ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 15 января

Люди с монотонным постоянством заходили или выходили из супермаркета. С такой же монотонной периодичностью сверкали гирлянды на окнах. За высокими окнами супермаркета были видны кассы и людские очереди.

Лерка рядом со мной допила уже вторую чашку латте, который бегала покупать в стоящем неподалеку кофейном автомате. Логинова откинулась на спинку сидения, и раздраженно вздохнула.

— Ну, чего он там застрял! — простонала она, запрокинув голову назад. — Что там так долго можно выбирать?!

— Ну, может у него длинный список продуктов, — предположила я, покусывая подушечку большого пальца.

Мы уже больше часа сидели в Леркином Субару, на парковке, и ждали, когда Капитонов Исидор Игоревич, наконец, выйдет на улицу. Четкого плана, как и понимания наших дальнейших действий у нас не было. Но одно мы знали точно — воспоминания убитых девочек, хотели чтобы мы нашли его.

По иронии судьбы человек, который может что-то знать об убийствах в «Зелёной колыбели» теперь преподает у нас у Геометрию. Вот счастье, то.

— Слушай, а что мы ему скажем? — задумчиво проговорила Лерка. — Проследить, где он живёт то мы проследим… а дальше что?

Она посмотрела на меня. Я не отводила взгляда от входа магазина.

Ответа на вопрос Лерки у меня не было. Я лишь знала, что мы должны поговорить с Капитоновым. Но, как, я пока не знала.

— Мы же не можем просто подойти к этому волосатому очконафту и сказать: «Здрасьте! А что вы знаете об убийствах детей в Зелёной колыбели! А то просто призраки убитых детей указали на вас и…»

— Это не призраки, — поправила я. — Это были их воспоминания… скопления мыслей, эмоций и чувств, с обличием своих владельцев.

— И в чем разница? — резонно возразила Лерка.

— Призраки страшнее.

— Неужели? — с иронией проворчала Логинова.

— Мне так кажется.

— Ты не ответила на вопрос. Что конкретно мы ему скажем? А?

— Лер, — вздохнула я, — я пока не знаю…

— Я знаю! — вдруг воскликнул чей-то голос с заднего сидения.

Я и Лера дружно испуганно закричали. Логинова подпрыгнула на своем сидении, яростно выпалила несколько ругательств. Я, вздрогнув, вжалась в свое сидение, чувствуя, как из груди рвется сердце, а по коже сползает жар.

— Простите, девочки, — проговорили с заднего сидения. — Я не хотел вас пугать.

Нервно, часто втягивая ртом воздух, я подняла взгляд на зеркало заднего вида, и увидела сидящего позади Лёву Синицына.

Он поправил свои очки, и улыбнулся мне.

— Лёва… — плаксиво протянула я. — Господи… Нельзя же было… вот так…

Логинова порывисто обернулась назад. Лицо у нее было свирепым.

— Лёва, с**а, — прорычала она, — какого х**а ты залез в мою машину, барсук очкастый! Как ты, бл**ь, вообще тут оказался?! Ты вообще ох**л что ли?!

Лева прокашлялся, и ответил в свойственной ему торжественной и немного заносчивой манере:

— Отвечаю по порядку. Я забрался в твою машину, потому что услышал, как вы на уроке обсуждали Капитонова. Твою машину вскрыть оказалось совсем не сложно, у тебя устаревшая сигнализация и ничтожная противоугонная система. И… нет, нисколько. Хотя, ты не первая, кто задаёт мне этот вопрос.

Мы с Лерой переглянулись. По взгляду Леры я поняла, что она думает о том же. Что успел услышать и узнать Лёва.

— Левочка, а давно ты тут? — поинтересовалась я.

Синицын в зеркале пожал плечами, снова поправил очки и свою безупречную прическу.

— С того момента, как вы сели в машину.

Мы с Лерой снова обменялись опасливыми взглядами. Но если у нас ещё оставались, какие-то надежды или сомнения, то следующим вопрос Лева их окончательно развеял.

— Только я так и понял, Ника. Ты можешь каким-то образом видеть воспоминания людей или призраков? Или и то, и другое.

Я закрыла глаза, отвернулась, сползла по сидению, и со страдальческим лицом закрылась ладонями. Лера рванула молнию на своей сумке, и неожиданно выхватила внушительного вида пистолет.

— Слушай внимательно, огрызок ушастый, — начала она угрожающе, — если я узнаю, что ты трепался где ни попадя о том, что услышал…

— То ты застрелишь меня из зажигалки, — со снисходительной насмешкой проговорил Лёва. — Я понял. Обещаю, трепаться не буду… Если расскажете, чем вы занимаетесь.

— Я не поняла, — вкрадчиво спросила Лера, — ты че нас шантажировать собрался?

— Только слегка, — хмыкнув, ответил Лева.

— Ах ты охамевший очкозавр… — зловеще прошипела Логинова.

— Лера вот он! — взволнованно вскричала я, тыча пальцем вперёд.

Из супермаркета, как раз, не торопливой походкой вышел Капитонов. Выглядел он довольно забавно в своей узорчатой шапке, из-под которой выглядывали его длинные русые волосы. Ещё большей комичности добавляли его большие очки. Он был похож не то на какое-то очеловеченное насекомое, типа стрекозы, не то на пучеглазую рыбу.

Капитонов поправил зелено-оранжевый шарф, и направился прочь от супермаркета.

— Синицын выходи из машины, — Лерка завела мотор.

— В таком случае, боюсь, мне будет тяжело… не трепаться, — раскинувшись на заднем сидении, ответил Лева.

Логинова обернулась, желая высказать Леве все, что она думает, но я остановила её прикосновением руки.

— Пусть едет.

— Роджеровна, но…

— Он всё равно всё знает, — устало ответила я. — А Капитонов сейчас уйдет.

Лерка чертыхнулась себе под нос, проворчала ещё одно пошлое ругательство, и вырулила со стоянки.

Мы ехали тихо, вдоль дороги, сохраняя необходимую дистанцию. Капитонов двигался не торопливо. То и дело его скрывали случайные прохожие. Через несколько минут он свернул в неприметную арку, и ринулся во внутренний двор.

— Блин, — прошипела Лерка. — И че теперь?

— Давай за ним, — шепнула я.

— Только осторожно, — напомнил сзади Лева.

— Заткнись.

— Прости, я…

— Заткнись, я сказала!

— Лева, Лера, хватит, ну пожалуйста, — взмолилась я.

Лерка осторожно заехала на своем Субару в арку, и сбавив скорость до минимума, двинулась следом за Капитоновым. Заснеженный зимний двор был необычно пустым, и даже безлюдным. Хотя темнеть начало совсем недавно.

Он шел впереди, в сотне шагов от нас. С неба бесшумно хлынул снег. Белые точки снежинок посыпались на темный асфальт. Они оседали на стоящих рядом автомобилях, липли к окнам домов, и собирались в сугробы на узловатых голых ветках деревьев.

— Пусть зайдет в подъезд, — сказала я, — а я забегу следом, и…

— Мы забежим следом, — поправила меня Лерка. — Я тебя одну никуда не пущу, Роджеровна.

— Хорошо, Лер, — улыбнулась я. — Как скажешь.

Тут мое внимание привлекла гурьба парней, что выступила из густой тени маленького продуктового магазинчика. Они все были с капюшонами на головах, и двигались явно с недобрыми намерениями. Парни окружили Капитонова. Я увидела, как один из них, явно чувствуя свое превосходство начал наступать на Капитонова. Его приятели поддерживали его одобрительными криками. А парень вдруг толкнул Капитонова. Наш новый учитель пошатнулся, упал на стену, и вдруг схватился за голову. Он согнулся, припал боком к стене.

Толкнувший его парень что-то крикнул, и ударом ноги подсек Капитонову ноги. Исидор Игоревич немедленно повалился в снег. Мы услышали радостный вопль парней.

— Лера быстро дай свой пистолет! — сказала я, и сама схватила зажигалку.

— Роджеровна… — неуверенно проговорила Логинова.

Но я уже выскочила из машины. Морозный воздух облизал лоб и щеки, слегка пощекотал шею.

— Ну, что козлина! — нарочито низким голосом агрессивно кричал тот самый парень, что толкнул Капитонова. — Че уже не такой крутой?!

Его голос показался мне странно знакомым.

Чувствуя шквальную нервозность, и хорошо знакомое нагнетающее чувство опасности, я широко шагала вперёд. Я старалась придать себе уверенности. Но, когда я поняла Леркин «пистолет-зажигалку» и закричала, вместо грозного голоса, с моих уст сорвался тонкий писк:

— Прекратите!.. Не трогайте его!..

Но я сама слышала, насколько неуверенно прозвучал мой голос.

Парни оглянулись мою в сторону. Несколько секунд они молча глядели на меня. Ощущая скачущий во всем теле взбешенный пульс, я так же молча смотрела на парней. Капитонов, тихо постанывая корчился в снегу, зажимая голову руками.

— Слышь… Лазовская… Иди отсюда… — пробасил тот парень, что толкал Капитонова.

У меня отвисла челюсть. Я узнала его голос, хотя лицо и было скрыто под капюшоном.

— Ты… — выдохнула я.

Тут сзади подошла Лерка, бесцеремонно вырвала у меня пистолет.

Молча подняла его вверх. Грянул мощный раскатистый хлопок.

Парни шарахнулись в сторону.

— А ну пошли на х** отсюда, а то положу всех к е**ням! — свирепо и агрессивно, срывающимся на хрип голосом дико проорала Лерка.

Парней не нужно было упрашивать дважды. Спотыкаясь, поскальзываясь, и сталкиваясь они бросились наутек.

— Откуда у неё пушка?! — услышала я.

— Да по*** она больная!.. — раздалось в ответ.

Я ошарашенно смотрела на Лерку.

А моя подруга между тем явно разошлась.

— Ещё раз с**а, тут появитесь гениталии отстрелю, мать вашу! — проорала вслед перепуганным парням Лерка.

Затем она обернулась. Лерка улыбалась во всё лицо, глаза горели неподдельным восторгом.

— Видела, как рванули а?! Боже, какое, мать его, крутое чувство! У-у-у! — воскликнула она счастливо, и потрясла пистолетом. мНадо будет купить настоящий… потом, как ни будь.

Я лишь шокировано покачала головой, и подошла к лежащему в снегу Капитонову.

— Исидор Игоревич, — учтиво и вежливо проговорила я, присев рядом, — как вы?

Мужчина в ответ скривился, продолжая зажимать голову ладонями.

— У меня ничего нет… — простонал он. — Моя головва…

— Что с вами? — участливо спросила я.

— У меня… у меня…

— Че его так колбасит?

— Тише, Лер, — не оборачиваясь бросила я. — Исидор Игоревич, у вас болит голова? Это приступ мигрени?

Но Капитонов в ответ отрицательно промычал.

— У меня… Д… ДП…

— ДП? — опять влезла Лерка.

— Тише… — вновь попросила я, и спросила Капитонова. — У вас ДППГ? Пароксизмальное головокружение?

Капитонов, морщась, активно закивал, точнее поерзал головой в снегу. Я цокнула языком.

— Лер, помоги мне.

— Лева а ну иди сюда и помоги нам! — крикнула Логинова, обернувшись назад. — А ты отойди, Роджеровна, а то ещё надорвёшься…

Я послушно посторонилась. Лерка и Лева помогли стонущему Капитонову подняться.

— Уложите его на скамейку! — крикнула я, счистив ладонями снег со скамейки.

Логинова и Синицын помогли кряхтящему учителю прилечь.

— Ох, мать его… — простонал тот. — Как же кружится… а-а…

— Сейчас все будет хорошо, — пообещала я.

— Роджеровна, а что с ним? — настороженно спросила Логинова. — Че его так корчит то?

— Это называется доброкачественное позиционное пароксизмальное головокружение, — пояснила я.

— Угу, — кивнула Логинова, наблюдая за муками Исидора Игоревича. — А по-русски?

— Представь, что у тебя внезапно начинается сильнейшее головокружение и тошнота. Ты почти не можешь двигаться, тебе ужасно плохо даже от движения зрачков, и такие приступы происходят регулярно, — пояснила я. — Это происходит из-за патологии внутреннего уха.

— Жесть, — покачала головой Лерка. — А лекарства от этой дряни есть?

Я покачала головой.

— Нет, но есть такая штука, как манёвры Элли, — проговорила я.

— Что это такое?

— Сейчас увидите, — пообещала я. — Положите его так, чтобы голова свисала со скамейки.

— Так, Исидор Игоревич, вы слышали, — проворчала Лерка. — Давайте-ка…

Они помогли стонущему мужчине лечь, как я сказала.

Я встала возле его головы.

— Расслабьтесь, и, пожалуйста, доверьтесь мне, — попросила я Капитонова.

Тот, лишь простонал в ответ что-то не разборчивое. Но, я расценила это, как согласие.

Я выудила из памяти упражнения, что помогают избавить человека от симптомов ДППГ, и приступила. Взяв голову стонущего Исидора Игоревича, я плавно наклонила её назад, затем повернула вправо, приподняла, и снова опустила.

Пока я проделывала странные, и даже дикие на вид манипуляции с головой Капитонова, Лерка и Лёва с нескрываемым немым изумлением наблюдали за моими действиями. А Капитонов, уже через несколько секунд перестал стонать и морщиться. Маневры Элли начинали действовать.

Я пыталась сосредоточиться на упражнениях, но такой тесный контакт с человеком почти всегда провоцировал приступы видений. Вот и сейчас в мою головы стремительно полезли обрывки из воспоминаний Исидора.

Похожие на вспышки фото-осветителя сполохи света мелькали перед глазами.

…Такая же зима, как сейчас. Группка мальчишек веселится во дворе. С восторженными громкими криками они носятся по детской площадке, гоняются друг за другом, и «стреляют» друг в друга из игрушечных пистолетов. И только одинокий мальчик в очках робко стоит в стороне, и боязливо наблюдает за игрой детей издалека. Он кусает губы, сжимая в руках свою пистолетик, на его лице отражается явственное желание присоединиться к шумной компании мальчиков. Но он боится. Боится, что его не возьмут играть. Его никогда никуда брали. Никто никогда не хотел дружить с ним. Всюду его сторонились, не замечали, не слышали. Сейчас, потом, и всю оставшуюся жизнь.

Воспоминание сменилось. Теперь Исидор Капитов, уже подросший, сидит за партой в классе. Перемена, все вокруг болтают, общаются, обмениваются новостями, или что-то обсуждают. И только одинокий мальчик, на пятой парте в углу, возле шкафа с книгами, старательно, заткнув уши, читал учебник. То и дело он бросал злые взгляды на своих слишком громких одноклассников.

