Сановники, моя душа и Бог,Ван Цзин-чжи. Враги
Считаю вас моей судьбы врагами,
Я не желаю ползать перед вами,
Поверженный, лежать у ваших ног!
Мэй Цзы всегда была умной девочкой. Хватило ума и на этот раз — насладившись некоторым смущением Баурджина на приёме у Цзяо Ли, она расхохоталась и, махнув рукой, больше ничего не сказала. Лишь когда князь уходил, его нагнал слуга и передал предложение «уважаемой госпожи Тань Цзытао» о встрече.
Они встретились на следующий день, в небольшой закусочной в квартале Красной птицы. Тань — точнее, Мэй Цзы — шутила, но взгляд по-прежнему оставался напряжённым, злым, волчьим. До тех пор пока Баурджин не упомянул Елюя Люге.
— Елюй Люге? — В глазах Мэй Цзы вспыхнул огонь. — Откуда ты его знаешь, монгол?
— К вашему сведению — найман, а здесь — несчастный беженец, — усмехнулся князь. — Тысячник Елюй Люге с дальней границы — мой добрый друг и приятель!
— Друг?!
— Скажу больше, я от всей души поддерживаю все его планы. Как когда-то поддерживали вы!
Женщина вздрогнула:
— Ты и это знаешь, подлая ищейка?
— Я много чего знаю, Мэй, — ничуть не обиделся князь. — Рассказать про тебя?
— Попробуй.
— Итак... — Баурджин отхлебнул вина. — Начнём с того самого момента, около девяти лет назад, когда ты, любезнейшая Мэй Цзы, возвратилась из монгольских степей с позорно проваленным заданием и без денег. Военным начальникам Цзинь ты была больше не нужна — хорошо ещё, не казнили, — и призрак нищеты забил своими чёрными крыльями прямо над твоей головою.
— Ты прямо как поэт говоришь, — скривилась Мэй Цзы. — Впрочем, продолжай, интересно.
— И тогда ты решила стать куртизанкой. Дело неплохое, и у тебя было всё для начала этой карьеры — красота, холодный ум, кое-какие связи. Не было только одного — денег. Но деньги, как известно, — дело наживное. Думаю, ты немало поимела с кайфынского сяньгуна Ли Дачжао и прочих. С сяньгуна тянула бы деньги и дальше, если б не его молодой воспитанник по имени Елюй Лю...
— Ну хватит! — нервно воскликнула Мэй. — Вижу, что ты много знаешь. Слишком много... — Женщина скривила губы. Белое застывшее лицо её, чуть прищуренные глаза, похожая на гримасу улыбка не обещали собеседнику ничего хорошего.
— У меня такое впечатление, — светски улыбнулся князь, — что ты сейчас просто мечтаешь укоротить мне язык. И, между прочим, зря!
Мэй Цзы поставила недопитый бокал на стол:
— Ну почему же — зря? Врагов, даже вынырнувших из далёкого прошлого, нужно уничтожать, не так ли?
— Врагов — да! Но я-то не враг ни тебе, Мэй Цзы, ни уж тем более Елюю Люге. Он ведь младше тебя?
— Не намного, всего на пять лет. — В глазах женщины появилось мечтательное выражение, как бывает, когда вдруг неожиданно вспоминаешь о действительно дорогом тебе человеке.
Впрочем, Мэй Цзы тут же взяла себя в руки и, язвительно усмехнувшись, поинтересовалась:
— С чего это ты набиваешься нам в друзья?
— Набиваюсь? — Князь снова улыбнулся. — Ничуть. Я — ваш самый преданный друг, поверь. И не только потому, что я искренне симпатизирую такому человеку, как Елюй Люге, но и просто потому, что у нас общие интересы.
— Какие у нас с тобой могут быть общие интересы, монгол?
— Найман, с твоего позволения. Елюй Люге как-то рассказывал о тебе... о волшебной красавице Тань Цзытао. Не знаю, как ты к нему относишься, а парень тебя, кажется, и в самом деле сильно любит.
На секунду опустив глаза, князь резко вскинул их и успел заметить выражение растерянности, промелькнувшее на нарочито надменном лице Мэй Цзы.
— Ты — соглядатай Темучина... — негромко произнесла она. — Я это чувствую.
— А может, и вправду беженец?
— Ой, давай не будем, а? Мы ведь друг друга хорошо знаем... знали когда-то.
— Вот именно. И я тебе скажу так, Мэй, — мой сюзерен Чингисхан может здорово помочь Елюю Люге и всем киданям!
— Помочь? В чём?
— Только не делай, пожалуйста, вид, что не догадалась. В возрождении империи Ляо, вот в чём! — повысил голос князь.
— Сумасшедший! — Мэй Цзы отпрянула в испуге. — Что ты так орёшь?
— Стараюсь донести до тебя свою мысль, — вальяжно развёл руками нойон.
— Уже донёс. Кстати, по законам Цзинь, за подобные мысли полагается смертная казнь.
— Ага, тебя очень тревожат законы Цзинь! — Баурджин прищурился. Он хорошо видел, что наконец расшевелил собеседницу, озадачил, вывел из той надменной уверенности, которую куртизанка напустила на себя перед встречей. — Позволь спросить кое о чём. И постарайся ответить по возможности откровенно.
— Откровенно? — Мэй Цзы хмыкнула. — Ты сначала спроси, а уж там посмотрим.
— Спрошу... — Князь придвинулся к красавице как можно ближе, так, что почувствовал её горячее дыхание, ощутил, как тяжело вздымается грудь. Улыбнулся и спросил о том, что давно держал в уме: — Елюй Люге действительно имеет права на престол империи Ляо?
— Имеет, — к его удивлению, прямо ответила Мэй. — Елюй Люге — киданьский принц, последняя надежда свергнутой когда-то династии.
— Которая имеет все шансы на скорое возрождение! — Князь таки оставил за собой последнее слово.
