…как в песне. В той, что пела когда-то группа «Король и Шут».

— Ну, не воры мы, Христом-Богом клянемся! — Алексей быстро перекрестился. — Не знаем, правда, чем вам и доказать… Ну, вот и телеги при нас нету — что же мы, ваше сено на своем горбу потащим?

— Да, воза нигде нет, дядько Геронтий, — подтвердил один из крестьян. — Мы с Бялкой тут все осмотрели, верно, Бялко?

Бялко — здоровенный парняга косая сажень в плечах — покачал головой:

— Да, не видали.

— Ну, вот, видите? — обрадовано воскликнул Лешка. — Не крали мы ваше сено, даром оно нам не нужно.

— Не крали, говорите? — Геронтий пристально осмотрел путников. — Может быть, и не крали… И все же, вы кажетесь мне весьма подозрительными бродягами. Весьма подозрительными! Думаю, неправильно было бы вас отпустить. Верно, людство?

Людство одобрительно загудело.

— И что же вы с нами сделаете? — Алексей переместился левее, чтобы удобнее было сделать первый прыжок.

— Не знаю, — пожал плечами Геронтий. — пока отведем в деревню, посадим под замок, а уж после сдадим властям — пускай они разбираются, кто вы и что. А нам лишней головной боли не нужно.

— Верно, Геронтий, — раздались громкие возгласы. — Правильно рассудил, справедливо.

— Ничего себе справедливо! — Лешка вдруг вспомнил недавно прошедших мимо бродячих артистов. — Мы ж тут, в ваших местах, не просто так шляемся…

— Ого! Слышь, Геронтий — «не просто так»!

— Мы — актеры!

— Актеры? — недоуменно переспросил Геронтий и тут же суровое лицо его тронул некий намек на улыбку. — Балаганщики, что ли?

— Ну да, они и есть.

— Ах, вон оно что…

— Точно, балаганщики! — убрав за пазуху пращу, радостно завопил мальчишка. — Я их с утра слышал — бубны, песни… И Вячко-козопас сказал — балаганщики в их деревню пошли. То-то сегодня весело будет!

— Так ведь праздник!

Вспомнив о празднике, мужики резко повеселели и опустили вилы — несомненно, в их представлении бродячие актеры ассоциировались именно с праздничным весельем. Даже суровый Геронтий явно сменил гнев на милость:

— Так бы сразу и сказали… Что же вы, выходит, от своих отстали?

— Да так уж вышло, — Лешка пожал плечами. — Выпили вчера лишнего… Ну да ничего, нагоним. — Он обернулся к мальчишке:

— В какую, говоришь, деревню, наши пошли?

— В Зуброво. Большое такое село.

Лешка с размаху стукнул напарника по плечу:

— Ну вот, и нам бы следует поспешить!

— Говорите вы как-то не по-нашенски, — снова нахмурился Геронтий.

— Еще бы — мы же издалека!

— Издалека… А ну-ка, расскажите нам что-нибудь… Глянем, какие вы актеры?

— Молодец, дядько Геронтий! — обрадовано зашумели крестьяне. — Умно решил!

Геронтий довольно осклабился. И в самом ведь деле — умно! Вот, сейчас и поглядим…

— Что-нибудь рассказать? — Алексей хохотнул. — Да запросто. Эй, Аргип, бей в ладоши!

— В ладоши? — наконец, вставил хоть слово напарник. — А как?

— Да как хочешь, только не очень часто…

Аргип послушно захлопал… А Лешка… Лешка, поклоняясь публике, словно самый настоящий артист, откашлялся, взмахнул руками и запел… точнее, продекламировал:

— Два вора, лихо скрывшись от погони, делить украденное золото решили…

И этак в лицах, довольно близко к тексту, изобразил песню все той же группы «Король и Шут», попутно меняя некоторые русские слова на более подходящие в данной ситуации болгарские или греческие.

Представление понравилось! Даже Геронтий одобрительно закивал, а веснушчатый мальчуган аж от восторга заплакал.

Алексей ласково потрепал его по плечу и смущенно бросил:

— Ну, уж это слишком.

— Ты проводи их до Зуброва, Петко, — поднимая вилы, велел мальчику Геронтий. — Ну а мы пока пойдем, поработаем. Дождливо нынче — надо поспешить доубирать сено. А в Зуброво мы сегодня к обеду заявимся, ужо посмотрим на вас, повеселимся.

— Да уж, весело будет, точно!

Растянув губы в самой доброжелательной улыбке, старший тавуллярий отвесил крестьянам самый галантный поклон, на который только был способен. Поглядев на него, поспешно поклонился и напарник.

— Удачного представленья! — выкрикнул кто-то из крестьян. — Придем!

— Обязательно приходите! — весело откликнулся Лешка. — Приводите с собой жен, детей. Бог в помощь!

— Благодарствуем… Петко, Кардая с собой возьми, потом отведешь на пастбище.

— Возьму, — обернувшись, мальчуган позвал пса. — Кардайка, Кардай! А на пастбище не поведу, они сам дорогу знает. Кардай! У-у-у, псинище.

Потрепав пса по загривку, Петко хлопнул его по хребту:

— Вперед, Кардай, вперед!

Громко гавкнув, собачинища, весело помахивая хвостом, исчезла в лощине.

Алексей проводил его взглядом. Славный пес… Ну, беги, беги. Все равно ведь придется и тебя, и мальчишку… Старший тавуллярий положил руку на рукоять ножа. Жалко, конечно, парнишку… Может, не стоит его убивать? Если можно обойдись без крови — так и нужно делать. А можно ли обойтись? Побеги они сейчас с Аргипом назад — да куда угодно! — и парень, наверняка, науськает вслед собаку, а затем позовет на помощь крестьян. Так… И все же… И все же лучше бы обойтись без крови. Кстати, вот уже и лощина, за ней луг, а дальше — двухэтажные домики. Деревня, точнее — большое село. Зуброво.

— Как ты здорово пел! — восхищался по пути Петко. — Не все понятно, правда… Но очень интересно. Никогда такого не слышал! А в Зуброве ты тоже будешь эту песню петь?

Лешка улыбнулся:

— Наверное.

Славный парнишка. Веселый, светлоглазый, стройненький… Алексей дернулся — рукоять ножа словно бы обжигала ладонь.

Нет!

Пожалуй, нет… Дойдем до деревни посмотрим…

Молчаливый Аргип послушно шагал сзади, оставив на плечах старшего всю тяжесть принятия решения.

— Идем в деревню, а там посмотрим, — оглянувшись, предупредил Лешка.

Зрел, зрел в его голове один очень даже неплохой план. Как в той задачке на сообразительность — соединить девять точек тремя линиями. Вроде, кажется, ну, никак этого сделать нельзя. Но — если выйти за границы системы и увидеть, что точки — это не точки, а небольшие кружки… Вот и сейчас. Кто сказал, что встреча с бродячими актерами так уж нежелательна? А может быть — очень даже желательна? В конце-концов, они повсюду ходят… И даже турки не чинят им особых препятствий. Это хорошо, это очень хорошо.

— Ну, вот, и пришли, — подозвав собаку, Петко остановился на околице. — Во-он, на площади — ваши. Идем!

А вот это было бы нежелательно… Вот так, сразу…

— Спасибо за заботу, парень, — искренне поблагодарил парнишку Алексей. — Теперь мы уж сами — уж видим, куда идти. А ты не забудь отвести собаку на пастбище.

— Ой, и правда! — спохватился мальчик. — Кардай, Кардай… У, псинище… Сейчас, я его отправлю.

Подозвав пса, он со всех ног бросился к лощине. На пути вдруг резко остановился, обернулся, помахал рукою:

— Еще сегодня увидимся!

— Обязательно, Петко! Обязательно…

Актеры бродячей труппы деловито сколачивали помост из имевшихся под рукой материалов: горбыля, бревен и каких-то разномастных досок. Светловолосые подростки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся до одури похожими друг на друга близнецами, которых Лешка тут же прозвал про себя «Электрониками», разложив на траве занавес, старательно очищали его от желтых налипших листьев, сломы и грязи. Сам мэтр — седобородый старик Периклос — сидел на облучке повозки и с самым задумчивым видом читал какую-то прожженную в нескольких местах бумагу.

— Бог в помощь, — подойдя к старику, вежливо поздоровались беглецы.

— И вам не хворать! — мэтр так же отозвался по-гречески. — Гляжу, земляки? Откуда вы?

— Из… Из Мистры.

— Из Мистры? Ого! Далеконько забрались.

— У нас была труппа… Такая, небольшая, — с улыбкой пояснил Лешка. — Кочевали, как и вы. Аристофана ставили…

— Аристофана? — старик прищурил глаза, пристально оглядывая собеседников. — Ну, и как результаты?

— Да, честно говоря, никак, — Алексей пожал плечами. — Не любит здешний народ Аристофана, не понимает, что ли?

— А я так и знал, что ничего здесь с Аристофаном не выйдет! — довольно заметил мэтр. — И что, вы вдвоем пьесы ставили?

