СИЛЬВЕСТР ГОЛЬШАНСКИЙ
Четверг, 14 января
В зале царил приглушенный сумрак. В окна, через полоски жалюзи смотрел мокрый пасмурный и сумрачный день в зимних оттенках.
Гомонил телевизор, где показывали очередной отечественный сериал с замыленным сюжетом и осточертевшими лицами одних и тех же актёров. Мужчины в зале вполне миролюбиво проводили досуг.
Кто-то играл в настольный теннис, некоторые резались в карты, кто-то читал книги в старых потёртых и часто заклеенных скотчем переплетах. Большинство, однако пялились в телевизор.
Со стороны всё происходящее напоминало послеобеденный отдых в каком ни будь дешевом провинциальном пансионате. Мало кто мог бы узнать в этих людях, увлеченно читающих классические романы или следящих за событиями сериала омерзительных и опасных чудовищ.
Серийные убийцы, кровожадные садисты, каннибалы, насильники детей, террористы, и опасные социопаты. Тюрьма особого режима, «Чёрный дельфин», собрала в себе отборных подонков и всевозможных выродков человеческого рода. Здесь, за решетками зловещих тесных камер обитали те, кто заслуживал десяток смертных казней.
И здесь же теперь вынужден был доживать остаток лет Сильвестр Гольшанский. Сумеречный Портной. Здесь его презирали, ненавидели, и боялись. Надзиратели, обычно считающие своим долгом осложнять жизнь заключенных, опасались задирать Гольшанского. Никто не хотел связываться с человеком, который ещё несколько дней назад мог одной финансовой операцией обанкротить крупнейшие корпорации, или купить несколько островов в архипелаге Карибского моря.
Сидевший за столом с Сильвестром мужчина темными вьющимися волосами, сделал ход на шахматной доске.
— Конь на В6, - почесав щетинистый подбородок, проговорил соперник Гольшанского.
Сильвестр, не отвлекаясь от чтения газеты, сидя спиной к столу, сухо ответил:
— Слон на D6.
Стоящий возле кресла Сильвестра мускулистый верзила переставил одну из фигур Гольшанского на названную клетку.
Темноволосый шепотом выругался.
— Чёрт!..
Тут сидевшие перед старым телевизором заключенные оживились, кто-то безумно захохотал, кто-то захлопал в ладоши. Остальные что-то обсуждая, поглядывали в сторону Сильвестра.
Гольшанский опустил газету, и поверх очков взглянул на телевизор.
Там перед микрофонами журналистов говорил его сын. Орест.
— Сделайте по громче, — негромко велел Сильвестр.
Кто-то из заключенных немедленно подхватился, схватил лежащий на столе пульт и быстро увеличил громкость.
— … что здесь задействовано влияние недоброжелателей банка МосИнвест! — запальчиво и эмоционально говорил Орест. — И я сейчас говорю не просто о каких безликих врагах моей семьи и завистников нашего успеха! Я говорю о конкретном человеке! Я говорю о Леоне Корф! Который больше известен, как «Аккорд»! Этот преступник возглавляет одну из самых опасных и влиятельных мафиозных группировок! Он давно положил глаз на банк МосИнвест, и лишь ждал удобного случая, чтобы нанести свой подлый удар!
Все в зале отдыха слушали, не решаясь даже перешептываться, или просто двигаться.
Сильвестр в раздражении отложил газету. Снял очки, и несколько секунд свирепо дыша, сверлил взглядом телевизор.
Некоторые заключенные боязливо наблюдали за ним. Все заметили, что Сильвестр пришел в ярость. Молчаливую, сдержанную, холодную ярость.
И в этот миг дверь в зал распахнулась. Заглянул один из офицеров охраны тюрьмы.
— Гольшанский, — небрежно позвал он. — К начальнику! Давай!..
Когда его привели на последний этаж, в кабинет к начальнику тюрьмы, тот стоял лицом к окну, спрятав руки в карманы брюк.
— Оставьте нас, офицер, — бросил начальник, не оборачиваясь.
Охранник послушно вышел, а начальник тюрьмы повернулся к Сильвестру.
Он был ровесником Сильвестра, но волосы ещё не начали седеть. Хотя возможно он просто подкрашивал их в темный тускло поблескивающий каштановый цвет.
— Знаешь, когда мне сказали, что у меня в застенках будет сидеть сам Сильвестр Гольшанский, я не сразу поверил, — качнул головой начальник тюрьмы. — Но, когда это оказалось правдой, я сразу понял, что с твоим приходом, кое-что поменяется в рутинной жизни всего учреждения.
Он подошел к Сильвестру. Гольшанский молча, пренебрежительно взирал на него. Он не скрывал своего отношения ко всем окружающим. Они были для него не лучше клопов или тараканов.
— И, к несчастью, мои опасения полностью оправдались, Гольшанский.
Начальник тюрьмы обернулся в сторону приоткрытой двери второй комнаты и проговорил:
— У вас не больше двадцати минут.
Затем он окинул уничтожающим гневным взглядом Сильвестра и вышел прочь.
Приоткрытая дверь, скрипнув, широко открылась и в кабинет неспешной поступью вошел мужчина в расстёгнутом пиджаке цвета синей стали. На нём были светлые брюки и тонкий желтый вязаный свитер под пиджаком. На бронзовом ремне брюк блестела золотая пряжка в виде розетки гитары с шестью струнами.
Седые волосы уложены в красивую стильную прическу с бакенбардами. На шее мужчины висели громоздкие чёрно-желтые наушники.
— Здравствуй, Сильвестр, — импозантный гость вальяжно прислонился к дверному косяку, скрестив ноги и усмехнулся. — Как твоя новая жизнь?
Гольшанский несколько секунд недобрым тяжелым взглядом смотрел на обладателя золотой пряжки со струнами.
— Тебе то здесь какого чёрта нужно?
— Разве нужен особый повод, чтобы проведать старого приятеля, — пожал плечами гость.
— Только если ты не пытался несколько лет к ряду уничтожить банк своего старого приятеля, — с недобрым прищуром, едко произнес Сильвестр.
— Сильвестр ты утрируешь, — покачал головой мужчина в сине-стальном пиджаке. — Я никогда не пытался уничтожить твой бизнес, я просто убеждал тебя поделится.
— Мы это уже обсуждали не один раз, Аккорд, — с нескрываемой неприязнью процедил Сильвестр. — Ты уже двенадцать лет не даешь мне покоя, пытаясь оторвать кусок от того, что я создал. От моего дела, от моего банка!
Последнее слово Гольшанский ядовито, со злостью процедил.
Аккорд, он же Леон Корф, неопределенно шевельнул седыми бровями.
— Да, Сильвестр, ты настоящий гений и умелый бизнесмен, — Аккорд ответил издевательский полупоклон. — Ты действительно с нуля, сам создал свой банк, сам потом и кровью… кровью особенно… заработал свой первый капитал.
Корф остановился возле стола начальника тюрьмы, и раскрыл лежащую у края стола папку. В таких обычно держат дела заключенных.
— И, хочешь верь, хочешь нет, я тебя уважаю, — глядя в документы папки серьёзно произнес Аккорд. — Но, не твоего сына, Сильвестр.
Голос Леона похолодел, а когда он поднял взгляд на Гольшанского, его глаза смотрели со сдержанной каменной суровостью.
— Ты смотрел новости, Сильвестр?
Гольшанский чуть поджал губы. Он подозревал, что заявление его сына заденет Аккорда. Именно поэтому поступок Ореста так разгневал его. Леона Корфа, по прозвищу Аккорд можно было обвинить во многих грехах. В убийствах, шантаже, финансовых спекуляциях, контрабанде и прочих преступных действиях. Но чего за главой одной из крупнейших мафиозных группировок не водилось никогда так это подлости и низости. Леону Корфу совсем не чужды были законы чести и совести. Конечно, и на то, и на другое у него были очень своеобразные взгляды, но уж точно Аккорд никогда бы не стал опускаться до того, чтобы подставить и обвинить в преступлении неугодного человека. Леон Корф расправляется с соперниками собственными силами, а не спускает на них продажных полицейских, судей или прокуроров. Кто угодно, только не Леон Корф.
— Я видел выступление Ореста, если ты о нём, — проговорил Сильвестр вынужденно. — И готов принести тебе извинения. Прости. Он ещё мальчишка. Сам понимаешь, молодость, горячность, ярость.
— Да, всё так, — кивнул Аккорд. — И потому, я предлагаю тебе сделку. Ты уступаешь часть акций твоего банка, я не трогаю ни твоего сына, ни твою семью.
Гольшанский двумя широкими шагами подошел к столу начальника. Аккорд замер, вскинул брови.
Сильвестр, прожигая его взглядом, чуть наклонился вперёд, и тихо прорычал:
— Нет.
— Я в тебе не сомневался, — покачал головой Аккорд. — Но и ты во мне не сомневайся.
Последние слова прозвучали с выразительным намеком.
— Кстати, мне просто любопытно, — Аккорд кивнул на раскрытую папку. — Это правда сделал ты? А?
— Не твоё дело, — прорычал в ответ Сильвестр. — Ты всё сказал? Есть ещё предложения?
— Боюсь, что нет, — холодно и спокойно ответил Аккорд. — Боюсь наша встреча себя исчерпала.
— Согласен, — процедил Сильвестр.
ЕЛИЗАВЕТА ГОЛЬШАНСКАЯ
Четверг, 14 января
Отливающая тусклыми бликами дверь резво открылась, и в конференц-зал вошли четверо мужчин почти в одинаковых деловых костюмах. Даже внешне они были похожи. Темноволосые, с южно-европейской внешностью и чуть смугловатой кожей.
