СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Вторник, 26 января
Полёт прошел успешно, быстро и без происшествий. Стас даже удивился, насколько быстро они с Дианой оказались в Москве.
Но состояние девушки внезапно ухудшилось и сейчас Злотникова вновь угодила в отделение интенсивной терапии.
Главврач городской больницы, куда доставили Диану очень строго, не стесняясь в выражениях отчитала Стаса за проявленную халатность.
Стас не стал оправдываться и, уж тем более, умолчал, что в больнице, из которой он вывез Диану семнадцать минут назад произошел теракт — в отделение реанимации пустили ядовитый газ, двенадцать человек пострадали, четверо из них уже скончались.
Корнилов понимал, что и с приездом в Москву охота Гудзевича и его клана на бедную Диану вряд ли закончится. И Стас искренне надеялся, что ФСБ, под юрисдикцию которых попадёт впоследствии Диана, сумеют её защитить.
Стас ожидал, когда ему сообщат о состоянии Злотниковой и когда ему удастся с ней, наконец, поговорить.
Корнилов маялся от двух противоречивых чувств: он боялся за жизнь Дианы и в то же время раздражался, что девушка, не пожелала сообщить ему имя поклонника Елизаровой в вертолёте, когда они уже подлетали к Москве.
Тогда она ещё была в сознании и могла говорить. А теперь, неизвестно, очнётся она или нет.
Хотя, в столице врачи, вроде бы, должны обладать более высокой квалификацией, в связи с чем Корнилов возлагал на них большие надежды.
За спиной Стаса раздались чьи-то быстрые шаги, Корнилов обернулся и увидел порядком запыхавшегося Николая Домбровского.
Стас ухмыльнулся, мысленно отметив легкий, но заметный загар на лице капитана. Чтобы добраться до истины и узнать побольше о деятельности Argstrong, принадлежавшей Сильвестру Гольшанскому, Домбровскому пришлось ненадолго слетать в солнечную Аргентину.
И, хотя, Николай пробыл там совсем недолго, его лицо успело приобрести нетипичный для большинства россиян южный бронзовый оттенок.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Давай, коротко и о главном, — предупредил Стас. — Что выяснил?
— Если коротко, то Сильвестр был в Аргентине во время большинства эпизодов Портного, — ответил Домбровский и посмотрел в окно палаты, где уныло пустовала больничная кровать, со стоящими вокруг неё мониторами медицинской техники.
— Всё хорошо? — осторожно спросил Коля.
— Не очень, — пробурчал Стас, обдумывая услышанную от Домбровского информацию, — в Argstrong пытались скрыть этот факт?
— Ещё как! — ухмыльнувшись, кивнул Коля. — Но, не слишком умело. Кто-то их явно предупредил о моем приезде. Однако подготовиться они, всё равно, не успели.
— Этот кто-то, скорее всего, Елизавета Гольшанская, — кивнул Стас. — Хорошо. Значит у нас есть вещдоки, что Гольшанский был в Аргентине во время, хотя бы последних убийств Портного?
— Теперь есть, — с толикой гордости ответил Коля, — но, это ещё не всё…
Стас удивленно взглянул на подчиненного и вскинул брови:
— Да? Что ещё ты узнал? Удиви меня…
— Это про Нику… — Домбровский прокашлялся.
Одного взгляда на лицо Коли хватило, чтобы Стас, внезапно для себя, ощутил сперва, предательскую слабость в ногах, а затем давящую тесноту в груди.
— Что с ней? — спросил он, выдавливая слова.
— Аспирин, вообще, велел тебе не говорить…
— Коля, что с Никой?! — зарычал Стас, чувствуя, что теряет контроль.
Сердце уже боксировало в груди, нарастающее, гадкое чувство невесомости распространялось по всему телу. Разум медленно туманился.
Стас боялся услышать страшное…
— Она пропала, Стас, — голос Коли дрогнул. — Аспирин приказал нашим отслеживать её мобильный номер, но… сейчас её подруга, ну такая темноволосая и высокая…
— Да, знаю. Это Лера, — ответил Стас.
— Она сейчас сидит в нашем кабинете и ревёт, на чем свет стоит. А сначала, когда прилетела вся в мыле, такую истерику там устроила…
Коля фыркнул.
— Сержантов на КПП построила, как детей… Пацаны сроду таких слов не слышали…
— Она говорила, куда Ника отправилась?!
— Да, рассказала, но Стас… всё, что я мог тебе рассказать, я рассказал, а…
— Что?! — скривился Корнилов. — Коля, с кем и куда Ника поехала?! Отвечай!
— Стас, ты только держи себя в руках… ладно?!
— Коля! — пророкотал Стас.
Домбровский взволнованно прокашлялся.
— Это Карабанов… но, я тебе ничего не говорил.
Стас вспомнил его: тот капитан из Следственного комитета.
— Какого чёрта ему от неё понадобилось?!
— Я не особо, что там понял, да и то, что я тебе рассказал, я случайно подслушал…
— Коля!..
— Да серьёзно, Стас! — развёл руками Домбровский. — Я сам за неё боюсь! Но я правда больше ни черта не знаю! Аспирин и так разозлился, что я услышал слова этой Леры…
Коля фыркнул и негодующе покачал головой.
— Он же понимает, что я, всё равно, тебе всё расскажу…
— А что Карабанов? С ним связывались?
— Пока нет, в СКР отмалчиваются и говорят, чтобы мы не лезли, куда не следует.
— Вот оно что, — проговорил Стас и глаза его чуть сузились.
Мысленно он решил, что если из-за Карабанова с Никой что-то случилось, этого капитана ничто не спасёт. Даже тот факт, что СКР отчитывается личном перед президентом и стоит намного выше УГРО.
Двери в отделение открылись и в коридор, со стуком колёс въехала медицинская каталка, на которой лежала Диана.
Стас увидел, что девушка жива, но испытал облегчение лишь отчасти — мысли его уже были заняты Никой и Карабановым!
Когда Злотникову завезли в палату, Стас немедленно ринулся следом.
— Подожди меня, — крикнул он Коле, задержавшись на пороге.
Сопровождавшие каталку Дианы врач и двое медсестёр попытались выставить Корнилова, но тот настоял:
— Мне нужно услышать от неё ответ только на один вопрос! Потом, я уйду!