— Да нет, были еще люди… На перевале внезапно налетели башибузуки, — Лешка вздохнул. — Мы вот с Аргипом вдвоем еле ушли… Остальных похватали.

— Да, — сочувственно покивал старик. — Разбойников в горах много. И что же вы дальше думаете делать?

— Пойдем в Видин или вообще в Валахию, — небрежно отозвался Лешка.

— В Валахию вам не пройти — на дорогах везде сипахи, — вскользь заметил старик. — А вот насчет Видина… тоже ведь не близкий путь. Стоит ли туда вообще идти?

— А вы куда направляетесь, если не секрет?

— Не секрет. В Тырново, а дальше — ближе к югу. Думаю, в Филиппополь.

— В Филиппополь? — со смехом переспросил старший тавуллярий. — Вот уж не посоветовал бы туда идти! Там же сейчас бродячих актеров — лицедеев, мимов, певцов — что грязи — все пережидают зиму.

— Он прав, Периклос, — оторвавшись от работы, заметил внимательно прислушивающийся к разговору толстяк. — В Филиппополе мы вряд ли чего заработаем.

— Верно, не заработаем, — спокойно согласился старик. — Но ведь надо же где-то пережить зиму.

— А Видин? — Алексей приподнял брови. — Что вы про него скажете?

— Видин? — Периклос пригладил рукой растрепавшуюся от ветра бороду. — Мы там никогда не были, слишком уж далеко.

— И не только вы там не были, — небрежно заметил Лешка. — Вообще, многие почему-то обходят стороной этот большой и красивый город, населенный прекрасно образованными жителями. Уж им-то Аристофан, наверняка, придется по вкусу.

— Он прав, прав, Периклос! — оживился толстяк.

Бросив работу, он подошел ближе и поклонился:

— Меня зовут Леонид. Леонид Скалос. Когда-то давно имел честь быть актером знаменитого театра в Фессалониках, но теперь, увы… Театр разорился, везде — турки, и приходиться рыскать по городам и весям в поисках зрителей. Увы! Это наш старший, Периклос, великий актер, но еще более великий постановщик…

— О, ты мне льстишь, Леонид! — с улыбкой заметил мэтр.

— Нет, я говорю, что есть… — толстяк негромко засмеялся и продолжал. — Вон там возится с досками мой коллега и по совместительству плотник Федул, это наш ослик Терентий — полноправный член труппы, а вот те мальчики — близнецы Лука и Леонтий — пока еще только начинают свой артистический путь.

Услыхав свои имена, «электроники» оторвались от чистки занавеса и, вскочив на ноги, поклонились.

— Работайте, работайте, не отвлекайтесь, — махнул им рукой старик и, переглянувшись с Леонидом, спросил с хитрой улыбкой. — Вы, стало быть, совсем без труппы?

Лешка состроил грустное лицо:

— Увы!

— Так не хотите ли примкнуть к нам?

— Даже не знаю, что и сказать… — задумчиво протянул старший тавуллярий. — Поймите, ваше предложение так неожиданно… И у нас имеются свои планы — Видин! О, там мы быстро соберем публику!

— Так пойдемте же туда вместе! — азартно воскликнул толстяк. — Все веселей, чем тащиться вдвоем. К тому же — и куда безопасней.

— Что ж, — Лешка положил ладонь на плечо напарника. — Может быть, нам и стоит принять предложение этих достойных людей? А, как мыслишь, дружище Аргип?

Аргип тут же кивнул:

— Думаю, стоит.

— Что ж, — с мягкой улыбкой Алексей обвел взглядом актеров. — Тогда позвольте угостить вас после спектакля вином.

— Вином? Вот это дело! — Леонид восхищенно хлопнул в ладоши. — Как здорово, что мы с вами встретились. О! Послушайте-ка, а может, вы сыграете с нами уже сегодня вечером?

— Может, и сыграем, — весело отозвался Лешка. — Скажите только — что играть?

Старик Периклос ухмыльнулся:

— Одну мою пьесу. Называется — «Деяния Диониса».

— Где-то я уже слышал это название, — задумчиво протянул Алексей.

— Это поэма Нонна, — добродушно пояснил мэтр. — Я переделал ее в пьесу. Деметру и Афину у нас играют близнецы, Диониса — Леонид, Федул — сатира, я — Зевса. Пока решили обойтись без царя Парика… Но теперь он у нас есть — ты! И даже — со слугою. Вот слова… — старик протянул новому актеру объемистый список. К вечеру надо выучить… да тут немного.

— Выучим, — с готовностью кивнул Лешка. — Чего ж не выучить-то? Да, у вас, верно, и грим найдется и прочее?

— Найдется, — мазнул рукой Периклос. — В нашей тележке много чего есть, почти все, кроме вина и денег.

— Да-а… Самого-то главного у вас и нет!

Текст роли оказался несложным, а слова «царского слуги» Аргипа и вообще уложились всего в несколько фраз, типа «кушать подано». Впрочем, даже и этого для юноши явно было много — он краснел, читал, потом шевелил губами, устремив тоскливый взгляд в обложенное облаками небо. Лешка только головой качал, глядя на мучения напарника, да, как мог, подбадривал:

— Веселей, веселей, Аргип! Побольше куража, наглости — мы ведь с тобой артисты! И кто сказал, что — плохие?

Спектакль прошел на ура! Не помешал и легкий дождик, что закапал ближе к концу пьесы. На импровизированной сцене метал громы и молнии разъяренный Зевс — Периклос, козлобородый сатир Федул был уморительно смешон, богини — близнецы «Электроники» — замечательно гневливы, а Дионис — Леонид — вообще — великолепен! В сем созвездии несомненных актерских дарований, к своему удивлению, Алексей неожиданно тоже пришелся весьма к месту — ну, настолько перевоплотился, что и сомнений никаких быть не могло — царь! Истинный царь! Владыка. Лешка и сам не знал, как это у него так получается, ведь в прошлой своей жизни он никогда никаких ролей не играл и в самодеятельных спектаклях не участвовал. Зато сейчас… кем он только не был! Рабом, мелким чиновников в ведомстве государственного призрения, воином пограничной стражи — акритом, бойцом, или, вот сейчас — важным сотрудником тайного имперского секрета, облеченным немалым доверием. Старший тавуллярий, жених, в ближайшем будущем, можно надеяться — счастливый муж — все это тоже роли… Роли… Роли? Нет! Жизнь!

А на подмостках, между тем, подходила к концу финальная сцена, замечательно сыгранная близнецами. Лука (или Леонтий, как их тут разберешь?) в образе Афины Паллады грудью бросался на защиту вина:

Вот именно. Хорошо сказано.

Леша ухмыльнулся и вместе со всеми артистами под гром оваций вышел на сцену — кланяться.

Заночевали господа артисты здесь же, в Зуброво, хоть староста соседней деревни Геронтий и звал их к себе. Старик Периклос его внимательно выслушал, но вежливо отказался, потом пояснив своим, что ходить по соседним селениям труппе нет никакого смысла — все их жители уже посмотрели пьесу. Надо сказать, весьма своеобразную, проникнутую явным языческим духом. В Константинополе, скорее всего, она была бы запрещена, но вот здесь, в провинции, ничего, проходило. Тем более, провинция-то — не имперская, турецкая, а туркам, естественно, нет никакого дела до христианских канонов, да и в ислам они никого особо не тянут. Красота — играй, что хочешь!

Алексей не обманул, проставился — вечером всей труппой усидели пару кувшинов вина в деревенской корчме, после чего отправились спать. А с утра… С утра уже вышли в путь. На запад! В Видин. Конечно, этот самый Видин нужен был старшему тавуллярию, как собаке пятая нога, но общее направление его очень устраивало — как раз в Сербию, где крестоносцы. Правда вот, куда лучше было бы двигаться по левому — северному — берегу Дуная — там нет турок.

По утрам все так же стояли туманы, густые, похожие на крахмальный кисель, издали даже казалось — по ним можно запросто плыть на лодке или на плоту. Лешка даже представил себе, как бы поплыли — через ущелье, к реке, затем по лощине… Да-а, на лодке или плоту — это не то, что тащиться пешком, сбивая в кровь ноги о каменистые тропы.

— Что-то мы медленно двигаемся, — как-то под вечер посетовал Алексей. — Да и крупных селений по пути нет, — он хитро посмотрел на толстяка Леонида, страдавшего от тягот пути, пожалуй что, больше всех.

— И что ты предлагаешь? — оживился тот. — Лететь на крыльях.

— Зачем на крыльях? Я предлагаю плыть по реке.

Лешка обязательно нужно было поскорее переправиться через Дунай, в Валахию, он специально для того и завел сей разговор.

— По реке? — старик Периклос желчно засмеялся. — Так там же турки!

— Турок мы скоро встретим и здесь, — покачал головой Федул. — Странно, что еще до сих пор не встретили.

— Да, надо бы поберечь парней, — Леонид посмотрел на близнецов. — Мы-то вряд ли турками нужны, а вот молодых людей они вполне могут забрать в рабство.

