Среда, 18 июня.

-Девушка, мне долго ещё свой хот-дог ждать?!

-Извините, а мой кофе, вы что прямо из Бразилии везёте?!

-Мне не нравиться эта картошка, и соус какой-то подозрительный...

-Что это вообще ***ть такое?!

-Ты после работы свободна? Может прокатимся?

-Посоветуйте пожалуйста, что-то не жирное, но вкусное.

-А этот стейк из свежего мяса? А какие овощи входят в этот салат?.. Что вы смотрите? Вы не знаете состав ваших блюд? Позовите вашего менеджера!

-Счёт, пожалуйста!

И это всё, выше перечисленное, только малая доля того, что я услышала за сегодняшний день.

Помимо этого, я узнала, что в нашем городе есть нудные и дотошные, противные, склочные, наглые и откровенно неприятные люди.

Причем эти люди, создавалось такое ощущение, специально приходят в кафе и закусочные, чтобы там унижать официантов.

Так они, видимо само утверждаются. Ну, точнее пытаются.

Я обслужила сегодня больше сорока семи посетителей... после сорок восьмого, я перестала считать и быстро сбилась.

Я выслушала тонну негативных реплик, проклятий и гадких пожеланий в свой адрес, в адрес поваров и всего заведения.

Я успела один раз облить человека горячим кофе.

За это меня чуть не убили, совершенно игнорируя тот факт, что я стояла на месте, а в меня по-идиотски врезались.

В меня швырнули тарелкой, когда решили, что мясо в блюде не достаточно прожарено.

Одна тётка в дурацком зеленом платье решила, что я её обсчитала.

И на целый час разразилась долгим скандалом. При этом она так вошла в раж, что даже когда ей все вокруг доказывали, что она ошиблась, женщина продолжала верещать и проклинать всех нас, угрожая физической и моральной расправой.

Я стала свидетелем того, что один человек может съесть две тарелки куриного супа, проглотить две порции свиных рёбрышек, закусить это всё тремя бутербродами с икрой и...

И остаться в живых!!!

Далее в моей памяти идёт молодой человек, который три часа провёл, что-то сосредоточенно печатая в своё макбуке.

Я как раз проходила рядом, с подносом полным медовых желе, когда этот тип, издав дикий, обезьяний ор швырнул свой макбук об пол.

Принялся истерично топтать ногами свой гаджет, выкрикивая жуткие, грязные ругательства и склоняя, уже знакомые мне слова русского мата, так, что я в который раз удивилась богатству, изощренности и определенной аморфности русского языка.

Истеричку мужского пола многие снимали на телефон.

Пока он топтал несчастный ноут, лицо его покраснело, слюна забрызгала рубашку и галстук.

Волосы взъерошились, а очки съехали на бок. Выглядел он так жутко, что в пору было звать экзорцистов.

А я была так впечатлена, что отнесла заказ не к тому столу.

А люди там всё съели, но платить отказались, мотивируя это тем, что они приняли эти желейки за подарок от шеф-повара.

Стоимость блюд изъяли из моих чаевых и оплаты.

То есть я уже теперь сама должна заведению тысяча двести семьдесят пять рублей.

Нормально начала, ничего не скажешь.

Наконец часы пробили девять. Ресторанчик, в котором я теперь отбываю наказание, опустел. Официанты начали разбредаться домой. Уборщики вооружились швабрами и моющими средствами.

Я убрала последний стол. Вытерла пятна от чая и пива, смахнул крошки от печенья, и отдраила засохшее пятнышко кетчупа.

После этого, я переоделась из униформы в обычную одежду.

-Всё,-сказала я кладя свой зелёный фартук и жилетку в металлический шкафчик.-На сегодня Добби свободен.

Я вышла из кафе. Оглянулась по сторонам.

Улицы наполнял густой вечерний сумрак. Небо над крышами домов стремительно темнело, таяли остатки дневного света.

Зажглись городские огни и фары автомобилей.

На остановке я села в маршрутку. Заняла место у окна, достала наушники. До родного Строгино мне около часа ехать, не меньше.

Я включила музыку. В динамиках наушников зазвучал успокаивающий, жизнерадостный голос Эда Ширана.

Я уставилась в окно. Закрыла глаза. Только сейчас, сидя в наполовину полной маршрутке, я осознала насколько я сегодня устала.

Голова шла кругом. Меня клонило в сон.

Я пропустила тот момент, когда музыку в наушниках сменили другие звуки.

Это был короткий, тихий всплеск воды.

