СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 28 января
Москва росла из-за горизонта, куда устремлялось прямое, как стрела шоссе. Столичные высотки медленно и неторопливо поднимались на фоне зимнего неба, напоминавшего по цвету залитую водой белую бумагу.
С унылого беспросветного небосвода привычно осыпался снег. Стас надавил ногой на педаль акселератора, его внедорожник ринулся вперёд, обгоняя едущие впереди автомобили.
Ожил мобильный телефон, Корнилов взял трубку. Бросил взгляд на заднее зеркало, увидел спящую на заднем сидении Нику. Бедняжка совсем выбилась из сил, она ведь даже не отдохнула после всего пережитого ею.
— Да? — вполголоса произнес Стас в трубку.
— Стас, — голос Аспирина отдавал угрюмой тяжестью, — вы где?
— Подъезжаем к Москве, — настороженно ответил Стас. — А что?
Аспирин вздохнул в трубку.
— Что ты узнал от Сильвестра Гольшанского?
Стас вздохнул. За этот визит в «Чёрный дельфины» он больше узнал от Ники, чем Сильвестра.
— Если я правильно понял Сильвестра и Нику, за убийствами стоит какая-то женщина.
— Случайно не та, которую Ника встретила на той ферме? — с подозрением спросил генерал Савельев.
— Она самая.
— Чёрт… Гольшанский ответил, зачем ей убийства девочек?
— Ритуалы, — коротко ответил Стас. — Ничего нового.
— Ясно… Её имя он не назвал?
— Нет, — Стас задумчиво смотрел на разрастающийся над линией горизонта города. — И когда он попытался рассказать про неё…
Корнилов вкратце изложил Аспирину всё, что случилось с ним и Гольшанским во время разговора об это таинственной особе.
— Звучит жутко, — оценил Аспирин. — Есть мысли по этому поводу?
Стас вспомнил Амалию Марсову и то, что рассказывала Ника.
— Боюсь, товарищ генерал, что это у этого явления такая же природа, как… как у Ники.
— То есть необъяснимо? — слегка раздраженно спросил генерал.
— Так точно.
— Жаль. У нас новое убийство, Стас…
Стас шумно вздохнул, психологически он был готов услышать нечто подобное в ближайшее время, но не думал, что это случится так скоро. Но это было вопросом времени. Просто потому что, если Ника и её друзья сорвали одно убийство, «Сумеречный портной», сколь бы обличий он ещё не имел, обязательно попытается убить снова.
— Сколько жертв?
— Двое, — вздохнул Аспирин. — Подчерк тот же… Зеленые платье из вискозы, пуговицы на глазах, зашитые рты и…
— Красные нити, — закончил Стас.
— Да, верно, — нехотя и недовольно проговорил Аспирин.
— Какой адрес?
Генерал продиктовал ему адрес, где были найдены тела.
— Мы сейчас будем там, — пообещал Стас.
— Торопись, Стас, — ответил генерал. — Мы не сможем долго держать это в тайне. А как только все узнают, что посадили не того, что один из самых страшных убийц до сих пор на свободе… ты не представляешь, что здесь начнется! Давай…
Аспирин отключился.
— Очень даже представляю, товарищ генерал, — проговорил Стас в телефон и поставил его в держатель.
***
На месте преступления, они были через двадцать с лишним минут.
Портной убил в одном из столичных скверов, на окраине города.
Стас увидел красно-белые ленты, ограничивающие проход посторонних и стоящих перед ними полицейских, которые отгоняли жителей этого района.
Корнилов припарковал автомобиль на максимально доступной близости. Оглянулась на Нику, Лазовская молча вышла из автомобиля. Следом за ней выбрался Сеня, а за ним Стас.
— Граждане пожалуйста, сохраняйте спокойствие! — звучал предупреждающий голос одного из полицейских.
Но столпившиеся перед натянутыми, красно-белыми лентами люди успокаиваться категорически не желали.
— Что здесь случилось?! Почему нам ничего не говорят?! — требовательно кричала какая-то женщина средних лет.
— Мы имеем право знать! — вторила ей другая, постарше и с короткой стрижкой.
— Это полицейский беспредел! — заявил парень с длинными волосами и серьгой в ухе.
Услышав последнюю фразу, Стас почувствовал нарастающее раздражение.
Этот волосатый «борец за права», видимо, не имеет никакого представления о полицейском беспределе.