— Это, кстати, не только нас касается, — Лука (или Леонтий?) кивнул на новичков. — Их тоже.

— Пожалуй, пожалуй, — охотно согласился Лешка. — Вот потому-то нам надобно поскорей миновать опасные места. Я знаю у Златицы полно турок!

— У Златицы? — Периклос нахмурил брови. — Та это ж совсем рядом. Думаю, мы там будем уже завтра!

Алексей помотал головой:

— Вот и я о том же толкую. К реке! Нужно идти к реке, и там добраться до Видина на каком-нибудь попутном судне. Ну, если и не до самого Видина, то, по крайней мере, проплыть опасное место, а дольше идти по валашской стороне. Там уж точно нет турок, там — крестоносцы!

— А они не в Сербии?

— И там тоже!

— Крестоносцы! — тряхнув кудрями, разом возликовали близнецы. — Думается, они все-таки разобьют турок!

— Да уж, — улыбнулся мэтр. — По крайней мере, на это многие надеются. Правда, лет двести с лишним назад крестоносное воинство обратило свой меч на Константинополь! — старик вновь нахмурился. — Огнем и мечом рыцари прошлись по землям империи, и она перестала существовать, возродившись лишь через какое-то время. Так что крестоносцы — те еще союзники. Хотя… Нам теперь — хоть какие! Император — вассал турецкого султана, почти все имперские провинции — под пятой магометан, остался лишь один город — столица. Которая, увы, уже далеко не так сильна, как в старые годы, когда базилевсы правили доброй половиной мира.

Лешка с большим интересом слушал слова мэтра — историю империи ромеев — Византии он помнил плохо, куда лучше знал европейское средневековье и Возрождение — поскольку этим интересовался, ну и историю Россию, само собой — то, что было изложено в учебных пособиях. А вот Византия… Так, прочел кое-что в учебнике о падении Константинополя — мало, мало! Знать бы все поподробнее, точно — уж тогда бы, наверное, можно было бы попытаться что-то изменить… Если, конечно, изменится. Алексей усмехнулся — кажется, подобные мысли пришли в его голову впервые. Да, наверное, хорошо было бы сейчас знать наверняка — чем закончиться противостояние крестоносцев и турок?! Вторгнуться лив Болгарию венгерские и польские рыцари? Или, наоборот, турки пойдут по Валашским дорогам? Кстати, сын и жена валашского господаря Влада Дракула находятся в Эдирне, в заложниках у турецкого султана! Лешка неожиданно улыбнулся, вспомнив приключения… где-то двухлетней давности… да, примерно так… Сын воеводы Дракула — тоже Влад. Забавный такой мальчик, впрочем, отважный и честный. Влад… Только уже не Дракул — «Дракон», а — Дракула — «Из рода Дракона». Если верить голливудским фильмам — будущий вампир, черт его возьми! А вообще, славный парнишка…

Они вышли к Дунаю к вечеру на следующий день. Весь день с утра — даже с ночи — не переставая, лил дождь, прекратившийся лишь после полудня. Сразу стало заметное теплее и проглянувшее сквозь разрывы туч солнышко весело отразилось в лужах. Словно того и дожидались, радостно запели птицы, изумрудами засверкали вечнозеленые кустарники и деревья, запахло свежестью, с окрестных полей прозрачными клубами поднимался пар. Вечером небо совсем очистилось, и закатное солнце без вязких помех окрасило багрянцем светлые воды широкой реки. Дунай… Там, на том берегу — далеко, ничего не скажешь — Валахия. Крестоносцы и турки. Интересно, кто из них победит?

У самой реки, на излучине, притулилось селение — довольно крупное, Лешка с ходу насчитал два десятка домов. В основном, двухэтажных, деревянных, но попадались и каменные, с красными черепичными крышами и заборами, выкрашенными в веселенькие цвета — травянисто-зеленый, небесно-голубой, солнечно-желтый. Приятное было селение… этакий небольшой городок, правда, без крепостных стен, потому и — село, не город. У домов, повсюду, виднелись яблоневые и вишневые сады, кусты смородины, крыжовника и малины. На небольшом пригорке — каменная церковь с золоченой луковкой и крестом. На реке, у пристани, виднелись рыбачьи челны и две большие грузовые барки.

Завидев храм, все артисты дружно сняли шапки и перекрестились.

— Ну, кажется, добрались, Бог миловал! — вытерев со лба пот, улыбнулся толстяк Леонид.

Чем-то вечно недовольный Федул тут же хмыкнул:

— Не говори «гоп»!

— Крупное село, — не обращая на них внимания, задумчиво протянул Периклос. — Православный храм… Мечети и минарета не видно — значит, не магометанское. Эрго — мы можем показать там пьесу и неплохо заработать. Как раз на дорогу.

— Верно говоришь, старина! — обрадовано воскликнул Леонид. — Только, наверное, сегодня уже поздно.

— Выступим завтра, — мэтр пригладил бороду. — Пока сегодня отыщем ночлег, перекусим… Завтра порепетируем и начнем.

— Что будем ставить?

— «Цыган», — улыбнулся Периклос.

«Цыгане» — эта была чисто его пьеса, без всяких чьих-нибудь переделок. Веселая комедия о сельском простачке, оказавшемся вдруг в цыганском таборе. Лешке эта вещь нравилась — никаких тебе занудств, много смешных ситуаций, шуток, и вообще, весело. Простачка — этакого деревенского увальня — играл, разумеется, Леонид, один из близнецов — Лука (или Леонтий) пробовал себя в роли своенравной наследницы богатого поместья, рядом с которым расположился на ночлег табор, а его брат Леонтий (или Лука) должен был изобразить приемную дочь цыганского вожака (Федула), как выясниться по ходу действия — пропавшую когда-то давно сестру своенравной богачки. Простачок давно и тайно влюблен в наследницу, а у приемной дочки вождя имелся обожатель — один разбитной «душа на распашку» цыган — Лешка. Сам мэтр читал текстовку, а Аргипу — к его несказанной радости — выпали совсем уж мелкие роли в эпизодах — без слов.

На ночлег остановились на постоялом дворе — приземистом длинном здании с белеными глинобитными стенами и крытой камышом крышей. На обширном дворе уже стояли крестьянские повозки — завтра был ярмарочный день. Узнав об этом, актеры радостно переглянулись — им, кажется, здорово повезло! Им вообще в последнее время везло — по крайней мере, именно так считал старший тавуллярий. Ну, еще бы, не везло! Денег пока хватало, ни турок ни башибузуков так и не встретили — хотя могли бы — вот только погода… Вплоть до сегодняшнего вечера — все дожди да туманы. Но, на Господа грех жаловаться, не может же быть так, чтобы все было хорошо, не может такого быть никогда, а если и все же бывает — так обязательно для того чтоб неожиданно вылиться в какую-нибудь совсем уж непотребную гадость. Нет уж, пусть хоть что-нибудь да будет плохо. Лучше — погода… Но вот и она, кажется, наладилась.

Крестьяне улеглись спать рано — сказывались устоявшиеся привычки деревенских жителей — впрочем, и актеры не задержались за столом долго. Откушали яичницы с салом, закусили терпким молодым сыром красное — от простуды! — вино, да тоже улеглись спать — устали. Спасли все вместе в длинной большой горнице с лавками и мягкой соломой. Во дворе, под окошком, дремотно мычали волы, потом долго мяукала кошка, а где-то неподалеку залаял пес. Да, еще гундосил какой-то здоровенный бугай с поросячьей рожей, этакая кондовая деревенщина — напился пьяным пьяно, и делал из того доблесть, ругаясь и обещая набить морду всем своим обидчикам. Поругавшись, встал, осмотрелся… Увидал спящих у стены близнецов.

— Ого, какие девки!

— Это не девки. Спи уже, Викул, надоел! — грозно приподнялся какой-то мосластый мужчина.

— Не девки? А похожи… Я б с ними…

— Я кому сказал? Спи!

— Сплю, сплю, дядько Каим.

Пьяница, наконец, улегся и вскорости захрапел. Ну, и слава Богу.

А утром грянули бронзовым громом колокола, собирая паству к молитве. Туда все и отправились — и крестьяне, и господа артисты. Да, погода направилась, начинавшийся день — еще, правда, довольно прохладный — прямо-таки сиял желтым игривым солнышком и прозрачной лазурью неба. Пели жаворонки, степенно идущие в церковь по— праздничному приодетые сельчане с интересом косились на незнакомцев — знали уже, конечно, кто именно к ним приехал.

— Что делать-то нынче будете? — небольшого росточка паренек ухватил за руку одного их близняшек. — Песни петь? Или по канату ходить? А, может, бороться?!

— Не, — засмеявшись, отозвался Лука (или Леонтий). — Драму для вас будем ставить… точнее — комедию!

— Комедию? — смешно наморщив рожицу, переспросил мальчуган. — А что это?

— Вот приходи после полудня на луг, что за постоялым двором — увидишь.

Упомянутый «Электроником» луг как раз и принадлежал хозяину постоялого двора Миколу, с которым вчера обо всем и договорились.

