СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Пятница, 29 января.

Стас отлично слышал, что происходило в доме Гольшанских. Благодаря прослушке, которую установили офицеры питерского УГРО, он был в курсе того, что творилось в особняках Гольшанских.

Карабанов разошёлся во всю красу. Его люди вели себя ещё более дерзко, чем сотрудники Уголовного розыска в доме Орбеловой.

Стас слышал, как ругалась на них Елизавета и как пыталась напугать Карабанова разного рода угрозами. Мать Сильвестра предвещала Карабанову вылет со службы и даже тюремный срок за превышение собственных полномочий. Тот отвечал ей, что она вместе со своей семьёй, сядет на ближайшие двадцать лет и что он лично этому поспособствует.

Слушая их перебранку, Стас не сдержал довольную улыбку.

Всё шло, как и было задумано. Сейчас или спустя несколько минут люди Карабанова, если они не полные кретины, должны будут обнаружить улики, заботливо оставленные полицейскими, которых подослал Стас.

— Нашёл! — внезапно раздался возглас одного из следователей Комитета.

Стас прислушался.

— Что вы там могли найти, в нашей кладовой?! — раздался возмущенный голос Елизаветы Марковны.

Звук шагов, и затем вкрадчивый, преисполненный злого торжества голос майора Карабанова:

— А это, госпожа Гольшанская, пряди волос…

— И что это значит?! — ледяным тоном, гневно поинтересовалась Елизавета.

— Они могут принадлежать к Людмиле Елизаровой, — ответил Карабанов.

— Чушь! — воскликнула Елизавета. — С чего вы вообще взяли, что эта глупая девчонка может быть у нас? Зачем она нам?!

— Не стоит называть её глупой, — Стас услышал в голосе Евсея опасные нотки. — Её вина лишь в том, что она выбрала себе в спутники вашего никчемного сына!

— Я бы попросил не оскорблять моего отца!

Стас чуть заметно ухмыльнулся. А вот и Орест пожаловал.

— Твой отец, парень, взял на себя вину за все убийства «Сумеречного портного», — ядовито проговорил с Карабанов. — Так что мои слова, почти комплимент.

— Ах вы!.. — разозлился Орест.

Но тут снова воскликнул один из сотрудников СКР:

— Товарищ майор! Ещё! Смотрите…

Снова шаги Карабанова, после которых новоиспеченный майор Следственного комитета не сдержал радостного возгласа:

— Елизавета, а что вы скажете вот на это?

— Что это?! — с нескрываемым отвращением спросила Елизавета Гольшанская.

— А это, — Стас не слышал, но готов был поклясться, что Карабанова усмехается, — это Елизавета, ноготь.

— Ноготь? — не поняла женщина.

— Это кусочек ногтя, с таким же маникюром, какой был у Людмилы в ночь исчезновения.

— Откуда вы знаете?

— Вот распечатки из видеозаписей с камер вашего дома, города и видеорегистратора автомобиля Людмилы. Ногти точь-в-точь, как у Елизаровой.

Елизавета ничего не сказала, но после паузы голос её был звенел от негодования:

— Вы думаете, что я не понимаю, что вы делаете, господин майор?

— Ищу пропавшую девушку, — упрямо ответил Карабанов.

— А по-моему, — не скрывая презрения проговорила Елизавета, — вы выполняете чье-то поручение. Что смотрите? Я не права? Кто вас на меня натравил? Аккорд? Это Леон Корф? Или может быть Анжелика? Кто вам платит, майор Карабанов?

— Вам нужно успокоится, Елизавета, — фыркнув, ответил Евсей, — так как вы несёте всякую ерунду!

— Но…

— Елизавета, у меня есть разрешение применить силу, если я сочту, что вы или ваши родные, или ваши люди препятствуете проведению оперативно-следственных мероприятий! — повысив тон, произнёс Карабанов.

— Вы угрожаете мне, в моём доме?!

— Да, угрожаю! — огрызнулся Карабнов.

Он хотел ещё что-то добавить, но тут из глубины дома донесся взволнованный голос ещё одного сотрудника СКР.

Кажется, люди Карабанова нашли ещё одну, умело подброшенную улику.

Спустя несколько минут Стас любовался картиной, как бойцы специального подразделения, прикомандированного к группе Карабанова, силой выводят из дома Ореста и Клару Гольшанских. Следом за ними выволокли ещё нескольких человек из охраны. И только Елизавета, в сопровождении одного солдата спецназа шла сама, без наручников, сохраняя достоинство и присущее ей аристократичное величие.

Когда всех Гольшанских, вместе с частью их охранников усадили в машины СКР и увезли, Стас написал сообщение Домбровскому:

— «Гольшанские у Карабанова. У нас, в лучшем случае, двое суток, чтобы найти Беккендорфа. Как Ника?»

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 29 января

Чашка с мятным чаем подрагивала в моих руках. Мягкий бархатистый запах мяты щекотал обаяние, а её приятный со сладкой свежестью привкус, растекался на языке.

Но даже любимый мною мятный чай, не смог полностью помочь мне справится с охватившим меня потрясением и ужасом.

Воспоминания уже прекратились, приступ пугающих и отвратительных видений, пока что, оставил меня в покое. Но я не могла просто так успокоится и пережить увиденное…

Передо мной, на столе, лежали вещи, которые принадлежали Нестору Беккендорфу, по кличке «Пожиратель». Человеку, который был директором приюта «Зелёная колыбель». Хотя, учитывая его деяния, назвать Беккендорфа человеком можно разве что условно.

Я отпила ещё немного чаю и закрыла глаза. Тут же вернулись недавно увиденные воспоминания.

Я увидела эпизод, где Беккендорф избивает одну из девочек. Она провинилась тем, что не стала выполнять приказы одного из богатых клиентов подпольного борделя. Девятилетняя девочка воспротивились богатому подонку, и когда тот попытался заставить её силой делать неподобающие вещи, она его укусила. И теперь Пожиратель «наказывал» её. Ребёнок задыхаясь в слёзных мольбах, закрываясь окровавленными руками просил его перестать, девчушка надрываясь кричала, что больше так не будет. Но Нестор словно обезумел… Я не смотрела на это, я не могла смотреть. Я даже зажимала уши руками, чтобы не слышать и видеть этого, а ещё лучше, сразу забыть!

Девочка не пережила этого избиения, она умерла ночью, в лазарете при приюте. Но по документам, если верить воспоминаниям Нестора, ребенка якобы отдали в какую-то семью. Во всяком случае именно такую версию рассказали остальным детям.

Я увидела ещё несколько устрашающих и омерзительных эпизодов из жизни Нестора, которые позволили мне осознать, в каком аду жили обездоленные девочки из приюта. И я убедилась, что Пожиратель легко может поспорить жестокостью с самим Сумеречным портным. Я теперь даже не знаю, кто из них хуже. Это ублюдок ведь самый настоящий садист! А ещё ему нравится наблюдать за клиентами, пока те развлекаются с беззащитными детьми. Меня едва не стошнило, когда перед глазами внезапно возникла сцена, где Беккендорф, абсолютно голый, задрав голову к потолку и стоя посреди комнаты, перед широким экраном плазменного телевизора восторженно мастурбировал. При этом его глаза были полуприкрыты, а из приоткрытого рта вырывалось сдавленное хрипение.

Он никогда сам не насиловал девочек, но обожал наблюдать за тем, как это делают его клиенты.

И каждый раз, видя бесчинства Беккендорфа и всех сотрудников «Зелёной колыбели» я с гневом задавалась вопросом: «Почему об этом никто не знал?! Почему об этом ничего не было известно?! Почему ни один журналист не поинтересовался, зачем чиновники, судьи и бизнесмены так часто ездят в эту глушь!»

Меня обуревало неудержимое возмущение. Но тут же пришла очевидная ясность: всё замалчивалось, потому что слишком уж многих, круговой порукой, объединял приют «Зеленая колыбель».

И слишком многие из латентных педофилов-насильников, оказались людьми обличенными той или иной формой власти. Как финансовой, так и законодательной.

Я сделала ещё глоток чая и подумала, что хорошо хоть сейчас всех (или почти всех) этих любителей поизмываться над беззащитными детьми поснимали и арестовали, заключив в СИЗО.

По всей стране немедленно поднялся громогласный вопль различных, «независимых» либеральных СМИ, которые в очередной раз кричали, что «рабовладельческое и тоталитарное» государство снова пытается подавить инакомыслие в лице «просвещенных» граждан!

Ох… Вот бы ткнуть этих «свободных и независимых» (непонятно на какие средства тогда существующих) лицом в неопровержимую истину. Но несмотря на желание УГРО, Следственный комитет приказал не предоставлять общественности вещественные доказательства в виде тех видеозаписей, которые Уголовный розыск изъял во время встречи Беккендорфа и Алсуфьева.

Я сделала последний глоток чая и отставила чашку в сторону. Вновь взглянула на лежащие передо мной предметы.

Перчатки, рубашка, бумажник, запонки, галстук, солнечные очки, расчёска и много другое. Всем этим когда-то пользовался Беккендорф и всё это хранило сотни тысяч его воспоминаний. Множество мелких эпизодов из жизни Пожирателя, директора приюта Зелёная колыбель.

«Просмотренные» предметы я складывала слева от себя, а справа, понемногу уменьшаясь, громоздилась куча вещей Пожирателя, которые я ещё не брала в руки.

Я взяла ботинок. Он был марки Loake, занимающейся изготовлением обуви ручной работы. Дорогой бренд, с очень качественной продукцией. Кажется, именно они поставляют обувь для Королевского двора Елизаветы Второй. У обычного директора приюта таких не будет никогда, априори.

Ботинок хранил ещё несколько воспоминаний, связанных с омерзительной преступной деятельностью Беккендорфа. Но, помимо этого, я увидела ещё кое-что важное.

Я оказалась в доме Нестора, в его прихожей. Беккендорф стоял с телефоном в руке и сосредоточенно водил пальцем по дисплею. Мне удалось подобраться поближе, чтобы увидеть, что он зашел на сайт РЖД.

Беккендорф явно выбирал билет, но в этом воспоминании я увидела лишь направление: Хельсинки. На этом воспоминание оборвалось.

— Чёрт! — воскликнула я, не сдержав досады.

То, что я увидела, куда намеревается смотаться Пожиратель — это, отлично. Но я не успела увидеть ни дату, ни время.

Дверь кабинета, где меня посадили и с вещами Нестора, открылась и заглянул Сеня Арцеулов.

— У тебя всё в порядке?

Я кивнула:

— Нестор, похоже собирается в Хельсинки…

Сеня мгновенно напрягся и оживился.

— Когда? Дату и время увидела?

Я сокрушенно покачала головой и с уверенностью сказала:

— Я увижу… дайте мне ещё немного времени, пожалуйста.

Сеня кивнул.

— Карабанов арестовал Гольшанских. Стас сказал, что он продержит их около двух суток, потом он вынужден будет их отпустить.

— Поняла, — кивнула я.

Сорок восемь часов. У нас сорок восемь часов, чтобы найти Беккендорфа. Потом, в этом можно не сомневаться, первое, что сделают Гольшанские — сядут в личный джет и улетят на фиг из России. Например, в «благословенную» Англию, откуда никого и никогда не выдают, особенно с такими деньгами, как у Гольшанских.

— Дайте мне ещё немного времени, — снова повторила я.

Сеня молча кивнул и закрыл дверь.

Я взяла следующую вещь Беккендорфа, это был дротик для дартса.

Но он, большей частью, хранил только воспоминание о своем прямо назначении — как Нестор бросал его в мишень.

Я отложила его в сторону и взяла коробочку с лекарством. Перевернув его, я прочитала, что это было средство от бессоницы.

Стыдно признаться, но в этот момент я откровенно позлорадствовала, что кое-кто явно плохо спит по ночам. В этом, на мой взгляд, просматривалась некая карма.

Коробочка с лекарством, к моему сожалению, тоже не хранила никаких важных воспоминаний, кроме того, что Беккендорф частенько глотал таблетки по ночам. Неожиданно для себя, мне стало его жаль… Да, наверное, это необъяснимо глупо сочувствовать такому мерзавцу, как Пожиратель, но я не могла изменить своих чувств, глядя, как он с изможденным от бессонницы лицом трясущимися руками достает эти таблетки.

Я отложила коробку лекарства и взяла статуэтку из слоновой кости. Чуть нахмурившись, я покрутила её в руках. Это был вставший на дыбы конь с развевающийся гривой. Он был выточен очень детально и искусно.

Статуэтка хранила несколько незначительных воспоминаний из жизни Беккендорфа. Однако именно в них, я обнаружила следующую важную подсказку.

Воспоминание в очередной раз перебросило меня прямиком в квартиру Беккендорфа. И стоя посреди его гостиной, я видела, как Пожиратель в спешке выбрасывает из небольшого потайного сейфа в полу, огромное количество различных ювелирных ценностей. Здесь были украшения не любой вкус и даже парочка самых настоящих золотых слитка! Со всем этим добром Беккендорф поспешил в подпольные ломбарды столицы.

Воспоминания стали обрывочными и быстротечными. Длительность одного эпизода не превышала пятнадцать секунд. Я увидела, как Пожиратель впопыхах сплавляет накопленное добро всяким подозрительным личностям. Я и не думала, что в Москве так много подпольных, незаконных заведений, скупающих золото и прочие ценности без проверки документов и даже удостоверения личности! Похоже чёрный рынок драгоценностей процветает в Белокаменной, как яблоневый сад весной. Впрочем, подобные явления, наверное, неизбежный атрибут любого мегаполиса.

Я увидела дату дня, когда это происходило. Беккендорф побывал у пятерых скупщиков золота и ценностей, где ему поочередно отвалили наличными изрядную сумму денег. Но, самое главное, что в одном таком заведении, Пожиратель, в споре с одним из скупщиков ценностей, так разошелся, что начал орать на него.

— Да не волнуйтесь вы так, — развел руками тот, в ответ на бурную реакцию Беккендорфа, — приходите после завтра, тогда я смогу выдать вам полную сумму. Сейчас у меня просто нет столько наличных.

— Послезавтра меня не будет в городе! — огрызнулся Нестор.

Скупщик лишь ещё раз развёл руками.

— Ничем не могу вам помочь, если не вы согласны на ту цену, которую я предлагаю…

— В задницу себе засунь такую цену! — Беккендорф потряс зажатой в кулаке золотой брошью, — ты знаешь сколько стоит эта брошь в Европе?! Знаешь?! Это, между прочим, настоящий Bucelatti! В Италии и Франции за такую брошь до тридцати тысяч евро дадут! А ты предлагаешь всего двенадцать?!

Скупщик лишь самодовольно усмехнулся и ответил:

— Почему бы вам тогда не обратится в ломбарды Италии и Франции?

Ни говоря больше ни слова, Нестор вылетел прочь из подпольного ломбарда. На этом воспоминание оборвалось.

Я снова сидела в кабинете, в Управлении уголовного розыска и меня била легкая дрожь. Я не стала просматривать другие вещи, нужно срочно сообщить Стасу всё, что я успела узнать. Сейчас каждая минута — навес золота!

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Пятница, 29 января

Ника говорила очень быстро и сбивчиво. Так обычно бывает, когда Лазовская пребывает в крайнем волнении.

— Я понял тебя, спасибо, — кивнул Стас, слушая голос Ники по телефону, — ты умница!

— Спасибо… — рассеянно ответила Лазовская. — Ты точно всё запомнил?

Стас не мог не улыбнутся — серьёзность синеглазой девочки всегда немного умиляла его.

— Да, — ответил он, — всё, Ника.

— Хорошо… — не очень уверенно и обеспокоенно проговорила девушка.

Стас услышал, как она вздохнула.

— Тебе нужно передохнуть…

— Передохну, когда мы его поймаем! — в звонком голоске Ники, внезапно послышались угрожающие льдинки.

Стас хотел бы её переубедить, но знал, что сейчас это невозможно.

После разговора с Никой, Корнилов быстро обдумал полученную информацию.

Значит, Беккендорф взял билеты на сегодняшнее число. Ника также сказала, что он сильно страдает от бессонницы.

— Значит, — в слух проговорил Стас, — наверняка он поедет ночным поездом.

Лазовская сообщила, что Пожиратель намеревается свалить в Финляндию, в которой, в этом можно не сомневаться, вряд ли тоже задержится.

Стас сомкнул зубы. Значит он должны взять его сегодня. Взять во, чтобы ни стало. Если они этого не сделают Пожиратель уйдет, а вместе с ним будет потеряна возможность посадить Гольшанских!

Стас не мог этого допустить. И не допустит. Второй раз Портной от него не уйдёт!

Заставив себя рассуждать здраво и холодно, Корнилов подумал, что Пожиратель скорее всего купил билеты через интернет, удаленно.

В таком случае можно проверить всех пассажиров-одиноких мужчин, которые едут ночным поездом на Хельсинки.

А ещё лучше…

Стас усмехнулся. Ему в голову пришла дерзкая, но очень дельная мысль. Он набрал Аспирина.

— Да, Стас? Что-то выяснили?

— Так точно, — ответил Стас, глядя на дорогу перед собой, — товарищ генерал а есть ли у нас какая-то возможность попросить РЖД отменить два поезда на шесть и на девять часов?

— Зачем тебе это?

— Чтобы сократить варианты, для Беккендорфа.

Стас быстро пересказал Антону Спиридоновичу информацию от Ники.

— Наша кроха, — со смешком одобрительно проворчал Аспирин, — чтобы мы без неё делали?

— Топтались бы на месте, отрабатывая кучу ложных версий, — Стас хорошо помнил время до знакомства с Никой.

До прихода синеглазой девочки с её необъяснимым даром им всем приходилось тяжело.

— Я посмотрю, что можно сделать, — пообещал Аспирин относительно просьбы Стаса.

— Только нужно сделать так, чтобы на этот единственный поезд оставалось, как можно больше билетов, — ответил Стас. — Он должен купиться.

— Уверен, что не спугнёшь его?

— Нет, — чуть скривившись, ответил Стас, — он поспешил сбыть все, что только можно, чтобы собрать, как можно больше денег. Он уже приготовился покинуть страну и сделает это сегодня, и если мы отменим поезда он найдёт другой способ. Но он точно не передумает, скорее будет ещё больше торопится.

— Ты хочешь прошерстить поезд перед отправкой?

— Нет, — Стас взглянул в зеркало заднего вида, — я поеду в нём. Со мной поедет Сеня. А Коля с патрульным усилением, должен будет задержать Анжелику.

— Хороший план, — одобрил Аспирин, — а Нику ты с собой возьмешь? Без неё ты Беккендорфа можешь упустить, ты ведь это понимаешь?

Корнилов вздохнул.

— Да.

Он понимал, но брать с собой Лазовскую ему не хотелось. Однако, она не отступит, да и с ней они, правда, быстрее найдут Беккендорфа. Ведь он наверняка изменил свою внешность, а может ещё и сядет к какой-нибудь очаровательной и одинокой путнице, чтобы сбить следствие с толку.

— Да, — ответил Стас. — Если она согласится.

— Ты знаешь, что согласится, — ответил Аспирин.

Стас знал, но, как всегда, предпочёл бы чтобы Ника оставалась в безопасности.

Хотя… какая к чёрту безопасность, когда она помогает ему в самых опасных и запутанных делах?!

***

Не смотря на позднее время на Киевском вокзале была прорва народу.

Стас не спешно прогуливался мимо прохожих и глазами искал среди пассажиров людей, по антропологическим данным, похожих на Беккендорфа.

Нестор Беккендорф, по кличе «Пожиратель», был худощав, немного сутулился, носил бороду и имел несколько большую длину рук, чем у большинства людей. Вообще, если бы теория криминальной антропологии доктора Ломброзо себя оправдала, Нестор Беккендорф подходил на роль прирожденного преступника по многим показателям.

Однако то ли «Пожиратель» отлично маскировался, то ли, что вряд ли, Нестор не появился на вокзале.

Вместе со Стасом на вокзале дежурили Сеня и Ника. Оба, конечно же, хорошо замаскированные. Ника — в парике, в сером, полу расстёгнутом суконном пальто поверх длинного свитера, в чёрных кожаных брюках и черных ботильонах, с сумкой, перекинутой через плечо. Она походила не то на какую-то блоггершу, не то на журналистку из какого-нибудь прогрессивного журнала, который занимается всякими разоблачениями.

А Сеня облачился в короткую стеганую куртку, одел очки в цветной оправе (с бутафорными линзами) и наклеил брови с усами. Во всем этом он был похож на кого угодно, только не на сотрудники УГРО.