Медицинские сотрудники вынуждены были уступить. Стас попросил их выйти из палаты, а потом подошел к кровати, на которую бережно переложили Диану.
— Ну, как ты? — спросил он и ободряюще улыбнулся ей.
— Нормально, — она устало улыбнулась ему.
Лицо у Злотниковой было бледным, под глазами залегли синяки, а глаза слегка заплыли. Вид у девушки был несчастный и измученный.
— Ты выполнил свою часть нашего договора, — произнесла она тихо.
Стас усмехнулся. Диана пыталась быть серьёзной, но сказанное прозвучало слегка по-детски.
— Да, похоже на то, — вздохнул он.
— Дай мне бумагу и ручку, — попросила Диана.
Стас дал ей свой блокнот, куда записывал показания и информацию по разным делам, и ручку.
Девушка быстро написала что-то на листке блокнота, затем щелкнула ручкой, прицепила её на блокнот и протянула всё это Стасу.
— А теперь, если ты не против, я очень хочу поспать… Но, я жду тебя с визитом!
— Обещаю, — улыбнулся Стас. — Обязательно навещу тебя, как только всё закончится.
— И про цветы не забудь! — с шутливой претензией в голосе, напомнила Диана.
— Непременно, — пообещал Корнилов.
Выйдя из палаты Дианы, он открыл блокнот и буквально застыл на пороге, от написанных рукой Злотниковой имени и фамилии.
— Да чтоб тебя! — тихо выдохнул Стас. — Твою же мать!..
Врать Диане смысла не было. И Стас ей верил. А если так, всё теперь, куда сложнее и опаснее, чем казалось на самом деле.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Вторник, 26 января
Я и раньше терпеть не могла этот газированный напиток со странным цветом, от которого почему-то большинство людей сходит с ума! А уж после того, как пару ящиков с этой жидкостью, выпали из пластиковой упаковки и едва не пришибли меня, моё отношение к ней стали откровенно враждебными!
Ну, теперь пусть только кто-то попробует напевать при мне «Праздник приближается!..». Я сразу же настоятельно посоветую тому человеку взглянуть на множество болезней желудочно-кишечного тракта, который возникает от этого «волшебного» напитка!
Водитель грузовика высадил меня, едва мы только оказались в черте города. То есть буквально за МКАДом. И я ещё, потом, полчаса шагала до метро Алсуфьево, стуча зубами от холода.
Хорошо ещё, что в метро меня никто не задержал: помогло то, что я затерялась в толпе граждан, что спешили на работу.
Оказавшись в вагоне поезда метро, я едва не застонала от блаженства. Звучит, конечно странно, но если вы не ночевали в лесу, на морозе, в мокрой одежде, вам не понять, какое это счастье — просто оказаться в тепле! Даже в таком неуютном, как метро.
Мне было так хорошо, что я даже начала засыпать и упала на плечо сидящего рядом парня. Но, я быстро опомнилась и смущенно извинилась.
На метро я добралась до здания УВД Москвы. На контрольно-пропускном пункте, едва узнав меня (многие здешние сотрудники знали меня в лицо) два парня в полицейской форме немедленно доложили обо всё Аспирину.
Я уже представляла себе разъярённого Антона Спиридоновича и что он со мной может сделать, но вместо него на первый этаж здания УВД спустился Стас.
Его появление повергло меня в лёгкий шок, но это чувство тут же сменилось мощным приливом радостного чувства.
Я была счастлива просто видеть его и знать, что он рядом, передо мной! Я испытывала всплеск теплых и позитивных эмоций, внезапно осознавая, что просто могу коснуться Стаса и просто обнять его.
Я сорвалась с места, бегом бросилась к нему. Корнилов ринулся ко мне навстречу, на ходу раскрыл руки.
Мгновение, он решительно и порывисто движется ко мне. Мгновение, и я упала ему на грудь и тут же почувствовала, как сильные руки Корнилова от души, крепко, с чувством прижимают меня к нему.
И в этот миг я поняла, что ничего не желала так сильно в последние несколько часов, как просто того, чтобы Стас меня обнял. Просто обнял и прижал к себе, как он это умеет.
Я почувствовала ладонь Стаса на своем затылке. Его пальцы зарылись в мои волосы.
— Господи… Ника… что ж ты вытворяешь!.. — выразительно прошептал Корнилов.
Его шепчущий голос проворным и ласковым зверьком скользнул в мои волосы, шустро и ласково обвил шею, затем перебрался на другое плечо и там свернулся в тёплый клубок.
По голосу я слышала, что Корнилов был одновременно напуган и, в то же время, испытывал невероятное облегчение.
А я снова почувствовала приступ вины за свой безответственный поступок, из-за которого Стас вынужден был испытывать бессильный страх. Омерзительное чувство, которое делало его слабым и беспомощным в его же глазах. Чувство вины хищными когтями болезненно поцарапало меня где-то глубоко внутри.
Я сжала в кулаках лацканы пиджака Стаса.
— Прости пожалуйста… — прошептала я в его грудь.
— Всё в порядке, — произнес он и попросил, — не извиняйся.
Он погладил меня по волосам, и я сильнее прижалась к его груди.
***
Спустя, примерно, минут семь я сидела в кабинете особой оперативно-следственной группы УГРО и в хронологическом порядке пересказывала последние двадцать четыре часа из своей жизни.
Разумеется, я не стала рассказывать о том, что Карабанов заставил меня раздеться перед ним.
Во-первых, я не хочу это вспоминать и, тем более, чтобы об этом знал кто-то ещё. Возможно, я расскажу об этом Стасу и Лере, но не более того.
Во-вторых, я боялась, что Стас или неукротимый Сеня, могут потерять контроль над собой и наделать глупостей, которые, с одной стороны обернутся большими проблемами, а с другой никак не изменят того, что случилось.
Мне выдали женскую униформу полиции, которая довольно неплохо на мне сидела, хоть и была немного великовата, и шерстяной уютный плед, которым я с благодарностью укрылась. Мои голые ступни находились в тазу с горячей водой, а ладони приятно грела чашка с горячим шоколадом.
В кабинете собралась вся команда: Стас, Коля, Сеня (у которого были свежие ссадины на лице), Бронислав и, конечно, сам Антон Спиридонович.