Они расстались не то чтобы друзьями, но и не врагами, точно. Словно бы заключили пакт... А ведь и заключили! В знак примирения Мэй Цзы даже показала Баурджину некоего неприметного человечка, сидевшего в дальнем углу, пояснив, что у того под халатом — маленький, заряженный ядовитыми стрелами арбалет. Князь ничего не ответил — пусть уж женщина насладится своим превосходством. А человечка того он давно приметил, слишком уж его простоватая одежонка контрастировала с уровнем заведения. Заметил это и Игдорж Собака, вяло болтавший у входа с хозяином закусочной. Удобное там было место, чтобы резко бросить нож, а в этом искусстве Игдорж являлся большим мастером. Но ничего такого не понадобилось, да князь и не рассчитывал, что понадобится, просто перестраховался. Мэй Цзы он поймал сейчас на очень хороший крючок, с которого не сорвалась бы ни одна женщина, без разницы, любила она Елюя Люге или это было лишь увлечение. Но разве же она откажется стать императрицей? Кто угодно, только не Мэй Цзы!
Куда бы теперь деть вернувшегося Дэна Веснушку? Чену всё ж таки удалось уговорить Фэнь Ю выпустить парня, для удобства слежения. Подразумевалось, что юный водонос после освобождения начнёт заниматься своими прежними — преступными, по убеждению следователя, — делами, а Чен за ним присмотрит, они же друзья! Потому предложение Игдоржа поскорее избавиться от мальчишки пока не встретило одобрения — слишком уж это было бы подозрительно, а отправить Веснушку с караваном Гамильдэ-Ичена означало подвергнуть ненужным подозрениям его новоявленного «друга». А вдруг Фэнь Ю решит его перепроверить, подвергнет пыткам? Уж тогда слуга точно расскажет о том, кто его перевербовал и как. Игдорж, правда, и в отношении Чена предлагал всё то же кардинальное решение, рассуждая так, как враги народа приписывали товарищу Сталину, — «нет человека, нет и проблемы». Может, оно где-то и верно, да вот люди-то были у Баурджина в дефиците. Люди, через которых можно вести сложную игру с властями, — а Чен и теперь Веснушка были как раз из таких. Немного поразмыслив, напарники пришли к выводу, что позволить водоносу продолжать своё дело, а именно — торговать водой, было бы в данных условиях непозволительной роскошью. Решили без всяких сантиментов: раз уж мальчишку вытащили, так тот должен приносить пользу. Ну, и Чену ведь тоже нужно было что-то докладывать. Вот Игдорж и предложил подослать Дэна Веснушку к тому старику актёру, что считал своим человеком Чена. И Баурджин, поразмыслив, на то согласился. Дельное было предложение: о столь подозрительном старике, несомненно, следует разузнать по возможности подробнее, тем более что Дэна Веснушку внедрить в бродячий театр нетрудно — там вечно требовались мальчики на женские роли. Справится ли только со всем этим юный водонос? Ну, не справится, так и чёрт с ним, в конце концов, кому нужен бедняк-сирота? Конечно, нельзя было сказать, что Баурджин совсем не жалел мальчишку, но — дело есть дело.
Ближе к концу апреля, а по местному — периода хлебных дождей третьего месяца весны, снова объявился Пу Линь. С начала весны соседа-каллиграфа было не видно — вероятно, уезжал в служебную командировку либо устраивал личные дела — сколь помнил князь, чиновник, до того пользовавшийся услугами наложниц, собрался жениться по-настоящему.
Они встретились случайно, хотя, конечно, просто не могли не встретиться уже в самое ближайшее время — соседи всё-таки! И понеслось.
— О, любезнейший господин Бао, как я рад видеть вас в добром здравии! Уже ели сегодня? Прошу, зайдёмте ко мне, как обычно, без всяких церемоний, ведь мы же друзья!
Нет, точно Пу Линь был в командировке. И очень может быть — самым непосредственным образом связанной с ведущимися военными действиями, ведь непобедимая конница Чингисхана основательно трясла весь северо-запад цзиньской державы! Да, вот именно — как видно, чиновник соскучился по общению с интеллигентными людьми... такими, как господин Бао Чжи.
— Как с экзаменами, господин Бао?
— Готовлюсь.
— Готовитесь? — Каллиграф округлил глаза. — Что, уже получили допуск?!
— Ну... — Баурджин скромно потупился.
— В таком случае примите мои самые искренние поздравления, дружище Бао!
Князь улыбнулся — он и в самом деле был рад встрече с Пу Линём — и махнул рукой:
— Пустое! Главное — эти экзамены сдать.
— Сдадите, дружище, всенепременно сдадите, уж я в вас уверен.
— Я не так давно познакомился с председателем квалификационной комиссии, — негромко заметил нойон.
— Тем более, дружище Бао, тем более!
— Ах, как я завидую вашему саду, любезнейший Пу Линь! Право же, это прямо чудо какое-то. У вас очень хороший садовник!
— Честно говоря, не очень, — усмехнулся сосед. — Я, любезнейший Бао, и сам очень люблю ухаживать за садом.
— Это видно по всему, друг мой! По всему!
Сад и впрямь был чудесен. Не очень большой, но уютный, с аккуратными клумбами и тщательно подстриженными кустами. Причудливой формы акации, сирень, благоухающие розы, разнообразные цветы на клумбах, высаженные в виде иероглифов, — красота просто неописуемая, сразу видно, что здесь приложен не только труд, но и недюжинные знания, и чувство прекрасного. Да и дом Пу Линя тоже был под стать саду — вполне традиционных форм, но если приглядеться, то видны и хитрые изгибы крыши, и слегка округлые ступеньки, и изящные витые колонны по углам. Что и говорить — очень достойно и красиво жил господин каллиграф! Да и сам Баурджин-нойон, ежели б вдруг так вышло, что пришлось бы жить в городе постоянно, уж конечно перестроил бы своё жилище вот примерно так же, как у Пу Линя, и сад бы разбил, может быть, и не лучше, но и не хуже.
— Что, любуетесь домом? Да проходите в беседку, сейчас слуги принесут вино. Красиво?
— Очень! — честно признался князь.