Сам Стас тоже немного преобразился и сейчас прохаживался вдоль перрона в униформе сотрудника РЖД, с накладной седой бородой и загримированным под пожилого человека лицом.

Корнилов с деловым видом расхаживал вдоль вагонов, сжимая в правой руке молоток с длинной рукоятью.

Стас не упускал из виду ни одиноких пассажиров мужского пола, ни пары, ни даже отдельные семьи. Потому что он был уверен, что Беккендорф пойдёт на всё, лишь бы только избежать встречи с полицией.

— Внимание! — послышался голос диспетчера над платформами железнодорожных путей. — Готовиться к отправке скорый поезд, сообщением Москва-Хельсинки. Просьба, пассажирам занять свои места, а провожающим покинуть поезд.

Ника, которая усердно делала вид, что болтает по телефону, проворно заскочила в поезд. Стас увидел, как через два вагона от неё, на поезд сел и Сеня. Сам Корнилов забрался в последний вагон и тут же переоделся, скинув униформу железнодорожника, сменив её на форму проводника. А седую бороду и грим, на усы, «большое родимое пятно» и «шрам от ожога».

Что ж, у них есть четырнадцать часов, чтобы поймать Беккендорфа.

То, что Пожиратель на этом поезде, Стас даже не сомневался. Корнилов даже не особенно удивился, что они его не заметили. Наверняка Нестор преобразился до такой степени, что его даже самые близкие люди не узнали бы.

Поезд тронулся, пол под ногами Стаса чуть заметно качнулся. Где-то в вагоне заплакал ребёнок, и у кого-то зазвонил телефон, а кто-то немедленно потребовал, чтобы все перестали шуметь и дали отдохнуть!

Стас, сохраняя бдительность, ринулся вперёд по вагонам. Корнилов сдерживал волнительную порывистость, которая гнала вперёд и требовала скорейшим образом поймать, схватить, задержать Бекендорфа.

Но, Корнилов не стал бы одним из лучших сыщиков современной России, если бы позволял адреналину и эмоциям взять власть над собой.

Степенно, но быстро. Не теряя времени, но внимательно. Сохраняя осторожность, но действуя рационально и эффективно. Именно так должно вести себя в подобных ситуациях следователю УГРО.

Стас прошел вагон насквозь, все купе были открыты, Бекендорфа здесь не было. Корнилов перешел в следующий. Он отправил сообщение оперативной группе быстрого реагирования, собранной из офицеров УГРО. Разделившись по четыре человека, они заняли два купе в поезде до Хельсинки. По настоянию Стаса в группу взяли троих женщин, потому как четверо угрюмых мужиков, которые в тишине сидят в купе и выходят только по нужде или покурить, вызовут подозрение даже у ребёнка. Но группа должна была вступить в действие, лишь в самом крайнем случае, Стас искренне надеялся, что этого не случится.

Сам Корнилов всегда был готов к худшему.

Стас прошёл следующий вагон, заглядывая в каждое купе. Одна пара показалась ему подозрительной. Потому что женщина сидела молча, отстраненно глядя в окно и было видно, что совсем недавно она плакала. Мужчина, нахмурив брови, молча читал что-то на планшете. Мужчина подходил под комплекцию Пожирателя, но стоило женщина обратить взор заплаканных глаз в сторону Стаса, как Корнилов мгновенно понял, что здесь виной всему бытовая ссора. Стас заметил синяки на руках женщины, и хотя ему было жаль её, сейчас у него не было времени разбираться в семейных скандалах.

Корнилов прошел в следующий вагон, где его настиг звонок мобильного телефона.

— Да? — порывисто бросил Стас.

— Стас, вы уже в поезде? — Аспирин был раздражен и разочаровано одновременно.

— Да, только что отправились.

— Стас, Елизавету отпустили.

— Что?! — Корнилов понадеялся, что ослышался. — Кто?!

— Удивлю тебя: твой хороший «друг» постарался, — негодующе ответил Антон Спиридонович.

— Датский?! — рыкнул Стас.

— Он самый, падла усатая, настоящий скандал в СКР устроил. Хорошо, хоть Клару и Ореста ему освободить не дали.

— Какое ему дело?!

— Чёрт его знает, — бросил генерал Савельев, — тебе сейчас нужно о другом беспокоится. Есть информация, что люди Елизаветы тоже могут быть в этом поезде.

Стас едко и опасно усмехнулся:

— Елизавета хочет убрать Беккендорфа, пока мы до него не добрались?

— Скорее всего, — мрачно ответил Аспирин, — а одно и вас всех, если получится.

— Черта с два, — угрожающе, воинственно ответил Стас.

— Её люди могут быть в поезде, Стас, — снова предупредил генерал, — будь внимателен.

Стас услышал беспокойство в голосе Антона Спиридоновича, а это означало, что ситуация более, чем серьёзная. Начиная от того, что от него, Сени и Ники зависит предстанет ли Сумеречный Портной перед судом и заканчивая тем, что они могут погибнуть.

Стас мысленно отругал себя: вот ведь не хотел же он брать с собой Нику! Ведь понимал, на какой риск они все идут!

— Известно, сколько людей Елизавета отрядила на охоту за Беккендорфом?

— Понятия не имею, — вздохнул Аспирин и вдруг спросил, — Стас, может остановим поезд и задержим всех? У нас хватит сил, люди есть и…

— Нет! — от волнения Стас произнес это резче, чем хотел, и потому добавил мягче. — Нет, товарищ генерал. Во-первых, Беккендорф обязательно заподозрит неладное и… что-то выкинет. Может быть даже уничтожит видеозаписи, которые нам нужны, чтобы набить себе цену, как свидетелю и торговаться с нами. А во-вторых, если вы правы, и люди Елизаветы уже в поезде, могут быть жертвы среди гражданских. Я категорически против остановки поезда и общего досмотра!

Аспирин пару секунд молчал, затем, явно вынужденно и с неохотой ответил:

— Поступай, как знаешь. Но, я всё-таки запрошу подразделения «СОБР», на всякий случай.

— Да, лишним не будет, — кивнул Стас и поспешно добавил. — Мне нужно идти, товарищ генерал.

— Ни пуха, Стас.

— Да к чёрту, — Стас дал отбой.

Сообщение от Корнилова заставило Стаса нервничать. Один бог знает, сколько людей и с каким заданием Елизавета Гольшанская могла отправить в погоню за Беккендорфом.

— Вот же упёртая баба, — проворчал Стас своим мыслям.

Хотя, Стас мог её понять. Если бы речь шла о его семье, он бы тоже бился о последнего.

В третьем, с конца, вагоне было закрытым только одно купе. Благо, у Стаса был ключ, который позволял открывать любое купе на свое усмотрение.

Не особо церемонясь, Корнилов открыл купе… и обнаружил внутри обнаженную пару, предающуюся жаркой любви.

— Какого чёрта?! — воскликнул голый мужчина, сидевший в углу, возле окна.

Сидевшая на нём девушка закричала и быстро закуталась в простынь, прижимаясь к любовнику.

— Извините, — буркнул Стас, закрывая дверь.

— Извращенец! — раздался вслед обиженный и плаксивый голос девушки.

— Успеете ещё на*****ться, — пробурчал Стас, ступая дальше.

Люди вокруг шумели, из открытых купе доносились разговоры, споры и смех. А Корнилову шёл дальше и ощущала нарастающее, сжимающее легкие, тугое напряжение. Казалось, даже воздух твердел и уплотнялся в преддверии грядущей опасности.

Его мобильный снова отозвался звонком, Корнилов поднёс дисплей к лицу и увидел, что звонит Ника.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 29 января

Воспоминания атаковали меня хаотичным и бурным потоком, быстро сменяющихся изображений, звуков и запахов.

Пока я прошла от начала вагона до конца, я успела прожить, наверное, лет тридцать и побывать в двух-трёх десятках стран! Когда я переходила в другой вагон, голова кружилась и болела от пережитых воспоминаний! Да ещё эти Леркины ботильоны неудобные, в которых я то и дело спотыкалась, и парик, который не к месту начал слезать с моих волос. Будет просто отлично, если я где-нибудь споткнусь и упаду к ногами Беккендорфа без парика на голове.

В следующем вагоне ехал целый класс детей! Ну или почти целый класс.

Тут стоял непрекращающийся дикий ор, дети носились по коридору, стегали друг друга полотенцами, швырялись мандаринами и конфетами, и снимали происходящее на телефон. При этом все, даже девочки, дружно игнорировали порядком охрипшую учительницу.

— А, ну все успокоились! Сколько можно! Здесь поезд, а не цирк! — надрывалась она.

Я поспешила преодолеть этот бедлам и пробраться в следующий вагон. Здесь было куда спокойнее, хотя в этом вагоне не было купе, а вместо них располагались комфортные кресла. Салон вагона напоминал салон самолёта.

Я прошла между правым и центральным рядом сидений, когда внезапно задела чью-то сумку.

— Простите… — я наклонилась, чтобы подвинуть обратно небольшую спортивную сумку, которую беспощадно пнула ногой.

Но едва я коснулась её, как перед глазами вспыхнул свет, и я увидела владельца этой сумки.

Среднего роста, с бесцветными пустыми глазами и ежиком светлых волос. Он не спеша взошёл на поезд и двинулся мимо синих, ещё пустующих кресел. В нём и его походке чувствовалась какая-то странная холодная непринужденность. Этот человек выглядел так, словно смирился с чем-то неприятным, но неизбежным. И именно это в нём настораживало больше всего.

А когда он сел на своё место, то быстро оглянулся по сторонам и чуть-чуть расстегнув молнию на сумке, осторожно заглянул внутрь.

Я видела всё со стороны и мне удалось заглянуть в его сумку.

И вместо привычных вещей, которые люди берут с собой в поездку, внутри сумки этого незнакомца я увидела темное устройство с цветными проводками, металлическими трубками и двумя горящими точками зеленого и красного огоньков.

Воспоминание исчезло, я стояла между сидениями и глазела в пол перед собой. А какая-то женщина в кремового цвета вязаной кофте дергала меня за рукав и участливо спрашивала:

— Девушка? С вами всё в порядке?

С лихорадочно колотящимся сердцем, я оглянулась на неё, женщина выглядела встревоженной.

— Д-да… — заикаясь, слабым голосом, ответила я. — Всё хорошо… спасибо…

Да. Конечно. Всё было просто замечательно! Не считая того факт, что прямо здесь, сейчас, среди всех этих людей сидит мужчина с бомбой в сумке!

Я попыталась вести себя обычно, чтобы не вызвать подозрения у террориста. В том, что я видела именно взрывное устройство я не сомневалась. Помогая Стасу, я успела повидать их вживую. И я бы рада ошибиться, но шансы на это были мизерные. Да и решительное, но отстраненное поведение этого мужчины становилось понятным.

Он знал, что скорее всего погибнет, знал и совершенно не боялся этого! Это была та безысходная неизбежность, которую он принял и с которой смирился.

Я было подумала, что мне и Стасу дико не везёт: в погоне за Пожирателем сесть в поезд, который вот-вот станет мишенью терракта! Но потом, я подумала, что это слишком для банального совпадения.

— «Пожиратель, — подумала я, — ему… им, нужен Пожиратель!»

Я почему-то не сомневалась, что этот мужчина с отрешенным взглядом здесь не один. Скорее всего, он держит в руках запасной план, на случай если ликвидировать Беккендорфа по-тихому не выйдет. Тогда они просто взорвут поезд и будут надеться, что Нестор погибнет в этой катастрофе.

Не оглядываясь на владельца злополучной сумки, я прошла вперёд на дрожащих ногах.

Паническое чувство внутри меня росло скачкообразным темпом. Беспокойная дрожь интенсивно извивалась во всём моем теле. У меня подрагивали губы и по коже головы, под волосами, растекалась мерзкая вкрадчивая щекотка.

Я отчаянно пыталась справится с переизбытком адреналина в крови. Я ощущала удары крови в голове и нарастающее давление в области живота. На коже выступила легкая испарина.

Я поспешила отойти подальше от мужчины с бомбой, в спортивной сумке.

Я понимала, что нужно вести себя как можно более непринужденно. Но как, чёрт побери, это сделать, когда рядом террорист с бомбой, готовый погибнуть здесь вместе со всеми?!

Я давно не испытывала такого страха. Прозвучит пафосно, но я, наверное, боялась не столько собственной гибели, сколько возможной массовой гибели всех этих людей в этом поезде.

Дети, взрослые, мужчины, женщины, разных возрастов и национальностей. Неужели ради того, чтобы убить Пожирателя, Гольшанские, а это наверняка их люди, готовы погубить десятки и сотни людей?! Десятки и сотни собственных сограждан?! Я понимаю, что семьи, подобные Гольшанским вряд ли часто задумываются о жизни людей с меньшим достатком и худшим положением. Я сама, как раз из подобной семьи и знаю, что Гольшанские, равно как и Лазовские, не считают за полноценных людей тех, у кого на счету меньше полусотни миллионов. Но вот так, хладнокровно и безжалостно… взять и убить их всех? Просто по щелчку пальца отнять жизни ни в чем не повинных граждан?

На такое даже моя семья не пойдёт!.. Хотя… Кое-кто из наших дальних родственников уже отметился в схожих делах.

Я замотала головой, отгоняя сравнения со своей династией.

Так. Хорошо. В любом случае, первое, что мне нужно сделать — это, предупредить Стаса. Да, вот правильно!

Я уселась на одно из свободных мест, быстро достала телефон и набрала Корнилова. Я могла бы отправить ему сообщение и это, наверное, было бы даже безопаснее, но я боялась, что Стас может не сразу его прочитать. А эту информацию он должен был узнать сию минуту!

— Да?! — голос Корнилова прозвучал резко и агрессивно. — У тебя всё в порядке? Где ты?

Я вздрогнула и тихо проговорила в трубку.

— Я в восьмом вагоне, — чуть громче шепота, проговорила я.

— Будь очень осторожна, веди себя, как можно более незаметно, — судя по голосу, Стас заметно нервничал. — Похоже, в поезде могут быть люди Елизаветы Гольшанской!

— Да, я уже поняла, — с намёком и нажимом в голосе произнесла я.

Стас понял.

— Сколько? — быстро спросил он.

— Один, — я вздохнула.

— Он вооружен?

— Да, ещё как. Но не тем, чем ты мог бы подумать.

Корнилов задумался.

— Не огнестрельное? — через мгновение спросил он.

— Нет, скорее с большим… эффектом, — невеселым голосом, ответила я.

Корнилов соображал быстро.

— Ника, у него бомба?!

— Ага, здоровая такая, — я старалась отвечать нейтральными фразами, из которых сидевший где-то сзади от меня террорист ничего не поймёт.

Стас выругался в трубку.

— Так, только ничего не делай… Можешь его описать?

— Нет, — боязливо ответила я.

— Думаешь, может услышать?

— Очень вероятно, — кивнула я, игнорируя заинтересованный взгляд сидящей напротив полноватой женщины.

Стас выждал пару секунд.

— Можешь тогда незаметно его сфотографировать? Только Ника, очень осторожно! И если видишь, что он может что-то заподозрить, лучше просто уйди.

— Стас, — вздохнула я, — почему ты всё время думаешь, что во мне живет дух нездорового авантюризма?

После паузы, Стас, с нервным смешком, ответил:

— Мне с самого начала перечислить причины, или хватит двух недавних примеров?

Я сделала каменное лицо. Стас был прав.

— Хорошо, я поняла, — ответила я. — Я перезвоню.

— После этого, найди Сеню. Ты помнишь, в каком он должен быть вагоне?

— В предпоследнем, от головы поезда, — ответила я.

— Отлично…

— Всё, пока, — попрощалась я.

Я чувствовала, что чем больше обдумываю и представляю, как незаметно сфотографировать обладателя спортивной сумки со взрывчаткой, тем сильнее становится моё чувство страха.

Я постаралась отбросить все тревожные сомнения.

Люди вокруг вели себя максимально непринужденно и естественно: кто-то читал книги, некоторые слушали музыку или увлеченно болтали, а были такие, кто просто спал.

И вот это их обыденное поведение добавляло ужаса той опасной ситуации, в которой сейчас все пребывали.

Они ведь даже не представляли, что им угрожает и что сегодня, в этом поезде, в самое ближайшее время они все могут погибнуть.

Мы все всегда думаем, что все опасности, которыми наполнен наш мир, нас никогда не коснутся. Мы живём в полной уверенности что, то, о чем говорят в новостях происходит и может произойти только с кем-то другим и где-то очень далеко. И во многом именно человеческая беспечность способствует многим трагическим происшествиям.

Чувствуя, как от нервного напряжения ноги как будто отяжелели, я встала со своего сидения. Ощущая бешенный ритм пульса в крови, я обвела взглядом салон вагона. Некоторые из пассажиров без особого любопытства посмотрели на меня.

Я не знала, что мне делать, но я должна была как-то запечатлеть на телефон этого мужчину с отстраненным пустым взглядом.

Мне в голову пришла неожиданная и совершенно дурацкая идея. Я ведь не могу просто так взять и сфоткать этого мужика, да и если встану рядом, типа я селфи хочу сделать, он тоже может что-то заподозрить. А вот если…

— Дамы и господа! — воскликнула я. — Прошу минутку внимания!..

Мой голос дрожал, но я продолжала.

— Компания РЖД проводит социальный опрос среди своих пассажиров. Целью является выяснить насколько комфортными стали для вас поездки и насколько вы можете оценить уровень сервиса!

Говоря это, я достала телефон и начала снимать.

Поначалу люди выглядели растерянным и смущенными, но двадцать первый век уже давно начал менять общество.

— В поезде не разносят горячий шоколад и сладости! — с издёвкой воскликнул какой-то рыжеволосый парень в сине-желтом бомбере.

Сидящие рядом с ним парни одобрительно рассмеялись.

— В салоне не выдают лишние подушки, если попросить! — пожаловалась пожилая дама в розовом свитере.

— Мало места, ноги не вытянуть, — пробубнил угрюмый мужчина с бежевой рубашке.

— А мне нравится, что проводники перестали хамить! — воскликнула какая-то девушка в очках. — Серия увольнений, всё-таки на них подействовала!

В её голосе слышалось злорадное торжество.

— Стало намного комфортнее, — степенно произнёс пожилой мужчина в сером костюме.

— Мне нравится, что теперь билеты можно покупать через приложение на телефоне, — подумав, сказал парень с красными наушниками на шее.

— Спасибо большое! Ролик с вашими ответами обязательно появится на официальном YOUTUBE канале РЖД! — заверила я всех, кто отвечал.

Я как раз дошла до места, где сидел террорист со спортивной сумкой.

— А что вы думаете об уровне обслуживания в поездах РЖД? — максимально угодливым голосом спросила я.

Мужчина со бомбой в сумке демонстративно смотрел в окно. Я сняла его одежду, но мне нужно было и его лицо.

— Простите, мужчина, — я рискнула подойти ближе, — вы не хотите…

В этот миг обладатель пустого взгляда бесцветных глаз резко встал и скорым шагом направился прочь. Я пристально смотрела ему вслед. На одну секунду его лицо успело мелькнуть в кадре. Так, что он попался.

Помешкав, я пошла следом за ним. Нельзя было упускать его из виду — он мог спрятать взрывное устройство, где угодно!

Но, вдруг передо мной поднялся с сидения ещё один мужчина, точнее парень, лет двадцати трёх на вид.

Он был в серо-красной куртке, с рюкзаком за спиной. Не обращая на меня внимания, он ринулся мне навстречу.

Я едва успела увернутся, чтобы он не задел меня своим рюкзаком. Но, как только он поравнялся со мной, мою голову пронзила вспышка воспоминания. И в нём я увидела ещё одно устройство странной формы, с короткими металлическими трубками и тонкими закрученными спиралью проводками, возле которых горели таки же зловещие точки красно-зеленых огоньков.

Парень с рюкзаком прошел мимо меня, как ни в чем не бывало. А я пару мгновений ошарашенно глядела перед собой. Я не могла сразу прийти в себя, после увиденного воспоминания. Но первая трезвая мысль буквально поорала: ИХ ДВОЕ!

— Двое… — шепнула я. — Два террориста… две бомбы… Господи…

Думать нужно было быстро. Я развернулась и, сохраняя дистанцию, направилась следом за парнем в красно-серой куртке. Попутно, дрожащими пальцами, я отправила Стасу коротко видео с импровизированным соцопросом.

Этого мужика, со странным взглядом, Стас теперь знает в лицо и сможет переслать притаившимся в поезде оперативникам. А вот парня с рюкзаком я заснять не успела, и пока что, никто кроме меня не знает, как он выглядит.