— Ставьте свою пьесу, — подумав, разрешил Микол. — А начет оплаты — это, как сборы.

Как сборы… Логично рассудил, пройдоха!

А сборы обещали быть очень неплохими — в связи с базарным днем народу в селенье собралось много.

И господа артисты постарались не обмануть их ожидания!

Отстояв заутреню, приступили к оборудованию места — сколотили помост из хозяйских досок, разметили — кому где стоять и двигаться, прорепетировали несколько сцен — к восторгу сбежавшихся со всего селенья мальчишек. Потом, утомленные, отправились перекусить.

Хозяин постоялого двора Микол — жуликоватого вида мужичок с черной, с проседью, бородой и обширной лысиной, обычно прикрытой круглой бараньей шапкой — на Лешкин вопрос относительно попутного судна до Видина задумчиво почесал затылок.

— Турки, видишь ли, в последнее время не разрешают туда плавать. Говорят — не спокойно.

— Не разрешают, да, — словно о чем-то само собой разумеющемся отозвался Алексей. И тут же с хитрецой взглянул на собеседника:

— Но ведь это же не значит, что не плавают, а? Наверняка, кто-то нарушает запрет?

— Может, и нарушает, — Микол пожал плечами. — Мне откуда знать?

— Да уж, будто неоткуда? — усмехнувшись, Алексей понизил голос до шепота. — Мы бы неплохо заплатили… Ну — и тебе, за сведения.

— Подумать надо, — заявил Микол уже не так непреклонно. — Хотя, вряд ли сыщется такой владелец барки… Но, если вдруг сыщется, я подошлю мальчишку…

— Договорились! — обрадовано воскликнул Лешка. — Вот тебе пока задаток… Две аспры. Пока две…

— «Беленькие»! — хозяин постоялого двора умело подавил вырвавшуюся наружу алчность. Сделал этакое незаинтересованно-безразличное лицо — типа, мол, не особо-то и нужны мне твои деньги. Но видно было — доволен. Еще бы — за две-то аспры в Константинополе какому-нибудь землекопу или грузчику полдня вкалывать!

После полудня, закончив рыночные дела и отстояв обеденную службу, народ потянулся на луг. В чистом нефритовом небе праздничным прожектором сияло солнце, освещая празднично одетую публику и одухотворенные лица артистов. Собравшиеся бурно обсуждали все, обделанные сегодня дела — кто что купил, кто что продал — хвались друг перед другом покупками.

— Эй, Христо, правду говорят, ты прикупил новое седло за три серебряхи?

— И не за три, а всего за две! Хорошее турецкое седло. В хозяйстве сгодится.

— В хозяйстве все сгодится. А не боишься, ну, как турки на твою усадьбу заглянут? Спросят, откуда такое седло?

— Так скажу, что купил.

— Ага! Купил! У какого-нибудь гайдука или башибузука, да?

— Я бы на твоем месте отнес седло продавцу, Христо!

— Да ну вас всех! Вот, привязались к седлу… Смотрите, вон лучше на балаган! Кажется. Представление начинается.

И в самом деле, начиналось…

Старик Периклос, вальяжный донельзя, в небрежно перекинутом на манер римской тоги плаще небесно-голубого струящегося шелка, подошел к краю помоста и поклонился зрителям. Поклонился с большим достоинством — искусство непростое, и далеко не всем доступное, Лешка, к примеру, так долго так не умел, пока Ксанфия не научила.

— Однажды как-то раз цыган собрался в горы, быть может, половить чужих коней, — выпрямившись, красивым баритоном начал мэтр.

Тот час же на сцене появился цыган — Лешка, загримированный почти под негра, так что не узнала бы и родная мать — и конь, в роли которого на подмостках блистал Аргип. Узнать парня было еще труднее.

Вот Лешка увидал «коня», затаился, затем, под смех публики, улегся на брюхо, пополз. Почуяв неладное, «конь», забеспокоился, заржал — зрители засмеялись еще громче — нет, положительно, Аргип был сегодня звездой! Потом на сцене показался один из близнецов, изображавший красотку — надо сказать, весьма даже похоже — и вожак табора — «старый цыган» Федул.

— Во, дают! — громко хохотал во все горло давешний ночной горлопан с лицом, больше похожим на свинячье рыло — щекастое, красное, с какими-то отвислыми щеками и носом картошкой. Бывают такие люди — все-то им хочется выказать себя первым парнем на деревне, хоть, казалось бы, и посылов-то к этому нет никаких, а вот поди ж ты…

— Тю! — свинорылый увидал «электроников». — Эгей, девчонки!

Действие быстро закручивалось, завораживая своей интригой собравшихся, в числе которых можно было бы лицезреть и православного батюшку, и всех остальных церковных служителей, начиная с дьякона и заканчивая сторожем. А что, почему б и им не посмотреть на то, чем так интересуется паства? Чай, комедия-то вовсе не из языческой жизни!

Время от времени прерываемое громовыми раскатами хохота действие уже подходило к концу, когда выдавший очередную репризу Алексей вдруг увидал быстро приближавшихся к постоялому двору всадников. Целый отряд всадников в ярко-красных кафтанах с черными лебедиными крыльями на зеленых и алых щитах. Сипахи! Человек двадцать. И что им тут нужно?

Собравшийся на лугу народ тоже заметил турок, но особого беспокойства почему-то не проявил. То ли налоги у всех были уже заплачены (вернее, содраны ретивыми сборщиками), тот ли эти сипахи были своими — из какого-нибудь расположенного поблизости гарнизона. На причудливом шлеме скачущего впереди усача развевался султан из разноцветных перьев, позади совсем еще молодой юноша верхом не красивом гнедом коне держал в руках нечто вроде короткого копья, украшенного лошадиными хвостами и золоченым полумесяцем вместо острия. Туг — личное знамя командира. Десятник? Или, как там по-турецки — каракулчи? Или, нет — онбаши…

За ним — рядовые воины, а дальше…

Пользуясь тем, что не был задействован в предпоследней сцене, Лешка до боли в глазах вглядывался в сипахов. И то, что он, наконец, разглядел, его совсем не обрадовало — позади всех, в компании какого-то смуглолицего мальчишки, ехал Пурим Кызыл — смотритель рынка из Златицы! Мало того, когда всадники подъехали ближе, старший тавуллярий узнал и мальчишку. Никакой был не мальчишка… Фекла! Или как ее там по-турецки, Бог весть…

Значит, они так еще не прекратили поиски беглецов. А это означало, что исход грядущей битвы был пока неизвестен. Господи… Лешка от всей души поблагодарил Бога, за то что они играли сегодня «Цыган», в гриме… Черт! Как бы Агрип раньше времени не показался в своем так сказать, естественном виде.

Старик Периклос же зачитывал кульминацию. Подъехавший к лугу турки, надо сказать, никого не расталкивали, вели себя вежливо — старший, усач, даже отвечал на поклоны.

Ага… Вот Пурим и Фекла спешились… Встали у раскидистой березки, невдалеке… смотрели, как кланялись вышедшие на сцену артисты. Довольные зрители громко хлопали в ладоши и одобрительно свистели. Оранжевое солнце садилось где-то за Дунаем, посреди черных отрогов гор. Темнело.

Это хорошо, что темнело.

Не вызвав — пока не вызвав! — никаких подозрений, актеры принялись сворачивать сцену. Зрители расходились. Даже сипахи, и те потихоньку направили коней к пристани. За ними, взобравшись в седла, медленно поехали и Пурим со своей спутницей.

Не узнали! Ну, мудрено было бы узнать — Лешка ведь тоже не терял времени даром, за пару минут превратив сошедшего за подмостки Аргипа в истинного цыгана. Даже платок ему на голову повязал этаким цветастым тюрбаном, а уж грима не пожалел — не цыган подучился — негр! Когда вышли на поклон, старик Периклос удивленно вскинул брови — зачем, мол? Но потом махнул рукой — все равно, пьеса-то уже кончилась.

— Господа балаганщики, кто тут из вас именем Алексий? — звонко спросил подбежавший мальчишка.

— Ну — я, — отозвался Алексей, улыбнувшись так, что мальчик с ужасом бросился было прочь — еще бы, в таком гриме, да в сумерках, Лешка явно сходил за черта!

— Вымылся бы ты, что ли, побыстрей, — засмеялся толстяк Леонид. — А то и правда, всех в деревне перепугаешь. Эй, мальчик! Не убегай! Что ты хотел сказать-то?

— А он не черт, дядько? — мальчуган так и не решался подойти ближе.

— Да не черт, нет, не бойся.

— А пусть тогда перекрестится!

— Да легко! — Лешка быстро перекрестился на церковь. — Ну, теперь-то поверил? Говори, что там у тебя.

— Хозяин велел сказать, что договорился. И велел напомнить, что с вас две «беленьких».

— Две «беленьких»?! А-а-а! — до Лешки, наконец, дошло. — Так ты — мальчик Микола?

— Да, я у него служу, — мальчуган важно поковырялся в носу.

