Внешние проявления веры

Так как человек состоит из души и тела, то его внутреннее настроение и чувства необходимо выливаются во внешние поступки.

…Нам предстоит беседовать о том, какие внешние пути избрала душа человеческая для того, чтобы чувствовать себя ближе к Богу, иметь постоянные напоминания о небе, и какие пути избрала церковь для низведения на душу человеческую благодати.

Эти благодатные пути, называемые таинствами, особо многочисленны в церкви православной, точно так же, как особенно обильны в православии те внешние символы, в которые выливается живое благоговение души человеческой, жадно ищущей себе этих символов, форм и выражений своего внутреннего настроения…

Есть известные разряды христиан, считающих, что в области духа должно быть упразднено все внешнее. Но люди эти глубоко заблуждаются.

Не только из откровений многих лиц, достигших святости, хотя и не представляющих собою достаточного авторитета для упомянутых христиан, но и из свидетельства такого, решительно всеми христианами признаваемого авторитета, как апостол Павел, видно, что и в небе существуют формы внешнего прославления Божества. Апостол Павел, восхищенный в небо, слышал там неизреченные глаголы, которые невозможно пересказать людям.

Значит, и в небе раздаются слова. Из этих слов небожители сплетают хвалу свою Богу. И небесные обители, по общему убеждению всех святых, которое, конечно, имеет больше веса, чем мнение земных обыкновенных людей, оглашаются неустанным пением, в котором славословится Господь.

В небе есть своя иерархия. Полчища Ангелов разделены по ступеням той любви, которою они пламенеют к Богу, и той ненависти, которою они воодушевлены против врага Господня и врага рода людского.

Когда, гордый близостью своею к Богу, Денница возмутился против Бога и в зависти своей решил ниспровергнуть Его, чтобы стать самому на Его место, и поднял бунт против Вседержителя, — распалясь великою ревностью, Архистратиг Михаил собрал вокруг себя оставшихся верными Богу Ангелов, вступил в бой с Денницею и его ополчением и низверг это полчище с неба.

Существует на небе известная иерархия, известные образы, известные действия, как же не существовать им на земле, среди людей, внутренние движения у которых выражаются непременно в известных действиях?

Возьмем Таинства.

Конечно, благодать Господня может действовать на душу человеческую непосредственно. Мы имеем перед собою примеры святых, которые жили десятилетиями в пустыне, никогда не встречая лица человеческого, и которые не имели на себе степени священства. Из этого ясно, что люди не могли привлекать к себе благодать посредством духовных Таинств, и тем не менее они были водимы благодатью, имея ее на себе в величайшей степени. На них благодать изливалась непосредственно.

Но принадлежавшая к числу таких, в уединенном отшельничестве спасавшихся, святая Мария Египетская перед концом жизни после десятилетий, во время которых она не встречалась ни с одним человеком, встретившись в пустыне со старцем Зосимою, просила его через год принести ей причастие и после этого причастия мирно отошла к Богу.

Да и пример Марии Египетской, собственно, излишен, когда Господь наш Иисус Христос, приняв крещение в водах Иордана от Иоанна, тем самым доказал и завещал нам покорное принятие известных форм, в которых заключается высокий символ, или таинственная благодатная сила.

Тот, кому приходилось много ездить по России на лошадях, знает, какое сильное, глубокое впечатление производит вид сельской церкви.

После долгой езды полями, весной ли, когда всходы зеленеют ровным, нежным, зеленым ковром, летом ли, когда мягкий ветер, гуляя по поверхности золотистого спеющего хлеба, ходит по нему мягкими волнами, осенью ли, когда сжатые поля щетинятся на солнце соломой, — во всякую погоду и во всякое время дня отрадно встретить каменный или деревянный храм, обведенный оградой.

Мирно сияет вознесшийся на куполе крест — символ нашего искупления, символ Христовой победы, символ нашего будущего счастья. И как духовно сливаются с этим храмом словно льнущие к нему пространства: деревни, и поля, политые трудовым потом крестьянства, и сверкающие на солнце реки, и ручьи, и темнеющий на горизонте лес…

Стойте же твердо, вздымайтесь высоко над родною землей, родные святилища, с которыми связано все, что есть значительного, нужного, священного в жизни человека.

Под вашу сень мать приносит своего новорожденного младенца, который принимает здесь крещение и нарекается христианином. Здесь совершается ежедневно величайшее чудо вселенной: словно льется из ран Распятого пречистая Его Кровь и вливается в людей во оставление грехов и в жизнь вечную. Здесь, в таинственной исповеди, спадает тяготящее душу бремя грехов, и из купели покаяния человек выходит оправданным, невинным, непорочным. Здесь, в Таинстве брака, зарождается юная семья и ниспосылается на соединяющихся любовью людей благодать, освящающая их самих и их будущее потомство. Сюда приносят отжившего свой земной век человека, поют над ним последние прощальные гимны, надевают на него венец — символ воинствовавшего за Христа на земле борца — и отпускают ему, во имя Божие, все его грехи. Здесь дрожит и бьется в восторге, в благодарении, в славословии, в прощении, в горе и в радости, в томлении и в надежде живое сердце человеческое. Сюда спускаются Ангелы, чтобы слышать людские моления, принимать их, как куски благовонного ладана, которые они положат и воскурят в кадильницах там, перед страшным Престолом Господа Славы. Что есть в жизни и в душе верующего человека заветного, важного, волнующего его, с чем бы он ни пришел сюда, в храм, чтобы сложить это легкое или тяжелое бремя к Божию Престолу?..

Сколько невиданных для людей и знаемых только теми, кто на себе это пережил, произошло тут счастливых восстаний; сколько людей, пришедших сюда с отчаянием в душе, выходили отсюда утешенными и крепкими; сколько здесь произошло возрождений; сколько здесь излито высочайших чувств и возникло пламенеющих величайших мыслей.

О Господи, да будут очи Твои отверсты день и ночь на храмы наши, и да горят в них верою и усердием к Тебе сердца наши!.. Стояли ли вы в древних святилищах земли Русской, в которых излита вера прежних поколений, в которых звучат отголоски давних стонов, горят в воздухе давние слезы?

В соборе Успения Богоматери во Владимире прислушивались ли вы к тому, как поддаются и трещат соборные двери под страшными ударами татарского тарана и как врываются татары вовнутрь святилища, а укрывшаяся наверх, на хоры с замурованным входом, семья великокняжеская, приняв схиму, получает от епископа благословение на смерть, и как дым пожара, подымаясь кверху, душит этих людей гибнущей Киевской Руси, которым открыл Свои объятия ожидающий Христос, и как пение молитв сливается с треском огня и торжествующими криками татарщины…

Чудилось ли вам в великой церкви Киево-Печерской лавры, строенной на дивных чудесах и преславных обетованиях, как Богоматерь во Влахерне Сама договаривает братий-зодчих для создания этого святилища на киевских высотах, как приходят они в Печерский монастырь и создают этот храм, небеси подобный, — каменный отголосок райской славы…

Внимали ли вы чутким ухом под сводами первого русского святилища, московского Успенского собора, прозвучавшим здесь тихим и грозным, утешительным и обличительным речам русских чудотворцев? Улавливали ли вы раздавшийся над этим храмом пророческий глас первосвятителя Петра о славе Москвы и с ней — о будущем величии России? Видали ли вы через толщу веков, как загорелась здесь, у раки древнего Петра, свеча, когда вызванный в орду для исцеления ханши Тайдулы святитель Алексий служил напутственный молебен? Среди давнего московского населения встречали ли вы, стеня, и плача, и вопия о пощаде, чудотворную икону, шедшую из Владимира в Успенский собор, в те дни, когда страшный Железный хромец надвигался со своей губительною ратью на Москву и надежда оставалась только на заступление Девы Пречистой?.. С трепе том в сердце внимали ли вы обличительным речам к Ивану Грозному митрополита Филиппа, который принес тут свою чистую жертву печалования за народ и шел отсюда на свое мученичество?

В дни великой Смуты, когда приверженцы самозванца сорвали святительскую мантию с патриарха Иова, слышали ли вы, как громко произносил он перед заветной иконой Владимирской: «Все двенадцать лет охранял я целость веры. Ныне ересь торжествует. Владычица, спаси Православие молитвами к Сыну Твоему».

Видели ли вы, как отрада и надежда смятенного и гибнущего Отечества, Святейший Патриарх Ермоген разрешал здесь народ от прежде данных клятв, как нарекали здесь имя Михаила и возлагали на непорочного отрока царственный венец? Слыхали ли вы на пространстве веков громы хвалебных гимнов после русских побед и присоединения к зачавшемуся в Москве новому Русскому государству новых царств, областей, племен и народов?

В старой Новгородской Софии всматривались ли вы с ужасом в помещенный во главе древний образ Спасителя, Который был написан в благословляющем движении десницы, и три раза находили поутру Его с десницей сжатой, пока не последовал глагол: «Оставьте Меня с сжатой десницей, ибо сею Моею рукою Я держу Новгород. Когда же десница разожмется, тогда и граду скончание будет». И видели ли вы с трепетом, как непостижимо со временем разжимается десница?

В старой Киевской Софии, над которой промчалось столько веков, испытаний, пожаров, погромов, грабежей и ужасов, — смотря на не поколебавшуюся в многократных разорениях собора алтарную стену с вознесшим на ней видением Пречистой Девы, молитвенно поднявшей руки к небу, — постигали ли вы в этом имени образа Пречистой «Необоримая Стена» — всю неподвижимую, необоримую силу Царицы Небесной и Заступницы русской?

Поражала ли вас мысль, неожиданно входя в храмы на востоке и западе, на севере и юге России, о том, что, вот на расстоянии десятков тысяч верст в этих святилищах на одном языке и одними словами совершается славословие Богу, и в те же дни во Владивостоке и Гельсингфорсе, в Архангельске и Батуме раздается призывный глас колоколов, и народ русский, получивший в обладание от Бога своего столь необозримую землю, свободной душой хвалит в этих храмах своего Творца и Благодетеля?

Проезжая раз, во время Страстной недели, по расположенным вдали от железнодорожных путей местам Новгородской земли, я зашел в Страстной Четверг в бедный сельский деревянный храм в конце литургии. Крестьяне приобщались. Со скрещенными на груди руками они по очереди подходили к спасительной чаше, и из лжицы втекала в их уста животворящая Христова Кровь… И мне казалось, что Ангелы Божии стояли за всяким из этого трудящегося крестьянского мира и чистая струя Христовой Крови сглаживала и выжигала из этих людей все их беззакония, все вольные и невольные грехи.

О эти сельские храмы, без которых не вынести бы русскому миру его тяжкой земной доли, без которых задохнулась бы русская душа: та русская душа, в которой свет так перемешан со тьмою, которая словно для того иногда стремится к падению, чтобы после падения познать еще более лучезарное восстание.

Мы не видим нашим оплотяневшим, немощным взором, мы не слышим нашим огрубевшим слухом всех тайн, которые совершаются в наших церквах. Если бы мы имели очи, чтобы видеть, и имели слух, чтобы слышать, мы бы увидали лики ангельские, наполняющие храм и сослужащие священнослужителям; мы бы услыхали то небесное пение, которое раздается здесь, когда дребезжащим, надтреснутым и не всегда усердным пением дьячок на клиросе в пустом храме тянет священные слова. И как близок к истине рассказ о том, что, если приложить ухо к скважине запертой церкви, оттуда слышится тихое невыразимое пение. Послушаем же о том, что видали здесь иные люди, какие они получали тут откровения.

Когда великий Саровский Серафим был еще в сане диаконском, он временами видал Ангелов, сослужащих братии и воспевающих. Они имели образ молниеносных юношей, облеченных в белые золототканые одежды. А то, как пели они, нельзя выразить словом. Вспоминая об этом, отец Серафим говорил: «Бысть сердце мое, яко воск, таяй от неизреченной радости».

А вот что видел отец Серафим в Великий Четверг, когда служил литургию.

Как известно, «малый» выход из алтаря и следующий затем вход в алтарь знаменует вступление служащих в самое небо, и священник тогда молится: «Сотвори со входом нашим входу святых Ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость».

Когда после малого входа и паримий иеродиакон Серафим возгласил: «Господи, спаси благочестивый и услыши ны» и, обратясь к народу и дав знак орарем, закончил: «и во веки веков», как он весь изменился, не мог сойти с места и вымолвить слова. Служащие поняли, что ему было видение. Его ввели под руки в алтарь, где он простоял три часа, то весь разгораясь лицом, то бледнея, — все не в состоянии вымолвить ни одного слова. Когда он пришел в себя, то рассказал своим старцам и наставникам, отцу Пахомию и казначею, что он видел. «Только что провозгласил я, убогий: — „Господи, спаси благочестивыя и услыши ны!“ — и, наведя орарем на народ, окончил: „и во веки веков“, вдруг меня озарил луч как бы солнечного света, и увидел я Господа и Бога нашего Иисуса Христа, во образе Сына Человеческого, во славе, сияющего неизреченным светом, окруженного Небесными Силами, Ангелами, Архангелами, Херувимами и Серафимами, как бы роем пчелиным, и от западных церковных врат грядущего на воздухе. Приблизясь в таком виде до амвона и воздвигнув пречистые Свои руки, Господь благословил служащих и предстоящих. Посем, вступив во святой местный образ Свой, что по правую руку царских врат, преобразился, окружаемый ангельскими ликами, сиявшими неизреченным светом во всю церковь. Я же, земля и пепел, сретая тогда Господа Иисуса Христа, удостоился особенного от Него благословения. Сердце мое возрадовалось чисто, просвещенно, в сладости любви ко Господу».

Когда великий отец Сергий Радонежский совершал литургию, видали, как Ангелы сослужили ему и как он приобщался из святой чаши огнем.

Блаженный Нифонт, епископ Кипрский, имел дивное откровение относительно совершаемого во время литургии священнодействия. Однажды, стоя со своим учеником в церкви при патриаршем богослужении, Нифонт как бы прозрел духом. Он увидел огонь, шедший с неба и покрывший алтарь и архиерея. Когда запели «Трисвятое», показались четыре Ангела и пели вместе с певцами.

Во время чтения апостольского послания Нифонт увидел стоящего за спиной чтеца святого апостола Павла, наблюдавшего за чтецом. Во время чтения Евангелия Божественные слова поднимались к небу как некие чудные светильники. Когда стали переносить после Херувимской песни Святые Дары, распахнулась церковная завеса, раскрылось небо — и разлилось по церкви чудное благоухание. Затем стали сходить вниз Ангелы с пением. Ангелы принесли прекрасного Отрока, поставили Его на дискос и окружили престол, благоговейно склоняясь пред честными Дарами. А два Херувима и два Серафима парили над главой чудного Младенца, овевая Его своими крыльями. Когда наступило время освящения Даров и великое Таинство пресуществления, один из верховных Ангелов приступил, взял нож и заколол Отрока. Кровь он выпустил в святую чашу и, положив Отрока на дискос, сам снова стал с благоговением на своем месте… Когда служба кончилась, Нифонт видел, как Отрок опять вдруг сделался совершенно целым и на ангельских руках вознесен был на небо.

Вот что невидимо совершается в храме на литургии во время видимых действий священника в алтаре.

При таком значении храма какая жертва для верующего человека может быть отраднее и выше, как жертва на храм? Древняя Русь со своею крепкою верою оставила нам пример усердного храмоздательства. До нас не дошло, можно сказать, решительно ни одного остатка жилых домов Древней Руси, ни царских, ни княжеских, кроме немногих искаженных теремов древней Москвы. Но храмы Древней Руси, ее святилища, до нас дошли, потому что храмы русские были великолепнее и прочнее ее жилых домов.

Русь, вся деревянная, со своими деревянными даже дворцами, знала и старалась ставить храмы каменные, которые остались памятниками ее великого и умного благочестия. И в наши дни русское храмоздательство не прекратилось.

Жертвы на храмы современных русских являются утешительным и неопровержимым доказательством того, насколько живо еще благочестие в русской душе, насколько, как и в старые времена, излюбленную мечту этой души составляет принести Богу посильный и щедрый дар. Храмов возникает по всему пространству России неисчислимое множество и за последнее десятилетие воздвигнуто много замечательных храмов.

В Киеве выстроен один из лучших храмов всей Русской земли, Князь-Владимирский собор в память крещения киевлян Владимиром. Стены его расписаны главным образом великим, гениальным нашим художником Виктором Михайловичем Васнецовым и представляют собою величайшее откровение иконописного искусства.

Богоматерь Черниговская. Конец XIX в.

Юная обитель, Казанская Амвросиева пустынь при сельце Шамордине Калужской губернии, сияет громаднейшим величественнейшим собором, который заложил в последние годы свои основатель обители, незабвенный великий старец Амвросий Оптинский.

Такой же величественный храм сияет в другой юной обители, Иверской Выксунской, основанной другим замечательным старцем последних десятилетий иеросхи-монахом Варнавою, подвизавшимся в ските Черниговской Божией Матери в окрестностях Сергиево-Троицкой лавры.

В Тихоновой пустыни с целебным колодцем преподобного Тихона Калужского воздвигнута одна из величайших в России колоколен.

…Недавно освящен великолепный и громадный Морской собор в городе Кронштадте, где сосредоточен русский флот.

В постройке храмов часто находят себе исход неугасимая, ничем земным неутолимая тоска по дорогим утраченным людям или наполняющее душу усердие ко Христу, к Богоматери или к кому-нибудь из святых.

Велика и угодна в очах Божиих жертва на храм, приятны Ему те, которые жертвуют от избытка своего, но насколько выше и святей такая жертва, когда человек отдает Господу для построения храма все, что имеет.

Такую высокую жертву Богу принес, по слову великого старца Серафима, исцеленный им офицер из нижегородских помещиков, Михаил Васильевич Мантуров. Мантуров заболел болезнью, в которой не мог найти облегчения от врачей и которая заставила его покинуть военную службу. При страшных страданиях у него из ног выходили кости. В таком положении он услыхал о благодати, действующей от старца Серафима. Рассказы эти были столь необыкновенны, что он немедленно велел везти себя в Саров и рассказал старцу о своем недуге.

Преподобный Серафим долго молился у себя в келье и затем, выйдя к Мантурову, помазал ноги священным маслом, произнося: «По данной мне от Бога благодати я первого тебя врачую», — и Мантуров тут же исцелился.

Мантуров был человек благодарного сердца и великой искренности. Видя его душу и желая помочь ему принести Богу чудный самоотверженный дар, отец Серафим предложил ему обнищать ради Бога.

По совету старца Мантуров продал свое имение и все вырученные от продажи деньги употребил на постройку в Дивееве, в связи с приходским храмом, стоявшим там раньше и посещаемым крестьянами, большой двухэтажный храм для возникшей в Дивееве женской монашеской общины. Дивеевский храм был поставлен во имя Рождества Христова. По преданию, Богоматерь во сне сказала Мантурову: «Ты почтил Сына Моего, а Меня забыл».

И после этого голоса была устроена нижняя полуподземная церковь во имя Рождества Богоматери.

Когда человек, знающий про эту чудную лепту, в Серафимо-Дивеевской обители стоит у могилы Михаила Васильевича Мантурова, он невольно преклоняется в душе пред высотой и чистотой этой самоотверженной жертвы. И как белая лилия, выросшая из благодарности от благородной души этого жертвователя, белеет, красуется пред его глазами тот храм во имя двойного священного Рождества, у стен которого нашел свой последний приют праведный храмоздатель.

А по другую сторону храма, за приходной его частью, почивает храмоздательница этого приходского Дивеевского храма Агафья Симеоновна Мельгунова, имя которой тоже не может быть забыто, когда думаешь о лучших русских храмоздателях.

Родовитая помещица, владевшая наследственными имениями в нескольких губерниях, Агафья Симеоновна посвятила себя духовной жизни и, по особому повелению Богоматери, из Киева пришла на север России. Тут, в селе Дивееве, в деревянной тогдашней церкви последовало ей видение Богоматери, Которая приказывала ей остаться на этом месте, обещая, что тут возникнет великая женская обитель.