Ритм сердца участился, вместе с ним, казалось, вздрагивало все тело.

Я двигалась за обладателем объемистого рюкзака. Мы прошли два вагона. Я постепенно сокращала расстояние между нами, чтобы сфоткать его.

Парень с рюкзаком шёл впереди, он не оборачивался, но мне казалось, что его шаг ускорялся. Я украдкой сфоткала его и отправила новое сообщение Стасу.

Когда сообщение ушло, я включила блокировку, и в отражении потемневшего экрана телефона вдруг заметила следующего за мной мужчину.

В нем не было ничего примечательного, на первый взгляд. За исключением того, что в его правой руке что-то едва заметно блеснуло.

Чувство опасности, подобно струе холодной воды за шиворотом, скользнуло по спине. Я прибавила шагу. Я даже не сомневалась, что у человека, который почти незаметно следует за мной, в правой руке нож. И намерения этого человека угадывались без труда.

Всё. Меня заметили, что было вполне ожидаемо.

Чёрт возьми… Стас далеко, Сеня тоже, а где сидят законспирированные оперуполномоченные УГРО, я вообще не помнила.

Поэтому, я не сбавляя ход, вломилась в первое же купе, где дверь оказалась не запертой.

Внутри купе, я быстро закрыла за собой дверь и с учащенным дыханием, прислушалась. Едва слышная вкрадчивая поступь, прозвучала под дверью.

В этот момент за моей спиной прозвучал странный шорох. Я оглянулась и вздрогнув, прижалась спиной к двери: передо мной, вокруг стола сидели сразу шестеро азиатов. Не то китайцы, не то корейцы. На столе перед ними стояли две свечи, между которыми лежали какие-то амулеты и золотой медальон. А вокруг всей этой красоты был начерчен круг с иероглифами.

Кажется, я прервала какой-то обряд или что-то вроде этого. Но тоже!.. Нашли место и время!

— Извините, — пробормотала я смущенно и выбралась из купе.

Я поправила парик на голове и посмотрела в обе стороны коридора вагона. Мужчины с ножом нигде не было.

Простреливающие голову воспоминания помогли мне вновь выйти на след парня с рюкзаком. Было тяжело сосредоточится только на его воспоминаниях, когда в мой мозг разом потоком вваливались десятки эпизодов из жизни других людей.

У меня ломило виски и в затылке растекалась противная болезненная тяжесть, но я быстро ступала вперёд. Я почти не сомневалась, что парень с рюкзаком и тот с отрешенным взглядом, могут заложить свои бомбы прямо сейчас, чтобы не рисковать быть пойманными.

Чёрт! Всё моя вина! Идея с этим видео была дурацкой! Но, хотя бы я смогла передать Стасу и Сене изображения этих двоих. Надеюсь, парня с рюкзаком они тоже узнают: его-то я сфоткала только сзади.

От понимания сколько всего сейчас зависит от наших со Стасом и Сеней действий, становилось невыносимо жутко. Воображение, в соавторстве с паническим предчувствием, рисовало кошмарные сцены возможного итога событий!

Я нерешительно последовала в том направлении, где скрылся парень с рюкзаком.

Сердце сейчас билось ритмичными тяжелыми и гулкими ударами. Как падающие из протекающего крана капли, усиленные микрофонами. Казалось звуки сердечных ударов звучат по всему телу и отмеряют секунды до катастрофы, которую мы должны, просто обязаны предотвратить.

На пути мне, из купе вышел какой-то полный мужчина в серых брюках и синем свитере. Пряча правую руку в кармане и прижимая левой телефон к уху, он с кем-то разгоряченно спорил:

— Да не буду я им давать скидку! Да ***** мне, что они у нас уже заказывали оборудование! Ну?.. И чо теперь?

Я не без труда обошла этого громкого и крупного субъекта, прошла дальше и почти добралась до двери в тамбур, когда внезапно ощутила странный мороз, растекающийся по коже.

Что-то произошло с окружающей реальностью. Мне показалось, что изменился и поблек свет, и звуки вокруг исказились, стали низкими и тягучими.

А сама я испытала быстро распространяющийся по телу озноб.

А впереди я увидела несколько блекло-серых низких фигур. На мгновение у меня застыло дыхание и замер пульс. Это были они. Тем самые девочки, воспоминания которых я увидела, посетив «Зеленую колыбель». Таня, Диана, Ира, Лиза. Те самые четверо девочек, которых Беккендорф отдал на растерзание Сумеречному Портному. Они были здесь, они стояли передо мной и молча, с печалью на лице смотрели мне в глаза.

Одна из них вдруг вышла вперёд, на её протянутой ладони краснело что-то похожее на шар. Нервно сглотнув, я узнала на её руке клубок красных нитей. Глядя мне в глаза девочка перевернула ладонь, клубок нитей упал на пол и покатился ко мне. Я настороженно глядела на него. Он ударился о нос моего правого сапога, я присела и нерешительно взяла его в руки. К моему ужасу клубок был тёплым и пульсировал в моей руке, как сердце. Или, возможно, мне это только казалось.

Я подняла взгляд, воспоминания убитых Портным девочек исчезли. Я увидела, что от пульсирующего клубка в моих руках, тянется нить. Слегка извиваясь, красная нить тянулась через весь коридор до дверей тамбура.

Мир вокруг оставался странным, с искаженными звуками и блеклыми цветами. Может я схожу с ума, но мне даже показалось, что я сейчас пребываю в иной реальности, отличной от той, в которой мы все существуем. Мелькнула пугающая мысль, что я оказалась в мире воспоминаний, в мире где обитают последние чувства и эмоции, которые когда-то испытывали те, кто навечно покинул нас. Я шла вперёд, чувствуя, как меня трясет, как трудно дышать, и я замечала, что мне больше не встречались люди. То есть никого. Совсем. Абсолютно. Пока я шла с клубом красных нитей в руках, я не встретила ни одного человека. И самое ужасное, что я даже не слышала их голосов. Теперь звучал лишь перестук колёс поезда. Я прошла в следующий вагон.

Все купе здесь были открыты нараспашку, как и все окна. В вагон залетал ветер, на пол сидения сыпались крошки снега. И никого, не единого человека. Только я. Я и клубок красных нитей.

По мере того, как я шла вперёд, он пульсировал всё сильнее.

Я прошла до дверей тамбура и перешла в другой вагон…

И внезапно серая, безжизненная и безлюдная реальность исчезла. На меня резким шквалом обрушились звуки человеческих голосов, доносившаяся откуда-то музыка, а рядом со мной, в открытом купе что-то взахлеб обсуждала компания из трёх парней и двух девушек.

Я снова была здесь, с людьми, в нашей реальности. Но клубок из моих рук исчез, а вместо него в моей ладони осталась влажная кровь. Он стекала по моей руке, мелкими каплями, между пальцами, сочилась на пол.

Я завороженно глядела на неё, пытаясь осознать и понять происходящее.

— Ника! -

Я вздрогнула от крика и подняла взгляд. Ко мне подбежал взмыленный Сеня.

— Ты в порядке? Я видел сообщения от тебя…

Тут его взгляд упал на мою руку и лицо Арцеулова побледнело.

— Что с тобой?! Ты ранена?!

— Н-нет… это не моя кровь, — медленно ответила я.

Сеня вытаращенными глазами глядел на меня.

— Что?! А чья?!

Я сжала кулак с кровью и посмотрела на Сеню. Арцеулов часто дыша, во глаза глядел на меня. Сеня был сбит с толку и жаждал ответов.

Я перевела взор на закрытые двери купе и тихо, так чтобы слышал только Сеня, сказла:

— Он здесь.

— Кто? — нахмурился Арцеулов.

— Пожиратель, — ответила я.

Сеня оглянулась на купе, затем снова посмотрел на меня.

— Откуда ты это знаешь?

— Мне… показали, — ответила я.

— А…

— Сень, просто поверь, он здесь, — попросила я встревоженным голосом. — Он здесь и…

Я разжала ладонь и снова взглянула на кровь:

— Прямо сейчас его убивают…

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Пятница, 29 января.

Увидев, что Ника прислала видео, Стас сперва недоуменно нахмурился. Но, едва он просмотрел его, как на лице у него расплылась одобрительная улыбка.

— Ишь какая находчивая, — похвально проворчал он.

Пусть и всего на секунду, но лицо потенциального террориста все же попало на камеру телефона Ники и теперь Стас знал его в лицо. И не только он. Стас переслал сообщение двум группам оперуполномоченных, которые ждали команды.

— «Действуем крайне осторожно, оружие применять только в случае крайней необходимости», — написал Стас.

Он ринулся вперёд по вагонам. С момента, как пришло сообщение от Ники прошло пол минуты. Ника была в восьмом вагоне, а он сейчас в четвёртом. Как далеко может убежать этот мужик с бомбой в сумке за это время? У него четыре вагона на выбор, в которых можно спрятаться.

Стас поразмыслил, как бы он действовал на месте террориста, если бы заподозрил, что его засекли? Самым эффективным способом, как это ни печально, было бы использовать мину и максимально быстро покинуть способ.

Стас уже сталкивался с минами и бомбами, но прежде ему ещё не приходилось спасать от терракта поезда.

Корнилов старался не думать о возможном количестве жертв, это было заведомом пораженческое мышление. Вместо этого он сосредоточился на том, куда бы он, на месте террориста, по-быстрому пристроил бы взрывчатое устройство?

Если оставить в вагоне, громыхнет конечно знатно, но убьет преимущественно, только людей в этом самом вагоне. Значит, скорее всего, бомбу для наибольшего эффекта стоит разместить между вагонами, в месте их сцепления. Такой взрыв ударит по двум вагонам сразу, и направит ударную волну сразу в обе стороны. Поезд едет на огромной скорости, и поэтому больше всего пострадают вагоны, едущие за точкой взрыва. Значит, террорист, будет стремится заложить мину, как можно ближе к электровозу.

Значит, нужно его подождать. Стас остановился и сделал вид, что глядит в окно. Хлопнула дверь тамбура.

Корнилов бросил взгляд в сторону звука, но это была какая-то женщина с пачкой сигарет в правой руке.

Стас смотрел на пролетающие за окном зимние пасторали и мысленно отсчитывал время.

Он не смотрел на часы, предпочитая считать время лично.

Прошло двадцать секунд с момента получения видео от Ники.

За окном промелькнули деревенские дома и небольшие уютные коттеджи.

Сорок пять секунд. Лес, бесконечный густой лес за окном. Стас подавлял рвущееся наружу нетерпение. Рядом, за спиной пробежали двое шумных детей.

Стас отвлекся, посмотрел им вслед. Увидел, как на детишек нашикала мать и быстро загнала их в купе.

Стас представил, что эта молодая мать и двое её детей могут погибнуть, могут никогда не вернутся домой, и эти дети никогда не начнут жить…

Корнилов мотнул головой, прогоняя прочь назойливые мрачные мысли. Прочь. Этого не будет! Этого не произойдёт! Они не допустят! Он не допустит…

Открылась дверь из тамбура. Стас бросил взгляд в сторону и тут же вновь уставился в окно. Это был он. Тот самый мужчина с… очень неприятным взглядом. Взглядом человека, который готов на все и ему всё равно.

Стас ждал, когда он подойдёт ближе. Корнилов с трудом удержался, чтобы не взглянуть на сумку в руке мужчины. Но тот вдруг остановился. Стас почувствовал, как его сердце сделало сальто и осторожно взглянул на мужчину с сумкой.

Тот мгновение смотрел ему в глаза, а в следующий миг развернулся и бросился прочь.

Стас молча рванул за ним. Мелькнула мысль выстрелить в спину мужчины, но Корнилов не знал какого рода взрыватель на бомбе террориста. Это может быть едва заметный проводок с кнопкой, зажатой большим пальцем террориста и стоит его пристрелить, как палец разожмется и это будет конец. Стас уже видел последствия поспешных действий, как полиции, так и подразделений сил специальных операций.

Они ворвались в следующий вагон. Корнилов выругался, увидев сколько людей вышли из своих купе.

— Мать вашу!.. — рявкнул Стас.

Люди во все глаза таращились на двух бегущих мужчин.

Внезапно террорист резко остановился и размер, подняв вверх правую руку. Стас тоже остановился на бегу.

— Всем оставаться на месте! — проорал он неожиданно высоким голосом. — Я взорву здесь всё к чертям! Я взорву! Стоять!..

Стас остановился, гневно дыша и глядя на террориста.

— Ни с места, мент! — мерзко ощерившись, произнёс террорист. — Я взорву на хрен этот поезд!

Люди вокруг буквально оцепенели, все в ужасе глядели на происходящее.

— Сам то тоже сдохнешь, — холодно проговорил Стас, с презрительной снисходительностью.

— Да и по**й, — с ядовитым пренебрежением бросил мужчина. — Меня в этом с**ном мире больше ничего не держит!

Стас смотрел ему в глаза и видел, что этого человека бесполезно убеждать в обратном. Он давно решил уйти и только ждал момента, чтобы сделать это как можно заметнее и больнее для всех. Он ненавидел этот мир и ненавидел всех живущих в нём.

А это значит, что и взывать к его совести и жалости тоже бесполезно.

— А если его нет в этом поезде? — Спросил Стас.

Его вопрос поставил террориста в тупик.

— Чего?

— Если Беккендорфа нет в этом поезде, — произнес Корнилов, — всё, что ты сделаешь будет напрасно. Разве нет?

— Я знаю, что он в этом поезде, — гадостно ухмыляясь ответил мужчина. — Мы знаем. И он обязательно сдохнет, мент. Можешь не сомневаться.

— Не факт, — пожал плечами Стас. — Если ты взорвешь бомбу здесь, пострадает только этот вагон и немного те, что будут рядом.

В глазах террориста мелькнула тревога, ему хотелось уйти как можно громче. Ему хотелось, чтобы все заметили его уход, чтобы все говорили об этом. А это можно было сделать только прихватив с собой несколько десятков или даже сотен спутников.

Елизавета Гольшанская отлично знала кого посылать на такое задание.

— Ты даже не знаешь, какая мощность у этой штуки, — с торжеством проговорил террорист.

— Полагаю у тебя в сумке килограммов шесть тетрила, чего вполне достаточно, чтобы поезд сошел с рельсов и погибло достаточно человек, чтобы об этом поговорили пару-тройку недель.

— Пару тройку недель?! — воскликнул мужчина и глаза его едва ли не буквально налились кровью. — Об этом буду говорить годами!

— «Бедный парень», — мимоходом подумал Стас, — «Он считает мир дерьмовым местом, а людей в нем искренне презирает. Но видимо сам даже и не подозревает, что человечество, в большинстве своем, эгоистично ровно настолько, чтобы быстро забыть о произошедшей под Москвой трагедии. В лучшем случае, пройдёт пара месяцев, пока подавляющее большинство людей перестанет обсуждать этот терракт и количество жертв».

Кто из нас сегодня помнит, что именно случилось в Беслане в четвертом? Кто помнит Будённовск, Домодедово или взрыв домов на Каширском шоссе и улице Герьянова? В лучшем случае «сознательные» граждане помнят Норд-Ост, да и то только потому, что из этой трагедии, на крови погибших, раскрутили настоящий инфоповод.

— Не хочу тебя огорчать, — продолжал Стас, — но нет. О том, что здесь случится вряд ли будут долго говорить. Людей куда больше волнует то, что происходит с ними, то что затрагивает их каждый день. Цены на бензин, выплата ипотеки, какой сериал посмотреть и, что надеть завтра на работу. А уж о тебе и вовсе никто даже не узнает.

— Неужели?! — прорычал мужчина, прожигая Стаса ненавистным взглядом.

— Да, — без сожаления, легко ответил Стас. — Ты ведь здесь даже не по своей воли, а поручению… мы оба знаем кого.

Корнилов сделал выразительное ударение на последнем слове.

Судя по лицу мужчины с пустым взглядом, он поверил в слова Стаса и нашёл их вполне разумными.

Корнилов видел, что террорист замешкался. Он готов был погибнуть, готов был пожертвовать собой, лишь бы сделать этому миру и стране, как можно больнее перед своим уходом.

Слава… Ему нужна была слава. Ему хотелось быть уверенным, что о нём будут говорить, после его ухода. Что его поступок будут обсуждать десятилетиями… А сейчас, стараниями Стаса, этот отчаявшийся, обозлившийся и сбившийся с Пути человек, засомневался и в его взгляде появился страх.

Стас видел, что террорист уже, возможно, готов отказаться от задуманного.

Положение было подобно сверхчувствительным весам, готовым сию же секунду качнутся в одну или другую сторону. На одной чаше весов был благополучный исход ситуации, а на другой самый негативный и неприемлемый.

Стас оставался спокоен, молча наблюдая за террористом. Сейчас не нужно было вмешиваться и пытаться убедить его. Если он примет нужное Стасу решение, сам он должен думать, что это решение его и только его.

Сзади, в конце вагона вдруг распахнулась дверь. Стас едва успел разглядеть пистолеты в руках ворвавшихся в вагон оперативников.

— «Да чтоб вас!..» — мысленно выругался Стас.

Время замерло, а затем секунды потекли вяло, неторопливо точно стекающий вниз густой вязкий соус.

Террорист начал оборачиваться назад.

— Руки за голову! — вскричал бежавший впереди всех оперативник, вытянув пистолет перед собой.

Люди вокруг упали на пол, инстинктивно закрывая головы руками. Все, кроме одного. Кроме мужчины в чёрных джинсах и полосатой рубашке. Стас уже в прыжке к террористу, увидел, как человек в чёрных джинсах, стоя за спиной четырёх оперативников, выхватывает пистолет.

— «Ну, конечно,» — искрой мелькнула в голове Стаса быстрая мысль, — «Их должен был кто-то страховать».

Его предупреждающий крик повис в воздухе, но Корнилов видел, что оперативники не успеют среагировать.

Стас левой рукой схватил мужчину за кулак, в котором был зажат взрыватель. Террорист обернулся на него, на перекошенном лице застыл настоящий испуг и смятение. Корнилов был безжалостен: зажатым в правой руке ножом, он рассек горло мужчины с пустым взглядом.

Глаза того расширились от удивления, он втянул в себя воздух и начал оседать. Стас присел вместе с падающим телом.

В этот миг прозвучали четыре быстрых выстрела. Пронзительно закричала какая-то женщина. На глазах Корнилова двое оперативников упали замертво с простреленными головами, третий успел выстрелить, но промазал, а пуля мужчины в чёрных джинсах прострелила его колено. Четвёртый оперативник, с расширенными от ужаса глазами пытался трясущимися руками выхватить ствол.

Стас, левой рукой удерживая взрыватель, правой достал свой револьвер, вскинул и, почти не целясь, спустил курок.

«Питон» вздрогнул в его руке, и через долю секунды убийца в полосатой рубашке отлетел к стене, сполз на пол и задёргался в конвульсиях. На его груди быстро проступило бесформенное багровое пятно.

Стас спрятал револьвер. В ушах у него учащенно и гулко стучал пульс.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 29 января

— Ника, где?! В каком купе?! — взволнованно кричал Сеня.

— Я не знаю! — едва не плача, отвечала я.

Я чувствовала и знала, что Беккендорфа убивают. Прямо сейчас, за одной из восьми дверей! И я, чёрт побери, понятия не имела за какой!

— Ника!.. — позвал Сеня.

— Я пытаюсь! — прокричала я в ответ.

Всё моё тело заполнил гремящий сердечный ритм. Паника душила и сдавливала в своих тисках, щекотные капельки испарины медленно скатывались по шейным позвонкам.

— «Где же ты!» — плаксиво скривившись, пытливо думала я. — «Девочки!.. Покажите мне! Пожалуйста! Прошу вас! Пожалуйста!»

Тщетно. Восемь плотно закрытых дверей, отличающихся лишь нумерацией. В одном из них гремит музыка и слышится хохот.

Нам точно не туда. Осталось семь. Где же ты? В каком купе?!

Пульс мерил доли секунд, пропитавшее кровь напряжение каменело и вибрировало в локтях, плечах и коленях. Мой беспомощный взгляд метался от одной двери к другой. Я, словно, надеялась увидеть сквозь них. Моё желание узнать и успеть спасти Беккендорфа было так велико, что я как будто пыталась взглядом проникнуть за задвинутые двери купе.

Гремящая музыка и хохот, доносившиеся из одного купе, сливались с шумом пульса в моей голове.

Я закрыла глаза. От захлёстывающего меня переживания и зашкаливающего страха ноги становились ватными, в коленях растекалась мерзкая слабость.

