У Иоанна же изображено путешествие одной Марии Магдалины, и не ранним утром, а утром – впрочем, когда была еще тьма. С ней были и апостолы Петр и Иоанн. По Марку же, опять ходила Магдалина, – эта мужественная, четыре раза подвизавшаяся жена, – и Мария, мать Иакова младшего и Иосии (Богородица именовалась матерью Иакова старшего). Была с ними и Саломия и некоторые другие в это четвертое путешествие. Они пришли ко гробу уже на восходе солнца.

Евангелисты упоминают пять Марий:

1) Мария Магдалина, из которой Господь изгнал семь бесов, – почему она и была столь ревностной, в благодарность за такое благодеяние;

2) Мария Иаковля – под таким наименованием известна Богородица. Так как по причине величия и невероятности чуда истина бессеменного рождения не могла сразу обнаружиться (иначе Дева подвергалась бы опасности быть побитой камнями, если бы только распространился слух, что Христос не был сыном Иосифа), ради этого в глазах всех она считалась женою Иосифа и, следовательно, была матерью Иакова, сына Иосифа;

3) Третья же Мария есть мать Иакова младшего и Иосии, о которой упоминает святой апостол Марк;

4) Мария, сестра Марфы и Лазаря (Ин. 11, 2);

5) Мария Клеопова, жена Клеопы, или Алфея, младшего брата Иосифа Обручника.

Среди мироносиц евангелисты называют еще Саломию, дочь Иосифа Обручника, мать Иоанна и Иакова Зеведеевых; Иоанну, супругу Хузы, домоправителя царя Ирода; Марфу, сестру Лазаря; Сусанну, и иныя множайшия бяху, служащие Христу и учеником Его от имений своих (Лк. 8, 3).

Жены сии суть свидетели неложные и первые Воскресения, «естество немощное мужество победи, яко намерение милостивное Богу угоди» (Стихира). Они «Воскресение проповедаша, и многия догматы сказаша, во уверение и извещение истинного Воскресения Христова» (Синаксарь).

Как первая благовестница Христова Воскресения, святая Мария Магдалина признана Церковью равноапостольной. В этом благовестии – главное событие ее жизни, начало апостольского служения. Мария Магдалина пребывала с Пресвятой Богородицей и апостолами и была деятельной споспешницей первых успехов распространения христианской веры сначала в Иерусалиме. Затем проповедовала и по другим странам, всюду возвещая небесную благодать, радость и спасение всем, уверовавшим в Спасителя мира Христа Воскресшего.

С апостольской ревностью и самоотвержением проповедовала Мария Магдалина Евангельское учение в Италии. В Риме она явилась к императору Тиверию (14–37) и поднесла ему, по общепринятому восточному обычаю, яйцо, окрашенное в красный цвет, сказав при этом: «Христос Воскрес!» Возбудив любопытство подозрительного императора, святая мироносица начала свою проповедь о учении Христа Спасителя, рассказала о жизни, чудесах, распятии и Воскресении Иисуса Христа. Прямым, простодушным изложением несправедливого суда над Иисусом Христом озлобленных членов иерусалимского синедриона и попустительства при этом малодушного правителя Иудеи Пилата к осуждению на распятие Невинного она навлекла на них гнев императора.

В преклонном возрасте мироносица пришла в Ефес к апостолу Иоанну Богослову и здесь вскоре мирно скончалась. Погребена была в пещере, где впоследствии Господь явил чудо на семи ефесских отроках.

 

Третие

Мф. 28, 11–15; Мк. 16, 10, 11; Лк. 24, 10–12, 34; 1 Кор. 15, 5

Когда святые мироносицы, возвратившись от гроба, рассказали одиннадцати апостолам и прочим, бывшим с ними, о том, что они видели и слышали, то слова их показались ученикам Господа пустыми и не заслуживающими веры. Когда также и Мария Магдалина возвестила им – плачущим и рыдающим, что Господь жив и что она видела Его, то и ей не поверили. Впрочем, Петр, уже бывший у гроба с Иоанном и видевший в пещере погребальные пелены, встал и опять побежал к гробу, чтобы еще раз взглянуть на опустевшее ложе Христово. И в этот раз, наклонившись к входному отверстию пещеры, он увидел то же, что и прежде, – одни пелены лежащие, и пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему. Но все сомнения и колебания Петра окончились полным убеждением в истине Воскресения, когда Господь явился ему прежде других учеников, предваряя общее уверение апостолов.

Между тем как радостная весть о Воскресении Христовом распространялась в среде верующих, враги Христовы старались заглушить и извратить святую истину. Римские воины, устрашенные явлением Ангела и землетрясением, убежали в город, и некоторые из них пришли к первосвященникам и рассказали все, чему были свидетелями у гроба Христова. Они хорошо знали, какое жестокое наказание угрожало им за небрежность в исполнении обязанностей службы (ср. Деян. 12, 19), если бы правитель осведомился о самовольном оставлении порученного им поста, а посему спешили предупредить начальников иудейских, надеясь найти в них защиту себе от кары закона. Дело показалось настолько важным, что составилось собрание синедриона. Неизвестно, как члены синедриона объясняли себе известие, принесенное стражами: действием ли темных сил, по прежнему примеру фарисеев, приписывавших чудеса Христовы силе веельзевула, князя бесовского (Мф. 12, 24), или же обманом стражей, сговорившихся с последователями Распятого, но они боялись, чтобы удивительное событие не получило огласки в городе, наполненном богомольцами из разных стран света именно в том виде, в каком передавали его воины, стерегшие гроб. Не входя в ближайшее исследование дела из опасения, как бы не встретить новых затруднений и не подать повода к говору народной толпы, первосвященники и старейшины решились извратить и подавить неприятную для них весть теми же устами, которые принесли ее. Для вернейшего достижения своей цели они обратились к знакомому средству и, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «купив кровь Христа, когда Он был жив, по распятии и Воскресении Его опять деньгами же старались подорвать истину Воскресения». Дав воинам довольно денег и обнадежив полной безнаказанностью, члены синедриона просили их распространить заведомо ложное известие: рцыте, яко ученицы Его нощию пришедше украдоша Его, нам спящим, и аще сие услышано будет у игемона, мы утолим его и вас безпечальны сотворим. Вымысел врагов Христовых, подсказанный ими воинам, с первого раза давал понять свою внутреннюю несостоятельность. «Смотри, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – как они уловляются со всех сторон своими собственными поступками! Если бы они не приходили к Пилату, если бы не просили стражи, то еще могли бы таким образом клеветать; теперь же, напротив, они все так делали, как будто стараясь заградить свои уста». Как могли ученики отважиться на похищение тела Христова, охраняемого стражей, когда для самого мужественного из них был страшен голос служанки (Мф. 26, 69–72) и когда все они при виде вооруженной толпы, незадолго перед сим, бежали (Мк. 14, 50)? Возможно ли также, чтобы они похитили тело Христово тайно, ночью, во время сна стражи? Как они могли приблизиться к гробу, разломать печать, отвалить огромный камень от дверей пещеры, войти туда и взять тело, не разбудив стражей, если не всех, то хотя бы одного воина? Если бы даже им удалось совершить невозможное – войти в погребальную пещеру незаметно и неощутимо для воинов, находившихся у входа, разве стали бы они медлить там, и вместо того, чтобы поспешно унести тело, снимать с него плотно прилипшие пелены и платок с головы и укладывать эти вещи в известном порядке (Ин. 20, 6, 7)? Наконец, если стражи спали, то могли ли они знать и свидетельствовать о том, чего не видели? Эти несообразности, очевидные сами по себе, вызывали ряд новых недоумений. Стражи обязаны были бодрствовать и стеречь тело, а допустив похищение и выказав крайнюю оплошность, подлежали строгому наказанию: отчего же, вместо наказания, их оставили в покое и даже наградили? Да и сами похитители должны были бы подлежать еще большему наказанию: отчего же молчат о них, отчего не отыскали их, не судили, не наказали? Так враги Христовы, вместо того, чтобы беспристрастным исследованием обнаружить истину, в ослеплении злобы и ожесточении неверия старались затмить дело Божие грубым соплетением лжи и обмана.

Воины взяли деньги и поступили так, как были научены. Слух этот пронесся между иудеями, так что многие из них и до сего времени этому верят.

Казалось, можно ли верить такой нелепости? «Можно, – говорит святитель Филарет, – потому что закоснелый в неверии ум, как ночная птица, видит только во тьме неверия, любит только свои грезы и убегает от света истины, который жжет ему глаза».

Пилат, узнав о путешествии жен-мироносиц, тоже встревожился. Боясь разоблачений христианами его противозаконных действий, он отправил императору Тиверию донесение о Христе, свидетельствуя о Его благодетельной жизни и чудотворениях. Замечательны так называемые Акты Пилата императору Тиверию о жизни, осуждении на смерть, Воскресении Христа и Его чудесах. Пилат утверждал, что, проверяя обвинения иудеев, он не нашел в Иисусе Христе никакой вины; много подвизался избавить Его от рук крамольных иудеев, но не мог достигнуть Его избавления и отдал Иисуса на их волю из-за народного крика и обвинения иудеями его самого. А когда по распятии совершились страшные знамения в природе и много людей умерших воскресло и на третий день Иисус Воскрес, Пилат, как свидетель, объятый великим страхом, сообщал державному кесарю обо всем содеянном с Иисусом Христом, Который стал предметом веры как Бог.