Продав свои имения, Агафья Симеоновна поселилась в Дивееве и много лет провела, как слуга, в доме местного священника. Она источала неперестающую милостыню крестьянам, обшивала, мыла и учила разуму их детей. Все свое достояние обратила в деньги, выстроила много храмов и обновила еще большее количество. Она в год голодовки воздвигала Дивеевский приходский каменный храм, этими работами кормя крестьян. На каком крепком основании стоят воздвигнутые усердием таких душ храмы!

Я знал одного простолюдина, который всю жизнь проработал десятником при постройках, вел жизнь строгую, имея единственным утешением посещение церкви и духовное чтение. Отказывая себе во всем, он скопил маленький капиталец и часть завещал по смерти своей на стипендию для студента-медика при Московском университете, а часть — на украшение церкви в родном селе.

Давно забыт он, затерянный на одном из дешевых московских кладбищ, в одинокой могиле, к которой едва ли кто подходит. Но в родном селе поминается его имя. А когда забудут его, все же будут гореть на иконах на его средства помещенные на них оклады, будут теплиться тихие огни в серебряных, на его деньги купленных лампадах. Будет сзывать на молитву крестьян, потомков его сверстников и товарищей, среди которых он рос, пока не пошел на заработки в Москву, по его завещанию повешенный колокол.

Если кто свои наследственные или заработанные деньги захочет поместить в какое-нибудь живое и святое дело, захочет этими деньгами послужить людям, то, кажется, нет жертвы чище и мудрей, как жертва на храм. Велика жертва на приюты для бесприютных детей, на учебные заведения, на пособия той молодежи, которая, холодная и голодная, получает образование, чтобы своим знанием служить потом народу. Высоки жертвы на школы и богадельни, на престарелых и беспомощных людей, но еще выше — на храмы, эти школы и приюты народной души и вечные духовные врачебницы.

Не умещаясь на порожних землях своих в Европейской России, русское крестьянство широкой волной устремилось теперь заселять пустынные места Сибири с их благодатным простором и нетронутыми девственными силами, заложенными в почве. Много скорби переживают переселенцы, отрываясь от тех мест, на которых веками сидели их отцы, деды и пращуры. Много трудов великих и сложных ждут их на местах нового поселения, где все надо заводить сначала. И в этой скорби, и в этих трудах особенно сиротливо чувствуют они себя без Церкви.

Если кто захочет принести высокую жертву Богу в поминовение по своим родителям или другим дорогим людям, для испрошения у Бога себе какой-нибудь милости — пусть вспомнит о необъятном пространстве Сибири и усердной рукой поставит там храм, увенчав его православным крестом.

Подумайте о том, как отрадно также устроить храм на могиле дорогих людей. Над самым гробом отошедших воздвигается алтарь, поток Христовой Крови льется над местом погребения и, в этом потоке, пока стоит мир и Россия, будет отмыкаться душа человека, за которую поставлен храм…

Одной из величайших бед во время последней несчастной русско-японской войны была гибель в Цусимском бою русской эскадры. Множество молодых жизней русских матросов и офицеров нашло тут свой грустный конец. Имея возможность спастись, некоторые предпочитали тонуть со своим кораблем и погружались в пучину океана с криком привета далекой России, честь которой они не выдали в этом страшном бою. Пораженным неизгладимою печалью их отцам, матерям, женам и братьям не осталось даже утешения принять их прах и положить их в семейных усыпальницах. Вещественных воспоминаний от них не осталось. Все поглощено ничего не возвращающим океаном.

И вот по мысли этих пораженных невознаградимыми потерями людей возник в Петербурге заветный храм — «Спас на водах». Сюда эти осиротелые люди приходят молиться, как ходили б молиться на могилы этой дорогой, столь рано и ужасно угасшей молодежи. Все проникнуто скорбью и воспоминанием в этом храме, заимствовавшем формы храмов Древней России. На стенах прибиты металлические доски с именами утонувших героев, с поименованием на каждой имен погибших офицеров и числом нижних чинов. У некоторых из досок почти ежедневно сменяются свежие цветы. Этот храм великой скорби просветлен светлой надеждой на загробные свидания.

В русской жизни создался трогательный обычай собирать у мира на построение храмов.

Городские храмы редко нуждаются в помощи посторонней, имея в большинстве случаев богатых прихожан, которые и в одиночку, и в складчину могут воздвигать храмы, перестраивать и украшать их.

В среде богатого купечества, сохраняющего преданность Церкви, развито даже некоторое соревнование в украшении храмов. Если в одном приходе богач великолепно украсил храм, другой богач в другом приходе старается его перещеголять.

Не то в бедных сельских приходах, где у крестьян нет средств на то, чтобы в короткое время самим поставить новый храм, заменить прежний, деревянный каменным или обновить ветшающую церковь.

И вот миром избирается сборщик и ходит по разным местам России, больше всего по большим торговым городам, приглашая жертвовать на церковь.

Трогательный обычай высокого значения… Если вы не можете выполнить своей мечты, поставить Богу самолично, отдельно целый храм, то, давая этим сборщикам, вы становитесь участниками храмоздательства по всей России. Вы давно будете лежать в могиле. Десятилетия и века изгладят совершенно ваше имя, а ваши копейки и серебряные монеты в виде кирпичей, вложенных в храм, все будут стоять и вопиять о спасении души вашей к Богу. Или в призывном, спасительном, будящем душу звоне колокола будет звучать часть вашего серебра, и в десятках, сотнях, а может быть, тысячах храмов русских будет поминаться ваша душа, когда усердно закрестится православный народ при словах ектении: «Еще молимся о создателях святого храма сего и о всех прежде отшедших отцах и братиях, здесь лежащих и повсюду православных». Дайте себе обет и соблюдите его: никогда не проходить мимо церковного сборщика, не подавая ему копейки, хотя бы гроша.

Невидимо за этими людьми стоит Сам Христос, протягивая руки на построение Себе тех живых жилищ, которые должны же создавать Ему люди взамен того, что Он предоставил им — весь простор Им задуманной, Им созданной вселенной.

Жаль, что почти не встречаются теперь на улицах больших городов сборщики на колокол. Мне только раз довелось встретить такого сборщика на одной из бойких улиц Петербурга. Сбоку мостовой стояли запряженные в одну лошадь дровни, покрытые рогожей. На дровнях стоял небольшой колокол. Люди, крестясь, бросали на рогожу медяки.

О этот кимвал, звенящий во славу Божию, сзывающий православных на молитву!

В одной из лучших пьес своих, «Не так живи, как хочется», проникновенный русский драматург Островский изобразил человека, сбившегося с пути и в отчаянии решившегося на самоубийство. Он был готов исполнить свой ужасный умысел, как услыхал звук церковного благовеста, опомнился и стал исправляться.

Мне пришлось присутствовать в одной сельской местности при подъеме на колокольню колокола. В трогательных молитвах молебна испрашивалась колоколу благодать, будящая людей к славословию Божию, пробуждающая в них добрые чувства. Кто не заслушивался гулом родных колоколов, кто из москвичей не дивился силе, величию, необычайности пасхального трезвона в Москве?

Прозвенят двенадцать мирных ударов на кремлевских Спасских воротах. И Москва со своими пылающими огнями внутри и снаружи церкви еще молчит. И тогда над городом, в трепете и сосредоточении ожидающим своего Христа, пронесется вдруг рвущий воздух полногрудый звук Ивана Великого… Проплыл, еще не растаял, как за ним второй удар, там третий. Этот третий удар подхвачен вдруг во всех концах своих встрепенувшейся Москвой.

Звуки, как бы на приступ, лезут отовсюду на кремлевский холм, запевая, гудя, тихо различаясь и вновь и вновь прибывая в силе, торжествуя несказанное чудо. И над этой волной звуков царит стихийный гром, неопровержимый, как вечность, все собою покрывающий гул Ивана Великого. И кажется, когда пройдет вселенная, не станет уже времени: все равно в заветный час Воскресения Христова Иван-колокол пропоет воскресшему Христу свою безглагольную медную песню.

Будем любить родные колокола и бросать в них свою медь и серебро.

О значении сбора на церковное строение с большою теплотой говорит поэт князь Вяземский в своем прекрасном стихотворении, из которого приведем несколько отрывков:

Среди сборщиков на церковное строение есть много людей высокой духовной жизни, пронесших на себе это трогательное дело как очистительный подвиг. Вспомним тут знаменитого некрасовского «Власа», этот удивительный чистый, русский, величественный, трогающий и потрясающий образ церковного сборщика:

Посещаемость храмов является обыкновенно точным отражением благочестия жителей.

О поэте Хомякове, который был искренним и усердным христианином, передают, что, возвращаясь в праздник из церкви, он с радостью говаривал:

— Слава Богу, сегодня в церкви было тесно.

И в самом деле, что может быть отраднее для верующего человека, как вид храма не только полного, но переполненного народом, часть которого стоит даже за стенами храма. Это тяжело в нашем климате зимою, но великолепно летом, когда звук священных слов проникает через открытые настежь окна и пение хора смешивается с вольным пением птиц, которые тоже хвалят в песне своей Бога.

Кому приходилось бывать в церквах обыкновенно малого размера, выстроенных в таких дачных местностях, которые бывают главным образом заселены летом, а зимой совершенно безлюдны, тот видал, как только какая-нибудь треть молящихся может стоять в таком по большей части деревянном храме, а все остальные размещаются снаружи этой церкви, выходящей, так сказать, из своих стен.

Один известный писатель выражает глубокую мысль о том, что как бы хорошо было, если бы внутрь храма могли быть вдвинуты грядки с цветами и внимали богослужению. «Что в том, что цветы не поймут этого богослужения? И я вот не совсем разбираю слов „Херувимской“, а мне хорошо…»

И вот возникает мысль о том, что возможно служение литургии вовсе без храма, на чистом лоне природы, к которому не притронулась еще человеческая рука. Представьте себе, что в местностях, где нет храмов, но где живет много людей, стремящихся к храму, выбирается уютная и просторная полянка и среди нее ставится приспособление для престола: не самый престол, в основание которого должны быть положены святые мощи, а стол в форме престола, для того чтобы на нем можно было положить запасный антиминс и служить обедню. Вокруг ничего: ни иконостаса, ни отдельных икон, ни подсвечников, ни царских врат. Храм во время совершения литургии будет без границ, без стен и без крыши, необъятным.

И в этом слиянии молитвы и природы, в пении, сменяющемся трелями соловья или переливным серебром жаворонка, шепотом деревьев и плеском речной струи — какая бы была красота!

Жизнь сама собой приводит к тому, что иногда богослужение выходит из храма. Так, в некоторых монастырях нашего Северо-Запада бывает такой прилив богомольцев в великие праздники, что духовенство с чашами выходит из храма и приобщает народ в нескольких местах снаружи.

При открытии мощей благоверной великой княгини преподобной Анны Кашинской вышедшие из двух соборов крестные ходы встретились на воздухе, где была совершена лития, после которой протодиаконом прочитан с соборного крыльца указ Святейшего Синода о восстановлении древнего почитания благоверной княгини.

Точно так же в Москве, в вечер торжества прославления мощей святителя Ермогена, патриарха Московского, в разных местах Кремля для народа, под открытым небом, на нарочно сооруженных помостах и принесенных к ним иконах, совершались всенощные.

«Дух дышет, идеже хощет». И казалось бы особым величием и всемогуществом Божиим, если бы не только в храме, но и под открытым небом среди привольной природы совершалось чудо пресуществления.

Человека, который много путешествовал по Западу и видал, как там храмы открыты от раннего утра до позднего вечера, смущает мысль о том, почему у нас храмы открываются исключительно только во время богослужения. Святыни доступны лишь в то время, когда люди, занятые размеренным трудом — службою или торговлею, — бывают поглощены своей деятельностью.

Многие лица любят посещать ежедневно какую-нибудь излюбленную святыню. Так, есть многочисленный разряд лиц, которые стремятся всякий день поклониться Казанской иконе Божией Матери, стоящей в Петербурге в соборе того же имени. Но по утрам до поздней обедни икона в большинстве случаев отсутствует, так как ее возят по домам желающих принять ее, а в шесть часов собор уже бывает закрыт.

Между тем несомненно, что, если бы доступ в собор не был ограничен столь ранним временем, многие люди, освободясь от своих дневных дел, приходили бы к иконе на поклонение. Если вам под вечер в иностранном городе хочется сосредоточиться, вы входите в любую церковь, видите там светильники, тихо теплящиеся пред местными святынями. Вы можете уединиться, помолиться, успокоить свою душу, снять с себя какое-нибудь искушение, вообще сблизиться с Богом.

Можно со смелостью утверждать, что многие верующие, но слабые характером, поддающиеся соблазнам люди избежали бы не одного искушения, если бы могли от этого искушения укрыться в каком-нибудь ближнем храме и там помолиться. Большие города бывают жестоки к своим жертвам. Много, много в них совершается в момент отчаяния самоубийств. И, может быть, не одна жизнь была бы спасена, если б при проходе мимо храма душу потянуло в последний раз под святые своды. А там знакомая, привычная обстановка веры оказала бы свое отрезвляющее и спасающее влияние.

И хочется просить, хочется кричать: шире откройте храмы, не держите их на запоре постоянно, кроме часов службы! Сделайте храм тем, чем является та благодатная врачебница, вход в которую не возбранен ни днем, ни ночью.

На ночь церкви, конечно, можно и должно запирать, но часов с шести утра до десяти вечера им следовало бы быть открытыми, особенно в больших городах, где храмы, несомненно, имеют средства на то, чтобы держать достаточное для их охраны количество сторожей.

Вот одна из тайн, невидимо совершающаяся в опустелой церкви, описанная в прекрасном стихотворении старого поэта Розенгейма «Пустая церковь»:

Людям сродно стремиться увековечить черты дорогих им людей, держать их пред собою и, всматриваясь в них, во время земной разлуки или после их смерти восстановлять в памяти эти черты и, напрягая воображение свое, чувствовать их пред собою присутствие, видеть их живыми, слышать их голос. Это здоровое, естественное, понятное стремление.

Люди сильной религиозной мечты стремились, понятно, запечатлеть во внешнем образе дорогую им память о Спасителе мира, о Пречистой Его Матери и о тех святых, которых они или знали живыми, или которые много веков спустя после их смерти стали близки духовному миру этих людей.

Происхождение икон и присущей им благодати, по преданию, таково. Первые десятилетия после вознесения Христа на небо были охвачены жаждой видеть воочию Пресвятую Богородицу, Которая казалась людям живым доказательством высоты Христова учения. Один из современников Богоматери пишет к апостолу Иоанну Богослову: «Много жен у нас только о том и думает, как бы приехать к вам, чтобы видеть Матерь Иисусову. Достойные доверия люди поведали нам, что в Ней по Ее святыне человеческое естество кажется соединенным с ангельским. И все такие слухи возбудили в нас безмерное желание видеть это небесное чудо».

И когда эта мечта сбывалась, то, что видели те счастливые христиане, превосходило всякое их ожидание.

Так описывает Дионисий Ареопагит свое впечатление от лика Богоматери:

«Никто из людей не может постигнуть своим умом то, что я видел. Исповедую пред Богом: когда я Иоанном, сияющим среди апостолов, как солнце на небе, был приведен пред лицо Пречистой Девы, я пережил невыразимые чувства. Предо мной заблистало какое-то божественное сияние. Оно озарило мой дух. Я чувствовал благоухание неописуемых ароматов и был полон такого восторга, что ни тело мое немощное, ни дух не могли перенести этих знамений и начатков вечной, Божественной, небесной славы. От Ее благодати изнемогло мое сердце, изнемог мой дух».

Понятно после этого стремление тех, которые не видали воочию Богоматери, видеть Ее изображение. Идя навстречу этому желанию, апостол Лука, который был живописец, изобразил лик Богоматери и принес к Ней свое написание. Богоматерь произнесла над этим изображением Своим: «Благодать Моя и Родившегося от Меня с сим изображением да будет».

Вот происхождение икон и благодатной их силы.

Евангелист Лука, по преданию, нарисовал несколько таких икон. К числу их принадлежит знаменитая Владимирская икона, которая из Византии перешла к Владимиру Мономаху, затем — к Андрею Боголюбскому, им перенесена из Вышгорода у Киева во Владимир, а для спасения Москвы от Тамерлана перенесена впоследствии в Москву; Андроникова, находящаяся теперь в Вышневолоцком женском монастыре, и некоторые другие.

Предание говорит о нескольких чудесных изображениях земного облика Самого Господа Иисуса Христа.

Владетель города Едессы Авгарь был поражен проказою, когда услыхал о том, что в Палестине ходит необыкновенный Человек, именем Иисус, и производит там поразительные исцеления.

Авгарь послал Иисусу Христу письмо, полное необыкновенной сердечности, в котором предлагал Ему прибыть к себе в Едессу для исцеления, обещав Ему покойную и безопасную жизнь, так как, по-видимому, слыхал, что у Иисуса много врагов. Был послан в числе посольства и живописец, для того чтобы в случае, если Иисусу невозможно будет приехать к Авгарю, с Него было снято изображение. Посол застал Иисуса Христа учащим народ, и живописец тщетно стремился отразить на полотне черты пречистого лика.

Когда по окончании проповеди передали Христу послание Авгаря, Он ответил относительно приезда отказом, потом потребовал плат, приложил к нему лицо, и на этом плате отразился лик Христа.

С этим Нерукотворенным образом посланный возвратился к Авгарю, который тут же получил исцеление. Авгарь стал христианином и окружил спасительный для себя Нерукотворенный лик Спаса большим уважением. В последующее время Нерукотворенный образ помещался над городскими воротами и пред ним теплилась неугасимая лампада.

Когда возникла иконоборческая ересь, истреблявшая и оскорблявшая иконы и иконоборческое движение доходило до Едессы, то православные жители Едессы, спасая святыню, решились заложить лик Христов во впадине ворот кирпичами, оставя пред ним горящую лампаду.

Прошло много десятилетий, пока не было восстановлено иконопочитание, и при торжестве его был размурован образ Спасителя. Он оказался невредимым, а пред ним, чудом Господним и в знамение того, насколько угодно Богу иконопочитание, продолжала гореть зажженная так много лет тому назад лампада.

Есть еще рассказ относительно другого плата с Нерукотворенным ликом Христовым. Когда Христа вели от дома Пилата на казнь к Голгофе и Он, изнемогая, падал под бременем крестного древа, одна благочестивая женщина, Вероника, сжалившись над Ним, вынесла Ему плат для того, чтобы Он мог утереть пот и кровь, струившиеся по Его лицу. Христос прижал плат к лицу, и когда Он отдал его Веронике, на плате отразилась глава Божественного Страдальца с израненным челом, со спутанными волосами и в терновом венце. Этот плат Вероника, по преданию, носила императору Тиверию, который поклонился ему и признал в Христе замученного Бога.

Царьград, как средоточие Восточно-Римской империи, собрал к себе множество святынь и вещественных воспоминаний о жизни Христа на земле и о Богоматери. Среди них был перенесен из Едессы в Царьград и Нерукотворенный образ Спаса. Большая часть этих святынь исчезла.

Разграбив Константинополь, крестоносцы захватили с собой на корабль среди других святынь и Нерукотворенный образ Спаса. Корабль их был разбит на море и пошел ко дну. Говорят, что в Архипелаге есть место, где постоянно крутится водная воронка. По преданию, ходящему между моряками, эта воронка обозначает то место, где пошел ко дну корабль крестоносцев с мировыми святынями.

В Италии, в городе Турине, хранится большое полотно с отраженным на нем изображением Христа. Полагают, что это тот самый погребальный саван, в который был обернут Христос и на котором столь же чудесно, хотя не столь ясно, как на Нерукотворенном образе, отразилось изображение тела умершего Богочеловека. Эта плащаница осталась в погребальной пещере при воскресении Христа.