И вместе с тем в сознание внезапно вклинились обрывки воспоминаний. Я замерла на несколько мгновений. Я глядела перед собой, чувствуя, как сердце требовательно рвётся из груди.

А в следующий миг, я бросилась к купе с номером четыре!

— Здесь! — закричала я Сене.

Арцеулов отпихнул меня в сторону, быстро открыл дверь и едва успел увернутся от широкого взмаха ножа.

Я вскрикнула, прижав руки к лицу, отскочила назад. Оставивший Беккендорфа смуглый мужчина с темной бородой, сверкнул оскалом, и навалился на Сеню. В его правой руке зловеще переливался нож с широким массивным лезвием, край которого был выпачкан в крови.

Они с Сеней повалились на пол, начали неистово лупить друг друга. Между ними завязалась молчаливая, яростная схватка.

Я неуверенно приблизилась к ним, надеясь помочь Сене. Но Арцеулов заорал мне:

— Не лезь!!!

Я отпрянула. В этот момент, из купе, шатаясь вывалился Беккендорф. Он был взмылен, его всклоченные волосы торчали во все стороны. Зажимая рукой окровавленную рану на плече, он бросил взгляд на борющихся мужчин, затем на меня. Мы с ним встретились взглядами, я увидела, как изменилось лицо Пожирателя: он узнал меня.

Он прорычал ругательство и, спотыкаясь, бросился прочь. Я, с ошеломленным видом, посмотрела ему вслед, затем обернулась на дерущихся Сеню и чернобородого убийцу, и снова, растерянно, уставилась в след Беккендорфу.

Сеня сказал не лезть… Надеюсь, он справится. Но, мы не можем опять упустить Пожирателя. Потому что, я в этом почти не сомневалась, второго шанса поймать его нам не представится: или он безнадёжно и крепко заляжет на дно, или же раньше нас до него доберутся люди Елизаветы.

Да, не смотря на запредельный уровень шокового состояния и вызванное этим смятение, я осознавала уровень опасности. Я понимала, что Пожиратель может запросто убить меня. Но, я так же понимала, что сейчас он легко может ускользнуть.

Я перешла в следующий вагон, здесь столпилось большое количество любопытных, я слышала, что все обсуждают какие-то выстрелы, раздавшиеся в первой части состава.

Я тут же подумала о Стасе и о том террористе с пустым, отстраненным взглядом. Предостерегающее, опасливое чувство закралось внутрь меня и застряло в горле.

Отбрасывая пугающие раздумья о Стасе, я едва не бежала вперёд. В следующей вагоне я его догнала, точнее увидела спину убегающего Беккендорфа.

— Нестор! — зачем-что закричала я.

И тут же поняла, что это была ошибка. Пожиратель развернулся и вскинул руку с пистолетом.

Люди в вагоне, с криком, пригнувшись едва ли не к полу, юркнули в свои купе. Большинство из них тут же позакрывали двери к себе.

Беккендорф, в безумном взгляде которого дрожали лихорадочные блики, свирепо и шумно втягивал носом воздух. Его правая рука с пистолетом слегка подрагивала. Я инстинктивно подняла ладони на уровне груди и чуть отступила назад. От плеч по спине до пяток спустилось щекотное, вибрирующее и прохладное чувство — мое тело лучше меня ощущало зашкаливающую опасность и вероятность моей сиюминутной гибели.

— Надо было вас с твоей подружкой ещё тогда по-тихому удавить! — озлобленно прорычал Пожиратель.

— В конечном итоге, это всё равно ничего бы не поменяло, Беккендорф, — подрагивающим голосом проговорила я. — О том, что ты делал с этими девочками, рано или поздно всё равно стало бы известно.

— Я с ними ничего не делал, — фыркнул Пожиратель и похабно ухмыльнулся, — я только иногда наблюдал…

— И записывал видео, — выразительно произнесла я.

Ухмылка с ползла с лица Беккендорфа.

— Так полиции от меня нужны видео?

— Да, — я не стала скрывать истины, в этом не было смысла.

— Интересно… — протянул Пожиратель. — А что нужно тебе? Ты ведь не полицейская… что тебе надо от меня? А?

Я пару секунд смотрела в его глаза. Там в бликах и отражениях очертаний коридора вагона дрожала накопленная ненависть, злое презрение и тщательно скрываемая трусость. В этот миг для меня стало ясно, что Беккендорф, как и многие другие до него, стал порочным и мерзким человеком, чтобы скрыть собственную слабость, страхи и осознанное чувство неполноценности. Этот человек, в глубине души, презирал себя, стыдился своей истинной натуры, боялся своих мечтаний. И ещё больше боялся, что кто-то может узнать его, настоящего.

— Мне от тебя нужно только одно: чтобы ты перестал бояться себя, — произнесла я печальным и проникновенным голосом.

Беккендорф скривился.

— Бояться? Себя?! Ты головой ударилась, что ли? Или дура от рождения?!

— Ты знаешь, что я права, — не обращая внимание на его язвительность, произнесла я и сделала шаг вперёд.

— Чего?.. — лицо Пожирателя перекосило от непонимания. — Что ты несёшь?

— Что это было, Нестор? — вопрошала я. — Что ты пытался скрыть от мира, все эти годы? Что ты пытался защитить своей показательной жестокостью и мерзостью? Ты ведь не психопат, Нестор. Твоё мышление и эмоции схожи с большинством людей. Значит твои преступления — лишь тщетная попытка защититься от этого мира и самоутвердиться в нём. Эти девочки… Ты считал себя их хозяином, не так ли? Тебе делал это все не только ради денег, тебе нравилось… чувствовать себя всемогущим, распоряжаться их судьбами… Тебе нравилось, когда они молили тебя о пощаде… Молили не отдавать их в руки этих богатых извращенцев…

Говоря это, я ступала вперёд, постепенно приближаясь к Нестору.

На его лице так и застыла перекошенная гримаса.

— Что ты можешь знать обо мне?!

— Гораздо больше, чем ты решишься кому-то рассказать, — размеренно и мягко произнесла я. — Ты… ты рос с двумя старшими сёстрами и тёткой… Тебе было очень несладко, сёстры то и дело подшучивали и даже издевались над тобой… Из-за этого над тобой нередко глумились и в школе… И хотя тебе, наверняка, доставалось от мальчишек твоей школы, больше всего ты ненавидел девушек… Нет!

Я быстро мотнула головой, пристально глядя в глаза Беккендорфа — его зрачки начали расширяться.

— Девочки, — с нажимом проговорила я. — Ты их ненавидел. Ненавидел девчонок из своего класса… Да, Нестор? В каждой из этих девчонок, что ты подкладывал богатеям, ты видел кого-то из своих ненавистных одноклассниц? Так ведь? За что тебя больше всего презирали, Нестор? За что над тобой издевались?.. И за что, ты больше всего ненавидел девочек, Нестор?..

Я подступила ещё ближе.

— А-а… — кивнула я, — да… Ты ненавидел девочек потому что… ты не мог себе позволить то, что могли позволить они. Тебе хотелось другого Нестор… Так ведь?

Я вспоминала те эпизоды из жизни Нестора, которые мне удалось увидеть, когда я перебирала его вещи. Если я права, то многое в поведении Беккендорфа, на протяжении всей его жизни, теперь становилось понятным. А, судя по бледному лицу Нестора и выступившим каплям пота на его щеках, я, как минимум, была близка к истине.

— Тебе ведь всегда нравились не девочки, Нестор… — проговорила я уже тише.

— А ну заткнись! — вскричал взбешенный Нестор. — Захлопни пасть! Слышишь?! Ты ничего обо мне знаешь! Ни черта! И не смей тут стоять и трындеть с таким умным видом, как будто ты знаешь большего моего!..

Он тяжело сглотнул и продолжил свою тираду:

— Девок я всегда презирал и ненавидел за их лживую, непостоянную и меркантильную натуру! Посмотрите на себя! Вы же с детства только и делаете, что берёте… В какой-то момент, вы решили, что вам всё дозволено, что вы можете играть чувствами парней, что можете требовать от них все, что захотите, стоит вам только ноги раздвинуть… А что вы вообще можете предложить мужчине, кроме своего тела и временной фальшивой любви? Вы всегда… постоянно ищете только там, где вам выгодно и вам плевать на чувства парней… Вы никогда не сможете до конца понять мужчин… Зато один мужчина всегда поймёт другого… Нам куда больше свойственна верность и преданность, мы и правда умеем любить и горячо и долго, мы умеем хранить любовь… а не ищем, где уютнее и потеплее… Так какого хрена, стоит на вас тратить время и силы… Единственное на что вы годитесь, так это исключительно на репродуктивную функцию… Всё! В остальном вы-пустое место! Наглые, лживые, двуличные, жадные и меркантильные с**и!

Выплюнув всю эту болезненную тираду Беккендорф с яростью сплюнул себе под ноги.

— Будьте вы все прокляты, грязные ш**хи!..

Я почувствовала странный толчок в спину. Как будто плотный сгусток воздух врезался в мою спину и пронзил легкие, сердце и грудь. А в следующий миг грянул грохот, я увидела вспышку пламени, пол под ногами взбрыкнул поднялся вверх. Я упала на спину и полетела назад.

Гудящий мощный рокочущий звук, скрежет металла и звон лопающихся окон поезда. Всё пространство вокруг меня содрогалось свирепыми толчками. Меня швырнуло влево и назад, я влетела в открытую дверь одного из купе, мощный удар в спину вышиб из меня воздух, в глазах потемнело.

Я услышала чей-то крик, в окне рядом со мной мелькнуло вечернее небо, заснеженные деревья и головокружительная высота.

С тяжелым протяжным стоном вагон перевернулся, я ощутила новый удар, пол подо мной накренился, и я сползла вправо, врезалась плечом и ребрами в сидение купе! Я не сразу осознала, что лежала рядом с сидением… на потолке. Вагон снова качнулся, я сползла в сторону и тут же увидела, как на меня падает чья-то плотно набитая дорожная сумку из открывшегося рундука. Я чудом успела увернутся и юркнула в сторону. В тот же миг я увидела мужчину, безжизненно повисшего на перилах коридора в вагоне. Под ним, в выбитом стекле зияла ужасающая высота и трепетали свесившиеся вниз порванные тёмно-синие занавески.

В вагон поезда влетал порывистый холодных воздух. Рядом со мной с шипением искрился разбитый светильник, а под столом я увидела ещё одно тело — молодая женщина. На её голове темнела жуткая, залитая кровью, кошмарная рана.

Корчась от боли в ушибленной спине, плечах и чувствуя сползающую по щеке струйку крови и обвела взглядом купе, затем снова посмотрела вниз на разбитое окно коридора поезда.

Послышался скрип, стук, я перевела взор и увидела, как несколько сумок из багажа мёртвых пассажиров сползли вниз. На моих глазах две больших дорожных и одна женская сумочка провалились в разбитое окно и спорхнули вниз.

Словно в каком-то сюрреалистичном slowmo я увидела, как сумки, медленно вращаясь, летят вниз, в глубокую пропасть. Задержав дыхание, я с ужасом наблюдала, как сумки стремительно уменьшались в размерах, пока не взорвались белыми всплесками на поверхности тёмной серой реки, протекавшей внизу. Теперь понятно, откуда доносится этот запах влажного холода.

Внутри вагона вновь что-то обрушилось и прогремело вдоль всего вагона. Я услышала чей-то крик. Вагон, в который раз слегка накренился. Меня прижало к стене с окном купе, и через его покрытую трещинами поверхность я увидела ужасающую картину, как сразу несколько человек, беспомощно барахтаясь в воздухе рухнули вниз, в пропасть. Вагон снова встряхнуло, он перевернулся, так, что я едва не рухнула вниз, на стену с дверью купе. Я отчаянно удерживалась, упираясь ногой в верхнее сидение и разложенный столик.

Меня пробрал кромешный холодящий кровь ужас. Я понимала, что вагон вот-вот рухнет вниз, на дно глубокого оврага, над которым, до сегодняшнего дня пролегал мост.

Нужно выбираться отсюда! Эта трезвая мысль ворвалась в мое сознание и словно забила в тревожный колокол.

Часто дыша, стараясь унять угнетающее шоковое состояние, я осмотрелась и только сейчас увидела, что стена, справа от меня, проломлена и вполне можно пробраться в соседнее купе. Потому что из того, в котором я сейчас выбраться уже не получится — окно, смотрящее вверх, придавило каким-то металлическим обломком. Даже если мне его разбить, мне не выбраться.

Я, стараясь не двигаться резко, шипя от тупой и давящей боли в спине и в правом колене, пролезла вперёд. Мне пришлось изловчиться, чтобы проползти мимо торчащего под опасным углом заостренного обломка, на котором уже засыхала чья-то кровь.

Как только я перебралась в соседнее купе, из моих уст вырвался крик ужаса.

Купе было залито кровью, здесь все были мертвы. Погибла целая семья. Мужчина, женщина и двое детей… Я встретилась взглядом с застывшими глазами мальчика лет десяти и с моих уст сорвалось судорожно всхлипывание.

— Господи… — выдохнула я, чувствуя, что задыхаюсь.

Я зажмурила глаза и скривилась. Воспоминания погибших людей закружились в моей голове, подобно беспокойной стае бабочек.

Последним из них был день, когда родители в этой семье объявили детям, что завтра они едут в Финляндию. Радости детей не было предела. Сколько радостного предвкушения и восторга было в голосах счастливых детей и смеющихся родителей. Они так давно планировали эту поездку, они уже несколько раз откладывали планы посетить эту страну, несколько раз им мешали разные обстоятельства… кто-то словно пытался помешать им отправиться в это путешествие, словно зная, что из этой поездки они не вернутся…

Я истерично замотала головой, отгоняя прочь нахлынувшие не к месту воспоминания только что погибших людей.

Я услышала надрывающий стон боли и хрипловатый крик. Беккендорф! Он жив!..

Мысль о Пожирателе беспокойным волчком завертелась в моей голове.

Я, сохраняя осторожность, терпя саднящую глубокую боль в спине и содранных в кровь локтях, я перебралась к столику и бросив взгляд вниз, на коридор вагона, увидела Беккендорфа.

— По… мги… — с трудом, выплевывая кровь через разбитые губы, прохрипел Нестор.

До меня не сразу дошел смысл его просьбы, поскольку я не могла отвести шокированного взгляда от огромного треугольного обломка металлической отделки потолка, который вонзился в грудь Беккендорфа.

Темная кровь багровой звездой «разгоралась» на теле Нестора, пропитывая одежду и стекая в разные стороны по поверхности окна и стене коридора.

— Помо… ги… — прохрипел ещё раз раненный Бекендорф.

Я обладала скудными познаниями в медицине по сравнению с любым студентом медвуза, но даже я понимала — ему не выжить. Этот кусок металла почти разрезал его пополам.

Я с трудом оторвала взгляд от ужасающей раны на теле Пожирателя и посмотрела в его глаза. Я всхлипнула, когда увидела в глазах жестокого и гадкого человека настоящие, неподдельные страх и слёзы. Он боялся, как и все другие люди. И он не хотел умирать, как и все другие люди в мире. Он был беспомощен и осознавал это, но ещё не понимал, что уже почти покойник.

Нестор Беккендорф, подобно утопающему, отчаянно хватался за жизнь сопротивляясь скорой гибели.

Его жалостливый беспомощный взгляд заплаканных глаз и понимание, какую боль он сейчас испытывает вызвали у меня истерическое состояние. Я задрожала всем телом, чувствуя, как теплые соленые слёзы потекли по моим щекам.

Да, Беккендорф сволочь и скотина, каких поискать в наше мире. Хуже того, он самый настоящий подонок!.. Но я ни в коем случае не желала ему смерти, тем более вот такой.

— Пож-ж…с-ста… — на губах Беккендорфа лопнул кровавый пузырь.

— Подожди… сейчас… — я поняла, что должна сделать хоть что-то, хотя бы просто попытаться, это гораздо лучше, чем просто наблюдать, как он умирает.

Нельзя стоять и наблюдать чужую боль или чужую смерть, и не попытаться помочь хоть чем-то хот как-то. Даже если я уверена, что ему не выжить, я обязана что-то предпринять!

Стараясь не упасть, я с величайшей осторожностью спустилась вниз к Нестору. Я присела на стене с дверью купе, которая теперь лежала горизонтально. Теперь нас разделяло не больше полутора метров. Ещё немного и… И что? Чем я собираюсь ему помочь?

Я нервно сглотнула, вдруг осознав, что и правда совершенно не знаю, что собираюсь предпринять. Я могла бы спуститься вниз, но… Но Нестор лежал на треснувшем окне поезда и любое увеличение веса повлекло бы его обрушение. Да и что потом? Я бы всё равно не смогла его оттащить в сторону — сейчас, я уже видела, что осколок потолка не просто пронзил тело Нестора, он ещё и фактически пригвоздил его к окну. И я ничего, вообще ничего не могла сейчас сделать, чтобы, хоть как-то, чёрт возьми, спасти его!

От понимания этого меня охватил новый приступ рыданий.

— Нестор… — всхлипнув, прошептала я. — Я не могу… не могу… я не знаю… ты… я не знаю, что делать! Прости! Прости! Прости!!!

Я замотала головой, истерично зажмурив глаза.

— Прости! — прошептала я с горьким сожалением. — Прости… я не знаю…

— Я… умираю?.. — прошептал он с трудом и вдруг испытал явное облегчение, от того, что сказал это вслух.

— Да, — кивнула я глядя на него, сквозь влажный туман слёз. — Прости…

— То… чшо… ты… сказала… — прохрипел он. — Откуда?..

— Откуда? — переспросила я и он на миг закрыл глаза вместо кивка головой.

Я вздохнула, вытерла слёзы с щек и прошептала.

— Я… Нестор, я… я могу видеть… гораздо… гораздо больше, чем другие люди…

Нестор смотрел на меня слегка затуманенным взором.

— Об… сни…

— Объяснить? — слова Нестора звучали едва слышно и мне приходилось напрягать слух, чтобы услышать, что он говорит. — Я… Ну, это трудно… В общем я вижу… я могу видеть воспоминания… Понимаешь?

Пожиратель медленно закрыл глаза, на мгновение мне показалось, что он их уже не откроет, но тут он вновь взглянул на меня.

— Мжш…

— Что? Могу? Что могу? — беспокойно переспросила я.

— Рказть… — выдавили губы Нестора.

— Что именно? — спросила я, нервно сглотнув.

— Что-то… — он подавился, выплюнул очередной сгусток крови и с усилием вымолвил. — Что-то… хшее..

— Что? Хорошее? — быстро спросила я. — Ты хочешь услышать про что-то хорошее в своей жизни? Да? Что-то, что ты уже не помнишь?..

Нестор закрыл глаза. Ну, конечно. Даже таком чудовищу, как Пожиратель хочется узнать, что в его жизни было что-то прекрасное, светлое и доброе. Хоть что-то, пусть даже крупица. Хотя бы тщедушный, но заметный лучик света, забитый и погасший где-то в глубине зачерствевшей души и охолодевшего сердца.

Хоть что-то…

— Твоя мама… — проговорила я. — Ты ведь не всегда жил со совей теткой и старшими двоюродными сестрами… Ты какое-то время жил с мамой… Ты не помнишь?

Он едва смог шевельнуть головой.

— Когда у твоей матери не было… не было ночной смены… Она всегда читала тебе… Одной из твоих любимых книжек были сказки братьев Гримм. Помнишь? Такая яркая книжка с золотой надписью и Бременскими музыкантами внизу, под надписью…

Я улыбнулась и добавила:

— Собаки и ослу ты закрасил глаза зеленым фломастером, а коту фиолетовым… Помнишь?

Я увидела расширились его глаза и как он взволнованно дёрнулся. Он даже на секунду приподнял голову. И тут же стекло под ним угрожающе затрещало, по его поверхности стремительно расползлись новые трещины.

— Тебе нельзя двигаться… Нельзя!..

— Ты… — выдавил он. — Как… как ты…

— Не знаю, — ответила я то же, что и всем тем людям, кто задавал мне этот вопрос. — Правда, не знаю…

— Ясно… — тут он вдруг поднял правую руку и с видимым трудом засунул её под полу пиджака.

Стекло под ним вновь затрещало.

— Не двигайся ты! — взмолилась я. — Пожалуйста…

Я резко замолчала увидев, что он вынул из-под пиджака крохотный серебристый предмет. Это был миниатюрный флеш-накопитель.

И что-то мне подсказывало, что именно на этой крохотной вещице хранились те видео, которые так нужны Стасу, чтобы посадить Гольшанских за решетку.