Вот когда дорожная полицая начнёт высаживать стекла в машинах и выволакивать водителей из машины, чтобы надеть на них наручники, попутно избивая дубинками, это будет беспредел.
Когда всякого рода неадекватных демонстрантов, большая часть из которых далеко не всегда понимает против чего они бастуют, будут беспощадно расстреливать из водометов и травматического оружия это будет беспредел. А пока что, российской полиции ещё очень далеко до мер, которые на официальном уровне применяют в правоохранительных органах «цивилизованных» стран.
За океаном, так вообще, любого, кто осмелился бы вот так орать на полицейского уже двадцать раз положили бы лицом в снег и надели наручники.
Втроем они подошли к ленте, Стас показал удостоверение и его, вместе с Никой и Сеней пропустили на огороженную территорию.
Полиция из местного ОВД уже была здесь. Эксперты-криминалисты, в белых комбинезонах, сосредоточенно фотографировали стоящее в глубине сквера кряжистое ветвистое дерево. Яркие сине-белые вспышки их фотоаппаратов мистическими сполохами сверкали из-за ветвей и стволов деревьев скверика.
Дерево, вокруг которого работали криминалисты и стояли другие полицейские, отличалось от других. И дело было не только в плотных густых росчерках красных линий, которыми были перечеркнуты его ветви. Дело было в самом виде этого дерева, в цвете его коры. Стасу она казалась куда темнее коры остальных деревьев. Словно совершенное подле него отвратительное жуткое зло впиталось корнями этого дерева и наполнило его изнутри. Даже студеный январский воздух, наполненный зимней свежестью, твердел и уплотнялся, пока Стас, Ника и Сеня шли к дереву с красными нитями. А возле самого дерева даже дышать становилось трудно.
Тёмное, почерневшее дерево росло с каждым шагом, который приближал Стаса. Всё больше оно со зловещим величием возвышалось над округой. Корнилов уже мог отчётливо различить неподвижные силуэты двух девочек, подвешенных на красных нитях. Одна из них была в красном пальтишке, и красные нити на нём были незаметны. Из-за этого казалось, что прямые, натянутые как струны, красные нити пронзают её хрупкое тонкое тело насквозь.
Стас остановился, не дойдя до дерева с телами девочек, каких-то пять-шесть шагов. Арцеулов прошел чуть дальше и тоже остановился, удивленно оглянулся на Стаса.
Корнилов внимательно, с отвращением, рассматривал опутанное красными нитями дерево. Кроваво-красные путы, словно впиваясь в древесную кору, перетягивали растопыренные в стороны ветки дерева. И казалось, даже что дерево застыло в немом усилии разорвать их. Оно, как будто, было живым и, осознавая всё происходящее, в ужасе тщилось избавиться от связывающих его ветви кошмарных красных нитей.
Стас глубоко вдохнул застоялый пустой, как будто омертвевший, холодный воздух.
Кошмар четырёхлетней давности официально вернулся. «Сумеречный портной» вернулся и вновь начал убивать.
Дерзко.
Нагло.
Показательно.
Мимо Стаса прошла Ника, Стас перевёл взгляд на спину девочки. Лазовская, не подходя слишком близком к дереву, медленно обошла его по кругу.
Корнилов, чуть прищурив глаза, пристальным взглядом следил за ней. Он вспомнил, как кошмарное наваждение, едва не погубившее его и Сильвестра, схлынуло, как только Лазовская вошла в допросную. Он вспомнил все предыдущие дела, в которых Ника помогала ему, и вдруг подумал, что в этой девочке, помимо всех её способностей, есть что-то, что помогает ей стойко противостоять тому кромешному и беспощадном злу, с которым сталкивается их особая группа и другие полицейские.
В Нике, Стас только сейчас внезапно понял это, помимо её необъяснимых способностей, есть какая-то частица… света. Кусочек неиссякаемого сияющего белым светом добра, который, подобно фонарю в глухую ночь, разгоняет густой беспросветный мрак зла, то и дело возникающий на пути у синеглазой девочки.
В ней есть что-то такое, какая-то внутренняя сила, которая помогает ей противостоять самому ужасному человеческому злу, ступать в его глубины и неустанно возвращаться назад.