Иустин, Евсевий и другие древние историки пишут, что после таких свидетельств со стороны римского правителя Иудеи и со стороны почитателей Христа Спасителя, император Тиверий, по преданию, сам уверовал во Христа и предложил Римскому Сенату причислить Иисуса Христа к лику римских богов, но Сенат не согласился только потому, что сам не исследовал этого дела и сам не одобрил Христа. И даже тогда, когда Сенат отверг такое его предложение, Тиверий царским указом грозил наказывать всякого, кто осмелился бы оскорблять верующих в Иисуса Христа.

Но Пилат не избежал опасности, которой страшился. Через четыре года после этого он был вызван в Рим из-за жалоб, поданных иудеями. Пилат лишен был власти и сослан в Галлию, в город Виенну, где, по одному преданию, удрученный угрызениями совести и отчаянием, он сам лишил себя жизни. По другому же преданию, Пилат раскаялся, обратился с молитвою ко Христу и был Спасителем прощен, в знак чего по отсечении головы его она была принята Ангелом.

Незадолго до казни Христа в Иудее должны были чеканить монету с большим изображением кесаря с одной стороны и с малым профилем Пилата – с другой. В день суда, когда жена правителя умоляла его не выносить смертный приговор Праведнику, она задала вопрос мужу: «Чем ты искупишь свою вину на земле, если окажется, что осужденный тобой действительно Сын Божий, а не преступник?» Пилат ответил ей: «Если Он Сын Божий, то Он воскреснет, и тогда первое, что я сделаю, будет запрещение чеканить мое изображение на монетах, пока я жив». Так писал биограф Пилата – ученый грек Гермидий. И когда было установлено, что Христос воскрес, Пилат действительно запретил изображать себя на монетах. Это сообщение Гермидия полностью подтверждается: из римской нумизматики известно, что после казни Спасителя в Иерусалиме были изготовлены монеты с изображением кесаря; на обратной стороне монет профиля Пилата нет.

Основанием отрицающих Воскресение Христово служит, как говорят, отсутствие свидетельств о Воскресении. Как же в действительности обстоит дело?

Лабиритиос в момент Воскресения Христова оказался со своими чиновниками недалеко от места захоронения Христа. Они ясно видели падение камня, закрывавшего гроб, и поднявшуюся над этим местом небывало ярко сияющую фигуру. Лабиритиос вместе со своими спутниками и сторожами бросились сообщать об этом властям.

Грек Гермидий занимал официальную должность биографа правителя Иудеи. До самого распятия он считал Христа обманщиком. Поэтому он по собственной инициативе отправился в ночь под Воскресение ко гробу, надеясь убедиться в том, что Христос не воскреснет и тело Его навсегда останется в земле. Но вышло иначе. «Приблизившись ко гробу, – пишет Гермидий, – мы видели в слабом свете ранней зари стражу у гроба: два человека сидели, остальные лежали на земле, было очень тихо. Мы шли медленно и нас обогнала стража, шедшая ко гробу сменить ту, которая находилась там с вечера. Потом вдруг стало очень светло. Мы не могли понять, откуда этот свет. Но вскоре увидели, что он исходит от движущегося сверху сияющего облака.

Оно спустилось ко гробу и над землей там показался Человек, как бы весь светящийся. Затем раздался удар грома, но не на небе, а на земле. От этого удара находившаяся стража в ужасе вскочила, а потом упала. В это время к гробу справа от нас по тропинке спускалась женщина, и она вдруг закричала: “Открылась! Открылась!” и в этот миг нам стало видно, что действительно очень большой камень, лежащий на гробе, как бы сам собой поднялся и открыл гроб. Мы очень испугались. Через некоторое время свет над гробом исчез, стало тихо, как обыкновенно. Когда мы приблизились к гробу, оказалось, что там уже нет тела погребенного человека».

Сириец Эйшу, известный врач, близкий к Пилату и лечивший его, относился к числу наиболее выдающихся людей своего времени. Виднейший медик и натуралист, пользовавшийся широчайшей популярностью на Востоке, а потом и в Риме, он оставил произведения, которые составили целую эпоху в науке. Важно то, при каких обстоятельствах Эйшу наблюдал описанное им. По поручению Пилата он с вечера накануне Воскресения находился вблизи гроба с пятью своими помощниками, которые всегда сопутствовали ему. Он был свидетелем погребения Христа. В субботу он дважды осматривал гроб, а вечером, по приказанию Пилата, отправился сюда с помощниками и должен был провести здесь ночь. Зная о пророчествах относительно Воскресения Христа, Эйшу и его помощники-медики интересовались этим с точки зрения естествоиспытателей. Поэтому все связанное с Христом и Его смертью они тщательно исследовали. В ночь под Воскресение они бодрствовали по очереди. С вечера его помощники легли спать, но задолго до Воскресения проснулись и возобновили наблюдения за происходящим в природе. «Мы все – врачи, стража и остальные, – пишет Эйшу, – были здоровы, бодры, чувствовали себя так, как всегда. У нас не было никаких предчувствий. Мы совершенно не верили, что умерший может воскреснуть. Но Он действительно воскрес, и все мы видели это собственными глазами». Далее следует описание Воскресения…

Один из крупнейших в мире знатоков античности академик В. П. Вузескул говорил: «Воскресение Христа подтверждено историческими данными с такой несомненностью, как существование Ивана Грозного и Петра Великого… Если отрицать Воскресение Христа, то нужно отрицать (причем с гораздо большим основанием) существование Пилата, Юлия Цезаря, Нерона…»

Это только небольшая часть источников, где говорится, что Христос действительно воскрес.

Для краткости ограничимся лишь перечнем других источников: Епифаний Африкан, Евсевий Египетский, Сардоний Панидор, Ипполит Македонянин, Аммион Александрийский, Сабелли Грек, Исаакий Иерусалимский, Константин Кирский и другие. Это только те, кто жил во время Христа, причем находился в Иерусалиме или в непосредственной близости от него; они явились очевидцами самого Воскресения или неопровержимых фактов, подтверждающих его.

Чрезвычайно показательно, что ряд свидетельств мы находим у еврейских авторов того времени, хотя вполне понятно, что евреи склонны всячески замалчивать факт Воскресения. Среди еврейских писателей того времени, прямо говоривших о Воскресении, находим таких надежных авторов, как Уриста Гамиянин, Гапон Месопотамский, Шербум-Отоэ, Ферман из Сарепты, Манакия-врач, Навин, Миферкант.

Миферкант был одним из членов синедриона, казначеем. Именно из его рук Иуда получил за предательство 30 сребреников. И когда после Воскресения Христа среди иудеев поднялась тревога, Миферкант был первым из членов синедриона, прибывших на место для расследования, и убедился, что Воскресение свершилось. Ему пришлось быть у гроба Господня почти перед самым моментом Воскресения. Он прибыл сюда для оплаты стражи, стоявшей у гроба. Выплатив деньги, он ушел, стража осталась до конца смены. Но не успел Миферкант далеко отойти, как громадный камень был отброшен неведомой силой. Возвратясь назад ко гробу, Миферкант еще успел увидеть исчезающее сиянье над гробом. Все это им описано в сочинении «О правителях Палестины», которое принадлежит к числу наиболее ценных и правдивых источников из истории Палестины.

Историк Иосиф Флавий свидетельствует: «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к Кресту. Но те, кто раньше любил Его, не прекращали этого и теперь. На третий день Он вновь явился им живой, как возвестили о Нем и о многих других Его чудесах боговдохновенные пророки. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя, таким образом, по Его имени» («Иудейские древности»; 18, 3:3).

В общей сложности, по подсчетам крупнейшего знатока римской исторической литературы академика Петушина, число вполне надеждых свидетельств о Воскресении превышает 210, по современным подсчетам это число еще больше – около 230, ибо к данным Петушина нужно добавить еще те исторические памятники, которые были обнаружены после выхода его работы.

После некоторых важнейших открытий факт Воскресения признал к концу своей жизни никто иной, как Фридрих Энгельс: «Новейшие каппадокийские открытия обязывают изменить наш взгляд на некоторые немногие, но важнейшие события мировой истории. И то, что казалось ранее достойным внимания только мифологов, должно будет привлечь внимание и историков. Новые документы, покоряющие скептиков своей убедительностью, говорят в пользу наибольшего из чудес в истории, о возвращении к жизни Того, Кто был лишен ее на Голгофе». Правда, эти строки Энгельса неизвестны у нас – они ни разу не переводились на русский язык в изданиях К. Маркса и Ф. Энгельса.

Христиане имеют неопровержимое доказательство страданий и смерти Спасителя. Это – святая Плащаница, или льняной полотняной покров с отпечатком израненного Тела Христа, покров, которым Он был обернут при погребении.

По истечении 33 часов гроб, в котором Господь был положен, нашли пустым и увидели только пелены лежащие (Лк. 24, 12). Эти пелены и есть Плащаница. Христос Сам сложил Свои плат (сударь) и пелены.

Плащаницу называют «пятым Евангелием»: на ней нет ни одного признака, ни одной черты, которые противоречили бы евангельскому повествованию о страданиях, крестной смерти и Воскресении Распятого Христа Спасителя, но она многое детализирует, раскрывает, помогает глубже понять и пережить Голгофский подвиг Сына Божия.

Плащаница – это величайшая святыня всего христианского мира.

Плащаница сделана из дорогой ткани, называвшейся в древнем мире «дамаск». После I в. такие ткани, как свидетельствуют тканеведы, уже не изготовлялись. Ее мог купить Иосиф Аримафейский, который был богат, в знак своего глубокого уважения и любви ко Христу и завернуть в нее тело Учителя. Еще в XIII веке, по свидетельству Николая Мезарита, Плащаница источала ароматы.