В нашей православной России жизнь Церкви и жизнь народа, жизнь земли были так тесно связаны между собой, что история Церкви Русской есть история самой России. И сколько святынь русских имеют значение общегосударственное, потому что с именем их связано воспоминание о тех знамениях, которые сотворил Господь для спасения России.

Как чудными маяками, которые в тихую погоду напоминают о безопасности во время бури и на которые в бурю направляют плавание свое корабли, так такими надежными, испытанными в прошлом маяками обставлена русская страна чудотворными иконами.

Вот в теплом Киеве над заветными волнами днепровскими дивная икона Успения Богоматери Киево-Печерская, которую Сама Владычица передала во Влахерне благочестивым братиям-зодчим, договаривая их идти в дальнюю Россию на создание Ей чудного храма. Вот «Нерушимая Стена» — это символ покрова, распростертого над Южной Россией Той Богоматерью, Которую так трогательно зовет тамошний народ «Мати русского краю». Вот, подвигаясь к северу, в селе Каплуновке Харьковского уезда, одна из отраслей Казанской иконы — икона Каплуновская, помогшая Петру Великому в его борьбе с Карлом XII и находившаяся на поле знаменитой Полтавской битвы.

Перейдем на запад. Вот икона «Одигитрии» — Смоленская, от которой был голос к воину Меркурию во время нашествия татар, повелевая ему идти бесстрашно в татарский лагерь и сразиться с тамошним богатырем. Вот в нескольких шагах от нее Смоленская надворотная икона, которая была вынесена из разоренного Смоленска в двенадцатом году дивизией генерала Неверовского, которую обносили перед Бородинским боем по рядам русского войска, пред которой излито готовившимися к смерти борцами столько чувств, столько дум о вечности в прощании с землей. Как Богоматерь, посещавшая Елизавету, день в день пребыла Смоленская надворотная икона при армии три месяца и вернулась в Смоленск: «Пребысть Мариам с нею яко три месяца и возвратися в дом Свой».

Вот в верном оплоте России от западных ее врагов, седом Пскове, Псково-Печерская икона, благодатью которой сброшена со Пскова осада великого полководца того времени, польского короля Стефана Батория…

Вот в Новгороде икона «Знамения», спасшая Новгород от разорения ратью Андрея Боголюбского, и в новгородских же пределах явившаяся в воздухе Тихвинская икона, спасшая Тихвинский монастырь от пленения шведским полководцем Делагарди.

На Крайнем Севере в Архангельском монастыре икона Сосновская, благодатью своею оградившая в 1854 году Соловки от захвата англичанами и во время бомбардировки обители принявшая на себя рану, причем навсегда потемнел лик иконы.

Войдем вовнутрь коренной России… Сколько икон, сколько воспоминаний!

На окраинах Москвы икона Донская, принесенная с Дону на Куликово поле, видевшая эту победу, которая открыла России зарю новой жизни. А неподалеку от Кремля, в церкви того же имени, Гребенская икона, принесенная к той битве гребенскими казаками. Вот в виду памятников Минина и Пожарского и кремлевских стен белеет Казанский собор, и в нем та икона, которая пришла под Москву с освободительною ратью Минина и Пожарского и которую несли в челе русских дружин, вступивших в отбитый от поляков Кремль. А в Успенском соборе, этом алтаре всей Русской земли, в великой славе сияющая Владимирская икона, с именем которой связано избавление Москвы от разорения Тамерланом, свержение татарского ига, и сколько еще других спасительных событий.

В новой русской столице, на берегах Невы, в великолепном соборе лик чудотворной Казанской иконы благостно склоняет свои очи на приходящий к ней неиссякающий народ. И тут же, под высокими сводами, спит в своей могиле великий полководец Кутузов. Здесь он, принимая командование над русской армией для борьбы с Наполеоном, со слезами молился пред этой иконой, которая на него была возложена и осенила его своею благодатью для последнего его победоносного и чудесного бессмертного подвига.

А сколькими нитями связаны отдельные людские существования с разными заветными для отдельных родов и семей иконами.

У одной бедной старушки, тихо доживавшей свой век смотрительницей богадельни в Москве, я увидел в небольшой комнате громадных размеров икону Спаса Нерукотворенного:

— Мой муж, умирая, — рассказывала она, — не оставил мне ничего, указал он только на эту вот икону и говорит: «Вот тебе мое наследство, с ним ты проживешь…» Эта икона меня поддерживала. Приходилось тяжело, но я никогда окончательно не падала духом, вырастила детей, которые все разошлись по разным дорогам и живут честною жизнью. Теперь вот под этим ликом жду своего конца. Вера моего мужа оправдалась.

Есть семьи, где вам покажут старинные иконки, которые находились на дедах и прадедах в бою, принимая на себя вражеские пули, сплющивались, но спасали огражденных ими людей.

Мне пришлось в окрестностях одного старинного города посетить родственную семью, живущую в старой усадьбе, жалованной роду первыми Романовыми. Дело было осенним вечером. Держа старинную канделябру в руках, хозяин с женой водили меня по старому дому, строенному пред Отечественной войной, показывая старые семейные вещи и семейные портреты. Подойдя к дверям одной комнаты, они заговорили шепотом.

— В этой комнате, — сказала хозяйка, — его отец родился, — и кивнула головой на мужа. Этот отец был известный русский поэт, оставивший заметный след в русской литературе.

Мы вошли. В просторной полупустой комнате стояла колыбель, и в ней под кисейным пологом сладко чмокал во сне, раскинувшись на подушке, младенец. Комната была озарена мягким светом лампады. Синий огонек озарял лик иконы в золоченом окладе.

— Казанская, — тихо прошептала хозяйка, — отца моего тестя благословляли ею на свадьбу.

Казалось, глаза пречистого лика достигали колыбели и охраняли спящего там младенца. Тут была преемственность поколений, цепь существований, охраняемая заветной родовой святыней.

Дети с непосредственностью своих свежих здоровых чувств очень любят иконы шейные и стенные. Умилительно видеть, как маленький мальчик или девочка, собираясь в путешествие, хлопотливо снимают со стенки образок и бережно его завертывают, не желая расставаться с ним. Есть образа, прославившиеся потом, в которых заключен порыв чистой детской веры.

В Москве на Остоженке, в Дурновском переулке, есть Барыковская богадельня, и в домовой церкви при ней — замечательная икона. Генерал Дурново, бывший владелец этого дома, привез из Турецкой кампании с собой пленного турчонка, к которому привязался, как к сыну. Мальчик был тихий, сдержанный, умный, с глубокими чувствами и сильно заинтересовался христианской верой. Его приготовили к принятию христианства, и он был крещен. Вскоре после того он стал еще более молчаливым и сосредоточенным, постоянно молился и никого не пускал в большую, отведенную ему комнату.

В то же время он сильно ослабел телом, но был чрезвычайно ясен и радостен духом. Он как-то выразил желание говеть, приобщился и в ночь после этого дня был найден бездыханным на своей кровати. А на стене этой комнаты, куда давно уже никто не заходил, оказался нарисованным лик Нерукотворенного Спаса громадных размеров, голова приблизительно в человеческий рост.

Впоследствии из роскошного дома генерала Дурново была устроена богадельня, а образ Спаса так и остался на стене в той комнате, которая потом отошла под церковь. Длинная гирлянда лампад горит пред громадным черным ликом, живопись которого можно еле разобрать после бывшего тут пожара. И в этой тихой церкви полно воспоминаний о таинственном мальчике, излившем свою новую и пламенную веру в создании этого лика и отлетевшего к Отцу света.

Вокруг этой местности расположено много учебных заведений, мужских и женских. И ежедневно гурьба детей, отправляясь учиться, заходит к чудотворному образу, нарисованному около века назад непорочным чужеземным ребенком.

Для верующего несомненно, что иконы являются часто теми орудиями, которыми Божество и небожители как бы беседуют с людьми. Лица, склонные к духовной жизни, несомненно наблюдали не раз, что какими-то непостижимыми путями люди иногда получают неожиданно те иконы, которых жаждут или которые, по некоторым обстоятельствам, им следует иметь.

Некоторые почитатели великого старца Серафима Саровского, с нетерпением ожидавшие его церковного прославления, передают, что не раз им совершенно неожиданно доставались старинные изображения старца, именно такие, о которых они мечтали.

В одной православной семье молодой человек, читавший превосходную книгу графа М. В. Толстого «Рассказы из истории Русской Церкви», находился под сильным впечатлением повести о явлении Феодоровской иконы и особенно желал иметь ее, так как родные его были костромские помещики. У этого молодого человека с раннего детства была небольшая икона в золоченом окладе, с которою он никогда не расставался и которую он считал за Владимирскую.

В те самые дни, когда более года длившееся желание иметь у себя Феодоровскую икону не давало ему уже покоя, эта его любимая икона упала, причем от нее отделился оклад, и на доске он прочел ясно: «икона Божией Матери Феодоровская».

Так как эта семья хоронилась в Москве в Донском монастыре, то сестра этого молодого человека захотела иметь Донскую икону. И что же, как-то осенью по возвращении из летнего отсутствия, чистя иконы, она заметила на иконе, висевшей в ее комнате, которую она считала за Смоленскую, не замеченную ее доселе надпись на краю: «икона Донская».

Мне известен еще такой случай. Один человек обогнал на Петербургской улице сборщицу-монахиню, не подав ей. А потом, точно остановленный какой-то силой, подождал ее и спросил, на какую обитель она собирает.

— Божией Матери «Отрада» («Утешение»), — ответила она.

Он подал и подумал про себя: «Какое значительное и прекрасное название — икона Богоматери „Отрада“ и („Утешение“)». В тот же день получил он письмо от одной старинной знакомой, которая писала ему: «Знаете ли вы, что в день вашего Ангела празднуется икона Богоматери „Отрада“ („Утешение“)? Если у вас ее нет, я вам ее пришлю».

Отраден вид тех жилищ, где живут по-старозаветному, где «в красных углах» стоят иконы большого размера с теплящимися пред ними лампадами. И как жалки те, еще верующие, но не смеющие исповедовать открыто свою веру семьи, где в парадных комнатах иконы прячут или вешают такие маленькие иконы, что они сливаются с рисунками обоев.

Если бы мы верили горячей и чище и, пока мы в силе, собирая себе видимые предметы веры, мы сосредоточили бы свою любовь на тех иконах, которые нам были дороги по каким-нибудь воспоминаниям, по обстоятельству тех явлений, наконец, по самым именам своим, мы тогда получили бы много духовного счастья, потому что Богоматерь не оставляет без отклика тех, кто к Ней стремится.

Одни имена икон Богоматери, если в них вдуматься, дают душе такое утешение!

Самый вид этих икон как возвышает душу!

Вот Богоматерь нежно прижимает обеими руками к щеке головку Младенца («Касперовская»). Вот, держа правой рукой Младенца, левую с выражением страдания прижимает к голове («Утоли моя печали»). Вот крепко обеими руками держит Младенца Христа, словно боясь, что у Нее Его отнимут, как готова держать и охранять всякую доверившуюся Ей душу («Взыскание погибших»). Вот показывает Христу, спящему в рубашечке у Ней на коленях, небольшой крест, за который Младенец ухватился своей ручкой, а около стоит та таинственная чаша, которую Ему предстоит испить (Козельщанская). Вот держит в левой руке ветку расцветших цветов («Неувядаемый Цвет»). Вот одной рукой обнимает Младенца, в другой — лестница в знамение того, что она является связью между землей и небом (Путивльская). Вот, поникнув головой, поддерживает руками семь стрел, пронзивших Ее сердце («Семистрельная»). Вот стоит среди огненной звезды («Купина неопалимая») — прообраз Ее неизменной непорочности: до Рождества — Дева, в Рождестве — Дева, по Рождестве — Дева. Вот, одетая в царские одежды, в неизъяснимом величии царицы, в неизъяснимой красоте и скоромности белой лилии, сложив руки на груди, с поникшей головой, внимает каким-то тайнам, совершающимся в Ее сердце (Остробрамская).

Замечают, что женщина, окруженная прекрасными изображениями во время плодоношения, родит прекрасного ребенка. Так на жизни, которую она носит в себе, отражаются те образы, которыми она окружена.

Как прекрасна была бы наша душа, если бы, окруженные со всех сторон иконами Богоматери и теми картинами, на которых лучшие художники отразили свою святую мечту о Ней, мы бы заставили нашу душу все сильней и полней отражать в себе бесконечные совершенства Девы Марии.

Общая разрушаемость всего земного имеет в себе что-то глубоко печалящее человека. Эта разрушаемость есть отражение того проклятия, которое пало на человека после его грехопадения. В раю все было вечно нетленным, вечно свежим, возобновляющимся в силе своей, в своем непрерывном развитии; это было ликующее торжество бытия.

Ужас охватывает душу, когда думаешь о том, как время сметает с лица земли без остатка целые народы и страны, как безмолвная пустыня расстилается там, где были некогда города, значительнейшие во вселенной, блестевшие богатством, кипевшие жизнью и громадною деятельностью.

К таким сказочным городам древнего мира принадлежал Мемфис, лежащий в Египте, в нескольких десятках верст от теперешнего бойкого и торгового города Каира.

Пишущему эти строки пришлось посетить ту пустыню, которая расстилается теперь на месте Мемфиса. Глубокие сыпучие пески, перемежающиеся бедными деревнями феллахов и пальмовыми рощами. Жгучее солнце. В одной из рощиц — лежащая навзничь на подпорках чудовищная по величине каменная фигура одного из фараонов, своими каменными глазами всматривающаяся в небо. Погребенные под песком остатки зданий… Вдали — загадочные пирамиды и отрытые под песком загадочные могилы обожествленных быков-аписов, загадочные храмы со странными фресками по стенам и с каменными фигурами фараонов, кое-где наметенный ветром правильный узор на песчаной поверхности пустыни…

Вас охватывает ужас и жуть от этого мертвящего безлюдья и мертвенности там, где люди бились и страдали, любили, надеялись и были счастливы, мыслили и чувствовали. Все это время сокрушило, не пощадило ни железа, ни камня, сгладило всякий след жилья, обратило в безличное, страшное ничто…

Когда вам случается видеть что-нибудь, оставшееся от дорогого умершего человека, какую-нибудь бумажку, на которой дорогая рука начертала несколько строк, не становится ли вам странным это сопоставление, что вот — эта ничтожная бумажка существует, а человек, изобразивший на ней свои мысли, ушел безвозвратно. И как бы вам хотелось закрепить эти убегающие существования, которые ничем удержать нельзя; как бы вам хотелось если удержать не самую жизнь в этих людях, что невозможно, то, по крайней мере, сделать неизменяемыми и нетленными их оболочки.

И это чудо в мире совершается: люди, которые достигли безгрешного состояния первого человека, люди праведные избегают общего закона тления, и тела их сохраняются неповрежденными.

Надо самому присутствовать при торжестве открытия мощей, чтобы пережить то необыкновенное, возвышенное чувство, которое охватывает душу, когда раку с нетленными мощами извлекают из земли и праведник словно выходит, как новый Лазарь, из своей могилы к ожидающему его народу.

Мало того что здесь произошла победа нескончаемой во Христе жизни над законом общего разрушения, Божия благодать дает еще мощам цельбоносную силу. Совершающиеся у них исцеления и бывают обыкновенно поводом к освидетельствованию мощей и к признанию чудотворящих праведников святыми, Церковью прославляемыми.

У нас недостаточно распространены точные и правильные сведения относительно святых мощей. Признаками мощей является их целебоносность, а не та или другая степень их сохранности. Известны случаи полного сохранения тела лиц, далеких от какой бы то ни было святости и даже известных своею широкою рассеянною жизнью. И, наоборот, величайшие мировые праведники не имели мощей так называемых «целокупных», то есть тел, сохранившихся в полном своем составе. К числу таких праведников принадлежит великий святитель Николай Чудотворец, кости которого источают целебное миро.

Есть мощи, отличающиеся особо ярковыраженным нетлением. Рассказывают, что к таким мощам принадлежат почивающие на острове Корфу, близ берегов Греции, мощи великого Спиридона Тримифунтского, сохраняющиеся в таком виде полторы тысячи лет. Ежегодно их при большом стечении народа, в день памяти святителя, носят в торжественном шествии по городу.

Доводилось слышать рассказы, что иностранцы, особенно англичане, проживающие на этом острове для пользования его хорошим климатом, оказывают крайнюю, не всегда почтительную любознательность к мощам святителя и что даже от этого на нетленном лике является выражение какой-то скорби.

Из мощей, в России почивающих, особенно жизненны во Владимире мощи юного князя Глеба, сына святого благоверного князя Андрея Боголюбского. Он умер за несколько дней до мученической кончины своего отца, и мощи его пролежали в земле до обретения много веков. Все тело князя сохранилось как у живого, рука свободно гнется.

Передают о такой же жизненности мощей святителя Феодосия Угличского. Присутствовавший при переоблачении его покойный праведный епископ Черниговский Антоний передавал мне, что, когда при переоблачении нажали на грудь, это нажатие, как у живого человека, отдалось в ногах.

Наиболее чтимыми мощами в России являются мощи великих русских иноков Антония и Феодосия Киево-Печерских с великой ратью их сподвижников и последователей в Ближних и Дальних пещерах Киево-Печерской лавры, преподобного Сергия Радонежского в созданной им Троице-Сергиевой лавре под Москвой, святителей Московских в Успенском соборе, святителей и князей Новгородских в древней Новгородской Софии, князя Гавриила-Всеволода в псковском Троицком соборе, преподобного Тихона Калужского в Тихоновой калужской пустыни, также и мощи новых чудотворцев Русской земли, открытые в течение последнего века, — Димитрия Ростовского, Митрофана Воронежского, Тихона Задонского, Феодосия Черниговского, Серафима Саровского, Иоасафа Белгородского.

Мир верующих жадно ищет доказательств своей веры в бессмертие и с особым умилением и усердием подходит к ракам людей, восторжествовавших над смертью и лежащих в этих раках, как к громким проповедникам бессмертия и вечности.

Сколько дум, сколько чувств навевают на вас узкие, низкие, глубоко ушедшие в землю пещеры Киево-Печерской лавры с небольшими углублениями, в которых помещены в простых раках нетленные мощи здесь в тяжелом подвиге трудившихся и здесь упокоившихся праведников.

Там, снаружи, солнце сияет, заливая ярким светом дивную картину Днепра и киевских высот, на которую досыта не насмотришься, вдосталь не налюбуешься. А тут, в недрах земли, в этих темных глубоких пещерах, чувствуется своя красота и цветет своя счастливейшая весна. Здесь дух человека, положивший во Христе все свое стремление, сострадал Христу, определяя себя на вольные муки. Здесь люди, не слышавшие живого слова человеческого, не видевшие неба, усилием веры чувствовали себя в ином, прекраснейшем небе и, живя, с человеческой точки зрения, в постоянной пытке, услаждались видениями нескончаемого блаженства, предвкушая неописуемую райскую сладость.

«Войди во внутреннюю клеть свою, дай свободу своему духу, смири свою плоть, присядь у ног Христовых и дай животворным речам Его литься в свою душу», — вот, что шепчут верующему человеку киевские пещеры.

Есть святые, которые по величайшему смирению своему не хотели, чтобы мощи их были извлекаемы из недр земли и покоились снаружи. Вследствие общего убеждения в их святости были делаемы попытки копать землю у их могил, но всякий раз из земли выходило пламя, отгонявшее копавших.

Так было на месте погребения преподобного Антония Киево-Печерского, так же было и у могилы преподобного Варлаама Хутынского. Ее хотел разрыть Иоанн III, но из могилы появилось грозное пламя, которое устремилось прямо на великого князя. Он в ужасе убежал, бросив свой жезл, который обгорел и, доныне хранимый в ризнице Варлаамо-Хутынского новгородского монастыря, свидетельствует о происшедшем здесь знамении.

Существует ряд подвижников, место последнего покоя которых даже вовсе неизвестно. Это было со многими великими египетскими отцами-аскетами и с величайшим из апостолов, Иоанном Богословом, тайновидцем.