И, возможно, конечно, что это лишь восторженная чушь, но Стасу казалось, что именно Ника лучше них всех сможет противостоять подобным противоестественным кошмарам, как тот, что сейчас возвышается перед ними. Она одна может не просто пережить и выдержать его, Лазовская может его преодолеть и… превозмочь.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 28 января
Их звали Лена и Таня. Они были подругами и возвращались из музыкальной школы, на которую ходили вместе. У каждой из них были свои мечты, которые они нередко взахлеб обсуждали друг с другом, наедине. Каждая из них была окружена заботой и любовью своих родителей, у каждой из них было бесчисленное количество светлых, добрых и счастливых воспоминаний.
И теперь — это, всё, что от останется в памяти нашего мира. Теперь их нет. Нет их мечты, нет любви, в которой они росли. Никто больше не услышит их радостного смеха или, как они музицируют дома, выполняя домашнее задание.
Их матери больше не поцелуют их, провожая утром в школу, больше не порадуются вместе с ними их успехам, больше не смогут с любовью провести рукой по их волосам и просто пожелать спокойной ночи. Больше никогда… теперь их нет, кое-кто отнял их жизни, отнял их у их семей. Кое-кто вырвал их, как цветы из клумбы, вместе корнями, бросил на асфальт и с ожесточением растоптал. Кое-кто, в угоду своей прихоти, казнил двух обычных школьниц, которые ещё даже не начали толком жить.
Сейчас их воспоминания беспокойной стаей бабочек кружили в моей голове, вспыхивая то одним, то другим эпизодом из жизни Тани и Лены.
Я не заливалась слезами, наблюдая счастливые моменты из жизни девочек, я старалась удержать это в себе. Стерпеть и выдержать всю ту горечь и тяжесть, которые вызывало осознание, что эти девчонки были лишены возможности просто жить. Возможности, которая, по справедливости принадлежит каждому от рождения.
Я остановилась, рядом с деревом. Не обращая ни на кого внимания, я медленно подняла взгляд, и внимательно оглядела его от корней до самых верхних веток.
Всё было точь-в-точь, как и раньше. Он, или они, ни на йоту не отступали от привычного образа. С того момента, как начались первые убийства, менялось лишь количество жертв, но всё остальное оставалось прежним. Пуговицы на вечно закрытых глазах девочек, зашитые рты, красные нити… и бесконечная убийственная печаль, которую вызывало совершенное преступление.
В какой-то степени я была виновата в гибели этих двух подружек. Таня или Лена погибли, потому что я не дала принести в жертву Раду. И теперь та Рыжеволосая… kurwa, потребовала вдвое больше жертв!
Я сосредоточилась на воспоминаниях. Я звала их, трогала, касалась и призывала к себе. Давайте девочки, прошу вас!.. Покажите, кто это сделал с вами!.. Вы ведь должны были что-то запомнить перед!.. как вас не стало… Пожалуйста! Пожалуйста!.. Умоляю, покажите мне хоть что-то! Дайте нам способ прекратить этот кошмар!!!
Прозвучит цинично и жестоко, но воспоминания на месте свежего преступления, могут дать мне куда больше информации, чем давние злодеяния. Воспоминания, со временем, теряются и иссякают, становятся обрывистыми и, в конце концов, в них остаются лишь несколько самых ярких моментов. Во многом это похоже на воспоминания любого живого человека о том или ином событии из его жизни или на воду, которая с течением времени медленно, но не отвратимо испаряется.
А здесь, сейчас, возле этого дерева воспоминания этих убитых девочек ещё хранили множество подробностей из их жизни. И особенно из последних минут жизни…
Я собралась с духом и впустила их в себя. Я позволила себе утонуть в них, провалится в их бездну и увидеть.
Бесцветный, серо-белый день. Почти пустой заснеженный скверик и две хихикающие девчушки, что шли из музыкальной школы.
Одна из них предложила, перед тем, как идти домой, забежать в супермаркет. А он находился с другой стороны от скверика, нужно было всего лишь пересечь скверик…
Они знали его и этот район с детства. И полагали, что сквер не представляет для них опасности.
С горечью и безысходностью я наблюдала, как девочки решились срезать путь через скверик.
Беспечность, один из худших врагов человека. Во многом, даже в повседневной жизни, она становится причиной многих неудач, бед и иногда, даже таких трагедий.
Я увидела, как их позвала какая-то женщина. Я затрепетала от гнева, узнав голос рыжеволосой гадины, с которой я столкнулась на той ферме!