Вспышка света, исказились и сменились все звуки, картинки, образы.

Я увидела толпу мальчишек в классе. Плотно столпившись, они кого-то с ожесточением избивали.

— Че, думаешь ты умнее?! Думаешь, ты лучше?!

— Очкодрыщ! Не мог дать списать нормальным пацанам! — верещал какой-то мальчишка, усердно пинающий ногами кого-то на полу.

— Мочи его, пацаны! Дава-ай!

— На! На, очкодрыщ!

— Вонючий и прыщавый очкодрыщ!

Я стояла позади них, и в ужасе оторопело наблюдала, что они делали. В который раз я поражалась той необузданной и непонятной мне людской злобе, которая выплескивается с такой свирепой беспощадностью. Неужели в людях с самого детства живет потаенная страсть к проявлению бессмысленной жестокости? Откуда она берется?! Откуда происходит эта жажда причинения боли и страданий, любому, кто не согласен, отличается, или совершил проступок? Откуда…

Я не кричала, я только смотрела, и мысленно умоляла этих детей перестать.

— «Пожалуйста, — думала я. — Хватит! Перестаньте! Перестаньте!»

Они продолжали с ожесточенным увлечением избивать лежащего на полу Исидора. Я не выдержала, я закричала.

— Хватит!!! Перестаньте! Перестаньте!

Мир вокруг пружинисто сжался, исказился, и вот я стою в переполненной аудитории какого-то университета. Десятки людей за столами, ступенчатых рядах глядят вниз, на худощавого парня в очках. Он уже отрастил свои волосы до плеч, и сам заметно подрос. Он стоял возле доски, исчерченной математическими формулами, геометрическими фигурами и числовыми значениями.

— …Таким образом у нас появляется возможность лучше понимать и осознавать полугеодезическую систему координат и применять её гораздо шире, лучше и эффективнее!

Молодой Исидор Капитонов говорил с вдохновенной запальчивостью. Я не сильна в высшей геометрии, про которую сейчас рассказывал Исидор, но я видела то искреннее желание Исидора донести до слушателей весь масштаб и последствия своего открытия.

Очередная вспышка света. Преображение мира, звуков, и запахов.

Я стою в той же университетской аудитории. Только теперь ряды стульев пустуют. А внизу, у доски стоят двое, молодой Капитонов и мужчина среднего возраста. Исидор был взбудоражен и взволнован.

— Вы не можете так поступить, Роман Александрович! Это нечестно! Я лучший на своем курсе! Вы же видели мое выступление! Вы же знаете о моем открытии! Вы читали мои работы!.. А теперь заявляете, что «на всех не хватает красных дипломов»! Это… Да я больше, чем кто бы то ни было достоин диплома с отличием! Вы не можете меня этого лишить! Не можете! Не можете!

Исидор в отчаянии топал ногой, а голос его ломался и скрипел фальцетом.

А стоящий перед ним профессор, лишь с показным и довольно фальшивым сочувствием развел руками.

— Что я могу поделать, Исидор. Ты талантливейший студент в нашем университете, но увы… я ведь не ректор.

— Ректор нашего университета-продажная скотина! — разъяренно воскликнул Капитонов.

— Следите за речью, юноша, — одернул Исидора преподаватель. — Вы можете сколько угодно верить всяким слухам, однако, смею напомнить, что никаких доказательств тому до сих пор не найдено! А сейчас извините, мне пора.

С этими словами он забрал со стола свою шляпу, обошел застывшего на месте и впавшего в прострацию Исидора, а затем покинул аудиторию.

Я обернулась в след ушедшему профессору, и посмотрела на Исидора. Капитонов с досадой пнул учительский стол ногой и выкрикнул ругательство. Его яростный крик разорвался в пустой аудитории, ударился об стены, поднялся под потолок, и вылетел через приоткрытую дверь в коридор.

После очередной вспышки света, я с удивлением обнаружила, что стою на крыше дома. А надо мной сияют россыпи звезд летней ночи. Вдалеке шумел листвой деревьев ночной ветер, доносились звуки автомобилей. Город внизу горел и светился так ярко, что желал затмить своим светом звёзды над собой.

Ничего не понимая, я стояла у края крыши, и смотрел перед собой. Затем раздался шорох шагов, и тихий плач. Я обернулась. На крыше соседнего дома я увидела Исидора. Крыша освещалась не очень ярко, но я увидела его взъерошенные волосы, мятую и почему-то грязную рубашку, и разбитые очки. А ещё он плакал. Тихо, свирепо, и обиженно рыдал, глядя на ночной город внизу.

Чувствуя проскальзывающее в душу опасение, я встревоженно смотрела на Исидора. Что он задумал? Зачем пришел сюда?! Не мог же он… Не мог… Из-за чего?! Неужели…

— Ненавижу вас всех! — вдруг яростно и громко воскликнул в ночь заплаканный юноша. — Ненавижу! Будь вы все прокляты! Мерзкие, безмозглые, и алчные твари! Ненавижу! Ненавижу!..

Он уперся в металлический бортик крыши, сокрушенно склонил голову, и потряс головой. Взобравшийся на крышу прохладный ветер взъерошил его волосы и одернул рубашку.

— Сколько я не пытался приблизиться к вам, — продолжал Исидор, — сколько не пытался стать таким же… Показать, что я не хуже! Что достоин вашего восхищения! Всё тщетно! Всех вас интересуют только бабки, жратва и… похоть! Все вы примитивные, безмозглые и алчные твари!

Его слова были бессвязны и непонятны, но наполнены искренней злостью, испепеляющей обидой, и слёзной яростью.

Я с сожалением смотрела на него. Молодой Исидор Капитонов выглядел разбитым и поникшим. Одинокий, брошенный всеми, и непризнанный никем. А ему так хотелось… Так хотелось, чтобы им восхищались, чтобы восторгались его интеллектом, чтобы признавали в нем равного. Он просто хотел быть одним из тех людей, кому завидовал все эти годы.

Я смотрела на него с сочувствием, и понимала, что спустя все эти годы, уже взрослый Исидор Капитонов, всё тот же мальчик на детской площадке, который лишь робко стоит в стороне от общей жизни. И сегодня, в этот день из его жизни, он, видимо, получил удар, который не смог пережить. Диплом долгое время был смыслом его жизни, и заветным символом того, что «он не хуже». Но у него забрали и это.

— Да пошли вы все!.. — вдруг прошептал со слезами Исидор, и взобрался на бортик крыши.

Я замерла, потеряв дар речи. Я остолбенела, потрясенная неожиданным действием Капитонова.

А он, раскинув руки в стороны, стоял у самого края, и ветер играл его волосами. Он был похож на призрака в ночи, в своей белой рубашке.

Но он не может прыгнуть, не может. Ведь… Сейчас Исидору лет двадцать с лишним. И это его воспоминание. Это его прошлое. Но… Почему он не слазит с крыши?

Сердцебиение звучало в моей голове. Забыв дышать, в шоковом оцепенении я глядела на Исидора. Я видела его слезы, и презрительный оскал на лице. И я поняла: он прыгнет! Господи, он действительно сейчас прыгнет! Но это…

Он шелохнулся.

— Стой! Не надо! Не надо! — истошно и отчаянно закричала я.

Он вздрогнул, обернулся, и наши взгляды встретились.

— Вы… вы кто? — проговорил он ошарашенно.

Я замерла. Он что… говорит со мной? Он меня видит?!!

Исидор слез с крыши, и подошел к краю с другой стороны, по ближе к крыше соседнего дома, на которой стояла я.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

Я молча попятилась назад, растерянно оглянулась.

— Подождите! — крикнул Исидор. — Не уходите… Кто вы?! Подождите!..

И в следующий миг воспоминание прервалось.

В лицо мне веял прохладный воздух. Я услышала голоса Лера и Лёвы.

— Роджеровна! Ты слышишь меня! Блин!.. Скорую может вызвать?! Чё делать а?

— Ну, по крайней мере она дышит, — спокойно возразил Лёва. — И дыхание вроде ровное, хоть и частое.

— Ой, тоже мне доктор! — нервно и агрессивно бросила Логинова. — Нафиг! Она уже больше получаса в отрубе! Нужно скорую выз…

Я открыла глаза. Увидела два расплывающихся силуэта перед собой. Точнее… Над собой. Потому что я поняла, что лежу.

— Роджеровна! — обрадованно, и чуть не плача завопила Лерка. — Блин! Ты как?! Как себя чувствуешь?! Как ты меня напугала! Я думала… тебе совсем хреново! А ты лежишь и шепчешь че то там…

— Всё… нормально… Всё хорошо, Лер, — я осторожно, медленно села, и огляделась.

Мы находились на детской площадке, и я похоже на лежала на той самой скамейке, где лежал Капитонов.

— А где Исидор Игоревич?

Лерка пренебрежительно фыркнула.

— Да ушел уже.

— Но, предварительно он выразил удивление относительно твоих умений, — с шутливой снисходительностью заметил Синицын. — Где ты научилась маневрам Элли? И зачем?

— Да так… Не важно. — отмахнулась я, и встала со скамейки.

Голова привычно кружилась. Объекты перед моими глазами заметно расплывались, а окружающие звуки резали слух.

— Вы видели куда он пошел? — я оглядела двор.

— Ну, вон в тот дом, — Лерка кивнула на одну из близ стоящих высоток. — Но мы же не знаем, на каком он этаже живет, и тем более в какой квартире.

— Я знаю, — ответила я. — Но, идти к нему сейчас бессмысленно.

Это действительно было так. Момент был упущен, и сейчас приходить к Капитонову и пытаться завести разговор о его связи с приютом «Зелёная колыбель» просто бесполезно. Он закроется, и дальше мы вообще от него ничего не узнаем. А посему я полностью поддержала предложение Лерки ехать по домам.

Синицына Лерка, несмотря на все его протесты и попытки договорится, высадила возле станции метро. А мы заехали в одно из наших любимых кафешек, неподалеку от школы. То, самое, где в начале летних каникул к нам с Леркой подсаживался один фотограф, с неприличным предложением.

— Ну, рассказывай, — нетерпеливо произнесла Логинова, когда мы взяли по чашке латте и уселись на малиновых комфортных диванчиках.

— Подожди, — улыбнулась я. — Сначала расскажи, как ты… Ну-у… Как пистолет-зажигалка смог выстрелить?

— А-а, — заулыбалась Лерка. — Вот так.

Она достала телефон, коснулась экрана. Грянул мощный звук выстрела.

Стоявший неподалеку официант вздрогнул, и едва не уронил поднос с тарелками. А сидящие рядом люди за столами испуганно обернулись на нас.

— Извините! — торопливо извинилась я с виноватой улыбкой. — Извините, пожалуйста.

Лерка с довольным видом отпила из чашки.

— Рассказывай, давай. — нетерпеливо сказала она.

Я пересказала ей, всё увиденное в воспоминаниях Капитонова.

— Ни хрена себе… — поморщилась Лера. — И что, он в реале хотел сигануть с крыши из-за диплома?..

Я сделала глоток кофе, и качнула головой.

— Для него это не просто диплом, а скорее… символ.

— Символ? — переспросила Лерка. — Символ чего?

Я вздохнула.

— Значимости, достижения… равенства…

— Равенства с кем?

— С другими людьми, я полагаю, — задумчиво ответила я.

— В смысле? — снова непонимающе скривилась Лерка. — А что он… считал себя не равным остальным людям?

Я покачала головой.

— Капитонов рос боязливым, робким, и застенчивым мальчиком. В школе его били, в универе тоже не сильно любили… Всю жизнь общество им пренебрегало и отбрасывало прочь.

Лера закатила глаза.

— Из таких потом маньяки всякие вырастают!

— Да, вполне возможно… — кивнула я, отстраненно размышляя о Романтике, у которого была отчасти схожая ситуация.

Но Капитонов всё же не был сиротой, не рос в приюте, и не проявлял склонности к жестокости или кровожадности. А Демид Хазин… рос озлобленным ребенком едва ли не с самого детства.

— Сомневаюсь, что Исидор Игоревич может быть маньяком, — проговорила я. — Но… Как он связан с приютом? Что он там делал?

Лерка помешала ложкой в чашке с кофе.

— Ты уверенна, что он не… не Портной?

Я категорически качнула головой.

— Это не он. Но… он может что-то знать, Лер. И самое удивительное, что сам об этом может не догадываться.

— Это как это? — хмыкнув, неуверенно ухмыльнулась Лерка. — У него, что провалы в памяти?

— Нет, но он может не придавать значения каким-то вещам или событиям, свидетелем которых был в приюте.

— Тяжеловато тогда будет его о чем-то расспрашивать, — прокомментировала Лерка. — Слушай… Роджеровна, в может пора уже все рассказать твоему этому… Корнилову? А?

Я пожала плечами.

— Само собой, что я ему расскажу, но… Сначала, нужно выяснить что к чему. И получить хоть какую-то инфу от Капитонова. И потом… Стас и все вокруг ведь, наверняка думают, что Портной это этот… как его…

— Сильвестр Гольшанский, — напомнила Лерка.

— Вот-вот, — кивнула я. — Нужны… нужны хоть какие-то факты… даже для предположений…

— А то, что ты видела повешенных девочек на дереве, не доказательство? Как минимум мы знаем, что все эти четыре года убийца продолжал убивать, но… — тут Лерка замолчала, потому что видимо до нее дошел весь ужас коварства Портного.

— Он перестал похищать девочек, у которых есть родители и родственники, — с грустной улыбкой, кивнула я. — И, судя по всему взялся за тех… чьи исчезновения общественность не заметит.

— Начал убивать сирот, — прорычала помрачневшая Лерка. — Вот же… с**а!

Я вообще не люблю маты, но в данном случае полностью согласна с Леркиным определением.

— Ещё какая, — вздохнула я.

— Тем более надо идти к Корнилову! — чуть нагнувшись вперёд, громко выпалила Лерка.

Некоторые посетители кафе с удивлением обернулись на нас.

— Тише, — попросила я, оглядываясь. — И что я ему скажу? Лер, то, что я видела воспоминания и гибель тех девочек, совсем не означает, что Гольшанский не Портной. И потом, их убивали не в приюте!

— А где тогда? — задала глупый вопрос Логинова.

— Вот это и нужно выяснить. — посмотрев в окно, на заснеженный город, ответила я. — И кто их забирал из приюта.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Суббота, 16 января

Голова несчастного манекена отлетела от туловища, и грохнулась об пол. Безликая пластиковая голова медленно откатилась к ножке стола, и застыла там.