Нужны ли Богу дары человеческие, Богу Вседовлеющему и Вседовольному? Они нужны душе человеческой, которая в этих дарах выливает волнующие ее чувства: благоговение, благодарность, восторг.

Одним из ярких выражений таких чувств являются огни, которые теплят во имя Божие пред иконами люди. Что может быть отраднее церкви, ярко освещенной, с пуками свеч, сияющих у иконостаса пред чтимыми святынями?

Когда вы подходите к какой-нибудь общенародно чтимой иконе, как к Иверской в Москве, Казанской или Нерукотворенного Спаса в домике Петра Великого в Петербурге, и, подходя к иконам, смотрите на эти милые и мирные огоньки лампад и свеч, прислушиваетесь к тихому потрескиванью тающего воска, вам начинает думаться: вот символ живых слез, что кипят здесь пред этими святынями в душах людей, вот чистые жертвы Богу, принесенные в благодарность, в моление, как крик о помощи, как стон страдающей души:

Описывая древний русский монастырь и тот народ, который под сводами его искал утешения от великого русского бедствия, татарского ига, поэт говорит:

Человек, который ставит свечу, как будто говорит Богу: пусть горит она пред Тобою тем огнем, которого во мне так мало. Пусть заменит она, сияя пред Тобою своим чистым огнем, ту чистоту, которой во мне нет.

Самый материал, который горит в свечах и лампадах, имеет особое, высокое значение. Свет в лампадах есть знак милосердия Божия, так как в древности елей возливался на раны для промывания их. А что может быть чище того воска, который отлагает пчела, собрав в хобот свой чистейший сок листьев и цветов: в свечах и лампадах приносится чистейшая жертва Источнику чистоты.

Есть какое-то особое, мистическое значение в горящей за душу человека свече, в неугасимо теплимой лампаде.

Замечают, что человек, который решил всю жизнь теплить в жертву Богу одну или несколько неугасимых лампад, никогда не останется без куска хлеба, потому что Бог не допустит, чтобы человек, приносящий ему непереставаемый дар, был бы лишен возможности этот дар продолжать.

Как высок порыв тех людей, которые по смерти своей завещают установить где-нибудь неугасимую лампаду! Чрез много лет по их смерти, как дар их души, давно отлетевшей от земли, пред излюбленными святынями будет бесстрастным огнем своим теплиться, как тихое сияние давно переставшего биться сердца, зажженная усердием их лампада.

Случалось ли вам в больших или малых городах поздним вечером или ночью видеть сквозь стекла окон тихие огоньки лампад, зажженных перед иконами? Утомленные дневным трудом люди покоятся, поручив этим огням гореть за них пред Богом, как память о Нем, благодарность, молитва.

Особенно трогают огни лампад в убогих лачугах, где для приобретения месячного количества масла людям приходится урезывать и без того скудное свое пропитание.

Бывает, что богатые женщины не удовлетворяются тем, чтобы теплить лампады и свечи пред иконами на свои незаработанные деньги, и исполняют какие-нибудь женские работы, посылают продавать их и эти-то трудовые деньги и употребляют на масло и свечи.

Иногда пред чтимыми святынями вы увидите поставленное на время паникадило с громадной свечей. Это кто-нибудь для испрошения милости или в благодарность затеплил большую свечу, которая должна гореть, пока вся не выгорит.

Иные, умирая, поручают родным своим поставить за них после похорон своих свечи пред теми святынями, к которым они ходили при жизни молиться.

Задумывались ли вы когда-нибудь во время обедни, смотря на так называемый канунный столик, на котором теплят свечи за упокой отшедших людей? Тихо тающий воск, чуть дрожащие огоньки как-то особенно тепло и трогательно говорят о людях, отлетевших с земли, которых не забыли, о которых молятся, за которых предстательствуют оставшиеся без них и любившие их люди.

Вот замечательная черта из жизни великого старца Серафима Саровского. Он всегда усердно молился за всех христиан, усопших и живых, усилив эти молитвы в последние годы своей жизни. В келье отца Серафима горело много лампад и особенно много — пуков восковых свечей большого и малого размера. Они были поставлены на круглый поднос, и от постоянного их горения в тесной келье была постоянная жара. Отец Серафим сам объяснил значение этих свечей почитателю своему Мотовилову:

— Я имею, как вам известно, много особ, приходящих ко мне и благотворящих моим сиротам Дивеевским. Эти особы приносят мне елей и сами просят помолиться за них. Вот когда я читаю правило свое, то и поминаю сначала их единожды. А так как, по множеству имен, я не могу повторять их на каждом месте правила где следует — тогда и времени мне не осталось бы на совершение моего правила, — то я и ставлю эти свечи за них в жертву Богу, за каждого по одной свече, за иных — за несколько человек одну большую свечу, за иных же постоянно теплю лампады. И где следует на правиле поминать их, говорю: «Господи, помяни всех тех людей, рабов Твоих, за их же души возжег Тебе аз убогий сии свещи и кандила». А что это не моя, убогого Серафима, человеческая выдумка или так, простое мое усердие, ни на чем не основанное, я приведу вам в подкрепление слова Божественного Писания. В Библии говорится, что Моисей слышал глас Господа, глаголавшего к нему: Моисей, скажи брату твоему Аарону, да возжигает перед Мною кандила во дни и ночи, сия бо угодна есть предо Мною и жертва приятна Ми есть. — Так вот почему Святая Церковь прияла в обычай возжигать в святых храмах и в домах верных христиан кандила или лампады пред иконами.

Рассказывали, что чудотворным образом отец Серафим чрез эти свечи знал о душевных опасностях, грозивших этим людям, так как тогда та свеча, которую он за эту душу поставил, падала…

В последний день своей жизни, 1 января 1833 года, отец Серафим, отслушав литургию в дорогом ему храме Соловецких чудотворцев, обошел все иконы, прикладываясь ко всякой и ставя свечи.

Люди, восприимчивые к церковным впечатлениям, сами знают, какую отраду производит на душу вид множества зажженных в церкви лампад и теплящихся перед иконами свечей.

В великолепной афонской часовне во имя великомученика Пантелеимона в Москве на Никольской, у Лубянских ворот, производят сильное впечатление большие паникадила, в которых горят лампады.

Надо стараться приобретать добрые привычки, и одна из таких необходимых для православного человека привычек — это теплить перед одной из дорогих сердцу икон неугасимую лампаду.

Храм и все, что относится к храму, настолько высоко и свято, что нельзя относиться к этому с недостаточным благоговением. Между тем мы, по легкомыслию и недомыслию людскому, видим постоянное небрежение по отношению к храму.

Там, где присутствует невидимо Бог, где в страхе перед ежедневно возобновляющимся чудом Евхаристии Ангелы склоняют свои лики, — люди смеются, болтают и злословят! Возможно ли предположить, чтобы в ближайшем присутствии земного царя кто-нибудь мог стоять небрежно или болтать со своим соседом? Как же допускать такое вопиющее небрежение в церкви — этом дворце и престоле живого Бога!

Совершенно неправилен привившийся во многих церквах обычай давать доступ в алтарь почетным прихожанам, которые часто, собравшись компанией из нескольких человек, развлекаются во время богослужения праздными беседами. В алтарь не должен иметь доступ никто, кроме священнослужителей и помогающих при служении, как-то: свещеносцев и лиц, разжигающих и подающих кадила. Между тем во многих петербургских соборах образуются целые кружки в несколько десятков лиц, присвоивших себе право стоять в алтаре.

На одной из архиерейских хиротоний довелось мне видеть, как стоявшего на коленях у престола с возложенным на главу его развернутым Евангелием, в сонме архиереев, возлагавших на него руку, во время произнесения слов хиротонии новопосвящаемого окружила густым кольцом целая толпа любопытствующих мирян.

Образовался у нас даже термин, совершенно бессмысленный и совершенно противоцерковный — «почетные богомольцы». Почетных богомольцев нет и не может быть, как не может быть «почетных христиан». Все мы одинаково ничтожны перед величием Божиим, все мы одинаково мелкие пылинки, и всякое отличие, даваемое люлям в храме, идет против Бога. Если в храме Христовом нет равенства, то где же оно будет?

Поэтому верх бесчинства позволяют себе такие сварливые люди с более или менее видным положением, которые не представляют себе молитвы иначе, как на особенном, почетном месте. И если кто-нибудь случайно это место займет, грубыми выходками или расталкиванием очищают они себе это место. Локтями в Царствие Божие не проберешься. Неправилен также обычай ублажать «почетных прихожан» таким вниманием, как вынос им во время причащения духовенства, чрез причастника, на подносе просфоры с теплотой. В старое время в Малороссии был еще более неправильный обычай подносить таким прихожанам во время малого входа Евангелие для целования.

Великий святитель Иоасаф Белгородский, происходивший сам из высшего малорусского сословия, решительно восстал против такого человекоугодничества в церквах и грозил таким священникам-человекоугодникам гневом Божиим.

В Древней Руси немыслимо было, чтобы православный человек прошел мимо церкви, не сняв перед нею шапки и не осенив себя крестом. Теперь сплошь и рядом вы увидите нарушение этого обычая даже верующими людьми. Безобразно и непростительно, человек, который не осмелится пройти не только мимо высшего человека, в котором он нуждается, но и перед равным собою, не приветствуя его поклоном, проходит перед местом особого присутствия Божия, ничем не выразив своего уважения этому месту. Снимать шапку перед храмами и креститься на них нужно внушать детям с раннего возраста.

Старец Серафим Саровский, имевший исключительно высокое мнение о святости храма, говаривал, что нет выше послушания, как при храме, что большое счастье даже подметать там пол. О святости всего того, что относится к области храма, он говаривал так, что все похищенное из храма, даже вынесенный из него сор, представляет собою огонь, разрушающий благосостояние человека. Поэтому даже сор, вынесенный из храма, он советовал не выбрасывать зря, а сжигать, развевая пепел по воздуху.

Нельзя сказать, чтобы у нас люди в достаточной мере заботились о благосостоянии храмов.

Отдавая должную справедливость усердным женщинам, которые то вышьют «воздухи» для чаши и дискоса, то принесут в церковь новую завесу, то разошьют прекрасный ковер для алтаря, идущий от престола в церковь, то пожертвуют перекид на аналой, надо сказать, что такие женщины являются, скорей, исключением из общего числа верующих, которые пальцем не двинут для благосостояния или украшения своего приходского храма. И мало людей подходит под слова заамвонной молитвы, читаемой в конце литургии: «Освяти любящих благолепие дома Твоего, Ты тех воспрослави Божественною Твоею славою».

Отчего богатые люди, тратящие громадные деньги на отделку своих пышных помещений, украшающие столы для затеваемых ими званых обедов цветами на несколько десятков рублей, — отчего эти люди никогда не украсят в праздничный день иконостаса цветами, не пожертвуют венка живых цветов на образ, перед которым поют «величание» и к которому прикладывается народ? Сколько тепла может внести в дело веры живое усердие к храму и его украшению!

Во всяком приходе должен бы составляться кружок ревнителей — мужчин и женщин разного возраста, от детей до стариков, который бы занимался содержанием храма в порядке и чистоте и постоянным его украшением, со всем тем что живая, порывистая мысль и горячее усердие могут внести в украшение храма красоты, смысла и чувства.

Люди, знающие обряды всех религий, единогласно утверждают, что ничто не может сравниться с православными молениями о загробной участи отошедших к Богу православных. Действительно, скорбь Православной Церкви об ушедшем чаде проникнута необыкновенной теплотой и непоколебимой надеждой. Православная Церковь не только не отступается от своего умершего члена, но проявляет о нем особую заботливость. Труп для православного не есть куски тлеющей материи, а оставленный духом храм живого Бога.

Поэтому покойник одет в светлую, большею частью никогда не надеванную еще одежду, кладется в гроб, обставляется горящими свечами, на грудь ему кладут икону, на чело надевают венчик, как знак Христовой в нем победы. Над ним совершаются панихиды, в которых все время звучит мысль о продолжении жизни, о непрерывной связи его с живыми людьми. Во время отпевания в погребальных песнях усопший как бы говорит со стоящими друзьями, а они взывают к нему.

У гроба усопшего, а в семьях ревностных и еще сорок дней по смерти, читают Псалтирь, чтобы отогнать от души нечистого духа. Подобно тому как царь Давид отгонял пением псалмов своих духа тьмы от охваченного им царя Саула, ту же силу эти псалмы имеют над темными духами и теперь — вот почему по покойному читается Псалтирь.

Затем самое высшее добро, какое оказывает Церковь умершему, — это есть поминание его на проскомидии. На этом вопросе надо подробно остановиться по его важности.

Та часть, которая вынимается из просфоры с произнесением имени живого или умершего лица, знаменует собою душу этого человека. В конце литургии, после приобщения верных, все эти частицы ссыпаются в чашу и проникаются, таким образом, животворящею Кровью Христовой. Над ними произносятся священником слова: «Омый, Господи, грехи поминавшихся здесь Кровию Твоею честною».

При этом видимом соприкасании частей просфор с Кровью Христовой происходит невидимое соприкасание души поминаемого человека с существом Божиим. Души светлые ощущают при этом особую радость — одинаково, будут ли они находиться в теле или, по окончании земной жизни, вне тела; души злые — некоторую тревогу от соприкосновения с высочайшей сферой, от которой они так далеки; все же — ощутительную пользу.

До какой степени для душ важно поминание их на проскомидии, можно судить из нескольких рассказов о достоверных событиях.

Один священник, вновь поступивший в приход, в течение нескольких ночей видел во сне своего предшественника, окованного цепями и со страшным выражением на лице, очевидно, в тяжелой муке о чем-то его упрашивавшего. Наконец в одном из снов этот священник указал своему заместителю на церковный жертвенник.

Встревоженный этим сном, молодой священник осмотрел все вокруг жертвенника и нашел запиханными между жертвенником и стеной многочисленные записки, которые в свое время были поданы прихожанами для поминания их родных на проскомидии. Очевидно, священник по нерадению эти записки бросал за жертвенник, не читая их.

Молодой священник, совершая проскомидию, усердно помянул всех записанных лиц и в его следующем сне опять увидал старого священника. На этот раз он был с веселым лицом, освобожденный от цепей, и поклонился в ноги своему заместителю.

Еще более замечательный рассказ передается из уст в уста в Москве.

В одном из приходов московских, у Девичьего поля, был священник, страдавший запоем. Он был человек кроткий и хороший, но несчастная страсть дошла до такой степени, что прихожане тяготились таким батюшкой и неоднократно просили митрополита Филарета избавить их от запойного священника.

Была написана резолюция об увольнении его из прихода и вечером доставлена к митрополиту. Митрополит хотел подписать это определение, но почему-то раздумал и, оставив бумагу на столе, ушел в свою спальню. Уснув, он увидел странный сон. Он увидел себя окруженным какими-то страдающими людьми. Большинство из них были убогого вида, были люди с раскроенными черепами, облитые кровью, с ранами в груди. Все они, наступая на митрополита, требовали у него прощения для того священника.

Проснувшись вскоре, глубокой ночью, митрополит решил, что это «искушение», и, вставши, отправился в кабинет, чтобы подписать резолюцию об удалении батюшки, и вновь какая-то сила удержала его. Он вернулся в спальню, заснул и снова был окружен теми же людьми, которые просили его помиловать священника с еще большею настойчивостью. И снова, проснувшись, митрополит пошел в свой кабинет, и снова какая-то сила помешала ему подписать бумагу. Снился ему в ту же ночь этот сон и в третий раз, причем эти люди кричали ему:

«Оставь его, не трогай! Он нам нужен!»

Все это показалось митрополиту, который был вообще всегда настроен очень мистически и верил в глубокую связь между двумя мирами, необычайным; он решил лично переговорить со священником и немедленно, ранним утром, послал за ним.

Когда священник явился к митрополиту, митрополит сказал, что собирается его уволить за его нетрезвое поведение

— Виноват, владыко, — говорил священник, — не отрицаю своей вины, достоин наказания.

— Скажи мне, — продолжал митрополит, — у тебя в жизни есть какая-то тайна, открой мне ее.

— Весь я грешен, — говорил батюшка, — и попираю недостойной жизнью своей свой священнический сан. Но одно исполнял я всегда с усердием и ревностью: поминовение усопших. Если я встречаю чьи-нибудь похороны, я провожаю покойника до могилы, спрашиваю его имя, записываю себе и неопустительно его поминаю. Я поминаю всегда лиц, которые умерли без покаяния, поминаю утопленников и удавленников, самоубийц, погибших нечаянной и жестокой смертью, — всех, кого некому поминать.

— Великое дело делаешь ты, — сказал митрополит Филарет, — и те люди, о которых ты молишься, в свою очередь ходатайствуют о тебе.

И митрополит рассказал священнику свой сон.

— Продолжай свое богоугодное и человеколюбивое дело, — сказал митрополит, — и, получив из другого мира указание, постарайся избавиться от своей страсти.

Не замечателен ли этот рассказ, который убеждает нас в том, до какой степени важно для людей поминовение их за проскомидией и как чутки души усопших к этим молитвам за них людей живущих.

От известного в Петербурге духовника, имевшего громадный духовный опыт, почившего протоиерея отца Алексия Петровича Колоколова, пишущему эти строки довелось слышать замечательный рассказ о силе поминовения души за проскомидией.

Пришел к нему однажды духовный сын его, значительный сановник. Исповедав ему грехи, тяготившие его совесть, он закончил свою исповедь признанием:

— Есть несколько лиц, которые настолько враждуют со мной, что стараются опорочить меня пред государем… Я ненавижу этих людей, презираю их и никогда им не прощу.

Отец Алексий стал доказывать ему, насколько не соответствует духу христианства такое его расположение. Но сановник все стоял на своем.

— Нет, — говорил он, — эта ненависть выше моих сил, с ней я и умру.

Тогда отец Алексий объявил ему, что в таких чувствах он не может допустить его до причастия.

— Вы должны, — говорил он ему, — осилить себя и совершить то, о чем так определенно говорил Христос: «Аще убо принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой». Вот как мы с вами поступим. Вы должны заставить себя молиться за ваших обидчиков, вы должны поминать их на проскомидии. Первые дни это будет для вас тяжелым усилием, потом же это будет становиться для вас легче. В ту минуту, когда частицы, за них вынутые, будут соприкасаться с Кровью Христовой, их дух будет соприкасаться с живою святынею Христа. Так как они злы по природе своей, то это соприкасание будет для них болезненно, и можно ожидать в первое время, что они будут еще более на вас злобствовать. Но вы продолжайте свое дело, и это частое, неведомо для них совершающееся прикосновение души их со Христом окажет на них в конце концов свое действие.

Сановник обещал наконец отцу Алексию исполнить его совет. На этом они и расстались. Прошел год. Сановник снова стоял перед отцом Алексием на исповеди и говорил:

— Батюшка, все то, что вы говорили, так в точности и сбылось. Употребляя над собою величайшее усилие, я заставил себя поминать их имена на проскомидии, для чего часто нарочно заходил даже и в будние дни в церковь. С ними произошло сперва какое-то ожесточение, так что козни их против меня усилились. А потом каким-то необъяснимым образом их вражда ко мне стала сглаживаться. И теперь между нами не только нет вражды, но водворились совершенно мирные и согласные отношения.

Можно сказать, что мистическая сила этого поминовения на проскомидии открывает громадные горизонты.

Что делать тому, кто видит дорогое для него существо нравственно гибнущим? Что делать тому, кто чувствует направленную на себя беспричинную вражду? Как поступать, когда люди близкие, имеющие в себе много светлых, отрадных качеств, лишены совершенно веры, а другой любящий человек, хотя бы ценою своей жизни, хотел бы открыть им закрытый для них путь веры?

Вот тогда и надо прибегнуть к силе Евхаристии, поминая людей на проскомидии.

Вспомним ту Монику, сын которой, будущий великий учитель веры, Августин, впал в ересь и в грех. Неустанно вопияла она к Богу о том, чтобы Господь вернул его на путь веры и добродетели. И этот возврат совершился. И, спасши молитвами своего сына, Моника вскоре отошла к Богу, а сын ее получил столь значительное и трогательное наименование: «сын столь многих слез».