Мужчины слушали меня с различным выражением на лицах. Стас сдержанно и сосредоточенно. Коля с немым изумлением, Сеня с ужасом, а Бронислав с сочувствием и легкой ухмылкой на лице. Аспирин же выглядел мрачно и угрожающе, и в его сторону я вообще старалась не смотреть.
Когда я закончила, потрясенными выглядели все. Полицейские с неловким видом обменялись взглядами.
— Ника, — вдруг произнёс Бронислав, — а эти люди, которые стреляли в тебя и Карабанова, ты могла бы узнать их?
Я задумалась и, чуть погодя, ответила:
— Разве только по голосу.
— Уже кое что, — вмешался Стас. — Товарищ генерал, вы сумели выяснить где сейчас капитан Карабанов?
— Нет, — ворчливо ответил Аспирин. — СКР отмалчивается, и говорят, что если даже Карабанов в чём-то виноват, то они сами разберутся.
— Понятно- прокомментировал Стас с мрачной задумчивостью и посмотрел на меня. — Ника, я должен тебе кое-что рассказать, о чем сам узнал недавно, и я вынужден просить твоей помощи.
Он грустно улыбнулся.
— Уже в который раз.
— Я готова, — решительно кивнула я. — Только пожалуйста, освободите Мирона… Карабанов может с ним что-то сделать и тогда…
— Не переживай, пацана мы этого вытащим, — отмахнувшись произнес Аспирин. — Главное, чтобы он действительно не был ни в чем замешан.
— Он не замешан! — с взволнованной горячностью воскликнула я.
— Вот и отлично, — кивнул генерал Савельев. — Расскажи ей Стас.
Я перевела взгляд на Корнилова. Тот посмотрел мне в глаза и сказал такое, от чего я вновь ощутила хорошо знакомое мне убийственное чувство холода. Только на этот раз — от страха и шока.
— Это правда?! — помедлив ошарашенно спросила я. — Ты узнал этот от той девушки, ну которая?..
Я замялась, не зная, как охарактеризовать тот случай, когда на некоторое время оказалась в теле маленького снегиря.
— Да, — Стас отлично понял меня. — Да, от неё. И вряд ли она врёт.
— Во всяком случае, — снова встрял Аспирин, — мы кое что проверили и вроде большая часть фактов сходиться.
Стас шагнул ко мне, присел рядом со мной и положил руку мне на колено.
— Ника, — произнес он негромко, — тебе нужно отдохнуть после всего, что ты пережила. Но, очень недолго. У нас мало времени и действовать придётся очень быстро. А без тебя, я не справлюсь.
Он покачал головой и виновато улыбнулся.
— Я помогу!.. — я порывистой горячностью воскликнула я. — И отдыхать мне не нужно! Только я сначала хочу увидеться с Леркой… Она же там с ума, наверное, сходит!
— Да, — хмыкнув, ответил Аспирин и скривил рот в ухмылке, — твоя подруга здесь такой скандал закатила!
— А где она сейчас?
— Дома, надеюсь, — ответил Антон Спиридонович, — во всяком случае, мы её домой отправили и пообещали, что найдем тебя.
— Тогда мне нужно к ней, — я вынула ноги из таза с горячей водой, одела носки и стала надевать полицейские ботинки, которые мне, также, одолжили.
К Лерке меня отвёз Коля, так как машина Стаса, по его словам, ещё не добралась из Владимира.
Едва я позвонила в дверной звонок, как дверь квартиры Логиновых распахнулась и на пороге возникла растрепанная Лерка. У неё было покрасневшее лицо, с мокрыми от слёз глазами и несчастный вид.
Я не успела и слова сказать, как Лерка бросилась ко мне и заключила в такие тесные объятия, что, по ощущениям, чуть не сломала мне шею.
— Где ты была?! — рыдая, завыла она мне на ухо. — Я чуть не рехнулась тут! Роджеровна! Господи, Роджеровна! Я же тут уже такого надумала! Я думала тот козёл тебя прирезал где-нибудь и… и вообще я уже боялась, что тебя больше никогда… н-не ув-вижу!..
Договорить она не смогла и сжав меня ещё крепче, истошно разрыдалась. У меня по щекам тоже текли слёзы, мне было бесконечно жаль и Стаса, и Лерку и всех, кто переживал за меня.
Я могла только догадываться, какой ужас они пережили!
Однако, времени на совместные переживания и слёзы действительно не было. Если то, что сказала Стасу Диана — правда, нужно предпринимать немедленные действия!
Дождавшись, когда Лерка хоть немного успокоиться, я рассказала ей, что со мной происходило. Услышав про то что, в отчаянной попытке спастись, мне пришлось нырнуть в ледяную воду, Логинова уставилась на меня округлившимися глазами.
— Чёрт возьми, Роджеровна! Ты… Как ты вообще выжила!
Я чуть скривила губы в усмешке и, переодеваясь в свою, куда более привычную, одежду, пробормотала:
— Я бы назвала это чудом, но настоящие чудеса были впереди, когда я выбралась.
Я рассказала ей про её зажигалку и про то, как эта маленькая штуковина в самом прямом смысле спасла мне жизнь!
Лерка приняла из моих рук зажигалку и с самодовольным видом щелкнула пальцами:
— Вот! Теперь ты не посмеешь больше делать мне замечания, по поводу сигарет!
— Посмею, Лер, посмею, — засмеялась я, — потому что, я твоя подруга и переживаю за твоё здоровье, и тем более за твой голос, который ты упрямо пытаешься прокурить до хрипоты.
— Ладно, потом поговорим про это, мотмахнулась Логинова. — Ты есть будешь? Я суп приготовила. Сама, между прочим! Так что давай…
— Лер, Лер, — я подняла ладони останавливая её, — мне надо ехать…
У Логиновой опустились руки и взгляд вновь померк.
— Опять? — спросила она погрустневшим голосом.
— Лер, это просто.
— Да знаю, знаю, — недовольно пробурчав, кивнула Логинова, — опять нужна твоя помощь в расследовании!
— Да, — тихо ответила я. — Нужна.
— А без тебя никак пару дней не обойдутся?! — недовольно ворчала Лерка. — Ты такое пережила!.. Кстати, а что там с Мироном?