— А что он тебе еще сказал? — Алексей подошел ближе.

Мальчуган снова попятился, видать, не поверил-таки до конца в то, что Лешка — не черт. Покивал:

— Нет, хозяин больше ничего не сказал. Просто сказал, что все уладил.

— Гм… Ну, что же… — задумался Алексей. — Тебя-то он тогда мог бы и не посылать — мы ведь все равно к нему возвращаемся. Ладно, там с ним и поговорим…

— Ты сходил бы к ручью, — снова посоветовал Леонид. — Да и напарника своего прихватил бы… мы-то уже умылись.

— А, успеем, — лениво отозвался молодой человек. — На постоялом дворе умоемся. Эй, парнишка… А сипахи где обычно ночуют?

— Да нигде, — обернулся посланник Микула. — Они вообще никогда на ночь не остаются — в соседнее село скачут или в Златицу, там у них крепости.

— Вот как, значит… — ускорив шаг, старший тавуллярий догнал мальчишку, оставив позади неспешно шагающих коллег по труппе. — А ты не знаешь, зачем они вообще сегодня приехали?

— Ищут кого-то, — паренек шмыгнул носом. — То ли конокрадов, то ли воров. Сейчас к пристани поехали — там какой-то корабль должен подойти.

— Корабль?

— Ну да, турецкий. Пойдет до Никополя и обратно — они всегда так плавают. Туда — сюда.

— Патрулируют, значит… ладно, посмотрим, что там разузнал твой хозяин?

Микол встретил артистов с восхищенной улыбкой:

— Ну, вы молодцы. Даже не ожидал. Здоров было, очень!

— Мы еще и не так можем, — скромно потупил глаза мэтр, было видно — очень довольный похвалой и вообще всем сегодняшним днем.

— Так что ты хотел сказать? — улучив момент, когда поблизости никого не было, подошел к хозяину Алексей. — Как раз и две аспры я уже припас. Те, что и обещал. Твой мальчишка подбегал, сказал, что ты, вроде как, с кем-то договорился.

— Договорился, — проворно спрятав деньги, ухмыльнулся Микол. — Утром, раненько спуститесь к причалу. Там, слева, стоит барка, «Злато Прамена» называется. Спросите там шкипера Данчо Ребова, он все устроит.

— Отлично! — Лешка обрадовано потер руки. — Ну, просто прекрасно все складывается.

— Не все так складно, — поспешил огорчить хозяин постоялого двора. — «Злато Прамена» идет не до самого Видина.

— Ну, нам хотя бы так… Уж там как-нибудь доберемся.

— И не с самого утра… Вы тоже там с ранья на пристани не шатайтесь, затаитесь где-нибудь, там будет стоять длинный узкий корабль — галера «Калим-бей». Турецкий. Дождетесь, когда он отвалит от причала и скроется из глаз. Только тогда — не раньше — и отчалит шкипер Ребов… Господи! Да что ж ты такой черный?!

— Свечи у тебя чадят… Не беспокойся, все сделаем, как ты сказал.

Кивком поблагодарив Микола, Алексей быстро направился в людскую — спать, а заодно и предупредить напарника, чтоб не спешил умываться. К слову сказать, сегодня в людской оказалось куда просторнее, нежели вчера — ярмарочный день закончился и почти все крестьяне разъехались по домам… Нет, вовсе не все! Вот кто-то вошел, громко хлопнув дверью, споткнувшись, чуть не упал. Выругался… Опустившись на колени, куда-то пополз…

— О, девчонки!!!

Давешний свинорылый горлопан! Не уехал, оказывается, тля.

Наклонившись, невежа сильно затряс за плечо одного из близнецов, того, что оказался к нему ближе:

— Эй, эй, вставай, девочка! Нам с тобой будет хорошо.

— Да пошел ты! — проснувшись, «Электроник» оттолкнул хама, и тот, грубо выругавшись, с размаху ударил его кулаком в лицо.

Лешка тут же вскочил на ноги, пинком отправив свинорылого к дальней стене.

— Ах, вас двое! — злобно зарычал тот, вытаскивая из сапога нож.

В пробивавшемся чрез окна тусклом свете луны угрожающе блеснул клинок.

Ввух!

Бросившись на новую жертву, словно разъяренный бык, верзила — да, пожалуй, нахала можно было назвать и так, парень оказался неслабый — несколько раз взмахнул ножиком, стараясь поразить соперника в грудь. Алексей, однако, чего-то подобного ожидал и встретил во всеоружии — ударил нападающего ногой в руку, выбивая нож. С жалобным звоном клинок улетел на пол, да там где-то и затерялся. Лешка рванулся вперед… и упал, споткнулся о чье-то спящее тело. Тело выругалось, обдав старшего тавуллярия крепким сивушным запахом. И тут же сверху навалился верзила. Упал, придавил своим немаленьким весом, и короткие сильные пальцы его потянулись к Лешкиному горлу. Чеснок! Как же сильно разит от него чесноком! И еще — потом, и еще чем-то поганым… дерьмом, что ли?

Лешка вывернулся, въехал в свинорылого лбом, тот, засопев, ослабил хватку… и Алексей с силой ударил его ладонями по ушам.

— А-у-у-у, — заверещал тот, словно кастрируемый кот.

Дернулся, ухватил Лешку за грудки, рванул — послышался треск ткани.

— Ах ты так, сволочь! — Алексей уже собрался сделать вражине козу — уж тогда тому точно, не показалось бы мало! Но, не успел…

Проснувшиеся близнецы и Аргип набросились на верзилу, оттаскивая его в угол.

— Руки, руки ему вяжи… Вот так.

— Господи! Да дадут ли хоть когда-нибудь выспаться в это вертепе? — громко возопил какой-то крестьянин, наверное, тот самый, что валялся пьяным-пьяно посередине людской.

— Что с этим делать? — кивая на связанного верзилу, спросил Лука… или Леонтий.

— А ничего, — отдышавшись, Алексей ухмыльнулся. — Заткните ему рот какой-нибудь тряпицей, да пусть валяется до утра — а утром нас уже здесь не будет.

— Правильно! Так и поступим.

— Смотрите только, чтобы не задохнулся. Ни к чему нам лишние мертвяки, ни к чему…

Справившись с буяном, разбуженные артисты снова повалились спать. Не прошло и пары минут, как в горнице послышался громкий заливистый храп и сопение. Связанный нахалюга в углу, правда, еще поерепенился, постонал, но, получив от Аргипа удар по почкам, притих и вскоре тоже уснул.

А вот Алексею что-то совсем не спалось. Вообще, как-то душно было в горнице. Несмотря на распахнутые ставни — то ли Микул сегодня протапливал печь, то ли прсото ночь выдалась теплая. Последнее вернее — за окнами, во дворе, прямо на глазах сгущался туман. Значит, не подморозило… И завтрашний день, скорее всего, будет дождливый, пасмурный.

Встав, Лешка осторожно пробрался между телами спящих на двор, к колодцу. Молодому человеку вдруг сильно захотелось вымыться, смыть с себя пот, грим — наконец-то — похоже, это уже можно было сделать вполне безопасно.

Выйдя на улицу, Алексей погрузился в туман. И в самом деле, снаружи оказалось тепло. Тепло — и тихо, ни ветерка, ни скрипа, ни собачьего лая. Нет, вот, где-то забрехала псина. Вот еще одна — уже ближе. Словно бы кто-то шел к постоялому двору. Лешка остановился, прикидывая, где же тут колодец? Тусклая луна серебрила туман, не столько освещая, сколько еще больше сгущая тени.

— Хозяин! Эгей, хозяин!

Громкий повелительный окрик. Голос такой… женский или подростковый… кажется, будто и знакомый даже…

Из тумана метнулись тени.

— Эй, парень!

Черт, заметили!

— Хозяина разбуди… И покажи нам вход в корчму, в этом тумане словно шайтан водит!

Шайтан… Значит, турки… Зачем они пришли?

— Хозяина? Сейчас…

— Постой-ка! — из тумана вдруг вынырнула ловкая фигура, закутанная в длинный плащ. Блеснули глаза…

Фекла! Черт побери. Фекла!

Лешка дернулся но тут же овладел собой — только не бежать, вести себя естественно. В конце концов, в гриме да с черными выкрашенными волосами — не должна узнать. Ну, еще и туман ведь…

— Где-то я тебя уже видела, парень, — сверля молодого человека взглядом, задумчиво произнесла девушка.

— Мы — актеры, ходим везде.

— Да, да… наверное…

Не узнала!

— Ладно, показывай, где вход и буди хозяина… Нет, постой… ты чего здесь шатался… по двору, в тумане?

— Приспичило. Да и колодец тут… ополоснуться — в горнице жарко.

— И все же мне кажется знакомым твой голос… Ну, что стал? Веди!

— Пожалуйста, проходите.

Фекла — а за ней трое турецких воинов — направились вслед за Лешкой.

Тот нащупал ручку двери:

— Микол, эй, Микол! Хозяин!

— Что такое? — слышно было, как где-то наверху заскрипели ступеньки. — Молочнику, вроде, рано еще.