— Ищ… чт-т… — говорить Нестору было уже слишком трудно, он издавал лишь едва различимые звуки.

Но я поняла и робко улыбнулась, сквозь слёзы.

— Альфред…

И снова Беккендорф взволнованно дернулся.

— Так звали маленькую мышку-альбиноса, которая жила у вас с мамой. — проговорила я. — Помнишь?

Нестор закрыл глаза, и через мгновение вновь уставился на меня. Он ждал. Ждал с надеждой в тускнеющем взгляде. Он жаждал услышать всё, о чем успел давно позабыть.

И я продолжала. Я, тихо плача, пересказывала события из его жизни. Всё самое теплое, светло и нежное, что давно затерялось в глубине его сознания. Он скрыть свои слабости от мира, что вместе с ними скрыл от себя самого свое прошлое, прошлое, которое он по-настоящему любил и в котором был счастлив.

— Ты… — прохрипел он надламывающимся голосом, когда я закончила. — Д… джи… взьми…

Он с трудом вымолвил эти слова и поднял правую руку, вытягивая её ко мне.

— Взми-и… — простонал он свистящим голосом. — Это… то… вам… нжно… ты… знаешь…

— Знаю, — кивнула я, — спасибо…

Я протянула руку, но не достала его дрожащим пальцем, в которых он сжимал флешку с видеозаписями. Мне пришлось свесится вниз, зацепившись правой ногой за выемку между стеной и сидением, а правой рукой за пролом между сидениями. Но даже так, я с трудом дотягивалась до руки Беккендорфа.

Я достала пальцами до маленькой серебристой флешки, наши взгляды встретились, я увидела, как окровавленные губы Нестора прошептали: «Спасибо».

А затем стекло под ним с хрустом звонко лопнуло, и я увидела, как Нестор в вихре серебрящихся осколков стекла падает вниз в холод и бездну. Я смотрела в его глаза до тех пор, пока различала его лицо.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Пятница, 29 января.

— Не отпускайте меня! Не отпускайте, пожалуйста! — девушка отчаянно цеплялась за руку Стаса и продолжала молить его.

Корнилов молча, напрягая мышцы потащил её наверх. Девчонка была насмерть перепугана и то дело опускала голову, глядя на разверзшуюся под ними пропасть с рекой.

— Не смотри вниз! — прорычал Стас, вытягивая девушку наверх.

Она послушно подняла взгляд и уставилась на Стаса перепуганными голубыми глазами.

— Не смотри вниз, — повторил Корнилов уже мягче.

Он все-таки поднял её, и девушка поспешно вскарабкалась на стену коридора вагона, которая сейчас была их полом.

Стас оглядел полуразрушенный вагон.

Многие окна были выбиты, кругом валялись помятые обломки, оторванные от купе двери и бесчисленное множество разноцветных предметов одежды. Корнилов задержал взгляд на мертвой женщине, которую явно убило ударом об стену, и нам втором теле, принадлежавшем парню лет двадцати, в спине у того торчало несколько обломков.

— Не двигайся, — сказал Стас только что спасенной девушке.

Та дерганным движением головы кивнула.

Стас осторожно свесился вниз и выглянул в разбитое окно коридора вагона.

Его лицо овеяло холодящими порывами поднимавшегося снизу морозного воздуха.

Стас, по мере возможностей, оглядел результаты взрыва. Все выглядело весьма паршиво. В результате взрыва были разрушены две опоры моста, из-за чего состав фактически повис между двумя краями моста. Из окон некоторых вагонов вырывалось бушующее пламя.

В этот же миг Корнилов увидел, как из одного вагона выпало сразу несколько человек. Их крик огласил окрестности и тут же затих, когда они улетели вниз, туда где, примерно, в трёх-четырёх сотнях метров протекала бурлящая река. Стас тихо ругнулся и отстранился от окна.

Стас немедленно достал телефон, посмотрел на карте местонахождение и сообщил в МЧС по горячей линии. Спрятав телефон Корнилов встретился взглядом со спасенной им девушкой. Та молча плакала.

— Всё будет нормально, не переживай, — заверил он её.

Он оглядел вагон, прислушался.

— Эй! — закричал Корнилов. — Живые есть? Отзовитесь!

Раздалось сразу несколько голосов.

— Да!

— Мы здесь!

— У меня тут два трупа!

— Мы живые!

Стас попытался посчитать выживших по голосам, выходило всего двадцать два человека, вместе с девушкой, которую он спас.

— Хорошо, — отозвался Стас. — Меня зовут подполковник Корнилов, я из Уголовного розыска. Этот поезд стал мишенью для террористического акта. Сейчас нам нужно осторожно и без паники выбраться из поезда.

— Слышь, подполковник? — из четвёртого купе выглянула мужская голова с небольшой бородой. — А может подождем спасателей?

— Нет, нужно выбираться самим- выразительно глядя на него, ответил Стас.

Мужчина оказался понятливым и не стал задавать вопросов. Он понял, что Стас не хочет поднимать панику, говоря о том, что поезд в любую секунду может рухнуть в раскинувшуюся под ними пропасть. Стас мысленно поблагодарил его.

— Так, слушайте… — начал он.

Корнилов велел всем выжившим снять постельное белье и связать между собой. Затем, люди, по его указанию, связали получившиеся веревки из белья, а получившийся каната закрепили в разных концах вагона.

— Отлично, — похвалил их Корнилов. — Выбираться будем через окно третьего купе.

— А почему?.. — раздался женский голос.

— Потому что, там аварийный выход! — прорычал в ответ Корнилов.

Он переполз к третьему купе и увидел здесь троих живых. Два парня и девушка, прижимавшая к груди руку с открытым переломом. Рядом с ней Стас увидел светловолосую девушку с разбитой головой.

— Пульс проверяли? — спросил Корнилов, кивнув на не подвижно лежавшую девушку.

Один из парней, кивнул.

— Пульса нет…

Девушка со сломанной рукой слёзно всхлипнула.

— Сними ремень и перетяни ей руку, — приказал Стас одному из парней.

Тот поспешил выполнить его указание. Затем девушке перевязали руку полотенцами, а из разорванной одежды сделали подобие бандажа.

— Теперь нужно открыть окно, — сказал Стас парням.

— Мы пробовали, — ответил парень, что перевязал девушке руку, — похоже аварийный выход заклинило.

— Понятно… отодвиньтесь от окна, — приказал Стас и вынул револьвер.

Девушка с окровавленной рукой испуганно вскрикнула, Стас направил дуло револьвера на окно и выстрелил. Тяжелая пуля патрона 357 magnum безжалостно высадила окно купе. Стас проворно увернулся от сыплющихся вниз осколков, и снова заглянул в третье купе.

— Выбейте осколки и выбирайтесь наверх, — велел он.

Разбитое окно было куда шире, чем если просто открыть его, и выбираться через него заметно проще.

— А что потом? — спросил второй парень, с кудрявыми рыжими волосами.

— Выбирайтесь наверх! — рявкнул на них Стас.

В этот миг послышался заунывный гул стонущего металла и вагон качнулся вниз. Раздались испуганные голоса, Стас увидел, как некоторые нетерпеливые люди спешат выбраться из своих купе.

— Напоминаю! — прогремел голос Стаса, — Выбираемся в строго организованном порядке! Никак по-другому! Кто будет лезть вперёд и подвергать опасности жизни остальных — пристрелю! Я не шучу!..

Настала гробовая тишина, выбравшиеся из купе двое мужчин и женщина, замерли на месте, а потом, под взглядом Стаса, забрались обратно свои свое купе.

— Начинаем с девятого купе, — сказал Стас, — Вы там сможете самостоятельно выбраться?

— Да-а… — из указанного купе выбрались две девушки.

Одна из них была ранена и ей помогала вторая. Девчонки, держась за «канат» из связанных простыней прошли по коридору и забрались в третье купе. Здесь им помогли выбраться те двое парней, что были с девушкой, у которой был перелом.

Под надзором Стаса пассажиры вагона организованно выбрались на боковую поверхность вагона. Стас выбрался последним.

— Господи! — воскликнул кто-то.

— Какой ужас! — всхлипнула какая-то женщина средних лет, прижимая ладони к лицу.

Они все стояли на перевёрнутом вагоне и отсюда открывалась полномасштабная картина потрясающего своим ужасом крушения поезда. Вокруг, внизу темнели присыпанные снегом деревья густого леса, белели скалы и камни на дне пропасти. Порывы холодно зимнего ветра трепали одежду и волосы пассажиров.

Стас выругался, глядя на поезд. Состав, словно гигантская гирлянда или связка сосисок, висел над пропастью и только чудом вагоны не падали вниз. Впрочем, это было видно и понятно, вагоны не падали потому, что в узком пространстве пропасти, фактически оказывали давление друг на друга, что создавало упор и не позволяло составу полностью обрушится вниз. Но долго эта конструкция, ясно дело, не продержится.

— Нужно МЧС вызывать! — высказался кто-то.

— Я уже вызвал, — хмуро оглядываясь по сторонам, ответил Стас, — они скоро прибудут… а пока нужно выбираться. И мне понадобиться помощь тех, кому не безразличны судьбы других пассажиров.

Таких нашлось аж восьмеро. Впрочем, остальные мужчины и женщины были слишком сильно ранены, чтобы кому-то помогать.

Стас попытался дозвониться до Арцеулова и Ники, но тщетно. Ни у Сени, ни у Ники телефоны не отвечали.

Стас сделал над собой усилие, чтобы не допускать мрачных мыслей.

— Эй, подполковник, — его окликнул давшей мужик с бородой.

— Да? — спросил Стас.

— Ты в курсе, что у тебя кусок стекла в спине торчит?

Стас выругался, а он то думал, что просто ободрал спину и поэтому она так печёт.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 29 августа.

Выжившие выбирались по одиночке. Кто-то пытался организовать людей, но это было тщетно. Оставшиеся в живых люди в страхе просто пытались выбраться. Я слышала, как кто-то сказал, что нужно открывать окна и выбираться на противоположную поверхность поезда. И я была с ними солидарна. Вот только я в купе была одна, а окно ни черта не открывалось, и судя по крикам пассажиров, у многих была схожая проблема.

Я подумала, чтобы попытаться перебраться в следующее купе, быть может там окно открывается, а может и вовсе есть аварийный выход.

Однако, когда я туда перебралась я увидела, что и здесь окно вряд ли откроется. Зато в стекле окна была заметная пробоина, размером с кулак. Я подумала, что можно попытаться выбить окно чем-то тяжелым. Вот только чем? Подходящего под рукой ничего не было. Я судорожно вздохнула и в который раз пожалела, что во время крушения поезда у меня выпал телефон, и теперь я не знаю, где он. А так я могла бы позвонить Стасу… Хотя, вряд ли он чем-нибудь смог бы мне помочь. Придется мне выбираться самой. Ладо, чёрт с ним. Не в первый раз…

Мой взгляд упал на плотно набитую дорожную сумку, что лежала на одном из сидений.

Появилась авантюрная мысль привязать к сумке один конец простыни, а на другом сделать петлю и зацепить ею острый края стекла. Если потом столкнуть сумку вниз… Хм, под её весом стекло в окне может обрушится, и я смогу выбраться. Нужно попробовать, другого плана у меня всё равно нет.

Осуществить задуманное оказалось куда тяжелее, чем придумать. Я буквально вспотела, пока дотянулась до окна, чтобы зацепить его завязанной на конце простыни петлей. А потом пришлось изловчиться, чтобы столкнуть вниз, привязанную к другому конце простыни, сумку.

Едва я это сделала, как стекло с сухим коротким треском надломилось и крупными заостренными осколками рухнуло вниз. Звон бьющихся стекол разлетелся по вагону, большая часть осколков рухнула в разбитое окно.

Проверив флешку в кармане куртки, я взяла подвернувшийся под руку металлический обломок и, стараясь не смотреть, в выбитое окно вагона внизу, где разинула пасть головокружительная высота, я выбила оставшиеся в раме окна острые осколки.

Где-то прозвучал крик, кричала женщина, я с содроганием услышала, как следом закричал ребенок. У меня сжалось сердце и сдавило горло при мысли, что где-то в потерпевшем аварию поезде остался один ребенок без родителей.

Я поборола сиюминутный порыв бросится на спасение всех нуждающихся.

Прозвучит жестоко и, возможно, даже мерзко, но сейчас мне стоит прежде всего подумать о себе.

Во-первых, я все равно не знаю, как и чем кому помогать. Во-вторых, поезд может обрушится вниз в любой момент, и я точно ничем не помогу людям, если погибну вместе с ними. А вот оказавшись на верху, на другой стороне перевёрнутого вагона…

А вот эта мысль заставила меня задержаться.

Ругая себя за несусветную глупость, я старалась оправдать её зовом совести. Ну, не могу я взять и, наплевав на всех вокруг, просто выбраться и свалить! Хотя бы попытаться помочь я должна, хотя бы, когда выберусь наверх. И возможность сделать это, я видела в том, чтобы помочь людям выбраться на левую сторону вагона.

Собрав то, что осталось от постельного белья и порывшись в одной из дорожных сумок, я затолкала все, что нашла в содранную с подушки наволочку. Эту ношу я забросила вверх, в окно, а затем, применив все навыки и умения в скалолазании, я всё-таки выбралась из купе на внешнюю поверхность вагона.

Открывшееся мне зрелище пугало своими масштабами и невероятностью!

Мост, по которому пролегал железнодорожный путь, почти перестал существовать. Вместо него с обоих сторон торчали два «огрызка» с загнутыми вниз, свисающими под тяжестью поезда рельсами. Сам поезд, дохлой гусеницей, провисал в проломе моста, над глубокой пропастью. От некоторых вагонов вверх тянулись зыбкие хвосты черного дыма.

Вокруг, во все стороны тянулся темный лес с пятнами снега и скалистые, покрытые корками льда, горы. А внизу, под вьющейся метелью шумели воды реки. Я отвела взор от пугающе гипнотической высоты и посмотрела на другие вагоны.

С облегчением я увидела, что многие люди сумели выбраться, как и я. И не без удовольствия, я отметила, что люди не бросают друг друга в беде.

Сама я тоже, опомнившись, осторожно прокралась по вагону, заглядывая в окна. Двигаться нужно было крайне осторожно — вагон кренился на одну сторону, и поскользнуться, а затем сверзиться вниз в объятия осязаемой высоты раз плюнуть.

Я нашла выживших через окна от себя. Это был пожилой мужчина, девочка лет восьми и парень, может совсем чуть-чуть постарше меня. Они догадались высадить окно, но выбраться без верёвки не могли.

— Подождите пожалуйста, я сейчас! — крикнула я им.

Я вернулась назад, наскоро связала вещи и постельное белье, затем закрепила один конец на колесной тележке поезда, а другой свесила в купе с людьми.

— Держите! — крикнула я. — Только не спешите! Я не знаю, насколько крепко связала это всё…

— Спасибо, тебе внучка, — выдохнул пожилой мужчина, первым он пустил девочку восьми лет.

Парень, наверняка брат, заботливо поддерживал её. Я подождала, пока она выберется и быстро протянула ей руку. Мне стоило серьёзных усилий, помочь ей выбраться. Надеюсь пожилой мужчина и парень выберутся сами, без моей помощи.

В этот момент с другой стороны поезда раздался крик:

— Ника! Ника, это ты?!

Я подняла взор, и увидела Сеню в окружении нескольких людей.

— Выбирайся нахрен, с поезда! — Арцеулов активно замахал руками. — Слышишь?! Я сказал: сваливай!

— Я не могу!.. — прокричала я в ответ. — Здесь люди!..

— Ника, мать!.. — Сеня, явно терял терпение, и только чудом успел оборвать готовое сорваться с уст ругательство. — Кто там у тебя?

— Парень и пожилой мужчина! — прокричала я ответ.

Юноша в этот миг, как раз пытался помочь подняться вверх своему деду, но у него ничего не получалось.

Тут раздался пугающий до ужаса металлический скрежет, вагон под нами снова угрожающе покачнулся. Я потеряла равновесие, на миг у меня замерло сердце. Я едва не упала, но удержалась и успела схватить за руку стоявшую рядом девчонку, которая уже ухнулась на четвереньки.

— Держись! — закричала я ей.

Вокруг раздались десятки перепуганных криков. Из окна купе, где все ещё оставались дедушка и парень, раздался крик боли.

— Дедушка! — взвизгнула внучка, которую я держала за руку.

Я с испугом заглянула в окно и увидела, что пожилой мужчина, повис на сидении, болтая ногами в пустоте.

— Сеня! — в отчаянии закричала я с паникой в голосе.

Я услышала ругательства и удары по металлической поверхности. Обернувшись, я увидела, что Арцеулов, ругаясь себе под нос, спешит и лезет ко мне.

— Сеня, осторожнее! — заволновалась я.

Арцеулов так лихо гарцевал ко мне, что мог свалится в любую минуту! Наконец, он подбежал ко мне.

— Отойдите, обе! — бросил он мне и девочке, которую я держала за руку.

Сеня спустился вниз, и через несколько минут через окно сначала выбрался дедушка, за ним парень, а следом и сам Сеня.

— А теперь быстро и осторожно сваливаем, — приказал Арцеулов.

Вместе со всеми, кто уже успел выбраться из вагонов, мы цепью двинулись вперёд, к ближайшему краю моста. Правда большую часть пути двигаться пришлось на четвереньках, а потом и вовсе взбираться по вертикально висящим вагонам.

Но те люди, которые уже успели оказаться на твёрдой земли соорудили для нас ещё одни подобия канатов из вещей, спустив их вдоль вагонов. Благодаря этому взбираться было легче. Правда, лишь относительно.

Я крепко сжимала в руках канат, из связанных узлами свитеров, кофт, курток и теплых штанов. С трудом переставляя ноги по перевёрнутому почти вертикально вагону, я взбиралась вверх. Взгляд неумолимо сползал то в одну, то в другую сторону. И каждый раз мое дыхание обрывалось, а душа падала готова была упорхнуть прочь.

Высота дышала в лицо опасностью и холодом. Вьющаяся вокруг метель то и дело сыпала снег в лицо, а ветер расшвыривал мои волосы и подкидывал капюшон куртки. Мои ботильоны были совсем непригодны для того, чтобы взбираться по скользкой поверхности вагона. Поэтому, задержавшись, я все-таки сняла сначала один и другой. Надеюсь, Лерка переживёт и поймёт. Холод тут же обхватил мои ступни в тонких колготках, но забираться вверх теперь было куда проще.

Самое жуткое случилось, когда я перебралась на следующий вагон.

Я наступила ногой на гладкую поверхность треснувшего окна, и тут мой взгляд наткнулся на прижатое к стеклу лицо с выпученными глазами. Я вздрогнула всем телом, глядя в лицо мертвеца и едва не выпустила канат.

— Ника, быстрее! — прокричал снизу Сеня. — Не останавливайся!

Я кивнула и полезла вперёд. Удары сердца подгоняли меня ускоряющимся ритмом. Внутри все кипело и бурлило от захлестывающего ужаса происходящего!

— Давай руку! — крикнул мне высокий мужчина с рыжей бородой, что стоял на верху, у края обломанных рельс.

Я с готовностью протянула ему свою ладонь, и он бережно подтянул меня к себе, помогая выбраться.

Едва я оказалась на твёрдой земле (а не поезде, чёрт возьми, который висел над пропастью, удерживаемый какой-то магией природы) я упала на колени и на руки. Так, на четвереньках, я стояла и, содрогаясь, пыталась справиться с нахлынувшими потоками выжимающих душу переживаний.

Я на земле… я на твёрдой земле… я выбралась… у меня получилось…

Да, в этот миг я думала только о том, что мне удалось спастись из поезда. Да, в эти краткие мгновения, я думала о себе и радовалась за себя. Хотя, нет. Радоваться у меня не получалось.

Дрожь усиливалась, меня сотрясало от пережитого шока.

Рядом вдруг оказался Сеня.

— Куда ты умчалась? Я когда разобрался с тем козлом, пытался найти тебя!

Я слушала Сеню в пол уха. Сейчас его голос доносился до меня, как через глухую стену. Не обращая на него внимания, я сунула руку в карман куртки и медленно извлекла оттуда флешку.

Увидев накопитель, Арцеулов оборвался на полуслове. И тут я услышала удивленный и радостный возглас:

— Ника! Сеня?! Вы целы?!

Я подняла взгляд и увидела подбегающего к нам Стаса. Не помня себя, я бросилась к нему и повисла на шее у Корнилова. Стас тут же, крепко прижал меня к себе.