— Добрый вечер, — одарив мужчин скупой улыбкой, произнесла Елизавета Гольшанская.
Постаревшая, но не утратившая аристократичную стать и грацию женщина взглядом указала на пустующие за длинным столом стулья.
— Прошу, господа.
— Добрый вечер, госпожа Гольшанская, — поздоровался один из мужчин.
Он выглядел самым уверенным из них. И часы на его левой руке так же были дороже, чем у остальных. Наверняка и ездит он на более дорогой машине. Поэтому Елизавета Гольшанская сосредоточила свой взгляд на нём.
— Спасибо, что согласились прийти, — произнесла она немного грудным голосом. — Мне было тяжело найти адвокатов, которые согласятся работать на благо Сильвестра.
— Понимаю, — ответил всё тот же мужчина с часами от Картье на левой руке, — и дело вовсе не в морально этической стороне, как вы, наверное, догадываетесь госпожа Гольшанская.
Женщина плавно, изящно изогнула тонкие брови в сдержанном удивлении.
— Неужели? — с холодком произнесла она. — Мне кажется я предлагала достаточно серьёзную сумму.
— В обычных обстоятельства, более чем, — согласился «главарь» адвокатов.
Остальные трое пока что помалкивали, деликатно внимая беседе Елизаветы и их главного.
— Но, вот это, — адвокат с дорогими часами положил на стол вскрытый конверт, — кардинально меняет всю ситуацию, госпожа Гольшанская.
Елизавета сжала губы, втянула носом воздух, и расправила плечи.
— Судя по вашему виду, — улыбнулся главный из адвокатов, — вы отлично осведомлены о содержании письма, госпожа Гольшанская.
— Лучшем, чем вы думаете, — холодно ответила женщина, глядя на конверт на столе. — Такие письма с угрозами получили все, к кому я пробовала обратиться за помощью. Даже мне самой пришло подобное.
— Но, вы не испугались, — ухмыльнулся главный адвокат.
Елизавета подняла на него ледяной взгляд серо-зелёных глаз.
— Речь идёт о моем сыне… Неужели вы могли подумать, что какие-то исчерченные каракулями бумажки в состоянии заставить меня испугаться?
Сидевшие перед ней адвокаты обменялись неуверенными взглядами. Только их главный выглядел вполне удовлетворенным.
Он поправил ворот своей рубашки на округлой толстой шее, и широко улыбнулся Елизавете.
— Я так и подумал, госпожа Гольшанская. Но, для нас нужна более… материальная мотивация, чтобы мы рискнули своими жизнями. Понимаете?
— Я удвою ваш гонорар, — проговорила Елизавета Гольшанская, — но, ни копейкой больше, господа.
— Нас устраивает такое предложение, — кивнул главный.
— Рада, что мы достигли соглашения, — произнесла Елизавета.
— Почти любое соглашение, в наше время, лишь вопрос цены, — пожал плечами главный адвокат, открывая свой кейс. — Но, вынужден напомнить, госпожа Гольшанская, мы не даем никаких гарантий успеха.
— Знаю, — усмехнулась Елизавета, — но в случае успеха, я утрою ваше вознаграждение. Имейте это ввиду.
Юристы за столом оживленно переглянулись. Им было страшно, это было очевидно. Но не каждый день у них есть перспектива получить за одно выигранное дело сумму, достаточную для покупки элитного спорткара.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 15 января
Мяч прилетел неожиданно. Я перестала завязывать шнурки на спортивных кедах, испуганно вскрикнула, и пугливо отпрянула.
Сидевшая рядом со мной Логинова схватила мяч, и с силой швырнула его в открытое окно.
— Логинова, ты чё творишь?! — вскричал один из наших одноклассников.
— А надо следить за мячом, — огрызнулась моя подруга, поправляя шорты на пояснице.
— Ты дура, мы нечаянно! — произнес один из парней с чёрными, зачесанными вперёд волосами.
— Да ты что, Голубев! — в издевательском сарказме всплеснула руками Лерка. — Четвёртый раз уже! Нечаянно?
— Девочки, может мы так заигрываем? — улыбнулся полноватый парень с вечно взъерошенными рыжими волосами.
— Если ты так будешь заигрывать к девушкам, Локтев, — ответила Лерка. — Ты так и будешь, до старости сам себя радовать.
Парень в ответ покраснел. Его приятели злорадно захихикали.
— Ле-ер… — протянула я, смущенно. — Причем тут вообще это…
— При том, — хмыкнула Лерка. — Это же пацаны! Озабоченные на всю голову жертвы спермотоксикоза! Для них это страшнейший кошмар… Уверена, они уже забились, кто быстрее станет «мужиком». Порно-фанаты хреновы…
— Ника, Лера! Ну, вы идете, или как? — спросила нас Оля Сливко.
Она и Наташка Пряникова, стояли возле волейбольной сетки и ждали нас.
У нас сейчас физкультура. И она всегда проходит по два урока. Так было решено на одном из родительских собраний, когда все решили, что чем ставить физру шестыми уроками в Понедельник и Четверг, лучше уж поставить их первыми двумя подряд в Пятницу. И разумеется половина наших одноклассников этот урок динамила, как могла. Весь класс был только на следующих двух уроках.
А те, кто приходил заниматься, переодевались в нашу сине-белую униформу, которая могла состоять из любых спортивных вещей этих цветов, и выполняли упражнения под присмотром учителя. А второй урок каждый занимался чем хотел.
Парни делились на три группы. Баскетболисты, качки, задроты.
Первые гоняли мяч, вторые, их было меньше, с усердием таскали гантели и подтягивались, ну а третьи, сгорбившись, вчетвером увлеченно таращились в свои смартфоны. Мы с Леркой, Олей и Наташкой чаще всего играли в волейбол. Иногда в настольный теннис, с которым я не очень дружила. А шумная компания Верки Кудрявцевой, нашей королевы красоты и моды, показательно растягивались и делали разного рода гимнастику с откровенно вызывающими упражнениями. При этом Кудрявцева непременно чем-то хвасталась, а все одиннадцать её прихлебательниц с показательным увлечением внимали. Противное зрелище. Особенно глядя на то, как девчонки из окружения Кудрявцевой на перебой пытаются заслужить её похвалу, разливая лесть и униженно заискивая перед ней. Совсем у них гордости нет, что ли…
Мы с Леркой встали напротив Наташи и Оли. Сливко подала мяч. Лерка отбила, Наташа тоже. Настал мой черед, я легко отбила удар двумя руками.
— Так, что? — не громко, только так чтобы я слышала, спросила Лерка. — Ты все ещё не знаешь зачем нужна эта кукла?
Логинова отбила ещё один бросок мяча.
— Нет, — качнула я головой. — Понятия не имею.
— Мне вот интересно… — Лерка кинулась вперёд, парировала ещё один мяч, тот перелетел через сетку и ударился об пол рядом с Наташкой.
— Один, ноль! — радостно воскликнула Логинова.
— Блин, Наташа! — с досадой воскликнула Сливка.
— Ну, а что? — плаксивым унылым голосом развел руками Пряникова. — Я не успела.
— Мне интересно, — быстро и тихо проговорила Логинова, пока Оля отчитывала Наташу, — почему воспоминания, которые ты видишь не могут просто показать кто их убил?
— Нашла, что спрашивать, — невесело улыбнулась я.
— А ты пробовала как-то контролировать это всё? — допытывалась Лерка.
— Много раз, — вздохнула я. — Получается, и то не всегда, только не поддаваться видениям. И всё.
— Досадно, — цокнула языком Логинова.
Оля снова подала. Я ринулась вперёд, и со звонким ударом отбила мяч. Тот перелетел сетку, его встретила Олька, и послала обратно к нам. На этот раз мяч отбила Лерка. Наташка испугано парировала его Оле, а Сливка отбила в моем направлении.
Я ринулась влево, едва не упала, но мяч отбила. Правда не в ту сторону.
Он отлетел за пределы очерченной площадки и врезался в стоящую на скамейке бутылку с пепси. Та с грохотом упала на пол, прямо рядом с компанией Верки Кудрявцевой. Бутылка проворно завертелась на полу. Из неё вырвалась тугая мощная струя пенящейся колы и обдала всю компанию Кудрявцевой. Девчонки с визгом отпрянули в стороны. Их спортивную одежду покрыли мокрые пятна от колы. Но больше всех досталось самой Верке. Кола из бутылки облила её всю с ног до головы, намочила волосы и забрызгала лицо.
Когда фонтан из бутылки стих, в просторном спортивном зале воцарилась абсолютная тишина. Все смотрели на Веру.
Кудрявцева молча поднялась. Её мокрые темные волосы свисали на лицо, отчего она сильно напоминала девочку-чудовище из одного старого ужастика.
Кудрявцева двумя руками раздвинула волосы в стороны. Из уст большинства девочек вырвался вздох. У Верки на лице черными кляксами растекалась тушь возле глаз, смазалась помада и часть тональника, от чего она выглядела ещё страшнее.
Кудрявцева шумно сплюнула воду, и подняла на нас с Лерой свирепый взгляд.
— Кто… — выдохнула она, — из вас… кобыл… это… сделал?!
Логинова развела руками.
— Банальная случайность, Кудрявцева. Не переживай, тебе так даже идёт…
— Ах ты… — начала было Верка, но тут в зал вошел наш физрук, Семён Харитонович, которого между собой мы все звали просто «Харитоныч».