— Антон Спиридонович, сказал, что они его вытащат, а вот пару дней и даже день, без меня не обойдутся, Лер. Прости…
— Чего ты извиняешься? — пожала плечами Лерка. — Это им нужно перед тобой извиняться, что они тебя юзают постоянно…
— Лер… — жалобно проговорила я.
— Ну, а что?! — вспылила Логинова. — Что, не так?! Ты посмотри на себя! Ты еле выжила там! А тебя уже тянут из огня да в полымя, чёрт возьми! Ну, что это за хрень такая?!
— Лер, я сама вызвалась, — ответила я.
— Конечно! — возмущенно всплеснула руками Лерка. — Естественно, ты сама вызвалась! Тебе жалко их там всех, козлов этих!
— Они не козлы Лер, они просто выполняют свою работу, — отведя взор, ответила я. — Потому что больше некому.
— А ты…
— И я им помогаю, тоже, потому что… потому что больше им обратиться не к кому, — тихо, но твёрдо проговорила я.
Логинова поникла, но выражение её лица продолжало оставаться недовольным.
— Всю жизнь будешь им помогать? — проворчала она.
Я ответила не сразу. Я никогда серьёзно об этом не думала. И вопрос Лерки заставил меня задуматься.
А смогу ли я когда-нибудь сказать «нет»? Смогу ли сказать Стасу или кому-то другому, что я хочу хоть немного пожить нормальной жизнью? Хотя бы попытаться побыть обычным человеком и пожить обычную спокойную жизнь?
Я знала, что это чепуха. Во всяком случае до тех пор, пока я не научусь контролировать свои способности. Да даже если и научусь…
Я даже представить себе не могу, что откажу Стасу в помощи. Кому-нибудь другому — может быть. А Стасу, или Коле, или Сене… Или даже Брониславу… Нет, я не смогу сказать им «нет» и бросить их в каком-нибудь трудном и тяжелом деле.
Я вру сама себе, что не знаю смогла бы я отказаться помогать сыщикам в расследовании. Я знаю, что не смогу. Отлично знаю, меня будут преследовать если не воспоминания, то мысли о том, что я могла, но не стала помогать!
Я вышла из квартиры Логиновых, оставив рассерженную Лерку наедине.
Внизу, во дворе, возле дома меня ждал в машине Коля. Когда я села рядом с ним, Домбровский внимательно посмотрел на меня.
— Всё в порядке?
— Да, — солгала я. — Поехали, пожалуйста.
Я пристегнулась и уставилась в окно.
***
Что обычно чувствует человек, приближаясь к местам массового захоронения людей?
Угнетение, страх, уныние, печаль и некое внутреннее опустошение?
Некоторые, правда, не ощущают ничего, но даже эти уникальные люди ощутили бы всё выше перечисленное и даже больше, приближаясь к воротам тюрьмы «Чёрный дельфин».
Я же, наиболее всего, ощущала ужасающую и поистине гнетущую мрачную пустоту, когда мы, в полицейском Ниссане подъезжали к зданию тюрьмы.
Эта пустота ознаменовала отсутствие всего, из чего состоит положительная сторона нашей жизни.
Я сейчас говорю не о счастье или радости, этих двух вещей в таких местах, почти, не бывает. Речь, прежде всего, о том, что даёт нам силы переживать тяготы, лишения и беды.
Надежда, мечты, фантазии о лучшей жизни, планы, цели и способы их достижения. Всего этого здесь не просто не было, здешняя среда была категорически непригодна для подобных, позитивных «субстанций». Всё хорошее и светлое, чистое и непорочное в здешних местах казалось эфемерным.
И злачная пустынная округа, с редкими кривыми деревьями и высохшими кустарниками была под стать тому, что обитало в стенах тюрьмы «Черный дельфин».
А там жила тьма. Бездонная, бесконечная, жестокая и ненасытная тьма. Она рождалась в душах живущих за решеткой чудовищ с обманчивым обликом человека, и сгущалась под сводами угрюмых коридоров. Она касалась и пачкала каждого, кто переступал порог тюрьмы.
Я, Стас и Сеня, скорее всего, не будем исключением.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Среда, 27 января
Когда они подъезжали к стенам тюрьмы, Стас начал то и дело бросать изучающие и пристальные взгляд на Веронику.
По дороге сюда Ника рассказал ему обо всех своих видениях, куклах, которые ни с её друзьями находили, о том, как они следили за Клавдий Фоминой и как пробрались в дом, где проходила сделка между Нестором Беккендорфом и Нифонтом Алсуфьевым.
И про то, как они спасли Раду, а потом Бронислав застрелил Нифонта.
Корнилов был ошарашен известием о том, что «Портной», на самом деле, никуда не уходил все эти годы. Все эти четыре года он убивал…
Стас отчитал Нику за то, что она сразу не пошла к нему, как только увидела воспоминания, касающиеся попытки убийства Людмилы Елизаровой.
Но девушка только постоянно извинялась и твердила, что боялась отвлекать его, не имея достаточного количества информации.
— «А потом все так закрутилось, я торопилась узнать, как можно больше, но когда узнала и пришла… Аспирин сказал, что тебя нет в городе и вообще ты другим делом занят…»- потупив взор проговорила Ника.
Корнилова ощутимо грызла совесть за то, что он вынудил её ехать с ним сюда, в это отвратительное, насквозь пропитанное кошмаром человеческих преступления место. Стас знал, как хорошо, ярко и отчетливо Ника будет ощущать обитающее здесь кровожадное зло. Он знал, какой пыткой для неё окажется пребывания в стенах этого проклятого места, знал — и мысленно ненавидел себя за то, что попросил у неё помощи.
Да Лазовская могла отказаться, но Стас знал, что Ника на это не способна. Её доброта — её проклятие.
А ещё Стас понимал, что «расколоть» кое-кого, заставить признаться в своей лжи и раскрыть секреты своей семьи, о которых поведала в своем рассказе Ника, может только эта синеглазая девочка с сияющими светлыми волосами.
Только Ника обладает уникальной способностью заглянуть в любую человеческую душу и добраться до самых сокровенных тайн.
Вот только касаясь и узнавая чужие тайны Ника, особенно в случае таких людей, как Сильвестр Гольшанский, ступает в непроходимые и вязкие «болота» из мрачных и тяжелых для осознания тайн.
