Человек, который всегда удивлялся

Порожняя баржа – «аудикария навис» – неспешно плыла вниз по течению Тибра, возвращаясь в гавань Остии, еще не совсем обустроенную, еще не способную принимать глубокосидящие суда, но, тем не менее, многолюдную и забитую кораблями – пусть и небольшими, зато пришедшими со всех сторон света.

Из Галлии везли дерево и рабов, из Сицилии – хлеб, из Испании – оливковое масло и кожи, из Сирии – керамику, из Африки – слоновую кость и диких зверей для ристалищ.

Послушно следуя излучине реки, баржа неспешно проплыла мимо черепкового холма – мусорной кучи высотой с трехэтажный дом, сложенной из разбитых, использовавшихся для перевозки оливкового масла, амфор. Прогорклое масло имело слишком уж специфический запах, от которого никак невозможно было избавиться – вот и выбрасывали амфоры, разбивали.

Стоявший на носу судна, рядом с матросом, Беторикс поморщился – ветер как раз подул с берега, с кучи.

– Это еще ничего, господин, – ухмыльнулся матросик, кряжистый, в короткой тунике, парень лет двадцати. – Ты только представь, каково приходится тем, кто каждый день сносит туда старые амфоры со всей пристани!

Гладиатор качнул головой:

– Ну, так они же привыкли.

– Не знаю, не знаю… Клянусь Минервой, я б к этому запаху ни за что не привык!

– Потому ты и здесь, на барже, а не таскаешь вонючие амфоры. Ты ведь не раб?

– Вольноотпущенник господина Лициния Вера. Его и баржа, и упряжка волов, та, которая нас сейчас тянет… – матросик неожиданно всмотрелся вперед и замахал руками погонщикам. – Эй, эй, парни! А ну-ка, подгоните свои волов – скоро отмель!

– Знаем, что отмель, не переживай уж так, Тит.

– Так на мель же сядем!

– На все воля богов.

– Вот! – Тит повернулся к пассажиру с самым огорченным видом. – И поговори с ними! Ох, уж эти погонщики – все-то они знают, все-то видят. А что случись – кому отвечать? Вахтенному!

Метрах в ста впереди спускалась вниз по реке точно такая же баржа, и еще одна – позади… а за ней – и еще, еще – аудикарии шли почти что сплошным потоком, держась правой стороны. Вверх по течению, к Риму, упряжки тащили груженные товарами баржи, вниз же – порожние, ну, разве что кто-то что-то вывозил из Рима… вовсе не в таких огромных количествах, нежели ввозили.

По обеим берегам реки тянулись неширокие, утоптанные воловьими упряжками, дороги, по которым, обгоняя баржи, иногда проносились всадники и проезжали повозки. Оставшийся позади город маячил в туманной дымке, а вскоре и совсем исчез. Вокруг почти сплошняком пошли оливковые рощи, засеянные поля, виноградники. Тут и там белели шикарные виллы, деревень же виднелось мало, да и те имели заброшенный и убогий вид. Что и понятно – крестьяне разорялись и, продав свои земли латифундистам, валом валили в Рим. Не так давно все италики получили гражданские права, вот бедняки и уезжали, точно зная – их государство прокормит. В столице всегда хорошо – хлеб раздают бесплатно, опять же – и развлечения разные на халяву, те же гладиаторские бои.

С другой стороны, может, кто из крестьян и хотел бы вести свою привычную жизнь, как делали их отцы и деды, да только, увы – не было уже к тому никакой возможности. Крупные землевладельцы специально занижали цены, и мелкие собственники разорялись, лишаясь куска земли, и уходили. Поистине, все дороги вели в Рим, город рос, как на дрожжах, не в последнюю очередь за счет разорившихся крестьян-италиков. До чего уж дошло – десяток яиц стоил один дупондий, кило парной свинины – два сестерция, а пара жирных голубей – тысячу!

– Мой отец был виликом во-он на той вилле, – показав рукой, мечтательно промолвил Тит. – Господин был добр к своим рабам, непосильными трудами не мучил, а под старость почти всем даровал свободу. Славный наш господин, да будут благословенны к тебе боги в загробном мире. Отец говорит – дух его бывшего хозяина до сих пор покровительствует нам, уж без его помощи и мне бы пришлось трудновато. Вряд ли б я так просто устроился на эту баржу. Работа здесь хоть и хлопотная, но интересная, да и платят неплохо, иногда и пять дупондиев в день выходит!

– А на ночь вы к берегу пристаете? – поинтересовался любопытный Беторикс.

Матросик улыбнулся:

– Могли б и не приставать, здесь ведь не море, и берег – плевком достать. Но волам ведь отдых нужен, не железные. Просто бросаем якоря, а ночуем здесь же, на баржах. Правда, костерок на берегу разведем – со всех судов народ соберется: байки травят, смеются – хорошо, весело!

– Понятно…

Виталий невольно усмехнулся: этакий местный дальнобой, только вместо фур – баржи. А в остальном, наверное, все то же самое. И тот же рэкет…

– Разбойники? – оглянувшись, переспросил Тит. – Бывают, конечно – на все уж воля богов. Но – у нас ведь стража, вон, воины… Сейчас они спят в шатрах, на корме, как и многие пассажиры, а ночью – дежурят. Десять аудикарий один костер жгут, и стражники с них вместе держатся, представляешь, какая сила?! Мелкие шайки не сунутся, а крупных… – оглянувшись по сторонам, матросик понизил голос. – А крупные и сами в деле.

– В смысле – в доле?

– Можно и так сказать. Оп!

Тит резко вытянул шею – с кормы идущей впереди аудикарии замахали.

– Мель впереди, видать, последними дождями намыло. Сейчас распряжем упряжки да будем заводить канат.