Пример этой матери, дважды родившей своего сына — для жизни и для неба — и дважды выстрадавшей его рождение, должен быть всегда перед глазами тех, у кого близкие люди гибнут в неверии и пороках.

Какое другое врачевство может быть более действенным для души, как помимо воли и ведома человека соприкосновение его к святыне Христовой? Душа имеет свои пути, недоступные людскому уму, она имеет свою силу восприятия помимо обычных путей мысли. Она имеет свою область благодатных чувств.

Пусть человек будет совсем погружен в страсти, пусть распален ненавистью и ухищренною враждою, пусть его уста отрицают Бога. Что в том, когда над его душой производится спасительная работа, когда ее подводят к святыне Христовой, когда на нее льются и просвещают ее животворные лучи сияющего, торжествующего и чудотворящего Солнца — Христа!

Если иногда вражда возникает между иноками строгого монастыря, то мудрейшие из иноков не спешат объясниться словами, не спешат раздражаться от незаслуженно направленной на них вражды. Они прибегают к способу, давно испытанному между верующими людьми, — усиленно поминают враждующих против них людей на проскомидии, и Господь невидимо умиряет этих людей.

Так и вы. Если, несмотря на все человеческие усилия и на все ваше великодушие, вы будете чувствовать злобу, распалившуюся на вас, если дорогие вам люди вопреки ваших просьб и уговоров будут предаваться той жизни, которая убивает душу, если люди, вам близкие, в ослеплении своем будут отрицать Божество, — умирите тогда вашу скорбь надеждою, что есть сила Христова, против которой не устоит никакая страсть, никакая вражда, никакая слепота… Днями, месяцами, годами поминайте их упорно, и тем вы будете совершать над ними благотворную очистительную работу. И если даже вам покажется, что вера ваша не сотворила над ними ожидаемого чуда, знайте, что вы много сделали им для их судьбы и вечности.

Блаженна будет та душа, которая, живя в теле, стремилась к области Божественной. Изгнана будет от лицезрения Христа та, которая от Него отвертывалась. А ведь вашими молитвами и вашим проскомидийным поминовением этой души вы ее соприкасали с Источником света, и она, без ведома самого человека, совершала тот путь приближения к Богу, который необходим для спасения.

Старец Серафим Саровский многим говаривал: «Поминай родителей моих Исидора и Агафью». Сам великий праведник, дерзновенный в молитвах своих к Богу, он тем не менее желал и искал церковных за родителей своих молитв.

Многие люди, чтущие праведников, вынимают просфоры за упокой их родителей: за Евдокию, мать митрополита Московского Филарета, которую он так горячо почитал, за Кирилла и Марию, родителей преподобного Сергия.

По полному смысла усердию православных, ко гробницам «боярина Кирилла и Марии», в двенадцати верстах от лавры, в Хотьковом монастыре, заходят большинство богомольцев, идущих на поклон к игумену Сергию, и поучаются высоте сыновних чувств его: как ни влекло его в уединение, он не раньше ушел из мира, чем схоронил их.

Если поминать людей близких, любимых составляет христианскую добродетель, то еще выше — заботиться о судьбе таких людей, о которых некому заботиться.

В русском народе всегда находились самоотверженные люди, которых глубоко поражало положение несчастных бездомных скитальцев, людей, умерших на чужих руках, убитых на дороге, замерзших, потонувших, самовольно ушедших из жизни.

Мы видели пример того, как нужны для таких людей церковные о них молитвы и как эти люди умеют быть благодарны таким добровольным за них молитвенникам. Преподобный Даниил Переяславльский близко принял к сердцу положение несчастною смертью погибших людей.

В Древней Руси, при грубости нравов и младенческом положении полиции, постоянно на дорогах, и в городах, и в селах, находили убитых, причем оставались неоткрытыми и виновники убийств, и даже имена убитых. Для погребения таких тел, а также замерзших, утопленников, самоубийц, бедняков, умерших во время эпидемии, существовали по городам братские могилы

— большие ямы, называвшиеся скудельницами. Обычно в продолжение года складывали в незасыпанную яму тела. А один раз в году, в четверг перед Троицыным днем (Семик), над похороненными совершали отпевание, яму засыпали и в тот же день выкапывали новую. Обряд этот назывался «проводить скудельницы», и на него, как на благочестивый подвиг, собирались все горожане.

Когда в Переяславле, в Горицком монастыре, начал свой иноческий подвиг преподобный Даниил, покойников было особенно много, вследствие свирепых разбойничеств атамана Симона Воронова. Обилие мертвых тел, особенно находившихся вдали от поселений, затрудняло их перенесение в переяславльскую скудельницу. Многие тела оставались на растерзание зверей и птиц и на гниение непогребенными.

Мысль об этих неотпетых покойниках угнетала инока Даниила. Ему казалось ужасным быть застигнутым внезапно смертью, не будучи похороненным по христианскому обряду. И он стал подбирать убитых и умерших на дорогах, в лесах, на полях. Он просил других сообщать ему о таких найденных покойниках и даже платил за это.

Ночью выходил он из монастыря, на своих руках переносил несчастно погибшего на Божедомье, отпевал его и клал в скудельницу. Над этими скудельницами он думал: «Сколько, быть может, истинных и верных душ лежит тут, а мы, грешные, пренебрегаем ими, не удостаиваем их погребения при церквах, не поминаем их за Божественною литургиею». И стал он мечтать о том, чтобы устроить над этими скудельницами церковь и приносить по схороненным здесь поминовенные молитвы и вынимать за них части на проскомидии. И Бог эту мечту ему осуществить помог. Таково начало Даниилова Переяславльского монастыря.

Мы не будем много распространяться о том, как угодна Богу такая жертва любви и как она всем доступна. Скажем только о том, что в Италии есть братства, которые хоронят одиноко умерших людей, хоронят так, как бы эти люди не были схоронены и тогда, если бы имели родных. Все братство собирается в торжественной процессии, отдавая долг любви человеку, им неизвестному, и чрез это возвышая цену своего подвига.

Об основателе знаменитой московской Третьяковской галереи рассказывали, что он имел обычай, встретив покойника, всегда проводить его до могилы. Вообще люди, стремящиеся к добрым делам, имеют всегда обширное поле для них в семьях, только что пораженных утратой, потому что в большинстве случаев эти утраты сопряжены с непосильным расходом на похороны, а часто вслед за смертью главы семьи вся семья бывает обречена на тяжелую бедность.

 

Почитание святых

Какую теплоту православному религиозному миру придает установленное в нем почитание святых.

«Се что добро или что красно, еже жити братии вкупе». Сиротливо чувствует себя человек, которому не с кем поделиться чувствами и мыслями, который одинок в своей духовной жизни. Какая-то отрада испытывается, когда человек окружен людьми верующими, как он, кланяющимися тому же Богу, полными тех же чаяний и упований…

Но отношения с живыми людьми, с которыми вы даже сошлись в области высших идеалов, могут быть нарушены каким-нибудь несогласием. Ведь земля не знает ни в чем совершенства. Вам нужны такие друзья, которые были бы выше и лучше вас, могли бы стать вашими руководителями и поручителями за вас перед Богом.

Вам нужно не только единение в вере, вам нужна опора и помощь, вам нужна такая живая Сила, к Которой вы можете воззвать во время испытаний, когда вам так тяжело, что уже и слезы не льются из глаз, когда горе, как острыми ножами, режет ваше сердце. Вам нужны тогда такие светлые существа, которые бы втайне, никем не видимые, подошли бы к вашему страданию и умелою, нежной, но безбоязненной рукой коснулись его, чтобы облегчить вас. Вам нужны лучезарные, прекрасные, надежные, отзывчивые люди, к которым вам можно было бы приткнуться.

И всю эту жажду вашей души, которая мучит многих людей бессознательно, так что они, этой жаждой страдая, не знают даже, что она значит и чем ее удовлетворить, — эту жажду утоляет тот, кто, познав учение Церкви о почитании святых, живым чувством привяжется к кому-нибудь из избранных им небожителей.

Исполнение заповедей Христовых в праведниках шло все растущей волной. И ту же растущую волну представляло в них исполнение Христова завета о взаимной любви. Любовь эта жгла их сердца, превращаясь в громадное пламя, которое светило людям, грело их.

Правда, в начале своего подвига, чтобы освободиться от греха, очистить свою душу, приблизиться к Богу, они бегали от людей, но и тут они незримо помогали им своею молитвою.

Схимничество есть совершенное отвержение мира. А между тем это самое схимничество есть неперестающая молитва за тот же мир. Один из величайших русских аскетов последнего века, киевский старец отец Парфений, задумался однажды над вопросом о том, что есть схимничество. И тут же получил на свои мысли ответ таинственного голоса: «Молитва за весь мир».

Когда же праведник, путем великого подвига самоочищения и молитвы, достигнет праведного состояния первого человека и вернет себе все дары, утраченные душой человеческой через грехопадение, тогда он становится усердным служителем людей.

Подумайте: ведь для того, чтобы любить людей безграничною, милующею, горящею, готовою на отклик любовью, любовью, ничего не требующею и все дающею, надо отвергнуть себя самого, надо свое собственное существо со всем себялюбием, гордостью, тщеславием, разорвать в куски, растоптать, отбросить, уничтожить вконец, чтобы на месте этого своего существа, которому служат, о котором пекутся, с которым носятся обыкновенно люди, поставить своего ближнего.

Вокруг меня стонет горе, смотрит горящими глазами нищета, идут на преступления из-за грошей создания Божии, мать торгует честью дочери, растут беспризорные дети, обреченные на звериный образ жизни, а я бок о бок со всеми этими ужасами живу спокойною и сытою жизнью, намеренно закрыв на все это глаза, зажав себе уши от несущихся ко мне со всех сторон стонов невыносимого людского несчастья.

Отчего это происходит?

Да оттого, что любовь к себе и к слишком ограниченному кругу ближайших к себе избранных людей тушит в человеке истинную горячую любовь к ближнему.

Я должен сам страдать для того, чтобы понять страдающих. Я должен сам перенести одиночество, чтобы уловить полный отчаяния взгляд одинокого человека, который на это свое одиночество уже и жаловаться перестал, покорно неся свой крест. Я должен сам испытать и холод, и голод, и жажду, и всякое лишение для того, чтобы понять, как ужасно все это переносить другому человеку. Я должен сам быть всеми оставленным, чтобы понять, что значит жить в общем пренебрежении, не имея никого, кто бы вам сочувствовал, о вас думал, о вас заботился, на вас радовался.

Мир святых — это мир людей величайшего христианского благородства, понявших во всем его объеме христианский подвиг. Святые — это люди, которые довели в себе исполнение христианских заповедей до последних их выводов. Это люди, которые на деле во всей точности, во всех подробностях исполнили то, чему учил Христос, угадав и усвоив себе высшую совестливость, мешающую человеку наслаждаться чем-нибудь таким, чего нет у другого человека, которого он признает своим братом.

У меня дворец, у меня сказочная роскошь, у меня возможность исполнять всякую мою прихоть, как только я такую прихоть придумаю; другой — без пристанища, без одежды, без насущного хлеба… Могу ли я быть спокойным? Меня будет грызть совесть, пока я не уравняю нашего положения. Дать всем бедствующим то, что у меня есть, — на это не хватит никаких американских миллиардов. Средство одно — стать самому в состояние тех же лишений, той же ограниченной жизни.

И вот почему мы видим, что святые с какой-то изощренностью отказываются от всех земных преимуществ и, раздав все свое имущество бедным, этим не ограничиваются, а еще начинают работать для них. Для истинного христианина есть какая-то отрада в том, чтобы делить со Христом Его уничиженное положение на земле.

Преподобная Евфросиния, княжна Полоцкая, живя в затворе на полатях Спасского храма Полоцкой обители, занималась дорого тогда оплачиваемым трудом переписки священных книг и посылала их епископу. Он их должен был продавать и вырученные деньги распределять между бедными.

«Христос в терниях; неужели же я, увенчанный розами, пойду по пути, осыпанному цветами? Христос с прободенными руками; неужели же я буду тешить и ублажать мое тело? Христу негде главы преклонить; неужели же я буду жить во дворцах? Христа гнало высшее сословие его современников; неужели же мне искать видного положения в высших кругах? Христу помогали в нуждах Его внимавшие Ему люди; неужели же мне жить ни от кого не зависимым человеком, величаясь этою самостоятельностью и ни в чем себя не ограничивая?»

Преподобный Никола Святоша, сын Черниговского князя, первый из русских князей принял иночество. Он добровольно проходил разные послушания в Печерской обители: три года работал на братию в поварне, сам рубил дрова, носил из реки воду на плечах своих и приготовлял братскую пищу. Потом он служил привратником монастырским, как сторож, не отходя никуда, а для отдыха садился на куче сора. После этого стал прислуживать на трапезе. Когда родственники его, чрез близкого князю врача, уговаривали его не срамить их такою жизнью, он отвечал:

— Если никто из князей не поступал так прежде меня, то пусть я буду вождем в этом деле. И кто захочет, пойдет по следам моим. Благодарю Бога моего, что Он освободил меня от работы мирской и сотворил слугою Своим блаженным черноризцем.

Вот высокая жажда принизить себя для Бога, стать равным последнему по мирскому положению человеку, сбросить все земные отличия перед святынею Христова Креста, видеть в жизни одного своего Учителя — и «Того распята»… Как утончается дух в таких подвигах, как растворяется широко сердце, как обостряется понимание чужой жизни, чужого страдания!

Чутким слухом, прозорливым умом праведники при жизни видят не только лиц, непосредственно приходящих к ним, но видят страдания и вдалеке таких людей, которые у них никогда не были, о которых они не могли слышать.

В последние годы жизни великого Оптинского старца Амвросия привезли к нему расслабленного крестьянина Гаврюшу, который ползал по земле. Отец Амвросий явился ему в той деревне, где он жил, и призвал его к себе.

Непостижима и изумительна эта забота живых праведников о таких людях, которые о них еще ничего не слыхали: точно в поисках подвига любви, покровительства и сочувствия, беспокойный святым волнением дух их бродит по земле, выискивая себе пищу для своего «распространившегося» для людей сердца.

И Господь открывает им людей, которые будут нуждаться в их помощи, и светлый дух их вьется над этими людьми, как орлица, крыльями своими готовая защитить птенцов. Чудные и таинственные горизонты открывают такие события, как то, о котором сейчас будет рассказано и которое совершилось над госпожой Еропкиной. Барышня-сиротка из богатой помещичьей семьи по окончании института поселилась у своего дяди и вскоре была помолвлена с молодым человеком Еропкиным по взаимной любви. Как-то незадолго до свадьбы, она весело провела вечер в разговоре со своими двумя двоюродными сестрами о предстоящем ей счастье и отошла ко сну. Не успела еще она окончательно забыться, как услышала, что в комнату кто-то вошел. Это был ее дядя с каким-то старым монахом. Явление было так осязательно, что она из девичьей стыдливости поспешила натянуть на голову одеяло. Монах подошел к ней и произнес над нею слова:

— Бедная! Из сиротства да во вдовство: ведь это хуже, чем из огня да в полымя!

Через несколько секунд вошедших в комнату не стало. Потрясенная этим явлением, невеста разбудила спавших с ней в одной комнате двоюродных сестер и все им рассказала. Несколько дней она была вне себя от тревоги и тоски, но молодость и надежда на счастье взяли свое, и вскоре пышно была сыграна ее свадьба.

Через несколько месяцев после свадьбы молодой муж заболел скоротечной чахоткой. Не смея волновать его, жена не предложила ему пред концом церковного напутствия, и он умер неисповеданный и неприобщенный.

Горе молодой женщины, попавшей, как говорил неизвестный старец, «из сиротства во вдовство», было безгранично. Особенно угнетала ее мысль о том, что муж ее отошел без напутствия Таинствами. Она опасалась, что это повлияет на его загробную судьбу. От тоски и отчаяния она готова была покуситься на самоубийство, так что родные безостановочно следили за ней.

В эту самую пору тяжелого для всей семьи испытания дядя ее услыхал рассказы о старце Серафиме Саровском, который доживал последние годы своей жизни. Эти рассказы были так необыкновенны, что дядя, несмотря на близкую весеннюю распутицу, немедленно собрался в дальний путь за несколько сотен верст и повез племянницу к отцу Серафиму.

Громадная толпа народа волновалась между Саровским собором — одноэтажным корпусом, где была келья старца, когда путники, прибыв в Саров, вошли в монастырь. Подхваченная народной волной, госпожа Еропкина была втиснута в сени перед кельей, где отец Серафим благословлял народ. И прежде чем она успела взглянуть на старца, она, никем здесь не знаемая, услышала над собой голос: «Приобщается раба Божия Анна благодатию Христовой». И чья-то рука потянула ее в келью. Голос этот был знакомый. Она слышала его в каких-то чрезвычайных обстоятельствах. Когда же она подняла глаза на стоявшего перед ней человека, она в облике отца Серафима узнала того старца, который тогда, незадолго до ее свадьбы, приходил к ней с печальным предсказанием.

Прежде чем она успела поведать отцу Серафиму свое горе, он заговорил с ней обо всем ее пережитом, как о чем-то ему близко известном, и стал ее успокаивать насчет ее терзаний, что муж отошел ненапуствованным; объяснил, что часто добрым людям Господь пред смертью посылает со Святыми Дарами невидимого Ангела. Старец преподал ей разные советы, как молиться о муже, совершенно успокоил ее и приказал весной приехать к себе опять.

А как объяснить такие события? Один генерал пришел к тому же старцу Серафиму и благодарил его за его молитвы.

— Вашими молитвами, — рассказывал он, — я спасся во время Турецкой кампании. Окруженный многими полками неприятелей, я остался сам с одним только полком и видел, что мне нельзя ни укрепиться, ни двинуться как-нибудь, ни взад ни вперед. Не было никакой надежды на спасение. Я только твердил постоянно: «Господи, помилуй молитвами старца Серафима», ел сухари, данные мне вами в благословение, пил воду, и Бог сохранил меня от врагов невредимым.

В эти минуты крайней опасности смятенная страхом смертным душа человека из этого ада кипучей битвы рвалась за помощью к дальнему старцу, и, как удары электрической искры, прозорливый дух великого Серафима почувствовал эту безглагольную из дальней враждебной страны мольбу погибавшего человека, возопил к Богу, и Бог по молитвам угодника Своего послал в охрану ему легионы Ангелов Своих.

Советами, охраной, мыслями, предупреждениями своими святые при жизни широко служат людям. И как нежно и заботливо служение их!..

Укоряли и смеялись над одной крестьянкой, которая при народе, ожидавшем благословения Оптинского старца Амвросия, стала кричать ему:

— Батюшка, у меня индюшки все мрут. Помоги, чтобы не умерли.

И старец дал ей свой совет. Он понимал, что для нее вопрос о жизни индюшат так же важен, как для крупного мирового купца важен приход в безопасности идущих из другой части света кораблей.

Прибежал однажды в Саровскую пустынь крестьянин с признаками сильнейшего волнения и спрашивал у всякого попадавшего ему навстречу инока:

— Батюшка, ты, что ли, отец Серафим?

Когда ему указали старца, он упал ему в ноги и закричал:

— Батюшка, у меня лошадь украли. Не знаю, как теперь буду семью кормить. Я без нее стал нищим. А ты, говорят, угадываешь.

Старец ласково прижал к груди его голову и сказал:

— Огради себя молчанием. Иди в село (старец назвал то село). Как станешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома. Там ты увидишь калиточку, войти в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча.

Лошадь была найдена.

Пришел другой молодой крестьянин с уздой в руках, плакавший о пропаже лошадей, и поговорил со старцем. Через несколько времени монах, знавший о его горе, спросил, отыскал ли он лошадей.

— Как же, отыскал! Отец Серафим сказал мне, чтобы я шел на торг и что я там увижу их. Я и вышел, и как раз увидал, и взял к себе своих лошадок.