— Не молочник. Другие гости пожаловали.

— А-а-а… Господа османлы! — хозяин постоялого двора, спустившись со второго этажа вниз по скрипучей лестнице со свечой в руке, наконец, разглядел гостей. — Милости прошу. Желаете откушать?

— За тем и пришли, — хмуро буркнула Фекла. — Нарыскались по этим дурацким горам… и все зря. Давай, быстро пожарь нам мяса или курочку… Вина? Ты что, не в своем уме, гяур? Разве не слышал о том, что Аллах запрещает пить сок виноградной лозы правоверным?! Ах, у тебя найдется и пиво… Да, пиво уж точно — не из сока виноградной лозы. Пиво, пожалуй что, правоверным можно… А, как, парни?

Последнюю фразу девушка произнесла по-турецки, но старший тавуллярий ее хорошо понял — еще помнил язык, благодаря давнишней встрече с османским шпионом Фарраш-беем и все его компанией, не к ночи будь помянуты.

Лешка притаился у самой двери, в коридоре.

— Трактирщик! Что там у тебя за парень шастал сейчас по двору?

— Парень?

— Ну, тот, что тебя позвал? Он кто?

— А, этот… Актер. Балаганщик.

— Ясно… И все же… Куда он делся-то? Ага, верно, пошел к колодцу. Здесь в дом один вход?

— Да.

— Что ж, мимо не пройдет… Поговорим, посмотрим… Эй, хозяин, зажги-ка побольше свечей. Да не сальных, чучело, зажигай яркие, восковые.

А вот это уже пахло керосином! Лешка закусил губу. Что теперь делать? Бежать? Конечно. Однако, если захотят — поймают, утром, когда спадет туман, долина просматривается далеко. Эх, сейчас бы на ту сторону, в Валахию… Корабль. Ведь уже договориться с баркой — и такого удачного случая, скорее всего, больше не будет. До реки Ниш можно добраться, до самой реки… где-то там, рядом, по слухам, и встали лагерем крестоносцы. Жаль, если сорвется такая возможность… Впрочем, а почему сорвется?

Лешка осторожно, на цыпочках, прокрался в горницу и растолкал кого-то из близнецов:

— Вставай, Лука!

Парнишка открыл глаза:

— Я — Леонтий.

— Тсс! — Алексей зажал ему рот рукою. — Не кричи так. Вот что, Леонтий, где у нас грим?

— Грим? Зачем грим?

— Накрасишься, потом пойдешь на двор, умываться. Не сильно — просто размажешь по лицу грязь… Да, кудри… кудри тоже пригладь, намочи…

— Зачем это все?

— Нужно. Понимаешь? Нужно… Там, в трапезной, турки… Я скажу, что говорить… а чего — ни в коем случае. Ну, давай, мажься! Отыскал грим.

— Да…

Алексей подошел к окну. Узкое! Черт, узкое…

— Лука, протиснешься?

— Я Леонтий.

— Какая разница? Ну?

Юноша оперся руками о подоконник.

— Пролезешь, пролезешь — ты же уже тоньше меня.

— А очень нужно?

— Очень!

Леонтий вздохнул:

— Тогда попробую… Нет, полезу!

Он живо скинул рубаху и, без лишних слов, рыбкой нырнул в окно — да так ловко, что вмиг скрылся в тумане. И вот уже в окне показалась его довольная рожица:

— Ну, как?

— Отлично! Не знал, что ты так умеешь.

— Мы с братом бывшие акробаты… Плечо только поцарапал… Саднит.

— Ничего, всяко, заживет до свадьбы. Вот, — Лешка скинул с себя рубаху и протянул пареньку. — Возьми, наденешь.

— Но это же не моя!?

— Так надо. Запомнил, как себя вести? Сможешь все сделать, как сказано?

— Я же актер!

— Ну, ладно… Удачи тебе, Лука!

— Да я же…

— Знаю — Леонтий. Оговорился, извини.

Хрупкая фигура юноши скрылась в тумане.

Алексей выждал немного и выскользнул в коридор, поближе к трапезной. Затаился, прислушался… Ага! Кажется, вовремя. У-у-у, какие запахи! Прямо слюнки текут.

— Эй, парень, а ну, подойди сюда!

Вот он, голос Феклы!

— Так я ж к вам уже подходил!

Лука — ах, нет, Леонтий — ответил правильно, так, как учили.

— Ну, что, справил свои дела, вымылся?

— Да… ой, вы подошли так неожиданно, я даже испугался.

— Что-то ты во дворе показался мне вроде как выше…

— Туман.

— Ну да, вот именно, туман… Чего только не привидится!

— Так вы меня зачем-то звали?

— Звали? Н-нет, ты мне не нужен. Иди, иди, парень, спи.

Вежливо попрощавшись, Леонтий — точно, Леонтий! — быстро зашагал в людскую. Скользнув за парнишкой неслышной тенью, Алексей на ходу перекрестился: слава Богу, кажется, пронесло. И, тем не менее, он так и не уснул — еще бы! — ожидая от Феклы — или как ее там по-турецки? — любой самой неожиданной каверзы. Да уж, от этой коварной девчонки всего можно было ожидать.

Турки и Фекла покинули постоялый двор довольно быстро. Впрочем, на улице уже занималась заря. Пора было уходить и артистам.

Леша живо разбудил всех:

— Вставайте, други!

Споро поднявшись, вся труппа во главе с Периклосом отправилась в путь к причалу. Сонный Микол, хозяин постоялого двора, все же соизволил проснуться и проводил постояльцев до самых ворот. Прощаясь, придержал за рукав Лешку, шепнул:

— «Калим-бей» сегодня идет к Никополю.

— Какой Калим-бей? Ах, да, галера…

— А назавтра повернет обратно. Смотрите, как бы вас не догнал.

— Благодарю за предупреждение, — Алексей вынул из кошеля аспру. Маленький серебряный кружочек тускло блеснул в свете зачинавшегося дня. Брезжил рассвет.

— И, вот еще что, — чуть задержавшись, обернулся Лешка. — Вчерашние гости… Они тоже отправятся с «Калим-беем»?

— Какие гости? — поначалу не понял Микол. — А, турки. Да, с «Калим-беем»… Хотят немного спуститься вниз по течению. Ищут кого-то… А этот их командир — молодой, да ушлый! — с неожиданным уважением отозвался кабатчик. — Еще безусый совсем, а гляди ж ты… Сипахи его побаиваются.

Ну, еще бы…

Лешка ничего не сказал, лишь вспомнил, с какой легкостью Фекла расправилась с башибузуками. Да уж, такую девку не грех и побаиваться. Ежели что не по ней — убьет и слова не скажет. Вот уж интересно, кто же она такая? Турчанка? Но — ходит сейчас в мужском платье, да еще постоянно — с отрытым лицом, что для мусульманской женщины — смертный грех, вовек потом не отмолится. Правда, турки используют и христиан, и огнепоклонников… кого только не используют. А ислам — только для избранных! Остальные — «райят», быдло — пусть платят налоги, они на христиан куда как выше. Или вот еще есть так называемая фетва — разрешения на что-либо. Например, многие выпрашивают у какого-нибудь знакомого муллы фетву на питие вина в «лечебных» целях. Дескать, не пьянства ради, а токмо здоровья для. Вот и для шпионки-разведчицы — а именно ею, похоже, и являлась Фекла — могли выдать специальную фетву. Разрешили грешить: ходить в мужском платье, открывать лицо… и спать, с кем захочется. Как эта хитрая и коварная девка попала к башибузукам? Наверное, ошиблась — и на старуху бывает проруха — приняла за своих. Скорее всего, пробиралась в Румелию из Валахии… наверное, успела там что-то эдакое натворить, спешила… Вот и попалась по глупому, всякое в жизни случается. Прикинулась паломницей-замарашкой — для этого прямо театральный талант нужен. Актриса! Что и сказать, актриса… Чулпан Хаматова… А ведь, кстати, похожа чем-то!

Путники затаились, немного не доходя до причала, в орешнике. Старик Периклос так и вообще остановился на своей тележке еще дальше, и Лешка сейчас молился — лишь бы осел не закричал. Предложить оставить животное на постоялом дворе у Алексея не поворачивался язык — ослик Терентий, похоже, давно уже являлся полноправным членом труппы. Ладно, может быть, удастся договориться с хозяином барки? Как его? Шкипер… Шкипер Данчо Ребов. Конечно, придется переплатить, но деньги есть — вчера поработали на славу.