— Вот, примерно, таким ударом были обезглавлены все четверо юристов, — объявил жизнерадостно улыбающийся Яша Щербаков.

— Все четверо? — уточнил Стас, глядя на отрубленную голову манекена.

— Ага, — кивнул Ящер.

— Что тебя так радует? — Стас присел возле головы манекена, поднял её и повернул шеей к верху.

— Честно? Мастерство, с каким были нанесены удары, — Яша с восхищением покачал в руке саблю с длинным, плавно изгибающимся клинком.

— Ты не исправимый циник, Яша, — вздохнул Стас, и провел пальцами по срезу шеи головы манекена.

— Причем тут цинизм? — пожал плечами Ящер. — Эти удары были просто образцовыми! Ведь, как чётко и чисто! Р-раз!..

Сабля в руке Яши коротко рассекла воздух. Стоявший неподалеку седовласый мужчина в костюме с бордовой бутоньеркой, раздраженно вздохнул, и подошел к Щербакову.

— Простите, если вы закончили, я могу забрать саблю назад? Всё-таки это музейный экспонат, а не реквизит циркового номера!

С этими словами он протянул руки, и Яша неохотно вернул ему клинок.

— Подождите, — попросил Стас сотрудника музея, и взглянул на Яшу, — головы адвокатов были срублены именно такой саблей? Ты уверен?

— Так точно, господин подполковник! — изображая, как ему казалось, повадку офицера девятнадцатого века, ответил Яша. — Головы несчастных юристов были филигранно отделены от тел именно при помощи сабли начала девятнадцатого века, какой пользовались гусары Наполеоновской армии.

— Не только Наполеоновской, — язвительно вставил работник музея, подобное оружие состояло и в некоторых войсках сателлитов тогдашней Франции…

— Ты пробовал другие клинки? — спросил Корнилов.

— Да-с, милостивый государь! — воскликнул Яша, который похоже вошел во вкус. — Но смею вас заверить, ни один из иных опробованных мною образцов вроде польских сабель и казачьих шашек, или персидских шамширов подобные следы и срезы на шеях манекенов не оставляли. Идентичными со смертельными ударами на телах адвокатов являются только удары французской кавалерийской сабли…

— Понятно, — поспешил перебить Яшу Корнилов, и кивнул работнику музея. — Мы благодарны вам за помощь следствию.

Сотрудник музея в ответ поклонился, и вышел из помещения.

Стас положил пластиковую голову на стол, рядом с обезглавленным ради эксперимента манекеном.

— Ты выяснил, что было в крови убитых юристов?

— Да ничего особенного, — в миг поскучнев, ответил Яша. — Ты опять оказался прав.

— Приятно слышать, — с усмешкой ответил Стас. — Значит обычное снотворное?

— Да, что-то из производных барбитуратовой кислоты, — ответил Ящер. — Ребятки проглотили его вместе с коньяком. Хватило, для того, чтобы юристы напились, и отрубились на время.

— Понятно, — кивнул Стас. — На руках, конечно, нет никаких следов от ремней или бечевки?

— Стас, — насмешливо ответил Яша. — Там, у них и рук то по сути нет… какие уж тут следы.

— Досадно, — бросил Корнилов. — Но, в целом картина и так ясна. Нужно искать человека близкого к расследованию уголовных дел и как-то связанному юстицией, с отличными навыками фехтовальщика.

— Выходит, что так, — пожал плечами Яша.

***

В отделении МУРа Стас возвращался в глубоком раздумье. Он вспоминал место убийства, прокручивал в голове все детали, которые сохранил в своей памяти. И рассуждал.

Это человек, который явно влюблен в Людмилу. Влюблен до фанатизма, и он уверен, что его любовь убил Гольшанский. Именно поэтому он пришел в такую ярость, когда узнал, что кто-то хочет его освободить.

А также этот молодец отлично управляется с саблей, значит увлекается холодным оружием, и, очень вероятно, что состоит в каком ни будь фехтовальном клубе.

***

Когда Корнилов подошел кабинету особой оперативно-следственной группы, он остановился на мгновение. Прислушался. Из кабинета не доносилось ни звука.

Во всем здании, на этаже, в коридоре вокруг ходили люди, звучали голоса, звонки мобильных телефонов, скрип обуви, стук дверей, щелканье кнопок компьютерной клавиатуры. А из кабинета оперативно-следственной группы не доносилось не единого звука. Стас коснулся было рукояти своего Кольта «Питон» в кобуре на поясе, но затем передумал, и открыл дверь.

Все находившиеся внутри посмотрели на него. А Стасу потребовалось пару секунд, чтобы справиться с изумлением.

В просторном кабинете группы находились четверо, вернее сразу, пятеро.

Коля Домбровский и Сеня Арцеулов. Оба были вооружены, и оба целились в парня лет двадцати трёх-двадцати четырёх.

Он был одет в джинсы и джинсовую куртку с овчиной на вороте. Под расстегнутой курткой белел простой джемпер с черной надписью. У него было довольно смазливое лицо, с правильным чертами, модная прическа, и уверенный взгляд золотисто-карих глаз. Стас подумал, что этому парню впору сниматься в каких ни будь сериалах для тинейджеров. Он бы очень быстро стал кумиром многих молоденьких девушек. К тому же он выглядит бравым и воинственным, целясь из пистолета в Сеню.

Также в кабинете группы находился щуплого вида, седой мужчина с растрепанными волосами, и в довольно помятом костюме цвета пепельного хаки. У мужчины было окровавленное лицо, и откровенно перепуганный вид. У ног юноши в куртке, почему-то сидел рыжий щенок, и приветливо помахивал хвостиком.

— И какого чёрта здесь происходит? — оглядев помещением спросил Стас.

Первым рассказывал Сеня.

— Я захожу в наш кабинет, а тут такая хрень!.. — Арцеулов выразительно развел своими мускулистыми руками. — Щенок визжит, а вот этот сопляк мутузит этого пассажира. Я ему говорю: Ты кто такой? Покажи свои руки! А он мне: «Спокойно, типа, я свой!». Ага, свой! Как же! Я его впервые в жизни вижу вообще! И говорю ему: «документы покажи!» А он мне: «Сначала ты». Нет, ну не наглость, Стас?! Конечно я ох**ел просто!..

— И наставил на него, — Стас кивнул на юношу, — свой дробовик?

— Ну-у… да, — пробасил бородач. — Ну, а че он быкует! А! Будет меня ещё какой-то прыщ тут строить! Вообще берега попутал!

Возмущению Сени не было предела. Кажется, норовистое поведение неизвестного юноши серьёзно разозлило капитана Арцеулова.

— Теперь ты, Коля, — сказал Стас.

— Со мной все просто, — пожал плечами Домбровский. — Я пришел, увидел, что эти двое целятся друг в друга, и конечно я поддержал Сеню. Этот тип-то, — Коля пренебрежительно кивнул в сторону улыбающегося юноши с щенком, — нам так и не представился. Упёрся и всё. Только твердит, что мы теперь вместе работать будем…

— Да х*р там! — агрессивно воскликнул Арсений. — Я с этим наглым прыщом служить не буду…

— Видимо, придется, Сень, — усмехнувшись, ответил Стас.

Он подошел к юноше, затем развернулся к свои операм, и картинным жестом указал на юношу.

— Господа, — с саркастической шутливостью объявил Стас, — позвольте представить вам старшего лейтенанта Долматова-Коршунова Бронислава. Он теперь будет работать с нами.

Коля и Сеня оба изменились в лице. И, судя по взглядам, очень надеялись, что Стас пошутил.

— Кстати, можно просто Брон, — произнес Долматов-Коршунов.

— А, да, — словно что-то вспомнив, произнес Корнилов. — Спешу вам также сообщить, что старший лейтенант Долматов-Коршунов, является женихом, не безызвестной вам Ольги Датской.

Домбровский и Арцеулов уставились на Корнилова, затем перевели мрачные, угрожающие взгляды на Долматова-Коршунова. А тот в свою очередь, изучающе, с удивлением посмотрел на Стаса.

Стас пожал плечами, глядя на юношу.

— Ну, ты же не думал, что я не проверю того, кто будет работать в моей группе?

Он похлопал парня по плечу.

— Вливайся, парень.

Стас не скрывал своей язвительности, потому что когда сам узнал, что у него в группе будет служить будущий муж Ольги Датской, и зять Максима Датского, он пребывал в ярости.

Казалось вездесущесть и подлость семейства Датских просто не знает границ! Мало того, что они пытались засадить за решетку его, мало того, что они посмели тронуть Нику, теперь эти ушлепки ещё и умудрились подсунуть ему своего выкормыша. Корнилов не собирался терпеть Долматова-Коршунова в своей группе. Но и выдворить не мог. А посему решил поступить просто-сделать так, чтобы парнишка сам сблызнул.

Корнилов сел за свой стол. Коля и Сеня ещё стояли.

— Ты, рассказывай, — сказал Стас Брону, и кивнул на избитого мужчину в костюме цвета хаки. — Кто этот человек? Зачем ты его приволок сюда? И, что здесь делает собака?

— Собаку оставить не с кем было, — вздохнул Бронислав, и кивнул на побитого мужчину. — А задержанный может рассказать вам кое-что интересное.

— Например? — с иронией спросил Стас.

Коля и Сеня, оба, сложив руки на груди, молча неприязненно глядели на старшего лейтенанта.

— Например, — Довлатов кивнул на задержанного, — он знает, что во время последних эпизодов с убийствами Портного, Сильвестр Гольшанский был в другой стране.

Стас впился испытующим взглядом в Бронислава, затем медленно перевел сияющий взор серебряных глаз на мужчину с разбитым лицом.

— Это правда? — спросил он.

Тот нервно сглотнул, и обреченным голосом произнес:

— Да… Но я пытался объяснить вашему… коллеге, что не могу дать официальных показаний.

— Почему же? — мягко спросил Стас.

Задержанный в ответ лишь фыркнул.

— Да вы представляете, кто такой Сильвестр Гольшанский? Вы знаете, что он со мной сделает, если я начну болтать?

— Тебе бы сейчас стоило больше беспокоится, что мы можем с тобой сделать, — с мрачным намеком, чуть наклонившись к мужчине в костюме, произнес Бронислав.

— Довлатов! — голос Стаса громыхнул тихим выстрелом.

Парень посмотрел на него.

— Мы здесь не используем шантаж и угрозы, чтобы выбивать показания.

Коля и Сеня переглянулись.

— Кроме, уникальных случаев, — добавил Стас. — Это не он.

— Понял, — пожал плечами Бронислав. — Виноват, товарищ подполковник.

— А вы, — сказал Стас мужчине с разбитым лицом. — Представьтесь, и рассказывайте.

Тот в ответ лишь страдальчески вздохнул, и с поникшими плечами, начал рассказывать.

Он представился Лаврентием Титовым, и назвал себя старым партнёром Гольшанского.

— …Ну правда, партнёрами мы были ровно до тех пор, пока я был ему нужен, — невесело усмехнулся Титов.

— В какой области вы сотрудничали? — спросил Стас.

Титов опустил голову, сокрушенно покачал головой.

— Четыре года назад я был исполнительным директором одной из крупнейших консалтинговых компаний в Аргентине.

— В Аргентине? — удивился Стас. — Далековато вы забрались от родины.

Лаврентий в ответ пожал плечами.

— Там были более, чем благоприятные условия для работы… Да и сейчас во многом почва для стартапа куда комфортнее, нежели в России.

— Начинается, — проворчал за спиной Лаврентия Сеня, который всегда отличался ревностным патриотизмом.

Арцеулов терпеть не мог, когда кто-то начинал негативно или пренебрежительно отзываться о его родине.

— Понятно, — кивнул Стас. — Дальше.

— Дальше, — продолжил Титов, — к нам обратилась одна из дочерних компаний МосИнвест банка, «Argstrong». Они собирались начать стройку возле Росарио, в районе Санта-Фе… Но, когда всё уже было оговорено и подписаны многочисленные контракты с поставщиками, получены все государственные разрешения… выяснилось, что на территорию Санта-Фе претендует другая компания-производитель консервированных овощей, «Елизар».

— Елизар? — переспросил Стас, и обменялся взглядами с Колей и Сеней.

Те тоже задумались о любопытном названии овощной компании.

— Да, — кивнул Титов.

— Кто был владельцем этой компании?

— Елизар?

— Да.

— Георгий Елизаров, — пожал плечами Лаврентий. — Кстати, если вам это чем-то поможет, то… Людмила Елизарова, ну, эта девушка… которую Сильвестр убил… Она дочь Георгия Елизарова.

Домбровский и Арцеулов переглянулись, и снова уставились на Стаса. У обоих на лицах было обеспокоенное удивление.

— Становится интереснее, — прокашлялся Стас.

Бронислав, поглаживая рыжего щенка сеттера, молча, с внимательным взглядом слушал Титова.

— В общем тогда разгорелся не шуточный скандал из-за земли в Санта-Фе, — продолжил Лаврентий Титов, — посыпались иски с обеих сторон, почти год длился весь это процесс, пока, наконец «Argstrong» не выиграла, полностью разорив компанию «Елизар». Производитель овощных консервов был вынужден выплатить многомилионные компенсации государству, «Argstrong», и нескольким поставщикам строительной компании. Из-за этого «Елизар» не сумело расплатиться с долгами по кредитам, и через полтора месяца руководство «Елизара» вынуждено было объявить о банкротстве, и о прекращение деятельности компании… Сегодня, насколько я знаю, Георгий Елизаров владеет парой супермаркетов в своем родном городе, и является региональным бизнесменом… среднего уровня…

Последние слова Титов произнес с насмешливым пренебрежением. Хотя сам, судя по его виду, вряд ли ведет какое-то прибыльное дело.

В кабинете особой оперативно-следственной группы несколько мгновений стояла почти идеальная тишина. Домбровский и Арцеулов смотрели то на Стаса, то на Титова. Стас обдумывал услышанную информацию, а Брон играл со своим щенком.

— Когда это всё это происходило? — спросил Стас.

— Чуть более четырёх лет назад, — пожал плечами Титов.

Корнилов кивнул.

— Если так, — подал голос Арцеулов, — Сильвестр никак не мог убивать детей в это время?

Сеня неуверенно оглянулся на Колю, затем посмотрел на Стаса.

— Так ведь?

— Блестящее умозаключение, — со смешком заметил Бронислав.

Сеня было ринулся к нему, но Домбровский удержал его за плечо.

— Остынь, — шепнул он. — Нашел с кем связываться.

— Титов, а почему Гольшанский, не желает, чтобы вы распространялись о конфликте между этими двумя компаниями?