С тяжким сожалением я видела, как подружки согласились помочь женщине, которая попросила их помочь ей найти упавшее в снег кольцо.
Хорошо и правильно воспитанные девочки, конечно же, с готовностью согласились.
Мужчина в развевающемся широкополом пальто внезапно и быстро оказался рядом с ними.
Он замахнулся с чем-то продолговатым и обрушил этот предмет в голову одной из девочек, Лены. Татьяна обернулась, затем бросилась бежать. Но рыжеволосая женщина поймала её на бегу, скрутила руки и рявкнула мужчине:
— Бей!
Ему не требовалось повторять. Он подошёл к Тане и, не обращая внимания на её слезны и мольбы, с ожесточением ударил девочку по голове тем самым предметом, которым секунду назад убил её подругу.
Кровь Тани брызнула на снег…
Воспоминание исказилось, словно, смялось, скомкалось и вдруг преобразилось. Рыжеволосая, та самая, вновь обнаженная стояла босиком на снегу на одной из ветвей.
Она странно шевелила руками, как будто призывала кого-то или что-то. Меня сковала нервная оторопь, я застыла на месте и пристально уставилась на женщину с гривой темно-рыжих волос. Как и в прошлый раз они, словно живые, расплывались и извивались на ветру.
Но поразило меня не это, а то, что происходило с телом, с кожей рыжеволосой. Может мне, конечно, это привиделось, может я не могла детально разглядеть, что именно с ней происходит, но сейчас мне казалось, что её тело меняется.
Будучи сутулой, она вдруг распрямилась. Проступающие через неприятно обвисшую кожу кости, скрываются, скрадываются нелицеприятные очертания. Её кожа, которая с к моему удивлению оказалась одряхлевшей, старческой и болезненной тоже менялась.
Изменялся оттенок, кожа рыжеволосой становилась упругой, гладкой и… молодой!
От последней мысли меня бросило в жар!
Нет… Нет, я себе всё это выдумала! Не может быть того, что мне привиделось! И мне, похоже, правда это лишь привиделось. Потому что уже через мгновение воспоминание надломилось и резко преобразилось.
Рыжеволосая уже была на земле, стояла босиком в снегу. Её буйные темно-рыжие волосы развевались по ветру. А мужчина в пальто заботливо кутал её в шерстяное одеяло.
— Мне нужно больше… — услышала я едва ли не плачущий голос рыжеволосой. — Слышишь? Этого не достаточно! Мне нужно больше! Понимаешь?! Больше!!
Голос её становился все более истеричным, и она начинала кричать. Я осознала, что она боится. Эта жуткая женщина, которая едва не убила меня, Раду и Леру с Лёвой, по-настоящему, до слёз боится!
Но, чего? Как может она чего-то боятся?! Она же чудовище, это ей нужны гибели этих несчастных девчонок! Это всё она!.. Что же её пугает?!
И тут рыжеволосая, вцепившись в лацканы пальто мужчины, лихорадочно прошептала:
— Время! У меня больше нет времени! Мне нужно ещё!..
— Я знаю, любимая, — твёрдо ответил мужчина в пальто, целую руку женщины. — И ты их получишь, я обещаю!
От того, как клятвенно прозвучало подобострастное обещание мужчины в пальто, меня пронзило будоражащим чувством страха. Страха перед осознанием того, что он убивает ради неё, и будет с удовольствием убивать дальше. Снова и снова. Как и все прочие, похожие на «Портного», он не остановится. Не сможет, не перестанет. Он вновь и вновь будет убивать, для неё… ради неё.
Обрушившаяся на меня истина едва не сбивала с ног шокирующим открытием!
Потрясенная, я наблюдала, как мужчина с невероятной любовью и обожанием обнимает и утешает рыжеволосую. Кто бы мог подумать, что один из самых страшных и жестоких убийц, способен проявлять такие нежные чувства! Ведь, становилось очевидным — Портной одержим ею, этой рыжеволосой стервой.
Я пыталась увидеть лицо мужчины. Я пыталась прорваться через толстую и вязкую пелену смешивающихся воспоминаний, но не могла. Это было равносильно тому, чтобы руками вычерпывать озеро в надежде добраться до дна.
Чем больше я пыталась добраться до лица мужчины в пальто, тем дальше он «погружался» в глубину. Я увидела, как он подводит рыжеволосую к машине, темному внедорожнику, и как открывает для её дверцу. Я вгляделась в номерной знак автомобиля, но и он безнадёжно расплывался так, что различить что-то было невозможно.