Святую Плащаницу хранил у себя апостол Петр. После смерти Петра ее бережно в течение трех веков хранили христиане. В 436 г. В Константинополе, во Влахерне, построили церковь Пресвятой Богородицы и там поместили святую Плащаницу. В 635–850 гг. Плащаница опять была в Иерусалиме. После иконоборчества Плащаница около 1093 г. возвратилась в Константинополь. В монастыре Пресвятой Девы Влахернской Плащаница каждую пятницу выносили и поднимали для поклонения так, что всем мирянам был виден лик Господа.

С 1578 г. (по другим источникам, с 1694 г.) святую Плащаницу поместили в Турине в соборе святого Иоанна Предтечи навсегда.

28 мая 1898 г. итальянский фотограф Секондо Пиа стал проявлять снимок, сделанный с Плащаницы и вместо ожидаемого негатива увидел отчетливый и потрясающий по своей мощи, величию и благородству образ, который, как он сразу понял, не мог быть не чем иным, как образом распятого и положенного во гроб Иисуса Христа.

Вскоре снимки Туринской Плащаницы были опубликованы во многих странах мира.

В процессе исследований ученые доказали: образ на святой Плащанице – нерукотворен. Всем научным миром признается подлинность святой Плащаницы.

Возникла даже новая наука, связанная с изучением Плащаницы. Тщательным изучением этой святыни занимаются и христиане, и мусульмане, и евреи, и агностики, и даже атеисты, ибо Плащаница – откровение Божие и зрительное повествование о Евангелии, о страданиях Христа Спасителя. Было три международных конгресса ученых: в 1976 г. В США (в Альбукерке), в 1977 г. в Лондоне, в 1978 г. в Турине, в работе которых участвовало 300 верующих и неверующих ученых разных специальностей, христиане разных конфессий, а также мусульмане и атеисты, причем неверующие в процессе исследований становились глубоко верующими.

В 1976 г. изображение на Плащанице сфотографировано электронно-компьютерной аппаратурой, тогда оно оказалось трехмерно и выявилось подлинное человеческое тело. Плат на голове Иисуса был как повязка, поддерживающая нижнюю челюсть и завязанная на голове. Тело не было вынуто из Плащаницы человеческими средствами, так как следы крови остались нетронутыми и являются анатомически точными, начиная от головы, затем на суставах рук, на боку, на ногах. Если бы Плащаница была снята обыкновенным образом, как говорили купленные за деньги воины, эти следы крови были бы стертыми или подверглись бы уничтожению. Иисус восстал из мертвых – таковы были заявления ученых.

Отпечатки тела прекрасного золотистокоричневого оттенка имеют все характерные свойства точного фотографического негатива. Все анатомические и физиологические подробности так научно точны и детальны, как могут быть только фотографии.

Раны поразительно реальны во всех своих деталях: на висках и на лбу коричневые пятна – сгустки запекшихся капель крови. Они создают форму венца (терновый венец Спасителя). Капля над левой бровью несколько продолговатая: кровь текла из раны, затем запеклась на коже. Такая капля всегда принимает форму мисочки: красные тельца закрепляются с боков, а внутри капли остается «серум» – жидкость, которая сильнее испаряется, и по мере этого процесса поверхность капли вгибается. Это место и отпечаталось на Плащанице с идеальной точностью, как более светлое. Здесь следует заметить, что никогда, нигде ни одни художник не додумался именно так естественно изобразить каплю крови. Капля на Плащанице была суха задолго до смерти, часов за 12, судя по цвету и форме ее отпечатка (бичевание было за сутки до смерти).

На груди (на Плащанице – слева, значит на теле – справа) пятно от раны между ребер, окружностью в 4,5 см. К нему снизу примыкает другое пятно, имеющее вид потекшей крови. Потекла она, когда человек, получивший рану, был в стоячем положении (вертикально). Струя крови, очень обильная, имеет идеально натуральное очертание и дала ясный отпечаток на Плащанице.

На левой руке рана и большой сгусток крови (правой руки не видно, на ней лежала левая). Оба запястья темные, так как обильно орошены кровью от сквозных ран. Кровь стекала по рукам по направлению к локтям. Гвоздь был вбит не посредине ладони, как принято изображать, но выше, в центре запястья, между костей.

Раны на ногах видны обе. Очертания их очень четки, так как кровь их запеклась задолго до прикосновения полотна. В одном месте края кровяного пятна зубчатые, т. е. жидкость разошлась по ниткам полотна обильнее; на этом месте пятно светлее. Это пятно от сукровицы («серум»), которая вытекла из раны при снятии тела: обсохшая рана была потревожена освобождением от гвоздя.

Вдоль всей спины и таза расположены раны от бичевания. Они одна около другой, длиной каждая в 3 см. В центре удара раны чернее, ибо там были раны глубже и крови больше. По краям пятна светлее – там была сукровица, которая текла долго, ибо раны раздражались одеждой и медленно сохли. Этими ранами усеяна вся спина, поясница и ниже. Всего их 18. Они нанесены особым бичом, употреблявшимся римлянами, – «флягрум», состоящим из нескольких концов веревок с большими и тяжелыми металлическими пуговицами на концах.

На правом плече – широкая полоса – след от тяжелого креста, который Спаситель нес на Голгофу. Вес перекладины, как считают, был 32 кг.

Лицо изувечено: перебита носовая кость, опухла левая щека и рассечена скула. И в то же время на лице Царственная ясность и покой – лицо неповторимое в мире. Трудно себе представить, ибо это слишком было бы неправдоподобно, чтобы это было тело не Иисуса Христа. Кто же другой в истории, при всех описанных обстоятельствах и признаках, мог иметь такие же раны, так же умереть распятым на кресте, в ту же эпоху, среди того же народа, чтобы его не успели обмыть и помазать, чтобы Плащаница все же была приготовлена, чтобы кто-либо другой имел такое изумительно-прекрасное единственное в мире лицо, кто бы так же, как Христос, оставался бы не более 2–3 дней на Плащанице, ибо в противном случае не было бы вообще изображения на полотне, так как тление (уже не испарения) уничтожило бы ясные пятна и очертания на нем?

Тело Иисуса было положено на одной части полотна и через голову покрыто другой частью. Отпечаток человеческого тела в 1 м 78 (79) см являл на Плащанице облик Человека величественного и Царственного, в пропорциях телосложения истинно безупречных.

Поразительным является сходство лика Спасителя с Туринской Плащаницы с ликом Пантократора из монастыря святой Екатерины на Синае. Эта икона является едва ли не самым ранним из известных «портретных» изображений Христа и, уж конечно, самым реалистическим из них. Синайский Пантократор VI в. – поразительный лик, настолько реальный, что кажется, он был написан совсем недавно, по крайней мере, в XIX в. Но еще поразительнее тот факт, что фотография Иисуса (а как иначе назвать фотолик Туринской Плащаницы?), если использовать компьютерную технику, полностью совмещается с ликом Синайского Христа! Исследователями отмечено 45 мест совпадения лика Спасителя с Плащаницы и лика Синайского Пантократора.

Определена была и группа крови Христа – она оказалась I. А кровь I группы можно переливать любому человеку. Маленький факт, но имеет глубокое мистическое значение, ведь уже две тысячи лет Церковь питает нас Кровью Спасителя!

На ткани сохранилась пыльца растений, произраставших только в Палестине, а сама ткань изготовлена давно утраченным способом, применявшимся на Ближнем Востоке во времена Христа. На глазах у Спасителя обнаружили отпечатки редчайших монет (их по обычаю клали на глаза покойным), которые были в ходу в Иудее только при Понтии Пилате.

Аномально высокая радиоактивность есть следствие сверхъестественного акта Воскресения. Плащаница свидетельствует о моменте Воскресения Спасителя, говорит о превращении тела Христа в момент Его возвращения к жизни в светоносный объект, т. е. о некоей вспышке. Евангелисты не видели ее, поэтому ничего о ней не говорят, но незадолго до этого Христос явил Иоанну, Петру и Иакову на Фаворской горе светоносное Преображение. Преображение было лишь прообразом Воскресения, но апостолы все равно пали в ужасе на землю. Если бы они увидели само Воскресение, им не остаться в живых, поэтому Бог уберег их от того, чтобы стать зрителями этого космического акта, потрясшего вселенную.

Хотя Фаворский свет нематериален, он воздействует на материю – иначе глаза учеников его бы не восприняли, – поэтому при той интенсивности, какая должна была характеризовать вспышку от Воскресения, он мог произвести эффект ядерного взрыва, и первым предметом, который подвергся этому эффекту, была Плащаница, обвернутая вокруг светящегося и воскресающего тела.

На самой Голгофе, от креста Господа в 50 шагах была могила-гробница Иосифа Аримафейского. Там и положили Иисуса ради пятницы иудейской, потому что гроб был близко. Тело Спасителя было не омыто и не обвито. По кодексу еврейского права, полагалось омовение тела, бритье головы и бороды, много благовоний, но за недостатком времени обычаи многие нельзя было соблюсти. Никодим принес состав из смирны и алоя. Так едва поспели, завернув тело в Плащаницу, совершить первую половину иудейского обряда погребения.

В первый же день недели ко гробу спешили жены-мироносицы с ароматами, чтобы закончить умащения, однако они нашли гроб пустым.

Вторая часть погребения иудейского так и осталась неисполненной. Особо, бережно сложенная, лежала чудная Плащаница, убедившая святого Иоанна Богослова в Воскресении. И тело не могло быть украдено, ибо пелены лежали сложены и сохранили следы мук, бичеваний, распятия, которые видны и теперь. Лик Спасителя сохранил несказанное величие – Божественная природа проявляется в распятом человеческом теле. И это нам, грешным и неверным, свидетельство о подлинном Воскресении Христа Спасителя.