— Так, что у вас тут происходит? — уперев руки в бока, спросил Харитоныч. — Что за шум? Кудряцева ты зачем эту дрянь тут разлила?! Давай-ка бегом за шваброй, за собой нужно убирать!
— Семён Харитонович, это не я!.. — воскликнула Кудрявцева, едва не рыча от злости.
— Так, лужа вот эта грязная возле кого? — тыча пальцем ей под ноги, строго спросил преподаватель. — А? Возле меня? Нет? Возле Лазовской? Возле Логиновой? Или может, вон возле Синицына? Давай… Пошла, егоза ядреная.
Остальную часть урока мы с девчонками продолжили играть в волейбол, а Верка все это время орудовала шваброй.
Я была так шокирована случившемся, что играла без резких движений, и боялась лишний раз ударить по мячу. От чего мы с Лерой продули Наташке с Олей в пух и прах.
Минут за десять до конца урока мы отправились в душ. Возможность принимать душ после уроков физкультуры появилась в нашей школе относительно не давно. Этому полезному удобству мы все обязаны одному частному спонсору, что активно взаимодействует с министерством образования. Что это за компания никому точно не известно, но ходят слухи, что ряд школ в Москве решило профинансировать одно из дочерних предприятий банка «МосИнвест». Правда это или нет, всем было до свечки.
Все просто пользовались неожиданно свалившейся на нашу школу благодатью.
И я, стоя сейчас под струями теплой воды вновь мысленно поблагодарила спонсора нашей школы за такой щедрый и необходимый подарок.
После случившегося, из-за моей неосторожности, казуса с Веркой Кудрявцевой меня терзали тревожные опасения. Проще говоря я боялась её мести. Это склочная, злопамятная и очень злобная рептилия превратит мою жизнь в кошмар, если узнает, что та гребаная бутылка упала и забрызгала её колой из-за меня. А тут ещё Харитоныч заставил Верку при всем классе шваброй орудовать. Для нее худшего унижения, наверное, и нет.
Господи…
Я устало прижалась лбом к прохладной кафельной стене душа.
Ну, почему иногда так сложно жить, а?
Вода обволакивала утешающим теплом. Сбегающие по моей коже струи гладили спину, плечи, бедра и руки. Я усиленно старалась убедить себя, что мне ничего не грозит. В конце концов, что Верка Кудрявцева когда-то относилась ко мне хорошо? Или хотя бы нейтрально? Черта с два! И меня, и Лерку она на дух не переносит, и вообще дико ненавидит. М-да… Но теперь я, собственноручно дала ей повод напакостить мне, или вообще начать полномасштабную травлю. Опять. М-да. На то, что Кудрявцева забудет случившееся сегодня можно даже не рассчитывать.
За закрытой дверью своей кабинки, я слышала, как остальные девчонки уже выходят из душа. В мою кабинку постучали. Я вздрогнула, испуганно обернулась. Воображение немедленно нарисовало Кудрявцеву, которая со своими подружками решила отколотить меня за неудачно посланный мяч.
— Роджеровна, — услышала я голос Лерки, — я пойду, ладно? Мне нужно успеть к училке по Зарубежной, нужно поболтать с ней. А то она грозится влепить мне сразу несколько двояков за все не сданные работы.
Ну, конечно. Кое-кто прогуливал зарубежку половину прошлой четверти, с феноменальным аргументом «зачем эта хрень вообще нужна», а теперь вот вынуждена будет носится за Кариной Федоровной, и вымаливать тройку.
— Конечо, — отозвалась я. — Беги. Только на Физику не опаздывай, а то Егор Киррилович в прошлый раз обещал нам обеим оценки снизить, если ты будешь продолжать в том же духе.
— Я не виновата, что в этой четверти его уроки неудобно стоят в расписании! — проворчала из-за двери Логинова.
Я только вздохнула. Это оправдание на требовательного физика вряд ли подействует.
Вскоре все уже ушли. А все ещё продолжала нежится под водой. Сейчас большая перемена, так что я могу себе позволить постоять немного дольше.
Мои мысли вернулись к вчерашним событиям. К тому ужасающему видению с повешенными на нитях девочками, и к той странной жутковатой кукле. Я должна понять, что там происходит. Я должна и просто обязана разобраться. Потому что больше, как это не пафосно звучит, действительно не кому. Никто же кроме не в состоянии увидеть воспоминания тех девчонок…
А между тем, все они жили в «Зеленой колыбели», и все стали жертвами Портного. И самое кошмарное, что этих девочек нет среди официальных жертв убийцы. Я вчера дома специально проверяла. Потратила кучу времени лазая по интернету. Ничего. Ни слова о них. И их фотографий тоже нет. А значит, одно из двух. Или Портной убил куда больше, чем все думают, или… не хочу об этом думать, но что если страшный серийный убийца действительно никуда не исчезал? Что если он просто… всего лишь сменил образ жертв? Что если Портной просто стал убивать детей, до которых нет никому дела? И тут меня поразило ещё одно пугающее подозрение. А что если руководство приюта потворствовало этому? А может Портным является кто-то из воспитателей приюта? Меня обуял страх, и даже под теплой водой стало как-то зябко, а в теле поселилась мучительное нервозное чувство. Ошеломляющее подозрение в такт пульсации крови стучало в голове. Если я права… Нужно найти, что-то что может связывать приют с Портным, или свидетелей, которые могут что-то знать о смерти тех девочек. Может быть какие-то доказательства… А потом — бегом к Стасу.
Из душа я, конечно вышла последней. Обмотавшись полотенцем, я направилась к шкафчикам с одеждой. Однако открыв свой шкафчик, я так и застыла растерянности. Несколько секунд, удивленно хлопая глазами я таращилась в пустой шкафчик.
Где моя одежда?! Что за приколы?!
Я в непонимании оглядела раздевалку женской душевой.
Заглянула в другие открытые ящики, но моих вещей нигде не было. Ни рюкзачка, ни сумки в которой я носила спортивную форму.
Ну, понятно. Я закрыла глаза, и вздохнула. «Привет» от Кудрявцевой, что называется. Значит, всё-таки узнала…
Отлично! Поправив полотенце на груди, я прошла к двери душевой и подёргала её. Конечно же она оказалась закрыта. Прочно и крепко закрыта на ключ. На все три оборота.
Я шепотом выругалась. Вот же зараза! Что б тебя!.. Запереть меня голой в душевой! Глупо, откровенно по-идиотски, и вообще подло! Ну, всё в жанре Кудрявцевой!
Из-за двери донеслись голоса.
— Бли-ин… У меня до сих плечо болит!
— Падать научись нормально!
— Да ты ёлопень, нахрена было так меня швырять?
— Чувак, это айкидо. Если хочешь, чтобы все проходило мирно и безболезненно лучше иди в балет.
Послышались смешки, которые быстро переросли дружный хохот большой мужской компании.
Судя по разговору, это парни из секции по айкидо, которая располагается в части второго этажа нашей школы. Туда ходят заниматься, как ученики нашей школы, так и из соседних.
Так, стоп! А почему они сюда идут?
Я настороженно попятилась от двери. Нет… Нет, только не сюда. Господи… Святые небеса… Нет! Это же женская душевая! Зачем они сюда пру?..
— Пацаны, а ниче что мы в женской душевой собрались мыться?
— Ну, так Харитоныч же сказал, что в мужской что-то с сантехникой… Наверное, эти кретины из девятого А сломали… — раздраженно ответил третий голос.
Я нервно сглотнула. Шаги парней приближались. Я нервно и пугливо всхлипывая глядела на ручку двери. А в следующую секунду заметалась по душевой, как ошпаренная.
Через несколько секунд сюда вломиться компания парней из бойцовской секции! Человек пять или семь, судя по количеству голосов! А тут я, в одном полотенечке!.. Класс! Просто офигенно!
Чёрт, а! Куда спрятаться! Куда бежать…
Нет, я не то чтобы была уверена, что эти бойцы айкидо могут сделать со мной, что-то плохое… Но-о… Откуда я знаю, что будет на уме у нескольких парней, когда они застукают в душе одинокую, закутанную в полотенце голую девчонку? А?!! А проверять их нравственно-моральный уровень на собственной персоне я как-то совсем не хочу! Может они мне ничего и не сделают! А может, очень даже сделают! Парни вообще существа озабоченные и у них, как говорит Лерка, все разговоры только о сексе и девушках! И что им собственно помешает претворить со мной в жизнь свои пошлые фантазии?.. И мне потом уже будет до свечки, что их накажут, что их посадят… И кстати ещё не факт, что посадят. Скажут, что я сама виновата, торчала в душе, в неположенное время.
Чёрт возьми! Я в панике металась по помещению душа, пытаясь понять, как и куда мне спрятаться. Но словно назло, никакого такого укромного места не было. Тут я услышала, как в двери открывается замок!
Я не успела придумать ничего лучше, кроме, как запрыгнуть в одну из кабинок, и быстро закрыться.
Я услышала, как открылась дверь душевой.
— О-о… — простонал один из мужских голосов, — какой запах, пацаны… а-а… Пахнет голыми, красивыми девчонками…
— Дурак, это гель для душа, кремы и ещё какая-то хрень…
— А-а… — блаженно протянул всё тот же озабоченный мечтатель, — Как представлю, что несколько минут назад тут до нас голые красотки наносили на тело свой гель…
— Колян заткнись, а, — попросил кто-то. — И так все мысли о девках, а ещё ты тут…
— Хорошенькие, голенькие девочки с намыленными… Ай!
Раздался приглушенный удар.
— Ты дебил?! Нахрена ботинком то?!