– И надолго задержимся? – уточнил Беторикс. – Морской корабль в Остийском порту долго ждать не будет.

– Успеете! – Тит успокаивающе кивнул. – Не так уж долго тут и возиться. Да и – если что – вечерком нагоним. Кто-нибудь впереди с факелом пойдет – первый раз, что ли?

– А долго вообще плыть? Говорили – дней пять.

– Так и есть – правильно сказали. Ну, все… пойду, разбужу кормщика.

Гладиатор еще постоял на носу, глядя, как матросы споро заводят канаты, как тянут… вот уже протащили, посмеялись радостно, снова запрягли в упряжки волов… Рутина.

Пять дней до Остии, оттуда морем до Массилии – еще дней десять, в зависимости от погоды. А там уж Галлия! Вверх по Родану-реке, точней – по идущей параллельно дороге. С каким-нибудь купеческим караваном, естественно – их в эту пору много, и никакая война торговлишке не помеха. Вдоль Родана, через большой и богатый город Лугдун, через земли секванов, а там – влево, на плоскогорье, к эдуям в Бибракте. Поклониться священным Илексам, а дальше уже рукой подать.

Алезия! Милая супруга…

Беторикс прикрыл глаза, чувствуя, как сильно соскучился по красавице-жене. Да. Конечно, были у него и сейчас женщины – та же синеглазка Луция Маргона… он же молодой здоровый мужик, а полигамия в эти времена вовсе не считалась грехом. Да и понятия-то такого не было – грех, Иисус Христос еще лет через пятьдесят родится.

Иисус…

Виталий поднял глаза к небу и, неожиданно для себя самого, перекрестился, со всей искренностью прошептав:

– Господи! Помоги мне во всех делах, Господи, и, если можешь, прости меня, грешника… Не о себе одном пекусь, и даже не о супруге. Галлия! Вторая родина – да-да, именно так. Галлия будет свободной! Надолго ли – другой вопрос, но Верцингеторикс не разбит, и Цезарю сейчас вовсе не до него, а гражданская война в Риме протянется еще долго. Лет пять – уж по крайней мере. За это время много чего может случиться…

Дай Боже, ничего этого не увидеть… Вернуться! Вернуться домой, в привычное и родное время, уже кажущееся забытой и нереальной сказкой.

Скорей бы, Господи! Скорей!

Молодой человек вдруг устыдился этого своего порыва, сконфузился – ишь ты наконец-то Господа вспомнил! Что ж раньше-то не вспоминал, язычник чертов? Грешен, грешен, что уж тут говорить…

Вернувшись на палубу, Беторикс забрался в низенькую палатку, за отдельную плату выделенную им с Летагоном кормщиком. В палатке конечно же было душно, да зато – тень, надоело уже торчать под палящим солнцем. Впрочем, здесь, на реке жара переносилась намного легче, чем в городе. Никаких болотных испарений, запаха пота, выгребных ям и протухшей пищи. Лишь вольный ветер да волшебное мерцание реки.

Скорее бы!

Путники конечно же не рискнули возвращаться назад тем же путем, как и явились, – через Медиолан, через Альпы. Во-первых, нужно было бы искать проводника, во-вторых – и в главных – в этом случае никак нельзя было миновать встречи с легионами Цезаря, что в планы Беторикса отнюдь не входило.

Ближе к вечеру немногочисленная команда баржи совсем расслабилась – подул легкий ветерок, принося с моря прохладу, побежали по небу плотные белые облака, подсвеченные снизу золотым солнцем.

Беторикс вместе с проснувшимся Летагоном поднялись на корму, любуясь мерцанием волн. Кроме неповоротливых, влекомых медлительными волами, аудикарий, по Тибру плавали и другие суда – куда более верткие и быстрые: рыбацкие челны, изящные и стремительные лодки, перевозящие муниципальную почту и служащих, шикарные, с тяжелыми балдахинами, ладьи состоятельных господ. Один из таких корабликов как раз и маячил за кормой.

– Что-то он нас никак не обгонит, – прищурился от солнца Летагон Капустник.

Некрасивое, мосластое лицо его все еще хранило на себе явные следы недавнего сна.

– А зачем ему нас обгонять? – Беторикс пожал плечами. – Катается себе какой-нибудь богатый бездельник, пьет вино, любуется видами. Глянь, красота-то какая! Какой богатый закат! Нет, не зря все-таки все художники приезжали рисовать в Италию.

– Нет, это не судно богача, – всмотревшись, с ленцой пояснил сменившийся с вахты Тит. – Это наемная лодка. Таких много трется у пристани. Вдруг кому-то срочно понадобится в порт или просто не будет охоты тащиться на попутной барже. Вот и нанимают люди. Дорого, не всем по карману.

Гладиатор смачно зевнул, прикрыв рот рукою:

– Поня-атно. Только, что-то это такси не очень-то торопится.

– Что торопится? – изумленно переспросил матросик.

– Ну, лодка эта.

– Все от нанимателя зависит. Может, просто наняли покататься. Какая-нибудь богатая молодежь.

Уже начинало темнеть, и баржи, одна за другой, приткнулись к излучине, встав на ночлег. Неспешно причалили, неспешно бросили якоря, матросы неспешно разложили костер – чем дальше от Рима, тем более спокойно протекала жизнь.

– Все правильно – нынче мы никуда не торопимся, – усаживаясь к костру, пояснил все тот же Тит, которому, видать, нравилось общаться с новыми людьми. – Вот ближе к осени – другое дело! Уж тогда начнется – молодое вино, оливки, зерно! Тогда никаких ночлегов, лишь факельщики впереди… Очень красиво смотрится: ночь, и оранжевые движущиеся точки. Словно светлячки.

– Да, – согласно кивнул Беторикс. – Представляю.