В 1995 году информационная газета «Всемирные новости» (№ 12) опубликовала заметку «Шокирующая новость потрясла мир! Туринская Плащаница ожила!» Таким и было заключение экспертов, приглашенных для изучения бесценной религиозной реликвии Туринского кафедрального собора в Италии после того, как Плащаница стала изменяться. С каждым днем изображение становилось все более четким, краски – ярче, а структура лица – более плотной, более живой. Вплоть до недавнего времени эта реликвия оставалась неизменной в течение почти 2000 лет, с тех пор, как в нее было завернуто тело Христа. Но вот заметили, что Плащаница начала трансформироваться во что-то более реальное, трепещущее. Как будто стала оживать. Сбитые с толку эксперты говорили, что не могут объяснить недавних изменений в ткани. Они исследовали нити и различные метки на Плащанице при помощи мощного микроскопа и компьютерной фотографии и не обнаружили никакой разницы в химическом составе реликвии. Тем не менее они отмечали, что по мере проявления изображения лика похоже, что ткань под этим изображением меняется, становясь более прочной, гибкой и менее изношенной. Но пока наука не может объяснить изменения. Хранители Плащаницы считают, что изменения происходят не без Божественного Промышления в доказательство ее истинности и святости.

Святая Плащаница служит проповедью и доказывает несомненность страстей Христовых и Его славное Воскресение. Она открывает нам любовь Христову – душу Господь положил за грехи наши, и воскрес, и даровал путь восхождения к небу.

 

Четвертое

Мк. 16, 12, 13; Лк. 24, 13–35

Прошла первая половина дня, ознаменованного Воскресением Христовым. Святые мироносицы уже убедились в радостном событии явлением Ангелов и Самого Воскресшего, но из апостолов только один Петр, которому среди дня являлся Господь, оставил всякое сомнение и утвердился в вере. Прочие апостолы продолжали колебаться между страхом и радостью и не спешили веровать. Впрочем, весть о Воскресении, достигшая в течение дня до слуха всех апостолов, служила для них достаточным приготовлением к вере. Сам Воскресший, видя душевное состояние Своих учеников и применяясь к мере приемлемости их, рассеивал недоумения и сомнения их и насаждал в них веру. При сем, чтобы приготовить для вселенной вполне убежденных и непоколебимых провозвестников святой истины, Он не поражал апостолов неприступной славой Божества, не желал быстрой, внезапной перемены мыслей и убеждений, но приводил к вере последовательно и постепенно, внутренним действием благодати, возжигавшей священный огнь в умах и сердцах.

Два ученика шли в Еммаус, селение, отстоявшее от Иерусалима стадий на шестьдесят. Это были – один Клеопа, по всей вероятности, муж Марии, сестры Богоматери (Ин. 19, 25), а другой, по древнему преданию, сам евангелист Лука, – оба из числа семидесяти учеников. Дорогой они разговаривали между собою о событиях последних дней и о той дивной вести, которую слышали в городе. Погруженные в тяжелые думы и горестные воспоминания, ученики едва приметили, как к ним приблизился какой-то Незнакомец и пошел с ними. Этот Спутник был Сам Господь, но ученики не узнали Его, потому что, по выражению святого евангелиста, очи ею держастеся, да Его не познаета, – как бы видя не видели. Притом Иисус Христос явился им инем образом (Мк. 16, 12), не в том, в каком они привыкли Его видеть, и сделал это по снисхождению к немощи учеников, не могших вдруг принять радость внезапного явления. Еммаусские путники, без дальнейших расспросов, приняли Незнакомца, присоединившегося к ним, за прозелита, ходившего в Иерусалим на праздник Пасхи и теперь спешившего домой. Чудный Странник спросил учеников: что суть словеса сия, о нихже стязаетася к себе идуще и есте дряхла? Путники, занятые судьбой Учителя, окончившего жизнь на кресте, были удивлены этим вопросом: им казалось, что последние события в Иерусалиме должны быть известны всем и что теперь, когда все это совершилось так недавно, и речи не может быть ни о чем другом. Клеопа поспешил ответить Спутнику с выражением горького упрека: Ты ли един пришлец еси во Иерусалиме и не уведел еси бывших в нем во дни сия? – Киих? – опять спросил Незнакомец: небесный Врач, желавший исцелить душевную скорбь учеников и просветить их ум, обуреваемый сомнениями, желал, чтобы страждущие сами раскрыли пред Ним раны своего сердца и приняли духовное врачевство со всей готовностью. Удовлетворяя любопытству Незнакомца, путники повторили ему то, что было постоянным предметом их дум и разговоров, причиной того грустного состояния, в каком видел их Спутник: яже о Иисусе Назарянине, иже бысть муж Пророк, силен делом и словом пред Богом и всеми людьми; како предаша Его архиереи и князи наши на осуждение смерти и распяша Его. Тяжело было вспоминать о том, как поступили первосвященники и начальники с неповинным Иисусом, не сделавшим никакого зла и между тем обнаружившим и в словах, и делах, необычайную, благотворную силу, но эта скорбь увеличивалась еще горечью обманутых ожиданий: мы же надеяхомся, яко Сей есть хотя избавити Израиля, но и над всеми сими, третий сей день есть днесь, отнелиже сия быша. Надежда на открытие славного земного Царства Мессии, которую еммаусские путники разделяли со многими своими соотечественниками (Мф. 20, 21; Деян. 1, 6), исчезла при виде крестной смерти Иисуса Христа и казалась навсегда и безвозвратно погребенной вместе с Голгофским Страдальцем, и между тем к удивлению в этот третий день произошло при гробе нечто чудное, требующее дальнейших разъяснений: жены некия от нас ужасиша ны, – продолжали путники, – бывшия рано у гроба, и не обретше телесе Его, приидоша глаголюще, яко и явление Ангел видеша, иже глаголют Его жива. И идоша нецыи от нас ко гробу и обретоша тако, якоже и жены реша, Самого же не видеша. В бесхитростном рассказе своем путники не умолчали и о том, что служило к обвинению их самих в малодушии и маловерии. Почему бы не дать больше веры свидетельству святых мироносиц, особенно если оно подтверждено еще другим несомненным свидетельством? Зачем не обратиться к писаниям пророков для разъяснения мрачных мыслей и тревожных чувств? Для чего спешить из Иерусалима, унося тяжелый камень на сердце? Но, читая в сердцах еммаусских путников, Всеведущий зрел, что ученики недуговали не тем упорным и ожесточенным неверием, в котором люди, имея очи, не видят, имея уши, не слышат, и сердцем отказываются уразуметь и обратиться (Ис. 6, 9, 10): они были окружены лишь мглой сомнения и недоумений, которая могла рассеяться от одного луча Солнца правды (Мал. 4, 2); они лишь медлили веровать, не спешили привести себе на память, собрать воедино и согласовать с событиями те предсказания, которые рассеяны по всему Писанию; они нуждались в руководителе, который устранил бы сомнения их и привел к истине. И этот Руководитель – Сам Господь – теперь с ними! О, несмысленная и косная сердцем, еже веровати о всех, яже глаголаша пророцы, – так начал свою речь Незнакомец: Он видел, что собеседники Его заслуживая упрек, который мог возбудить их мысль и чувство, – не сия ли подобаше пострадати Христу и внити в славу Свою? Дивный Спутник, продолжая путь, стал изъяснять им все, сказанное о Христе в Писании; показал, как еще закон Моисея в образных учреждениях представлял именно страждущего и прославляемого Мессию; напомнил, как последующие пророки развили и дополнили прежние откровения новыми, более ясными чертами. Чудный Странник говорил так, что слова Его проливали истинную отраду и сладостное утешение в измученные души слушателей: сердца их, согреваемые огнем благодати, горели и трепетали от радостного восторга. Еммаусские путники слушали и не могли довольно наслушаться. После сего, и пророчества, и самые события, разъясненные Спутником, представились им в истинном свете. Дивный Собеседник ясно показывал в Себе нечто необычайное, но глаза их по-прежнему были удержаны (Лк. 24, 16) – и они не могли узнать Господа.

Путники приблизились к Еммаусу. Чудный Незнакомец, прощаясь, сделал вид, что хочет идти дальше. Но Лука и Клеопа, чувствуя какое-то тайное, непреодолимое влечение к Собеседнику, стали усиленно просить Его остановиться на ночь в этом селении, и, удерживая Его, говорили: облязи с нама, яко к вечеру есть и приклонился есть день. Тяжело было им расстаться с человеком, который дорогой говорил так поучительно и выказал в себе такое глубокое знание всего, относящегося к предмету их тайных дум. Они ожидали, что, быть может, на ночлеге Незнакомец скажет об Иисусе много такого, чего не успел высказать дорогой. Видя возрождающуюся веру учеников, Господь остался с ними для того, чтобы докончить уверение их в радостной истине Воскресения.

Вошли в дом, возлегли за столом, для вечери предложен был путникам хлеб. По обычаю, старший между собеседниками произносил благословение над хлебом, преломлял и подавал соучастникам вечери. Следуя этому обычаю, Незнакомец взял хлеб, благословил, преломил и подал ученикам – так, как делал Иисус. Лука и Клеопа пристально взглянули на своего Собеседника: голос, вид, движения – Иисуса! И эти руки, на которых видны глубокие язвы – Иисуса! Глаза у них открылись, и они узнали Господа. Но Воскресший, утвердив в сердцах их веру и духовным прозрением, и чувственным видением, мгновенно сделался невидим.

Ученики остались одни и в радостном восторге стали припоминать все обстоятельства явления Господа: как Он подошел к ним на пути, как говорил и изъяснял Писание, как внутреннее чувство давало им понять, что это был не простой Спутник: не сердце, ли наше горя бе в нас, – говорили ученики друг другу, – егда глаголаше нама на пути и егда сказоваше нама Писания? Все это было так чудно и многозначительно, что они решились как можно скорее, поделиться своей радостью с другими апостолами и, тотчас же встав, спешно пошли в Иерусалим.