— Я же тебе нормально сказал! Смени тему! Задрал уже…
— Слушай, я же не виноват, что тебя твоя Ирка продинамила…
— Это тут вообще не причём.
— Ага… Как же…
Замерев всем телом, чувствуя, как рвется наружу истово стучащее сердце, я напряженно прислушивалась.
Пари, судя по звукам разделись. Я услышала шум воды. Однако вода не заглушала их голосов полностью, поэтому я, стоя в своей кабинке отлично слышала, как они сначала обсуждали тренировку, затем новый фильм, какие-то компьютерные игрушки, а потом вернулись к теме девушек. Тут уж я понаслушалась такого, чего даже повторять не хочу. Не буду перечислять все те извращения и мерзости, которыми они сыпали, но в одном я убедилась точно: все, или почти все парни какие-то озабоченные маньяки. Я и не предполагала, что всё так серьёзно, и так запущено.
— Кстати! — услышала одного из парней. — Знаете вот эту беленькую, синеглазую девчонку из девятого А? Ну, которая фигуристочка…
— А, да-а! — отозвался другой голос. — Классная штучка! Ох я бы с ней…
— Мечтай, Гриня! Где ты, и где она!
— А что? Я бы эту принцессу на раз уложил!
— Ох, ну ты и свисту-ун…
— Хочешь, давай поспорим?
— Парни, вы про Веронику Лазовскую? Я слышал она жуткая стесняшка. Так что можете не спорить. Ничего у вас не выйдет.
— Ой, конечно. Тебя, Коль, послушать, так ни с кем можно даже не пытаться!
— С Лазовской сто процентов, можешь не пытаться. Хотя… Если через её подругу зайти…
Я закрыла глаза, прижалась затылком к стене.
Ну, почему… Ну, почему мне так «везёт»?! А?! Ну, вот за что?! Мало того, что я тут стою голая, не считая полотенца, в душе с десятком голых парней (вот уж Лерка обхохочется), так ещё оказалось, что я для них представляю заметный интерес. Просто отлично! Представляю, как они обрадуются, если найдут меня…
В этот миг кто-то дернул ручку двери кабинки, в которой я пряталась. Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. И поспешно отпрянула прочь, вжалась в угол душевой кабинки.
Сердце чуть не выпрыгнуло через горло. Бешено стучал пульс. Тело сжимала и сдавливала нервная дрожь.
— Пацаны, а че тут закрыто? Че это за кабинка? — прокричал один из парней, продолжая дергать ручку двери моей кабинки.
— Ну, и че ты пристал? Зайди в другую кабинку! — крикнули ему.
— Ну, просто интересно… — пробормотал парень.
Но, он все же ушел. Я закрыла глаза. Несколько раз вздохнула. Я спрятала лицо в ладонях. Судорожное дыхание срывалось с моих губ, я то и дело нервно сглатывала.
Так… Нужно, что-то предпринимать. Я конечно могу просидеть тут до тех пор, пока Лерка не догадается прийти меня искать, но эта перспектива меня что-то совсем не радует. А значит, нужно как-то известить её о своей проблеме. А как это сделать? Телефон то был в моем рюкзаке, который Верка и её компания у меня… хм… экспроприировали. Хорошо, так… Ладно. Значит, нужно раздобыть другой мобильник. И самое лучшее, пожалуй, это ненадолго одолжить телефон у кого-то из этой шумной компании, пока они моются.
Мне стоило серьёзных усилий, чтобы решиться выйти из кабинки.
Шумела вода, по помещению расплывались клубы теплого пара, сильно пахло потом и мылом.
Я, стараясь быть тихой и быстрой, пробралась в раздевалку, к шкафчикам. Мне пришлось в буквальном смысле перебороть себя, и перешагнуть через свои принципы, чтобы решится открыть чужую сумку, стоящую на одной из лавок. Ругая себя последними словами, я все-таки это сделала, и достала спрятанный во внутреннем кармане чьей-то спортивной сумки ключ с пластиковым пронумерованным брелоком. Я открыла шкафчик с нужным номером, и обрадовавшись, схватила мобильник. Быстро написала Лерке SMS.
«Лерка я в душе. У меня украли одежду и вещи. (((Помоги!!! Ника.»
Логинова ответила через пару секунд.
«***ть! Это Кудрявцева??? Вот же тварь! Ты знаешь, где твои вещи?!»
Я быстро написала ответ.
«Понятия не имею»
Лерка написала:
«Кудрявцева вряд ли отдаст. И не признается. Будет лучше, если я сгоняю домой. У меня там остались некоторые из твоих вещей.»
Я вздохнула. М-да. Ну, другого выхода походу и нет. Не будет же Лерка бегать по школе и разыскивать мои вещи. Глупо.
«Хорошо. Давай. Буду ждать».
«У тебя всё в порядке? Кстати чей это номер?»
Я усмехнулась.
«Позаимствовала у парней, которые сейчас моются в нашей душевой»
Логинова ответила не сразу.
«??????!!!!!!!»
Я написала ответ.
«Всё норм. Они меня не нашли. Всё, Лер. Я очень жду. Поспеши, пожалуйста!»
«Держись. Я скоро».
Я спрятала телефон обратно, закрыла шкафчик, бросила ключ обратно в сумку, и ринулась обратно. Но тут одна из кабинок (ну, конечно же!!!) открылась, и из неё вышел голый парень, с полотенцем на бёдрах.
Я едва успела юркнуть за угол. А парень, лениво шлепая вьетнамками прошел к своим шкафчикам. Когда он проходил мимо меня, я с усилием вжалась в стенку. Парень подошел к одному из шкафчиков, начал открывать его. Он стоял ко мне спиной, и потому я поспешила ретироваться.
Я тихо (шум воды скрывал звуки шагов) добежала до своей кабинки, и закрылась там. Перевела дух. Сердце металось в грудной клетке, звуки пульса звучали в ушах. Я содрогалась от переполняющего кровь и тело лихорадочного адреналина.
Фа-ак… Ещё бы чуть-чуть… Вот чуть-чуть…
— Пацаны! — раздался чей-то раздраженный вопль. — А кто это копался в моей сумке?! Чё вообще за дела?!
Я затаила дыхание, прислушиваясь к их разговору.
— Успокойся, Колян, — протянул кто-то. — С чего ты решил, что у тебя там кто-то лазил, а?
— А че у меня ключи лежат не в кармане, а просто валяются на дне? — с вызовом спросил «Колян».
— А ты уверен, что ты их вообще в карман то складывал, а? — спросил кто-то. — Может так спешил в душ забежать, что так бросил. А, Колька?
— Точно, точно, — засмеялись остальные. — Наслушался про девок, а потом бегом в душ…
— Да идите вы! — обиделся «Колян». — Делать мне больше нечего…
— Да ла-адно, тут все свои, Колька.
Они ещё долго потешались над ним. А затем, вся компания, наконец-то покинула душевую.
Я с облегчением вздохнула.
После этих парней в душ ещё приходили какие-то девчонки, судя по голосам из младших классов, а потом заходила уборщица. А ещё через минут пятнадцать в кабинку быстро постучали.
— Роджеровна, ты здесь? — спросила Лерка.
Я мысленно возблагодарила Небеса, и открыла дверь. Обрадованная я упала в объятия лучшей подруги.
— Ну, как ты тут?.. — сочувственно произнесла Логинова, поглаживая меня по голове.
Я лишь тяжело вздохнула. Затем, пока переодевалась в принесенную Леркой одежду, пересказала вкратце все, что мне пришлось пережить.
Лерка только шокировано качала головой, и крыла Кудрявцеву отборными ругательствами.
Я осмотрела вещи, которые пришлось на себя надеть, и впала в легкий ступор. На мне был слегка помятый свитер с помпонами, который я носила года назад, и застиранные, тоже старые мешковатые спортивные штаны-джоггеры, с темным пятном чая, в области левого колена.
— Л-лера… — пролепетала я обескураженно.
— Ну, извини, — развела руками Логинова, — из теплого было только это. Ну, Роджеровна на улице минус одиннадцать! Что я тебе, шортики с принтом принесу? Или твои футболки и топы? Это все, что ты оставила у меня из не летнего, если честно. Моё же тебе не подойдет, сама знаешь…
— Знаю, знаю, — кивнула я.
Конечно при Леркиных ста семидесяти трёх, когда она на одиннадцать сантиметров меня выше, я мало в чем могу ходить из её гардероба. Да ещё учитывая специфический вкус Логиновой…
— Спасибо, Лер, — я вздохнула. — Это во всяком случае уж точно лучше, чем быть голой в одном полотенце.
— Да уж, — ухмыльнулся Логинова. — Думаю, сегодняшний день ты запомнишь на долго.
— Вот ни капельки ни смешно, между прочим. — проговорила я, завязывая волосы в хвост.
В итоге мы едва успели на последний сегодня, четвёртый урок.
В конце пятничного учебного дня у нас стояла геометрия, со старой Глафирой Игнатьевной во главе.
Едва я вошла в класс, как вся компания Верки Кудрявцевой громко расхохоталась.
— О-о, вы только посмотрите! Во что вырядилась!..
— Лазовская, ты с какой помойки прибарахлилась?!
— Ты, что одежку у детей из приюта стырила?
— Где ты взяла этот свитер, Лазовская? Одолжила у местных бездомных?
— А что со штанами, Лазовская?! — кричала громче всех хохочущая Кудрявцева. — Что это у нас за пятнышко такое темное? А?!