Я открыла глаза, затаила дыхание. Пульсация крови в венах нервными толчками отзывалась во всем теле.

Внутри стелилось промёрзлое ощущение чего-то неосязаемого, пугающего и мрачного.

Шум плещущей воды.

Я медленно сняла наушники. Отстранилась от окна. Обвела взглядом маршрутку.

Остальные пассажиры смотрели в разные точки. У всех на лицах читается усталость. У кого-то грустная, у кого-то угрюмая, у некоторых мечтательная. Все поглощены своими мыслями.

Я услышала в ушах шаги и голос.

Он что-то мычал. Я поняла, что это мотив какой-то песни. Она была мне не знакома.

Затем раздался металлический скрип, тихий лязг и шелест.

Затем ещё раз. И снова. Он повторялся раз за разом.

Мычание неизвестной песни не прекращалось.

В салоне маршрутки погас свет. Но я не услышала реакцию пассажиров.

Мы ехали дальше, как ни в чем не бывало. От проезжающих мимо автомобилей по салону ползли линии света.

Свет внезапно зажегся снова.

Я застыла, замерла. Я перестала моргать и дышать.

Страх упругой волной хлестнул по лицу и телу.

И тут же, рывком участилось мое дыхание, с безумным ритмом хлестко застучало сердце.

Я сидела в просторной комнате.

Слабо, тускло горел мрачный, желтый свет. Он озарял старые, ободранные стены, с пожелтевшими обоями.

Мерклые блики света отражались в высоких зеркалах, у стен.

Полумрак был пропитан плотным, смешанным, стойким запахом.

Точнее разными запахами. Десятками противоборствующих ароматов.

От них кружилась голова.

Я снова услышала звонкий всплеск. Он отозвался дрожью, взбежавший по моим позвонкам.

Я обернулась.

Я увидела его. Меня сковал судорожный ужас. Моё тело онемело.

Я узнала его. Узнала его силуэт. Тот самый. Тот же, что я видела в первый раз, тогда в душе, дома.

Сейчас он стоял над белой ванной. Вода слегка выплескивалась через края, с влажным плеском капала на, старый, битый кафельный пол.

Я увидела, ка силуэт Романтика склонился над ванной, опустил руки в воду.

Через пару секунд он медленно выпрямился, я увидела, как он извлекает из воды обнаженную девушку.

Я мгновенно узнала Яну Долгобродову. Я узнала её волосы.

Чёрный силуэт Романтика повернулся прочь и неспешными шагами пошел куда-то в глубь своей квартиры.

Воспоминание вздрогнуло, исказилось. Точно поверхность воды, в которую швырнули камень.

Видение растаяло. Я снова еду в маршрутке.

Меня трясет, в теле прыгучим ритмом бьется пульс.

Мне холодно. Холод жжет пальцы рук, целуют шею, лижет щеки.

В маршрутке всё ещё темно. Я пригляделась к полумраку. Пассажиров не было.

По темному салону скользили лучи света уличных фонарей.

После очередного луча, я увидела силуэты.

Они безмолвно и неподвижно сидели на своих местах.

Новая полоска света пересекла салон маршрутки.

Зажегся свет в салоне. Я увидела их.

На сидениях маршрутки, вместе со мной ехали женщины.

Все они сидели с распущенными волосами, склонив головы.

Мокрые волосы закрывали их лица.

Я медленно, опасливо огляделась.

Кроме меня и них в салоне маршрутки больше не было никого.

Одна из женщин сидела прямо напротив меня. На ней было выцветшее платье с пёстрым узором. Руки она держала на коленях.

Её тело тряслось в такт езды маршрутки. Она чуть покачивалась из стороны в сторону.

Я выжидающе, украдкой поглядывала по сторонам.

Я не знала, что им нужно. Я не знала, чего они хотят. Я только знала, что просто так они не приходят.

Я перевела взгляд на женщину в цветастом платье.

Я встревоженно, чуть нахмурилась рассматривая её. Она не была похожа ни на одну известную мне жертву Романтика.

Я перевела взгляд на другую женщину, через проход, справа от меня.

Она была в джинсовых шортах и цветной блузке.

Я чуть наклонила голову, пытаясь разглядеть её лицо под опущенными волосами.

Я нервно сглотнула. Но я не ощущала страха или ужаса, глядя на этих женщин. Скорее напряжение от неясности.

Я понимала, что они... что их здесь нет. Их уже нет. Романтик забрал их. Их всех. Но зачем они здесь?