Ника проживает и чувствует, всё то, что видит в прошлом других людей. И это влияет на неё самым пагубным образом.
Именно поэтому Корнилов старается беречь её и до последнего не позволяет ей участвовать в расследованиях, подобных делу о «Сумеречном портном». Он делает всё, чтобы она однажды не «утонула» в одном из таких «болот».
Помимо Сильвестра, Стас также хотел поговорить с Артёмом Солонкиным. Корнилов хотел получить подтверждения сведениям, полученным от Дианы Злотниковой. Хотя, он не сомневается в искренности девушки, аргументы всё же лишними не бывают.
Но, Солонкина Стас оставил на потом, сначала ему был нужно разговорить Сильвестра.
Начальство тюрьмы было покладистым и всячески содействовало. Во-первых, здесь были наслышаны о Стасе и его группе, и среди заключенных «Чёрного дельфина» было немало тех, кто попал сюда стараниями особой оперативно-следственной группы Корнилова.
Во-вторых, здесь все восхищались Сеней и его отчаянной храбростью. Многие встреченные в тюрьме охранники пожимали Арцеулову руку и сыпали комплиментами. Сеня, даром, что брутальный здоровяк, улыбался и даже краснел от удовольствия.
Наблюдавшая это Ника то и дело украдкой улыбалась, радуясь за Сеню.
Сильвестра привели в комнату для допросов. Перед тем, как зайти к нему, Корнилов посмотрел на Нику. Девушка изучающе рассматривала Гольшанского через зеркало Гезелла.
— Мне может потребоваться твоя помощь именно в разговоре с ним, — тихим голосом напомнил Стас.
Ника одарила его пристальным продолжительным взглядом и проговорила:
— Я знаю.
— Ты…
— Я готова, Стас, — ровным голосом негромко ответила Лазовская.
Стас кивнул и повернув ручку двери, вошёл к Сильвестру.
Первое, что Корнилов увидел в глазах Гольшанского — это безмятежность и хладнокровное высокомерное безразличие.
Стас положил на стол папку с документами, которые привёз из Аргентины Коля Домбровский.
— Я ожидал, что вы заявитесь, господин подполковник, — проговорил Сильвестр.
— Неужели? — Стас сел напротив Сильвестра.
— Я не сомневался, что вам станет интересно за что меня пытались убить.
В голосе Гольшанского слышалось слегка издевательское и всё такое же высокомерное бахвальство. Ему в какой-то мере льстил тот факт, что покушение на его жизнь вызвало такой резонанс в тюрьме и во всём МВД. Во всяком случае именно так он сейчас и думал.
— Мне без разницы, кто и за что пытался вас убить, — безжалостно и не без удовольствия «обломал» его Стас. — Меня гораздо больше волнует, как вы объясните вот это…
Корнилов открыл папку и положил перед Гольшанским копии несколько документов. Сильвестр, звякнув наручниками, которыми он был прикован к столу, взял в руки один из листов. Как только его глаза побежали по строкам, Сильвестр изменился в лице.
На смену показательному безразличию, пришло крайней степени удивление и даже нечто, похожее на страх.
Он прочитал документ, затем резко взял другой, поднес к глазам. Стас не без удовлетворения наблюдал за реакцией Сильвестра.
Он видел, что Гольшанский не на шутку разнервничался, и это означало, что Стас попал в цель.
— Не знаю, как вы всё это разнюхали, — ответил Сильвестр, отложив все листы обратно, — но я дальше и слова не скажу без своего адвоката.
— Думаете, ваш адвокат сможет объяснить, зачем вы взяли на себя вину за убийства настоящего «Портного»? — спросил Стас.
— Портной — это я! — вскричал во внезапной вспышке бешенства Сильвестр.
Он дёрнулся из-за стола, но наручники прочно удерживали его, не давая подняться.
— Слышишь, меня мусор вонючий! — проорал с ненавистью Сильвестр. — Это я! Я! Я, мать твою! Я тот самый портной!!! Я убивал эти девочек!!! Я готов двести раз это повторить!!! Чего тебе ещё надо, говнюк?!! Ну, какого х**а ты всё копаешь и копаешь!!! Чёрт бы тебя побрал!
В комнату для допросов вбежали двое охранников в чёрно-оливковой униформе.
— Спокойно! — Стас не оборачиваясь вскинул левую руку.
Охранники нерешительно остановились.
— Всё в порядке, — оглянувшись на них, произнес Стас.
Сотрудники тюрьмы вышли из комнаты, и Стас увидел, что за их спинами стоит Ника. Взгляд её синих глаз был прикован к Сильвестру.
Корнилов подхватился из-за стола и быстро подошел к Нике.
— Ника, подожди пожалуйста за дверью…
— Дай мне с ним поговорить, — Лазовская глядя на Стаса снизу в верх.
— Ника, мы так не договаривались. Ты помнишь, что я тебе говорил?
— Помню.
— И?
— Дай мне с ним поговорить. Пожалуйста.
Корнилов изучающе взглянул на неё.
— Ты хорошо подумала?
— Да.
— Но, я буду рядом.
— По-другому я бы и не согласилась, — пожала плечами Ника.
— Ладно, — вздохнул Стас и обернулся на Сильвестра.
Тот, с подозрением и непониманием, скривив лицо, наблюдал за Стасом и Никой.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Среда, 27 января
Странно и непривычно было видеть лицо Сильвестра Гольшанского, после того, как я вынудила ту волчицу наброситься на него.
Сильвестр смотрел на меня со смесью настороженности и пренебрежения.
— А ты ещё кто? — ворчливо спросил он.
— В данный момент, это не так важно, — ответила я, осторожно сев напротив него.
Стас встал возле стола, между нами. Руки он держал опущенными вдоль тела, чтобы успеть среагировать, если понадобиться.
— Гораздо важнее, — проговорила я, глядя в серо-зеленые глаза Сильвестра, — кто, на самом деле, вы?
— Чего?! — рот Гольшанского скривился. — Ты о чем, малявка?
Он взглянул на Стаса.
— Подполковник, это вообще кто? Ты зачем привел сюда эту соплячку?! А?!
Стас не ответил.
Вместо него говорить продолжила я.