Туман постепенно исчезал, расслаивался, и вот уже сквозь грязно-белые куски его проглянула серо-голубая гладь Дуная. Первые лучи восходящего солнца золотили редкие палевые облака, позади, в селе, начинали свою утреннюю песнь петухи. Не поели еще — село зажиточное, впрочем, здесь, в Румелии, таких много. Турки даже ослабили налоги, и весьма сильно по сравнению с имперскими. Пока…

Хищный корпус турецкой галеры приткнулся кормой к самому концу причала. Мачты были сняты, по всему, судно намеревалось сейчас идти на веслах. Тем более — вниз по течению. Дожидаясь, когда турки отчалят, Алексей с невольным восхищением рассматривал изящные обводы галеры — украшенную великолепной резьбой корму с разбитым на ней шатром, узкий мостик — куршею — тянувшийся от носа к корме, с балюстрадой и натянутым сверху тентом, резной нос с тараном в виде позолоченной львиной морды — судя по этой детали, судно было трофейным, венецианским или греческим — Аллах запрещал правоверным изображать людей и животных.

Вот на куршее показались люди… Ага! Комит и два подкомита. Закричали, замахали плетками, будя спящих у весел гребцов. На корме показался какой-то расфуфыренный франт в длинном парчовом кафтане и зеленой чалме — вероятно, капитан галеры. Да, капитан… Вот он махнул рукой — и подкомиты забегали еще быстрее, щедро угощая плетью прикованных к веслам гребцов — шиурму. Слышно было, как матросы выбрали якорь. Галера дернулась, взмахнула веслами — ух, и красотища же! — и, вспенив узким носом воду, плавно отошла от причала. Задавая темп гребле, зазвенели на корме кимвалы.

Ну, наконец-то! Скатертью, как говориться, дорога. Господа артисты обрадовано переглянулись. А Леонтий — да-да, Леонтий, не Лука — радостно подмигнул Алексею:

— Пора?

— Пора, пора, парень!

Хотя, может быть, это все же был и Лука… Позади, в орешнике, призывно закричал ослик Терентий.

Шкипер Данчо Ребов оказался высоким статным мужчиной лет тридцати, с некрасивым, но почему-то весьма располагающим к себе лицом и большими кранными руками. Он стоял у левого — того, что притулился к причалу — борта барки и смотрел на подходивших артистов.

— Мы — актеры, — подойдя, пояснил Алексей.

— А, явились, — улыбнулся шкипер. — Я — Данчо Ребов. Это про вас мне говорил дядька Микол?

— Про нас, — улыбнулся Лешка.

Шкипер перевел взгляд на подъехавшую повозку:

— Осел тоже с вами?

— Без него никак нельзя, — покачал головой Периклос. — Кто же будет перевозить реквизит? Сами не натаскаемся.

— За осла и тележку — отдельная цена.

— Само собой…

— Восемь аспр!

— Хэк… Ладно.

Сладившись с ценой, балаганщики перебрались на барку — небольшое плоскодонное судно с широкой кормой и ничуть не менее широким носом. По уставленной каким-то объемистыми тюками палубе уже бегали матросы… нет, скорее, конюхи или погонщики — шестерка лошадей, запряженных цугом, уже дожидалась на берегу в упряжи.

— Мощность двигателя — шесть лошадиных сил, — хмыкнув, в полголоса пошутил Алексей.

Ослика, кстати, взяли-таки на борт. Ну, еще бы… Восемь аспр.

— Ну что, все поднялись? — шкипер осмотрел пассажиров.

— Все.

— Тогда в путь. Приготовились. Поднять трап… Отдать концы… Вперед помалу!

— Цоо! Цоо! — цыкнул погонщик, и, грузно отвалив от причала, барка медленно двинулась вверх по реке.

Выглянуло солнышко. А через пару часов — и вообще припекло. Растянувшись меж тюками на палубе, «господа артисты» блаженствовали, а тощий Федул и сам мэтр Периклос давно уже дремали. С левого борта неспешно проплывал берег. Лешка и сам уже почувствовал навалившуюся дрему — ночью-то так и не удалось как следует выспаться. Превозмогая себя, он все-таки нашел в себе силы пройти на корму. Сняв рубаху, наклонился к воде, зачерпнув ладонями воду, умылся, сразу же почувствовав себя намного бодрее и лучше. И тут же ощутил, будто чего-то не хватает. Чего? Молодой человек похлопал себя по груди… Вот он, крестик… А где же амулет? Тот самый, подаренный Марикой, тайный знак общества Гемиста-Плифона — маленький кружочек с Кудрявым Зевсом.… Кстати, сей амулетом не так давно разглядывала и Фекла… А! Наверное, талисман потерялся во время ночной драки! Да-да, скорее всего, именно так и обстояло дело. Ну, что сказать? Жалко, конечно, но, по большому счету — и черт с ним, не очень-то Лешка и верил в приметы. Черт с ним…

Вернувшись к своим спутникам. Алексей улегся рядом с посапывающими близнецами и Аргипом, которого тут де и разбудил:

— Проснись, брат, думать будем!

— А? Что? — сонный юноша долго не понимал, что вообще от него хотят. — Думать?

Лешка молча указал напарнику на противоположный берег, едва виднеющийся зеленой туманной дымкой.

— Да-а, далековато плыть.

Алексей вообще плохо плавал и вот теперь должен был решить неожиданно вставшую перед ним задачу. Он-то что думал? Полагал, что барка поплывет где-то посередине реки а, может быть, и приблизиться к противоположному берегу. Однако, увы… Человек располагает, а Бог предполагает. Делать нечего, придется искать какое-нибудь подручное средство. Шлюпки, кстати, Лешка так нигде и не видел — ни на корме, ни за кормою, на привязи. Да и зачем барке какое-то там плавсредство, коли она практически от берега-то не отходит? Само собой, незачем. Однако, как же быть-то? Завтра к вечеру барка — при всей неспешности своего хода — все же подойдет к нужному месту. И что? Правда, на судне, вроде как имеется мачта — во-он она лежит вдоль всей палубы. Значит, есть и парус. Переговорить со шкипером, попросить сделать крюк? А что, денег хватит. Вот только согласиться ли шкипер?

Хорошо было лежать на палубе, тепло — градусов. Наверное, десять-пятнадцать… Впрочем, это для Лешки тепло, все остальные, похоже, замерзли — эвон, как кутались в плащи. Алексей потрогал свой кожух… «Заряженный» информацией, так нужной крестоносному воинству короля Владислава Ягелло, молодого правителя Польши и Венгрии.

Как же перебраться на тот берег? Как? Может, есть какой-то лучший способ, нежели просить шкипера повернуть, что само по себе будет выглядеть странно. А если на реке покажутся турки? Тот же «Калим-бей», ведь, по словам хозяина постоялого двора Микола, эта галера должна будет вскоре повернуть обратно. А идет она ходко, нечета медлительной барке.

Посмотреть, что они хоть везут?

Лешка потянулся, встал, и направился на корму, к шкиперу.

— Много товаров везете?

— Да так себе, — оторвавшись от разглядывания остававшейся за кормою реки, Ребов обернулся. — Не особенно-то и много — не сезон ведь. Может, последний раз в эту осень ходим. Вернемся домой, в Доростол, станем ремонтироваться — давно пора, подтекаем.

— Подтекаете? — Лешка сделал испуганные глаза. — И что, у вас никакой спасательной лодочки нет? А вдруг потонем?

— Не потонем, тут мелко, — рассмеялся шкипер. — Да и берег близко.

— Да уж, близко, — согласился молодой человек. — А что, если кому-то на тот берег понадобиться?

— Да кому понадобиться-то? Вашим, что ли?

— Ну, это я так, для примера спросил. Вдруг? Что, обычно никаких дел на том берегу не бывает?

— Почему? Бывают, — Ребов пожал плечами. — Иногда валахи хотят что-нибудь купить, соли там, или немного муки. Обычно мы не отказываем.

— Как же они покупают?! — приложив ладонь к глазам, Алексей посмотрел на тот берег. — Путь-то не близок. Да и не видать вас оттуда.

— Не видать, — согласно покачал головой шкипер. — А рыбаки? Они-то нас хорошо видят. Сообщают своим, а уж те, кому надо, нагоняют на лодках… Летом здесь, на реке, такое твориться — прямо плавучий базар! Сейчас не так, конечно… Но тоже подплывают.

— Ах, вот, значит, как…

Лешка задумался и, воспользовавшись тем, что шкипер отвернулся отдать какое-то распоряжение рулевому, быстро ушел на свое место.

— Значит — рыбаки, — приваливаясь спиной к тюку, негромко промолвил он.

— Какие еще рыбаки? — не понял Аргип.

— Обычные такие рыбаки. Валашские.

Рыбаки появились уже к вечеру и выглядели, надо сказать, вполне живописно: рубахи из выбеленного на солнце холста, кожухи-жилеты из черной овчины, синие, красные, малиновые штаны. Экие красавцы. Как будто и не рыбаки, а в кино снимаются! Все, как на подбор — смуглявые усачи, здоровенные, ловкие. Эх, наверняка ведь они тут не только рыбку ловят, вот попадется какое-нибудь беззащитное суденышко… налетят, отнимут товар… что, разве ж не может быть такого?

Впрочем, хозяина барки эти парни, похоже, знали. Еще издали махали руками, кричали:

— Бог в помощь Данчо! Как там ваши турки? Не сильно свирепствуют?

— Да пока, слава Богу, не сильно, — посмеивался шкипер. — Только какие же они — наши?