Был уже поздний вечер, когда Лука и Клеопа возвратились в Иерусалим. Радостная весть о Воскресении Учителя в течение дня сделалась известной каждому из учеников. Апостолы, кроме одного, а также и прочие верующие, собрались в той самой горнице, в которой, по вознесении Господа на небо, пребывали единодушно в молитве и молении в ожидании сошествия Утешителя – Духа Святаго (Деян. 1, 13, 14). Сюда пришли еммаусские путники и были встречены уверением, что Господь истинно воскрес и явился Петру. Петр присутствовал в собрании и мог сам свидетельствовать о себе. Общая радость еще более увеличилась, когда Лука и Клеопа рассказали о происшедшем на пути и как Господь был узнан ими в преломлении хлеба.

 

Пятое

Лк. 24, 36–48; Ин. 30, 19–23

Святое собрание благоговейно внимало повествованию еммаусских путников: все это было так чудно, и вместе с тем так радостно. Памятно было обещание Господа, высказанное в прощальной беседе: паки узрю вы и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возмет от вас (Ин. 16, 22). И вот наступило это вожделенное время. Христос, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «возбудив в них желание видеть Его тем, что они уже знали о Воскресении Его, в тот же день, по наступлении вечера, когда они горели желанием видеть Его и были одержимы страхом (от чего еще более усиливалось их желание), предстал пред ними, и притом чудесным образом». Он поспешил явиться в самый день Воскресения, чтобы «положить основание святому дню Господнему, в замену ветхозаветной субботы, которой настал конец» (святитель Иоанн Златоуст).

Из опасения внезапного нападения иудеев, возбужденных удивительными слухами, распространившимися по городу, двери дома, где находились апостолы, были крепко заперты. И вдруг Сам Господь стал посреди их и, упокоивая мятущиеся мысли их, преподал им мир Божий, превосходяй всяк ум (Флп. 4, 7): мир вам! Это приветствие, бывшее в употреблении у иудеев (1 Цар. 25, 6), имело теперь в устах Господа особый знаменательный смысл. Хотя Он уже в прощальной беседе преподал Своим ученикам истинный мир, не такой, какой дает мир (Ин. 14, 27), но в последние дни разные обстоятельства привели апостолов и прочих верующих в крайнее беспокойство и смущение. Скорбь о потери Учителя, чувство беспомощного одиночества, страх от иудеев, недоумения и сомнения относительно Учителя, все это лежало тяжелым бременем на душах их. Внезапное явление Воскресшего, прошедшего сквозь затворенные двери, еще более увеличило общее беспокойство: присутствующие подумали, что перед ними дух. Сердцеведец читал мысли их, видел и в наружных движениях испуг, и присоединил к преподанному миру еще слова ободрения и уверения: что смущени есте и почто помышления входят в сердца ваша? Видите руце Мои и нозе Мои то сам Аз есмь: осяжите Мя и видите, яко дух плоти и кости не имать, якоже Мене видите имуща. Сказав это, Он показал им руки, ноги и ребра Свои, где ясно видны были страшные язвы. Ученики обрадовались, увидев Господа, но самая радость их была так велика, что они боялись отдаться ей во всей полноте. Когда прошел первый восторг, опять появились в душах их тени неверия и сомнения. И можно ли удивляться этому, или даже осуждать тех, кого Христос не осудил? «Ученики увидели дело дивное и необычайное, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – увидели воскресшим Перворожденного из мертвых, а такие величайшие чудеса обыкновенно сначала поражают, пока со временем не утвердятся в душах верующих».

С премудрой постепенностью Господь привел будущих провозвестников основной истины христианства (1 Кор. 15, 14) к совершенной вере. Желая уверить их в истинном и действительном Воскресении, Он спросил: имате ли что снедно зде? Вас «не убеждают ни ребра, ни раны, – как бы так Он говорил, – пусть же, по крайней мере, убедит трапеза». Подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда, и, взяв, ел пред ними, т. е. по объяснению святых отцов, «вкушал пищу, не имея Сам в ней нужды и потребляя едомое некоторой Божественной силой, с той целью, чтобы исправить немощь учеников». Иного, более наглядного и решительного доказательства нельзя было представить для убеждения учеников в том, что перед ними теперь не призрак, а действительно воскресшей Господь в Своем теле, которое висело на кресте и было погребено.

Для окончательного успокоения учеников Иисус Христос указал им на то, что все совершившееся произошло так, как и должно было произойти по плану Божественного домостроительства, от вечности предопределенному. Он напомнил им, что страдания и крестная смерть Его многократно были предсказаны Им самим со всей ясностью (Мф. 16, 21; 17, 22–23; 20, 18–19) и должны были последовать, как завершение всего написанного о Нем в книгах Ветхого Завета: сия суть словеса, яже глаголах к вам еще сый с вами, яко подобает скончатися всем написанным в законе Моисеове и пророцех и псалмех о Мне. Прежде, когда Господь на пути в Иерусалим предупреждал учеников о Своих страданиях, смерти и Воскресении, тии ничесоже от сих разумеша, и бе глагол сей сокровен от них и не разумеваху глаголемых (Лк. 18, 34), то теперь воскресший Господь, приготовляя проповедников Евангелия для всего мира и как бы предваряя совершительное действие Святаго Духа (Ин. 14, 26), отверз им ум к уразумению Писаний. Ученики Христовы силой благодати были приведены в такое состояние умственного озарения, что могли припомнить все забытое и уразуметь все неясное в Писании о Христе и совершенном Им искуплении. Тако писано есть, – продолжал Господь, – и тако подобаше пострадати Христу, и воскреснути от мертвых в третий день, и проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима. Вы же есте свидетелие сим. Ученики Христовы, постоянно сопутствуя своему Учителю, видели и слышали то, что желали видеть и слышать пророки и праведники Ветхого Завета – и не видели, и не слышали (Мф. 13, 17), Впоследствии апостолы указывали на это свидетельство самовидцев, как на несомненное доказательство истины (1 Ин. 1, 1).

Среди беседы Воскресшего с учениками настала священнейшая минута, когда Посланник Отца Небесного (Евр. 3, 1), Архиерей Великий, прошедший небеса (4, 14), зная скорое отшествие Свое к Отцу, передал дело Своего служения спасению людей продолжателям Его – святым апостолам. Мир вам! – сказал Господь еще раз, – якоже посла Мя Отец и Аз посылаю вы, – и, дунув на них, присовокупил: – приимите Дух Свят, имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся. Вот та власть ключей Царства Небесного, которую Спаситель обетовал в лице Петра всем апостолам и их преемникам (Мф. 16, 19). Таинственное дуновение не только служило видимым знаком сообщения Святаго Духа и посвящения в дело служения, но также имело глубокий смысл восстановления в человеке образа Божия, помраченного грехом. По мысли святителя Кирилла Иерусалимского, «это вторичное дуновение, потому что первоначальное не было уже действенно, по причине произвольных грехов». «Дух – естество Божественное, неизреченное, из неизреченных уст явившееся, неизреченно через дуновение сообщено человеку и в телесном образе опять Им через дуновение восстановлено, ибо, – продолжает святитель Василий Великий, – надлежало согласоваться между собою первоначальному обновлению и нынешнему возобновлению». Христос «запечатлел, дунув, как не иный с Вдунувшим жизнь вначале (Быт. 2, 7), но Тот же самый» (святитель Василий Великий). Прияв Духа Святаго – теперь предначинательно и вскоре потом совершительно, ученики должны были выйти на проповедь Евангелия во всеоружии духовной власти, с полномочием вязать и решить совесть людей, для того чтобы, заглаждая источную причину распрей и вражды – грехи, и восстановляя в душах образ Божий, поселять между людьми тот мир, который Господь принес на землю (Еф. 2, 14–18; Кол. 1, 20–22) и теперь преподал им как необходимое напутствие.

Явление Господа послужило к совершенному уверению апостолов в истине Воскресения а заключительные слова беседы указали им на предстоящее им служение. Впрочем, по намерению Господа, это служение должно было начаться не вдруг, а после того, как святые апостолы будут окончательно приготовлены к делу проповеди еще другими явлениями и беседами о Царствии Божием в течение сорока дней (Деян. 1, 3) и облекутся силою свыше сошествием Утешителя – Духа Святаго (Лк. 24, 49).

 

Шестое

Ин. 20, 24–31

День Воскресения окончился уверением в радостном событии апостолов и с ними других верующих, бывших в собрании. Но один апостол – Фома, иначе называемый Близнецом (Ин. 11, 16; 20, 24; 21, 2), не присутствовал в этом собрании и не видел Господа. Неизвестно, что было причиной отсутствия его, но то несомненно, что все совершилось, по выражению церковной песни, «смотрительно», т. е. по устроению Промысла Божия, приготовлявшего новое, неотразимое по силе убеждения, доказательство истины Воскресения. Отличаясь стремительностью чувства (11, 16) и крайней пытливостью ума (14, 5), этот ученик в сонме апостолов был наиболее склонен к сомнению в том, в чем еще не убедился собственным опытом. События последних дней, расстроившие все мечты о земном Царстве Мессии (ср. Лк. 24, 21), а также удивительные вести, распространившиеся в св. обществе учеников, побудили его – не спешить и искать самого прочного, непоколебимого, личного удостоверения в Воскресении Господа. Когда другие апостолы, желая поделиться с ним своей радостью, сказали: видехом Господа, он отвечал: еще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя, и вложу перста моего в язвы гвоздинныя, и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры. Это неверие, стремившееся к несомненной, твердой и непоколебимой вере, было, по изъяснению церковных песней, «неверие доброе»: оно порождало веру и, уверив всех, утверждало в ней. А так как, по словам святителя Иоанна Златоуста, «Фома искал себе большего удостоверения, то Христос не отказал ему в этом», и явился не тотчас, а спустя восемь дней для того, чтобы «Фома, внимая в течение этого времени убеждениям учеников и слыша одно и то же, воспламенился большим желанием и сделался более твердым в вере на будущее время».