А Летагон ничего не сказал, он вообще отличался немногословием и больше делал и думал, нежели говорил – отличное качество, между прочим. Вообще, Капустник оказался человеком весьма надежным, из тех, кому можно было полностью доверять. Единственное, о чем сейчас сожалел Виталий – так это то, что Летагон не раскрылся перед ним раньше – не было на то приказа. А ведь тогда все бы по-другому пошло. Хотя и так… Цели-то все же добились! Галльское золото свое дело сделало!

Сидевшие у костров лодочники, поужинав, затянули протяжные песни, вовсе не те, что напевала изнеженная римская молодежь, нет, эти были совершенно другие – очень мелодичные, грустные, скорее всего – очень древние, этрусские.

Галльский Вепрь даже вздрогнул, ну до чего же похоже:

– То не вечер, то не ве-е-чер…

А другая сильно напоминала «Домбайский вальс» Визбора… а третья – вообще почти что про Щорса:

Закрыв глаза, Виталий тут же представил себе очередной слет реконструкторов, где-нибудь в Старой Ладоге или под Выборгом. Звездные ночи. Такие же вот костры, песни… Рядом – упившийся в умат алкоголик валяется мертвым телом, между прочим – в полном и абсолютно достоверном костюме франкского графа времен первых Меровингов.

– Господин… – Беторикса потянул за рукав подошедший парнишка – похоже, что их охраны.

– А? Что? – гладиатор быстро протер глаза, возвращаясь к реальности.

– Какие-то женщины спрашивают, нет ли у нас никого из Массилии? Вы не оттуда случайно?

– Нет.

– Тогда я им так и скажу.

Стражник повернулся, намереваясь уйти, но окончательно пришедший в себя Беторикс проворно схватил его за край туники:

– Постой! А что за женщины-то?

– Обе – жутко красивые! Это даже сейчас, в темноте заметно.

– И как же ты их разглядел – в темноте?

– Так костры… звезды… Верно, эти женщины приплыли на наемной лодке – она все время позади нас маячила.

Гладиатор быстро вскочил на ноги:

– Красивые, говоришь… Ну, пойдем, покажешь, что там за дамы?

– Но они спрашивают про…

– Я не из Массилии, да. Но вот мой спутник… Нет, нет, не надо никого будить, пусть себе спит – ежели что, я его растолкаю.

– Как тебе будет угодно, господин.

Парнишка проводил гладиатора до росших вокруг костровой поляны кустов смородины и дрока, за которыми угадывалась дорога а чуть дальше – какое-то приземистое строение, скорее всего – постоялый двор.

– Ну? – замедляя шаг, молодой человек поежился от ночной прохлады. – И где же твои женщины?

– Только что тут были… Эй, любезнейшие дамы! Эй!

Две закутанные в плащи фигуры тотчас же выступили из-за кустов.

– Ты привел массилийца, Деций?

– Ну… – парнишка замялся. – Вроде как есть тут кто-то из Массилии. Сами-то поговорите – вот…

– Всегда рад видеть столь достопочтенных матрон, – выйдя вперед, поклонился Беторикс…

Своих чувств он сейчас он не показал, хотя, признаться, был весьма удивлен. А вот дамы таковыми вовсе не казались!

– Луция! Лесбия! Откуда ж вы здесь? Куда едете?

– Ищем тебя, гла…

– Т-с-с! – Лесбия резко оборвала подружку и, призывно махнув рукой, шепнула: – Пойдем-ка к дороге, гладиатор… поговорим.

Ну, конечно же хитроумная Лесбия почти сразу же опознала в притворившемся массилийским греком щеголе знаменитого гладиатора, любовника своей подруги, которого, правда, и видела-то всего пару раз, однако хорошо запомнила – да столь видного парня трудно было бы не запомнить!

– Узнала, узнала, чего уж, – негромко хохотнула матрона, глядя, как Луция бросилась гладиатору на шею.

– Боги, боги! А, знаешь, я ведь не поверила в то, что ты мертв. Чтобы какие-то либитинки справились с Галльским Вепрем? Да не может такого быть!

Откинув с головы юной госпожи покрывало, Беторикс с жаром поцеловал девушку в губы. Он и в самом деле был рад – все ж хоть довелось проститься по-человечески. И пусть их отношения и нельзя назвать любовью, однако ведь, окромя сугубо плотского влечения, имелось там что-то еще, нечто такое, ради чего госпожа Маргона вдруг, ни с того ни с сего, наняла лодку, примчалась, нашла.

– И я рада… рада, что ты жив. Нет, в самом деле, рада. Уезжаешь в Массилию? Надолго?

– Надолго, – погладив девушку по волосам, твердо признался Галльский Вепрь.

– Жаль… ну, что же – хоть слава богам, что жив, – Луция улыбнулась. – Как только Лесбия рассказал про тебя, я…

– Эй, эй! – гладиатор шутливо погрозил пальцем. – Как вообще вы меня нашли?

Подружки переглянулись и фыркнули:

– А мы – не римская стража. Если ты заметил – мы гораздо умней. Беглый гладиатор – якобы мертвый – переодевшись греком уезжает в Массиилию… Понятно, почему не зашел.

– Да откуда вы вообще взяли, что я еду в Массилию? – не сдержавшись, воскликнул молодой человек. – Ничего такого я, любезнейшая госпожа Лесбия, тебе не говорил.

– Не говорил, да, – со вздохом призналась матрона. – Но, любопытство, увы, оказалось сильнее меня. Ничего не поделаешь, такими уж нас, женщин, создали боги.

– Так ты следила за мной?!

– Ну да, послала парочку человечков. Еще подумала – мало ли. Начнет кочевряжиться Милон. От этой собаки можно ожидать любой подлости, одно слово – политик. Клодия ведь он убил! А уж расправиться с беглым рабом – это такая мелочь, что и говорить нечего.