К девчонкам присоединились и большинство парней. Уже через несколько секунд надо мной смеялся весь класс. Сгорая от стыда и мучимая чувством унижения, я вместе с Лерой прошла к своему месту. Села за парту, спрятала лицо в ладонях. Хотелось разрыдаться. Горькое, угнетающее чувство жгло меня изнутри. Смех моих одноклассников надолго останется со мной. Не смеялись надо мной только Лера, Синицын, Сливка и Наташа Пряникова.
Раздался звонок, и в ту же секунду открылась дверь в класс. Все притихли.
— Добрый день, — в класс порывистой нервной походкой вошел мужчина в белой рубашке и в красной жилетке. На нём были бежевые брюки, на лице поблескивали массивные круглые очки. У него были русые волосы до плеч, и такого же цвета редкая бородка вокруг рта.
Мужчина в красной жилетке поставил свою сумку на учительский стол, и встал по центру доски.
— Меня з-зовут Исидор Игоревич…
Некоторые из наших парней немедленно противно захихикали. Видимо имя длинноволосого мужчины показалось им смешным.
Исидор Игоревич среагировал резко и раздраженно. Он широким шагом подошел к одному из учеников, поднял его локоть и молча потащил к доске.
— Фамилия? — спросил он требовательно нашего Толика Голубева.
— Голубев, — пробубнил тот, явно не ожидавший такой реакции педагога.
— Сегодня, Голубев, ты будешь стоять возле доски, и любой из класса имеет право задать тебе вопрос по геометрии. Не ответишь — два.
Голубев побледнел. Отвечать на вопросы по геометрии не входило в список его талантов.
— Меня з-зовут, — повернувшись к классу произнес преподаватель, — Исидор Игоревич Капитонов. Я ближайшие две четверти буду преподавать у вас геометрию, вместо вашей учительницы Глафиры Игнатьевны. Вопросы?
Капитонов, держа руки за спиной, покачиваясь на носках туфель, обвел класс пристальным взглядом, и удовлетворенно кивнул.
Он подошел к столу, расстегнул сумку, начал доставать вещи. В классе все сидели притихшие, и пугливо переглядывались. Норов нового учителя произвел впечатление даже на самых смелых.
Мы с Леркой тоже ошарашенно переглянулись. У Логиновой было такое же слегка перекошенное лицо, как у меня. Потому что Исидор Игоревич Капитонов был точной копией вязанной куклы, которую мы нашли возле приюта. Куклы, которая как-то связана с убийствами девочек.
— Открываем тетради, пишем дату, — строгим холодным тоном произнес Капитонов. — Живо!
Все послушно раскрыли тетрадки.
Написав дату, я украдкой, опасливо взглянула на преподавателя. Глядя на его лицо, я пыталась представить его на месте убийцы. Пыталась понять, может ли он быть тем страшным беспощадным чудовищем-детоубийцей?
Тут Капитонов внезапно поднял взгляд, и посмотрел прямо мне в глаза. Замешкавшись, я опустила взгляд в тетрадь.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Пятница, 15 января
Музыка была кошмарной. Да группа мальчишек с саксофоном, контрабасом и банджо очень старались, и вроде бы даже у них местами неплохо получалось. Но на вкус Стаса, джаз у них получался откровенно ущербный и отвратительный. Поэтому, Корнилов не утруждал себя вниманием их творчеству, предпочитая втихаря играть на телефоне в покер. Рита периодически толкала его локтем, и с возмущением выразительно поглядывала на него своими красивыми изумрудными глазами. А Стас искренне не понимал, зачем ему изображать восторг и радость, от столь ужасного выступления чужих детей. Лично он пришел на школьный концерт исключительно ради Алины и её выступления со скрипкой. На остальных ему было начхать.
Когда, на радость Стаса, мальчишки на сцене актового зала наконец-то перестали парадировать джаз, в зале на пару секунд воцарилась неловкая тишина. Только кое-где раздались жидкие хлопки. Но, тут в первом ряду поднялась одна из завучей, и усиленно, показательно зааплодировала. Нехотя ей начал вторить весь зал.
Рита, хлопая ладонями, снова ткнула Стаса локтем. Корнилов вздохнул и не хотя лениво похлопал.
На сцену вышел какой-то парень в фиолетовом фраке с блестками. — А сейчас, дамы и господа, разрешите представить вашему вниманию Алину Корнилову! Блестящую скрипачку и гордость триста сорок восьмой школы!
— Ты слышал? Слышал?! — радостно зашептала Рита. — «Гордость школы»! Корнилов! Твоя дочь гордость школы!
— Слышал, — не громко ответил Стас.
Он был рад похвале дочери, но мальчишек, которые только что отыграли уродливую пародию на джаз великого Луи Армстронга, тоже называли «юными гениями джаза, и начинающими звёздами».
На сцену вышла Алина. Стас со своего места видел, что дочь волнуется. Тут он сам начал аплодировать. Его немедленно поддержала Рита, а затем все вокруг сидящие. Звук аплодисментов стремительно расползся по зрительским трибунам.
Алина встала перед стойкой с микрофоном, по удобнее взяла скрипку.
Рита взволновано сомкнула ладони, поднесла к губам, и лихорадочно зашептала:
— Только не волнуйся, только не волнуйся…
— Иоганн Бах, Страсти по Матвею, — чуть дрожащим голосом объявила Алина.
Тишина. Все притихли. И вот понеслись первые переливчатые ноты знаменитой композиции. Корнилов, неожиданно для себя, вдруг понял, что восхищенно улыбается. А по телу, от плеч до пяток растекается приятное вибрирующее блаженство. Блаженство счастья и теплеющей на сердце гордости. Его Алина, его олененок, его маленькая принцесса с первых секунд своей игры заворожила весь зал.
И это было отнюдь не преувеличение. Стас видел, как замерли на своих сидениях зрители, как взоры всех вокруг сидящих людей прочно впились в одинокую фигурку Алины, под светом сценических софитов.
Однако, долго наслаждаться выступлением дочери Стасу не пришлось. В кармане Корнилова настойчиво завибрировал телефон. Стараясь не отводить восхищенного взгляда от Алины, Стас достал телефон, и украдкой взглянул на звонившего. Звонил капитан Домбровский. Стас не стал отвечать, спрятал телефон обратно в карман.
А со сцены лилась и завивалась возносящаяся ввысь зачаровывающая мелодия скрипки. Стас снова позволил себе размякнуть и с улыбкой млеть от наслаждения и радости за свою дочь.
Но телефон в кармане зазвонил снова. Корнилов снова, раздраженно, достал мобильник, бросил взгляд на дисплей, на этот раз звонил Ящер. А когда Стас дал отбой, мобильник почти сразу же завибрировал от третьего звонка. И теперь на дисплее светилось жирное и четкое название абонента, которого Стас игнорировать не мог — «Аспирин».
Стас, недовольно скривил губы, и решил просто не брать. Пусть звонит. Всё равно телефон на беззвучном. Корнилов поднял взгляд на сцену. Алина перешла к заключительной части. Кульминационная мелодия скрипки звучала сильнее, ярче, выразительнее, и увлекала всех до единого слушателей за собой.
Мобильник вздрогнул в очередной раз. Корнилов опустил взгляд. На широком дисплее красовалось сообщение Домбровского в мессенджере. Стас коротко, негодующе вздохнул, и открыл сообщение.
«Стас, у нас четыре трупа. Все обезглавлены, а конечности изуродованы. Знаю, что у твоей Алины сегодня концерт, но эти четыре человека, похоже были адвокатами, которые согласились на пересмотр дела Сильвестра Гольшанского».
Корнилов мысленно выругался. Теперь он не мог проигнорировать это дело. Стас дождался, пока Алина закончит играть, а после, не обращая на осуждающий взгляд Риты, вышел из актового зала.
Остановившись перед доской в школьном коридоре, на которой висели конкурсные аппликации, Стас набрал Домбровского.
— Стас… — начал было Коля.
— Как вы узнали, что эти адвокаты хотели взять дело Гольшанского? — перебил его Стас.
Домбровский на миг замолчал, но тут же ответил:
— Документы лежали на столе, перед ними.
Стас на пару секунд задумался. Коля ждал, в трубке были слышны голоса и шаги рядом с Домбровским.
— Все трупы в одном месте? — спросил Стас, после короткого раздумья.
— Так точно.
Стас посмотрел на аппликацию с бумажным солнышком, львенком и пальмами.
— Документы по делу лежали кое-как, на полу или аккуратно, на самом видном месте?
— Аккуратно, по середине стола… — слегка рассеянно ответил Коля.
Корнилов мысленно выругался. Краски стремительно сгущались, а ситуация ухудшалась. Сначала подставное тело несчастной девушки, которую хотели выдать за Людмилу Елизарову, а теперь вот это. Сомневаться не приходилось. Кто-то о-очень хотел, чтобы Гольшанский сгнил в тюрьме. И этот кто-то явно был не одинок.
— Расскажи про тела, Коль.
— Ну, они все сидят в креслах, залиты кровью от плеч до пояса… — описал картину случившегося Домбровский. — Выглядят жутковато… Знаешь так непринужденно, будто они… не совсем умерли… И продолжают заниматься своими делами…
— Головы срезаны ровно?
— Просто идеально, — хмыкнув, ответил Коля. — Только Яша сказал, что их не срезали, а отрубили.
Стас перевел взгляд на аппликацию с цветочками и бабочками.
— Голов по близости, конечно нет? — спросил Корнилов.
— Категорически, — ответил Домбровский.
— Понятно. Яша не сказал, чем рубили головы? — спросил Стас.