Дивно общение святых между собою. Так, архиепископ Воронежский Антоний в день кончины старца Серафима в далеком Сарове при отсутствии тогда телеграфов и медленной почтовой гоньбе, стал служить по нем панихиду.

Затворник Задонский Георгий рассказывал, что одно время смущался помыслами, не перейти ли ему из Задонского монастыря в другой. Этот помысел он никому не открывал. Однажды пришел к нему странник и сказал:

— Отец Серафим приказал тебе сказать — стыдно, столько лет сидевши в затворе, побеждаться вражескими помыслами, чтобы оставить это место. Никуда не ходи.

В ту ночь, когда душа старца Серафима была освобождена от уз тела, один из русских подвижников, игумен строгой Глинской пустыни Курской епархии Филарет, выходя с братиею своею из церкви от заутрени, указал сияние на небе и промолвил:

— Вот в каком торжестве возносятся к небу души праведников. Ныне преставился Богу Саровский старец Серафим.

Да, для воздействия праведников на души человеческие упраздняются все земные ограничения пространства, времени. И если на земле живой человек, хотя бы и праведный, может в известные минуты говорить и быть поглощенным только одним существом: в небесную пору своего бытия он как бы раздробляется и в одно мгновение входит в общение, невидимо советует, остерегает, помогает, спасает, вразумляет множество людей.

Ведь в вечной жизни происходит полнейшее развитие человеческой души, расцветают все свойства, которые в земном человеке проявляются часто лишь легкими очертаниями, лишь намеками. И та заботливость, то нежное участие к людям, которое замечалось в праведниках в земную пору их существования, тут, естественно, принимает еще большие размеры.

О той греющей любви, которая пламенеет в праведниках, которая как бы теснит их сердце, ища выхода наружу в соответствующих действиях, расскажет следующая сцена из жизни того же великого Серафима, который является неусыпаемой сокровищницей всяческих добродетелей, величайших черт человеческого характера. Эта сцена передана в воспоминаниях одной старушкой, госпожой Аксаковой, которая в раннем детстве была с родными в Сарове и пред церковным прославлением старца Серафима в живых, увлекательных словах изобразила эту давнюю встречу.

Несколько семей из высшего нижегородского круга отправились в Саров, чтобы повидать старца Серафима. Им сказали, что отец Серафим скрывается в лесу. В пустыньке его они не нашли. И кто-то из монахов посоветовал им послать на розыски старца детей. Старец так их любил, что непременно бы вышел к ним из своей засады.

С шумными криками радости дети обнаружили лесное убежище старца. И отец Серафим действительно быстро пошел к ним навстречу, и скоро на лесной полянке стоял он, окруженный детьми. С растроганным взором он поочередно брал их к себе и прижимал к своей груди, умиленно шепча: «Сокровища мои, сокровища…» Было что-то особое в этом пустыннике, превзошедшем суровою жизнью своею великих египетских отцов, который с любовью и благословением прижимал к себе детей, эту будущую юную Россию.

Я застал еще в живых в Дивеевской обители одну древнюю инокиню, которая в раннем детстве приходила со своими односельчанами в Саров. Отец Серафим стоял на лесном пригорке, когда они завидели его. Радостно замахав им руками, он стал кричать им: «Грядите, грядите, грядите ко мне» — и, наконец, словно не выдержав напор усердия своего и любви к этим шедшим к нему людям, он сам побежал к ним навстречу.

Так вот теперь, лежа мощами своими в раке, среди собора, в неугасимых огнях, зажженных усердной рукой, неужели не встречает он, как встарь, приходящих к нему за тысячи верст из шумной столицы, из тихих деревень богомольцев, не бежит к ним навстречу с ободряющим зовом: «Грядите ко мне, грядите», не берет ли на свои руки, чтобы прижать к своей груди, приводимых к раке его невинных детей, шепча им, как шептал тогда давно отошедшему теперь поколению: «Сокровища мои, сокровища…»

Тот, кто вступил в общение с этим изумительным святым, тот должен был чувствовать не раз в своей жизни присутствие и действие его над собой. Как птица, охраняющая гнездо своих птенцов, он вьется над теми, кто доверился ему раз навсегда в своей жизни, призвал его на помощь, кто постоянно помнит о нем.

Овевая необыкновенною сладостью живое общение с собой, он в трогательных выражениях не раз высказывал, как крепка и надежна его защита. Кто-то сильно плакал и скорбел в одном испытании, сомневаясь к тому же в своем спасении. А он подошел и сказал:

— Не плачь, моя радость. Все те спасутся, кто призывает меня.

Тих, благодатен, ласков подход его к душе человеческой. В последние дни свои он говорил своим детям:

— Когда меня не станет, вы ко мне на гробик-то приходите! Как вам время, вы и идите, чем чаще, тем лучше! Если что есть у вас на душе, что бы ни случилось с вами, о чем бы ни скорбели, придите ко мне, да все, все, с собою-то и принесите на мой гробик. Припав к земле, как живому все и расскажите. И услышу я вас — и вся скорбь ваша отлетит и пройдет. Как вы с живым всегда говорили, так и тут! Для вас я живой есть, буду и вовеки.

А часто, когда люди в горе не успели позвать его, он приходит первый.

Одна купчиха видит во сне старца, который говорит ей: «Эту ночь воры подломили у тебя лавку, но я взял метлу и стал мести. Они и ушли». Действительно, запоры у лавки оказались подломанными, но воры, испуганные появлением старца в образе метельщика, убежали, ничем не воспользовавшись.

Богатая женщина далеко от Сарова страдает, задыхается от нарыва в горле. Голос пропал, вода проходила только каплями. Однажды ночью она сидела в постели, обложенная подушками; служившие ей уснули. В комнате светила лампа и лампада у икон. Вдруг неожиданно вошел старец с открытой головой, в белом балахончике, с медным крестом на груди. Он благословил больную и сказал ей: «Простая и добросердечная!» — и вышел. В ту же минуту больная громко воскликнула: «Старец Божий, скажи еще что-нибудь!» Этот голос разбудил ее прислугу, и та спрашивала ее, с кем она говорила.

По выздоровлении ей принесли изображение отца Серафима, и в нем она узнала своего исцелителя, а в Сарове ее поразило, что и одеяние его было то же, в каком старец являлся ей.

В 1865 году в доме г-жи Бар… пред Рождеством раздавали по обычаю пособия нуждающимся.

Вошел отдельно старичок, седой, согбенный, и, помолясь, говорит: «Мир дому сему и благословение». Раздатчица спросила его:

— Ты за подаянием?

— Нет, не за тем.

— Что ж тебе? Бери, если надо.

— Нет, мне ничего не надо, а только видеть вашу хозяйку и сказать ей два слова.

— Хозяйки нет дома. Что передать — скажи нам.

— Нет, мне надо самому.

Одна из прислуги шепнула другой:

— Что ему тут? Пусть идет — может, бродяга какой.

Старичок сказал:

— Когда будет хозяйка, я зайду, я скоро зайду. — И вышел.

Раздатчица видела плохую обувь старичка и раскаялась, на нее напало какое-то смущение. Она выбежала на крыльцо, но и там, и дальше никого не было; он точно исчез. От хозяйки это скрыли, а подозрительной слуге во сне ктото сказал: «Ты напрасно говорила. У вас был не бродяга, а великий старец Божий…»

На следующее утро г-же Бар… по почте пришла посылка. Это оказалось изображение чтимого в доме старца отца Серафима, кормящего медведя.

Велико было изумление всех, когда те, кто говорили со старичком бедным, узнали его в изображении отца Серафима.

Купец-богомолец с приказчиком, несмотря на уговоры дивеевских сестер, выехали из Дивеева, не переночевав, и попали в страшный буран. След совершенно потеряли, лошади стали, и ямщик объявил, что не знает, куда ехать и окончательно замерзает. Ждали смерти.

— Эх, братцы, — одумался вдруг купец, — и мы-то хороши! Были мы на поклонении отцу Серафиму, а его помощи и не попросим. Давайте попросим его.

И все трое из последних сил стали на колени и начали призывать помощь старца Серафима. Еще не кончена была молитва, как вдруг, слышат они, кто-то возле них шаркает по снегу и говорит: «Эй, вы, что это где засели? Ну-ка вот ступайте за нами, мы вас выведем на дорогу!..» И видят — мимо них старичок и старушка везут салазки, оставляя по себе глубокий след. Они выехали по следу, слышат все пред собою голоса: «Сюда, сюда, за нами». А как ни пускают свою тройку, все салазок догнать не могут. По дороге упали в какой-то овраг и думают: беда. А голоса все кричат: «Не бойтесь, не бойтесь ничего, ступайте за ними».

Из оврага выбрались, опять поехали по следу, пока не показались огни, и тут и салазки, и след, и старик со старушкой пропали. Это старец Серафим с дивеевской первоначальницей Агафией Семеновной Мельгуновой вызволили их из беды.

Замечательно это общение святых, когда они являются вдвоем людям на помощь.

Кто лучше, как святой, может оценить и понять святого? Старец Серафим при жизни видал матушку Агафью Семеновну Мельгунову, дивеевскую первоначальницу. Вероятно, нередко приезжала она в Саров, но он уклонялся от людей, будучи при ее жизни послушником и молодым иеродиаконом. Он присутствовал при ее соборовании, когда она просила игумена Саровского не оставить после ее смерти несколько благочестивых женщин, которых она приютила у себя в доме и которые составили первоначальное зерно будущей великой Дивеевской обители.

Отец Пахомий обещал и промолвил:

— А после меня попечется вот о них отец Серафим.

Уехав тогда из Дивеева, саровцы вернулись к похоронам матушки Александры. Отец Серафим не остался даже на поминовенной трапезе и, несмотря на проливной дождь, пошел пешком обратно в Саров. Больше он в Дивееве и не бывал. Но душа его была полна восторгом пред памятью матушки Александры, которая из богатых помещиц стала как бы слугой крестьянства, работала, как «раб купленный», а все свое богатство употребила на возведение новых и возобновление старых церквей.

На своем своеобразном языке он говаривал дивеевским насельницам: «Великая жена зачинала ваше место. Я и поднесь ея стопочки лобызаю».

В одном из явлений своих старец сказал одной больной:

— Тебя Агафья жалеет.

Господь дал великое обетование: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». А какая это несокрушимая сила, когда при каком-нибудь деле на пользу земных людей согласно молятся в небе несколько праведников!

Старец Серафим со своей сильной душой, восхищавшейся всем прекрасным, любил с восторгом говорить о великих людях Церкви, о таких деятелях, как Афанасий Александрийский, который один отстоял истину Православия против ереси Ария и ублажал великих подвижников веры и благочестия.

Не тот же ли восторг пред святыми видим и в подвижнике последнего нашего времени, отце Иоанне Кронштадтском? Еще будучи молодым студентом Петербургской духовной академии, он, сидя над творениями Иоанна Златоуста, переживал такие восторги, что в восхищении его страницами начинал от радости плескать руками.

Как много надо ухаживать за людьми, чтобы быть с ними в добрых сношениях, и как, наоборот, святые откликаются нам, как только мы их призовем. Однако и святым утешительно, когда люди проявляют верность к их памяти на всем протяжении своей жизни. И неправильно поступают те почитатели святых, которые недостаточно дорожат видимыми знаками заботы о себе этих праведников.

Одному человеку, который неожиданно получил образ старца Серафима, очевидно, посланный этому лицу самим старцем, и который затем легко расстался с этим образом по чьей-то просьбе, старец явился с ласковым укором.

Если наши внешние нужды заботят собою святых, то заботы их усугубляются, когда дело идет о значительнейших минутах нашего существования, о переходе в вечность.

Вот в Малой Азии, в ссылке за свою правду, влекомый по каменистым дорогам, под жгучим солнцем или на холодном ветру, дивный Иоанн Златоуст приближается к концу своего подвига. Являются ему апостолы Петр и Иоанн, которые были к нему посланы во время его молодости, когда он подвижничал в Антиохийском монастыре.

— Радуйся, добрый пастырь словесных овец Христовых, крепкий страстотерпец, — говорят они, — мы посланы к тебе общим Владыкой нашим Иисусом Христом, чтобы помочь тебе и утешить тебя в трудах и скорбях, которые ты понес за чистоту своей души. Ибо ты, подражая Иоанну Крестителю, обличил беззаконствующих царей. Мужайся и крепись. Тебе уготовано воздаяние в Царствии Небесном. Мы благовестим тебе великую радость: по прошествии немногих дней ты отойдешь к Господу Богу Твоему и будешь вечно блаженствовать с нами в Царствии Небесном.

После этих торжественных слов апостолы подали святителю-исповеднику что-то съедобное и сказали:

— Возьми и съешь, дабы тебе после сего не требовать другой пищи в сей жизни. Этого будет довольно для тебя до того времени, когда ты предашь свою душу в руки Божии.

Накануне смерти Иоанна привели в Команы, где была церковь Святого великомученика Василиска, епископа Команского, пострадавшего в Никомидии при царе Максимиане. Был канун дня Воздвижения Креста Господня. Ночью Иоанну явился священномученик Василиск и сказал:

— Мужайся, брат Иоанн, ибо завтра мы будем вместе.

Таким образом, от рождения до могилы мы можем находиться под благодатным воздействием святых.

Как мы видели, святые очень часто сами идут к нам на помощь. Праведники, живые или отошедшие в небо, призывают нас к себе, открываясь людям в сновидениях, обещая им помощь. Но Бог дал людям свободную волю, предоставил на выбор: жить среди грешных людей или искать общества праведников.

«С кем поведешься, от того наберешься», — говорит пословица. «С преподобным преподобен будеши, с нечестивым развратишися». И духовная жизнь человека идет чрезвычайно успешно тогда, когда он изберет себе в небе какого-нибудь заступника или руководителя, постоянно о нем думает, постоянно к нему обращается.

Как в жизни сходятся люди, имеющие между собой много точек соприкосновения, так и в небе мы можем выбирать святых, духовный облик которых нас особенно к себе привлекает. Человек аскетического склада выберет себе покровителями великих аскетов, постников, молчальников, суровых иноков, убегавших людей.

А люди живые, общительные и порывистые, люди, ждущие ласки и жаждущие постоянно видеть проявления участия со стороны тех, к кому они привязались, не найдут себе лучших небесных друзей и покровителей, как всемирный чудотворец Николай, или наш тихий, отзывчивый праведник Сергий, игумен Радонежский, или скорый утешитель, Саровский Серафим преподобный. Ведь то самое, что святитель Николай Чудотворец чтим всей вселенной, призываем не только даже теми христианскими вероисповеданиями, которые отметают культ святых, как лютеране, но и язычествующими инородцами и магометанами, — показывает, насколько он близок всем нуждающимся в помощи, насколько осязательна и скора эта помощь, насколько он жив для людей и общедоступен.

Это какой-то виртуоз добра и сострадания: лучезарные, столь понятные дела его любви так отрадны и поучительны.

Он является таким высоким примером святости и помощи, что, разбираясь в вопросе о святости, нельзя не остановиться на его служении людям.

Получив наследство после смерти родителей, Николай, бывший тогда священником, стал раздавать его нуждающимся.

Жил в городе один человек, который после большого богатства впал в крайнюю нищету и решил воспользоваться честью трех своих красавиц-дочерей для своего обогащения. Николай узнал об этом и решил спасти несчастных. Три раза по ночам он подкрадывался к лачуге, в которой ютился бывший богач, бросая всякий раз по мешку с золотом на приданое каждой из дочерей. Только на третью ночь облагодетельствованная им семья успела обнаружить Николая, и он взял с них клятву, что они о его жизни никому ничего не откроют. Все три дочери были выданы замуж.

Во дни его епископства были в Мирах невинно осуждены на казнь три гражданина. Святитель в это время объезжал епархию. К нему был снаряжен гонец с вестью: «Весь город плачет и сетует; если бы ты был с нами, то правитель не осмелился бы решиться на это беззаконие». Святитель немедленно вернулся в Миры и, уже подъезжая к городу, узнал, что осужденных повели на казнь. Когда он явился на площадь, первый из осужденных уже ждал смертельного удара, и палач уже вынул из ножен меч.

Народ радостно встрепенулся при виде знакомого образа, внушавшего всем отраду и надежду. Крик освобождения пронесся по площади, и палач не посмел размахнуться мечом, чтобы нанести удар. Быстро, среди расступившегося народа, святитель подбежал к плахе, вырвал меч из рук палача, бросил его на землю и развязал осужденного. По громадному уважению, которым пользовался в городе святитель Николай, никто не осмелился ему препятствовать.

Свидетелями этого поступка святителя были три царских воеводы из Царьграда. Вскоре по возвращении в столицу они были оклеветаны. Их противники успели вынудить у царя указ о их казни. В ту ночь перед казнью, мучимые предсмертным томлением в темнице, они вспомнили, как на их глазах святитель Николай избавил от смерти трех мужей, и с тою силою молитвы, которая доходит до Бога, для которой нет расстояния, они взмолились дивному святителю о помощи.

В ту же ночь спавшему царю предстал святитель Николай и властно произнес: «Встань скорей, разреши заключенных в темнице воевод, они оклеветаны и страдают невинно». Объяснив царю все дело, святитель прибавил: «Если ты не исполнишь мое слово, то я воздвигну страшный мятеж и ты погибнешь несчастною смертью».

— Кто ты, зачем пришел ко мне, почему угрожаешь нашей державе? — спросил царь.

— Мое имя Николай. Я архиерей Мирликийской митрополии.

Святитель явился в ту же ночь главному противнику воевод, и они с царем пересказали друг другу свои сновидения.

Воеводы были вызваны к царю, уверили его в своей невиновности и в это время увидели сидящим рядом с царем святителя. Царь вручил воеводам золотое Евангелие, золотое кадило, усыпанное драгоценными каменьями, два светильника и приказал им свезти все это святителю в Миры.

Это двойное избавление от казни людей вспоминается в церковной песне святителю, в словах: «положил еси душу твою о людях твоих и спасл еси неповинныя от смерти».

Святитель Николай считается покровителем в море плавающих. В великолепной базилике, где почивают мироточивые мощи святителя, в итальянском городе Бари, на берегу Адриатического моря, пишущему эти строки пришлось видеть скромную гравюру в простой рамке, на которой изображен несколько десятков лет тому назад спасенный святителем от бури итальянский корабль.

Еще будучи в священническом сане, он, увлекаемый святою мечтою, плыл мимо берегов Египта, направляясь к Александрии, чтобы оттуда проследовать в Палестину. Поднялась страшная буря; все ждали смерти. Святой Николай помолился, и внезапно море успокоилось. В это же плавание один из корабельщиков оборвался с мачты и убился до смерти. И святой Николай сейчас же воскресил его своею молитвою.

Он также являлся людям, погибавшим в море. Однажды путники, плывшие из Египта в Ликийскую страну, были застигнуты страшной бурей; судно бросало, рвало ветром, корабль весь скрипел от хлещущих волн. Люди прощались с жизнью. Никто из них никогда не видал святителя Николая, но все слыхали о том, как скор он на помощь просящим его. И воззвали они к нему, как к последнему убежищу. Он откликнулся. Святитель вошел на корабль и сказал:

— Вы взывали ко мне. Я пришел вам помочь, не бойтесь.

Он взял рукой за кормило и стал направлять корабль. И как в ту заветную евангельскую ночь Христос запретил буре бить ладью его апостолов — так и тут святитель велел буре перестать. И легла на море тишина.

Так еще при жизни люди, не видавшие никогда его, призывали его в своих бедах, и благодать, жившая в этом дивном христианине, покоряла людей, которые подходили к нему.

Какие-то светлые лучи исходили от него. И люди, страдавшие страстями или скорбью душевной, находили невыразимое облегчение, как только взглядывали на святителя. Не одни его современники но и в средние века люди, богатые религиозным воодушевлением, прославляют его.