Зато, вместо этого, я отчётливо увидела, что перед тем, как сесть за руль Портной, что-то достал из автомобиля и направился с этим предметом куда-то в глубь сквера.
Воспоминание «утянуло» меня следом за ним. Портной остановился возле люка, присел и, приподняв одной рукой крышку поднёс к отверстию предмет в другой руке.
Этот предмет, к счастью, я смогла разглядеть. И в одно мгновение узнала его. Ну, ещё бы! Ведь всего лишь вчера я прилюдно вручала его жестокому серийному детоубийце!
Это была та самая алебастровая башня с короной, тот самый сувенир от нашей школы.
Когда воспоминание, привычно, вышвырнуло меня обратно в наш мир, я несколько секунд стояла в прострации, глядя перед собой.
Я вспомнила, как он улыбался, как смотрел на меня, когда я уже селя рядом с Мироном. Я вспоминала взгляд, каким смотрел на меня Орест Гольшанский. Я полагала, что после его участия в групповом изнасиловании несчастной Валентины Любинской, ничто уже не сделает его хуже! Как же я фатально заблуждалась…
— Ника.
Я оглянулась. Стас с опаской разглядывал меня.
— Что-то увидела?
Я посмотрела в серо-стальные глаза Корнилова и увидела там жажду. Стас жаждал поймать его, изловить это чудовище. Корниловым двигало сразу две веских причины: прекратить кошмарные убийства несчастных детей и поквитаться с Портным за то, что тот так ловко одурачил его, Стаса, и всех остальных, кто занимался тем расследованием.
Корнилов ощущал вину за то, что позволил себе успокоится, за то, что все эти годы не искал его, не пытался найти правду. А просто поверил, что он ушёл.
Тем больше было чувство досады, что Стас по опыту ведь отлично знал, что такие, как Сумеречный портной сами не уходят и не прекращают свои злодеяния.
— Я его нашла, Стас, — тихим, лишенным эмоций голосом произнесла я.
Лицо Корнилова преобразилось, взгляд заискрился нескрываемым рвением.
Я рассказала Стасу об увиденном, и Корнилов немедленно приказал обыскать люк, на который я указала.
Я стояла рядом, глядя на то, как двое полицейских с фонарями осторожно спустились в люк по металлической лестнице.
Когда они скрылись из виду, я инстинктивно подалась к краю люка. На мое плечо немедленно опустилась широкая длань Стаса.
В моей груди взволнованно подскакивало сердце, где-то в области легких собиралось неуютное, нервирующее чувство. Как будто внутри тела образовался жесткий, быстро раздувающийся комок. Подобное чувство нередко возникало у меня, когда мы со Стасом близко подбирались к раскрытию очередного тайны. Когда были на пороге открытия очередного опасного, зловещего и даже омерзительного секрета. Когда были в шаге, от раскрытия очередного злодеяния.
Мое дыхание учащалось. Я слышала, как полицейские поднимаются наверх. Когда первый из них, весь перепачканный грязью, выбрался наверх он немедленно протянул Стасу обнаруженный внизу, среди труб предмет — сувенирный самодельный кубок в виде башни с короной. Тот самый нелепый презент, который наша школа, в моем лице, вручила Оресту Гольшанскому.
Корнилов взял кубок из рук полицейского, с задумчивым видом оглядел и вопросительно взглянул на меня.
Я молча кивнула, не отводя взгляда от кубка с короной. На его навершии темнела запекшаяся кровь. Я протянула руку к кубку, едва кончики мои пальцев соприкоснулись с поверхностью «башни», как мир передо мной разорвался вспышкой белого света. Я вновь увидела, как Сумеречный портной убивает «кубком» Татьяну, воспоминание повторилось почти точь-в-точь, с той только разницей, что теперь я отчетливо видела лицо мужчины в пальто. Я уже не удивилась, узнав в нём Ореста Гольшанского. Воспоминание оборвалось, я с удивлением обнаружила себя дрожащей в руках Стаса. Корнилов бережно обнимал меня, надежно удерживая меня в своих руках.
Меня сразила резкая и удивительная слабость, все тело охватил озноб и показалось, что у меня даже поднялась температура. На мгновение, я подумала, что это сказывается моя «сказочная» ночь посреди зимнего холодного леса. Но, через пару секунд, неприятное чувство исчезло.