— Широким, длинным, скорее всего изогнутым клинком, — помешкав, ответил Коля. — Сабля, какая-то что ли…
— Ясно. А что с их конечностями? — спросил Стас. мТы говорил, что они изуродованы..
В этот миг открылась дверь в актовый зал, в коридор выглянула Рита, и проговорила гневно:
— Корнилов, ты совсем обнаглел?! Мы же договаривались, что тебя не будет отвлекать ни твоя работа, ни твои преступники, ни даже генерал Савельев! Ну, что это такое! Почему все родители, все отцы сидят на месте, как нормальные люди, а ты шаришься тут по коридорам с телефоном!
— Я сейчас приду, любимая, — миролюбиво ответил Стас. — Не злись. Это правда важно.
— Да у тебя по-другому не бывает! — закатив глаза, раздраженно ответила Рита, и скрылась за дверью.
Стас вздохнул.
— Прости, Коль. Так, что с конечностями трупов?
— У них обожжены руки, Стас, — в голосе Домбровского слышалось брезгливое отвращение. — Я бы даже сказал… сожжены. Причем исключительно запястья… Есть идеи?
— Да… — Стас снова на пару мгновений задумался. — Это похоже на наказание.
— Наказание? — переспросил Коля, — Ты так решил из-за отрубленных голов?
— Всё вместе, Коль, — качнул головой Стас. — Документы по делу Гольшанского — улики и предмет их вины. Обожженные руки-пытки, с целью признания вины…
— Обезглавливание — это, приговор. — ошарашенно закончил Коля. — Чёрт возьми… Да, похоже на то. Ты приедешь?
Стас бросил быстрый взгляд на двери актового зала.
— Думаю, да.
Он знал, как взбесится Рита, если узнает, что он уехал. Но Корнилов не мог проигнорировать это убийство. Тем более, что оно напрямую связано с Гольшанским, а значит, как верил Стас, связно с ним. С Сумеречным портным. С тем, кого Стас не смог поймать. С тем, кто сумел его обыграть. Корнилов почти не отрицал, что для него это почти личное, хотя вряд ли кому бы то ни было признался в этом. Разве что… Разве, что Нике. Ну, от Синеглазой все равно бессмысленно что-то скрывать.
Спускаясь по школьной лестнице, Стас быстро написал сообщение Алине, поздравил с шикарным выступлением. Затем написал Рите, попросил прощение, и объяснил, почему вынужден уехать. Хотя отлично знал, что Рите будет все равно.
Садясь за руль автомобиля, Корнилов уже был погружен в раздумья об убийстве адвокатов Гольшанского, и о Портном. Мысль о том, что он всё ещё может поймать его, беспокойными жалящими и пульсирующими электронами металась в венах его головы.
***
Коля не соврал. В обезглавленных, застывших в офисных креслах телах и правда чувствовалась странная, неуловимая и пугающая непринужденность. Безголовые, в пропитанной и густо залитой темной кровью одежде, четверо мужчин смотрелись так, словно умерли буквально за работой. Словно они бы продолжили заниматься своими делами, если бы не досадное отсутствие голов и обугленные руки. Хотя, всё что было до середины лучевых костей, больше напоминало какие-то пересохшие и слипшиеся черные ветки, нежели человеческие руки.
Стас не двигаясь стоял на пороге большой комнаты, и внимательно рассматривал сцену преступления. Он старался на обращать внимание на желтые таблички, возле потенциальных улик. Корнилов пытался понять, как действовал убийца, как двигался, как говорил, и как начал убивать. Лучше всего с этим справилась бы Ника, но Корнилов меньше всего хотел втягивать Лазовскую в очередное кровавое болото. По крайней мере пока, он вполне может обойтись без её помощи. А она пусть поживет нормальной жизнью, без воспоминаний о чужих страданиях, боли и без ужасающих видений. Во всяком случае, пока.
Корнилов сделал пару шагов, и снова остановился. Обвел комнату внимательным взглядом.
Цепкие серебряные глаза начальника особой оперативно-следственной группы пристально вглядывались в каждую деталь сцены.
За столом сидят четыре трупа, но в пепельнице только два окурка, а рядом стоит только один бокал с недопитым коньяком. На середине стола папка с документами и фотографиями. Кровь из разрубленных шей рваными багровыми плащами покрывала одежду убитых, и созвездиями темных брызг застыла на стенах с дорогими обоями и оригинальным декором. На светло-кремовом ковре едва заметны, но все же различимы темные влажные и грязные следы. Такие же следы были и за спинкой кресла, в котором сидел один из трупов. Ковёр под этим креслом был немного смят.
Взгляд Стаса скользнул дальше, задержался на большой флипчарт доске, что почти полностью закрывала собой одну из стен. Корнилов приблизился к ней. Часть её поверхности была покрыта сильно смазанными, и почти стертыми следами от маркерных рисунков. Остальная площадь доски оставалась почти идеально чистой. Корнилов подошел к телам. Чуть поморщившись, наклонился в низ, и придирчиво осмотрел кровавую мякоть внутри обрубков шей. Стас протянул к ближайшему трупу руку в нитриловой перчатке, и аккуратно, едва касаясь, провел безымянным пальцем по краю разрубленной шеи убитого. Тоже самое он сделала с другими телами.
— Ну, надо же… — ворчливо проговорила Стас. — Какая точность… чёрт бы тебя побрал.
Стас присел на корточки осмотрел ноги и туловища убитых.
Затем Корнилов уделил внимание обугленным пальцам и кистям. У всех четверых они были покрыты толстым слоем гари и сожженной, потрескавшейся плоти. От них всё ещё исходил ужасающий тошнотворный запах. Хотя Стасу это было до свечки. Он успел навидаться вещей и похуже. А вот, что его не порадовало так это то, что руки у убитых явно были сожжены до обезглавливания. Пытка перед казнью. Пытка ради признания вины. Как всё символично. Кто-то искренне убежден, что вот так уродливо и кошмарно выглядит торжество справедливости. И не удовлетворенная месть.
— Коля, Яша! — позвал он.
В комнату вошли Домбровский и Щербаков. Николай по своему обыкновению был облачен в один из своих бесконечных идеальных костюмов, бразилинового цвета. А Ящер, с всклокоченными волосами, был в растянутом полосатом свитере, и потёртых чёрных джинсах.
— Успел сделать какие-то новые выводы, Стас? — спросил Щербаков.
— Да. — глядя на мертвецов, ответил Стас. — Убийца прошёл по комнате, оставляя влажные следы на ковре. Конечно же, разуваться он не стал.
Корнилов положил руки на спинку кресла, в котом сидело одно из мёртвых тел.
— Вот с этим они были знакомы. Более того, бедолага доверял убийце. Настолько… — Стас опустил взгляд себе под ноги. — Что не задумываясь позволил ему встать у себя за спиной.
— А остальные трое в это время, мирно наблюдали за происходящим? — непонимающе спросил Коля.
— Остальных здесь, в тот момент, не было, Коль, — ответил Стас, и указал на стол. — Один бокал с коньяком, пепельница с двумя окурками. Плюс ко всему, у троих других сзади слегка выправлены рубашки, а брючины снизу в мелкой пыли и ворсе с ковра. Их сюда притащили волоком. По очереди.
— Чтобы затем по одному казнить? — брови Коли выразительно выгнулись.
Стас молча кивнул, и показал рукой на флипчарт доску.
— Он так же снял все распечатки, которые висели там на магнитах, и стер все записанные размышления убитых адвокатов.
— Думаешь, он взял их с собой? — задумчиво спросил Домбровский.
— Они ему ни к чему, — покачал головой Стас. — Полагаю, мы найдем их пепел в трубах ванны, или раковины.
Ящер подошел к телам, и кивнул на влажные от крови разрубленные шеи.
— А точность и чистоту удара ты оценил, Стас? Мне интересно, что ты по этому поводу думаешь?
— Думаю, ты прав… это хорошо отточенный, широкий изогнутый клинок, — вздохнул Стас. — Убийца нанес по одному удару каждому.
— Не всякий человек на такое способен, — с довольной улыбкой произнес Ящер.
Он любил необычные случаи, как бы жутко и противно это не звучало. И со Стасом он во многом он работал, как раз ради этого. Яша был тот ещё ценитель.
— Как минимум рубил человек, физически достаточно сильный, тренированный и умелый. — резюмировал Стас. — Но, самое паршивое для нас кроится в их руках…
— Тебе тоже интересно, почему он просто не отрубил им руки?
— Нет, думаю, всё достаточно просто, — недовольно проговорил Корнилов. — Рубить — это, быстро, а ему хотелось, чтобы они страдали и орали от боли… и чтобы каждый них, заливаясь слезами боли и ужаса полностью признал свою вину…
— За то, что взяли дело Гольшанского, — мрачно проговорил Коля.
— Верно, — кивнул Стас. — Затем последовала запланированная казнь.
Домброский несколько мгновений разглядывал обезглавленные тела адвокатов, затем поднял взгляд на Стаса.
— Тут кроется ненависть к ним, или всё-таки с Гольшанскому?
— И то, и то другое, — Корнилов обошел стол с мертвецами. — Не в силах отомстить Гольшанскому, он отыгрался на тех, кто хотел освободить его…
— Какой-то личный враг Сильвестра Гольшанского? — предположил Коля.
— Вне всякого сомнения, — Стас ещё раз обвел глазами сцену убийства.
— Неужели кто-то из конкурентов? — спросил Ящер.
Корнилов поморщился.
— Нет. Эти бы не проявили столько фанатичной ненависти и символизма… Они бизнесмены, и чрезвычайно прагматичны. Столько грязи им не нужно.