Тут Лаврентий опустил взгляд, затем снова боязливо взглянул на Стаса.

— Понимаете… Так вышло, что… В общем… наша компания до этого оказывался консалтинговые услуги «Елизару». Это мы предложили им территорию Санта-Фе и заверили, что приобретение этой земли выгодно скажется на их бизнесе…

Он вздохнул, пожал плечами.

— Но они слишком долго думали, в итоге появился «Argstrong» и Гольшанский, в отличии от Елизарова, проявил куда большую решительность. А когда начались судебные разбирательства между двумя компаниями Гольшанский… Он…

Титов замешкался. Было видно, что он не желает говорить об этом.

— В общем Гольшанский надавил на нас… и мы выдали несколько документов с конфиденциальной информацией о «Елизаре». Собственно, именно это помогло строительной «дочке» МосИнвеста выиграть разбирательство, и обанкротить «Елизара» и… в общем, потом местные журналюги раскопали про это, а «Argstrong» открестились от нас. Гольшанский заявил, что ничего об этом не знает…

Титов со скорбью вздохнул.

— Нас просто сожрали… Никто не хотел иметь дела с нашей компанией… Мы разорились… А Сильвестр пригрозил, лично мне, и ещё нескольким учредителям, чтобы мы держали рот на замке… Ну, в общем… вот так.

— Знаете, — подал голос во вновь наступившей тишине Сеня, — Даже если Сильвестр Гольшанский не Портной… Он все равно редкой породы говнюк.

— Ещё какой! — фыркнув, пробормотал Титов.

— Всё более любопытная картина вырисовывается, — вздохнул Стас.

Титов оглянулся, настороженно посмотрел на всех присутствующих.

— Я могу идти?

Бронислав взглянул на Стаса. Корнилов кивнул.

— Вы свободны.

Долматов-Коршунов удивленно приподнял брови, но ничего не сказал.

Когда Титов вышел за дверь, Стас произнес:

— Коля поищи информацию о «Елизаре» и «Argstrong», мне нужны документированные доказательства судебного разбирательства между двумя компаниями. И крайне желательно найти свидетелей того, что Гольшанский четыре года назад, около года пребывал в Аргентине. Сеня ты установи наблюдение за передвижением Титова, и поставь прослушку на его телефоны. Мне нужно знать с кем он контачит, эти люди так же могут что-то знать. А ты…

Стас взглянул на Бронислава.

— А ты сейчас едешь со мной.

Корнилов опустил взгляд на щенка, на руках у Долматова-Коршунова.

— Вы оба, — буркнул он.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 17 января

Даже если не знать, что это за здание, и кто здесь обитает, оно всё равно любому внушало навязчивое и давящее чувство пугающей тревоги.

Огороженное по периметру высокой кирпичной стеной, с возвышающимися восемью сторожевыми башнями, здание тюрьмы одним своим злачным видом вселяло нервное волнение и усиливающееся чувство опасения. И, чем ближе становились стены тюрьмы «Чёрный дельфин», тем сильнее и явственнее ощущались изматывающие навязчивые чувства тревоги и опасения.

Стас, за время своей службы в УГРО, бывал здесь двенадцать раз. И всё равно, каждый раз, как впервые, ощущал неуловимое и необъяснимое тревожное чувство. Он украдкой посматривал в сторону Бронислава.

Старший лейтенант Коршунов (Брон попросил называть его только одной фамилией) внешне выглядел спокойным и сдержанным. Стас лишь усмехнулся. Парень вел себя так же, как и он, когда впервые приехал сюда. Внешне стремился показать хладнокровное безразличие, а внутри пытался сдержать тревожные метания.

Таково было влияние этого места. И это не удивительно: «Чёрный дельфин» настоящее сосредоточие всевозможных олицетворений истинного зла. Беспощадного, часто безумного, и кровожадного.

Зло жило в душах и сердцах здешних обитателей, зло насквозь пропитало мрачные стены этой тюрьмы, зло меняло каждого, кто оказывался здесь. Поглощало, вбирало в себя, и не заметно отравляло.

Охрану здесь подбирали особенную. Честные, добрые и благородные здесь служить не могли. Не выживали. Сходили с ума, уходили, увольнялись со службы… или стрелялись.

Стас и Брон проехали через центральные ворота, миновали все три уровня ограждения, состоящих из двух рядов проволоки под напряжением и кирпичной стены, и остановились возле входа в здание тюрьмы. Их проводили в комнату для свиданий.

Здесь было пусто, из-за стен доносились шаги и голоса сотрудников тюремной охраны.

— Зачем вы взяли меня с собой, товарищ подполковник? — вдруг спросил Бронислав. — Мне показалось… что вам не нравится мое появление в вашей группе.

— Ты даже не представляешь, насколько, — проворчал Стас. — Но оставить тебя с Сеней или Колей, я не мог. А чтобы ты один занимался самоуправством, я тоже позволить не могу.

— Самоуправством? — переспросил Бронислав, явно задетый такой оценкой Стаса. — Но, товарищ подполковник, Титов же…

— Дал очень важные сведения, — перебил его Стас. — Всё верно, ты не имел права тащить его силой в отделение, и тем более избивать.

— Он оказывал сопротивление, — проворчал Бронислав. — Бежал от полиции!

— Как ты на него вышел? — спросил Стас, глядя в сторону.

— Исследовал дела Гольшанского…

— Какой молодец, — хмыкнул Стас. — Сам справился? Без помощи будущей невесты и её дяди?

Бронислав раздраженно покачал головой.

— Они тут не причем.

— Неужели? — с холодной иронией спросил Стас.

— Хорошо… — вдруг произнес Брон. — Ладно… Полковник Датский действительно помог мне… немного… Но, товарищ подполковник, вы зря думаете, что я пришел к вам, чтобы следить для Датского…

— Кто сказал, что я так думаю? — слегка язвительно спросил Стас.

— Иначе, с чего вам так не понравилось то, что я буду работать с вами?

— Во-первых, — ответил Корнилов, глядя в зарешеченное окно, — не факт, что ты будешь здесь работать. Поверь мне, если я захочу тебя вышвырнуть, Датские тебе не помогут. Во-вторых, мне не понравилось твое назначение к нам, потому, что люди, которые осуществляют над тобой известного род протекцию, пытались сфабриковать обвинения против меня, и… обидели очень дорого мне и близкого человека.

— А-а… — кивнул Бронислав. — Вы про то, что Максим Датский ударил вашу Веронику Лазовскую? Да?

Стас перевел пристальный взгляд на Бронислава.

— За это, твой будущий шурин уже получил.

Брон криво усмехнулся.

— Оля сказала, что вы сломали ему нос.

— Жаль, что только нос, — холодно проговорил Стас, глядя в глаза Бронислава.

В этот момент открылась тяжелая металлическая дверь, и двое охранников в черно-оливковой униформе ввели облаченного в оранжевую робу Сильвестра Гольшанского. Вид у последнего был угрюмый и недовольный. Шел он нехотя, поглядывая на охранников с плохо скрываемым раздражением.

— Спасибо, офицеры, — сказал Стас охранникам, — Дальше мы сами.

— Начальник тюрьмы просил напомнить, что у вас не более сорока минут, — не слишком уверенно проговорил один из офицеров охраны.

— Отлично, — кивнул Стас. — Тогда если нам не хватит этого времени, как причину не полных сведений и не качественного результата беседы с заключенным, я укажу ваши строгие правила. Думаю, в МВД и Минюсте в должной мере оценят ваши непреложные ограничения.

Охранники переглянулись. Их лица выражали обеспокоенную растерянность.

Когда они удалились, Сильвестр нехотя присел на стул, на своей стороне комнаты. От Стаса и Бронислава его отделяла стена, которая делила комнату для свидания на две половины, и прочная решетка.

— Только побыстрее и покороче, — сердито произнес Сильвестр.

— Зависит от вашей искренности, — с толикой угрозы в голосе, прохладно произнес Корнилов.

Сильвестр не без удивления взглянул на него. Мало, кто отваживается говорить с ним подобным тоном. Даже здесь, в тюрьме.

— Я вас слушаю, — проговорил Сильвестр.

— Меня зовут подполковник Корнилов, — представился Стас, и показал удостоверение.

— Я о вас слышал, — кивнул Сильвестр, поглядев в документ Стаса.

— У меня есть к вам вопросы, — продолжил Стас, игнорируя вопросительный взгляд Бронислава.

Старшему лейтенанту явно не понравилось, что Стас не представил его, но протестовать он не решился.

— Говорите, — пожал плечами Сильвестр.

— Вы Сумеречный портной? — в лоб спросил Корнилов.

Сильвестр пару секунд смотрел ему в глаза. Стас ждал.

— Думаю, вы, как офицер УГРО должны быть хорошо информированы об этом.

— Тем не менее, я спрашиваю вас, — настоял Стас.

Сильвестр криво усмехнулся.

— Да. Сумеречный портной — это, я.

Стас снова выждал несколько мгновений.

— Помните своих последних жертв, Сильвестр?

— Помню, — глядя в глаза Стасу, ответил Гольшанский. — Фамилий не скажу, а вот имена… Даша, Полина, и… Кажется Алла.

— Алла Горбенко, — кивнул Стас. — Да, всё верно.

— Вы, что, господин подполковник, проверяете меня? — не хорошо усмехнулся Сильвестр.

— Да. — ни чуть не смутившись, ответил Корнилов.

— Не верите, что я убийца? — глаза Сильвестра не хорошо блеснули.

— Почему же, — проговорил Стас, не отводя взгляд от глаз Гольшанского. — Охотно верю. Убийца, подонок, и моральный урод. И ещё какой… Вот только не тот, кто мне нужен.

Лицо Сильвестр оставалось каменным и угрюмым. Взгляд серо-зеленых глаз буровил Стаса.

— Вас, товарищ подполковник, наверное, интересует, почему, когда я увидел вас возле здания суда, никак не показал, что узнал вас? — ухмыляясь, с нескрываемой издевкой проговорил Слиьвестр.

Сейчас, глядя в насмехающиеся серо-зеленые глаза Сильвестра Гольшанского, Стас неожиданно почувствовал взбирающуюся по телу ледяную оторопь, щекотную дрожь между лопаток.

— Если хотите убедиться в моей… — Сильвестр гадко усмехнулся, — в моей подлинности, то я могу подробно рассказать, как я убивал их. Хотите? Или…

Глаза Гольшанского сверкнули лихорадочным азартом.

— Я могу напомнить вам дату дня рождения вашей прелестной дочурки, господин подполковник.

Стас с маской невозмутимого равнодушия на лице, изучающе глядел на Гольшанского.

Бронислав разглядывал Гольшанского пристальным свирепым взглядом. Стас незаметно пнул его ногой под столом. Коршунов обратил взор к Стасу. Корнилов заметил, что Брон в бешенстве. Глаза юноши горели праведным гневом.

— Ещё какие-то вопросы у вас будут, господин подполковник? — елейным голосом поинтересовался Гольшанский.

— Да, — кивнул Стас. — Не могли бы, господин Гольшанский, рассказать мне о… судебном разбирательстве, которое происходило четыре года назад в Аргентине, между вашей дочерней компанией, Argstrong и производителем овощных консервов, «Елизар»?

Стас заметил, как на лице Гольшанского дрогнули скуловые мышцы. Корнилову было интересно, какую стратегию защиты предпримет Сильвестр.

— Какое это имеет отношение к делу?! — резко спросил он.

— Такое, что вы в это время, почти год, — Стас сделал ударение на последнем слове, — находились в Аргентине.

Гольшанский чуть опустил голову, исподлобья недобрым, угрожающим взглядом обжег Стаса.

— Не представляю, откуда у вас эта информация…

— От исполнительного директора консалтинговой компании, услугами которой вы воспользовались, перед тем, как решить купить территорию в Санта-Фе, возле Росарио-усмехнувшись, ответил Стас.

Бронислав с изумлением уставился на Корнилова.

— Судебное разбирательство между моей дочерней компанией и «Елизаром» действительно было, — ответил Сильвестр, глядя в глаза Стасу. — Но проходило оно без моего присутствия. Я вполне мог контролировать ход дела, оставаясь здесь, в Москве.

— Неужели? — спросил Стас.

— Да, — рыкнул в ответ Сильвестр.

— Тогда, выходит, бывший исполнительный директор компании «Perfecto», Лаврентий Титов врёт?

— Вероятнее всего, — ровным голосом проговорил Сильвестр.

Он почти идеально владел собой. Почти. Его выдавали только глаза, точнее взгляд. Ненавистный, испепеляющий и раздраженный взгляд.

— Тогда, наверное, и правда, что консалтинговая компания «Perfecto» развалилась по вашей вине?

— Отчасти, — осклабился Сильвестр.

— В таком случае, — продолжил Стас, — зачем же Титову давать нам сведения, которые могут вызывать сомнения в вашей причастности к убийствам Портного? Ведь его должно полностью устраивать, что вы попали за решетку. Не так ли?

— Вам лучше спросить у него, — процедил Сильвестр. — Я не знаю, чем он руководствовался.

— Ну, разумеется, — ответил Стас. — И последний вопрос.

— Да? — чуть склонив голову к плечу, спросил Сильвестр.

— Из какого материала вы шили платья для жертв?

Сильвестр поджал губы, вздохнул.

— Чего вы добиваетесь, подполковник?

— Просто задаю вопрос. Вам сложно ответить? Вы же хотите, чтобы я думал, что Портной-это вы?

Гольшанский фыркнул, снова едко усмехнулся.

— Это был ситец.

Стас качнул головой.

— Надо же…

— На сегодня, думаю, вопрос достаточно, — вставая со стула мрачно проговорил Сильвестр.

— Как скажите, — пренебрежительно бросил Стас.

— Охрана! — позвал Сильвестр.

***

Они вышли из здания, и направились к центральным воротам. Бронислав шел молча, чуть опустив голову, хмуря брови, он глядел вниз перед собой. Стас окинул взглядом засыпанные снегом, огороженные площадки для выгула заключенных.

— Могу я спросить, зачем? — не выдержав, спросил Бронислав. — Зачем вы рассказали Гольшанскому о Титове? Вы же понимаете, что теперь будет?

— И что же будет? — не глядя на него, спросил Стас.

Бронислав посмотрел на Стаса со смесью возмущения, страха и смятения.

— Как… Как «что»! — прошипел он. — Вы же только что, фактически, подписали приговор Титову!

— Успокойся, — лениво и небрежно отозвался Стас, продолжая разглядывать внутренний двор «Черного дельфина». — Ничего я ему не подписывал.

— Но, ведь его теперь убьют!