— Соли с мучицей у тебя не найдется, Данчо?

— Для тебя, брат, все, что угодно! Давай, причаливай.

Молодой русоголовый парень тут же приткнул свою лодку к низкому борту барки. Тут же подплыли и другие… И много, человек десять!

— Постоите, Данчо?

— Постоим, коли просите, — Ребов охотно качнул головой: суля по довольной улыбке, он явно имел свой процент от этой речной торговли.

Пригладив растрепавшиеся волосы пятерней, шкипер подошел к левому борту и махнул рукой:

— Все, парни, шабаш! Распрягай лошадей, становимся на ночлег.

Притянув барку в к берегу, корабельщики, стреножив уставший коней, пустили их пастись, сами же разложили костер, бросив в объемистый котел подаренную рыбаками рыбку. Синий прозрачный дым, стелясь, поплыл над водою куда-то в сторону багрового, клонившегося к закату, солнца. С того берега вскоре потянулись лодки, как понял Алексей, то плыли жители прибрежной — с той стороны реки — деревни. Валахи. Нет, точнее — полуболгары-полувалахи-полуцыгане — так лучше сказать бы. Молодые веселые парни, подростки, старики — женщин, видать, брать с собою было не принято. На борту барки развернули оживленную торговлю мукой, солью и разными городскими гостинцами маленькими серебряными зеркальцами, шелковыми лентами, цветными стеклянными бусами. Кто-то уже азартно торговался, надеясь сбить цену, а кое-кто, быстро накупив товар за что продали, уже уселись к костру, доставая плетеные фляги.

— А ну-ко, глотни, Данчо! Это тебе не просто вино! Что это за люди сегодня с тобой? Актеры? Что еще за актеры? Ах, балаганщики — так бы сразу и сказал. Ну, балаганщики, подставляйте кружки!

А никто и не отказывался! Толстяк Леонид так уже с радостью намахнул и другую, и третью… уже скорешился с каким-то местным заречным прохиндеем, уже затянул песню.

— Хорошо поете! — оглянулся на них высокий цыганистый парень, вернее — молодой мужчина — горбоносый, чубатый, с золотой серьгой-кольцом в левом ухе. Звали его Канташ.

Да не просто звали, кричали:

— Спой! Спой, Канташ!

— Спеть? А флягу по кругу пустили?

— Пустили, а как же!

— Тогда слушайте и подпевайте.

Неожиданно приятным голосом, звучным и певучим, затянул Канташ, и все собравшиеся притихли, благоговейно внимая песне… Подпевать пока никто не решался — может быть, еще недостаточно выпили, а может, потому что песня была такая… грустная…

Да уж, не веселая оказалась песня; как шепотом пояснил шкипер — юнацкая. Юнаки, как понял Лешка, это что-то типа партизан, воюющих против турок. Турок на той стороне реки, похоже, просто ненавидели, вот и песню Канташ подобрал соответствующую. Заканчивалась она сурово, призывно:

— Черной крови супостатов напейтесь! — хором подхватили собравшиеся.

Вкусно запахло ухою. Допев песню, Канташ подмигнул собравшимся, достав из-за голенища ложку:

— Поснидаем, братцы!

— Так!

Поев и выпив, вновь запели. Солировал опять Канташ, но и не только он — многие затягивали свои любимые.

Спев про царя Лазаря, запели про какого-то Вука, потом снова про юнака Марко, про золотую яблоню… Корабельщики перехватили инициативу, нестройным хором грянув «Турок шел лесом»:

«Проклятые басурманы» — иначе тут турок и не называли даже члены команды барки, при всей их внешней лояльности к османам. Значит, было за что ненавидеть этих «проклятых басурман» турок…

Лешка песни слушал лишь краем уха, даже наоборот, поднялся на барку, приглядывался, прислушивался — кто да что покупает, кто как торгуется. Высматривал самого жадного. И таки высмотрел!

Красавец был — с ударением на последнем слоге! Молодой, но какой-то тощий, сутулый, с остренькой лисьей мордочкой. Все чего-то выгадывал, торговался из-за каждой мелочи, так, что Алексею даже противно стало. Ну, бывают же такие люди — за полушку удавятся! Как раз такой-то и был сейчас надобен!

Дождавшись, когда выжига, наконец, купит то, что ему надобно, Лешка вынырнул из темноты и подхватил его под локоть у сходней.

— Не хотите ли заработать, уважаемый господин?

— Заработать? А кто ж не хочет? Только — смотря как.

— Да просто, — Алексей улыбнулся, как можно шире. — Перевезти тут двоих на тот берег. Плевое дело.

— Плевое, — согласился парень; звали его, как выяснилось, Колупан. — Две «беленькие» монетки. За каждого! Всего, значит, четыре будет.

— Четыре аспры! — восхитился подобной наглостью Лешка. — Землекопы — целый день работать, а тут… Всего-то делов. Да и другие перевозчики, чай, найдутся.

— Найдутся-то найдутся, — Колупан гаденько засмеялся. — Только они не сейчас отплывут, а вам, молодой господин, я так понимаю, поскорей отсюда убраться надобно?

Вот, фрукт! Гляди-ко, какой приметливый…

— Ну, вообще, да, — Лешка кивнул с усмешкой. — Но четыре аспры — это ни в какие ворота…

— Так вас же двое!

— А плыть-то все равно один раз.

— Э, не-ет! — Колупан хитро погрозил пальцем. — Я двоих сразу не повезу — всякое ведь может случиться, я-то — один. Нет уж, сначала — одного заберу, потом — другого.

— Этак полночи провозишься!

— Зато у меня и заночевать можно… В тайности!

— Угу, в тайности, — скривился Лешка. — За особую плату, вестимо?

— Сговоримся, — обнадежил выжига. — Клянусь, ни одна собака вас не увидит!

— Уговорились, — решился Лешка. — Жди нас хотя бы во-он у того мысочка, где камыши.

Молча покачав головою, Колупан скрылся во тьме.

Жарко горевший костер бросал в черное небо яркие красные искры, и над могучей рекой, далеко-далеко, до того берега, разносились певучие юнацкие песни. Про королевича Генчо, Марко-юнака, царя Лазаря…

Лешка с Аргипом, притаившись на мысу в камышах, ждали скрипа уключин.

— Как он нас здесь найдет? — шепотом спросил напарник. — Не видно же ничего, темень — хоть глаз выколи.

— Ну да, темень… — Алексей усмехнулся. — А костер? А звезды? А луна?

— Да разве ж это луна? Так, серп какой-то.

— Тсс!

Вблизи, уже у самого берега, послышался плеск весел.

— Эй, вы где? Это я, Колупан.

Перевозчик говорил на смеси болгарского и валашского, впрочем, все было понятно.

— Мы здесь, — оглянувшись по сторонам, подал голос Лешка. — Иди, Аргип… А уж я — следом.

— Деньги приготовили? — тут же осведомился лодочник.

— Конечно!

Плеск волны… И черная тень лодки исчезла во мгле. А в воде оранжевыми сполохами играли блики костра. И звучала песня:

Лешке вдруг взгрустнулось. Жаль, так и не пришлось проститься с актерами… Старик Периклос, Федул, Леонид. Близнецы-«электроники», Лука с Леонтием, ослик Терентий. Господа артисты! Нет, в самом деле — отличная труппа! Алексей покачал головой… А как его выручил прошлой ночью Леонтий? Или — все же — Лука?

Жаль, жаль уходить вот так, не попрощавшись, не пожелав друзьям доброго пути. И кто знает, как там у них еще все сложится, в Видине? Это ведь он, Лешка, их туда направил.

Погруженный в думы, молодой человек и не заметил, как к берегу снова подошла лодка.

— Эй, господин, ждешь ли?

— Колупан?

— Я. Сейчас, подплыву ближе.

Зайдя в воду по колено, Алексей перевалился в лодку. Скрипнули уключины, плеснула волна — поплыли. Как он тут ориентировался, это лодочник? По звездам, что ли?

Они отплыли уже довольно далеко, и горевший на том берегу костер превратился в маленькую оранжевую звездочку. Лешка обернулся… А лодочник вдруг опустил весла. Прислушался.

— Слышишь?

— Что такое?

— Ну, вот… вот опять…

Какой-то странный шум вниз по реке. Как будто бы бабы колотили вальками белье, только не быстро, а медленно… Бух… Бух… Словно, отходя от перрона, разгонялся поезд.

— Это весла, — обернувшись, пояснил Колупан. — Много весел… Бьют одновременно. Какой-то большой корабль… Галера!

— Галера?!

— Идут осторожно, словно бы что-то ищут или опасаются сесть на мель.

Лешка дернулся:

— Так надо вернуться, предупредить.

— Зачем? — Колпан вел себя совершенно спокойно. — Думаешь, у них там нет ушей?

Услышат. Ага… Слышишь?

Алексей тоже заметил, как стихла отдаленно звучавшая песня. А потом и погас костер. И стало совсем темно, только, отражаясь в реке, мерцали звезды, да тонкий месяц повис над отрогами черных гор…