После восьми дней в том же доме опять было собрание учеников, в котором присутствовал Фома. Как и прежде из опасения иудеев, двери были заперты. Пришел Иисус, стал посреди и сказал: мир вам! Всеведущий знал душевный недуг Фомы, видел также искреннее стремление его к истине, а посему, наказав малое неверие кратким лишением радости, позволил ему, по замечанию святителя Филарета Московского, «собственными, так сказать, руками взять радость Воскресения из живоносных ран воскресшего тела». Принеси перст твой семо и виждь руце Мои, – сказал Господь недугующему неверием апостолу, вполне согласно с желанием, выраженным им, – принеси руку твою и вложи в ребра Моя, и не буди неверен, но верен. «Тело столь тонкое и легкое, что вошло сквозь затворенные двери, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, – очевидно, чуждо было всякой дебелости, но Христос показывает его таким для того, чтобы уверить в Воскресении и научить, что именно был распят и не другой воскрес вместо Его». Фома осязает Воскресшего «десницею любопытною», и это не простое, только внешнее осязание, но живое прикосновение «к открытым, так сказать, устиям внутреннего источника жизни» (святитель Филарет Московский), воскрешает в жизнь веры полуумерщвленного неверием апостола. Господь мой и Бог мой! – воскликнул Фома в радостном восторге. Отвечая ему, Господь в поучение всем родам и векам высказал закон нравственного Царства Божия, по которому «чем очевиднее знамение, тем менее достоинство веры» (святитель Иоанн Златоуст), и, не одобряя в верующих искания очевидных, удостоверяющих доказательств, дал преимущество вере, которая их не требует: яко видев Мя веровал еси: блажени не видевшии, и веровавше. В лике апостольском был один ученик, которому уже принадлежала полнота веры: это апостол Иоанн. Вошедши в гроб, он увидел отсутствие тела Христова и лежащие пелены, и тотчас в глубине любящего сердца ощутил, что жив Возлюбленный (Ин. 20, 8). «Кажется, можно видеть, – говорит святитель Филарет Московский, – как Господь взором укорения взирает на Фому и глаголет: видев Мя веровал еси, потом обращает взор одобрения на Иоанна, и хотя не открыто к его имени, но тем не менее внятно к его сердцу продолжает: – блажени не видевшии, и веровавше». Прочие апостолы заслужив, еще прежде упрек Господа в неверии и жестокосердии (Мк. 16, 14), также утвердились в вере видением Воскресшего (Лк. 24, 30–48), а посему слово, сказанное Фоме, косвенно относилось и к ним, относится и ко всем, ищущим наглядных и очевидных знамений веры.

Повествование об этом явлении Господа святой евангелист заключает общим замечанием о делах Христовых во время земной жизни Его: многа же и ина знамения сотвори Иисус пред ученики Своими, яже не суть писана в книгах сих. Сия же писана быша, да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий, и да верующе, живот имате во имя Его.

 

Седьмое

Ин. 21, 1—24

Впрощальной беседе с учениками накануне дня страдания и смерти, между другими утешительными обетованиями, Господь предупреждал что по Воскресении Своем опять увидит их в Галилее (Мф. 26, 32), а в самый день Воскресения Ангел, обращаясь к святым мироносицам с радостной вестью, послал их сказать апостолам, что Воскресший предварит их в Галилее (28, 7). В этой стране Божественный Учитель провел тридцать лет Своей жизни до явления миру, а также – почти все время Своего открытого служения; там Он совершил большую часть Своих поразительных чудес, там произнес большую часть Своих бесед и притчей, там из местных жителей, простых и добрых сердцем, избрал сначала двенадцать и потом семьдесят учеников, там нашел большую часть Своих последователей. Города и селения Галилеи, равнины, горы и озеро Геннисаретское служили местом проповеди Его. Воскресший желал явить знамения Своего Воскресения также и в этой стране, сначала малому числу ближайших учеников, а потом – множеству верующих.

Праздничные дни кончились, и дальнейшее пребывание учеников в Иерусалиме могло бы привлечь внимание врагов Христовых. Апостолы не имели еще ни полномочия от Господа, ни дерзновения выступить свидетелями Воскресения Его, а посему в ожидании будущих указаний своего Учителя, решились возвратиться на родину. Уверенность, что Господь и Учитель их жив, хотя и не пребывает и не ходит с ними, как прежде, служила для них, после всего испытанного, радостным ободрением в настоящем и надежным залогом исполнения обетований Его в будущем. Если теперь Петр, Иаков и Иоанн могли припомнить и передать другим обстоятельства славного Преображения Господня (Мф. 17, 9), то без сомнения, это событие представлялось им, в связи с последующими новым подтверждением и объяснением Божества Христова. Апостолы уносили на родину в сердцах своих веру, хотя не вполне еще чуждую мечтательных ожиданий (Деян. 1, 6), но более чистую и более твердую, которую вскоре просветительное действие Святаго Духа очистило от всяких земных примесей и возвело в полноту совершенства. Вскоре по возвращении в Галилею Петр, Фома, называемый Близнецом, Нафанаил из Каны Галилейской, Иаков и Иоанн, сыны Зеведеевы, и еще двое других учеников пришли на берега Геннисарет скаго озера, памятного многократными посещениями Господа. До призвания своего к апостольству они занимались рыболовством (Мф. 4, 18, 21; Мк. 1, 16, 19; Лк. 5, 5, 10) и любили свое занятие, которое, по всей вероятности, служило для них главным источником пропитания. Хотя, оставив, по слову Господа (Мф. 4, 19), сети и другие принадлежности рыболовства, они следовали за Ним по городам и селениям, приготовляясь быть ловцами человеков, но теперь, ввиду Геннисаретскаго озера, невольно обратились к прежним привычкам. Петр сказал апостолам: иду рыбы ловити. – Идем и мы с тобою, – отвечали ему. Все они пошли, сели в лодку и, отплыв от берега, целую ночь трудились, закидывая сети в разных местах, и ничего не поймали.

Когда настало утро и утомленные труженики хотели прекратить бесплодную работу, вдруг они увидели на берегу человека. Это был Иисус, но, по всей вероятности, в ином образе, как и при других явлениях (Мк. 16, 12), и ученики не узнали Его. Он, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «не тотчас обнаруживает Себя, а сначала вступает в разговор совершенно по-человечески, как бы намереваясь что-нибудь купить у них». Дети, еда что снедно имате? – спросил Незнакомец. Ни! – отвечали Ему ученики. Тогда Незнакомец уверенным голосом человека, знающего дело, сказал им: вверзите мрежу одесную страну корабля и обрящете. Лишь только они сделали это, сеть наполнилась множеством рыбы – до того, что невозможно было вытащить ее. При виде этой чудной ловитвы, после безуспешной ночной, ученики могли припомнить другую подобную, обильную ловлю рыбы, и также после ночи, проведенной в бесплодных усилиях (Лк. 5, 5, 6). Сам Господь сравнивал Царство Свое с неводом, закинутым в море (Мф. 13, 47), а посему та и другая ловля служила для апостолов образом многоплодной деятельности их, – одна при начале апостольства их, а другая при предстоящем исшествии их на всемирную проповедь. Иоанн, возлюбленный ученик Господа, любящим сердцем первый ощутил присутствие Учителя, и, взглянув на берег, сказал Петру: Господь есть. Как только Петр и Иоанн узнали Господа, тотчас же обнаружили свои особенности, по выражению святого отца, «тот был пламеннее, а этот возвышеннее; тот стремительнее, а этот проницательнее; Иоанн первый узнал Иисуса, а Петр первый пошел к Нему», – опоясался по чреслам одеждой (ибо был наг), бросился в море и приплыл к берегу. Лодка была недалеко от берега, в расстоянии около 200 локтей. Ученики, оставшиеся в ней, вместе с Иоанном, заметили, что лов удачен, и поплыли к берегу, таща за собой сеть, наполненную рыбой.

Между тем Господь, уже узнанный двумя апостолами, стоял на берегу. Ученики, по выходе из лодки, увидели разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб. Они смутно догадывались, что Незнакомец не простой человек, случайно лишь появившийся на берегу, но эта догадка тотчас же перешла в полную уверенность, что перед ними – Сам Воскресший. Принесите от рыб, яже ясте ныне, – сказал Господь, побуждая их, так сказать, осязать совершившееся чудо и вдуматься в него. Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три. Обильный улов, после безуспешных трудов в течение целой ночи, привел учеников в изумление, еще более увеличившееся тем обстоятельством, что, при таком множестве рыбы, сеть не прорвалась. Господь, утвердив чудом веру учеников, пригласил их к соучастию в трапезе: приидите, обедуйте. Теперь все узнали своего Учителя и никто не смел спросить Его: Ты кто еси? – потому что все были уверены, что это Господь. При этом явлении Воскресшего они, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, «уже не имели своей обычной смелости, не дерзали, как прежде, и не обращались к Нему с речью, но в молчании, с великим страхом и благоговением сидели и смотрели на Него».