— Во-первых, мы за ним следим, и просто так пристрелить его не выйдет, — возразил Стас. — Во-вторых, ради чего его теперь убивать? Единственное, о чем может сейчас жалеть Сильвестр, это о том, что не убил Титова раньше. А сейчас… Смысл? Если с Титовым что-то случится, мы легко свяжем это с тем, что происходило в Аргентине, четыре года назад. И донесем это до всех источников СМИ. Гольшанского и МосИнвест так обольют грязью, что их инвестиции вообще больше никому не понадобятся.

— Как у вас всё просто, — проворчал Бронислав. — А если Гольшанский решит провести акцию устрашения? Чтобы другие свидетели того дела молчали в тряпочку?

— Брон, сейчас не девяностые, — хмыкнул Стас. — И потом, такой «акцией устрашения» Гольшанские смогут добиться только обратного эффекта. Который, к слову, их конкуренты легко смогут использовать против них. Мы живем во времена не прекращающихся информационных войн, Коршунов. И сегодня войны ведутся общественными мнением и системой взглядов, на формирования которой усиленно влияют те или иные силы. Понимаешь?

— Интересно, только зачем тогда олигархи стреляют друг друга периодически, — с мрачной иронией ответил Бронислав.

— Стреляют они друг друга всё меньше и реже, — возразил Стас. — А вот случаи разборок с огнестрельным оружием между обычными людьми, к сожалению, учащаются.

— Значит, вы уверенны, что Титову ничего не грозит? — вздохнул Бронислав.

— Скорее всего, — ответил Стас.

— Скорее всего? — переспросил Коршунов.

— Да. Я не могу ничего знать наверняка.

— Вас как будто радует, что его могут убить.

— Если его попытаются убить, значит мы копаем в нужном направлении.

— А если его все же убьют? — с нажимом на последнем слове спросил Бронислав.

— Тогда мы, опять-таки, сделаем все, чтобы СМИ связали это убийство с Гольшанскими и банком МосИнвест, Бронислав. И доказательства мы найдем, уверяю тебя. И Сильвестр, и Елизавета, и Орест, все это отлично понимают. Поэтому, уймись. Они не станут рисковать миллиардным контрактами из-за трепли Титова. Им дешевле отбрехаться, и обвинить его во лжи, в фальсификации, и проплаченной клевете.

Они уже подходили к машине, когда Брон вдруг спросил:

— А вы уверенны, что Сильвестр все же не Портной?

— Он хорошо играет роль, — пожал плечами Стас. — Но он не Сумеречный портной. Теперь я в этом уверен.

— Почему?

— Потому, что платья жертв Портного были из вискозы, а не из ситца, — ответил Стас. — Садись.

Они забрались. Бронислав ошарашенно качнул головой, и сел рядом с Корниловым.

Стас вставил ключ в замок зажигания, и вдруг замер, несколько раз втянул носом воздух.

— Что случилось? — спросил Бронислав.

Стас обернулся назад. На заднем сидении его внедорожника сидел рыжий щенок Викинг, и виновато махал хвостиком. А рядом с ним, на обшитом кожей сидении красноречиво поблескивало влажное пятно.

Бронислав тоже оглянулся, заметил «подарочек» щенка, которого ненадолго оставили в машине, и виновато посмотрел на Стаса.

Корнилов глядел на него каменным, осуждающим лицом.

— Я… — Бронислав прокашлялся. — Я оплачу чистку…

— Не сомневаюсь, — проворчал Стас и, отвернувшись, завел двигатель.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 18 января

Письма содержали в себе неудержимую страсть и яростное желание. Читая строки из писем, написанных Людмиле неизвестным поклонником Стас физически ощущал его маниакальную одержимость этой девушкой. Он жаждал её сильнее, чем замученный жаждой человек в жаркой пустыне. Эта девушка была для Поклонника, как желанный, но недоступный наркотик.

Стас читал уже четвёртое письмо, и мог сделать выводы.

Первое, Тот-кто-слал-письма следил за Людмилой. Воочию. Иным образом нельзя, просто не возможно объяснить описанные им в письмах подробности её повседневной жизни. Стремясь показать Людмиле, насколько близко он находится, Тот-кто-слал-письма выдал себя.

Второе, он действительно готов убивать ради неё. Она, и только она имеет для него значение. Она для него предмет желания, страсти и даже… своеобразно поклонения. И именно на этом, его можно взять. Понятно теперь, откуда такая фанатичная жестокость, проявленная в убийстве не состоявшихся адвокатов Гольшанского.

И третье, самое не приятное для Людмилы. Тот-кто-слал-письма явно знает Людмилу давно. Он давно наблюдает за ней. Он очень давно рядом… Иначе бы в письмах он не упоминал о том, какой «юной и невинной она была в школьном наряде» или «как старательно и прилежно она училась, в отличии от большинства её нерадивых одноклассниц». В письме он даже описывал большой фрагмент, посвященный школьному балу Людмилы, и тому, как она танцевала с тем, кто и мизинца её не достоин.

— Похоже убитые адвокаты не первые жертвы поклонника Елизаровой, — вдруг проговорил Бронислав Коршунов.

Он сидел за своим столом, и читал часть писем.

Прошло всего полтора часа, как они вернулись в Москву из Соль-Илецка, где располагалась одна из самых страшных тюрем страны.

К удивлению Стаса Бронислав ни словом не обмолвился о том, что ему нужен отдых. Хотя, было очень заметно, что читать письма для Коршунова крайне рутинное, скучное и утомительное занятие.

Арцеулов и Домбровский тем временем усердно «копали» в поисках информации о делах Гольшанского в Аргентине. Если они что-то найдут, можно будет смело утверждать, что Сильвестр Гольшанский нарочно оговорил себя в суде, и не является истинным убийцей. Во всяком случае малолетних девочек, которых вешал Портной.

— О чем ты? — спросил Стас, глянув на Коршунова поверх письма, которое читал.

— А вот… — Бронислав прокашлялся. — «Тот урод, который вылил сок в твою сумочку больше тебя не побеспокоит. В ближайшем будущем он будет занят отращиванием новых ног. Никто смеет оскорблять и порочить тебя, любовь моя! Я не позволю никому, кто сделал тебе больно, остаться безнаказанным!..»

Бронислав пожал плечами.

— Ну, и дальше в том же духе.

Стас отвел взгляд, задумался. Слова Бронислава укрепили его уверенность, что таинственного и опасного Поклонника Людмилы следует искать в её прошлом. В частности, среди её одноклассников, или среди учителей. Но помимо этого Стаса тяготило ещё одно обстоятельство. Если Сильвестр не Портной, а теперь в этом почти нет сомнений, настоящий убийца всё ещё на свободе. А это значит, что Рите и Алине нужно будет вновь покинуть город, а лучше и страну. На время. Потому что на этот раз Стас был полон решимости поймать Портного. Настолько, что готов попросить помощи у Ники, в случае непреодолимых трудностей в расследовании.

Стас вздохнул. Он понимал, что это будет тяжело: фактически вести два расследования одновременно. Утешало только то, что эти дела отчасти связанны.

Его размышления прервал стук в дверь кабинета. Затем внутрь вошел слегка запыхавшийся Николай Домбровский. Он бросил недружелюбный взгляд на Бронислава. Коршунов в свою очередь приветливо улыбнулся, но Коля уже смотрел на Стаса.

— Пока вас не было, — проговорил он, — Титов встречался с двумя приятелями. С обоими он работал в Аргентине. На контакт с ними я пока не выходил. Но, оба явно могут обладать какой-то информацией.

— «Какая-то информация» нас не устраивает, — задумчиво глядя перед собой, ответил Стас. — Мы должны быть уверены, что эти двое могут предоставить ещё более или не менее убедительные улики того, что Сильвестр Гольшанский четыре года назад пребывал в Аргентине.

— Я распорядился установить слежку и прослушку за этими двумя субъектами, — ответил Домбровский. — Но, пока никто из них не связывался с другими участниками тех событий.

— Нужно запросить информацию об этих людях в МИДе, — ответил Стас. — Нас в первую очередь интересует с кем они вели дела в Аргентине. Так мы можем выйти на тех, кто более тесно тогда работал с Гольшанским. Так же нужно собрать информацию о менеджерах и директорах «Argstrong», которые тогда работали или продолжают работать в компании. И постараться склонить их к диалогу. Будет хорошо, если кто-то из них уже успел уволится, и сейчас работает в других компаниях, не подчиненных Гольшанским.

Стас бросил взгляд на Бронислава.

— Это очень большой кусок работы, Коль. Думаю, тебе понадобится помощь.

Домбровский обернулся на Бронислава, затем снова посмотрел на Стаса.

— Мне мог бы помочь и Сеня.

Стас скривился.

— Мы оба знаем, что Сеня не совсем подходит для терпеливого и продолжительного сбора информации. У него другая стихия, к тому же… для него у меня будет задание иного рода. Но, пока пусть для него это будет сюрпризом.

— Стас, — нахмурился Коль. — А зачем нам вообще прилагать столько сил и тратить столько времени, чтобы доказать невиновность Сильвестра Гольшанского? Ты ведь не сомневаешься, что он по какой-то причине себя оговорил? А значит мы уже сейчас сами можем продолжать расследование и ловить Портного.

— До тех пор, пока нас не прихватит за задницу СКР или ГУСБ, — хмыкнул Стас. — Ты забыл, что меня и всех вас отстранили от расследования по делу Портного?

— Стас, это было больше четырёх лет назад! — воскликнул Домбровский.

— Да, но с той поры ничего не поменялось, — вздохнул Корнилов- И если кто и будет вести дело Портного вновь, то это Следственный комитет России.

— Опять СКР, — проворчал Коля. — Тогда они бросили это дело.

— Значит тем более, нужно убедить их начать расследование вновь, — проговорил Стас, и посмотрел в глаза Домбровскому. — Если мы не можем сами официально вести следствие, мы можем убедить возобновить его тех, кто в праве это сделать.

— Официально? — переспросил Николай, уловив чуть заметное ударение в словах Стаса на это слово.

— Ты всё правильно понял, — кивнул Стас. — Мы с одной стороны докажем, что убийца на свободе, и добьем возобновления расследования, а с другой будем продолжать своё. Так будет, даже эффективнее.

— Ага… — хмыкнул Коля. — А ты уверен…

Он обернулся на Бронислава.

— Ты уверен, что среди нас нет никого, кто мог бы настучать?

— Уверен, — Стас тоже перевел взгляд на Бронислава. — За вмешательство в расследование, максимум, что грозит тебе и Сене-это устный выговор. Мне, возможно, выговор с занесением в личное дело. А кто-то сможет и вовсе забыть о службе в нашем отделе, да и о службе вообще в других подразделениях, включая СКР. Стукачей презирают повсюду, даже в налоговой службе, как это ни странно.

Слова Стаса содержали предостерегающую и чуть насмешливую иронию, с прозрачным намеком.

Бронислав в ответ лишь кивнул, и пожал плечами.

— Думаете, я побегу стучать своей невесте? Или её дяде?

— Да, — хмыкнул Домбровский. — А разве нет?

— Вы с первых минут решили, что я сюда пришел, чтобы следить за вами, — фыркнув, ответил Бронислав.

— Это вполне ожидаемо, учитывая многие факторы, — проговорил Стас, испытующе глядя на Бронислава.

— Согласен, — глядя в глаза Корнилов, ответил Коршунов. — Но, я здесь по другим причинам.

— Да ну? усмехнулся Домбровский. — Не поделишься?

— Вас это не касается, и ничем вам не угрожает, — ершисто ответил Коршунов. — В конце концов, вы уже и так наговорили достаточно. Будь я стукачом, мне бы уже было что рассказать.

— Вот и посмотрим, — пожал плечами Стас, — узнает ли полковник Родион Датский или его племянники, что-то, что им знать совсем ни к чему.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 18 января

Я шагала быстро, нервно, совершенно не обращая внимания на жуткий гололёд. Температура на улице приблизилась к отметке минус пятнадцать, но у меня по телу распространялось пульсирующее и подрагивающее в венах тепло. Оно было вызвано бушующим во мне волнением и боязливым переживанием. Я целенаправленно и стремительно шагала в школу, я стремилась, как можно скорее оказаться в классе, и увидеть своих одноклассников.

Мне позарез нужно было поговорить с Толиком Голубевым и Гришей Локтевым. Потому что, я узнала голоса тех парней, что напали на Капитонова возле его дома. И могла будущей олимпийской медалью поклясться, что Голубев и Локтев были среди тех парней.

— Идиоты, — торопясь к школе, беззлобно, встревоженно приговаривала я. — Совсем рехнулись!.. На учителя напасть! Каким же нужно быть болванами! А если Капитонов узнает, поймет и… что тогда будет?!

Оставив верхнюю одежду в своем шкафчике, я рванула вверх по лестнице. Забежав в класс, я поставила свой рюкзак с чайками на стул у окошка, и оглянулась на парней из нашего класса.

Толик, Гриша, Ярослав и Асгат, четверо дружков, стояли возле парты Толика с Гришей. Они о чем-то обеспокоенно перешептывались.

— «Понятно, — подумала я ворчливо и нервно, — сначала натворили дел, а теперь боязно стало».

Первым уроком у нас была Русская литература, а потом, как раз Геометрия.

Я решила подойти к парням сейчас. Заметив мое приближение, они перестали перешептываться. Асгат и Ярослав вернулись на свои места. Локтев и Голубев вместе (потрясающие актеры!) синхронно открыли учебник по литературе, и якобы углубились в чтение. Но, меня это нелепое притворство, конечно не обмануло.

— Привет, — я слегка оперлась руками на край парты Локтева и Голубева.

Парни подняли взгляды. Локтев не двусмысленно оглядел меня с ног до головы. Этот кадр ни считал нужным скрывать скрывать ни мысли, ни желания.

— Привет, Ника, — осторожно проговорил Толик Голубев.

— Давно не виделись, Толь. — мягко, вежливо, но с издевательским намеком ответила я.

Парни переглянулись.

— Вы, совсем свихнулись? — тихо поинтересовалась я. — В колонию захотелось?

Я посмотрела Локтева, затем перевела взгляд на Голубева.

— Что? Тебя замучила задетая гордость?

— Лазовская, — опустив взгляд, проговорил Локтев. — Мы совсем не понимаем, о чем ты вообще говоришь…

— О том, что вы совершили нападение на учителя по геометрии.

Толик Голубев вздрогнул, поднял на меня взгляд, затем посмотрел на друга, и тут же уткнулся в книжку.