– Но – Массилия?

– Это уже потом. Мои люди, уж извини, присматривали за тобой, охраняли. И видели, как ты договаривался с корабельщиком. Мало того – с ним договаривался и другой. Человек, который тебя ненавидит!

Беторикс повел плечом:

– Но у меня в Риме нет врагов!

– Так тебе кажется – враги есть у всех. Тот человек тоже плывет в Массилию. И случайно увидел тебя. Сразу же спрятался, укрылся… а уж потом – в таверну, к корабельщику. Мои люди доложили мне все, – Лесбия прищурилась. – «Медная голова» – так называется судно?

– Да, – сглотнув слюну, отрывисто кивнул молодой человек.

– Поплывешь на другом, вот… – Лесбия вытащил из складок плаща свиток. – Это письмо к Фабию Русу – кормчему «Золотой гидры». Он отправляется в Массилию через три дня – ты как раз успеешь. О, не благодари, не надо. Клянусь Аполлоном, ты и так уже меня отблагодарил тем, что попортил кровь Милону. К тому же мы с Луцией – подруги, ты – ее друг. А друзьям надо помогать, ведь так?

– И никак иначе! – от души кивнув, Беторикс тут же поинтересовался тем подозрительным незнакомцем, о котором только что рассказала Лесбия.

И сильно задумался, словно воочию представив портрет: юркий шустрый смуглый молодой человек с миндалевидными, похожими на две оливки, глазами. Говорит эмоционально, словно бы удивляется – «Да ну?», «Да неужели?»

Карнак! Карнак Массилиец – это мог быть только он. Впрочем, и что с того? Ну, поплыли бы с предателем на одном корабле… так кому от того было бы хуже? Уж точно, не Беториксу с Летагоном. Однако силен Карнак, силен… Это ж надо – узнал. Даже в замаскированном виде. Да уж, что и говорить – мало кого обманул маскарадный костюм беглого гладиатора. И не мог обмануть. Даже Лесбия – и та опознала, а уж что говорить о собственном-то амбакте-слуге? В который раз уже Виталий убеждался в редкостной наблюдательности людей этой эпохи, в том, что они вовсе не были похожи на его современников, воспринимая мир совершенно иначе. Вот, взять хоть ту же Луцию. Богатая дама и раб-гладиатор. Любовник, по сути, не значивший в жизни юной матроны абсолютно ничего. И вдруг сейчас выясняется, что, оказывается, все же что-то значил. Что их отношения не были столь пусты в глазах Луции Маргоны. Иначе с чего бы этой избалованной матроне помогать беглому рабу? Отыскать, явиться предупредить, попрощаться…

– Сразу же от корабельщика твой недруг отправился на Велабр, торговый квартал меж Капитолием и Палатином. Кроме торговцев, там, в корчме Мохнатого Карина, всегда можно сыскать дюжину-другую дюжих парней, всегда готовых намять кому-нибудь бока за определенную плату. И не только намять бога… Эй, гладиатор! Ты понимаешь, о чем я?

– Благодарю за предупреждение, госпожа Лесбия. – Беторикс со всей искренностью поклонился едва ли не до земли.

Матрона тихонечко засмеялась и махнула рукой:

– Жаль, что не выйдет больше на арену Большого цирка славный боец по имени Галльский Вепрь! И все же приятно будет осознавать, что и я приняла участие в его судьбе, в твоей судьбе, гладиатор! О, подружка делает мне какие-то знаки… Видать, хочет попрощаться. Что ж, прощайтесь, я не буду мешать. Кстати, а где тот юный мальчик, стражничек? Деций! Деций! Где ты, душа моя, отзовись?

– Идем… – немного выждав, шепотом позвала Луция. – Здесь, у дороги – наш шатер.

– Темно…

– Я знаю, куда идти. Дай руку.

Еле слышные шаги. Высокая – по пояс – трава. Матерчатый полог шатра, невысокого, узкого. Теплая ночь, сладкий запах клевера, цикады…

Проворно сбросив одежду, любовники кинулись друг другу в объятия, предаваясь охватившей их страсти с такой яростной силой, что побледнело бы от зависти небо. Стройные горячие бедра, жаркие губы, грудь – набухшая, твердая… как томительно приятно было накрыть губами налившиеся любовным соком соски, почувствовать, как затрепетало в руках гибкое девичье тело, ощутить шелковистое тепло кожи, услышать сладостный стон…

– Какая ты красивая, Луция!

– Красивая? Ты что же – кошка? В темноте видишь?

– Я не вижу, я знаю. Чувствую!

– Я тоже – чувствую, – утомленная неистовой страстью юная женщина прижалась к мускулистой груди гладиатора. – Чувствую твою кожу, твое дыхание… чувствую – тебя… – Луция замолкла и, чуть погодя, продолжила, поглаживая любовника по плечу: – Знаешь, мне ведь с тобой вовсе не только в постели хорошо, для постели можно найти многих. Дело в другом… Я вот только недавно поняла, когда узнала, что ты… что тебя… В общем, с тобой я могу поговорить о самом тайном, доверить самые сокровенные мысли, какие я не могу больше доверять никому. Хотя… и не в этом дело, вернее – не только в этом. Не знаю, как сказать… Но с тобой я – это я! Понимаешь, мне не надо прикидываться, изображать кого-то, что-то из себя строить – играть, как плохая актриса. Просто быть собой… О, боги, сколь же дорого это стоит! Нет, нет, молчи, не говори ничего больше. Гм… вот уж никогда бы раньше не подумала, что буду помогать беглому рабу! Впрочем, нет… не рабу – другу. Ведь ты был моим другом, правда?

– Я и сейчас твой друг.