Каллиграф засмеялся, по всему видно было, что похвала пришлась ему по душе.
— Садитесь, садитесь, любезнейший господин Бао!.. Удобно?
— Вполне.
— Обязательно познакомлю вас с господином Ба Пнём, архитектором и скульптором. Вдруг да вы решитесь-таки перестроить ваш дом. Правда, на то потребуется специальное разрешение градоначальника... Впрочем, он же к вам неплохо относится, так?
— Так, так, дружище Пу Линь, — засмеявшись, покивал Баурджин. — А Ба Иня я немного знаю. Его скульптура — бронзовая улитка — красуется над входом в мою харчевню. Вообще, интересно, что за человек раньше владел моим домом? Ведь если его перестраивать, хорошо бы раздобыть план да и понять, что собой представлял прежний хозяин?
— Логично, — подумав, согласился сосед. — Этот дом, кажется, выморочное имущество?
— Да, выморочное. Я арендую его у городской казны и собираюсь выкупить. Только вот думаю — стоит ли? Можно ли его перестроить, не развалится ли? Или лучше будет приобрести другой дом?
— Жаль, — искренне вздохнул Пу Линь. — Жаль мне будет потерять такого соседа, как вы, дружище Бао! Вот что, вы не торопитесь подыскивать другое жилище, думаю, что и этот дом можно перестроить так, как вам хочется. Я обязательно достану для вас план в архиве, ну и, заодно, поинтересуюсь его прежним хозяином. Знаете, он был ремесленником, точнее, владел какой-то мастерской, простолюдин, человек самого грубого пошиба, просто стыдно было общаться с таким, да и не очень-то хотелось, честно говоря. Ну, о чём можно говорить с человеком, абсолютно равнодушным к наукам и искусствам?
— Конечно, не о чём, дружище Пу Линь! — тут же поддакнул нойон.
На следующий день, через того же Чена, Баурджин узнал некоторые новости о ходе расследования убийства стражника. Слуга-соглядатай, как обычно, явился с докладом к господину Фэнь Ю, вместо которого — тоже как обычно — его принял первый секретарь Лянь — кстати, знакомый князя. К Ляню же — точнее, к отсутствовавшему Фэнь Ю — как раз в это время рвался на приём разъярённый Ба Дунь-шэньши. Орал, ругался, ничуть не стесняясь, вот до чего дошло дело! Оказывается, Ба Дунь был очень недоволен тем, что его соперник Мао Хань по велению начальника господина Фэнь Ю, отпустил восвояси водоноса Дэна Веснушку, отпустил, толком так и не допросив. Даже не успел пытать! И это — практически единственного свидетеля, имеющего все шансы превратиться в подозреваемого! И это в то время, когда восточная стража обнаружила на окраине города труп старика со следами жестоких пыток. И в старике этом быстро опознали смотрителя восточной уборной!
Нехорошая была весть. Баурджин сразу же задумался. Зачем пытали старика смотрителя, было, в общем, понятно — хотели узнать, кто из посетителей в нужное время показался смотрителю хоть чем-нибудь подозрительным. Кто пытал — тоже можно было себе представить, конечно «красные шесты». Но вот зачем они подбросили труп старика? Ведь можно же было просто избавиться от него, в конце концов, обезобразить лицо так, чтобы никто никогда не узнал. А они что сделали? Нате, мол, смотрите! Зачем? В целях устрашения? Может быть. Но кого в этом случае устрашать? Странно.
Да и что такого мог бы рассказать смотритель? Кого вспомнить? Князь усмехнулся. Кого... Лэй, вот кого! Правда, старик помнил её довольно смутно, но под пыткой вполне мог назвать. А узнал бы? Смог бы описать? Что такое необычное есть в Лэй, чего нет в других девчонках? Что бросалось бы в глаза, что можно разглядеть со временем? Ну, стройная, лёгонькая, красивенькая — да мало ли таких в Ляояне? Да она, кажется, тогда была не накрашена. Да не кажется, а точно! Значит, в глазах смотрителя — похожа на мальчика. Ах да, ещё одна примета имелась у Лэй — мозоли-накостницы на обеих руках, следы тренировок. Старик вполне мог это вспомнить. И кого тогда будут искать «красные шесты»? То ли девку, то ли парня, серьёзно занимающегося — занимающуюся — борьбой?
Стройную, красивую, немного угловатую. Найдут? Вряд ли. Ляоян — это не кочевье в степи, а большой и многолюдный город. Город...
Вот опять Баурджин поймал себя на мысли о том, что ему очень нравится городская жизнь. Нравится руководить харчевней, подбивая по вечерам баланс, нравится общаться с людьми, готовиться к экзаменам, ходить по городским улицам, жить в красивом доме с цветущим садом, нравится иметь любимые забегаловки, где можно время от времени посидеть с друзьями, пропустить стаканчик-другой вина.
А ещё нравилось наблюдать за тем, как тренируется Лэй. Князь специально разрешил ей уходить в харчевню чуть позже остальных и с раннего утра любовался, как из угла в угол бегает, летает по двору стройная девичья фигурка, как, не касаясь руками, взбирается по стене дома на крышу и тут же, сделав в воздухе кувырок, мягко, по-кошачьи, приземляется на посыпанный мелкой каменной крошкой двор. А потом, сложив стопкой старые кирпичи, ка-ак даст ребром ладони!
В пыль! Баурджин и не поверил бы никогда в этакое чудо, коли бы собственными глазами не увидел.
Князь, конечно, тоже пытался подражать девушке, и та шла навстречу, показывала те или иные удары, хотя обучать кого-либо не имела права.
— В основе лежит удар, господин! — улыбаясь, напоминала Лэй. — А для удара нужно правильно согнуть руки... Вот так... А вот теперь — неправильно! Вы поднимаете для удара руку слишком медленно. Попробуйте ещё раз... Нет, не то — теперь слишком быстро.
— Ну, не понимаю, — ворчал Баурджин. — То ей медленно, то — быстро.