— Ника… — явно стараясь совладать с собственным волнением, произнес Гриша Локтев. — Мы даже не знаем, где он живет…

— Гриша, — я наклонилась к нему чуть ниже. — Я узнала твой голос. И его тоже.

Я кивнула на Толика.

Парни снова переглянулись.

— Что вы вообще там с Логиновой забыли?! — вдруг проворчал Толик Голубев.

— И откуда у твоей подруги пушка? — не выдержал Локтев. — Мы в тот раз чуть не обделались…

— Кстати, да.

— Это всё не имеет значения, — качнула я головой. — Важно, что совершили покушение на…

— Да тихо ты! — шикнул на меня Локтев, и испуганно глянул за мою спину. — Ни на кого мы не покушались! Поняла? Мы просто это… припугнуть хотели… Ну, чтобы он это…

— Не борзел, — обиженно проворчал Толик Голубев.

Я с осуждением и печальным сочувствием смотрела на них.

— Ой, Лазовская, давай только без вот этого твоего знаменитого укоряющего взгляда! — развел руками Локтев. — Мы ж ничего ему не сделали!

Я хотела было ответить, что они ничего не успели сделать, потому что наше с Лерой и Лёвой появление им помешало. Но, тут в класс вошла запыхавшаяся Лидия Владиславовна.

Я оглянулась на неё, и поспешила к своему месту.

Не нужно давать учительнице по литературе шанс лишний раз сорваться на мне. Шилова Лидия Владиславовна (у нас классе, да и во всей школе её звали по бандитской кличке, связанной с её фамилией) относилась к тому числу преподавателей, с которыми у меня были натянутые отношения. Мало того, что Лидия Владиславовна плотно дружила с Кобякиным Павлом Валентиновичем, так она до сих пор не может мне простить неуважительного отношения к русским писателям-классикам. А всё из-за того, что я пару раз негативно высказалась об «Анне Карениной» и «Тихом доне».

Я всего лишь высказала свое мнение о романах. Откуда же мне было знать, что это мнение просто обязано было быть исключительно позитивным. А я имела неосторожность крайне не лестно отозваться и об этих книгах, и о других произведениях русской литературы. Плюс ко всему, что вообще сыграло роль масла в костре, я сравнила русскую и французскую классику. Сравнение вышло не в пользу первой.

И что тут начало-ось… За оставшиеся десять минут урока меня заклеймили «польской интервенткой», «русофобкой», и даже вспомнили мне поляков в рядах вермахта. Я ещё, на свою беду, на последнее обвинение ответила упоминанием генерала Власова и печально известных РОНА.

В итоге мне влепили две двойки (две двойки за один урок, Карл!) в дневник, и жирнючую такую двойку (учительница её несколько раз остервенением обвела) в журнале.

— Всем добрый день, — привычным властным голосом произнесла Лидия Владиславовна, поставив свою сумку на наш стол.

— Добрый день, — ленивым и нестройным хором поздоровался наш класс.

Я скосила глаза на пустующее место возле себя.

— «Лера, — мысленно с досадой простонала я. — У нас же сегодня контрольная!..»

Я почти не сомневалась, что моя лучшая подруга об этом забыла, и решила сегодня утречком выспаться за счет парочки первых уроков. Отлично. А отдуваться мне придется за нас двоих. Потому что, большинство учителей почему-то искренне считают, что я могу повлиять на Лерку, и просто не хочу. А если не могу, то, по их мнению, нечего и дружить с «троичницей, прогульщицей и совершенно не управляемой дикаркой».

После звонка Лидия Владиславовна подняла весь класс, и заставила всех отвечать на вопросы относительно «Бедной Лизы». Шилова обожала устраивать такие вот летучки, задавая вопросы наугад разным ученикам. В этот раз пятеро учеников нашего класса схлопотали двойки в дневники.

Когда все сели, Лидия Владиславовна с издевательской торжественностью объявила:

— А теперь, нас порадует своими широкими познаниями в литературе непревзойденный специалист и опытный литературный критик…

Я закрыла глаза, и обреченно опустила голову.

— Лазовская! — со предвкушением произнесла Шилова. — Расскажи-ка нам всем о характере Эраста, и его любви к Лизе…

В общем урок литературы прошел не слишком спокойно, но довольно успешно. Хотя, могло быть и лучше. Контрольную я написала хорошо, но уверена, что Шило, как обычно снизит мне оценку. За Леру, в частности. А также за Льва Толстого, за Чехова, за Шолохова и многих других, «попранных» мною писателей.

Следующим уроком у нас была геометрия. И перемена оказалась слишком короткой, чтобы я успела еще раз переговорить с парнями. И убедить больше не делать таких опасных глупостей. Но я не успела.

Порывистой походкой, глядя вперед исподлобья, в класс буквально ворвался Исидор Игоревич.

Как только он вошел, я ощутила, как мгновенно усилилась пляшущая на сердце тревога. Как чувство опасности медленно, но жестко затянуло узлы на горле, животе и в груди.

Раскрыв тетрадь по геометрии, я украдкой наблюдала за учителем.

Исидор Игоревич сегодня был в черном пиджаке, поверх свитера и горчичного цвета брюках, из-под которых чернели зимние ботинки.

Выглядел Капитонов рассеянным и сбитым с толку.

— Добрый день, — гаркнул он. — Зап-писываем п-пожалуйста… В-векторы и координаты.

Капитонов шумно сглотнул. Я с опаской наблюдала за ним.

Что с ним? Почему он так заикается?

Позади меня раздался шепот и тихое хихиканье. Я обеспокоенное оглянулась. И у меня в раз сдавило сердце.

Лаптев и Голубев глядели на учителя с откровенной насмешкой и пренебрежением.

— «Господи, — подумала я, — ну, не надо… Пожалуйста, мальчики, я вас очень прошу…»

Я сама не понимала, почему и чего так боюсь. Просто твердо знала, что сегодня и сейчас, никому, в особенности Голубеву, который достал Капитонова в прошлый раз, злить учителя не стоит.

Я попыталась привлечь их внимание, чтобы попросить уняться. Но эти два дурака, теперь подначивали и своих друзей. Ярослава Громыко и Асгата Фахрутдинова.

Я встревоженно вздохнула. И заметила, что злорадные, тихие смешки уже звучат по всему классу.

Капитонов, тем временем начал рассказывать новый материал. Я слышала, как дрожал его голос, и как часто он стал заикаться.

Хихиканья в классе усиливались. Многие уже в открытую улыбались.

Я чувствовала звуки участившихся ударов сердца в своих ушах. Меня стремительно захлестывала необъяснимая паника. Внутри меня зрело непреодолимое желание сорваться, и бежать как можно дальше отсюда.

Время словно замедлилось вокруг меня. Звуки исказились. А перед глазами замелькали обрывки чужих воспоминаний. Я помотала головой, пытаясь отогнать внезапно нахлынувшие видения.

Но они ещё больше, ярче, чаще представали у меня перед глазами. Они сменялись друг за другом, как кадры кинофильма или беспорядочное слайдшоу. Голоса в моей голове смеялись, кричали, ругались, спорили, говорили, пели и рычали.

Звуки и обрывки изображений смазывались, сливались воедино.

И вдруг резкий выкрик Капитонова:

— Что смешного я сказал?! Что вы скалитесь, как дебилы! Вам весело?! Весело?! Малолетние не благодарные куски дерьма! -

Несколько раз моргнув, я ошарашенно взглянула на Капитонова.

Учитель стоял спиной к доске, переде всем классом. Из-под съехавших очков таращился безумный взгляд его выпученных глаз.

Он тяжело и свирепо дышал, через сомкнутые зубы.

— Какого черта вам так весело, детишки! — прорычал Капитонова. — Вы, что думаете я клоун? Думаете я прихожу сюда каждый, мать его, гребаный день, чтобы вас повеселить?! Да?!! Да?!! Вы так думаете?!

Никто в классе ему не ответил. Все с ошеломлением, молча таращились на разъяренного и явно неадекватного учителя. Тяжело глотая пересохший воздух, я пыталась справиться охватившим меня шоковым состоянием. Меня слегка лихорадило, я чувствовала испарину у себя на лице. Странный жар теплел в горле, и пульсировал в теле, под кожей.

— Нет!!! — вдруг вскричал Капитонов, так, что все подскочили. — Нет, мать вашу! Я прихожу сюда, чтобы вложить в бестолковые пустые черепные коробки, хоть каплю, хоть крупицу гребаных знаний! Знаний, чёрт возьми! Вы понимаете?! Понимаете?! Нет?!

Капитонов оглядел класс свирепым, лишенным рассудка взглядом, и затем метнулся к своей сумке.

— Хорошо, хорошо, хорошо, — быстро заговорил он. — Сейчас я вам покажу… Сейчас вы всё поймёте… Твари! Бестолковые, ленивые и безмозглые твари!

С этими словами Капитонов выхватил из сумки пистолет. И вытянул перед собой.

— Ну?! — рявкнул он. — Кто ещё хочет посмеяться?! Смешно вам?! Смешно, малолетние ублюдки!.. Да что вы вообще в этой жизни видели! Что вы вообще понимаете! Сидите на шеях у своих родителей, черте как учитесь, и в школу ходите, как будто всем учителям одолжение делаете!..

Капитонов шумно выдохнул через плотно стиснутые в оскале зубы.

Пистолет подрагивал в его руке. Все в классе, замерев на месте, настороженно глядели на учителя. На побледневших лицах учеников замерли смятение и страх. Кто-то закрывал лица руками, кто-то отводил взгляды. Я же неотрывно глядела в лицо Капитонова.

Тут он наставил пистолет на Толика Голубева.

— Ты! — прорычал он. — К доске живо!

Голубев поднялся. Бедолагу сотрясала заметная нервная дрожь. Я с сожалением взглянула на него. У Толика буквально подгибались колени, пока он шёл.

— Живее, мать твою! — вскричал Капитонов.

Голубев нервно сглотнул, заторопился вперёд, запнулся обо что-то и едва не упал. Он вышел к доске, не смея взглянуть на учителя.

А Капитонов протянул ему кусочек мела, и проговорил:

— Сейчас ты будешь решать задачку по геометрии, мальчик.

Исидор Игоревич направил пистолет прямо в лицо Толику.

— И смотри не ошибись.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 18 января

Стас не мог ждать, чтобы проверить свою догадку. Отправив Бронислава и Николая с указанными задачами, сам он немедленно направился в дом Гольшанских.

Сегодня его приняли куда холоднее, чем в прошлый раз. Даже Елизавета была с ним крайне холодна, и даже раздражительна.

— Зачем вы ездили к Сильвестру? — спросила она, когда Стас вновь вошел в гостиную их дома. — Зачем?! Я думала вы расследуете убийство его адвокатов, и ищете маньяка, который его ненавидит!

— Конечно, — ни чуть не смутившись, глядя в требовательные глаза Елизаветы, ответил Стас. — и учитывая, что убийство нанятых вами адвокатов напрямую связано с Людмилой Елизаровой, а Сильвестр, в свою очередь, имеет отношение к ней, вполне логично, что у меня были к нему вопросы.

— Вполне логично, — сухо ответила Елизавета.

Её взгляд не изменился. Стас видел в её глазах беспокойство и не доверие. Елизавета одновременно злилась и боялась.

— Зачем вы здесь сегодня? — спросила она.

— Мне нужно ещё раз обыскать комнату Людмилы, — ответил Корнилов.

— Зачем? — покачала головой Елизавета.

— Мне кажется, что за Людмилой следили.

— Следили? — переспросила Елизавета Гольшанская. — Господин подполковник, у нас отличная система охраны, да и наши люди все профессионалы…

— И всё же, у меня есть основания полагать, чтобы за Людмилой была установлена слежка, — вежливо, но твёрдо ответил Стас.

Смерив Корнилова изучающим, и явно взволнованным взглядом, Елизавета пожала плечами.

— Пожалуйста, смотрите…

— Благодарю, — сдержанно улыбнулся Корнилов.

Он видел, что Елизавета, как она не старалась это скрыть, сильно взбудоражена. А это укрепляло подозрения Стаса, относительно того, зачем или ради кого, Сильвестр себя оговорил.

Однако он не имеет права проводить какие-то расследования по делу Портного. Тем более, что на данный момент дело официально закрыто. Но, в то же время ему ничего не мешает скрытно, втихаря продолжать копать. И Гольшанские это отлично понимают.

Поэтому перед тем, как ехать Соль-Илецк, Стас убедил Риту взять Алину, и на время улететь в словацкую Братиславу, где теперь живёт двоюродная сестра Риты, вышедшая недавно замуж. Возможно Гольшанские ничего и не предпримут (его то они точно не пока не посмеют трогать), но Стасу спокойнее, когда его семья вне зоны досягаемости для его потенциальных врагов.

Корнилов очень надеялся, что нервничающие Гольшанские начнут совершать ошибки. Особенно он возлагал надежду на Елизавету. Бедная женщина сейчас наверняка разрывается в душевных метаниях. С одной стороны, она жаждет вызволить невиновного в убийствах Портного сына, а с другой категорически не желает, чтобы Стас или кто-то другой искали истинного убийцу. Во всяком случае в кругу её семьи.

Оказавшись вновь в комнате Людмилы Елизаровой, Стас внимательно оглядел комнату. Прикинул, где и как можно было бы установить слежку. Он посмотрел на огромный шкаф для одежды. Затем с подозрением взглянул на углы комнаты под потолком.

Неизвестный фанатичный поклонник Людмилы наверняка хотел бы видеть, как Людмила переодевается. А чаще всего девушка делала бы это стоя рядом со шкафом. Значит, если в комнате есть камера или камеры, они должны быть направлены именно в сторону шкафа.

Определив приблизительный сектор обзора, Стас начал ощупывать и придирчиво осматривать комнату Людмилы.

Почти сорок минут он потратил на бесполезный обыск комнаты, пока наконец не приметил одну из мягких игрушек на столе, рядом с макинтошем. Это был игрушечный плюшевый щенок хаски. На доброй улыбчевой мордашке песика поблескивали два глазика. И один из них, правый, был не настоящим.

Взяв игрушку, Стас придирчиво осмотрел её глаза. Убедился в собственных подозрениях, и без зазрения совести выковырял собаке глаз.

От «глаза» собаки, который оказался миниатюрной камерой с широкоугольным объективом, тянулся тонкий чёрный проводок.

Игрушка оказалась фаршированной проводами, аккумулятором и антенной, использующей для трансляции сеть wi-fi, с которой в доме Гольшанских был полный порядок.

Корнилов тихо выругался. Ему было не понятно, как такая игрушка попала в дом Людмилы. Ведь, если она хранила её прямо на столе, значит её ей подарил достаточно близкий и дорогой ей человек. Тогда получается он и есть тайный Поклонник? Тот-кто-шлет-письма?..