Прижав девушку к себе, Беторикс ласково погладил ее между плечами, провел по позвоночнику, поласкал грудь…

Луция застонала, выгнулась… И снова в глаза обоим ударили звезды. Не те, что маячили сейчас в ночном небе маленькими тусклыми фонарями. Другие – звезды любви. Или, лучше сказать, – страсти?

Ах, женщины, женщины… Насколько же недооценивают их дураки-мужчины, знают одни только боги. Вот и эти две подружки… Лесбия ведь прикидывалась полной дурой, тщательно скрывая и свой недюжинный ум, и знания, и даже – некоторые моральные качества, ведь, судя по всему, помогла-то она Луции (а через нее и Беториксу) просто так, чисто по дружбе. А ведь многие считают, что дружба между женщинами – лишь до первого красавца мачо.

Все скрывала Лесбия… Хотя можно задаться вопросом – а скрывала ли? Даже самый проницательный и мудрый мужчина в Риме (скажем, тот же Цицерон) вряд ли бы оценил по достоинству мудрость обворожительной женщины.

– Провожу вас до лодки, – едва слуги собрали шатер, твердо заявил Галльский Вепрь.

– До лодки? – подружки переглянулись и фыркнули. – Ты что же, всерьез полагаешь, что мы стали бы нанимать какой-то там утлый челн? Да еще с непонятно какими гребцами? Что мы – дуры или нищие? Мы приехали в двуколке. В сопровождении конных слуг.

Беторикс лишь плечами пожал да подумал про себя – а чья же тогда была та наемная лодка? Впрочем, какая разница – чья?

Подружки, кстати, уехали не сразу – чуть задержались, переглянулись. Луция достала увесистый мешочек.

– Здесь ауреусы – золотые монеты. Тебе! Нет, не отказывайся – обидишь. Поверь, отдаем не последнее. Это от нас обеих. Прощай!

– И все же, не пойму я, чего этот челн тут кружит? – к исходу следующего дня на лодку обратил внимание и Летагон. – Клянусь Эпоной, что-то здесь как-то неправильно. Подозрительно, я бы сказал.

Гладиатор лениво махнул рукой:

– Тебе дай волю – всех подозревать будешь?

– Так, а разве я не прав? За это меня господин и ценит.

Беторикс и сам уже начинал посматривать на челнок с подозрением – и в самом деле, с чего бы ему кружить? Красивые места? Да не особенно, под Римом ничуть не хуже. Тогда зачем?

– Думаешь, это Массилиец? – вслух предположил молодой человек. – Так ему куда удобнее устроить засаду на корабле.

– Удобнее – да, – согласно кивнул Капустник. – Однако у большинства людей вовсе не всегда как удобней выходит. Обычно бывает наоборот.

– А вот тут ты прав, парень! – захохотал Беторикс. – Клянусь всеми богами, очень даже прав. По-нашему говорят – хотели как лучше, а получилось, как всегда.

– Вот я про то же. На той лодке вполне могут быть наши враги. Тот же Карнак Массилиец.

Гладиатор презрительно скривился:

– Тогда они полные дурни – могли бы хоть как-то замаскироваться. Или… или, может быть, это все же разные лодки! И это мы с тобой, Летагон, дурни – принимаем несколько челнов за один и тот же. Предположения разные строим, тьфу!

– Это один и тот же челн, – тихо сказал Капустник. – Я слежу за ним уже второй день и вижу – вчера у них был красный балдахин на корме, сегодня – синий. А крайнее левое весло – глянь, господин – куда светлее всех остальных, маскируются, а его-то заменить не догадались.

Галльский Вепрь лишь сконфуженно отвернулся. Вот именно так – сконфуженно, ибо который раз ловил себя на том, что его, словно котенка, сунули носом в напущенную лужу. Гиблое дело – соревноваться с людьми этой эпохи в наблюдательности, как бы ни старался, все равно – результат один. Вот и с «греческим костюмом» Виталий уже так пролетел, и с челноком – тоже. Спасибо Летагону – заметил.

– Если это за нами, откуда им знать, что мы именно на этой барже?

Капустник покачал головой:

– Мы искали баржу на пристани, там же и садились… средь множества глаз и ушей.

– Согласен, – Беторикс коротко кивнул, глаза его сузились, словно во время боя. – И что ты думаешь?

– Они нападут сегодня ночью.

– Именно так – ибо завтра мы уже будем в Остии, – молодой человек пригладил волосы рукой. – Но нападут – слишком уж громкое слово. Просто, пользуясь темнотой, незаметно проберутся на баржу и… как же они нас найдут?

– Попросят кого-нибудь позвать.

– Тоже верно. Что ж, будем готовиться к встрече, друг мой Летагон!

– И да помогут нам наши боги!

О, с какой искренней радостью произнес эти слова Капустник! Парня можно было понять – какой же воин (а уж тем более – галл) не обрадуется, услыхав, что совсем скоро – вот-вот – встретится лицом к лицу с давним врагом, предателем, из-за которого едва не погиб. О, месть будет сладостна!

Враг и предатель должен умереть и, чем скорее, тем лучше. Так рассуждал бы сейчас любой, не только Летагон Капустник. Любой… пожалуй, кроме Беторикса, все же, несмотря ни на что, сохранившего в себе частичку «гнилого либерализма» человека двадцать первого века. И даже, скорее всего, либерализм тут ни при чем, Виталий просто смотрел на этот мир другими глазами. Местные, хотя и были во многом прожженными циниками (особенно это казалось римлян), все ж слишком сильно полагались на волю богов, а вот у бывшего аспиранта подобных предрассудков не было: на Бога надейся, а сам не плошай – так сказано!