— Вы видели, господин, как в небо взмывает ястреб? Вот именно так же должна подниматься и ваша рука. Не очень быстро, но и не медленно, я бы сказала — стремительно и дерзко. И падать на врага — словно кирпич... Ой, что вы делаете, господин! Запомните — никогда не сгибайте и не выпрямляйте руки до конца.
— Ну надо же, я думал — это только когда держишь оружие.
— Руки и ноги — тоже оружие, господин. О, я вижу, у вас очень правильный взгляд — не на руки, не на ноги, не в глаза, а как бы сквозь врага. Кстати, умеете, когда хотите, зевнуть? Это лишний раз демонстрирует врагу спокойствие и уверенность в своих силах!
— Да пожалуйста! Что тут сложного-то?
— Ой, господин... Вы иногда кажетесь мне совсем не тем, кто вы есть.
Ну вот ещё, не хватало. Баурджин поспешно отвернулся. То каллиграф его почти раскрыл, то вот теперь — служанка. Нет, надо завязывать со всеми этими штуками, через которые легко просчитать характер, — иероглифами, ударами, боевыми стойками и прочим. Вообще-то нойону было легко учиться — очень многое помогало из техники владения саблей. Саблей... Теперь вот получалось, что эти приёмы могли его выдать! Час от часу не легче.
— Мой господин, признайтесь, вам ведь довелось побывать в переделках? — словно кошка, ластилась Лэй. Подошла, уселась на скамеечку рядом, потёрлась плечом о плечо, только что не замурлыкала. Но вообще-то приятно было.
— Я же торговец, Лэй. — Баурджин вдруг вспомнил, что уже когда-то оправдывался таким образом. — А на торговых путях, бывает, случается всякое.
Он скосил глаза — ах, какой обворожительной казалась Лэй! Точёная фигурка с плоским животиком, в плотно обтягивающих бёдра коротких штанах, с широкой, перевязывающей грудь лентой, сквозь которую упруго торчали соски. Ах, чёрт! Схватить на руки, увлечь, уволочь в дом, бросить на ложе...
Стыдно! Получалось, Баурджин воспользовался своим положением — положением господина. Стыдно...
— Господин, вы как-то спрашивали, умею ли я делать массаж? — повернув голову, лукаво улыбнулась Лэй.
— Спрашивал, спрашивал. — Князь приобнял девчонку за талию. — Так ты ж вроде сказала, что не умеешь.
— Я и не отказываюсь от своих слов. Просто... если б вы хоть немного показали мне... Хоть чуть-чуть...
Девушка-смерть обдала князя таким жгучим взглядом, от которого, казалось, мог вспыхнуть и камень. Вот так! Не девка — вулкан! А если не очень приглядываться — скромненькая такая мышка.
— Ну, ложись на ложе, милая Лэй, — чувствуя нахлынувшее желание, быстро произнёс Баурджин. — Иди... Уж так и быть, попробую тебя поучить.
Обнажённое девичье тело, смугло-золотистое в лучах пробивавшегося сквозь промасленную бумагу окна солнца, казалось, светилось, словно древняя застывшая смола — янтарь. Тёмные волосы раскиданы по плечам, изящная шейка, остренькие лопатки, тонкая талия, попка... ох, какая аппетитная попка. Князь не выдержал, — да и кто бы смог сдержаться при виде подобной картины? — быстро скинув одежду, провёл руками по девичьей спине, обхватил талию, чуть приподнял...
— Ах... — изгибаясь, застонала Лэй. — О, мой господин...
Столь приятное для обоих занятие неожиданно прервал резкий грохот и звон. Князь вздрогнул — кто-то стоял у ворот. Интересно кто? Кто-нибудь из своих — Игдорж или Чен? Но вроде бы им было не время. Что-то случилось? Что?
Накинув халат, Баурджин побежал во двор:
— Кто?
— Господин, меня послал мой хозяин, Пу Линь-шэньши.
Ах вот оно что — Пу Линь-шэньши! Нойон быстро отодвинул засов:
— Ну?
— Велено передать лично вам, господин. — Изогнувшись в поклоне, слуга протянул князю сложенный пополам бумажный листок, запечатанный синим воском.
Поблагодарив слугу каллиграфа, Баурджин закрыл ворота и, присев на скамейке под цветущей яблоней, нетерпеливо развернул послание.
«Дом принадлежал Чуню Хуа, владельцу красильной мастерской у Южных ворот, вся семья которого, вместе с ним самим, была зверски убита два года тому назад. Дело прекращено в связи с неустановлением лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых. Иные сведения в архиве отсутствуют. С приветом, уважающий вас Пу Линь-шэньши».
— Угу... — прочитав письмо, покачал головой князь. — Значит, у южных ворот.
Он ещё подумал, правильно ли прочёл иероглиф, точно ли — «у южных», а может, «у северных»... Нет, всё ж таки — у южных, вон рядом иероглиф, означающий красную птицу — именно так именовалась южная часть города. Интересно, почему Пу Линь не поведал о результатах лично? Почему прислал письмо? А может, срочно уехал, снова в какую-нибудь командировку. Надо было спросить у слуги, а впрочем, это не так уж и важно. Важно другое — каллиграф таки сделал, что смог. Правда, толку от этого... Чунь Хуа, владелец красильной мастерской. А не навестить ли сию мастерскую? Просто так, любопытства ради. И что это за странное убийство — интересно, Ба Дунь что-нибудь об этом знает? Надо будет обязательно спросить при случае.