И я не замедлила сообщить ему на ухо:

— Записи у меня! На флешке…

Стас прижал мне крепче, я почувствовала, как его пальцы мнут мою одежду. Я услышала, как он пробормотал в мои развевающиеся на ветру платиновые волосы:

— Господи, Ника… Это был последний раз, когда я взял тебя на операцию!..

— Нет, — вздохнула я и крепче обняла его за шею, — ты знаешь, что нет Стас.

Я говорила тихо и грустно, но уверенно. Стас замолчал.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Пятница, 29 января.

Да, она была права. Услышав ответ Ники, Стас хотел возразить, но понял, что она права. Хотя бы даже потому, что если к её помощи не будет прибегать он, это будет делать кто-то другой. И уж он то будет выжимать из Ники всё, до капли.

Но сегодняшний день Корнилов уж точно никогда не забудет, и не забудет, как в очередной раз подверг опасности жизнь синеглазой девочки. Дилема заключалась в том, что он не знал, как её обезопасить. Сегодня, он уже не знал ответа на этот вопрос.

Единственное, что Стас понимал, с чувством обнимая Нику и горячо прижимая к себе, это то, что тогда, почти три года назад, когда она пришла к нему… он должен был прогнать её и больше никогда с ней не видеться. Ради неё. Ради того, чтобы она переживала теперь то, что переживает… Нет.

Стас тут же мысленно одернул себя. Он вновь думает о себе… Если бы он тогда прогнал её, то таким образом, просто переложил бы свою вину на кого-то другого. Кого-то чужого, неизвестного и безразличного к чувствам синеглазой девочки с даром и проклятием. Корнилов испытал чувство гнева и омерзения, представив, как кто-то бессовестно эксплуатирует способности Ники при каждом удобном случае. Однако, сам-то он точно лучше?..

Стас не успел придумать для себя ответ на этот вопрос, потому что Арцеулов тронул его за плечо и произнес:

— Стас… это кто?

Корнилов отпустил Нику и обернулся.

К дымящемуся, подорванному поезду, с двух сторон которого в группки собирались перепуганные люди, стремительно приближались четыре внедорожника. Стас видел, как автомобили с темными стеклами быстро, друг за другом, спускаются по извилистой горной дороге.

— Это… нацгвардия? Или Собр? — осторожно спросил Сеня.

Стас, не оборачиваясь, покачал головой и рукой заставил Нику отойти себе за спину.

— Это те, кто точно знал, где и когда будет совершен терракт на железной дороге этого поезда, — ответил Стас, быстро и незаметно вынимая револьвер. — Ты не брал дробовик, Сень?

— Ты же сам сказал, чтобы я его в управлении оставил, — пробурчал Арцеулов.

— Теперь, я об этом искренне жалею, — ответил Стас, не отводя взгляда от приближающихся автомобилей.

— Ничего, зато у меня пистолет есть, — пожал могучими плечами Сеня.

— Стас, это люди Гольшанских? — тонким голосом, из-за спины Корнилова спросила Ника.

— Очень похоже, — протянул Стас, когда автомобили подъехали к ним.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 29 января.

Я чувствовала, как стоящие передо мной Стас и Сеня напряглись и приготовились. Зыбкий мёрзлый воздух, с запахом гари, отяжелел от сгущающегося напряжения.

Остальные выжившие, явно почувствовав недоброе, попятились назад, оставляя нас одних. Я, Стас и Сеня молча наблюдали за подъезжающими внедорожниками.

Мне казалось у меня на животе и на горле кто-то медленно, но жестко и неумолимо затягивает тугую петлю. Я глядела на лобовые стёкла автомобилей, по которым расползались отражения заснеженных гор и деревьев, и чувствовала впивающееся в плоть и душу чувство опасности.

Не было никаких сомнений, что в этих четырёх автомобилях сидят люди, которым дано задание устранить нас или, как минимум, отнять у нас добытые с таким трудом видеозаписи.

Когда машины остановились, их двери почти синхронно открылись и на воздух вышли сразу несколько мужчин. Одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы понять их «специальность» и цель визита. Но, словно специально для самых наивных, в руках у четверых из них были автоматы.

— Подполковник Корнилов, полагаю? — нарочито пренебрежительно спросил один из мужчин с угрюмым лицом.

— Да, — в надлежащим тоне ответил Стас, — а вы кто?

— Думаю, вы знаете, — голос мужчины ассоциировался у меня с режущими движениями ножа.

Мне было достаточно просто посмотреть ему в глаза и услышать голос, чтобы понять-передо мной умелый, опытный и бескомпромиссный убийца. Очевидно, кого попало, Гольшанские не нанимают. Только «знатоков» и «специалистов» своего дела.

— Давайте, без глупостей, — предложил мужчина с голосом убийцы. — Садитесь в машину и поедем, Елизавета Марковна хочет вас видеть.

— Какая жалость, — язвительно ответил Стас, — что наши с ней желания, ну никак не совпадают.

— Ты че быкуешь, подполковник? — убийца подступил ближе.

Я увидела, как на руке Стаса, сжимающей переливающийся бликами «Питон», шевельнулись мускулы. На конце револьвер сверкнул зловещий блик. Я нервно сглотнула, по ребрам заскребло чувство страха.

— Ты, что думаешь? Горстка этих обосрышей, помешает нам тебя вместе с твоим дуболомом и мелкой соплёй прямо здесь положить?! — прошипел этот здоровяк в лицо Корнилову.

— Гляди, как бы ты рядом с нами не лёг, — нехорошо усмехнувшись, ответил Стас.

В голосе Корнилова прозвучало такое угрожающее обещание и решимость, что стоящий перед ним человек отступил аж на два шага. Я заметила, что его лицо слегка побледнело.

И в этот момент со стороны леса показались через несколько машин, целый кортеж.

— А это ещё кто? — скривился Сеня.

Стас проследил за его взглядом и самодовольно криво ухмыльнулся:

— Это моя страховка, как раз на такой случай.

К нам, разбрасывая снег и агрессивно рыча моторами подъехали шесть внедорожников на огромных колесах, в человеческий рост. Выдыхая дым через шноркели и сверкая хромированными корпусами, эти монстры полукольцом окружили подъехавшие ранее машины.

Я увидела, как занервничали люди Гольшанских. Такого поворота событий они явно не ожидали.

Огромные джипы угрожающе нависали над машинами людей Елизаветы, казалось они готовы передавить их своими гигантскими колесами.

Воздух наполнился горячими выхлопными газами, вперемешку со вкусом холода и искрящимся чувством опасности с трёх сторон.

Дверца вишневого джипа с метеоритами на крыльях, открылась и вниз спустился мужчина в камуфляжной охотничьей куртке.

Я увидела, как он ловко спрыгнул в снег, отряхнул одежду и, переступая сугробы, подошел к нам. Люди Гольшанских тут же направили на него стволы: в руках мужчина держал массивный автоматический дробовик.

— Здрасьте! — мужчина счастливо улыбнулся белозубой улыбкой.

Его глаза скрывали темные очки, на шее я увидела громоздкие, старомодные черно-желтые наушники.

— Хороший денек сегодня, не так ли? — жизнерадостно воскликнул мужчина. — Мы тут проезжали неподалеку…

Он замолчал, оглядывая случившуюся катастрофу.

— …И увидели, что у вас тут зашибенно весело.

Он посмотрел на Стаса, на меня и Сеню, затем оглянулся на людей Гольшанских.

Мужчина подошел к тому убийце, который разговаривал со Стасом, встал перед ним и обманчиво мягким голосом сказал:

— Думаю вам лучше уехать…

— Ты что это Аккорд, совсем страх потерял? — прошипел «Убийца». — Эти люди нужны Елизавете…

— Возможно, мпожал плечами Аккорд, — но вашей старушке придется засунуть свое желание и прихоти поглубже.

— Уверен, Аккорд?мзло и презрительно спросил предводитель людей Гольшанских. — Не боишься, что с тобой потом сделают?

— Тебе бы, — усмехнулся Леон Корф, — сейчас лучше думать о том, что я могу сделать с тобой и со всеми вами здесь и сейчас, в краткосрочной, так сказать, перспективе.

Он махнул рукой, и дверцы гигантских внедорожников немедленно распахнулись, из них тут же выглянули стволы дробовиков и автоматов.

— Сегодня, явно не ваш день, «Сухой», — довольно ощерился Леон, назвав собеседника по кличке.

Я затаив дыхание наблюдала за происходящим и сообразить: по всему выходило, что Стас… договорился с Аккордом. Я, конечно, не уверенна, что это правильно — вести переговоры и заключить союзы с криминальными авторитетами вроде Леона Корфа, но в данном случае я могла лишь порадоваться находчивости Стаса.

— Аккорд… — усмехнулся в ответ Сухой. — А может… договоримся, а?

Тут Леон рывком снял очки и, не переставая улыбаться, проговорил:

— Не-а… Поздно, Сухой. И хозяйке своей, кобыле седовласой, передай: время разговором закончилось. Я слишком долго пытался договориться с её вшивой семейкой. Всё. Я…

Он оглянулся на Корнилова, и снова посмотрел на Сухого:

— Заключил куда более… выгодное… соглашение.

— Под ментов, значит, лёг, — с ядовитой издевкой протянул Сухой.

Но Аккорд, не смутившись, лишь пожал плечами:

— Времена меняются… Полюбому сейчас не девяностые… Ну, было весело, конечно, но… Сейчас другое время. И на плаву остаются те, кто умеет приспосабливаться к новым обстоятельствам. В конце концов покутили и будет. Пора за голову браться. Так, что давай… проваливай. И мой тебе совет: бросай эту чокнутую бабу и вали нахрен из страны. А то оглянутся не успеешь, как завтра будешь кукарекать на «хате».

Из внедорожников с гигантскими колесами донесся одобрительный басовитый гогот. А я отвела взор.

Господи, ну почему мужчины если шутят, то всегда пошло и до ужаса грязно!

Сухой заметно побледнел, несколько мгновений он сжигал взглядом Аккорда, а затем процедил с ненавистью в голосе:

— Ещё свидимся, Корф.

— А то! — хохотнул Аккорд.

Сухой смерил его ненавистным взглядом и скомандовал своим:

— По машинам!

Не прошло из двух минут, как от людей Гольшанских остался только разрыхленный колесами их машин снег и оседающий дым выхлопных газов. А ещё через пол минуты их внедорожники скрылись из виду.

Я облегченно вздохнула, ощущая, как птицей в неволе, бьется мое сердце.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Пятница, 29 января.

К удивлению Стаса, Корф предложил помочь людям из поезда и даже взял, скольких смог, в свои машины. Они развезли людей по ближайшим больницам и взяли курс на Москву.

Корнилов взял у Ники флешку, а Корф одолжил ему планшет. Сидя на заднем сидении вместе с Никой и Сеней, Корнилов просмотрел видео, которое Ника получила от Беккендорфа.

Стас «промотал» мерзости, которые клиенты подпольного борделя вытворяли под чутким взором скрытых камер. Он старался не думать о том, скольких девочек покалечили эти богатые выродки и как повезло Нестору, что он не пережил катастрофу поезда. Но глядя на запись, Стас теперь понимал, почему Нестор оставил себе именно эти видео. Это был сборник самых отвратных и омерзительных эпизодов, произошедших под крышей «Зелёной колыбели». Кадры быстро сменяли один другой, Стас сильно жалел, что нет возможности передвинуть ползунок на таймстроке сразу в нужное место. Потому что он понятия не имел, где именно появятся Орест и Клара Гольшанские.

Видео-эпизод с ними, оказался ближе к концу. Видимо это был тот день, когда Клара уже не могла больше ждать. Ей нужны были новые жертвы, и так сильно, что она, по всей видимости, уговорила Ореста сделать это буквально рядом с «Зелёной колыбелью».

Рядом шевельнулась Ника, Стас посмотрел на девушку, и та подняла на него вопросительный взгляд.

— Ника, тебе не стоит лишний раз смотреть на это.

Но в глазах Лазовской не было ни страха, ни омерзения, ни презрения. Только смирение и печаль.

— Воспоминания, которые я видела, страшнее и реалистичнее любого видео, Стас, — вздохнув, тихо прошептала Ника.

Корнилов не стал с ней спорить. Он знал, что Ника говорит правду.

С тем, что ей приходиться видеть и буквально переживать, никакое видео не сравниться.

В мрачной тягостной тишине, под шум мотора внедорожника, Сеня, Стас и Ника увидели, как происходило убийство «Сумеречного портного».

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 29 января.

Странно, но за происходящим на дисплее планшета ужасом, я наблюдала с какой-то равнодушной отстраненностью. Наверное, просто я слишком хорошо знала, что увижу. Я была готова к этому, но одновременно истощена и уставшая так сильно от всего этого, что у меня уже просто не осталось сил сопереживать, ненавидеть и плакать.

Я видела… Всё от начала до конца. Это было настолько же отвратительно, насколько же невыносимо больно от печального осознания, что я узнала этих девочек.

Таня. Диана. Ира. Лиза. Те самые четыре девочки, что буквально вели по следу своих убийц. Те самые жизнерадостные девчонки, которые первыми, из всех девочек, живущих в «Зелёной колыбели», стали жертвами прихоти Клары и фанатичной страсти Ореста Гольшанских.

Стас выключил страшное видео, когда увидел, что я тихо плачу и непроизвольно шепчу:

— Простите… простите меня….

Я не могла объяснить за что прошу прощения, но… пусть это и глупо, я чувствовала болезненно саднящую и отравляющую душу вину. Вину за то, что им тогда, в тот злополучный день, никто не помог. Никому не было дела до этих четырех девчушек и остальных воспитанниц лже-приюта! Весь мир, все мы, дружно наплевали на жизни этих девчонок, которые никому, никогда, ничего плохого не сделали.

Все мы, Стас, я, весь город… вся страна, все мы были увлечены собственными делами и проблемами. Все мы тогда были всецело уверенны, что Портной ушёл, исчез, испарился, как чудовище в сказке.

Да… мы всё время забываем, что наш мир совсем не сказочная история. И чудовища в нашем мире никуда, никогда не исчезают. Они продолжают убивать, продолжают творить зло, и с каждым годом лишь совершенствуются в этом. Они не исчезнут и не испаряться по мановению волшебной палочки, пока их не одолеть.

Ценой нашего неведения и равнодушия стали жизни тех девчонок, которых Беккендорф отдавал на растерзание Оресту и Кларе.

Им некого было звать не помощь. Им не у кого было попросить защиты, для них было спасения. Они были одни и обречены.

Покинуты.

Оставлены.

Выброшены куда-то за пределы интересов общества.

Кто-нибудь из нас, хотя бы раз в своей жизни задумывался о том, как живётся таким детям в приютах? Кто из нас, в перерывах между жалобами на свою жизнь, задумывался о том, что у может не быть и четверти наших благ?.. Кто бы задался мыслью, о чем мечтают брошенные всеми дети, к которым никогда не приедут «далекие и богатые родственники»? У которых нет матери или отца, способных защитить, наставить, подсказать? Которые получают подарки на Новый год, только если о них не забудет власть или в честь очередной предвыборной кампании в Думу или в президенты?

И кто из нас может, даже в ночном кошмаре, представить, что кто-то может пользоваться беззащитностью этих детей, безжалостно отнимая их жизни, потому что… потому что всем плевать, потому что никто не заметит если их, вдруг, не станет.

Теперь этих девочек нет. Их мечты никогда не сбудутся. У них никогда не будет нормальной семьи, любящего мужа и детей, которым они могли бы дарить всю ту любовь, которой были лишены сами. Никогда…

А их воспоминания, обречены ещё долгие годы, не заметно для нас, тлеть где-то на отшибе человеческого восприятия.

Но, самое главное сейчас то, что на видео были идеальным образом видны лица подонка Ореста и этой дряни, Клары! В этот миг, когда я поняла, что теперь то им никаким боком ни отвертеться, я испытала мрачное моральное удовлетворение.

Больше они никого не убьют.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Суббота, 30 января.

Метель немного отступила и её сменил вяло осыпающийся снег. Хотя температура воздуха стала ещё ниже.

Стас стоял рядом со своим Дефендером и смотрел на ворота, огораживающие территорию штаб-квартиры Следственного комитета. У него была достоверная информация, что сегодня, буквально сейчас, Гольшанских должны будут отпустить. Так, как СКР просто не может предъявить им обвинения.

Да, конечно, наивно было предполагать, что Следственный комитет не заподозрит, что улики в доме Гольшанских были умело подложены, а их арест подстроен. Стас так же догадывался, каким сканадлом ему это грозит, когда СКР узнают, кто за этим стоит.

Но это всё потом, а сейчас…

Он увидел, как из здания штаб-квартиры вышли сразу несколько человек. Около дюжины. Орест, Елизавета, Клара и несколько офицеров СКР. Почетный эскорт для «несправедливо обвиненных уважаемых и законополслушных граждан». Ну, или как там собирается оформить их выход начальство СКР.

Увидев Стас, Сеню и Колю в окружении ещё нескольких офицеров Уголовного розыска, идущие впереди офицеры СКР замедлили ход и неуверенно обернулись.

Вперёд скорым шагом выступил полковник Датский. Не скрывая негодования, они приблизился к Стас и его подчиненным.

— Корнилов! — рыкнул он. — Какого хрена тебе тут нужно?

— Ровнее дыши, — бросил ему Стас, — от тебя мне ничего не нужно.

Корнилов кивнул за спину Датчанина:

— Мы приехали за ними.

Датский обернулся на Гольшанских. Елизавета буквально сжигала Стаса ненавистным убийственным взглядом: как же, кто-то посмел её так нагло обыграть.

— Если ты не в курсе, — Датский с превосходством посмотрел на Стаса, — СКР отозвал все свои обвинения. Все улики, как выяснилось, были умело подброшены… — полковник задержал тяжелый испытующий взгляд на лице Стаса.

— Вот как? — фальшиво удивился Стас.

— Да, вот так, ммрачно и ядовито ответил Датский. — Так, что ты опоздал…

— В таком случае, — перебил его Стас и вынул из-под куртки документ, — хорошо, что я предусмотрел запасной вариант.

— Это ещё что?

— Это ордер на арест Клары Гольшанской, Ореста Гольшанского и…

Стас перехватил взгляд бабушки Ореста- Елизаветы Марковны Гольшанской.

Корнилов не скрывал угрожающей издёвки в своем голосе. Терракт в поезде Стас этой с**е не простит и будет требовать для неё высшей меры наказания. Впрочем, как и для её внучка-психопата.

— Что ты несёшь?! — Датский в гневе вырвал ордер из рук Стаса, — Обвинения с Гольшанских официально сняты! Какой кретин мог подписать тебе ордер?

Стас пожал плечами:

— Руководитель ГУ МВД Москвы, например? Генерал Колосов, знаешь такого?

Судя по лицу Датского, он конечно же знал и начальника Главного управления Министерства внутренних дел Москвы и его фамилию.

— Не может быть… — пробормотал Датский, в ярости и растерянности осматривая печать и подпись на ордере.

Он поднял взгляд на Стаса.

— Надеюсь, ты понимаешь, что СКР своей волей может оспорить любой ордер. Даже, — тут Родион Датский снова нехорошо усмехнулся и глаза его зловеще сверкнули, — подписанный рукой начальника ГУ МВД Москвы. Следственный комитет отчитывается не перед Министерством, а лично перед…

Датский выразительно поднял указательный палец вверх.

— Боюсь, при тех уликах, что есть на руках у Управления Уголовного розыска, — насмешливо проговорил Стас, доставая свой смартфон, — твоих подопечных даже президент не в состоянии будет помиловать. Полюбуйся.

Стас, не скрывая превосходства, поднёс телефон к глазам Датского и от увиденного у того перекосило лицо. Он обернулся к Гольшанским и прорычал:

— Елизавета!.. Вы… Вы убеждали меня, что это всё фальсификация, вымысел и происки ваших врагов по бизнесу!..

Елизавета Марковна, перевела взгляд со Стаса и презрительно взглянула на Датского:

— Извините, господин полковник. Я солгала.

— Что?! — ахнул Датский, который, похоже, был на грани инсульта. — Да вы… Вы… Чтоб вас, вместе с вашей семьёй!

— Думаю, никто не будет удивляться моему желанию спасти от тюрьмы дорогих мне людей, пусть они и виновны.

— Никто не удивиться, — холодно ответил Стас и приблизился к Гольшанским. — Клара Гольшанская и Елизавета Гольшанская, вы арестованы по подозрению в совершении убийств нескольких десятков детей, с отягчающими обстоятельствами. Елизавета Гольшанская, вы арестованы по подозрению в пособничестве убийств, которые совершали Орест и Клара Гольшанские, а также в организации террористического акта на железнодорожном пути следования поезда «Москва-Хельсинки».