— Ты как? — участливо спросил Стас. — Что ты увидела?
— Н-нормально… — мой голос звучал приглушенно и тяжело, мне как будто приходилось делать усилие, чтобы говорить.
Увиденное ещё раз убийство Татьяны, глубоко впечатлило меня. Казалось, за то время, что я помогаю Стасу, я уже должна была стать куда менее восприимчивой к деяниям разных подонков, вроде Портного. Но, нет… Есть вещи, к которым нельзя привыкнуть.
Корнилов выглядел задумчивым и немного встревоженным.
— Они явно торопились, — сказал он, когда мы отошли к люка.
— Потому что убийство было совершенно этим? — я кивнула на кубок в руках Стаса.
Корнилов качнул головой.
— Потому что, они поторопились избавиться от самой важной улики, и при том, самым дурацким способом.
Он вздохнул, взглянул на меня и вдруг губы его тронула улыбка.
— Это вполне могло бы быть эффективным решением, если бы они не знали о тебе и твоих скрытых талантах.
Стас был прав. При других обстоятельствах кубок в виде башни, был бы найден случайно, через несколько недель или месяцев, когда кому-то из рабочих муниципальных служб пришлось бы спустится в это канализационный люк. Но, всё равно никто бы не узнал, что этим предметом безжалостно убили двух детей, и тем более никто и не подумал связать его находку и даже кровь на нём, с убийствами Сумеречного портного.
— Но, я так и не увидела, кто эта рыжеволосая женщина с ним, — нахмурившись, с сердитой досадой проговорила я.
— Ничего страшного, — тихо промолвил Корнилов, окидывая взглядом дерево с красными нитями. — Я знаю, кто она. Ну, или, как минимум догадываюсь.
Я вопросительно уставилась на Стаса.
— Тогда нужно их немедленно арестовывать! Стас, нужно спешить, вдруг…
— Тише, — Стас не сильно сжал мое плечо и взглядом указал куда-то мне за спину.
Я обернулась и едва сдержалась, чтобы разочарованно не застонать. К нам, уверенной походкой, с мрачным и решительным лицом двигался майор Датский. А, нет. Точнее полковник Родион Датский.
Я ощутила, как напрягся Стас, как внутри Корнилова начала собираться буря и гроза. Стас, терпеть не мог Датского, и тот отвечал ему взаимностью. Плюс ко всему, в последнем деле Датский спас меня и Стаса от верной гибели, но при этом присвоил себе заслугу в поимке Касьяна Каменева, известного больше по кличке «Монохромный человек». И Стас, с одной стороны злился на него за это, а с другой чувствовал себя обязанным ему. И последнее сильно унижало Корнилова.
Датский, в сопровождении двух офицеров из Следственного комитета, подошел к нам, внимательно глядел меня, Стас и грубо спросил:
— Ну, и какого чёрта вы здесь забыли?! Это не ваше дело! Уголовный розыск этим не занимается! Что вам здесь нужно?!
— Посмотреть приехали, — вызывающе проговорил Стас.
Я искоса взглянула на Корнилова, снизу-вверх. Стас не отрывал от лица Датского прожигающего взгляда.
На лице полковника Датского застыло аналогичное выражение. Эти двое, после дела Монохромного человека стали ещё более непримиримыми врагами.
— Вы не ведёте это дело, подполковник Корнилов, — жестко, продавливая, повторил Родион Датский. — И вам здесь нечего делать, этим убийством теперь занимается СКР. А вы — свободны!
Стас не шевельнулся, по-прежнему глядя в глаза Датскому.
— Как скажете, товарищ полковник, — пророкотал Стас и ринулся прочь, к своей машине.
Я поспешила следом за Корниловым. Я вложила свою руку в его ладонь, почувствовала, как его пальцы обхватили мою руку, и я отчетливо ощутила, крепнущее раздражение Стаса. Корнилов отлично владел собой, но от меня ему было не скрыть ни свои чувства, ни свои эмоции. Особенно, когда они, как сейчас, плещут через край.
Стас знаком позвал Арцеулова. Подойдя к нам, Сеня хотел было задать вопрос, но Стас качнул головой:
— Давай позже, Сень.
Когда мы подошли к машине к нам подбежал Бронислав. Я удивленно уставилась на него: откуда он здесь?
— Привет. — бодро бросил Коршунов.
Стас недовольно взглянул на Бронислава.