— Сильвестр, я знаю, что вы не Сумеречный портной, — проговорила я.
Гольшанский перевёл на меня тяжелый уничтожающий взгляд.
— Что ты знать можешь, пискля безмозглая? — со злым презрением спросил он.
Я проглотила это оскорбление, и проговорила:
— Достаточно много, господин Гольшанский. Например, я знаю, что вы пытались убить Людмилу Елизарову…
— Я её убил! — прорычал Сильвестр и чуть наклонился ко мне.
Я увидела, как Стас дёрнулся, но я, незаметно для Сильвестра, остановила его движением руки.
— Нет, — ответила я, глядя на своё отражение на радужках глаз Гольшанского. — Вам помешала волчица, которая напала на вас.
И тут глаза Сильвестра округлились от удивления. Но, надо отдать должное. Он сумел быстро взять себя в руки.
— Что ты несёшь?! Какая ещё волчица?!
— Та самая, — чуть улыбнулась я, — которая отобрала у вас ключи от автомобиля и убежала с ними в лес.
Сильвестр начал бледнеть. Но упрямо продолжал сохранять остатки самообладания. Он крепче, чем я думала. Обычно, когда людям говорят в лицо некую правду, о которой, как они думали, никто не знал, это всегда шокирует и сбивает с толку.
А уж качество и продолжительность шока зависит от значимости тайны, которую раскрыли перед человеком, что хранил её.
Как правило, чем страшнее или невероятнее раскрытый секрет, тем глубже потрясение.
— Ну и фантазия у тебя, девочка, — проговорил Сильвестр.
Но едва-едва подрагивающий голос Гольшанского выдавал его состояние.
— Уверены? — я чуть подалась вперёд.
Сильвестр смотрел мне в глаза и в этот раз его лицо буквально перекосило.
— Не может быть… — шепнул он едва слышно.
Он тут же отстранился и затряс головой, словно пытаясь отогнать какое-то наваждение.
Стоящий рядом Стас тоже слушал с неослабевающим внимание — историю про волчицу он уже знал, но без особых подробностей.
— Раненая вами Людмила сбежала от вас же в лес, — продолжала я, — вы кричали ей вслед…
Я нахмурила брови и потом, вспомнив, проговорила:
— «Ты подохнешь здесь! В этом лесу! Тебя даже не найдут, грязная шл**а! Дрянная ты подстилка!»
Я внимательно следила за лицом Сильвестра. Гольшанский буквально пожирал меня взглядом.
— Что за фокусы? — прорычал он. — Вы что… вы что следили за мной? Как? Каким образом?!
— Это не важно, — вмешался Стас. — Сейчас имеет значение, чтобы вы сказали правду.
— Правду? — скривился Сильвестр. — Какую ещё правду?! Вы и так уже знаете, гораздо больше, чем я думал!
— И даже больше, — вздохнув, добавила я.
Гольшанский снова уставился на меня.
— Вы помогали Портному в совершении преступлений, — продолжала тихим и грустным голосом.
— Что за чушь?!
— Вы даже принудили Нифонта Алсуфьева помогать вам в этом — шить платья для ритуалов, которые проводил убийца.
— Что?! Причем тут ещё Алсуфьев? Он начальник службы безопасности в моем банке…
— И по совместительству ваш внебрачный сын, — вставила я.
Сильвестр буквально подавился воздухом.
— Однако вас всегда раздражал факт его существования, — беспощадно, но с печалью в голосе продолжала я. — вы заставляли себя смирится с тем, что вы являетесь его отцом.
Я сделала небольшую паузу.
— Однажды Нифонт назвал вас отцом, и вы ударили его, и накричали… Вы тогда сказали… «Ты родился от меня, но лишь потому, что двадцать пять лет назад я подвозил твою мать до дома…». Помните?
Судя по выражению лица Сильвестра, он помнил. И сейчас ему, видимо, стало по-настоящему страшно.
— Да кто ты… Кто ты, чёрт побери, такая?!
Я позволила себе кроткую улыбку и ответила:
— Скажу, если признаетесь.
— В чем?! В чём, твою мать, ты хочешь, чтобы я признался?!
— Что вы не «Сумеречный портной», — не реагируя на его злость, — мягко ответила я. — Вы помогали ему, и Алсуфьев тоже, но вы — не «Портной». Я уже дала вам понять, что знаю это наверняка.
Тут к Сильвестру вернулось самообладание и выдержка.
— Так в чём же дело? Зачем тебе моё признание, девка?
— Потому что настоящий убийца до сих пор на свободе, — ответила я, глядя в глаза Сильвестра, — а вы его покрываете.
— Кроме твоих… фантазий, у вас нет это никаких доказательств, — голос Гольшанского был перенасыщен ядом.
— Вы же понимаете, что его всё равно поймают, — проговорила я.
Возможно я занимаюсь пустым делом, что пытаюсь достучатся до сознательности Сильвестра, но мне правда очень хотелось, чтобы он понял. Я была бы безмерно рада, если бы люди вроде Сильвестра в какой-то момент смогли осознать и понять весь ужас и кошмар своих деяний! Понять, сколько непростительных проступков они совершили и отказаться от совершения новых злодеяний!
— Он ведь уже не сможет остановится, — продолжала я. — И вы это знаете, Сильвестр. И если вам наплевать на всех окружающих людей, то подумайте, хотя бы, о своей внучке!
— Что?! — фыркнул Сильвестр. — С обеими моими внучками всё в порядке!
— Вы уверенны, что у вас их две? — проникновенно спросила я.
Я старалась не смотреть в сторону Стаса, который, кажется, опешил не меньше Сильвестра.
— Ты что городишь, пискля белобрысая? — прорычал Сильвестр.
— Вы знали, что ваш сын причастен к групповому изнасилованию?
— Врёшь! — Удивление и злость Сильвестра были неподдельными.
Надо же, его дорогой сынок ничего ему не говорил, про тот вечер, когда изнасиловал мать Рады Любинской?
— Нет, — качнула я головой. — Не вру. И вы уже должны были понять, что я знаю о вас гораздо больше, чем вы могли бы представить.