Среди непросвещенных язычников и инородцев нашего сурового Севера вы встретите горячих почитателей святителя Николая. Он является им на помощь в нуждах и опасностях их сложной жизни: выводит на дорогу гибнущих от бурана; выводит, как крепкий кормчий, из бурь, когда ладьи их попадают под власть рассвирепевшей стихии. Помня милосердие и помощь своего помощника, они приходят в русские города и, с умилением найдя икону святителя, признают в ней являющегося им чудотворца, ставят перед его иконой свечи, слезно молятся, кладут перед ним в виде дара добытые ими на охоте меха.

Столь же поразительны дела любви и милосердия, сотворенные в неисчислимом множестве святителем по прославлении его.

В нынешней Сирии жил благочестивый человек Агрик, который, почитая память святителя Николая, ежегодно в день его памяти ходил на богомолье в его храм и затем устраивал трапезы для бедных. Однажды шестнадцатилетнего сына Агрика, Василия, который накануне праздника святителя Николая пошел в его церковь, взяли в плен арабы с острова Крита. Там он был сделан виночерпием князя Амиры. Три года скорбел отец об утрате сына. Когда настал день памяти святителя, Агрик сказал жене:

— Мы совсем забыли великого чудотворца и благодетеля нашего. Завтра день его памяти, принесем ему в дар елей, свечи и фимиам. Помолимся ему; быть может, он вернет нам сына или укажет, где он.

Побывав в церкви, они поставили трапезу для бедных. Во время трапезы вдруг у двора залаяли собаки. Высланные посмотреть люди ничего не нашли, а лай все усиливался. Агрик вышел сам и увидел пред собой юношу, одетого по-арабски, с сосудом вина в руках. Василий служил у стола сарацинского князя и наливал ему вино, как его подхватил вихрь и поставил пред отцом.

А вот событие, в котором выяснились такая предупредительность, забота, ласка, покровительство святителя своему чтителю.

Царьградский ремесленник Николай после долгой трудовой жизни в старости впал в нищету. Когда настал праздник святителя Николая, он мучился тем, что нечем ему ознаменовать этот праздник, и, посоветовавшись с женой, решил продать последнее, что у них оставалось, ковер. С этим ковром он пошел на торг. По дороге попался ему навстречу благолепный старец и купил ковер за шесть золотых.

Как оказалось потом, этого старца видел только сам ремесленник, и прохожие удивлялись, что он говорит с кем-то невидимым. Этот старец пришел к жене ремесленника, принес ей ковер, говоря, что муж велел ему этот ковер к ней доставить. Когда вернулся муж, жена стала упрекать его, что он не исполнил своего намерения. Муж же показывал оставшиеся деньги и закупленные им съестные припасы: вино, просфоры и свечи. Весть о чуде распространилась по городу, и патриарх приказал содержать до конца их дней ремесленника с его женой на доходы Софийского собора.

От ранних лет христианства своего русский народ прилепился душой к великому милостивцу и помощнику своему, святителю Николаю. Нет почти города, где не был бы ему создан храм; нет, положительно, ни одного храма, где бы не было его иконы. Иностранцы, посещавшие Древнюю Русь, свидетельствуют о таком усиленном почитании святителя Николая, что он представляется им особым, русским Богом. Святитель послал русскому народу множество икон своих, которым дал чудотворную силу.

В Софийском соборе в Киеве стоит чудотворный образ «Никола Мокрый». В XI веке одна богатая киевлянка, плывя с мужем и младенцем-сыном в лодке по Днепру, уронила сына в воду. Родители с плачем звали на помощь святителя. Перед заутреней на следующее утро, отпирая двери Софийского собора, пономари услыхали плач младенца и нашли ребенка, лежавшего мокрым пред иконою святителя.

Когда великий князь Димитрий Иоаннович Донской выступил из Москвы на решительный бой с Мамаем, в двенадцати верстах от Москвы князю на дереве явилась икона святителя, ободрившая и поднявшая его дух. Она «угрела», то есть обрадовала, сердце князя, почему и основанный на месте явления монастырь назван «Никола на Угреше».

Увидеть человеческое горе, услыхать направленный к нему стон для святителя Николая значит и помочь человеку. Его можно назвать каким-то неустанным, полным святого беспокойства чудотворцем — «Помогай, бросайся».

Ходит рассказ, что в одном из русских приходов к образу святителя Николая во время всенощной подошел пожилой крестьянин и стал просить святителя послать ему немедленно пятьдесят рублей. Многие слышали эту молитву. Услыхал о ней и молодой местный диакон. У него как раз были в кошельке пятьдесят рублей. Чтобы подшутить над бесхитростной верой этого человека, диакон, когда крестьянин поклонился лбом в землю, подбросил незаметно пред ним на пол эти деньги. В великой радости крестьянин положил их себе в карман, не раздумывая, откуда они взялись.

Диакон стал требовать свои деньги обратно, а крестьянин не отдавал, повторяя:

— Я не знаю, кто их положил. Я просил у святителя денег. Он их мне послал. Я тебе не отдам.

Священник приказал диакону оставить крестьянину эти деньги.

Есть другой рассказ, не менее замечательный. Одна бедная дворянка, старая девушка из Петербурга, получила в распоряжение свое на племянника своего несколько тысяч рублей, которые постепенно на него израсходовала. Настал день, когда опека потребовала от нее возвращения этих денег. У старушки не было никаких средств их вернуть. Единственное, что могла она делать, со слезами взывать о помощи к святителю Николаю.

Накануне дня, назначенного для возврата денег, она слезно молилась пред образом святителя в Почтамтской церкви и тут же встретила дальнего своего родственника, которого давно не видала. Он был человек весьма состоятельный, но отличался чрезвычайною скупостью. Заметив ее расстроенный вид, этот человек пригласил ее с собою, привез в своем экипаже к себе домой и стал заботливо расспрашивать о причине скорби.

Когда она ему все откровенно рассказала, он объявил, что как раз имеет в своем столе нужную ей сумму, которую на другой день собирался внести в опекунский совет. Эти деньги он предложил ей. Он рассказывал потом, что какая-то необъяснимая сила заставила его, при всей его скупости, решиться на этот совершенно необычный для него поступок.

Люди не приходят два или три раза туда, где им раньше было отказано. Напряженная вера в святителя Николая всего мира — христианского, магометанского и язычествующего — показывает неистощимость и силу его добрых дел на пользу страждущего человечества.

Когда вам станет тяжело, когда у вас появятся такие обстоятельства, что вы ума не приложите к тому, как вам из них вывернуться, вспомните о человеке, который выводил крепкою и надежною рукою людей из врат смерти, спасая в самых безнадежных обстоятельствах. Вспомните того, кто под свист гудящего ветра, в разгар яростной бури, всходя на корабль к людям, воззвавшим к нему, произнес те слова, которые надо на случай горя, нужды и отчаяния запечатлеть верующим в своих сердцах: «Вы призывали меня. Я пришел вам помочь. Не бойтесь».

И с веками древности будем повторять похвалу, излитую в честь святителя Николая знаменитым песнопевцем, святителем Андреем, епископом Критским, слагателем великого покаянного канона:

«Величаю тебя, митрополия Ликийская: ты стяжала пастыря чадолюбиваго. Ты прияла на главу свою дорогой и нетленный венец. Кто это? — Николай, в нуждах предстоящий с небесными утешениями, неукоснительный защитник в обидах, великий в чудесах и страшный в явлениях, спасающий невинных от погибели, разрушающий сновидениями неправильныя предприятия».

В какой русский храм вы ни войдете, вы непременно заметите озаренную огнями усердно теплимых свеч, на видном месте стоящую икону седовласого старца с пронзительным взором. Он или благословляет рукой, прижимая к груди другою Евангелие, или, мощно распростерев руки, подымает одной рукой к небу храм, в другой держит меч. Знайте, что это вас благословляет он, готовый спешить на помощь; знайте, что за вас готов он обнажить меч в защите от обиды, в предохранение от искушений. И пусть во дни бедствий, сомнений и всякого горя несется из души вашей немедленно слышимый и различаемый им в тысячах со всех сторон вселенной несущихся к нему стонов крик души вашей: «Святитель Николай, помогай нам».

Кроме общепризнанных Церковью Православною святых, сияющих в венцах святости, русский народ имеет много заступников, которых призывает он на помощь свою и которые еще не причислены к лику святых.

Многие праведники оказывают людям чудесную помощь еще при жизни своей, и та благодарная память, которую они по себе оставляют, уверенность в близости их к Богу и посмертные явления их заставляют людей обращаться к ним за помощью, как эти люди шли к ним при жизни. Образуется почитание еще не прославленного Церковью праведника, которое предшествует его сопричислению к лику святых и продолжается иногда целый век и более.

Среди писем спасителя России от Наполеона, фельдмаршала Кутузова сохранилось письмо, писанное им пред отправлением в Турецкий поход, который он заключил выгодным для России миром в Бухаресте, к знаменитому тогдашнему проповеднику, настоятелю киевского Софийского собора протоиерею Иоанну Леванде. Посылая несколько червонцев, Кутузов просит «по примеру прежних лет отслужить три панихиды у гроба святителя Феодосия Угличского в Чернигове». Так за целый век до канонизации святителя Феодосия Черниговского благочестивые люди искали у него помощи.

Точно так же множество исцелений совершилось у мощей святителя Иоасафа, который целые десятилетия почивал на вскрытии, подобно тому как почивал всегда на вскрытии святитель Феодосий, никогда даже не бывший погребенным, потому что первое чудо мгновенного исцеления от тяжкой болезни совершил он над своим преемником, святителем Иоанном, впоследствии митрополитом Тобольским, также оставившим по себе впечатление святости.

Это множество подвижников, отходящих к Богу и предстоящих за свой народ, почивающих в нетленных мощах, чрезвычайно утешительно, свидетельствуя о том, насколько жив дух Христов в Церкви, как богато наша Церковь плодоносит.

Упомянем имена некоторых подвижников, чтимых народом, будущих святых Русской Церкви. В Киеве нетленно почивают митрополиты Киевские: Рафаил Заборовский, Самуил, Филарет, современник Московского Филарета, Филофей и митрополит Тобольский Павел Конюскевич. Там же окружена народным почитанием память старцев: иеросхимонаха Феофила юродивого и монаха Досифея, — дворянской девицы, спасавшейся в образе инока и давшей Прохору Мошнину, будущему старцу Серафиму Саровскому, совет идти в Саров.

Под Москвой, в Троице-Сергиевой лавре, почивает чудотворящий митрополит Филарет, о некоторых посмертных делах которого сейчас будет рассказано. А в своем основанном им близ лавры Вифанском монастыре почивает скончавшийся во время Отечественной войны и предсказавший падение Наполеона знаменитый вития, митрополит Платон Левшин, имеющий дар исцеления детей.

В Тобольске чтут память Иоанна, митрополита Тобольского и всея Сибири, и архиепископа Тобольского Варлаама. В Новгороде схоронен великий поборник Православия, восстановитель русского монашества, правдолюбец Гавриил, митрополит Новгородский, современник и друг митрополита Московского Платона. Во Пскове все более утверждается вера в святость архиепископа Симона Тодорского, современника императрицы Елизаветы Петровны. У раки его совершаются исцеления. В Харькове чтут память почивающего в открытой раке архиепископа Мелетия. В Воронеже убеждены в святости одного из величайших русских аскетов архиепископа Антония и слепца-архиепископа Иосифа. Вся Пенза ходит на поклонение епископу Иннокентию, пострадавшему в царствование императора Александра I за верность Православию и защиту его от сектантов.

Возбужден вопрос о причислении к лику святых Софрония, архиепископа Иркутского, и убиенного шайкой Пугачева митрополита Иосифа Астраханского. В Алатырском монастыре Симбирской епархии нетленно почивает и чудотворит схимонах Вассиан. В таких строгих пустынях, как Глинская, Софрониева-Молченская, Оптинская и Саровская, имеется по нескольку праведников, прославления которых можно ожидать: в Сарове — современник старца Серафима молчальник Марко, а в близлежащей Дивеевской обители

— первоначальница Агафья Семеновна Мельгунова (в иночестве Александра), монахиня Елена Мантурова и юная монахиня Мария (в схиме Марфа) Мелюкова, юродивая Пелагия Ивановна. В недалеком от Дивеева Арзамасе — основательница арзамасской Алексеевской общины Мария Петровна Протасьева (в схиме Марфа), подвижница XVIII века. В Оптиной пустыни — старцы: Леонид-Лев, Макарий, Амвросий, архимандрит Моисей и брат его игумен Антоний. Около Лебедяни находятся две женские общины: Сезеновская и Троекуровская, где почивают праведные их основатели-затворники — старец Иларион Троекуров и Иоанн Сезеновский. Город Задонск кроме мощей святителя Тихона славится своим праведным затворником Георгием из гусарских офицеров, схимонахом Митрофаном, собеседником святителя Тихона, юродивым Антонием Алексеевичем, основательницей странноприимного монастыря Матроной Наумовной и подвижницей Евфимией Григорьевной Поповой. В Ельце помнят затворницу Девичьего монастыря Меланию и священника Иоанна Борисова, день памяти которого справляется всем городом. Все эти праведники являются людям с помощью, с предупреждением, с исцелением.

Святитель митрополит Филарет скончался 19 ноября 1867 года. В 1833 году вечером, накануне дня святого Филарета Милостивого (1 декабря), имя которого носил митрополит, один московский книгопродавец, чтивший его память, собрался в театр. Еще он не вышел из лавки, как ему приносят портрет митрополита, который ему давно хотелось иметь. Он купил портрет, и в это время ударили на соседней колокольне. Он спросил, какой завтра праздник. Ему ответили, что день Ангела почившего митрополита. Он призадумался и, вспомнив, что и торговлю свою он когда-то открыл 1 декабря, пошел ко всенощной.

Чрез несколько лет он взял более обширную лавку. Когда весь товар уже был перенесен, он пошел в церковь пригласить священника для молебна. В церкви служили панихиду по митрополиту Филарету: опять было 1 декабря. Через несколько дней, когда он открыл уже лавку для покупателей, входит простой русский мужичок и, делая почин, спрашивает «Слова и речи» митрополита Филарета. «Пусть умники нынешнего века назовут все это случайностью, — заключает свой рассказ книгопродавец, — но я, темный человек, не могу не видеть в этом благословения великого митрополита и потому свято чту его память».

Незадолго до кончины митрополита был у него за благословением сын богатого московского негоцианта В. А. Мед-в. Он собирался по торговым делам в далекий путь по Средней Азии. В январе 1867 года он возвращался в Россию по Каракумской степи из Коканда. Его сопровождал один русский и проводник-киргиз, ехали на трех верблюдах. 15 января поднялся ужасный буран, мороз доходил до сорока градусов, дорогу занесло. Метель слепила глаза. Всадники и верблюды дрожали от холода. Они потеряли не только дорогу, но и направление, по которому надо было ехать, и плутали более двенадцати часов. Наконец верблюды остановились и жалобно кричали. Тоска страшная овладела людьми. Проводник предсказывал гибель. Его слова подтверждались валявшимися по сторонам дороги костями и скелетами… Тогда М-в предложил спутникам помолиться Богу о помощи и предаться Его воле… Молясь, он вспомнил Москву, свою родину, покойных своих родителей, близкого к ним митрополита Филарета (о смерти которого он еще не знал и у которого перед выездом принял благословение). Горячо помолившись, он прислонился к верблюду и стал забываться. И тут ему представилось такое зрелище.

Шла процессия, впереди нее митрополит Филарет в полном облачении, с крестом в руках. Его под руки ведет отец М-ва и говорит митрополиту: «Благослови, владыка, сына моего, Василия». И митрополит перекрестил его, говоря: «Бог благословит тебя благополучно продолжать путь».

Видение кончилось, дремота М-ва прекратилась, и вдруг он услышал лай собаки. Ни одной собаки между тем с ними не было. Все слышали этот лай, а верблюды сами повернули в ту сторону и бодро пошли в сторону лая. Пять или более верст раздавался перед путниками этот лай невидимой собаки и довел их до киргизского аула.

Подкрепившись, они спросили, где собака, которая привела их к жилью. Этот вопрос удивил киргизов: во всем ауле не было ни одной собаки…

На Смоленском кладбище в Петербурге почивает Христа ради юродивая блаженная Ксения, совершавшая свой подвиг в XVIII веке. Обширная благолепная часовня на месте ее погребения не вмещает в праздничные дни приходящего к ней народа, но и в будни почти не прекращаются постоянные панихиды по ней. Уже самое скопление народа у ее гроба показывает действенность обращения к ней. Ведь если кто-нибудь, услышав о ней, придет раз или два и не получит помощи тут, тот не вернется к ней. Между тем тут количество приходящих все увеличивается.

Блаженная Ксения, по общему верованию, оказывает особенную помощь в делах семейных, в получении мест, в определении детей в учебные заведения. Это верование основано на разных замечательных опытах ее заступления.

У матери-вдовы из высшего звания была дочь, уже взрослая. К ней посватался полковник, которому дано было согласие. Между тем сердца матери и дочери были непокойны. Они поехали на могилу блаженной Ксении и со слезами перед нею молились. В тот же день жених отправился в казначейство за казенными деньгами и здесь был арестован по указанию часового. Оказалось, что часовой этот сопровождал его, как важного преступника. Он бежал и, убив встречного офицера, завладел его деньгами и документами, присвоил себе, так сказать, его личность и чуть не сгубил молодую жизнь.

Доктор Булох, приехавший в Петербург для приискания места, три недели хлопотал безуспешно. По совету знакомых он отслужил панихиду на могиле блаженной Ксении и на другой же день назначен был в город Ржев. Такой же случай был с господином Исполатовым, который после молитвы у могилы блаженной Ксении получил предложение разом четырех мест.

Одна полковница привезла двух сыновей в Петербург определить в кадетский корпус, но это ей не удавалось. В день отъезда она шла по мосту, горько плача. К ней подошла женщина простого по виду звания и говорит ей:

— Что ты плачешь? Пойди, отслужи панихиду на могиле блаженной Ксении, и все будет хорошо.

— Кто же это Ксения, где ее могила? — спросила вдова.

— Язык до Киева доведет, — отвечала незнакомка.

Вдова узнала, кто такая Ксения, и отслужила панихиду на ее могиле. Вернувшись с кладбища домой, она узнала, что в ее отсутствие ее требовали в корпус: дети были неожиданно приняты.

К псковской помещице приехала погостить ее родственница, жившая в Петербурге, и много рассказывала ей про блаженную Ксению. Рассказ этот настолько повлиял на помещицу, что, ложась спать, она в молитве помянула блаженную.

Она в эту ночь видела сон, что Ксения ходит вокруг ее дома и поливает его водой.

На следующее утро загорелся сарай с большим количеством сена. Дом был в опасности, но уцелел.

В одной семье, занимавшей совершенно исключительное по высоте своей положение, был опасно болен молодой муж.

Однажды истопник, встретясь в коридоре с молодой наследницей, доложил ей, что был исцелен песком с могилы блаженной Ксении, и просил положить этого песку под подушку больного наследника. Это было исполнено. Ночью, когда молодая жена в полузабытьи сидела у постели мужа, она увидела пред собою женщину в рубище, которая сказала ей, что муж ее выздоровеет и вскоре родится у нее дочь, которую нужно назвать Ксениею, и она будет хранительницею семьи.

Люди, судящие о религии с кондачка, часто подсмеиваются над убеждением верующих, что святые имеют свои особые дары, за которыми и обращаются к ним верующие.

Между тем при вдумчивом отношении к делу тут нет ничего смешного, а все объясняется совершенно понятно для лица, знакомого с человеческой психологией. Склад человеческого характера заставляет человека интересоваться тем или другим. И чем крупнее известные люди, тем ярче выражен их интерес именно к той, а не к другой области жизни.

Эдиссон, интересующийся своими открытиями, нисколько не интересуется географией, как знаменитые исследователи неведомых стран не интересуются, положим, искусством, которым только и дышат знаменитые художники или музыканты.