Ба Дунь, с которым Баурджин буквально на следующий день встретился в «Синей рыбке», об убийстве владельца красильной мастерской ничего не знал — он тогда ещё не работал по подобным делам, так, лишь слыхал краем уха. Ничего существенного. Разговор с Ченом тоже ничего нового не принёс — он, конечно, повторил, что выкрал и вручил старику-актёру узкие бамбуковые полоски, но вместе с тем и напомнил, что написано на них ничего не было. Хотя, конечно, могли быть надписи, слишком уж толстыми выглядели пластинки. Склеены? И это он только сейчас сообразил, чёрт, нет, чтоб тогда же и посмотреть, когда крал. Ну, теперь уж что говорить. Теперь уж не прочитаешь. Интересно, что там такого могло быть, ради чего неизвестные преступники пошли на кражу... и, может быть, даже на убийство красильщика и его семьи? Неизвестные преступники... А это не «красные шесты» ли, часом? Тогда становится понятным, почему они напали на только что поселившегося в доме бедняги-красильщика Баурджина. А потом, как видно, сообразили, что куда легче будет подкупить слугу. И, решив так, — достигли успеха. Тогда, может, и чёрт с ними? У «красных шестов» свои дела, у Баурджина — свои. И вроде б они не пересекаются...
Ага! Не пересекаются, как же! А кто, как не «красные шесты», пытали смотрителя восточной уборной, после чего, вероятно, смогут выйти на Лэй? И ведь у них на крючке ещё и Чен. Кто знает, что они ему ещё прикажут? Парень ведь может и не сказать — себе на уме. Нет, уж лучше побольше о них узнать... Побольше, ха! Лучше уж сказать — хоть что-нибудь! Наверное, убитый вместе со своею семьёю красильщик — хоть какой-то, но след. Значит, по нему и нужно пойти, слава богу, времени много не займёт — район Красной птицы рядом. Так что, ежели выпадет свободная минутка… Свободная минутка выпала дней через пять. На протяжении всего этого времени Баурджин и Игдорж были заняты сведением воедино всей информации, большая часть которой уже была отправлена по назначению с Гамильдэ-Иченом, но теперь осталось чётко спланировать, на кого из верных — или используемых втёмную — людей можно положиться в случае возникновения чрезвычайной ситуации, сиречь быстрого подхода монгольской конницы к городским стенам. Такие люди были, и как действовать, кажется, хорошо знали, тем не менее нужно было всё ещё раз уточнить и перепроверить. Кстати, Игдорж Собака, как показалось князю, действовал как-то вяло, нерешительно, по большей части откровенно мямлил. То ли есть запасной ключ от уличной решётки у некоего старосты пирожников, то ли нет, то ли он и вообще не ему полагается, а старосте кожевников или вообще хозяину бумажной мельницы... Устал, устал Игдорж, явно. Ухайдакали сивку крутые горки. Ничего, недолго осталось ждать — тумены Джэбэ уже вовсю громили западные крепости.
Отыскать красильную мастерскую у Южных ворот неожиданно оказалось делом довольно-таки хлопотным. Их там тучи были, этих мастерских, ну, не тучи, конечно, но не так уж и мало. Баурджин ведь как предполагал? А вот просто пойдёт себе, прогуляется по четверти Красной птицы, полюбуется живописными кварталами жилой застройки и великолепными, рвущими небо храмами, заглянет на Южный рынок, посидит в каком-нибудь кабачке, поговорит под стаканчик винца с завсегдатаями, там и узнает, где эта чёртова красильня. Просто? Просто.
Ан не тут-то было!
Нет, живописными домами и храмами князь, конечно, налюбовался всласть, благо недавно установившаяся солнечная погода тому благоприятствовала. И на рынок зашёл, и вина попил, и с завсегдатаями пообщался, только вот насчёт мастерской...
— Чунь Хуа? Не, не знаю такого, — поставив стакан, задумчиво покачал головой пожилой торговец земляными орехами. — А тебе, мил человек, какая красильня нужна?
— Ну, обычная. — Одетый в простое платье князь недоумённо пожал плечами. — А что, их здесь несколько? Говорили — одна.
— Одна-то одна, — совсем уж загадочно отозвался завсегдатай выбранной Баурджином забегаловки. — Но — несколько.
— Как это? — не понял нойон.
— Да так... Есть красильня для отбеливания, другая для окраски в темно-красный цвет, третья — в жёлто-розовый, четвёртая — в индиго... И всех по одной. Тебе какая нужна-то?
— Гм... — Баурджин задумчиво поскрёб бородку, совсем недавно тщательно выкрашенную в радикально чёрный цвет. — Я вообще-то на работу наняться хотел... Вот бы все их увидеть. Думаю, они не столь уж и далеко друг от друга, а?
— Да по-разному, — махнул рукой торговец. — Вон, видишь храм с красной крышей?
— Ну.
— Туда и шагай, а там спросишь. Справедливо рассудив, что имя Чунь Хуа местные жители уже могли и подзабыть, а вот про убийство какого-то владельца красильни вместе с семьёй наверняка помнили, Баурджин начал расспросы с упоминания именно этого прискорбного события. И на этом пути преуспел: уже третий встреченный им прохожий уверенно показал на приземистое здание под угрюмой коричневой крышей, видневшееся на углу близ крепостных стен.
Подойдя к зданию — без окон, с наглухо запертыми воротами, — нойон тут же ощутил некий смрад: пахло квасцами, известью, краской и прочей химией. Ну, что же — теперь уж точно нашёл.
Купив у уличного торговца жареный пирожок с креветками, Баурджин примостился у края улицы, среди таких же одетых по-простому людей, как и он сам. В безоблачно-голубом небе сияло яркое солнце, но растущие вдоль улицы тополя создавали приятную тень. Князь откусил кусок пирога и зажмурился — вкусно. Очень даже ничего, хоть и куплено за какую-то совсем уж дикую мелочь — одну медную монетку — цянь.
Никто не обращал на Баурджина никакого внимания — много тут было таких. Опасаясь вызвать подозрения, нойон никого ни о чём не расспрашивал, просто сидел себе под тополем да, посматривая вокруг, ел свой пирог.
Ага! Вот наконец ворота красильни со скрипом отворились, выпустив на улицу запряжённый парой волов воз с сидевшей на облучке парой — пожилым усатым дядькой и совсем молодым парнем, подростком. Как сразу охарактеризовал их Баурджин — возчик и экспедитор. Что уж они там везли на своём возу, было не видно из-за прикрывающей груз рогожки, да это, понятно, и вовсе не интересовало князя. Его интересовал не товар, а люди. Вот за людьми-то он и пошёл, точнее — за медленно продвигающимся вдоль улицы возом. Рано или поздно возчики захотят пить, или есть, или ещё что — остановятся, подзовут разносчика или вообще зайдут в какую-нибудь дешёвую забегаловку — тут и можно будет поговорить.