Конечно, я точно не знала. Я лишь предполагала такой поворот событий, отталкиваясь от такой вероятности. Фактически я импровизировала, но… от мысли, что есть подобная вероятность, что маленькая Рада может оказаться дочерью… одного из насильников её матери, который ещё и окажется страшным убийцей… От этой мысли меня пробрал внезапный озноб!
Я поднялась из-за стола и направилась к двери.
— Эй, ты куда это собралась?! — заорал Сильвестр.
Он попробовал подняться, но его удержали цепи.
— Слышишь?! Эй! Я с тобой говорю! А ну вернись, дрянь белобрысая! Повтори, что ты сейчас сказала?! Какая ещё внучка?! Эй, вернись, я сказал!
Он истошно и яростно кричал мне в след, громко звеня наручниками.
Я вышла из комнаты допросов и, закрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнула.
От захлестнувшего меня напряжения и переживаний кровь интенсивно пульсировала в венах, гулко стучало в висках и слегка подрагивали пальцы на руках.
Следом за мной вышел Стас. Он подошёл ко мне, я быстро обернулась и увидела на лице Корнилова ошеломление.
— Ника, что это сейчас такое было?! — спросил Стас, пристально глядя на меня. — Кого изнасиловал сын Сильвестра? У него правда есть внучка?
— Я… я не знаю, — ответила я. — Орест Гольшанский несколько лет назад изнасиловали некую девушку, Валентину Любинскую. И потом, после этого, она родила дочь, Раду…
Я рассказала Стасу про тот злосчастный день, когда Брон вёз Валентину в больницу и про то, как она погибла.
Стас закрыл лицо ладонями.
— Тебе категорически нельзя оставлять без присмотра, Ника, — тяжело проговорил он. — Стоит только отвернуться, как ты уже влипнешь в какую-нибудь историю!
— Прости, — виновато пискнула я.
— Ника, есть ещё что-то о чем я должен знать? — спросил Стас.
— Нет, — вздохнула я, думая о том гараже, в котором меня заставил раздеться Карабанов. — Нет…
— Уверена? — спросил Стас, с лёгкой издевкой. — Почему ты мне не рассказала про Алсуфьева? Что он сын Сильвестра?
— Прости, — снова повторила я, чувство вины было подобно следам от пощечины. — Я… я просто… после всего, что происходило… Я…
Я не знала, что сказать в свое оправдание. На глазах у меня появились слёзы, перед глазами все начало стремительно расплываться.
— Прости… — всхлипнула я. — Я забыла тебе сказать… просто столько всего…
— Я понимаю, это ты меня прости, — сочувственно произнес Корнилов, погладив меня по голове.
Он оглянулся на зеркало Гезелла, я тоже посмотрела туда. Там, за стеклом, Сильвестр Гольшанский беззвучно кричал и неистово стучал кулаками по столу.
— Ты выбила его из колеи, своими словами про внучку, — проговорил Стас.
— Это только мое предположение, — напомнила я. — Рада могла родиться от любого из тех насильников…
— Но мы будем придерживаться твоей версии, — проговорил Стас, взглянув на меня. — Она отлично подействовала на Сильвестра.
— Хорошо, — кивнула я.
Он ринулся к двери допросной, но когда я последовала за ним, остановил.
— Нет, — твёрдо сказал Корнилов. — Не нужно… Ты сделала то, что должна была.
Стас улыбнулся мне.
— Дальше я сам.
— Ладно, — я пожала плечами. — Как скажешь…
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Среда, 27 января
Как только он вернулся в допросную Сильвестр немедленно вскричал:
— Где она?! Где эта белобрысая дрянь?! Приведи её сюда, подполковник! Пусть немедленно объяснит! Я хочу знать про какую внучку она говорила! И кого изнасиловал мой сын?!!
— Тогда заткнись, сядь и слушай, — проговорил ему Стас.
Сильвестр обжог Стас взглядом, но всё же опустился на стул.
Корнилов садится на стал, оставшись стоять над Сильвестром.
— Поговорим о приюте «Зелёная колыбель»? — спросил Стас.
Гольшанский в ответ криво усмехнулся.
— Разнюхали, всё-таки…
— Портной продолжал убивать девочек все эти годы, — Стас не спрашивал. — За девочками, обычно, приезжал ты или Нифонт.
Гольшанский посмотрел в глаза Стасу, и Корнилов понял, что они с Никой вышли на верный путь. И более того, вот-вот подберутся к истине.
— Если вы знаете про приют, — ответил Гольшанский, — вы должны знать и о Беккендорфе.
— Мы о нём знаем и ищем его, — кивнул Стас. — Скажи, Сильвестр, а не ты ли подсказал этому подонку устроить в приюте подпольный бордель для богатых педофилов?
— Нет, — скривился Сильвестр, — девочки меня интересовали только ради ритуалов.
Он хмыкнул и покачал головой.
— Я видел новости. Такого количества арестов среди чинуш и олигархов наша Русь давно не видела…
— Толи ещё будет, — протянул Стас.
— Только о новой социалистической революции не мечтайте, подполковник, — ответил Сильвестр. — Вы, вроде, не похожи на идиота.
— Оставим политику, — предложил Стас, — кто эта женщина, ради которой вы и Портной совершали эти убийства?
Сильвестр отвёл взор. Стас подошел к столу:
— Сильвестр! Кто эта женщина?! Зачем ей эти убийства?! Зачем ей смерти девочек?! Отвечай!..
— Я не могу!.. — прорычал Сильвестр и поднял взор на Стаса.
Не смотря на то, что его лицо искажала злость, Корнилов отчётливо разглядел в глазах Гольшанского неподдельный страх. Не тот страх разоблачения, который появился у него от слов Ники и не тот удивленный взгляд, когда девочка рассказала про то, чего никто знать не мог априори. Нет, сейчас в глазах Сильвестра засел самый настоящий ужас перед чем-то неотвратимым и колоссально кошмарным.
Так чего же так может боятся безжалостный и хладнокровный подонок, вроде Сильвестра Гольшанского? Особенно, если учитывая, что Людмила не первая любовница, которую он «наказал» или, вернее, пытался «наказать».
— Вы не понимаете, куда лезете, подполковник! — в глазах Сильвестра подрагивали лихорадочные блики. — Она… она- это, нечто гораздо более худшее и опасное, с чем вы когда-нибудь могли бы столкнутся!..