Апостолы, следуя зову Господа, расположились вокруг разведенного огня. Тогда Иисус Христос подошел к ним, взял хлеб, разломил и подал им; разделил также и рыбу. Этот разведенный огонь не напоминал ли Петру тот огонь, около которого он трижды отрекся от Христа (Ин. 18, 18)? Думал ли падший по самонадеянности апостол, что теперь настает время окончательного восстановления его в апостольство? Во время трапезы Господь спросил Петра: Симоне Ионин, любиши ли Мя паче сих? Словами: паче сих ясно указывалось на горделивое уверение его, кончившееся падением: аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогдаже соблажнюся (Мф. 26, 33).

Признав свой грех и оплакав его тотчас по падении горькими слезами, апостол уже не дерзнул ставить свою любовь выше любви других учеников, не осмелился даже сравнивать с ней, а просто и смиренно отвечал: ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя. И на это смиренное исповедание Господь изрек апостолу: паси агнцы Моя, – «агнцами, – по изъяснению святителя Василия Великого, – назвал новорожденных в вере». После краткого молчания, Господь спросил его в другой раз: Симоне Ионин, любиши ли Мя? – Ей, Господи, – отвечал апостол, – Ты веси, яко люблю Тя. – Паси овцы Моя, – рек ему Господь, поручая не только вскормление духовной пищей еще слабых и не утвердившихся в вере новорожденных членов Церкви, но и пасение всего стада, всех членов Церкви, в совершенном духовном возрасте, которых и прежде неоднократно Господь уподоблял овцам стада (Мф. 18, 12–14; Ин. 10, 1–14). Третий вопрос Господа: Симоне Ионин, любиши ли Мя? – опечалил Петра; он подумал, что Господь сомневается в искренности любви его, а посему, ссылаясь на всеведение Его, снова и с особенной силой засвидетельствовал о своей любви: Господи, Ты вся веси: Ты веси, яко люблю Тя. – Паси овцы Моя, – опять сказал Господь, окончательно восстановляя падшего в апостольском чине. «Троекратным удостоверением о любви ко Христу, – по выражению святителя Филарета Московского, – заглаждалось троекратное отречение от Христа: это была кроткая епитимия покаявшемуся и разрешаемому Петру». После того, как Воскресший, хотя и не вполне открыто для других учеников, но совершенно вразумительно для самого Петра, загладил грех малодушного отречения его новым торжественным исповеданием и уверением любви к Себе, совесть апостола могла окончательно успокоиться.

По восстановлении Петра в апостольстве Господь открыл ему также и то, что ожидает его в конце апостольского подвига. Аминь, аминь глаголю тебе: егда был еси юн, поясался еси сам и ходил еси, аможе хотел еси; егда же состареешися, воздежеши руце твои, и ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши. Святой евангелист замечает, что этой иносказательной речью Господь давал разуметь, коею смертию Петр прославит Бога (Ин. 21, 19). Насильственная мученическая смерть застигнет его в те годы, когда со старцем, ослабевшим под бременем лет, делают что хотят. (Мученическая смерть постигла апостола Петра в Риме, во время гонения Нерона в 67 году от Р. Х. Он был распят на кресте головою вниз.) Старческая слабость, для большей наглядности, представлена в противоположности с деятельностью человека молодого, крепкого силами, который идет куда хочет и делает, что хочет. Эти живописные образы, взятые прямо из жизни, были вполне понятны ученикам. Иди по Мне, – присовокупил Господь, как бы возобновляя для апостола то призвание (Мф. 4, 19), от которого он уклонился своим отречением. Это приглашение к последованию было уже последним, решительным словом восстановления Петра в апостольском достоинстве.

Петр встал и последовал за Господом, выражая в этом видимом действии свое твердое намерение идти за Учителем, хотя бы и на такую же смерть, какую Он Сам претерпел. Но, обратясь, апостол увидел, что и другой ученик, влекомый любовью к Учителю, Иоанн, идет за ним. Заботясь и о судьбе этого ученика, Петр дерзнул спросить Господа: Господи, сей же что? – т. е. что ожидает его в будущем? «не пойдет ли и он одним с нами путем?» Такая бесцельная и совершенно излишняя пытливость, желавшая проникнуть в сокровенные судьбы Божии, была и Господу неугодна, и для самого Петра бесполезна. На неуместный вопрос последовал ответ, внушавший апостолу ограничить свое любопытство лишь тем, что ему уже открыто, Господь сказал: аще хощу, да той пребывает, дондеже прииду, что к тебе? ты по Мне гряди, – «тебе поручено дело, заботься о нем, совершай его, терпи и подвизайся» (святитель Иоанн Златоуст); что же касается Иоанна, то «если бы Я захотел, чтобы ученик тот оставался жив всегда, даже до Второго пришествия Моего, что тебе до того? Ты следуй за Мной по пути страданий и смерти, а у него может быть и другой путь». Когда эти слова, сказанные Господом условно, впоследствии сделались известными между верующими, то некоторые поняли их в прямом смысле и думали, что ученик тот совсем не умрет. Долгая жизнь Иоанна могла служить некоторым подтверждением такого предположения, но сам евангелист, уже в преклонных годах, нашел нужным опровергнуть молву, возникшую по недоразумению (Ин. 21, 23).

 

Восьмое и девятое

Мф. 28, 16–20; 1 Кор. 15, 6–7

За частными явлениями Воскресшего святым женам и апостолам последовало торжественное явление большому собранию верующих, о котором Он Сам предсказывал ученикам еще до Своей смерти (Мф. 26, 82). На это явление Ангел указывал мироносицам, внушая им возвестить ученикам, что окончательное удостоверение в Воскресении Христовом они получат в Галилее (28, 7). До сего времени видели Воскресшего лишь ближайшие ученики Его и несколько благочестивых жен: ни семьдесят учеников, ни другие верующие еще не лицезрели своего Учителя и довольствовались свидетельством самовидцев. Чтобы удовлетворить общему желанию верующих и не оставить ни малейшего предлога к неверию для нетвердых в вере, Воскресший избрал местом явления одну галилейскую гору, куда повелел идти одиннадцати ученикам (28, 16). В Галилее Господь совершил большую часть чудес и там же, во время Своего открытого служения, почти постоянно проповедовал Свое учение, приходя в Иудею и Иерусалим лишь на великие праздники, а посему в Галилее было верующих в Него более, чем где-либо, более таких, которые видели Господа, говорили с Ним, ходили с Ним или даже на себе испытали Его чудодейственную силу. Из числа самовидцев Господа на указанную гору собралось более пятисот, в ожидании явления Воскресшего.

Господь явился не только для уверения множества Своих последователей, но и для того, чтобы на месте Своей проповеди дать святым апостолам полномочие на всемирную проповедь, положить таинственное «основание» Своей Церкви заповедью о крещении и укрепить верующих обетованием Своего вечного сопребывания. Для апостолов, видевших Воскресшего и собравшихся на гору по повелению Его, явление Его не было неожиданным, а посему они поклонились Явившемуся, но в большом числе пришедших сюда галилеян нашлись и такие, которые при необычайном видении Того, Кого не считали уже между живыми, усомнились. Впрочем, вскоре это мимолетное сомнение уступило место живому, твердому убеждению в великой истине, так что святой апостол Павел, перечисляя свидетелей явления Воскресшего, указывает и на пятьсот братий, из которых в то время большая часть была еще в живых, а некоторые уже почили (1 Кор. 15, 6).

Приблизившись к святым апостолам, Воскресший в немногих словах, исполненных поразительного величия, указал им на великое назначение их, как проповедников Евангелия и строителей таин Божиих (1 Кор. 4, 1): дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли, шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам: и се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века, аминь. Выражением: дадеся Господь указывает, с одной стороны, на вечное Сыновство Свое, а с другой – на восприятое Им человеческое естество (кроме греха): «поелику Он Сын, – замечает святитель Афанасий Александрийский, – то от Отца имеет все, что имел у Себя вечно и что именует Себя приявшим» и, по Божеству Своему всегда имея всякую власть на небе и на земле, Он по Воскресении называет Себя получившим такую же власть и по человечеству. Как Искупитель, принесший Себя в умилостивительную жертву за грехи всего мира (1 Ин. 2, 2), Он уже не ограничивает проповедь Евангелия тесными пределами Иудеи или Галилеи, но повелевает апостолам идти и научить все народы, запечатлевая веру их Таинственным крещением, без которого невозможно внити в Царствие Боже (Ин. 3, 5), наставляя соблюдать заповеди Его во свидетельство истинной, живой веры (14, 21, 23; Иак. 2, 14; 1 Ин. 3, 18). При исполнении этого святого дела среди языческого, враждебного мира апостолам угрожали опасности всякого рода и мученическая смерть, а посему Господь ободряет их обетованием Своей благодатной помощи, и притом не на краткое только время, но до скончания века. Так как, замечает блаженный Феофилакт, «апостолы имели жить не до кончины века», то и должно заключить, «что обещание Господа быть с ними относится не к ним одним но и ко всем вообще ученикам Его, т. е. ко всем верующим в Него и хранящим заповеди».

Апостолы, по заповеди своего Учителя, вскоре выступив на всемирную проповедь, испытали непобедимую силу обетованного им благодатного сопребывания Его. Он Сам, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «предшествуя им, уничтожал препятствия, Сам уравнивал все и делал трудное легким. Прежде все дышало войной, все было исполнено утесов и пропастей, и негде было ни поставить ноги, ни остановиться, все пристани были закрыты, все домы заперты, уши всех заграждены, но как скоро апостолы вышли и стали проповедовать, то разрушили все преграды врагов, так что слушатели отдавали души свои и подвергались бесчисленным опасностям за проповеданное». Просвещенные Святым Духом, неученые и простые рыбари заградили уста философам и как бы на крыльях обтекли всю вселенную, посевая в ней слово благочестия, исторгая терния, истребляя древние обычаи и повсюду насаждая законы Христовы. Ни малая численность ни простота их, ни строгость (возвещаемых ими) повелений, ни привязанность всего рода человеческого к древним обычаям, не могли служить для них препятствием, но все это устранила предшествовавшая им благодать Божия, так что они все делали легко, самыми препятствиями возбуждаясь к большей ревности.