Святые, по складу своего характера, принимали к своему сердцу особенно близко какой-нибудь один вид людских несчастий. Пантелеймон-целитель был при жизни врачом, почему и изображается на иконе с ящиком своих лекарств в руке, и его искусству помогала его вера. Понятно, что в новом виде своего бытия, являющегося гармоническим развитием лучших свойств души, которые были сродни этой душе во время земной его жизни, он больше всего призирает больных и исцеляет обращающихся к нему именно за этой врачебной помощью людей.

Святитель Николай, столь часто и при жизни, и по отшествии своем извлекавший людей из бед на море, сохранил то же попечение о плавающих и в небесную пору своего бытия.

Святитель Гурий Казанский, который, неповинно заключенный под землей, находил в себе силы переписывать азбуки для детей и потом чрез доверенных продавал их для раздачи вырученных денег бедным; понятно, не утратил он и теперь своего интереса к распространению грамоты, почему к раке его родители приводят детей, которые начинают учиться.

Святитель Спиридон Тримифунтский ознаменовал жизнь свою чрезвычайным человеколюбием и чудесами на помощь страждущим. Он остановил поток на пути своем, когда шел спасти неповинно осужденного. Он во время голода превратил змия в злато, чтобы дать денег голодавшему поселянину. Поэтому к нему и обращаются люди в денежных затруднениях.

Мученики Гурий, Самон и Авив почитаются покровителями брака вследствие помощи, оказанной им одной обманутой девушке. Благочестивая вдова София из Едессы выдала дочь свою Евфимию замуж за воинаготта. Увозя ее с собою домой, готт, возложив руку на гробницу мучеников Гурия, Самона и Авива, произнес:

— От рук ваших, святые, принимаю отроковицу, и вас беру поручителями и свидетелями перед матерью ее, что не сделаю никакого зла супруге, но буду хранить ее с любовью и почитать до конца.

Между тем, привезя молодую жену к себе домой, он сделал ее прислужницей остававшейся дома жены, тогда как прежде прикинулся холостым. Жена эта отравила ребенка Евфимии, а когда Евфимия отмочила в вине, поданном госпоже, шерсть, которою она вытерла губы своего умершего младенца и та от этого вина умерла, готт со своими родными заключил Евфимию в погребальную пещеру покойницы.

По молитве несчастной Евфимии, ей явились мученики Гурий, Самон и Авив, чудесно перенесли ее в свой Едесский храм.

Готт, считавший Евфимию умершею в гробнице, был послан в Едессу для охраны города. Здесь преступление его обнаружилось, и он был казнен.

Вот какое дивное заступление оказали мученики Гурий, Самон и Авив доверившейся им женщине, и вот почему христиане верят в то, что они имеют благодать охранять христианский брак.

Ах, как бы хотелось утвердить в людях эту веру, которая так облегчает жизнь, которая так удваивает и утраивает духовные силы, дает такое терпение в скорби, такое мужество и настойчивость в преследовании добрых своих целей, дает такую непоколебимую уверенность в будущее блаженство, в высокое призвание человека; веру в то, что нет жизни только земной, что земная жизнь есть только короткий миг в общем течении безграничного существования души, что нет двух отдельных миров: земного и небесного, что души людей, отшедших от земли, не забывают земных людей, видят их, беспокоятся о них, утешают их в опасностях, спасают от искушения, стараются помочь им жить для Бога, достичь того Царствия Небесного, которого сами достигли.

Если бы только вы верили необоримо и крепко, что вокруг нас собран громадный мир святых, из которых всякий только того и ждет, чтобы мы его призвали, чтобы мы дали ему участвовать в нашей жизни, чтобы начать свое благое на нас воздействие!..

Если бы мы только верили, что близкие люди, от нас отшедшие, продолжают жить с нами, любят нас деятельной любовью, молятся за нас Богу, прося взамен ответных молитв за них!

«Душа душе весть подает». Сегодня верующий помолился праведнику, почтил его, ничего у него не прося и не имея в данную минуту вообще ни к кому никакой просьбы. А завтра, или через месяц, или чрез год, или чрез многие годы у этого человека какая-нибудь тяжелая нужда — и святой, которого он почтил, без его даже просьбы спешит ему на помощь. Или грозит ему какая-нибудь внезапная и страшная опасность, о которой он и не подозревает, и тот же святой заслоняет его своей чудотворной силой.

Царь Алексей Михайлович чрезвычайно благоволил к Сторожевскому монастырю преподобного Саввы, верстах в пятидесяти от Москвы. Случилось читать переписку царя по делам этого монастыря, из которой видно, с какою заботою строил царь благолепие этого монастыря, лил для него колокола и украшал его живописью, как велико было стремление царской души посетить эту дорогую для него обитель.

Объясняется эта любовь царя к обители тем, что преподобный Савва спас царя в минуту смертельной и безвыходной опасности. Тешась медвежьей охотой в окрестностях Саввина монастыря, царь, как-то случайно оставленный другими охотниками, очутился лицом к лицу со страшным медведем, который, поднявшись на задние лапы, пошел на него. Царь прощался уже в мыслях с жизнью, как вдруг на медведя вышел старый инок и отогнал его. Прибыв затем в Саввин монастырь, царь узнал по иконе являвшегося ему старца — его спас преподобный Савва.

Так же замечательно спасение преподобным Саввой своего монастыря через два почти века от разорения французами. В двенадцатом году в Саввин монастырь пришел со своим отрядом пасынок императора Наполеона, принц Евгений Богарне. Ночью явился ему старец с приказанием охранять его обитель и за то обещал ему невредимое возвращение домой. Принц запретил своим солдатам что-нибудь трогать и поставил для охраны собора у дверей часовых.

Евгений Богарне принадлежал к немногим из военачальников Наполеона, благополучно вернувшихся из похода. Впоследствии сын его, принц Максимилиан Лейхтенбергский, женился на дочери императора Николая Павловича, великой княжне Марии Николаевне, посетил обитель преподобного Саввы и рассказал, со слов своего отца, об этом явлении преподобного Саввы принцу Евгению.

Основатель Кольско-Печерского монастыря на Крайнем Русском Севере, преподобный Трифон Кольский (скончался в 1583 году) был по делам своей обители в Москве. Он подал свою челобитную царю Ивану Грозному, когда тот с благочестивым царевичем Феодором шел в церковь. Царевич Феодор отличался чрезвычайной набожностью и чувствовал особое влечение к подвижникам. Его сердобольному сердцу захотелось тут же оказать какую-нибудь ласку дальнему иноку. Он выслал из притвора преподобному свою шубу, приказал передать ему, что спешит предупредить своею милостью милость царя и просит его шубу эту употребить на ризы.

Дело в том, что шубы знатных русских были в то время крыты великолепной парчой, и даже в патриаршей ризнице до сих пор хранятся ризы, сделанные из жалованных царями шуб.

Прошло немало лет. Феодор был царем. Русское войско осаждало Нарву. Феодор ночевал в шатре. Тут ему явился благолепный старец в иноческой одежде и сказал:

— Встань, государь, и выйди из шатра, иначе будешь убит.

— Кто ты такой? — спросил царь.

— Я тот Трифон, — отвечал явившийся, — которому ты подал твою одежду, чтобы твоя милость предварила другие. Господь Бог послал меня к тебе.

Едва царь успел выйти из шатра, как ядро из города ударило в царскую кровать. Царь немедленно послал в обитель благодарность и дары преподобному Трифону. Но посланные гонцы вернулись с вестью, что преподобного уже нет на свете.

Один человек, хорошо знавший в своей юности старца Амвросия Оптинского, был отчаянно болен тифом, соединенным с сильнейшим плевритом обеих сторон. Окруженный прекрасным уходом врачей, с не отходившими от него опытными фельдшерами, он лежал все же одинокий, вдали от родных, вполне приготовившись к мысли о смерти. Были сделаны все последние распоряжения, определены подробности похорон. Больного особоровали и дважды приобщили; осталось только умереть.

6 декабря вечером больной, который был до того слаб, что не мог поднять руки и временами не мог прошептать нескольких необходимых слов, хотя все время голова его сохраняла полнейшую свежесть, вспомнил про отца Амвросия и про то, что на завтрашний день, святителя Амвросия Медиоланского, праздновались именины старца. В этот же день была память Николая Чудотворца.

Он велел принести себе висевший в другой комнате небольшой образок святителя Николая Чудотворца, которым старец благословил его за месяц до своей кончины при их последнем свидании. Этот образок ему положили на пылавшую от сильного жара голову. Тогда же почувствовал он какое-то необыкновенное облегчение и весь погрузился в отрадное состояние покоя и надежды. Немедленно с него побежал обильный пот, продолжавшийся всю ночь, и с утра началось быстрое выздоровление.

Мы говорили сейчас о давних святых и давних делах. Хочется рассказать теперь о двух событиях, необыкновенных по значению, хотя они и не носят в себе характера поразительных чудес, — событий, которые совершились в течение последних лет на глазах пишущего эти строки в обыденной жизни.

Один мой знакомый читал жизнеописание известного архимандрита Антония, наместника Троице-Сергиевой лавры, друга митрополита Филарета. Там между прочим приведено было письмо одной московской барыни из богатой семьи, которая осталась молодой вдовой с двумя детьми, сильно скорбела и находила духовную поддержку в отце Антонии.

Как-то раз, описывая отцу Антонию явление ей во сне старца Серафима (это было за несколько десятилетий до церковного прославления преподобного Серафима), она пишет, что отец Серафим, подойдя к ней, схлебнул ее слезы. Это выражение потрясло до глубины душу читавшего человека, потому что трудно двумя словами лучше выразить всю безграничную заботу старца Серафима об усердствующих к нему людях, всю силу отклика его, принимающего в свою душу все горе, весь душевный груз человека… Отложив в сторону книгу, он глубоко задумался над этими взволновавшими его словами.

Тут же, чрез какие-нибудь несколько секунд, раздался звонок телефона. Знакомый сказал ему, что есть один господин, которого он когда-то встречал в одном доме, который очень хочет свидеться с ним и, будучи нездоровым, просит его заехать к нему. Недели через две это свидание устроилось.

Они заговорили о двух дорогих для них людях: митрополите Филарете и старце Серафиме. И, будучи еще под влиянием вычитанных им слов, тот господин сказал хозяину:

— Я недавно прочел в жизнеописании архимандрита Антония лучшие, кажется, слова, какие мне доводилось слышать об отце Серафиме, именно, что он у одной скорбной вдовы «схлебнул слезы».

— Эта вдова была моя мать, — сказал хозяин, — это ее письмо к архимандриту Антонию вы читали.

Как же было не поверить, что сам старец устроил это знакомство, сблизил между собою двух родных по духу людей на их взаимную пользу!

…А вот что случилось совсем недавно с одним моим знакомым, точно так же почитающим память митрополита Филарета. Этот знакомый получил недавно землю на крайнем русском Юге, в Закавказье, и предполагал засадить ее высокоценными и доходными лимонными деревьями. Не имея знакомств в той местности, совершенно неопытный в этом вопросе, он недоумевал, как приступить к делу.

Утром он читал жизнеописание митрополита Филарета и, между прочим, о том, как митрополит после своей смерти избавил от гибели московского негоцианта, ехавшего в Сибирь по степи и застигнутого жестоким бураном. В этом описании было упомянуто имя города Коканда, откуда возвращался спасенный.

Вечером того дня этот господин отправился на только что открытую в Петербурге выставку «Русская Ривьера», которою он имел теперь особое основание интересоваться как относящейся до того края, где он думал хозяйничать.

У одной из витрин он разговорился с южной землевладелицей и упомянул о тех местах, где у него была земля.

— Ах, — сказала она, — вам надо познакомиться с очень энергичной барыней, которая имеет там громадные питомники растений. Она вам может дать хорошие советы.

Знакомство произошло тут же. И во время разговора он узнал, что эта чрезвычайно деятельная и толковая особа, только за несколько лет до того приступившая к хозяйству, достигла уже громадных результатов и что муж ее служит в Коканде. Она предложила ему всячески помогать и под ее руководством отборными деревьями своего питомника засадить его землю.

Можно отрицать необычайность такого совпадения. Но для этого человека, видевшего на себе уже раньше опыты помощи и заступления митрополита Филарета, было несомненно, что в течение одного дня дважды слышать имя города, которое он не слыхал ни разу в продолжение многих лет, и найти крайне важную помощь, значило в этом совпадении ощутить опять участие в себе великого и благого чудотворного помощника. И этот помощник шептал ему: «Я помню о твоем деле и помогу».

Подумайте теперь, какая чудная связь, какие необыкновенные совпадения: книга о Филарете — и проекты южного хозяйства, Петербург — и в четырех тысячах верст от него залитое солнцем побережье, граничащее с Турцией, — и все связано вместе помогающим с высокого неба, всезрящим чудотворцем.

Мы говорили до сих пор о помощи, которую оказывают канонизованные святые или великие, хотя бы еще к лику святых не причисленные, праведники. Но еще более утешительным, быть может, доказательством общности и неразрывности двух миров является та помощь, которую оказывают своим близким люди веровавшие, но не достигшие той особой высоты, с которой начинается святость.

Один молодой человек отправился после долговременной опасной болезни в южный климат, когда получил депешу о безнадежном положении своего отца. Отцу было семьдесят лет, но он был полон сил, мог совершать, не присевши, прогулки верст по пятнадцати. Все, по-видимому, обещало ему долгую жизнь.

Сын застал отца уже без памяти и через сутки, особорованный и приобщенный при нем, отец умер. Эта смерть повергла сына в какое-то тупое отчаяние. Одно обстоятельство особенно усугубляло его скорбь. Накануне отъезда сына отец, по-видимому, желал провести с ним вечер. Сын был приглашен в один дом, где он любил бывать, и принял это приглашение. При уходе его отец с некоторой укоризной сказал ему:

— Опять ты там засидишься, и мы с тобой не увидимся.

— Нет, нет, — отвечал он, — я вернусь рано.

Но, действительно, он там засиделся, и, когда вернулся, отец его уже лежал в постели. Поезд отходил ранним утром, так что больше они в этой жизни не могли поговорить.

Эта мысль и раскаяние за то, что он не провел с отцом последних часов, которые мог ему посвятить, его сильно расстраивали. Не оправившись еще от болезни, от которой он искал полного исцеления на юге, он чувствовал себя отвратительно. В нем была какая-то болезненная апатия. Ему казалось, что он не может кончить ни одного дела, за которое он возьмется: написать краткую, необходимую записку, куда-нибудь сходить.

Между тем дела после отца остались в довольно большом расстройстве и требовали напряженной деятельности. И вот сын дней чрез двадцать по кончине отца видит его во сне: будто бы они сидят где-то вместе. Отец расслабленный прислонился к дивану и просит, чтобы сын перевел его на кресло. Сын поддерживает отца, который наваливается на него всею тяжестью своего тела, и сын чувствует, что какие-то новые силы вливаются в него от этого крепкого соприкосновения. Он вскоре проснулся и с утра чувствовал себя совершенно здоровым. Обычная его энергия вернулась с удвоенной силой.

Разве это не было чудесным явлением отца сыну с исцелением его и вместе знаком прощения за невольную вину сына пред отцом, которая его так смущала?

В недрах русских семей, достигших известной высокой духовности, хранится немало рассказов о таких же случаях.

Один мой знакомый видит пред смертью членов семьи кого-нибудь из близких, ранее умерших людей, которые ходят по дому и что-то ищут.

Первый случай такого рода был с ним тогда, когда заболела его двоюродная тетка, престарелая, но очень еще здоровая женщина. Болезнь казалась незначительною. Больная была в Москве, а семья жила в деревне. Тут племянник увидал в первый раз в жизни во сне давно умершего дядю, брата больной, с которым он был очень хорош. Он сказал своей сестре:

— Вот увидишь, тетя Паша умрет. Я видел дядю Феодора Николаевича, который ходил по дому и кого-то искал.

Старушка, начинавшая поправляться, совершенно неожиданно скончалась в тот самый день, как исполнилось пятьдесят лет ее свадьбы с умершим десять лет назад мужем.

Этот же человек находился в одном курорте, когда увидал старую слугу из крепостных, шестьдесят лет служившую в доме и умершую лет за семь до того. Эта слуга опять ходила по дому и кого-то искала. Так как в это время была сильно больна воспитавшая их тетка, то он и стал ожидать плохих известий и рассказал об этом сне бывшим в том же курорте родным.

Чрез два дня, во время веселого завтрака на террасе, залитой южным солнцем, ему принесли телеграмму. Он весь задрожал и воскликнул:

— С тетей Верой что-нибудь дурное!

Но телеграмма гласила о том, что занемог его отец, который чрез три дня и скончался.

В третий раз он видел своего отца, который тоже искал кого-то по дому, и тогда умер еще один родственник.

Охраняя нас, давая нам некоторые таинственные извещения, отошедшие от нас люди не могут сделать одного. Они не могут нам описать того блаженного состояния, в котором они находятся. Нашим ограниченным мирским умом не можем восприять всего того, что они переживают.

Довелось слышать рассказ о том, что один умерший муж являлся во сне своей жене, и когда он стал ей рассказывать о том существовании, которое ему там открылось, она не могла уловить содержания его слов. Слова его в раздельности были ей понятны, но общего смысла она постичь не могла.

Вопрос о духовных предчувствиях и предвидениях — вопрос чрезвычайной важности. Некоторые люди обладают способностью чувствовать во время свадьбы судьбу брачующихся лиц; другие, во время похорон — духовную судьбу усопших.

Помимо скорби, переживаемой у гроба праведного умершего человека, его близкие, духовно развитые люди переживают у этого гроба какую-то тихую радость, отсвет той радости, святой и нетленной, в какую погружается по отшествии от земли душа праведно жившего человека.

Не показывает ли это, что душа отшедшего бросает такой отсвет на окружающую его группу людей, что чуткие из них ощущают ясно на себе ее благое воздействие.

Сколько тайн, сколько необъяснимых явлений, которые мы разгадаем только в счастливом будущем, в стране великих откровений!.. А как, например, понять, как объяснить тот совершенно выходящий из ряда случай, поразительный даже для таких людей, которые уже привыкли к прозорливости праведников, случай, происшедший со старцем Амвросием Оптинским в последние годы его жизни?

Приходит к нему одна вдова купеческого сословия, рассказывает, что она все видит во сне своего мужа, о чем-то тревожащимся. Эти сновидения ей не дают покоя, так как она уверена, что муж просит ее помочь в чем-то важном для его души.

Старец, выслушав рассказ, опустил глаза в землю, сосредоточившись. После некоторого молчания он определенно сказал:

— Твой муж был должен некоему Петру, отыщи этого Петра и заплати ему долг.

На том вдова и уехала из Оптиной. Тут же стала искать она в мыслях того человека, которому муж ее был должен и который носил бы имя Петр. Как раз это имя принадлежало одному из близких друзей покойного, и она обратилась к нему по возвращении ее домой. Что же оказалось: ее муж действительно незадолго до смерти без всякого документа взял у него для своего предприятия взаймы довольно значительную сумму денег и об этом ничего не отметил в своих записях.

Благородный друг его из деликатности об этом долге не упоминал после его смерти и считал эти деньги пропавшими. Вдова имела полную возможность возвратить ему занятую сумму, и с тех пор муж перестал ей являться. Он успокоился.

Как объяснить? Как понять?

В большинстве случаев даже у верующих людей нет правильного отношения к святым и особенно — правильного отношения к своим покровителям, к тем святым, имя которых они носят. Если человек принимает на себя обязанность быть восприемником от купели и если этот человек верующий, добросовестный, то он смотрит свято на свои обязанности: следит за религиозным развитием своего крестного сына или крестной дочери, всячески помогает и покровительствует ему при жизни.

Неужели же святые в своих отношениях к людям могут быть менее добросовестны, чем обыкновенные земные люди? Конечно, всякий праведник, чье имя нарекается младенцу при крещении, считает его своим и готов о нем всячески заботиться. Но сами-то люди ничего не делают для того, чтобы привлечь к себе эту заботу. Редко-редко даже в верующих семьях дети имеют иконы своих святых, и если призывают каких-нибудь святых на помощь, то постоянно обходят забвением своих ближайших покровителей…