— Как же ты это провернул? — тихо и задумчиво проговорил Стас, ощупывая покалеченную игрушку.

— Зачем ты сломал игрушку Люды? — спросил вдруг кто-то чуть писклявым голоском.

Стас оглянулся. Из-за приоткрытой двери, на него с интересом смотрела одна из девочек близняшек, которых он видел в прошлый раз.

Девочка была одета в белую блузочку и стильную клетчатую юбочку, из-под которой выглядывали ножки в темных колготках.

— А-а… — протянул Стас, слегка растерявшись. — Я не ломал, красавица.

Он неуверенно улыбнулся девочке.

— Просто… я нашел неисправность в этой собачке, — проговорил он.

Девочка с наивным любопытством смотрела на него.

— А что за… не-ис-прав-ность? — дочка Ореста Гольшанского сдвинула бровки.

— А-а… эм… Ну-у, видишь ли тут проблемы… с глазиком, — Стас сам не мог понять, почему ему вдруг стало так неловко перед ребенком.

Корнилов почувствовал себя вором и преступником, в больших серо-зеленых детских глазах.

— И ты сможешь его починить? — с некоторым подозрением спросила девчушка.

— Да, — кивнул Стас. — Смогу…

Тут Корнилов обратил внимание на куклу в левой руке близняшки, и его пробрал волнительный озноб.

— А можно посмотреть твою куколку? — вдруг спросил Стас. — Пожалуйста… я верну, обещаю.

Девочка опустила взгляд на куклу, которую прижимала к себе, а затем пожала плечиками.

— Ладно…

Стас присел возле девочки, и осторожно принял из её рук куклу.

Кукла была очень милой, с симпатичным личиком и чистыми глазками. У неё были блестящие каштановые волосы, и она была облачена в платье. В зеленое платье с белым горошком. Из вискозы.

— Господи… — выдохнул Стас.

— Её зовут Карина, — сказала девочка, поглядев на Стаса.

Корнилов взглянул на девчушку.

— Красивое имя, — кивнул.

Малышка просияла, и довольно улыбнулась.

— Скажи, милая, а такое платье у Карины было всегда?

— Нет, — покачала головой малышка. — Это платье для Карины мне принес дедушкин друг.

— Ка-кой… дедушкин друг? — осторожно спросил Стас.

— Который катал его на машине.

У Стас подпрыгнуло сердце.

— Этого друга звали Нифонт?

— Да, — кивнула девочка. — У него ещё фамилия такая смешная.

Она захихикала.

— Да, — глядя на неё, проговорил Стас. — Действительно смешная.

Откуда-то внезапно донесся тяжелый, басовитый гул. Стас резко выпрямился. Странный звук нарастал, усиливался и приближался.

Корнилов, по службе в армии отлично знал этот звук. Так шумит мотор вертолёта.

Стас подошел к окну, отодвинул занавески, и посмотрел на улицу.

К домам Гольшанских стремительно приближались два вертолёта.

Корнилов увидел, как вертолёты зависли над территорией домов Гольшанских. В следующий миг его взгляд наткнулся на подвешенные снизу к вертолетам стволы тяжелых пулеметов.

— А что это так шумит? — дочка Ореста Гольшанского подошла к Стасу.

Корнилов в одно мгновение развернулся, подхватил девчушку на руки и бросился прочь из комнаты.

В следующий миг снаружи застучали гулкие грохочущие выстрелы. Раздался треск, что-то в доме рухнуло. Зазвенело стекло. Раздались крики.

За спиной Стаса лопнуло стекло комнаты, пули изрешетили стены комнаты Людмилы, и вспороли кровать.

Девочка на руках Стаса истошно кричала. Её крик тонул в шуме выстрелов. Стас с ребенком на руках сбежал вниз, увидел перепуганную Елизавету.

— У вас есть подвал?!! — заорал он.

— Возле кладовой! — прокричала на смерть перепуганная женщина.

— Быстрее туда! — рявкнул Стас.

Ворвавшиеся в дом пули разбили мебель, вазы, разорвали цветы, разбили посуду, и выбили щепки из пола.

Стас и Елизавета подбежали к кладовке. Здесь они увидели перепуганную Клару, Ореста, со второй близняшкой на руках.

— Елизавета!.. — вскричал Орест.

— В подвал, немедленно! — вскричала Елизавета.

Стас и все семейство Гольшанских, сбежало вниз, в подвал дома.

Подвал Гольшанских напоминал помещение супермаркета, только без прилавков и касс.

Елизавета Гольшанская закрыла дверь в подвал. Сверху грохотало. С потолка осыпалась крошка и пыль.

Девочка на руках Ореста тихо плакала. А малышка, которую держал Стас, лишь молча жалась к нему, удерживая в руках куклу в зеленом платье.

Корнилов достал телефон, и по горячей линии вызвал подкрепление из росгвардии.

А сверху по-прежнему гремели мощные, гудящие выстрелы. Слышно было, как всё в доме рушится и ломается. Приглушенно звучали голоса людей.

— Ублюдок! — выдохнул Орест, глядя на потолок. — Это всё Аккорд! Сраный ублюдок!

— Орест! — дрожащим голосом воскликнула Клара Гольшанская. — Не при детях!

— Это точно он! — покачал головой Орест, не обращая внимания на замечание жены. — Больше не кому!

Стас взглянул на него. Об Аккорде, главе одной из мафиозных группировок он был отлично наслышан.

— Почему вы думаете, что это Аккорд? Как он может быть связан с вами?

Елизавета с опаской посмотрела на Стаса.

— Он один из самых опасных врагов моего сына, — ответила она холодно и грустно.

— И не удивлюсь, что это он стоит за убийством адвокатов! — воскликнул Орест. — И головы наверняка тоже прислал он! Пас-скуда…

— Орест! — рассерженно вскричала Клара.

Глядя вверх на потолок, Стас поймал себя на том, что успокаивающе ласково поглаживает по голове прижавшуюся к нему девочку.

Стрельба закончилась также внезапно, как и началась. Просто внезапно всё стихло, и только откуда-то приглушенно звучал слабеющий шум вертолётных двигателей.

Стас и Гольшанские, просидели в подвале до тех пор, пока не прибыл отряд спецназа СОБР.

Когда Корнилов смог взглянуть на последствия обстрела, открывшаяся картинка его заметно впечатлила.

Оба жилых дома Гольшанских, как и гараж были просто изрешечены, и беспощадно избиты пулями.

Разбиты стекла, крыши домов, стены покрыты глубокими выбоинами и пробоинами. Снег вокруг засыпан отвалившимися кусками стен и мелкой щебенкой бетона. На расчищенных мощеных дорожках вокруг дома лежало в лужах крови несколько охранников. Их тела были искромсаны вонзившимися в них пулями.

Присев на снегу, Стас подобрал гильзу от пули калибра 12,7 миллиметров. Покрутив её в руках, он оглянулся на дом, в подвале которого он прятался вместе с Гольшанскими.

Орест в это время орал на уцелевших охранников, обвиняя их в случившемся.

— За что я плачу вам деньги?! Где безопасность, которую вы должны обеспечивать?! Я вас спрашиваю!!!

Бойцы СОБРа, удостоверившись, что в них здесь не нуждаются, вскоре уехали.

Корнилов, подошел к Елизавете, которая стояла в доме, и, прижав руки к груди с сожалением рассматривала расстрелянную пулями мебель и засыпанный многочисленными осколками пол.

— Елизавета Марковна, — обратился к ней Стас.

Женщина обернулась на него. Корнилов увидел застывшую в глазах женщины растерянность, а на лице слёзную тревогу.

Елизавета явно, как и Стас была потрясена реальностью случившегося. Случившееся сегодня было за гранью её привычного восприятия. Потому что такого с ней, наверняка, не случалось даже в лихие девяностые.

— Что вы хотели? — спросила она грудным, подавленным голосом.

— Ваш сын обвинил в случившемся Аккорда, — произнес Стас. — А что вы думаете по этому поводу? Он мог пойти на… такое?

Стас выразительно оглядел разбитый пулями дом.

Елизавета лишь горько усмехнулась.

— Как видите…

— Значит вы разделяете мнение сына?

Елизавета пожала плечами.

— Мало у кого ещё хватит наглости так себя вести.

— Вроде бы Аккорд не был раньше замечен в таких поступках, — ответил Стас. — Да и методы у мафии сейчас другие.

— Аккорд недавно приходил к моему сыну в тюрьму, — отведя взор, сообщила Елизавета. — Сильвестр сказал, что он угрожал ему. Из-за интервью Ореста.

— Я видел это интервью, — кивнул Стас. — По вашему Аккорда могли так сильно задеть слова Ореста.

— Леон Корф один из самых мстительных людей, которых я знаю, господин подполковник, — тихо фыркнула Елизавета.

Она взглянула в глаза Стаса.

— У меня нет четкой уверенности, что это он… Но, просто больше некому! Больше никто из врагов Сильвестра не посмел бы себе вот… такое! Это… Это же совершенно дико! И… Я вообще думала, что это уже не возможно, особенно в наше время!

Она сорвалась на крик. Голос её задрожал. Пережитый страх давал о себе знать.

Стас вернулся в спальню Людмилы Елизаровой. Выбегая из комнаты с девочкой на руках, он оставил здесь игрушечного щенка с камерой вместо глаза. Забрав его, Стас прошел к своему внедорожнику, стоящему в гараже Гольшанских. К облегчению Стаса его машина была цела. Чего не скажешь о стоящих рядом спорткарах с эксклюзивным тюнингом.

Бросив игрушку на заднее сиденье, Стас завёл автомобиль и осторожно выехал через открытые ворота.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 18 января

Общее напряжение затвердело в застывшем воздухе нашего класса. Большинство моих одноклассников сидели, опустив головы, и уткнув взгляды в парты. Многие даже дышали украдкой, боясь привлечь внимание Исидора Игоревича.

Страх удушающей хваткой плотно обвил каждого из учеников девятого А. Страх походил на хищного и всегда голодного питона, который беспощадно сдавливал моих одноклассников в своих объятиях, лишая их даже мысли о сопротивлении. Этот вечно голодный удав, в отличии от всех остальных питонов, умел отравлять своим ядом сердце и рассудок. Он порабощал, угнетал и высасывал волю из всех сидящих здесь школьников.

Исключение составляли только я и Лёва Синицын.

Я, по известным причинам, уже, наверное, просто выработала некий иммунитет против страха и паники в подобных ситуациях. И хотя я тоже отчаянно боялась и нервничала, но мой разум и воля были со мной.

Лёва же, на мой скромный взгляд, был просто слегка социопатом с блестящим интеллектом, но крайне сдержанными эмоциями.

Я не билась в истерике, не давилась тихими слезами, я боялась, сохраняя разум и обдумывая что можно предпринять. А предпринять что-то было просто необходимо. Я это видела по лицу и поведению Капитонова.

Он убьет, если ничего не предпринять. И он убьет тем более, если вмешается полиция. Он начнет с Голубева, затем, наверное, пристрелит Локтева, и следом их двух приятелей. Он уже дал понять, что узнал моих одноклассников, которые напали на него в пятницу. И сегодня он пришел мстить. Он пришел убивать.

И самое печальное, что хочет отомстить не только за нападение в пятницу, он жаждет мести вообще за всё, что ему приходилось терпеть всю его жизнь. За долгое угнетение, постоянное одиночество и пренебрежение со стороны окружающего общества. Он слишком долго терпел и копил. И нападение моих одноклассников на него стали последней решающей каплей. Гнев, боль, раздражение и мутировавшая жажда справедливости вырвались на свободу.

Облегчение ему принесет только кровь. Как чужая, так и своя.

Иными словами, Капитонов может перестрелять половину моего класса, и в последствии застрелится сам.

Я закрыла глаза, вздохнула.

— Ну! — вдруг снова вскрикнул Капитонов.

Стоящий у доски Голубев вздрогнул, втянул голову в плечи, испуганно обернулся на учителя.

— Ну! — опять рявкнул Капитонов. — Решай задачу, выродок! Давай! Это тебе не на последней парте хихикать! И уж точно…

Тут Капитонов подошел к парню, и ткнул ему в лицо пистолетом. Некоторые из девчонок в страхи зажали рты ладонями. Все в классе уставились на Капитонова. А Голубев, содрогаясь в лихорадке ужаса, смотрел на доску.

— Это куда сложнее, — не обращая на всеобщий ужас, зловеще процедил Капитонов, — чем нападать на меня со своими дружками в полутемном дворе!.. Ну, чего ты замер? Где решение, выродок?! Ты не знаешь, да?! Не знаешь?! Не знаешь?!

Голубев поморщился, отвернулся. Капитонов гадко выругался, вспомнив мать и весь род Голубева. В следующий миг он коротко размахнулся, и ударил Толика рукоятью пистолета по голове.

Парень без чувств рухнул на пол. Класс ахнул от ужаса. Кто-то всхлипнул, многие плакали. Всех душил хищный страх.

Капитонов несколько мгновений стоял над бесчувственным телом Голубева. Затем посмотрел на свою руку, в которой был зажат пистолет.

Я отчетливо увидела блеснувшую на рукояти пистолета Капитонова влажную темную кровь. Я опустила взгляд. Мое сердце часто, хлестко билось под грудью. Дыхание застревало в горле, распирая гортань. Я слышала, как с влажным цоканьем интенсивно бьется кровь на моих висках.

Капитонов вытер пот со лба. Обвел класс безумным взглядом, и указал пистолетом на Локтева.

— Теперь ты! Живо к доске! Ну!

Я оглянулась на Гришу. Тот боязливо поднялся, и опустив взор в пол, поплелся к доске.

Капитонов целился в него из пистолета. Я

Я посмотрела на часы над доской. До конца урока ещё больше двадцати пяти минут. И пока урок не закончится, никто в школе даже не заподозрит, что у нас тут творится. Лишь, когда другой учитель придет в класс, начнутся вопросы. А до этого времени ни школьная администрация, ни полиция ничего знать не будут. Мы здесь одни. С обозленным и порядком свихнувшимся преподавателем. Почему школьные психологи не работают с учителями при приеме на работу?

Я недовольно вздохнула, перевела взгляд на учительский стол. На нем неряшливой грудой лежали мобильники учеников. Мой тоже был там. Все так боялись Капитонова, что никто даже не посмел соврать, что не взял с собой мобильный. Но это всё равно было бессмысленно. Потому что Исидор забрал у всех сумки и рюкзаки, и свалил их в кучу в углу, между доской и столом учителя. А ведь у Синицына точно не один мобильник. Но если и есть второй, то он точно в его сумке.