Ближе к полудню баржи снова притормозились. Погонщики снова выпрягли волов, матросы, подтянув привязанную к корме шлюпку, спустили толстый канат, натянули, поплевали на руки – по середине реки обходили излучину. Одна барка прошла, за ней вторая… а в очереди уже ожидали три – толпа собралась. Кстати, подозрительный челн вдруг куда-то делся – то ли поотстал, то ли, наоборот, прошел вниз по реке вперед…

– Летагон, ты не видел?

– Видел, господин. Вниз челн ушел. Давно уже. Где-то там нас дожидаться и будет.

Так же решил и Галльский Вепрь, ну, а как еще тут рассудишь?

Баржи тянули канатами всем кагалом – сборной командой с двух-трех судов. Молодцы барочники – друг другу всегда помогали, да и невозможно было по одиночке справиться, аудикария навис – слишком уж неповоротливое и громоздкое судно, никакие весла толком не помогут, даже в Риме, к пристани им помогали пришвартоваться специальные лодки-буксиры.

Для облегчения судна всех пассажиров попросили сойти на берег, вот и Беторикс с Летагоном оттуда любовались всем ходом работ, стараясь не зацепиться одежкой за колючие кусты крыжовника и малины, разросшиеся на берегу широкой полосой до самого леса. Вяз, дубы, крабы, несколько кленов, осины и – ближе к реке – верба с ивой, такой тут был лес, весьма, впрочем, густой и непроходимый, по крайней мере, с берега именно так и казалось.

– И-и-и-и, навались! – надрываясь, кричал кормчий. – Раз-два… взяли! Пошла, пошла, пошла… Волов, волов давайте!

Беторикс и не заметил, откуда взялся этот мальчишка – чистенький, опрятный, хотя туника – сразу было видно – заношена, кое-где и заштопана даже, да и ноги – босы. Однако волосы подстрижены аккуратно, причесаны волосок к волоску, видать, отец или еще какой родственник держал где-то поблизости цирюльню.

– Господин… мне некого больше попросить.

– А? – вздрогнув от неожиданности, молодой человек обернулся. – Тебе чего, парень?

– Ось. На нашей телеге лопнула ось, – мальчик чуть не плакал. – Брат там, в лесу, а я…

– А-а-а! – догадливо протянул гладиатор. – Так ты, значит, за помощью прибежал. Напрасно! Не до тебя тут сейчас.

– Я вижу, что не до меня, – подросток похлопал ресницами. – Вот, к тебе, господин, и обратился – больше ведь не к кому. Ты не пошлешь со мной своего слугу. Там ненадолго, да и не тяжело – подержать только. Вдвоем-то неудобно – а втроем мы быстро управимся: дел-то всего ничего.

Посмотрев на баржи, Беторикс покачал головой:

– Что тебе и сказать? Похоже, время-то у нас есть. Летагон, поможешь? Уж сходи с парнем.

– Помогу, господин, – охотно кивнул давно уже изнывающий от безделья Капустник. – Гляну, что там у них с телегой. Я ж плотник.

– Ну, вот и славно. Смотри, только долго там не задерживайся – баржи ждать не будут.

– Не задержусь, – поклонившись, улыбнулся слуга. – Что же до барж, так думаю, что никуда они до завтрашнего утра не денутся, похоже, здесь мы и заночуем.

Проводив взглядом быстро скрывшихся за кустами парнишку и Летагона, молодой человек посмотрел на уже явно клонившееся к закату солнце. А кажется, только что полдень был… Однако пролетело времечко, не заметил – и как.

От нечего делать Беторикс походил вдоль кустов, поискал ягод. Нет, не малины – до той еще было рановато – смородины. Нашел – еще зеленые, кислые, такие же, как и крыжовник. Бросил парочку в рот, пожевал, скривился, выплюнул. Нагнулся – показалось, вот тут на самой-то нижней веточке – самые спелые ягоды и есть, вверху-то если и были спелые, так их давно уж птицы склевали. Нагнулся…

И, услыхав свист, грохнулся лицом в траву, пополз, пробираясь сквозь колючки. Очень характерный был свист. И, как любой обстрелянный боец в Великую Отечественную, так и Виталий уже кое в чем разбирался. Еще только засвистело, а любой старый солдат-окопник уже сказал бы – это полковой миномет бьет, а это – снаряд семидесятипятка. Так и Виталий сейчас – сразу все понял, тем более, что лук и стрелы для римской армии вообще оружие не характерное, как, впрочем, и для галлов. Дротики, праща – это да. Но не стрелы. Стрелы здесь – экзотика. Наемники-парфяне! Или иные азиаты… которые никаких военных действий здесь, на территории Великой Римской Республики не ведут, но откуда-то ведь взялись! Малая Азия и все такое прочее… Митридатова война! Пленники, захваченные железными легионами Гнея Помпея и проданные в рабство уже здесь, в Риме! Проданные и сохранившие – очень хорошо сохранившие – все свои умения и навыки. Кто-то бежал из рабства, примкнув к многочисленным шайкам, а кое-кого под шумок сдавали в наем хозяева – хорошие лучники многим, очень многим, нужны. Особенно в столь смутное время. Жалости эти люди не ведали.

Затаившись в кустарнике, Беторикс осторожно поднял голову. Неужели – бродячая шайка? Воспользовались ситуацией и решили напасть. Не-ет! Тогда уж напали бы раньше… или, наоборот, чуть позже – в сумерках.

Черт! Летагон! А может, тот мальчишка разбойниками и подослан? Соглядатай! Все высмотрел, вызнал… Ладно, что гадать? Надобно выручать бедолагу Капустника. Выручать!

Так… что есть-то? Кинжал… Мало, конечно, но в умелых руках – и это неплохо, а руки у Беторикса умелые – все ж таки – гладиатор!

Чу!