Ну, наконец-то! Остановились. Точно — у забегаловки. Чёрт! Показалось, будто у дверей промелькнула юркая фигурка Лэй в коротком мальчишеском платье... Нет, не она. Какой-то подросток.
Сильно пахло кислой капустой, каким-то прогорклым жиром, пряностями и печёной рыбой. Один из возчиков, молодой, спрыгнув с облучка, резво забежал внутрь харчевни и через какое-то время выскочил обратно с двумя завёрнутыми в большие зелёные листья рыбинами. Оба напарника тут же с жадностью принялись за еду. Да-а, проголодались, бедолаги.
— Здравствуйте, — тут же подошёл к ним нойон. — Вкусна ли рыбка?
— А ты что, хочешь купить? — неприветливо отозвался пожилой.
— Может, и куплю, если не очень дорого.
— Не дорого — один цянь.
— Цянь — тоже деньги, на дороге не валяются.
— Очень уж ты экономный, как я погляжу!
— Так у нас в деревне вообще транжир нет.
— А, так ты деревенский?
— Из дальнего ли.
— Ну, что из дальнего — по говору слышно. А на деревенского не похож — одет прилично, не в рвань.
— Так, коли в рвань — кто же меня на работу возьмёт? Кстати, не подскажете ли, куда здесь можно наняться? У нас в деревне бывалые люди хвалили красильные мастерские. Говорят, туда всех берут.
— Всех, да не всех, — глухо засмеялся старший. — Ты, парень, иди покупай рыбку... Можешь и винца взять — посидим, поговорим.
— Так вы не торопитесь? — обрадовался нойон.
Возчики переглянулись:
— Торопимся, но вина подождём. И про красильню расскажем, не переживай... чучело деревенское.
Последнюю фразу пожилой произнёс уже после того, как Баурджин скрылся в дверях харчевни.
Про красильню новые знакомые князя и в самом деле рассказали много, описав в подробностях весь технологический процесс, начиная от обработки ткани квасцами и известью и заканчивая просушкой.
— На известь тебя поначалу и поставят, паря, — кашлял в рукав халата пожилой. — Как вот и его, Муаня...
— Угу, дядюшка Чжан. — Поддакнув, подросток нервно вздрогнул — видать, не очень-то приятные воспоминания были связаны у него с началом трудовой деятельности в красильне.
— Работа тяжёлая, врать не буду, — сиплым голосом продолжал дядюшка Чжан. — Но все с этого начинали. Понравишься хозяину — а дальше уж от тебя зависит. Может статься, и в красили выбьешься или вот, как мы, в возчики. Милое дело.
— Понравиться хозяину? — быстро переспросил Баурджин. — А кто у вас хозяин?
— Тебе какая разница? — Чжан неприятно осклабился. — Уж поверь, лентяев никто не любит, верно, Муань?
— Угу!
— А вот люди говорят, вроде как года два назад убили какого-то красильщика, — осторожно произнёс князь. — Да не одного, а вместе с семьёй. Это правда было?
Возчики переглянулись, и Баурджину на миг показалось, будто между ними промелькнуло какое-то понимание, какое, бывает, иногда проскальзывает между цыганами, задумавшими всучить какому-нибудь бедолаге надутую воздухом лошадь.
— Вот что, парень, — усмехнулся Чжан. — Болтают всякое, но про убитого красильщика — правда. И не просто красильщик он был, а хозяин мастерской! Правда, сам во всё вникал, красил... И вот, убили бедолагу. О том мы, правда, мало что сказать можем, верно, Муань?
— Угу.
— Но есть в нашей красильне некий мастер Лунь, вот он ту историю до сих пор во всех подробностях помнит. Как рассказывать начнёт — у всех поджилки трясутся. Ну, ты, парень, ещё не передумал в красиля наниматься?
— Нет.
— Ну, а раз нет, так приходи к вечеру — как раз и хозяин появится. Чтобы в ворота пустили, постучи да спроси мастера Луня. Ну, а сейчас, извини, нам ехать надо.
— Спасибо вам, добрые люди, — от души поблагодарил Баурджин. Значит, вот оно что. Мастер Лунь. Ну-ну... посмотрим, вернее — послушаем.
До вечера оставалось — всего ничего, поэтому Баурджин не пошёл домой, а просто прогулялся по улицам, постоял на небольшой площади в тени раскидистых ив, с любопытством наблюдая, с каким неподдельным азартом сражаются в шахматы два почтенных седобородых старца.
Немного посмотрев на игру, князь подозвал пробегавшего мима водоноса, напился, невольно вспомнив о Дэне Веснушке — каково-то ему приходится в уличной труппе? Впрочем, ничего особо дурного с парнем там произойти не могло — всё ж таки Чен за ним приглядывал, да и сам Веснушка мог в любой момент убежать. Интересно, узнал ли Дэн хоть что-нибудь о старом актёре из шайки «красных шестов»? Узнал, не узнал, а всё же надо поскорей вытаскивать парня из труппы да отправлять с ближайшей оказией на север, к Елюю Люге. Заодно и передаст тысячнику кое-что... какую-нибудь «новую» рукопись. Хм, тысячнику... Наследному принцу Ляо — так верней будет сказано! Как говорила Мэй Цзы, последняя надежда династии. Ну, это уж, наверное, слишком высокопарно сказано, наверняка, если хорошо поискать, найдётся немало обладателей прав на престол Стальной империи киданей.
Увлёкшись прогулкой, Баурджин и не заметил, как начало темнеть. На город опустились быстрые синие сумерки. В многочисленных питейных заведения и закусочных зажглись фонари и светильники, остро запахло жареной рыбой, креветками, специями. На улицах стало значительно многолюдней — заканчивали свой рабочий день мелкие торговцы, разносчики, мастеровой люд. Шли компаниями и поодиночке; радуясь долгожданному отдыху, улыбались, шутили, некоторые даже пели песни. Домой, похоже, никто не торопился — многие усаживались под липами, пуская по кругу только что купленный кувшинчик вина.