— А что здесь забыл?
Коршунов выглядел удивленным.
— Я узнал про убийство… и приехал. — он посмотрел на меня и Сеню. — А вы, что уже уезжаете? Вы же только…
— Да, — рыкнул Стас. — Мы уезжаем.
— Почему?! — удивленно спросил Бронислав. — Вы же что-то нашли в том люке… я видел! Почему вы?..
— Тебе показалось, — не глядя на него холодно ответил Стас.
Корнилов, каким-то чудом, успел спрятать нашу находку, под своей курткой, и ни Датский, ни Бронислав, ни даже Сеня этого не заметил.
— Хорошо, тогда тем более непонятно, почему вы решили уехать, товарищ подполковник…
— Слушай, парень, — Стас обжег Бронислава гневным взглядом, — вон там твой родственничек, дядя твой ненаглядной невесты, вот подойти к нему и спроси у него. Что, как и почему. А мы уезжаем. Выслужишься, приезжай.
Бронислав остолбенело замер на месте.
А Стас не сбавляя шага, двигался к своему внедорожнику. Я, спеша за Стасом, оглянулась на ходу и посмотрела на Бронислава. Коршунов досадливо глядел нам вслед. Мне стало жаль его, по-моему, Стас совершенно напрасно сорвался на нём.
Однако, конечно, говорить это Корнилову я не собиралась.
— Что мы теперь будем делать? — спросила я, как только мы оказались в машине Стаса.
— Нужно всё обсудить с Колей и генералом Савельевым, — ответил Стас.
Голо его оставался мрачным и негодующим. Я воздержалась от дальнейших расспросов.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 28 января
Корнилов со стуком поставил кубок на стол. Обтянутый пластиковым пакетом презент от нашей двести восемьдесят второй школы по-прежнему был покрыт засохшей кровью убитых вчера девочек.
— Мы знаем убийц, — не обращая внимание на изумленные и даже ошарашенные лица Сени и Коли, Стас приколол к пробковой доске две фотографии. — Это Орест и, предположительно, его жена Клара Гольшанская.
Стас не стал рассказывать Сени и Коле, зачем Кларе, если это правда она, нужны ритуальные убийства девочек: Корнилов, сказал мне, что не стоит шокировать парней такими подробностями. Это может выбить их колеи.
Мне показалось, что он и сам не слишком верит то, что я сказала. И я его понимала: можно ещё поверить в ритуальные убийства, но крайне тяжело поверить, что они действительно каким-то образом в чем-то помогают убийце! Тем более в… в восстановлении молодости?.. Бред! Бред бредовый! Такого не бывает! Это невозможно!
В подобную чушь верила, разве что, чокнутая графина Батори, почем зря убивавшая молодых девушек!
Я бы, и сама в такое ни за что не поверила. Это ведь не просто сверх естественно! Это… Это, чёрт возьми, противоречит большей части законов природы! Это не просто выходит за грани разумного, такое явление невозможно ни с физической, ни с биологической точки зрения.
Я конечно согласна, что магия, если она и существует — это далеко ушедшие вперёд технологии, но… не до такой степени.
Хотя… А что, если Клара и правда нашла какой-то способ… Да нет! Чушь какая-то!
Я во многое готова была поверить, но только не в те вещи, которые ну, абсолютно не возможны. Ни коим образом!
А Стас, тем временем, продолжал.
— У нас есть неопровержимая улика, но арестовать их мы не можем, так как официально дело Портного в распоряжении Следственного комитета.
— Стас, — вмешался Коля, — но ведь арестовать Гольшанских может следственная группа полковника Датского. Я понимаю, ты его не перевариваешь, но когда дело заходит о задержании таких тварей, как Портной, не стоит ли унять собственную неприязнь, ради общего дела?
Я с опаской взглянула на Стаса, но Корнилов был отвечал размеренно и спокойно:
— Проблема в том, Коля, что этой улики мало, чтобы арестовать и заключить под стражу Клару и Ореста Гольшанских. И она не даёт никаких оснований чтобы задерживать их. Тем более, что их армия адвокатов сведёт на нет всю значимость нашей находки. Для обычного гражданина этого бы хватило с головой, но только не для членов семьи, владеющих одним из самых крупных инвестиционных банков России и Европы.
Николай немедленно опустил взгляд и смущенно прокашлялся. А Сеня торжествующе улыбнулся. Он не одобрял манеру Коли, иногда сомневаться в действиях их непосредственного командира.