Стас выразительно посмотрел на забрызганные кровью стены, одежду трупов, ковёр и пол.
— Какой тогда ещё мотив может быть? — спросил Коля. — Что ещё может толкнуть человека на проявление такой бессмысленной жестокости?
Стас обернулся на Колю.
— Тоже самое, что толкает человека на бессмысленные глупости, полагаю.
Коля изменился в лице.
— Любовь, Коля, — усмехнулся Стас.
Тот в ответ фыркнул.
— Которую, Гольшанский с ним не разделил, что ли?..
— Да нет… — вздохнул Стас, вновь оглядывая комнату с трупами. — Видимо, которую он отнял.
***
Настроение у Стаса стремительно портилось по нескольким причинам.
Во-первых, Рита написала ему огромное количество гневных сообщений, переполненных злой язвительностью. Во-вторых, по пути к дому Гольшанских, его машину, как и все другие, что въезжали на территорию элитных коттеджей, забросала яйцами группа неадекватных манифестантов. Они наполовину перекрыли дорогу, истово требуя прекращение застройки какого-то района, и пытались прорваться к домам богачей через полицейский кордон.
В-третьих, Стас уже больше трёх минут стоял перед воротами огромного дома Гольшанских, точнее нескольких домов, и ждал, когда ему, наконец, откроют.
Но вместо ворот, открылась калитка справа. Из-за металлической двери появился мужчина в расстегнутой черной парке. Стас заметил мелькнувшие на рубашке ремни пистолетной кобуры.
— Кто вы такой? — спросил охранник. — Что вам нужно?
Он был черноволос, у него были выразительные, чуть вытаращенные глаза, с колючим, пристальным взглядом. А лицо скуластым, худым, с выступающими надбровными дугами. Этот охранник внушал тревожное и даже пугающее чувство. Особенно тем, кто, в отличии от Стаса, не распознавал в нем профессионального военного.
Корнилов показал удостоверение.
— УГРО, подполковник Корнилов. Мне нужно переговорить с Елизаветой Гольшанской.
— По какому делу?
Стас сдержал раздражение. Потому, что б этом он уже два раза сообщил двум разным охранникам.
— По делу об убийстве адвокатов, которых наняла госпожа Гольшанская, чтобы оправдать своего сына, Сильвестра.
— С чего вы решили, что Елизавета Марковна, кого-то нанимала? — с невозмутимым каменным лицом спросил охранник. — Вам лучше уехать, господин подполковник.
— Мне лучше поговорить с Елизаветой Марковной, — сдержанно, но настойчиво проговорил Стас, — пока не стало слишком поздно для неё, или для её сына.
— Елизавета Марковна в совершенной безопасности, — с неизменным выражением лица ответил упрямый охранник. — А Сильвестр Гольшанский…
— Отбывает срок в «Чёрном дельфине», — перебил его Стас. — где может произойти всё, что угодно, учитывая какой контингент преступников там содержат.
Охранника явно не впечатлили слова Стаса, и он вряд ли бы его впустил, но тут из-за двери торопливо вышла женщина в вязаном свитере и хлопковых брюках.
— Вы подполковник Корнилов?! — громко, взволнованно, едва ли не крича спросила она.
— Да, это я, — степенно ответил Стас, пытаясь понять поведение женщины.
— И вы взяли дело моего сына?
— Не совсем, госпожа Гольшанская, — поправил Стас. — Я…
— Заезжайте! — потребовала она. — Олег, пропусти его!
— Конечно, — с неизменным каменным равнодушием ответил охранник.
Стас припарковался в гараже Гольшанских, прямо между Порше 911 с оригинальным тюнингом и раритетным Maserati семидесятых.
Елизавета Гольшанская ждала его в одном двух жилых особняков с синей кровельной крышей. Когда Стас прошел внутрь через застекленные французские двери, у него создалось ощущение, что он оказался в помещении без стен. Вместо них, его окружала сияющая чистая белизна.
— Проходите, — любезно предложила ему Елизавета.
— Благодарю, — произнес Корнилов, оглядывая интерьер дома Гольшанских.
Здесь повсюду превалировали белые и светло-серые оттенки, с вкраплениями синего или зеленого. Другой отличительной чертой этого дома была непривычная свобода пространства. Он был огромен, свеж и невероятно просторен. И в тоже время достаточно уютный, чтобы не чувствовать себя неловко среди этого снежно-серебристого великолепия.
Елизавета провела Стаса к двум огромным диванам с синими подушками. Между диванами стоял белый столик на коротких ножках, а на нём несколько необычной формы цветочных горшков с комнатными растениями.
— Рассказывайте, — потребовала Елизавета, когда они сели на диван.
Стас видел, что она крайне взбудоражена, хотя и пытается себя контролировать. Её выдавал бегающий взгляд, и то, как она с тревогой мяла пальцы рук. Стас понимал, что Елизавета уже явно в курсе случившегося с адвокатами.
Он рассказал ей то, что считал необходимым. Елизавета слушала, прижимая ладони к губам.
— Зачем? — дрогнувшим голосом спросила она, когда Стас закончил рассказывать. — Зачем он отрубил им головы? Если он хотел их просто убить то зачем было нужно…
Мать Сильвестра со страхом и непониманием во взгляде, растерянно покачала головой.
Корнилов заметил, что не смотря на приличный возраст, Елизавета Гольшанская сохранила аристократичную грацию в движениях и величие в осанке. К тому же в молодости она явно была по-настоящему красива.
— Он хотел не просто их убить, — ответил Корнилов. — Он хотел напугать.
— Меня? — чуть нахмурившись спросила Елизавета.
— Вас, вашего сына, вашу семью… — перечислил Стас, — и особенно тех, кто тоже согласится помогать вам.
— Этот убийца ненавидит Сильвестра, да? — помолчав спросила Елизавета.
Стас лишь кивнул.
В этот миг с лестнице донесся визг и детские крики.
— Не догонишь! Не догонишь! У меня магические туфельки!
По ступеням сбежала девочка в кремовом свитере и белых джинсах. Ей было не больше семи лет. Светло-русая, с вьющимися локонами до середины спины. Следом за ней выбежала другая девчушка, которая выглядела почти так же, как первая, но её вьющиеся волосы были завязаны в хвостик.
— А у меня платье, которое позволяет повелевать силой ветра! — радостно вскричала вторая девочка. — Поэтому я нашлю на тебя ураган, и он унесёт тебя в страну троллей! А принц Роберт жениться на мне!
У обоих девочек в руках были нарядные куклы в пышных платьях, с волшебными палочками в руках и крыльями фей сзади.
— Агнесса! Ева! — строго воскликнула Елизавета. — У нас гости! И вы мешаете! Пожалуйста поиграйте в другом месте, и не шумите!
Близняшки с любопытством оглянулись на Стаса, и хором ответили:
— Хорошо, бабушка.
Елизавету передёрнуло. Стас украдкой улыбнулся. Пожилой женщине явно не нравилось, когда внучки называли её бабушкой при незнакомых мужчинах.
Мать Сильвестра, опустила взор, и спросила, не глядя на Стаса.
— У вас есть какие-то подозрения?
В её голосе проскользнула пугливая надежда.
Корнилов неопределенно дернул плечами.
— Судя по тому, как были убиты адвокаты для вашего сына, человек, который это сделала за что-то крайне зол на Сильвестра.
— Есть какие-то догадки? — осторожно спросила Елизавета.
— Это женщина, — помешкав, проговорил Стас.
Он знал, что Елизавете это не понравиться. История с Людмилой Елизаровой до сих пор у всех на устах. Девушка была известной во многих кругах золотой молодёжи Москвы.
Предположение Стаса подтвердилось. Услышав о том, что причиной ненависти убийцы к её сыну может быть женщина, Елизавета Марковна сжала губы в тонкую линию, согласно, нехотя, кивнула.
— Я знала, что связь с этой рыжей потаскухой ещё долго будет аукаться Сильвестру, — проговорила она, глядя куда-то в пустоту.
— Вы верите, что он не убивал её? — спросил Стас, наблюдая за лицом женщины.
Елизавета в ответ едко, неприятно улыбнулась. Откинула голову назад, встряхнув седеющими волосами, и ответила:
— Как по мне, так лучше бы он её убил — проблем бы меньше было!
Мать Сильвестра взглянула в глаза Стасу.
— Осуждаете меня? Считаете, что я излишне жестока к «бедной девочке»?.. Вы просто не видели, что она вытворяла с ним!..
Елизавета презрительно фыркнула, со злой, бессильной печалью усмехнулась.
— О, как перед ней распинался Сильвестр… Давно я его таким не видела, — Елизавета покачала головой. — Впервые, с того дня, как погибла его первая жена, он по-настоящему радовался и смеялся! И дарил этой прошмандовке кольца, серьги, колье… Машину вон купил! В Монако и Ниццу с ней летал регулярно! На яхте они ходили к Каймановым островам!.. У неё было всё, что она хотела!
Стас безмолвно внимал словам Елизаветы. Он видел, как её жжет и режет чувство злой обиды и бессильной ненависти. Всё это копилось в ней уже давно. Видимо ещё с того дня, как Людмила Елизарова поселилась в доме Гольшанских. С того дня, как Сильвестр жил исключительно для Людмилы, а Елизавете оставалось лишь радоваться за него, всё чаще оставаясь в стороне.
Разумеется, она терпела её. Это было слишком очевидно. Елизавета терпела любовницу и гражданскую жену сына, ради любви к нему.