Молодой человек вдруг явственно услыхал чьи-то крадущиеся, быстро приближающиеся шаги. Немного погодя раздался и голос:

– Он где-то здесь должен упасть. Тармак не мог промахнуться!

– Не мог? Да неужели? Что-то я не вижу мертвого тела.

Карнак Массилиец!

Гладиатор его сразу узнал по говору, а вскоре и увидал воочию – сквозь ветки.

– Ну, где? Где тело? Поторопился твой Тармак, а ведь заплачено было сполна!

– Ты же сам приказал поторапливаться. Ведь тот, второй… Пока его поймают!

– Ага-ага! И Капустника упустили. Вот и нанимай вас – сам рад не будешь. – Массилиец раздраженно взмахнул рукой. – Простого дела доверить нельзя. Ну, что ты так смотришь? Прищурился, словно змея ядовитая. Может, нож мне хочешь в спину всадить? А вот это напрасно! Если я не доберусь до корабля, весь Рим будет знать, что нанимать людей Мохтатого Карина дело зряшное.

– Да ладно, господин, ругаться-то! Никуда твои враги от нас не денутся, это я тебе говорю!

– Вот это-то меня и пугает. Давайте, доделывайте все и побыстрее, иначе… Иначе ославлю вас на весь ваш Велабр! Ну? Что стоим-то?

– Надо Тармака позвать, господин, и всех остальных.

Гладиатор скосил глаза: собеседником предателя оказался плюгавенький, припадавший на левую ногу, человечек лет тридцати, с наголо выбритой головой и ухватками деревенского ухаря, по собственной дурости схлопотавшего пятерик за хулиганство и на этом основании требующего от всей прочей кодлы самого неподдельного уважения и почета.

– Ладно, Сардиний, так, как ты сказал – и поступим, – примиряюще бросил Массилиец. – Зови Тармака и этого… парня… как его?

– Шавка, господин.

– Вот то-то, что Шавка! Пусть и толку от него мало, так хоть искать поможет.

Охотно кивнув, лысый «хулиган» проворно обернулся и засвистел… ну, точно, Соловей-разбойник или, точнее сказать, – мастер художественного свиста, каких почему-то много и в российском правительстве и в Госдуме). Ах, как свистел! Как заливался! Пеночка или там, коростель… Нет! Малиновка! Иволга… Иволга поет над роднико-ом… иволга в малиннике тоскуе-ет…

На зов явились двое – давешний босой мальчишка в штопаной тунике, тот самый, что позвал Летагона Капустника якобы чинить телегу, и длинный худющий парень лет восемнадцати-двадцати, с иссиня-черными кудрями и до чрезвычайности смуглый. На левом плече его висел лук, а на боку – длинный цилиндрический колчан со стрелами. Беторикс хмыкнул: может, этот доходяга, конечно, и был неплохим лучником, но на бойца никак не походил. Итак, если не считать мальчишку – трое. Из которых никто не вызывал у Галльского Вепря даже намека на уважение, скорее наоборот. Что ж, похоже, не стоило дожидаться остальных.

– Вот! – нагнувшись, громко закричал Шавка. – Вон следы! Вижу, вижу, он здесь полз. Где крыжовник!

– Поглядим… – прищурившись, коротко кивнул Массилиец. – Сардиний, пошли со мной – с лесу зайдем. А вы двое – здесь. Хорошенько посматривайте.

Двое! Доходяга и мелкий пацан! Хотя, доходягу не стоило сбрасывать со счетов – все-таки лучник. Ему и первый удар!

Гладиатор даже не стал никого убивать. Просто уселся поудобнее, подождал, когда Тармак подойдет поближе… Да выпрыгнул, словно черт из бутылки, да махнул кулаком!

Эх, и смачная плюха вышла! Так бы на сельских танцах гопников колотить.

Только зубы в кусты полетели, да кровавая юшка вокруг брызнула… Что же касаемо лучника… бедолага, вот уж, поистине, бедолага. Лежи теперь, отдыхай, в себя придешь не скоро!

– А-а-а-а!!! – встретившись с разъяренным гладиатором взглядом, малолетний Шавка заорал, словно резаная свинья, и опрометью бросился прочь – куда глаза глядели.

Виталий махнул на мальца рукой – черт-то с ним, пусть бежит, бить его, что ли? Лучше уж заняться теми, что заходят со стороны леса. Предателем и тем, лысым. Тоже не бойцы… впрочем, расслабляться не надо, ни к чему хорошему подобное состояние не приведет.

Выхватив кинжал, молодой человек нырнул в заросли… и вынырнул уже на опушке, в пяти шагах от преследователей. Ухмыльнулся:

– Здоров будь, Массилиец, и дружку твоему не хворать. Не меня, часом, ищете?

Надо отдать должное, соображали они быстро. Долго не стояли, глазами не пилькали. Переглянулись, предатель слегка кивнул…

– У-у-у-у! – с яростным воплем, лысый выхватил из-за пояса меч – обычный гладиус, и размахивая им, словно почуявшая кость собака хвостом, первым бросился в атаку. При этом что-то такое орал, брызжа слюною, типа: Не забуду мать ра-адную! Па-рву в клочья, фраер, век воли не видать!

Вот примерно так. На римских обывателей подобная тактика, наверное, и производила впечатление, но вот с гладиатором – абсолютно не катила. Кричи ты, не кричи – а результат один будет. Такой, какой гладиатору нужен.

В данном случае Галльскому Вепрю нужен был меч. Какой же мирмиллон без гладиуса?

– Па-а-арву-у-у-у!!!

Дзынь.