— Эй, друг, — окликнул кто-то нойона.
Резко обернувшись, он увидел идущую позади компанию с кувшинчиком вина и деревянными кружками. Крепкие молодые парни, оружия при них, правда, не видно, но... Баурджин быстро прикинул, как действовать — сначала ударить в скулу вон того, самого сильного, затем — почти одновременно — достать ногой второго, длинного, после чего...
— Слушай, друг... — Выйдя вперёд, длинный широко улыбнулся и протянул князю наполненную до краёв кружку. — У нашего друга Маня сегодня родился сын. Выпей с нами!
Баурджин настороженно протянул руку... Вот сейчас... Выбить кружку — чтоб вино (или что там у них налито) выплеснулось прямо в улыбающееся лицо, а затем...
— Мань, вон ещё кто-то идёт! — Один из парней показал в сторону неприметного переулка, из которого как раз только что вышли двое. — Позвать?
— Зови, Чжэнь! Зови! — весело расхохотался крепыш. — Вина хватит, а не хватит, так купим ещё, всё-таки сын!
— Пей, дружище! — Всучив кружку нойону, длинный бросился к прохожим. — Эй, парни! У нашего Маня родился сын!
Странно, но на Баурджина никто не нападал. Да и вино неожиданно оказалось очень даже неплохим.
— Пусть жизненный путь твоего сына будет счастливым и длинным! — от всей души пожелал князь.
— Спасибо, друг, — крепыш Мань улыбнулся. — Судя по одёжке, ты, я вижу, из деревни?
— Ну да, на заработки.
— Если не найдёшь, где ночевать, — заходи в мой дом. Спросишь на улице Фонарей молотобойца Маня — всякий покажет.
— Спасибо, — искренне покивал Баурджин. — Я ночую у знакомых.
— Ну, смотри, а то мало ли? Чжэнь, налей-ка нам ещё! О, и этим парням тоже... Меня зовут Мань, а это — мои друзья: подмастерье Фань Ли, Чжи Лань, жестянщик, и кровельщик Чжэнь.
Баурджин улыбнулся. Хоть эти — не разбойники! Славные рабочие парни. Приятно с ними выпить, тем более — и повод какой! Но потехе час, а делу время...
— Спасибо за угощенье, ребята. Пора.
— Счастливого пути, неволить не будем. Может, ещё на дорожку?
— Да нет, благодарствую.
Славные парни. Простые приветливые лица. И главное, все мастеровые — молотобоец, жестянщик, кровельщик. Не какие-нибудь спекулянты или жадные конторские крысы!
Опустившийся на город вечер был прозрачным и тёплым. Одуряюще пахло цветущей сиренью, отовсюду слышались песни и смех. Славные люди. Славный город... Жаль будет, если его...
Баурджин покачал головой — слишком уж крамольные мысли вдруг пришли в его голову. Мысли о том, что тумены Джэбэ... Нет, нет, лучше ни о чём таком не думать, а просто честно исполнять свой долг. Хотя... Ляоян, Ляоси, Ляохэ, Ляо... Ляоян — чем не столица для Стальной империи Ляо? Хорошая мысль...
Подойдя к воротам красильни, нойон пару раз стукнул в них кулаком. Постоял... Никакого эффекта.
— Ты, братец, громче стучи, а лучше — крикни, — посоветовал какой-то прохожий. — У них там сторож глуховат на левое ухо.
— Глуховат, говоришь? Спасибо.
Поблагодарив неизвестного доброхота, Баурджин снова занёс кулак... И в этот момент ворота приоткрылись с лёгким скрипом.
— Что ты так барабанишь, деревенщина? — выглянув на улицу, хмуро поинтересовался сморщенный седоусый старик. — Это ж ворота, а вовсе не барабан и не бубен. Если каждый проходимец будет тут так стучать, то...
— Мне нужен мастер Лунь, — невежливо перебил Баурджин.
— Мастер Лунь? — Старик хмыкнул и открыл ворота пошире. — Ну, проходи, что стоишь?
Обширный внутренний двор мастерской был заставлен какими-то возами, поленницами дров, брёвнами. В самой красильне — три кирпичных стены и навес — виднелось несколько больших железных котлов, над которыми на высоте примерно двух — двух с половиной метров проходил помост шириной с полметра, сколоченный из толстых, плохо оструганных досок. Скорее всего, с этого помоста в котлы сыпали ингредиенты — квасцы, краску, известь — ну, или просто наблюдали за ходом процесса.
По обеим сторонам от котлов, на стенах, бог знает зачем сейчас горели светильники, по два на каждой стене. Их неровное, но неожиданно яркое пламя отбрасывало от помоста длинные колеблющиеся тени. Пахло какой-то гадостью: вероятно, котлы не пустовали.
Баурджин оглянулся, внезапно ощутив, что остался один. Так и есть, старика сторожа нигде видно не было. Ага, наверное, он остался закрывать ворота.
— Э-эй, — отвернувшись от мастерской, негромко позвал нойон. — Эй, старик. Ты где?
— Здесь! — грянул целый хор.
Князь обернулся: на помосте — и откуда взялись? — стояли трое.
— И кто из вас мастер Лунь?
— Все мы, деревенщина!
Все трое разом спрыгнули наземь — крепкие, молодые парни, если и мастера, то явно уж не в красильном деле. Опа! Один вытащил из ножен саблю! Двое других, нагнувшись, схватили спрятанные среди тюков короткие шесты. Красные шесты... Ах, вон оно что!
— Вы что это задумали, парни? — нарочито испуганным голосом пролепетал Баурджин. — Я — простой крестьянин из дальнего ли. Мне сказали: здесь можно устроиться на работу...
— На работу? — издевательски захохотал тот, что с саблей. — Всё дело в том, что ты слишком уж любопытен, глупая деревенщина!