Локтев, опустив голову, подошел к преподавателю.

Я видела, как подрагивали плечи парня. Видела, как он боялся.

— Посмотри на меня! — прошипел Капитонов.

Однако Локтев не посмел. Капитонов поднес ствол пистолета к его лицу, и уперев пистолет под подбородок юноши, заставил его поднять голову и взгляд.

— Что? — проговорил с торжествующим злорадством Капитонов. — Страшно тебе, гадёныш малолетний? Думал тебе и твоему тупице-дружку все с рук сойдёт? Думаешь можешь делать все, что тебе вздумается и ничего за это не будет? А?

Локтев не ответил. Только нервно сглотнул.

Капитонов пару секунд смотрел ему в глаза. Внезапно он резко выругался, отшатнулся от него, поднял пистолет.

Я поднялась из-за стола. Грянул выстрел. Раздались крики.

На глазах у шокированного класса Локтев, крича от боли рухнул на пол. Из его окровавленной ноги на пол хлынула кровь.

Капитонов прицелился в него снова.

— Таким бесполезным и безмозглым выродкам лучше бы вообще не появляться на свет! — проговорил он, с влажными глазами глядя на корчащегося от боли паренька.

— Исидор! — обратилась я.

Капитонов и все, кто сидел поблизости обернулись на меня.

Я стояла возле своей парты, глядя в глаза учителю.

— Сядь, — беззлобно бросил он.

— Они не виноваты, Исидор, — проговорила я.

— Я сказал: сядь! — он навел на меня пистолет. — Не зли меня, девочка!

Я смотрела ему в глаза, не обращая внимания на черный кружок дула пистолета.

— Ты думаешь, тебе станет легче если убьешь их? — спросила я.

— Заткнись! И сядь! — снова рявкнул Исидор.

— Думаешь, так ты сможешь отомстить за то, что происходило с тобой в детстве, Исидор? — спросила я. — Думаешь причинив боль нам ты, залечишь свою? Надеешься, оправдать таким образом свое бездействие и слабость?

— Ты… Ты… — выдавил Исидор, ошарашенно глядя на меня. — Да что ты можешь обо мне знать, малолетняя идиотка!

Я ответила не сразу.

— Ну, хотя бы то… — проговорила я, — как ты всегда существовал в стороне от тех, с кем хотел дружить и общаться.

Лицо Исидора изменилось, дрогнули брови, моргнули глаза.

— Ты стоял в стороне, в тени, издалека наблюдая, как другие дети играют вместе и веселятся, — продолжала я. мТы завидовал им, ненавидел их и злился на себя.

Я говорила это с печальным сочувствием, без обвинительных интонаций. Я старалась, чтобы в моем голосе так же звучало осторожно сострадание. Но без проявления жалости.

Опасный парадокс состоит в том, что по-настоящему жалкие люди приходят в ярость от проявления жалости к ним.

Ведь они, конечно, не жалкие. Одинокие. Брошенные. Презираемые. Не удачливые… Но только не жалкие.

— Так было всю твою жизнь, Исидор, — продолжала я, по-прежнему глядя в его глаза. — Ты всю жизнь доказывал себе и окружающим, что ты не хуже. Что ты достоин быть среди них… Но каждый раз тебя отвергали.

Я чувствовала, что иду по тонкому льду, или по лезвию ножа, образно говоря. Но иногда путь к душе человека, и дорога к сердцу проложены хрупким льдом, под которым пропасть пекла.

И сегодня, здесь, сейчас это был именно такой случай.

И я шла. Осторожно. Не торопливо. Уверенно.

— Тебя не редко избивали, верно? — спросила я, и сделала шаг вперёд.

Пистолет подрагивал в руке Капитонова.

— Это было отвратительно, — покачала я головой. — Тебя считали слабым, хотя таким никогда не был. Ты продолжал бороться… Ты продолжал добиваться признания. Ты всего лишь хотел быть в компании… Чтобы у тебя были друзья, приятели, и конечно, любимая девушка. Как у всех.

Я вздохнула. Капитонова всхлипнул.

— Ты оставался сильным, не смотря на то, как часто тебя отбрасывали, пинали и отвергали, — продолжала я.

— Откуда… тебе знать-то… — выдохнул Капитонов. — А? От… откуда?

Я пожала плечами, чуть усмехнулась. По-доброму, тепло и сочувственно.

— Только сильный человек мог оставаться таким же упорным и старательным как ты.

Я подошла ближе. Теперь между нами было всего два-три шага. Я видела подрагивающий блеск в его глазах. Видела скопившуюся в душе Капитонова боль, стыд, и страх.

— Единственный раз, — продолжала я, — когда ты чуть не оступился произошел из-за того, что тебе отказали в выдаче диплома. Ты помнишь? Помнишь этот день Капитонов?

— Ты… — выдохнул Исидор. — Ты… откуда… к-как… Но…

— В ту ночь ты много думал, — продолжала я, — ты не смог справиться с этим, и решил покончить с жизнью. Помнишь ту ночь, Исидор?

Пистолет выпал из руки вздрогнувшего Исидора, и с тяжелым металлическим стуком ударился об пол.

— Я… Но… К-как… — на растерянном лице Капитонова отразилось шокированное непонимание.

Его рот приоткрылся, а брови выгнулись вверх, губы задрожали. Всё это придало его лицу скорбное и слезное выражение.

— Я тебя… помню… — всхлипнул он, глядя на меня.

Я оторопела. Перед глазами промелькнуло то воспоминание, та ночь из жизни Капитонова, когда он чуть было не сделал роковой безвозвратный шаг.

Я вспомнила тот миг, когда Капитонов увидел меня и закричал… Но… Но это же было его воспоминание. Я же не могла… быть там.

— Я тебя… помню! — ошарашенно громко прошептал Исидор, таращась на меня с взбудораженным потрясением на лице. — Я тебя помню! Ты… Ты была там! Ты… Ты была… там… на крыше… Когда… Когда я…

Он нервно сглотнул, пожирая меня глазами.

Я, в свою очередь, сбитая с толку глядела на него. У меня не укладывалось в голове, то что он мне сказал. Он не мог меня помнить! Не мог… и не мог увидеть. Но увидел… Что всё это значит?

Капитонов судорожно втянул воздух, шагнул назад, глядя на меня с нескрываемым ужасом.

Я, подчиненная какому-то, страшному наитию, наоборот подошла к нему. И молча взяла его за руку. Он не сопротивлялся.

Мои глаза застлала вспышка света, я начала падать, но чьи-то крепкие руки удержали меня от падения.

… Я стояла посреди дремучего леса. Меня окружали голые, лишенные листвы деревья с корявыми ветками. Вокруг плыли густые облака тумана. А сверху глядела немая ночь.

Я, затаив дыхание огляделась. Со всех сторон меня окружали сухорукие и криволапые деревья с когтистыми ветками.

Слыша свое гулкое сердцебиение, я осторожно прошла вперёд. В рассеивающемся густом тумане я увидела темную безжизненную почву без единого зеленого стебелька травы.

Я не понимала, где я. Куда мне идти? Что делать? Я в смятении вертела головой по сторонам. Пока не услышала. Тихий, приглушенный сдавленный плач. Он с трудом просачивался через плотную дымчатую завесу тумана.

Помешкав, я ринулась на звук. Деревья преграждали мне путь, и тянули ко мне свои кривые лапы-ветки с длинными «когтями». Они цеплялись за мои волосы, за одежду, норовили впиться в лицо, и выцарапать глаза.

От тумана моя одежда промокла, напиталась влагой. Я почувствовала холод и охватывающую тело дрожь. Звук плача крепчал, приближался. Это плакал мужчина. Я слышала это по голосу. Это плакал Исидор.

Туман рассеивался передо мной, пока впереди вдруг не показался Исидор. Он стоял на коленях, комкал руками черствую почву и сотрясался от тихого рыдания.

— Я потерялся… я… я заблудился, — твердил он, качая головой. — Я потерялся… Я… я не знаю… куда мне идти.

Я нервно сглотнула, приблизилась к нему.

— Исидор, — тихо сказала я.

Он вскочил, и порывисто обернулся. С взлохмаченными волосами он уставился на меня через очки, которые съехали на бок.

Поправив очки, он нервно сглотнул, присмотрелся ко мне.

— Ты… — проговорил он. — Что ты здесь делаешь? Откуда ты взялась? Откуда… Откуда я помню тебя?..

— Не знаю, — соврала я. — Но, зато я смогу вывести тебя отсюда.

— А что это? — Исидор обвел взглядом мрачный, окутанный туманом, злачный лес с голыми деревьями. — Где мы?

— Это твои страхи, твоя боль, и твое вечное одиночество, — сама того не ожидая, вдруг ответила я.

Я не могла объяснить, откуда знаю это. Просто внезапно озарение и осознание этого факта вдруг снизошло на меня.

Я подошла к Исидору.

— Я могу вывести тебя отсюда, пока ты не наделал страшных вещей, о которых будешь жалеть, — сказала я, и протянула ему руку.

И я знала, что смогу его вывести. Просто была уверена в этом. Просто знала. И знала, что должна ему помочь.

Исидор снова поправил очки, боязливо коснулся моей руки.

— Ты правда… поможешь мне выбраться?

— Да, — я улыбнулась ему, глядя на него снизу вверх. — Я помогу. Идём…

Я легко потянула его за руку. Он сделал неуверенный шаг. Затем ещё один. И ещё. Я повела его за собой. Мы шли не долго. Может быть пол часа. Я не могла сказать точно. Течение времени здесь явно ощущалось иначе.

Исидор крепко, отчаянно сжимал мою руку. Я не оглядывалась на него. Я просто шла по тропе, которую выбрала по наитию. Я знала, куда идти. И знала, куда должна вывести заблудившегося Исидора.

Туман вокруг начал рассеиваться. Затем я почувствовала ветер… и запахи. Вкус аромата травы, цветов, деревьев. Через завесу тумана прорвалось пение птиц и рассеянные лучи солнца.

Через несколько мгновений в ставших прозрачными клубах тумана уже просматривались силуэты раскинувших вдалеке деревьев.

А через несколько шагов. Мы обнаружили, что стоим перед широко раскинувшейся зеленой долиной.

Открывшийся нам пейзаж зачаровывал своей живописностью. Заросшие цветами и травой холмы, переливчатая речка, лес, утреннее солнце над горизонтом. Теплый ветер с травянисто-цветочным привкусом, и шелест листвы.

— Что это за место? — спросил стоявший рядом Исидор.

Я улыбнулась, глядя на полумистический, невероятно идеальный ландшафт.

— Гармония, умиротворение и твое душевное равновесие — ответила я, и оглянулась на него. — То, что ты так долго искал всю свою жизнь, Исидор. То, чего тебе не хватало, чтобы жить и радоваться жизни. То, без чего ты бесконечно долго метался от одного стремления к другому.

— Я хотел… — он подавился, поперхнулся.

— Внимания, любви, дружбы и заботы, — проникновенно проговорила я мягко. — Я знаю, Исидор. Всё это появиться у тебя, когда ты перестанешь доказывать самому себе, что и так знаешь.

— Что?.. — растерянно спросил Исидор.

— Что ты достоин и внимания, и любви, и дружбы и даже заботы, — ответила я.

Он шумно сглотнул. С надеждой посмотрел в олицетворение его Гармонии.

— И что… я всё это найду здесь?

— Нет, но это позволит тебе обрести всё, что ты так долго искал.

Он взглянул на меня. Взволнованно моргнул, и прошептал с надеждой, наивно, по-детски:

— Обещаешь?

— Обещаю, — кивнула я.

Он крепче сжал мою руку, и мы сделали шаг…

— … Ника, Ника ты меня слышишь? Эй! Очнись уже, пожалуйста! Я тебя прошу!..

— Лёва, — поморщилась я. — Перестань меня трясти.

— Прости, — Синицын помог мне подняться. — Просто я беспокоился о тебе.

Тяжело дыша, я оперлась руками о парту, и огляделась.

Класс был пуст. На партах красноречиво лежали оставленные ручки, раскрытые тетради, учебники и линейки.

— А где все? — спросила я Лёву.

— Я их выгнал, — усмехнулся Синицын.

— Выгнал? — переспросила я растерянно. — А-а… А где Капитонов?

Но прежде, чем Лёва успел ответить, за мой спиной раздался протяжное всхлипывание.

Я резко обернулась. Между учительским столом и школьной доской, на полу, поджав колени, среди разбросанных рюкзаков сидел Исидор Игоревич.

Я убрала с лица прядь волос, и подойдя к Капитонову, осторожно присела рядом с ним.

— Исидор Игоревич, — обратилась я чуть боязливо.

Он взглянул на меня. И взгляд его был странно безмятежен и спокоен. Хотя глаза и ресницы ещё подрагивали.

— Как ты могла быть… в моем прошлом? — спросил он. — Ты… Это ведь ты тогда спасла мне жизнь… Ты… если бы не твой крик… Я бы… Но… Как же… Я не понимаю…

— Не знаю, — честно ответила я, и тут же спросила. — Исидор Игоревич, мне нужно вас кое о чем спросить.

Он лишь пожал плечами. Я расценила это, как согласие.

— Что вы знаете о приюте «Зелёная колыбель»?

Он поднял меня взгляд, и вдруг печально, бессильно улыбнулся.

— Это не приют…

— Простите? — переспросила я. — Но…

— Это, — хмыкнул Капитонов, — одно из самых мерзких и отвратительных мест, которые я когда либо видел.

Я нервно сглотнула, подобралась ближе, взволновано глядя в лицо Капитонову.

— Почему?

Он покачал головой.

— Ты не представляешь… что они там делают… с этими детьми!

Он перевёл взгляд на меня.

— Расскажите, — попросила я. — Пожалуйста…

— Зачем? — тихо спросил он.

— Я хочу помочь эти девочкам.

Но, Капитонов покачал головой.

— Ты не можешь им помочь.

— Почему?

— Они их собственность.

— Чья собственность?! — встревоженно спросила я. — Вы о чем?! Администрация приюта считает эти детей своей собственностью?

— Нет, — качнул головой Капитонов, — так считают гости этого места…

— Гости? — переспросила я. — Исидор Игоревич? Какие гости? Что они там делают? Что они делают с детьми?

— Я не могу тебе рассказать, — прошептал Капитонов.

— Что?.. — не поняла я. — П-п… Почему? Почему не можете?

— Я… Я очень хочу это забыть, — с отчаянием страстно проговорил глядя мне в глаза Исидор.