— Единственное, что мы действительно могли бы позволить Следственному комитету арестовать Гольшанских… чтобы они их продержали у себя и дали нам возможность выиграть время.
— Для чего? — спросил Сеня.
— Для того, чтобы найти Беккендорфа. Сильвестр ясно дал понять, что у Нестора, он же «Пожиратель», есть неоспоримая улика против Сумеречного портного. Её хватит даже для Гольшанских.
— Я не уверен, что стоит доверять Сильвестру в этом деле, — снова встрял Домбровский. — Правда, Стас, всё-таки Орест единственный сын Сильвестра. Стал бы он его нам сдавать…
— Стал бы, — я решила вмешаться в их разговор, — простите, что встреваю. Но из того, что я увидела в воспоминаниях Сильвестра и в его поведении, я могу сделать вывод, что… Сильвестр боится и одновременно ненавидит Клару Гольшанскую.
— Зачем тогда он помогал ей совершать все эти убийства? — выразительно спросил Коля. — Не вяжется, что-то.
— Он помогал не ей, а своему сыну, — объяснил Стас, — Сильвестр и правда любит Ореста и ради него, готов на всё. Тем более, что Орест сразу же начал подавать надежды выдающегося финансиста.
Корнилов вздохнул.
— Для Сильвестра Орест не просто единственный ребёнок, он ещё и наследник, о котором можно было только мечтать.
— Наследник, который по совместительству стал серийным убийцей. — сухо напомнил Домбровский.
— Потому что, скорее всего, его заставляет совершать убийства именно Клара, — объяснил Корнилов. — Сильвестр и Елизавета об этом знают. Но сделать ничего не могут. Им остается только потакать во всем своему спятившему сыну и его жене
— И ради него они, согласны закрывать глаза на убийства детей?! — скривился Коля. — Да они сосем чокнутые! Больная семейка, чёрт бы их побрал!..
— О, Коль, — зловеще усмехнулся Стас, — ты удивишься, но обычно, такие семьи, как Гольшанские не видят «людей» в тех, у которых на счетах меньше сотни миллионов долларов. Уверяю тебя, этих девочек им ничуть не жаль.
— Но, зато семьи подобные Гольшанским крайне трепетно относятся к понятию наследства, приемников и так далее, — снова заговорила я.
Мужчины взглянули в мою сторону.
— Сильвестр сказал про Беккендорфа, когда я рассказала, что возможно у него есть ещё одна внучка.
— При этом, — вставил Стас, — не от этой стервы, Клары, а от вполне нормальной девушки. Пусть не и из числа людей с большим финансовым состоянием. Главное — девочка рождена не Кларой.
— Эта новость вызвала крайней бурную реакцию Сильвестра, — продолжала я. — За возможность побольше узнать об этой девочке, которая в будущем могла бы стать наследницей, после или даже вместо Ореста, Сильвестр готов отдать многое.
— Что? Даже собственного сына? — фыркнул Коля.
— Да, если он понимает, что тот никогда не остановится, потому что Кларе всегда будет мало жертв и она всё время будет требовать больше и больше, — ответил Стас. — А те две внучки… Они, конечно, прелесть, но обе рождены от Клары и неизвестно, что от них ждать. Теперь понимаешь, Коль? Очень вряд ли, что Сильвестр решится соврать при таких обстоятельствах.
— А где сейчас эта девочка, которая якобы внучка Сильвестра? — спросил Коля.
— Под охраной, в надёжном месте, — вздохнув, ответил Стас. — Итак господа, у нас действительно не так много времени, чтобы прижать Гольшанских. К тому же, не будем забывать, нам ещё нужно поймать Поклонника Елизаровой и отыскать саму Людмилу. С вторым и третьим мы управимся сами, а вот с первым, как я говорил, нам потребуется помощь Следственного комитета.
Стас сделал паузу и добавил:
— Только, не полковника Датского и его группы.
— А кого тогда? — удивленно спросил Сеня. — С кем ты хочешь договорится?
— Не с кем, — многообещающе ответил Стас. — Провернем небольшую аферу… В благих целях, разумеется.
Стас снова вздохнул и посмотрел на меня. Я поняла всё по взгляду Корнилова и ощутила, как меня наполняет нервирующее чувство от предстоящей встречи с тем, с кем я бы предпочла больше вообще не видеться.