— Любопытен?
Князь еле сдержал радость — они называли его деревенщиной. Любопытной глупой деревенщиной. Ага, он просто прикоснулся к одной тайне — тайне смерти бывшего хозяина мастерской — и теперь должен был умереть. Ну-ну...
— Мы забьём его шестами, Ма Лунь! — Один из лиходеев со свистом закрутил над головою своим оружием. — Ты увидишь, как будет корчиться на земле эта немытая деревенщина.
— Нет, — сквозь зубы бросил Ма Лунь. — Я испробую на нём остроту своей сабли. Признаюсь честно, никогда ещё не приходилось рубить головы этакой штукой. Монгольская! На колени, деревенщина! И тогда ты умрёшь быстро, клянусь всеми богами!
— О, господин, пощадите!
Рухнув на колени, Баурджин словно бы пал ниц, вытянулся всем телом...
И, ухватив Ма Луня за щиколотки, резко дёрнул.
Опешивший бандит полетел наземь, и князь, рысью бросившись на него, тут же отобрал саблю.
Вххх!!!
Одно движение — чирк — по горлу! И хрип... И застывший, стекленеющий взгляд, и чёрная, как земляное масло, кровь...
Ах, как здорово было чувствовать в руке привычное до боли оружие. Ну, теперь всё, теперь поглядим!
Те двое, к их чести, опомнились тут же. Быстро сообразив, что что-то пошло не так, они, угрожающе помахивая шестами, направились к Баурджину с двух сторон. Это было плохо, очень плохо. Если удастся избегнуть удара с одной стороны, можно пропустить с другой.
Ладно... Чуть выждать... Чуть.
Главное — не пропустить момент.
Вот они идут... шаг, второй... Кончики шестов со свистом разрезают воздух...
Третий шаг... четвёртый...
Пора!
С быстротой молнии Баурджин отпрыгнул назад и, оттолкнувшись от земли, вихрем взлетел на помост.
И бросился по нему влево.
Парни — за ним. Нет, оказались умными, на что и рассчитывал князь: один всё же остановился и побежал к другому краю помоста. Ага — а что, если «глупая деревенщина» просто возьмёт да спрыгнет? Нет, сообразил. Остался на земле, пытаясь ударить концом шеста по ногам нойона.
Князь усмехнулся. Вот и второй. Идёт, держа в руках шест, словно канатоходец. Сделав шаг навстречу врагу, Баурджин взмахнул саблей. И тут же клинок задрожал, запел от могучего удара краем раскрученного шеста! Аи, скверно... Ещё один такой удар, и...
Нойон тут же изменил тактику, стараясь больше уклоняться, подпрыгивать. И выбрать момент. О, князь умел терпеливо ждать! А этот, вражина, судя по всему, — нет. Он крутил шестом, словно ветряная мельница крыльями, и в этом была его сила... а вместе с тем и слабость.
Баурджин смотрел как бы сквозь противника, не на руки и не в глаза, угадывая каждое его движение. Вот враг сейчас передвинет левую ладонь так, а правую — этак. И оттого шест пойдёт кружить. Что ж, отойдём чуть назад, отпрыгнем. Ага! Надоело играть в бабочку? Ты, парень, переставил руки... хочешь ткнуть концом шеста в живот или грудь, хм... «коли — раз!». Красноармеец хренов! Ага-а-а... А мы — так!
Неуловимым движением клинка Баурджин обвёл метнувшийся в него шест и, уклонившись от него, достал острым концом сабли вражескую грудь!
Противник выпустив из рук шест, зашатался... и, издав слабый стон, полетел в чан с известью.
А князь уже спрыгнул на землю. Крутанул в воздухе саблей... и презрительно, с этакой ленью, зевнул.
Этот, третий, пожалуй, был не боец. Вон как бегают глазки! И с каким страхом он смотрит то на руки князя, то в глаза — совсем не так нужно смотреть в бою. Да, ещё не забыть про старика сторожа — как бы не было от него каких неприятностей. Значит, с этим пора кончать — извини, друг...
Легко отбив шест, Баурджин взмахнул саблей, уловил жалостливый взгляд врага...
— Оставьте его в покое, дражайший Бао!
В последний миг удержав саблю, князь скосил глаза на голос:
— Господин Лян?!
— Да, это я, — с улыбкой отозвался чиновник, за которым угадывался целый отряд вооружённых людей в пластинчатых панцирях и железных шлемах, с клевцами и короткими копьями.
— Со мной Мао Хань, следователь по делу «красных шестов». — Обернувшись, Лян с улыбкой кивнул на худосочного господина с узеньким, чем-то напоминавшим крысиную морду лицом. Мы, видите ли, вовремя вышли в рейд — шли по улице Фонарей, когда прибежал старик сторож.
— А, — догадливо протянул Баурджин. — Так это он вас позвал?
— Он, он... — Первый секретарь Лян весело улыбался.
Тем временем следователь Мао Хань отдавал приказы стражникам. Те уже живо скрутили оставшегося в живых разбойника и теперь пытались выловить из чана другого.
— Хотите вина, господин Бао? — неожиданно предложил секретарь.
— А у вас есть?
— Ну как же в ночном рейде — и без вина? Помилуйте, право. Эй, Хань, несите кувшин и кружки. Пейте... Какая у вас интересная сабля!
— Отобрал у этих, — усмехнулся нойон. — Похоже, монгольская.
— Надо же! Позвольте взглянуть?
Взяв саблю за кончик клинка, Баурджин протянул её Ляну... весёлая улыбка которого вдруг неожиданно превратилась в гримасу!
— Ну, — кивая на Баурджина, жёстко бросил стражникам секретарь. — Хватайте его, что стоите?
На опешившего нойона накинулось сразу несколько.
— Позвольте, позвольте, — закричал князь. — Я — честный человек. Я протестую!
— Ах, извините, — издевательски отозвался Лян. — После всего, что вы тут натворили, я просто вынужден арестовать вас, любезнейший господин Бао!