И сейчас её переполняло яростное негодование. Она чувствовала себя обманутой.
— А теперь, — продолжила Елизавета, — вы заявляетесь сюда, и говорите, что кто-то так одержим этой подстилкой, что готов убивать всякого, кто попытается помочь Сильвестру? Меня он тоже может убить? А моего внука? Или моих правнучек?
В её глазах блеснули дрожащие блики слёз. А голос срывался на хрипловатый шепот.
— Я думаю, — ответил Стас, — если бы он мог, то давно уже сделал бы это.
Елизавета в ответ понимающе, криво усмехнулась.
— Мне нужно знать, — продолжил Стас, — не было ли у Людмилы… любовников?
Елизавета в ответ нервно хохотнула, и безмолвно всплеснула руками.
— Да конечно были! Я вас прошу! Не удивлюсь, если эта потаскуха групповыми оргиями увлекалась!
— Вы не против, если я осмотрю комнату, где жила Людмила? — спросил Стас.
Елизавета развела руками.
— Если это хоть как-то поможет Сильвестру…
Корнилов кивнул.
— Благодарю.
Спальня Людмилы Елизаровой полностью соответствовала стилю всего интерьера. Такая же просторная, светлая, и уютная.
Стас неторопливо прошелся по бежевому напольному покрытию. Взгляд его скользил по футуристическим черно-белым фотокартинам и полкам с декоративными шкатулками. Корнилов оглядел широкую кровать с мягкой спинкой и пухлыми миниатюрными подушками бело-голубого цвета. Затем взглянул на синий письменный стол, белый монитор макинтоша, книжные полки рядом, и огромный шкаф для одежды, с модным декором на дверцах. Ничего не обычного. Тихая, добрая и располагающая обстановка.
Стас сам ещё не знал, что ищет. Это должно быть что-то, что подтверждает или опровергает его версию. Что-то, что могло бы связывать Людмилу с любовником, если он у неё был. У неё обязательно должно быть что-то от человека, который готов убивать из любви к ней. Обязательно… Подарок, украшение, фотография, или… Тут взгляд Стаса зацепился за лежавший рядом с книгами пустой конверт без марок.
— «Письмо, — подумал Корнилов. — Точно… Такая форма выражения чувств, как нельзя лучше подходила для мужчины, одержимого недоступной ему женщиной».
А то, что Елизарова не отвечала своему страстному поклоннику взаимностью было очевидно. Именно безответная любовь добавляла злости, ярости, и сокрушительной ненависти неизвестному убийце, когда он сжигал и наслаждался болью своих жертв. К сожалению такие уж свойства у этого светлого и теплого чувства. Либо оно порождает в ответ взаимность, либо, в лучшем случае, безразличие.
Стас пару секунд размышлял, чтобы делала такая девушка, как Людмила с письмами от настырного поклонника. Выбросила бы? Вероятнее всего, но, а что, если письма продолжают приходить снова и снова. Девушке становится страшно, ей начинает казаться, что неизвестный поклонник следит за ней, преследует её. Он может быть где угодно! Он может оказаться любым прохожим, любым встречным человеком, ведь она вряд ли знает, кто он. Знала бы, давно бы положила этому конец. Но, нет. Настойчивый поклонник неизвестен.
Постепенно девушка впадает в состояние перманентного страха, её одолевают приступы истеричной паники. Угнетение, растущая нервозность и усиливающаяся паранойя не дают ей покоя. И ей просто необходимо рассказать кому-то о письмах назойливого маньяка. А что это значит? Значит Людмила захочет с кем-то разделить свои страхи. И ей нужно кому-то показать эти письма…
Значит, перед этим нужно спрятать. И так, чтобы Сильвестр ни в коем случае не нашел.
Стас почти не сомневался в правильности своих размышлений. А на вопрос, почему Людмила не жаловалась на письма от одержимого ею поклонника своему мужу, можно ответить, что она наверняка его побаивалась. И, судя по последним событиям, не без оснований.
Корнилов в поисках письма не шарил руками по комнате. Он просто смотрел, прикидывал, перебирал варианты, и представлял. Куда… Куда Людмила спрятала бы письма, которые пугают её, которые лишают спокойного сна, и заставляют опасливо оглядываться на улице. Его взгляд плавно, не спеша ощупывал комнату Людмилы.
Стол, кровать, макинтош, книги, картины, шкатулки и шкаф. Где она могла их прятать? Взгляд Стаса на мгновение метнулся к фотографиям на полках, затем к шкафу для одежды.
Корнилов решительно подошел к шкафу, открыл его, присел на колено, и достал несколько коробок из-под обуви, пока не добрался до самых дальних. Которые стоят дальше всех, и в которые точно никто, по мнению Людмилы не залезет.
Стас просмотрел четыре коробки, прежде чем нашел ту, в которой сверху лежали старые блокноты с мимимишными картинками, тетратки, заколки, и прочий старый хлам, а под низом обнаружились две плотных пачки писем.
Тут Стас услышал несколько ленивых хлопков.
Корнилов обернулся.
В дверях, облокотившись на косяк стояла женщина с длинными, медными волосами. У неё были темные глаза, а выразительные и соблазнительные губы чуть кривились в одобрительной полуулыбке. Глядя на Стаса, она пальцами правой руки мяла манжет своего горчичного цвета платья.
— А вы молодец, — проговорила она.
Неожиданно голос у нее оказался звонкий, высокий, как у молоденькой девчонки, почти как у ребенка.
— Спасибо, — кивнул Стас. — Я не имею чести знать вас…
Рыжеволосая улыбнулась шире, чуть наклонила голову ниже. Её рыжие волосы соскользнули с плеч и упали на грудь.
— Я Клара, — представилась женщина. — И я была уверена, что вы ничего не найдёте.
Стас едва заметно качнул головой.
— А вы знали, что здесь есть что-то, что стоит найти? — спросил он. — Вы знали о письмах?
— Возможно, — лукаво улыбаясь, пропела Клара. — А вы меня уже подозреваете, офицер?
Казалось, её забавляла мысль об этом.
— Клара! — вдруг позвал чей-то мужской голос. — С кем ты говоришь?
— С гостем твоей матери, — не отрывая от Стаса взгляд темно-карих глаз, крикнула Клара.
Стас услышал приближающиеся шаги. И через пару секунд в дверном проеме, рядом с рыжей обольстительницей оказался мужчина в чёрном свитере поверх рубашки, и светлых брюках. У него было не пропорционально широковатое лицо, с выдающимся вперёд загнутым книзу носом, живые, как у Елизаветы, выразительные серо-зеленые глаза, игривые брови и немного неопрятные, зачесанные назад темные волосы.
— Добрый день, — мужчина расплылся в широкой улыбке, которая слегка походила на оскал.
Возможно из-за того, что была совершенное не искренней. Стас заметил, что глаза мужчины вовсе не улыбались.
— Я Орест Гольшанский, сын Сильвестра Гольшанского, — он подошел к Стасу и протянул ему свою руку.
Стас пожал её, и про себя отметил, что у Ореста довольно крепкое рукопожатие.
— Подполковник Корнилов, — представился Стас, — я занимаюсь делом об убийстве адвокатов для вашего отца.
— О, — удивленно вскинув брови, кивнул Орест. — А что с ними произошло?
— Их обезглавили. — осторожно и деликатно ответил Стас.
— Какой ужас, — почти без эмоций ответил Орест. — Смотрю вы, что-то нашли в комнате Людмилы?
— Эти письма, — Стас поднял в руках коробку из-под туфель, — возможно были написаны тем, кто убил адвокатов вашего отца.
— Даже так, — хмыкнув, ответил Орест. — Людмила явно не слишком хорошо разбиралась в людях.
— Возможно, именно поэтому её чуть не убили, — согласился Стас.
Орест уставился на него. Стас отвечал ему с нерушимым спокойствием, отвечал ему изучающим взглядом.
— Лично, я не осуждаю отца, — голос сына Гольшанского выдал сдерживаемое раздражение.
— Да, понимаю, — кивнул Стас.
Они всё ещё смотрели друг другу в глаза. Но, тут снизу раздался пронзительный, долгий, срывающийся женский крик.
Орест порывисто обернулся, и бросился вниз по лестнице.
— Елизавета! — закричал он. — Бабушка, что случилось!
Клара, ещё раз, с любопытством взглянула на Стаса. Чуть кивнула, и поспешила вслед за Орестом.
Корнилов опустил взгляд на письма в коробке, затем закрыл коробку крышкой, и тоже, не спеша спустился вниз.
В холле, на первом этаже Елизавета сидела на одном из диванов, где они до этого общались со Стасом, и плакала в объятиях Ореста. На полу перед ними стояла большая картонная коробка. Рядом, сложив руки на груди, стоял тот самый черноволосый охранник, что не желал пропускать Стаса. Клара же, придерживая волосы, осторожно заглядывала в объемистую картонную коробку. Она обернулась на Стаса. Корнилов заметил, как изменилось её лицо.
— Подполковник Корнилов! — яростно, со слезами на щеках, воскликнула Елизавета в объятиях сына. — Я вас заклинаю: найдите этого… подонка!..
— Тише, Елизавета, — Орест с любовью погладил мать по седеющим волосам, и коснулась губами её головы.
Стас присел возле коробки, открыл. Несколько секунд он равнодушно смотрел на содержимое. Затем встал, вынул телефон и набрал номер.
— Как дела Коль? — спросил Корнилов в телефон, не отводя взгляда от коробки. — Понятно. Головы адвокатов можешь не искать. Да-а, они только что нашлись.