Стас не перебивал его.
— Эти девочки… они…
Он не смог договорить и замотал головой.
— Сильвестр, договаривайте, — приказал Стас.
Но Гольшанский упрямо покачал головой.
Корнилов вдруг ощутил, что его переполняет странное мрачное и угнетающее чувство. Оно, подобно отравленному воздуху, стремительно заполняло комнату для допросов. Нечто невидимое и не осязаемое, вызывающее гадкое и мерзкое предчувствие приближающейся беды. Оно стремительно крепло, росло и накапливалось.
Стас почувствовал, как внезапно стало тяжело дышать и как замедляется его сердцебиение. Корнилова пронзил истинный ужас, он вдруг осознал, и эта мысль крепко засела в голове, что он может погибнуть. Прямо здесь, сейчас. Просто взять и умереть.
Судя по виду, с Сильвестром происходило что-то похожее.
И в этот миг дверь в комнату отворилась, Стас обернулся и увидел вбегающую Нику.
Корнилов что-то крикнул ей, но с удивлением обнаружил, что у него нет сил кричать.
Его тело стремительно слабело, лицо покрывалось жаркой испариной, а ноги подкашивались.
Ника бросилась к Стасу, схватила его за руку и Корнилов, словно, глотнул свежего чистого воздуха.
Странное наваждение исчезло, испарилось будто его и не было. Корнилов увидел, как Ника, отпустив его, подошла к обмякшему Сильвестру и теперь коснулась его руки.
Как и Корнилов, Гольшанский мгновенно пришел в себя.
— Чёрт возьми!.. — выдохнул он. — Что же вы наделали, мать вашу…
Он нервно сглотнул.
— Теперь она всё знает… — Гольшанский ошарашенно покачал головой. — она знает про вас…
— Сильвестр, — промолвила Ника.
Он посмотрел на неё.
— Вы можете помочь остановить её и прекратить весь этот ужас. Вы же сами страдаете, наверняка страдает и вся ваша семья. Ради себя, вашей матери, вашего сына и вашей внучки, которой нужна семья… Прошу, помогите нам.
— Не могу… — процедил Сильвестр. — Не могу!..
— Тогда хотя бы скажите, как мы могли бы…
— Беккендорф! — морщась как от невыносимой боли, процедил Сильвестр. — Найдите Нестора Беккендорфа! У него… у него есть записи…
— С клиентами его борделя? — спросила Ника.
— Чёрт! Не только… У него есть… записи, которые вам нужны…
Стас с потрясением наблюдал за Сильвестром. Гольшанский явно говорил через силу. Словно, нечто мешало ему и удерживало его от дальнейших разговоров.
Стас вспомнил рассказ Ники о той ферме, где чуть не убили Раду Любинскую и о той же странной рыжеволосой женщине, которая, если верить Нике, буквально излучала некую «уничтожающую и удушающую ауру». Стасу стало по-настоящему жутко.
— Записи, на которых всё видно… — продолжал Сильвестр.
— Что видно? — спросила Ника.
— Всё… всё, что вам нужно… — выдавил Гольшанский.
Затем, вдруг, он странно подавился и, соскользнув со стула повис на наручниках возле стола. Тело его конвульсивно задёргалось, глаза закатились, а через стиснутые зубы проступила пена.
— Врача сюда! — открыв дверь допросной, проорал Стас.
Но, когда в комнату ворвались сразу двое сотрудников медчасти, они увидели Нику, которая сидела возле неподвижного Сильвестра и, держа ладони на его лице, что-то умиротворяюще шептала.
Присмотревшись, Стас с удивлением обнаружил, что Сильвестр спит.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Среда, 27 января
— Это всё она, та женщина, Стас, — убежденно проговорила Ника, когда они снова оказались в машине.
— Ты увидела её в воспоминаниях Сильвестра?
— Не четко, но да, — кивнула я.
— Что там такое происходило? — вмешался, молчавший до поры, Сеня. — Что с Сильвестром?
— Эпилептический припадок, — будничным тоном ответила я.
— Он же вроде не эпилептик, — недоуменно сдвинув брови, проговорил Арцеулов.
— Я тоже, — хмыкнул Стас, — но, если бы не Ника… скорее всего, я бы валялся рядом с Сильвестром.
— Это всё она, — снова повторила Ника. — Я не знаю, как это объяснить Стас, но это она… Она во всём виновата и именно она принуждала Сильвестра и Нифонта помогать ей…
— Значит «Сумеречный Портной» — та рыжеволосая баба, с которой столкнулась Ника на той ферме? — спросил Арцеулов.
— Не совсем, — проговорила я, — я бы сказала, что… «Сумеречный Портной» — это сразу несколько людей.
— Угу, — кивнул Сеня, — Сильвестр, Нифонт, эта рыжеволосая ведьма… кто ещё?
Я посмотрела на Стаса, тот пожал плечами.
— Это нам теперь и предстоит выяснить, — он сдал назад, и развернул автомобиль, — у кого самые главные роли.
— И поможет нам в этом Беккендорф. — вставила я.
— Его и след простыл, мы нигде не можем его отыскать, — уныло и раздосадовано ответил Арцеулов.
— Да, но вы искали его без меня, — с толикой ехидного самодовольства, ответила я.
Стас понимающе усмехнулся, Сеня тоже довольно заулыбался.
— Стас, а с Солонкиным ты поговорил? — спросил Ацеулов, когда мы отъехали достаточно далеко от тюрьмы.
— Да, — кивнул Стас, — всё подтвердилось. Диана не соврала.
— Как она там, кстати? — спросила я.
— Жить будет, — кивнул Стас. — ФСБ о ней позаботятся.
— Надеюсь, они устроят Гудзевичу хорошенькую взбучку, — мстительно проговорил Сеня. — Нашу страну давно пора очистить от все этой преступной требухи из 90-х…
— О-о, Сеня, — усмехнулся Стас, — это не так просто… Развалить и изгадить страну было делом нескольких дней и пары-тройки лет, а вот навести порядок… Я думаю, ещё следующему поколению с этим «наследием» хватит проблем с головой.
— Мы вас не подведём, — кротко улыбнувшись, заметила я.
Стас взглянул на меня в зеркало заднего вида.
— Не сомневаюсь, — ответил он.