Я обвела взглядом салон маршрутки. Я насчитала их восемь.

Восемь женщин и девушек. Восемь безжизненных, не подвижных тел.

Я снова тяжело сглотнула, на мгновение прикрыла глаза.

В груди почувствовалась тянущая, выкручивающая тяжесть.

Сознание прожигала настойчивая, очевидная и мрачная догадка.

Значит он начал не сейчас. Значит Богуслава Мартынова не была первой жертвой.

Значит... Господи!.. Он начал убивать на много раньше! Он начал собирать свои розы, не здесь, не в этот раз, не в эти месяцы.

Он начал раньше. Свет в салоне маршрутки несколько раз моргнул.

Я обратила внимание, что свет от фар встречных автомобилей и фонарей перестал рассекать салон маршрутки.

Я перевела опасливый взгляд в окно. Оттуда смотрела густая тьма ночи.

И ни одного источника света. Как будто весь город в одночасье погасил все огни и добровольно погрузился в ночной мрак.

Или же...

Маршрутка внезапно замедлила ход. Начала останавливаться, и наконец замерла, чуть скрипнув.

Пару секунд ничего не происходило.

Я сидела, не смея пошевелиться, не смея громко дышать, жалея, что слишком громко стучит моё сердце.

Открылись двери маршрутки. Я вздрогнула всем телом.

В тот же миг все женщины в маршрутке встали.

Я в ужасе, забралась на сидение с ногами, поджала колени.

Меня внутренне скручивало и сжимало от накатывающего лихорадочного чувства проникновенного кошмара.

Мое дыхание звучало прерывистыми, шепчущими выдохами.

Женщины одна за другой, не спешными шагами, друг за другом вышли из маршрутки и выстроились перед ней шеренгой.

Они стояли спиной ко мне.

Я несколько раз моргнула. Они ждут. Ждут меня?

Сердце забилось сильнее. В горле сохло и першило.

Холодели кисти рук и кожа на спине.

Я вздохнула, снова закрыв глаза, и встала. Бросила взгляд на кабину водителя. За рулем никого не было.

Я перевела взгляд на женщин, стоявших подле маршрутки.

Они ждали.

Я подошла к ступеням выхода, осторожно спустилась на ватных, ослабевших ногах.

Мои подошвы коснулись асфальта.

Лицо погладил влажный, ночной воздух. Я услышала шелест листьев.

Ночь была необыкновенно темной, беспросветной.

Но свет фар маршрутки внезапно погас.

Я порывисто обернулась. Автобус исчез. На его месте ветер играл пылью.

Я перевела взгляд на женщин с опущенными волосами.

Они бесшумно, все так же молча, вереницей уходили в глубь ночи.

Я, пересилив себя, пошла за ними.

Я ступала по мягкой траве, за спиной последней девушки. У нее были золотисто-рыжие волосы.

Диана Егорова.

Мы шли мимо каких-то валунов. В густой темноте мне было трудно разглядеть что это такое.

Но когда глаза привыкли к темноте, я различила металлические ограды, высокие плиты и темнеющие в полумраке ночи кресты.

Кладбище... Они привели меня на кладбище.

Я застыла, пораженная осознанием этого факта.

Меня с новой силой охватил сотрясающий ужас.

Захотелось развернуться и бежать. Бежать подальше от этой тьмы, от обступающего меня мрака. Хотелось к свету.

Ветер внезапно усилился, подул сильнее. Он стал холоднее, он пах травой.

А с неба проступили серебристо-белые, ясные лучи света.

Я подняла голову. Ветер вскинул пряди моих волос.

Надо мной в ночном небе расползались облака.

Они не хотя повиновались, уступая место свету звёзд и ярко-горящей половинке луны.

На моих глазах ночное небо словно начало выцветать, подобно ткани на солнце.

И наконец из чернильно-чёрного небо стало тёмно-синим, бездонно синим, с лазурными разводами.

Это дивное явление поразило, взбудоражило и захватило меня.

Я опустила взгляд.

Ясный, лучистый, серебристо-белый свет луны и звёзд освещал мне широкую тропу.

Этот свет был предназначен для меня.

Освещаемая тропа упиралась в ветвистый, огромный куст вдалеке.

Вокруг него полукругом встали все те женщины. Они замерли там неподвижными статуями.

Они ждали. Опять. Они ждали меня. Моего решения.

Я решилась. Ступая по мягкой траве, я медленными, настороженными шагами направилась к кусту.

Он рос, становился больше, по мере моего приближения.