Клара восприняла слова Стас с блаженной улыбкой, Орест самодовольно и гадко ухмылялся, а Елизавета готова была взорваться от переполнявшей её ярости.

— Вы имеет право: давать объяснения и показания по поводу имеющегося в отношении вас подозрения, — продолжал Стас, — либо отказаться от дачи объяснений и показаний. Пользоваться помощью защитника с момента…

Когда Стас закончил зачитывать Гольшанских права, вся троица была задержана и одета в наручники. Гольшанских вывели за ворота территории СКР и усадили в автомобили, принадлежавшие УГРО. Стас не удержался, и перед тем, как сесть в свой внедорожник, обернулся и бросил взгляд на Датского.

Тот молча злился, свирепо глядя вслед Корнилову. Стас понимал, что этого унижения Датский ему уж точно никогда не простит, и их вражда отныне только усугубится.

Но Корнилову на это было плевать, он сел за руль и завёл автомобиль. Было ещё одно срочно дело.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Суббота, 30 января.

Я с умилительной улыбкой провела ладонью по волосам спящей Рады. Она заснула, спустя десять минут, как мы с ней сели в машину Бронислава.

Я её не винила, в сверх комфортабельной BMW седьмой серии, в кузове Long, было очень уютно. Плюс, за окном вновь поблекли небеса, и улицы Москвы засыпал бесшумный, монотонный снегопад.

— Спит? — тихо спросил с переднего сидения Коршунов.

— Да, — прошептала я, — езжай, пожалуйста, по-тише…

— Ты уверена, что Стас правильно делает?мспросил Бронислав.

Я удивленно взглянула на него.

— Да, Брон… у малышки никого нет, и о ней не кому позаботиться… Ты же понимаешь, что это будет невыносимая жестокость-после всего, что она пережила отдать её в другой приют.

К моему удивлению Брона аж передёрнуло от моих слов.

— Я это и не предлагал, — пробурчал он, — но я…

Он прокашлялся и несколько взволнованно добавил:

— Я бы мог и дальше… заботиться о ней.

— Так вот в чём дело, — заулыбалась я, — ты привязался к ней? Да?

Бронислав пожал плечами и вздохнул.

— Да… да, наверное. И я не понимаю, почему…

— Потому, что Раде нужна семья. Настоящая и полноценная, — ответила я.

— Отлично, я как раз собираюсь женится…

— На Ольге Датской, — кивнула я. — Я знаю. Она ненавидит и меня, и Стаса.

— Во-первых, всё не так уж… — Бронислав попытался оправдать свою невесту, но не смог.

А я вдруг почувствовала, что мне, почему-то, донельзя неприятно и даже досадно, что Бронислав жениться на этой корове. Но, я прогнала прочь эти мысли и заявила:

— Брон, не обижайся, но Ольга, очень вероятно, может вылить свою злость на Стаса, на эту кроху…

Коршунов не стал спорить, настроение у него испортилось ещё больше. А я ощутила болезненный тычок совести, куда-то в область солнечного сплетения.

— И потом, ты полицейский…

— А это тут причем?! — осведомился Бронислав.

— Раде нужен мир и покой, ограниченный от всяких рисков и стрессов, — заметила я и опустила взгляд на спящую девочку, — с неё и так хватит.

До самого конца пути мы с Броном не обмолвились ни словом. Он, понятное дело, сердился, а я не хотела развивать неприятный разговор дальше.

Наконец, мы заехали в один из Московских дворов, и Брон остановил автомобиль. Я сразу же увидела, стоящих возле подъезда мужчину и женщину.

Родители Кати Ореховой, выглядели именно так, как их описал Стас. Убитые свалившимся на них горем, но не перестающие надеяться. И меня согрела мысль о том, что, возможно, мы с Броном, как раз и привезли им Новую надежду.

Они и Рада пережили страшнейшие потери, которые я бы не пожелала пережить даже… Оресту и Кларе Гольшанским.

Ореховы потеряли свою дочь, Катерину, чье мертвое тело, люди Анжелики Орбеловой пытались выдать за тру Людмилы Елизаровой. А Рада лишилась матери, и чуть было не лишилась жизни. Ореховы и Рада Любинская потеряли то, что никто из нас заслуживает потерять, и я очень надеялась, что и они, и Рада смогут найти друг в друге хотя бы часть того, что у них отняли.

Брон первым вышел из машины и подошел к родителям Кати Ореховой. А я осторожно и ласково разбудила Раду.

— Вставай… — пропела я ласково, — котенок… мы приехали.

Девочка открыла сонные глазки и уставилась на меня.

— Доброе утро… — протянула она.

— Доброе, — хихикнула я и помогла ей сесть.

Достав расческу я расчесала зевающей девочки волосы, а потом завязала два хвостика — её любимую прическу.

— Рада, видишь этих людей? — я указала на Ореховых.

— Да-а… — протянула девочка, с любопытством разглядывая незнакомых людей. — Это они… Это… это моя семья?

— Да, — у меня что-то дрогнуло в груди, от той робкой надежды, которая прозвучала в словах ребенка. — Пойдём?

— Пойдём, — согласилась Рада.

Я была рада, что она не стала капризничать. Ведь, когда девчушка узнала, что ей придется уехать от Брона, она поначалу расплакалась и мне стоило серьёзных усилий объяснить ей, почему ей будет лучше именно с Ореховыми. Но сейчас, кажется, девочка была настроена очень миролюбиво.

— Ника… — вдруг сказала она, прежде чем вы вышли из машины.

— Да, котенок? — спросила я тепло.

— Ты будешь ко мне приезжать? — спросила она и посмотрела мне в глаза.

— Конечно, — мгновенно пообещала я, — я буду и звонить, и приезжать. Можешь не сомневаться…

— Но, ты говорила, что я буду жить в другом городе, — сказала Рада.

— Ну, и что? — усмехнулась я. — Мне ничего не помешает сесть на самолёт и прилететь к тебе в гости, в любой день.

— Обещаешь?!

— Обещаю! — горячо заверила её.

Рада поспешила обнять меня, я, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, погладила её по голове.

— А Брон тоже будет прилетать?

— Конечно, — кивнула я, подумав, что Коршунов будет рад этому.

— Даже когда… — Рада посмотрела в окошко и затем на меня. — Даже, когда вы поженитесь?

— А-а… — меня бросило в жар и сковала дикая рассеянность. — Ну-у… д-да…

В голове у меня, как будто взрывались петарды.

ЧТО?!! Что за странный вопрос?! Причем тут… Зачем… С чего она взяла, что мы?.. Почему такое спрашивает?! С чего Рада такое придумала?!

Меня захлестнуло бурное волнение, мгновенно участилось сердцебиение. Я открыла рот, чтобы спросить Раду, откуда она взяла что мы можем пожениться, и тут дверь открыл Бронс.

— Ну, вы выходите или как? — спросил он.

Он подал руку Раде, а затем мне.

Я всё ещё пыталась отойти от вопроса маленькой девочки. В голове у меня кружились вихри, и бушевала буря из противоречивых эмоций и чувств. Что?! Что она такое у меня спросила?! Какое нафиг «поженимся»?! Откуда Рада такое взяла?!

Я смогла убедить себя, что это скорее желание маленькой девочки, которая увидела в нас с Броном подобие родителей. И всё. Ничего больше.

Рада сунула мне свою маленькую ладошку, а другую подала Брону. Я старалась не думать, как это выглядит со стороны.

— Рада, — сказала я, когда мы подошли к Ореховым, — познакомься… Это Вера и Пётр Ореховы… Они станут для тебя мамой и папой.

— Привет, Рада, — Вера с готовностью наклонилась к Раде и искренне улыбнулась девочке. — Мы тебя очень сильно ждали… Пойдёшь к нам?

Рада с секунду молчала, испытующе глядя на Веру, а затем спросила:

— А вы будете мне читать?

— К-конечно, солнышко, — глаза Веры заблестели от слёз, — всё, что только ты захочешь… А потом, я научу читать тебя.

— Правда?! — глаза Рады зажглись от восторга.

— Правда, кроха, Вера учительница в школе, — усмехнулся Пётр и подойдя к Раде, присел возле неё.

Мужчина протянул широкую ладонь девочке:

— Очень приятно с тобой познакомиться, Рада.

Мы с Броном чуть отступили назад, предоставив Ореховым общаться с Радой.

Я улыбалась, глядя на то, как Вера и Пётр наперебой ворковали со смущенной Радой. Она явно им понравилась, и они правда готовы были подарить ей всю ту любовь и заботу, которую дарили Катерине. И нашли в Раде то, что потеряли… И кажется, Рада, тоже сможет найти у них то, чего ей не хватало все эти годы.

— Я пообещала, ей что мы с тобой будем прилетать к ней в гости, — вполголоса сообщила я Брону.

— Знаю, я тоже, — кивнул он и усмехнулся. — Представляешь, она спросила, будем ли мы с тобой прилететь, когда поженимся?

Он улыбнулся.

— Глупышка…

— Да… — пробормотала я, чувствуя, как запылали мои щеки, — глупышка…

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Суббота, 30 января.

Его расстреливали вспышки фотоаппаратов. Неугомонные журналисты толпились перед кафедрой в конференц-зале.

Звуки щелчков камер, шороха одежды и скрип ручек на блокнотах сливался в единую волну звуков, эхом растекающуюся под сводами просторного зала в управлении Уголовного розыска.

— Помимо этого, — Корнилов опустил взгляд на лист с речью, который для него написала пресс-секретарь УГРО, — я хочу сделать заявление, что в результате оперативно-следственных мероприятий УГРО удалось найти свидетеля, который наверняка знает имя и фамилию преступника, виновного в смерти четырёх адвокатов, нанятых Елизаветой Гольшанской.

Толпа журналистов, только что с бурной реакцией пережившая новость об аресте Гольшанских, снова оживилась.

— Виновный будет арестован, как только Диана Злотникова сможет говорить.

— Господин подполковник! — поднял руку один из журналистов.

— Да? — спросил Стас, кивнув ему.

— Вячеслав Рыбиков, «Московский курьер», — представился мужчина, — скажите, а какова гарантия, что ваш источник назовет имя настоящего убийцы.

— Гарантия в том, что Диана была лучшей подругой Людмилы Елизаровой, когда они ещё учились в школе, — ответил Стас, — и она имеет все шансы знать, кто преследовал её школьную подругу все эти годы.

— Господин подполковник, — руку нетерпеливо подняла блондинка в блейзере винного цвета.

— Да, прошу вас, — кивнул Стас.

— Полина Зубова, «Русский корреспондент». Что вы намерены делать, если, как в случае с Гольшанскими, преследователем Людмилы тоже окажется очень влиятельный и богатый человек.

Стас пожал плечами.

— Как вы уже сумели убедиться, данные обстоятельства не позволяют человеку избежать заслуженного наказания.

Это была тяжелая и изматывающая конференция. Для Стаса все эти встречи с ненасытными журналистами, все эти прес-конференции были изнуряющими. Корнилов ненавидел всю эту болтовню и обмен выпадами между журналистами и полицией.

Он скорым шагом направлялся в свой кабинет, когда к нему присоединился Коля.

— Он пришел на конференцию? — спросил Стас, не глядя на капитана.

— Ещё бы! — усмехнулся Домбровский. — Вылетел из зала, когда ты сказал, что Диана была школьной подругой Людмилы.

— Отлично… — протянул Стас.

— Думаешь, он прямо сейчас захочет убить Злотникову? — спросил Коля.

— Нет, — качнул головой Стас, — он организованный психопат. Им свойственна крайняя расчетливость, но не чужда импульсивность. Другими словами, он не будет действовать наобум, но и выдержки ждать у него нет.

— Надеюсь, что ты прав, — вздохнул Коля.

— Ты наших предупредил?

— Да, — кивнул Домбровский, — они на месте. Ждут.

— Отлично, — Стас ускорил шаг.

***

С наступлением ночи, жизнь в одной из городских больниц столицы постепенно стихла, до уровня шепота в коридорах и едва слышно работающего телевизора в сестринской.

В палатах погас свет, темнота сгустилась в коридорах.

Дежурный врач, то и дело поправляя очки и волосы, внимательно не торопливо шел по больничному коридору и заглядывал в палаты к спящим пациентам.

Его правая рука оставалась в кармане халата. Доктор заметно нервничал и оглядывался на посторонние шумы.

Он в который раз остановился возле очередной палаты, глубоко вздохнул и посмотрел на закрытое жалюзи темное окно палаты. На его поверхности тускло сияли горящие в коридоре лампы и бледнело отражение самого доктора.

Врач оглянулся и осторожно вынул правую руку из кармана. Его пальцы судорожно сжимали небольшой чёрный пистолет.

***

— В принципе, — Домбровский наклонился к Стасу, — мы уже можем его брать.

— Нет, — качнул головой Стас, — он должен выстрелить…

— Стас, это риск, — по голосу Коли было слышно, что он волнуется.

— Он ведь не идиот, Коль, — не спуская взгляда с мониторов скрытых камер, ответил Стас. — и он не сунулся бы сюда вот так, сломя голову, если бы не был уверен, что Диана в палате.

— А если он нашу сотрудницу пристрелит? — спросил Домбровский.

— Да, нет, — отмахнулся Стас, — там опытная девушка, и она знает своё дело. Тем более она в жилете и начеку.

Стас поднёс рацию ко рту. Выждал, когда человек на экране мониторов крадучись войдет в палату, где должна была находиться Злотникова, и произнес в рацию:

— Готовность один, объект возле приманки. Работаем по моей команде.

— Есть, — почти хором прозвучали в ответ несколько голосов.

Коля взволнованно поёрзал, наблюдая за тем, как их Гость входит в палату.

— Стас, пора… — простонал он, отчаянно нервничая.

— Сначала он должен открыть огонь, — ответил Стас, — иначе СКР его отмажет.

— Твою мать, — выдохнул Коля.

Стас похлопал его плечу. В молчаливом напряжении они наблюдали за темным призрачным силуэтом в белом халате. В камерах с режимом «ночного видения», он выглядел довольно жутко.

Коля судорожно вздохнул, когда Объект встал у кровати, где должна была лежать Диана и поднял пистолет.

Мгновение. Стас успел почувствовать лишь два быстрых удара сердца, как пистолет в руке Гостя несколько раз беззвучно дёрнулся.

— Начали! — рявкнул Стас в рацию и выбежал из комнаты, где они сидели с Колей.

***

Он стрелял с мрачным ожесточением, желая расстрелять эту болтливую дрянь, которую УГРО непонятно, как вообще отыскали!

— «Сама виновата» — со злостью думал Он, нажимая на спусковой крючок пистолета снова и снова.

Третья пуля из его пистолета ещё не достигал цели, как в палате вспыхнул свет, что-то шелохнулось под одеялом в постели, сползло на кровать, и в тот же миг резкая боль вспорола его левую голень.

Раненый в ногу, мужчина вскрикнул, выругался, пошатнулся и упал.

Он увидел, как из-за кровати быстро поднимается женщина в темном бронежилете и темных брюках. В её вытянутых руках темнел направленный на него пистолет.

— Уголовный розыск! Брось оружие! — гневно вскричала она.

В тот же миг в палату ворвались ещё пятеро мужчин, они окружили его, один из них ногой выбил пистолет из его руки, а другой повалил на пол и заломил руки.

Гость почувствовал, как на его запястьях сомкнулись обжигающе холодные кольца наручников.

А затем в палату вошел Корнилов. Гость, лежа на полу поднял на него удивленный и свирепый взгляд.

— Ты!.. — выдохнул он. — Подполковник! Это всё ты!!! Это ты подослал эту белобрысую маленькую с**у, чтобы она!.. А я, как дебил арестовал Гольшанских! С**а!!! Чтоб ты сдох!!! Ты же знал!.. С**а!!! Ты все знал!!! Ты специально все подстроил!!! Ублюдок! Чтобы ты сгорел!!! Ненавижу тебя!..

— Хватит истерить, Карабанов, — сухо бросил Стас. — Ты сам себя погубил когда начал преследовать Людмилу.

— Пошёл ты!!! Ты ничего обо мне не знаешь! Мы с ней созданы друг для друга!!! Она моя! Моя!!! МОЯ!!!

— Можешь думать так, сколько тебе угодно, это законом не запрещено, — ответил Стас с презрением глядя на бьющегося в гневной истерике Евсея Карабанова, — в любом случае, с Людмилой ты вряд ли ещё раз свидишься. Разве, что она захочет навестить тебя, чтобы лично плюнуть в лицо.

Карабанов, впав в совершенное безумие, попытался дотянуться до Стаса. С безумным оскалом и выпученными глазами, он выглядел не столько страшно, сколько просто… жалко и мерзко.

— Увидите, его, — велел Корнилов сотрудникам Уголовного розыска, затем Стас посмотрел на широкоплечую высокую женщину, которая играла роль приманки. — Ты как? Не ранена?

— Всё нормально, — самодовольно усмехнулась та. — Но синяки останутся. С вас причитается, товарищ подполковник.

— Сочтемся, — кивнул Стас с одобрительной улыбкой. — А пока, можешь две недели наслаждаться заслуженным отпуском.

— Вау… — выдохнула полицейская. — Теперь я буду знать, что для отпуска в Уголовного розыске, нужно дать себя подстрелить.

Стас и Коля с понимаем рассмеялись.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Воскресение, 31 января.

— Роджеровна, ты уже опаздываешь…

— Лера, ну не мешай пожалуйста! Я знаю! — я нервно и нетерпеливо замахала руками, стоя перед зеркалом. — Я почти готова!..

— Хвати уже прихорашиваться! — Логинова упёрла руки в бока. — Мать, у тебя парень из тюрьмы вышел!..

Он хихикнула, и продолжила:

— Бедняга срок отмотал! А ты тут заставляешь ждать!..

— Лера!..

— Вали давай, на свидание! — Лерка выхватила у меня из рук валик для одежды.

— Ладно… — я повернулась спиной к зеркалу и внимательно осмотрела себя сзади, задержав взгляд на новых джинсах, а затем взглянул на Лерку. — Как я выгляжу?

Я встала перед ней и улыбнулась.

Логинова вздохнула, окинула меня с ног до головы критичным взглядом и, покачав головой, заявила:

— Как Мать драконов, до того, как сожгла Королевскую гавань!..

Я со смешком фыркнула.

— Оригинальный комплимент.

Лерка пожала плечами:

— Кто тебе ещё скажет такой комплимент, кроме лучшей подруги.

— Спасибо, Лерка! — засмеялась я. — Ты точно не против, что я возьму твой Форестер?

— Нет, — ухмыльнулась Логинова, — из нас двоих, у меня больше шансов угробить мою машину. Давай, уже дуй, принцесса.

Она обняла меня на прощание, чмокнула в щеку и открыла мне двери:

— Пока! — бросила я ей.

— Пока… — ответила Лерка. — Роджеровна!..

Я замерла на лестнице, обернулась на Логинову:

— Что?..

— Дома в одиннадцать! — пригрозила мне пальцем Лерка.

Я громко захихикала.

— Хорошо, «мамочка»!

— Я серьёзно, Роджеровна! Я сегодня рано отрублюсь! Потому что, из-за тебя я последние несколько ночей нормально вообще спать не могла! Всё думала, что с тобой!..

— Всё будет хорошо!

— Счастливо провести время! — пожелала мне Лерка и закрыла дверь.

***

Сегодняшний вечер выдался особенно прекрасным. Может быть, конечно, дело было в моем радостном и нетерпеливом волнении, но сегодня всё вокруг, люди, осыпанные снегом деревья, опадающий с неба снег, машины, фонари, яркие витрины магазинов, всё соответствовало моему внутреннему миру! Как будто огни вечерней Москвы сияли в так радостным нотам моей души! Как будто весь мир вокруг, аккомпанировал моему моему окрыленному счастью, что несло меня вперёд!

Я на всех парах летела вперёд, мои волосы белой гривой развевались волнах набегающего ветра, ветер трепал полы моей куртки. Не обращая внимание ни на снег, ни на ветер я спешила вперёд и жалела, что не могу буквально взлететь, чтобы облететь прорву людей, заполнивших Воскресным вечером парк Горького.

— Извините… Разрешите… Простите… — я старательно и быстро обходила прохожих и влюбленные пары.

Я была одержима пламенным желанием увидеть его, оказаться рядом, увидеть его глаза, ощутить прикосновение его рук и обнять его!