Торжественное явление Воскресшего одиннадцати апостолам и великому собору верующих оставило глубокое впечатление во всех свидетелях. По рассеянии учеников Господа на проповедь Евангелия в разные страны света эти многочисленные свидетели, без сомнения, весьма много могли содействовать распространению и утверждению христианства на Самом месте Христовой проповеди. Все они были известны первенствующей Церкви, так что апостол Павел, ссылаясь на них как на очевидцев, знал, что одни из них живы, а другие уже почили (1 Кор. 15, 6).

После этого явления Иисус Христос явился также апостолу Иакову, по мнению святителя Иоан на Златоуста, брату Господню, которого, по преданию, «Он Сам рукоположил и поставил первым епископом в Иерусалиме».

Так, в продолжение сорока дней, от дня Воскресения до дня вознесения на небо, Господь являлся свидетелем, преднареченным от Бога, особенно же апостолам, пред которыми постави Себе жива по страдании Своем, во мнозех истинных знамениих, глаголя им яже о Царствии Божии, повелевая проповедати людем и засвидетельствовати, яко Той есть нареченный от Бога Искупитель, Судия живым и мертвым (Деян. 1, 3, 10, 41–42).

 

Вознесение

Мк. 16, 15–20; Лк. 24, 49–53; Деян. 1, 4–12

Наступил сороковой день по Воскресении Господа. Апостолы опять собрались в Иерусалим. Приближалось время исполнения обетований, данных ученикам Господом накануне дня страдания и смерти (Ин. 14, 16, 17, 26; 15, 26). Апостолы, прежде исшествия на всемирную проповедь, должны были принять совершительное действие Святаго Духа Утешителя. В явлении этого Божественного Утешителя они могли найти для себя замену своего Учителя (14, 26), утешение в разлуке с Ним (16, 7), освящение на великое служение Церкви (Еф. 4, 11–13), окончательное просвещение Богооткровенной истиной (Ин. 15, 26) и наконец ту силу свыше (Лк. 24, 49), которая была необходима для преодоления всех трудностей и препятствий, предстоявших им в деле проповеди. Господь сказал им: от Иерусалима не отлучатися, но ждати обетования Отча, еже слышасте от Мене. – И се Аз послю обетование Отца Моего на вы, вы же седите во граде Иерусалимсте, дондеже облечетеся силою свыше, – яко Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым не по мнозех сих днех.

Но эти торжественные слова Господа о сошествии Святаго Духа через несколько дней и повеление не отлучаться из Иерусалима до облечения силою свыше, возбудили прежние чаяния и надежды, так что даже в эти последние часы видимого пребывания на земле Спасителя ученики Его не могли освободиться от тех честолюбивых расчетов, которые, составляя отголосок общих народных ожиданий чувственного Царства Мессии, проявлялись иногда в избраннейших учениках (Мк. 10, 37). Господи, аще в лето сие, – спрашивали они, – устрояеши Царствие Израилево? – оставляя просветительному действию Святаго Духа очистить и возвысить умы и сердца, еще тяготевшие к земле, Господь заповедал апостолам, всецело предавшись воле Отца Небесного, исполнить, при помощи благодати Святаго Духа, дело Евангельской проповеди, не только в Иудее и Самарии, но даже до края земли. Вводя мечтательные мысли в пределы, поставленные высшей Божественной волей, Господь отвечал им: несть ваше разумети времени и лета, яже Отец положи во Своей власти, но приимите силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетели во Иерусалиме же, и во всей Иудеи и Самарии, и даже до последних земли. Изрекая заключительные наставления, Господь опять дал апостолам полномочие на великое дело всемирной проповеди и в ободрение и утешение будущих проповедников указал на чудную, присущую вере силу, которая будет содействовать распространению и утверждению Евангелия: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари: иже веру имет и крестится, спасен будет, а иже не имет веры, осужден будет. Знамения же веровавшим сия последуют: именем Моим бесы ижденут, языки возглаголют новы, змия возмут, аще и что смертно испиют, не вредит их, на недужныя руки возложат и здрави будут.

Господь сказал все, что было нужно для утешения учеников в предстоящей разлуки с Ними. Но к утешительным словам Он присоединил не менее утешительное действие, наглядно, ощутительно для очей их показавшее, что отшествие Его от них есть славное восхождение к Отцу Небесному, возвещенное апостолам еще в самый день Воскресения (Ин. 20, 17). Без сомнения, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «Он мог вознестись невидимо, но как свидетелями Своего Воскресения Он имел очевидцев апостолов, то сделал их же очевидцами и Своего вознесения» для того, чтобы еще более утвердить их веру.

После беседы с учениками Господь вывел апостолов из Иерусалима на гору Елеонскую, до Вифании, и, подняв руки Свои, благословил их тем благословением, которое мог преподать Сам Искупитель: оно почило не на одних апостолах, но перешло на преемников их, действовало и будет действовать и во всех верующих – в роды родов, до скончания века. И когда благословлял их, поднялся в глазах их, стал отдаляться от них и возноситься на небо, «не при помощи кого-нибудь, ведшего Его, но, – по замечанию святителя Иоанна Златоуста, – Сам шел этим путем». Он восходил выше и выше, и облако скрыло Его из вида их. Этот новый образ отшествия, когда Господь не просто удалился или сделался невидимыми, а, восходя превыше облаков, престал быть видим по причине безмерной высоты, показался свидетелям вознесения необычайным. Они поклонились возносившемуся Господу – и не могли отвести очей от чудного зрелища. Здесь же присутствовала и Пресвятая Дева Богоматерь, Которую церковные песнопения представляют свидетельницей вознесения Господня: как Мать, Она во время страданий Сына болезновала более всех а теперь Ей более всех «подобало, при виде славы плоти Его, насладиться преимущественною радостию». Взирая вместе с апостолами на восходящего на небо Сына и Господа Своего и постигая совершение всего чудного, что хранилось в сердце Ее о Сыне Ее (Лк. 2, 19, 51), Она «возвеличила» Его не только любовью, но и верой в Божество Его.

Это отшествие Господа на небо было, само по себе, вожделенным и радостным окончанием земного дела Его. Но какое лишение должно было ощутить святое общество присных Христу, и в себе и вокруг себя, по удалении на небо Учителя! в утешение им Господь послал к ним Своих небесных вестников с новой вестью. Когда они смотрели на небо, вдруг предстали им два мужа в белой одежде, которые, пробудив их от бездейственного изумления, изъяснили, что отшествие Господа есть видимое сокрытие Его до предопределенного дня и часа (Мф. 24, 36): мужие галилейские, что стоите зряще на небо? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо, – приидет так же «нечаянно и непредвиденно», так же «явно и торжественно», так же «на облаке и с телом».

Божественный Искупитель, совершив наше искупление в состоянии крайнего самоуничижения (Флп. 2, 7–8), восшел в превечную славу Свою с прославленным человечеством (Ин. 17, 5; Лк. 24, 26), восшел превыше всех небес (Еф. 4, 10), превыше всякаго начальства и власти и силы и господства, и всякаго имене именуемаго не точию в веце сем, но и во грядущем (1, 21), и вместе с тем, по выражению церковных песнопений, «падшее естество наше, взяв на рамо, таинственно вознес превыше Ангелов, всякаго начала и власти, привел к Отцу Своему и почтил соседением с Ним». Святой евангелист Марк, как бы проникая взором в самое небо вслед за восходящим Господом, говорит, что Он, по вознесении, седе одесную Бога (16, 19). Это седение одесную Бога Отца, по согласному толкованию святых отцов, означает «равночестность с Отцом», которую «Сын Божий, как Бог и единосущный Отцу, имеет прежде веков, и в которой, воплотившись в последние времена, восседит и телесно, по прославлении плоти Его» (преподобный Иоанн Дамаскин). Таково славное, недомыслимое для самих небесных сил (1 Пет. 1, 12), заключение спасительной жизни на земле Господа нашего Иисуса Христа. Исполнив дело искупления рода человеческого, Он, по словам святителя Иоанна Златоуста, «принес Отцу начатки естества нашего, а Отец столько был доволен даром, как по достоинству Принесшего, так и по чистоте принесенного что принял дар собственными руками, положил его подле Себя и сказал: седи одесную Мене (Пс. 109, 1). Какой природе Бог сказал: седи одесную Мене? Той самой, которая некогда слышала: земля еси и в землю отъидеши (Быт. 3, 19). Недовольно было ей возвыситься над небесами, недовольно было стать наряду с Ангелами, не была ли бы и сия честь чрезвычайна? – но она превзошла Ангелов, превысила Архангелов, оставила за собой Херувимов, вознеслась выше Серафимов, миновала Начальства, и не прежде остановилась, как достигши престола Господня. Превыше всей той высоты Христос вознес нашу природу». «Удивишася, – по изображению святой Церкви, – чини Ангельстии, зряще на престоле посаждено Отчи отпадшее естество человеческое, затвореное в преисподних земли».

Свидетели вознесения Господня, утешенные обетованием скорого сошествия Святаго Духа и видением Божественной славы своего Учителя, возвратились в Иерусалим с великой радостью.

Суть же и ина многа, – так заключает Евангелие святой Иоанн Богослов (21, 25), – яже сотвори Иисус, яже аще бы по единому писана быша, ни Самому мню всему миру вместити пишемых книг. Аминь.