Отразив яростный, но явно не бойцовский выпад кинжалом, Беторикс двинул плешатого ногой в грудь, почти сразу же от души приложив гнусной мордой да об колено. А больше ничего и не потребовалось. Да, меч молодой человек, конечно, прибрал, не дал и в траву упасть – подхватил на лету, красиво. Сплюнул презрительно:

– Баранов тебе резать по праздникам, морда лысая. Ну, отдохни пока…

Все произошло настолько быстро, что Карнак Массилиец даже опомниться не успел. Вот только что они обходили «друида» с двух сторон, брали «в клещи», вдруг – на тебе! Без устали похвалявшийся собственной удалью Сардиний, уделанный в две секунды, валялся бездвижно в кустах! И кто остался? Сам-один да еще этот глупый мальчишка – Шавка.

Поняв, что шутки кончились, Массилиец сделал проворный выпад, пытаясь достать соперника длинным галльским мечом. Не достал кончено же… но тут же повторил попытку, а затем быстро отскочил назад, стараясь не подпустить гладиатора на расстояние удара. Тактика, в общем, верная, исходя из длины клинков. Однако с гладиатором долго такие штуки не проходили, и Карнак это, похоже, знал. Знал, но не пытался бежать, сражался достойно, даже на помощь никого не звал. Может быть, потому что звать больше было некого? Тогда что же, Летагона они все же прикончили? Если так… Предатель ответит за все!

Выпад! Удар! Блеск закатного солнца. Еще удар… Звон! А ловкий этот черт Массилиец! Ишь, как прыгает. Увернулся. Вот снова отскочил в сторону. И снова… Все влево, влево… Он что же, совсем дурень? Ведь как раз под солнце подставляется. Логичней было бы наоборот, вон оно какое яркое, солнышко-то!

Выпад! Наглый такой… и вместе с тем – тупой, глупый. А наглое и не может быть умным. Ага… снова отскочил…

Галльский Вепрь вовсе не собирался убивать предателя сразу… сначала хорошо бы кое о чем его расспросить. Этак вдумчиво побеседовать…

Ну?! И – зачем же ты так встал – ведь ни черта ж не видишь, солнышко-то прямо в глаза! А на лице – ухмылка. Довольная такая, почти что счастливая. Словно бы самого «друида» перехитрил… Перехитрил! А ну-ка!

Все ж таки Галльский Вепрь был хорошим бойцом, соображал быстро да и реакцию имел отменную, а иначе б не толок не стал «звездой», вообще б на арене не выжил, погиб бы в первой же схватке.

Вот и сейчас… Ощутив что-то такое, до конца еще не понятое… какую-то явную, но неосознанную опасность, гладиатор быстро присел.

И закусил губу, увидев, как Массилиец схватился за голову… осел… повалился в кусты.

Праща! Ну, конечно, что же еще-то? Нет, предатель вовсе не подставлялся под солнце, он подставлял врага. Правда, ни черта не вышло, но тут уж не его вина – либо соперник оказался умней, либо напарник – не столь уж проворным.

Оп!

Уходя с линии огня, гладиатор метнулся в кусты стремительной тенью и уже оттуда попытался высмотреть пращника. А это было сделать не так и просто – низкое солнце било прямо в глаза.

И все же удалось рассмотреть… не сразу, но… Хрупкая фигурка, осторожно выглядывающая из зарослей дрока. Шавка! Вот вам и никчемный мальчишка. Боец!

Ишь, смотрит… В руке зажата праща, оружие нехитрое, но весьма эффективное. Интересно, чем он заехал в башку незадачливому Массилийцу? Глиняным шариком, подходящим по размеру камнем или штатной свинцовой пулей? Последний вариант – прямая дорога на тот свет, куда предатель, похоже, уже и отправился. Жаль вот, что так…

– Господи-и-и-ин! – раздался из лесу громкий крик Летагона.

Видать, этот ушлый галльский парень уже управился со своими преследователями и теперь загодя предупреждал напарника. Кричал на удачу, еще не видя всей ситуации.

– Берегись, господин! Берегись!

А Шавка уже раскручивал пращу… пульнул на голос.

– Кустами, Летагон! Кустами!

Ага. Понял напарничек! Нырнул под защиту листвы. Видя такое дело, мальчишка живенько бросился к лесу… Жаль, не достать! Хотя, если бегом…

– Господин, я догоню и сломаю ему шею, – словно индеец, возник из травы Капустник.

Беторикс качнул головой:

– Сколько их еще?

– Этот – последний.

– Тогда пес с ним, пусть бежит. Все эти люди – из лодки?

– Из лодки. Спустились вниз по реке, там и вылезли. Не стали до ночи ждать.

Тут взгляд парня уткнулся в раскинувшего руки предателя.

– Массилиец! – Летагон бросился к телу, припадая к груди. Прислушался, поднял голову. – Он мертв. Здорово ты его, господин.

– На его месте должен быть я, – гладиатор не сдержал горькой усмешки. – И был бы, если б вовремя не сообразил.

– И все же ты покарал предателя!

– Ошибаешься, дружище. Я тут не при чем. Почти не при чем.

– Не при чем? Уж не хочешь ли ты сказать, что предателя покарали боги?

– Именно так, друг мой! – прищурил левый глаз Беторикс. – Именно боги и покарали. Руками того мальчишки, которому ты только что собирался сломать шею. Это, конечно, и неплохо бы было проделать… да только гораздо раньше. Что ты так смотришь?

Летагон покусал губу:

– Он явился за нашими головами, дабы принести их пославшим его. Однако потерял свою.

– Ты хочешь забрать его голову?

– Зачем? Это голова предателя и труса! Вот если б он был храбрец и герой – тогда другое дело. Череп отважного врага над дверью – большая честь для рода убившего его храбреца… и для вражеского рода – тоже. Зачем же оказывать честь предателю?

– Вот именно, – манул рукой Галльский Вепрь. – Пойдем-ка к реке, дружище. Кажется, там давно уже начали стряпать.