— Извините… Позвольте, пожалуйста… — я старательно обошла шумную компанию парней и девушек.

И тут я увидела его. На миг я замерла, он поднял взгляд и у меня вздрогнуло сердце.

В следующий миг я сорвалась с места и бросилась к нему. Мирон, сжимая в руках букет цветов ретиво рванул мне навстречу. Расстояние между нами сокращалось, мы не замечали ничего вокруг, мы мчались друг к другу, мои глаза смотрели в его. И больше для нас не существовало ничего.

До почти добежала до него, я почти поймала его руку, но в этот миг с криком поскользнулась. Я бы обязательно упала, если бы пара сильных рук вовремя не поймали меня… и не прижали к себе.

Я с готовностью прильнула к нему, закинула руки на его шею, и мы утонули в долгом ненасытном, наполненным неутолимыми взаимными чувствами, поцелуе. Я чувствовала вкус губ Мирона, и позволяла себе тонуть, падать и растворяться в нём. Я блаженно млела и горела, прижимаясь к нему и губами целуя его настойчивые требовательные губы.

— Молодёжь, вы бы хоть поднялись на ноги что ли… что вы тут расселись… — проворчал какой-то прохожий.

Я, нехотя, отстранилась от губ Мирона и огляделась. Оказывается, Мирон стоял на колене, а я повисла у него на руках. Господи, как какой конфуз! Ещё все так смотрят…

Мирон помог мне подняться, взял за руку, и мы отошли в сторону.

— Принцесса… — выдохнул он трепетно и тепло, счастливо улыбнулся. — Последние несколько дней, я жил только желанием увидеть тебя и…

— Замолчи, пожалуйста, — выдохнула я и снова прильнула к его губам.

Он обнял меня, крепче притянул к себе, и время вокруг снова застыло для нас в мгновения нашего сладкого и сладостного поцелуя.

И пусть это все выглядит и звучит до ужаса банально и восторженно, всё что я сейчас хочу — это, целовать Мирона, чтобы они обнимал меня, чтобы мы просто были вместе. Всё.

А остальное… Остальное подождёт.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 1 февраля.

Решетка со скрежетом отъехала в сторону, и Стас прошёл по мрачному коридору следственного изолятора.

Он остановился перед комнатой для допроса, и подождал, пока дежурный офицер откроет ему дверь.

Когда Стас вошёл внутрь, он увидел сидящего в комнате мужчину в оранжевой тюремной робе. Тот, неподвижно, опустив голову, глядел на стол и нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице.

Стас подошел к столу и положила на него папку с документами по Гольшанских.

— Привет, Орест. Скучал?

Орест Гольшанский, он же Сумеречный Портной, поднял на Стаса взгляд и ухмыльнулся.

— А как же, подполковник, — ядовито прошипел он. — Ещё больше, я жалел, что так и не успел добраться до твоей прелестной дочурки. Куда ты её спрятал, кстати?

Против воли Стаса по его спине скрежетнул мерзкий холодок, при одной только мысли, что это чудовище могло оказаться рядом с Алиной.

— А я уж начинал верить, что эти даты… совпадающие с именинами моей дочери, просто совпадение.

— О, нет, — с фальшивым сожалением покачал головой Орест. — Конечно, нет… Я собирался убить её. А то, что я выбирал девочек, с таким же днем рождения, как у твоей дочери, должно было хорошенько напугать тебя, измотать, заставить тебя бояться, и просыпаться в поту по ночам…

Он мечтательно улыбнулся, глядя на Стаса.

— И вот тогда бы, я пришёл за ней… Это случилось бы в один из тех дней, когда ты меньше всего бы этого ждал… Какой-нибудь день, когда вы все были достаточно счастливы, чтобы испытать боль… Я хотел, чтобы это был один из самых счастливых дней, для твоей дочери Корнилов. Мне было бы приятнее убивать её, зная, что для неё сегодняшний день начинался, как самый счастливый…

Он злорадно ухмыльнулся и жадно сглотнул, глядя на Стаса.

— Уверяю тебя, что бы пожалел об этом, — холодно ответил Корнилов.

— Да что ты? — язвительно бросил Портной. — Ты бы убил меня? Ха! Как банально! Я не боюсь смерти, Корнилов…

— Знаю, — Стас открыл папку и поднял взгляд на Ореста. — Поэтому я бы отдал твою женушку зекам, например, мигрантам из Юго-Восточной Азии… Как считаешь? Ты бы смог смотреть на то, что они с ней делают?

Ухмылка сползла с лица Ореста.

— Ты этого никогда не сделаешь, подполковник.

— Ты забываешь, что угрожал моей дочери, — каменным голосом проговорил Стас.

И тут Орест побледнел.

— Н-не… не трогай её… не смей… — голос Ореста задрожал. — Хочешь, хоть шкуру с меня сдери, только не трогай Клару!

— Удивительно, — прокомментировал вслух Стас, — первый раз вижу, чтобы такой ублюдок, как ты, любил кого-то больше себя. Зачем ей было это нужно, а? Давай, рассказывай.

Орест вздохнул.

— Ты не поймешь… Ты не видел, что с ней происходило… Она… Она просто ложилась и умирала…

— Она… — Стас прокашлялся. — Она старела при этом? Её волосы седели?

— Что?!мпоморщился Орест. — Нет! Нет, конечно!.. Хотя… Она думала, что стареет и говорила, что ощущая, как её буквально покидают силы… Не знаю, насколько это правда, но её взгляд буквально тускнел, она перестала есть, спать, а через время и говорить… Она оставалась красивой, совершенной, но… как будто почти мёртвой…

Значит, подумал Стас, Ника тогда видела то, как Клара представляла себя в то время, когда ей становилось плохо, когда ей казалось, что она умирает. Кларе, видимо, внушила себе, что она превращается в дряхлую старуху, скорее это происходило у нее в голове, и смешалось с реальностью. Поэтому Ника всё это и увидела тогда.

— Мне было жаль её… Я не знал чем помочь моей жене! — простонал Орест.

— И тогда ты начал убивать, — проговорил Стас.

— Да, — кивнул Орест, — Клара сказала, как это… как это всё должно быть… я сперва отказывался, правда! Клянусь!.. Я не хотел марать руки в таком дерьме, подполковник! У меня были деньги, карьера, и блестящие перспективы!.. Но… я люблю эту женщину больше жизни, а ей… для того, чтобы она жила… ей были нужны эти девочки… Их жизни… Ты бы видел, какой восторг она испытывала после первого раза…

Стас ощутил, как у него на затылке шевельнулись волосы. То, что описывал Орест выглядело одновременно до невероятного дико и жестоко! Корнилов весьма живо представлял себе, как Клара радовалась и смеялась, глядя на повешенные тела мёртвых детей.

Корнилов снова прокашлялся. Он хотел выкинуть это из головы и сосредоточится на фактах.

— Какие изменения происходили с Кларой после убийств?

— Какие? — шепотом переспросил Орест. — Да она менялась на глазах, подполковник! Она оживала! Она смеялась, пела, танцевала и… любила меня. Так горячо и рьяно, до безумия. Она становилась той Кларой, которую я полюбил… О, подполковник, после первого же раза, я подумал, что мне неважно скольких мелких с**ек будет убито, лишь бы только Клара была… такой счастливой!

В глазах Ореста заблестели лихорадочные огоньки.

— Эти девочки чьи-то дочери, — напомнил Стас.

— Плевать, — скривился Орест. — Для меня важна только она.

— Понятно, — кивнул Корнилов. — Продолжим…

Разговор с Орестом выдался коротким, но тяжелым. Он убеждал Стаса приписать всю вину ему, а Клару отпустить, но Стас, понятное дело, отказался.

***

Для следующего, ещё менее приятного разговора, Стасу пришлось сесть в автомобиль и проехать несколько километров к другому СИЗО, где содержалась под стражей Клара Гольшанская.

Перед дверью в комнату допросов, где она ждала его, Стас помешкал. Он вспомнил тот день, когда он, вместе с Сеней и Никой побывала в «Чёрном дельфине». Стас вспомнил, что происходило с ним и Сильвестром. Корнилов старался держать себя в руках, но все равно ощутил давящее, тягостное чувство угрозы. Чувство неотвратимой опасности. Корнилов никому бы никогда не признался в этом, но сейчас ему было… страшно.

Нет, он не собирался падать в обморок и биться в истеричных припадках. У не будет дрожать голос или трястись колени. Ни за что.

Но… скорее он отдавал себе отчет, что в отличии от мужа, Клара опасна даже в будучи наручниках и за решеткой.

Отогнав пугающие мысли, Стас всё-таки вошёл к ней в комнату.

— О-о, — хитро улыбаясь, протянула Клара, — Подполковник Корнилов, какой сюрприз! Я уж думала, вы забыли про меня. Мы так давно с вами не видились.

— Рот закрой, — бросил ей Стас.

Эта баба бесила его, и он боялся, что может не сдержаться.

— Как грубо, — наморщила носик Клара.

— Как ты заслужила, — не меняя тон, ответил Стас и сел напротив неё.

— Главный вопрос, — сказал Корнилов, посмотрев в папку с документами, — Зачем?

Стас поднял на неё взгляд.

Клара лишь омерзительно улыбалась.

— Я думала, что Орест вам уже всё объяснил.

Стас не стал спрашивать откуда ей это известно.

— То есть ты требовала убивать девчонок, чтобы… чувствовать себя лучше?

— Эти девочки, они… как лекарство для меня, — ухмыльнулась Клара, — они должны были умереть, чтобы помочь мне…

— А яснее? — потребовал Стас.

— Да всё просто, — усмехнулась Клара, — только вбирая в себя их жизнь я могу сама жить дальше. В противном случае умру я.

— И оказала бы всему миру неоценимую услугу, — мрачно произнес Стас.

— А вы жестоки, подполковник, — притворно вздохнула Клара.

— Слушай, ты же не ждёшь, что я поверю во всю эту чушь, — произнес Корнилов. — Признайся, тебе нравилось это, ведь так? Ты просто получала моральное удовольствие от гибели эти малышек, ведь так? И ты поспешила придумать себе мистическое оправдание этому. Чтобы, образно говоря, договориться со своей совестью. Как выяснилось, даже у такой твари, она должна быть. Хотя бы немного.

— Какой упрямый скепсис, — снова вздохнула Клара, — вы мне не верите… и это при том, какое милое синеглазое создание, часто сопровождает вас…

Стас вздрогнул, и понадеялся, что Клара этого не заметила. Ему было страшно, что эта рыжеволосая ведьма знает о Нике.

— Причем здесь она? — хмыкнул Стас. — Речь о тебе, Клара и то том, что ты творила…

— При том, — сладкоречивым голоском, перебила его Клара, — что эта твоя девочка, способна на то, что мне даже не снилось, подполковник.

— Что?.. — не понял Стас. — О, чём ты говоришь?

— О-о, — улыбнулась Клара. — Подполковник, да ты похоже не представляешь кого пригрел рядом с собой, ведь так! Да… не знаешь… Ты, наверное, думаешь, что твоя синеглазая девочка просто какой-нибудь экстрасенс? На подобии тех неуклюжих придурков, которых снимают в шоу для миллионов других наивных придурков.

Она улыбнулась шире, с торжеством и превосходством.

— Да, ты знаешь… Знал бы…

Она вдруг резко наклонилась вперёд, заставив Стаса чуть податься назад, и прошипела яростно:

— Давно бы бежал от неё без оглядки!

— Что ты имеешь ввиду? — ровным голосом спросил Стас, глядя в черные глаза Клары.

— Что тебе нужно держаться подальше от этой беленькой синеглазой девочки. Её силы… Они будут расти год от года, и малышке станет все труднее контролировать их… Когда-нибудь, её сущность вырвется наружу и тогда тебе, и всем, кто будет с ней рядом придется о-очень горько и тяжело…

— Да что ты несешь! — рыкнул Стас.

Клара откинула голову назад и безумно захохотала. Её заливистый смех эхом разлетелся по зданию тюрьмы, а по телу Стаса прошла щекотная дрожь.

Он взял папку с документами дела и вышел из комнаты. Пока он двигался к выходу, звонкий сумасшедший смех Клары преследовал его до самого порога.

***

Генерал Савельев поставил чашку с кофе на стол и круговым движением размял шею.

— Мне звонили из СКР, требуют передать им Карабанова.

— Кто бы сомневался, — проворчал Стас.

Аспирин перевёл на Корнилова задумчивый взгляд.

— Ты с ним говорил?

— Нет, он отказывается, — ответил Стас. — Да и не зачем. Всё и так ясно. Он был одержим Людмилой. Чтобы получить способ к личным данным пошел служить в полицию, и стремился в самую сильную правоохранительную структуру, наравне с ФСБ. Потом, заставил старшего сводного брата установить камеру в комнате Людмилы, и подглядывал за ней, наверняка, при этом агрессивно мастурбируя.

— Совсем свихнулся… — фыркнул генерал.

— Ещё и письма ей слал, — добавил Стас, — хотел, чтобы она знала, что он рядом. Ему нравилось, что девушка чувствует его присутствие.

— Да… Но ты ведь его за это не посадишь?

— Я посажу его за покушение на убийство Дианы Злотниковой, — заверил Стас, пожав плечами. — И он деваться ему некуда.

— СКР хотят сами вести это дело.

— Обойдутся, — прорычал Стас. — Пусть обращаются в Министерство внутренних дел.

— Они вообще-то отчитываются непосредственно перед президентом.

— Это не поможет им оправдать Карабанова, — ответил Стас. — В противном случае, я сделаю так, что дело Карабанова станет достоянием всех наших СМИ.

— Серьёзная угроза, — засмеялся генерал. — Мне кажется, у тебя ещё и личные мотивы к Карабанову.

— Ну, что вы, — не глядя в глаза Аспирину, ответил Стас. — Какие ещё личные мотивы, товарищ генерал.

— Какие-какие, — проворчал Антон Спиридонович, — белобрысые и синеглазые, вот какие!

— Она здесь не причем.

— Сделаю вид, что поверил тебе, — кивнул Аспирин. — Тут ещё проблема с прессой?

Стас мысленно застонала.

— Что им опять нужно.

— Тот поезд, Стас, — вздохнул Аспирин. — Пресса допытывается, что там случилось.

Стас, в ответ, сжал кулаки.

— Мы успели обезвредить одного из террористов, но упустили второго… Очевидно он выбросил бомбу на пути следования, в заранее оговоренной точке, а затем активировал взрыв.

— У нас четыре десятка погибших, Стас, — покачал головой Аспирин. — Пресса винит УГРО, полицию, СКР и даже ФСБ.

— Стоит попробовать натравить их на Елизавету, ведь это её вина. Жаль только, что деньги Гольшанских нельзя разделить между семьями погибших.

— А знаешь, — подумал Аспирин. — Хорошая идея.

— Товарищ генерал, Елизавета никогда на это не пойдет.

— А как насчет Сильвестра? Думаешь он откажется дать хотя бы пару-тройку миллионов своей внучке? А Раду мы смогли бы убедить пожертвовать эти деньги семьям, чьи родные погибли в этом поезде. Что думаешь?

— Можно попытаться, — вздохнул Корнилов, — Я могу идти?

— Да, но… Стас, тут ещё жалобы пришла от полковника Датского. Прочитаешь?

— Нет, — чуть скривился Стас, — я бы скорее распечатал её и… употребил по назначению, в ближайшем сортире.

— Пожалуй, так и скажу Датскому, если он ещё раз мне пришлет эту хрень, — усмехнулся генерал. — Поздравляю, Стас. Хорошая работа.

— Я бы один не справился, товарищ генерал, — серьёзно сказал Корнилов.

— Нике тоже передай мою личную благодарность.

— Непременно. Разрешите идти?

— Иди, — разрешил генерал.

АМАЛИЯ МАРСОВА

Среда, 3 февраля.

Оседающие с неба снежинки липли к лобовому стеклу автомобиля. Затяжной снегопад, как накрыл столицу с понедельника, так и продолжался каждый день, с небольшими перерывами.

Амалия остановила автомобиль на парковке перед зданием СИЗО.

Заглушив мотор, Амалия поправила зеркало заднего вида и посмотрела на сидящую сзади девочку лет десяти.

— Кира, — сказала она, — мне нужно будет отлучится… на полчаса. А когда я вернусь, поедем к папе. Хорошо?

— Хорошо, бабушка, — Кира перевела взгляд на возвышающееся рядом здание изолятора. — А с кем ты здесь встретишься?

Амалия уже взялась за ручку двери и замешкалась.

— Со своей… со своей старой знакомой, — неловко закончила она. — Посиди, пожалуйста. Я быстро. Обещаю.

Амалия вышла из машины и закрыла дверцу.

Её сердце беспокойно стучало в груди пока она приближалась к светло-серому зданию следственного изолятора.

— И что интересно ей такого понадобилось, что она попросила срочной встречи, — ворчливо проговорила вслух Амалия, подходя к воротам территории СИЗО.

Её пропустили внутрь, и вскоре она уже сидела в комнате для свиданий.

Амалия перебирала в голове возможные варианты причин для того, чтобы Клара потребовала встречи. Да ещё таким наглым тоном!

— «Да, я ей обязана…» — размышляла Клара — «она тогда, почти сорок восемь лет назад, спасла моего сына, но я уже расплатилась за тот долг и ничего более ей не должна!»

С едва слышимым шорохом открылась дверь и комнату вошла Клара Гольшанская.

— Здравствуй, Амалия, — губы Клары расползлись в омерзительной улыбке.

— Говори, что ты хотела, Клара. — холодно сказала Амалия. — У меня мало времени.

— У меня для тебя новости, Амалия, — усмехнулась Клара и глаза её нехорошо блеснули.

— Что за новости? — правая бровь Амалия приподнялась вверх.

— Ты ведь знаешь подполковника Корнилова, не так ли?

— Я с ним встречалась.

— Да, я тоже и вот результат, — засмеялась Клара показав руки в наручниках.

— Клара, ближе к делу, — потребовала Марсова.

— Ладно… — Клара покачала головой. — Я не вполне ещё уверена, но…

— Клара, хватит тянуть! — повысила голос Амалия. — Я тебя знаю и твои выходки терпеть не собираюсь!

— Ладно, тогда, полагаю, ты не захочешь мне верить, что я, кажется, нашла… одну из Первых.

Амалия вздрогнула и тут же замотала головой.

— Что?! Первая? Ты бредишь Клара, Первые вымерли все до единого! Их не осталось! Оба двора погибли!

— Мы обе знаем, что достоверных подтверждений их уничтожению нет.

— Ну и кто это?

— Синеглазая девочка, которая ошивается рядом с Корниловым.

Амалия внимательно смотрела в глаза Кларе.

— Амалия, не надо лезть в мою голову, — засмеялась Клара, — я тебя туда не пущу.

— Тогда, почему я должна тебе верить? — спросила Амалия. — С чего ты решила, что она Первая…

— Да потому, что когда она сорвала мой ритуал, я пыталась убить её и… — Клара замолчала, осознав, что внезапно потеряла контроль над собой.

— И что было дальше? — осторожно спросила Амалия.

— Дремавшая в девочке сила, пробудилась, и чуть не убила меня! Я никогда ничего подобного ещё не встречала! И… Чёрт, Амалия, ты помнишь один из главных признаков присутствия Первых?

— Да, резкие погодные и климатические изменения, а также…

— Там была глухая ночь с низкой облачностью, и вдруг… на небе выступили звёзды, а она, эта синеглазая выскочка, как будто вбирала в себя их свет и направляла его прямо на меня.

Клара опустила голову и плечи её затряслись.

— Она чуть сожгла меня эти светом, Амалия.

Марсова молчала. Она знала Клару давно и могла определить, когда та лжет, когда боится, и когда ей тяжело. И сейчас Клара боялась, она не врала и ей было чертовски тяжело, от мысли, что она едва не погибла.

— Клара, я допускаю, что эта девочка могла быть одной из нас, но…

— Да ты вообще меня слушаешь?! — вскричала Клара. — Она просто смела меня! Ты вообще представляешь, что такое разогнать тучи и призвать свет звёзд… или как там это называлось…

— Гнев Созвездия, — с задумчивым видом, ответила Амалия и посмотрела в окно. — Именно так, называли это умение Первые…

— Если мне не изменяет память, это умение Белого двора.

— Да.

— Ну, — усмехнулась Клара, — могло быть и хуже…

— Клара, — Амалия закрыла глаза, — если ты права, то хуже уже быть не может. Потому что, где Белый двор, там и… Красный.

Клара грязно выругалась, а Амалия отвела взор к окну. Снегопад снаружи усилился.

Конец.