Порывы ветра толкали меня в спину.

Я уже замечала на ветках куста расцветшие бутоны роз.

Они не казались мне красивыми. И цвет их напоминал прежде всего кровь.

Мне показалось ветки с розами начали качаться сильнее, когда я подошла.

Мне показалось, они не рады меня видеть. Они не хотят, чтобы я была здесь.

Они злятся. Розы злятся. В них буквально кипит гнев ко мне.

Он злиться... Я чувствую, ощущаю эту злость, почти тактильно.

Я подошла к раскидистому кустарнику, встала перед ним.

Искоса взглянула на женщин с распущенными волосами на лицах.

Они всё так же стояли молчаливыми статуями.

Ждали.

Я вздохнула. Приблизилась к могильной плите под кустарником.

Мария Хазина. Родилась девятнадцатого, ноль пятого, тысяча девятьсот восемьдесят второго. Умерла двенадцатого июня две тысячи третьего года. В двадцать один год.

Я покачала головой. Мария Хазина...

Стас кажется, что-то говорил, что он... Что Романтик выбирает жертв, у которых матери родились именно в эту дату.

Я по очереди оглянулась на безмолвных жертв Романтика, что все так же неподвижно стояли полукругом.

-Кто это такая?-спросила я дрогнувшим голосом.-Она мать кого-то из вас?

Я не ждала, что они ответят.

Растерянность и волнение усиливались, возрастали. Я не понимала. Что они от меня хотят?! Зачем воспоминания этих женщин привели меня на кладбище посреди ночи! К могиле какой-то Марии Хазиной! Что я должна понять...

И тут меня осенило. Я подняла взгляд на раскидистый кустарник.

Его листва зашелестела от порывов ветра. Шелест листвы напоминал злобное шипение.

Мария Хазина, подумала я, мать... Его мать.

Мать Романтика.

Едва эта мысль осела в моей голове, как резкий, агрессивный порыв ветра набросился на кустарник роз.

Я обернулась боком, сжалась, закрылась от налетевшего мощного дуновения, внезапно рассвирепевшего ветра.

Ураганный ветер прижал траву к земле, сорвал с кустарника роз десятки листьев.

Они закружились в стремительно вращающемся вихре.

Он ринулся на стоящих возле меня женщин.

Вихрь ветра и сорванных листьев словно смыл или стёр призрачные воспоминание, явившиеся в виде безликих женщин.

Вихрь как будто бы вобрал их в себя и поглотил.

Он несколько мгновений неистово вился вокруг могилы Марии Хазиной.

Я, жмурясь, прикрывалась руками.

Неожиданно в усиливающемся, ураганном вихре я различила голоса.

Точнее один голос.

Злой. Яростный. Взбешенный.

Видение ворвалось в мое сознание с ослепляющей вспышкой.

В спину, словно что-то резко, с силой ударило.

Мои легкие выдавили воздух.

Я увидела.

Я увидела всё те же старые, обглоданные временем стены его квартиры.

Все тот же тусклый, серо-желтый свет с полумраком.

И я увидела, его силуэт в неистовстве мечущийся по квартире.

Он в порыве злого безумства рвал цветы, рвал розы и кромсал, резал и давил их.

Я видела какая бесконечная злость одолевала его. Я фактически могла осязать её.

Видение резко сменилось. Как, всегда.

Длинный коридор. Сине-белые стены.

Я прохожу мимо закрытого электрошитка и ящика с огнетушителем.

Я подхожу к светлой двери с белой табличкой. Отчетливо вижу номер квартиры. Двести восемьдесят четыре.

Я достаю ключи. Я открываю дверь квартиры. Я захожу внутрь, тихо закрываю дверь. Ставлю на пол две больших сумки.

Я оглядываюсь.

В квартире темно. Сейчас поздняя ночь. Я крадусь в полумраке. Захожу в комнату.

Это спальня. Я подхожу к широкой, двуспальной кровати.

Несколько мгновений я смотрю на спящую женщину.

Я знаю эту женщину... я следила за ней...

Он следил. Романтик. Это его воспоминание. Я в его воспоминании. И я вижу... сейчас увижу, кого он собирается убить на этот раз.

Он осторожно, чтобы не разбудить спящую женщину садиться на край кровати.

Гладит её по плечу. Она вздрагивает. Просыпается.

-Боря?-сонно пробормотала она.

Он молча качает головой. А затем резко наклоняется вперед, зажимает рот женщине.

Она начинает сопротивляться. Пытается ударить его.

Он быстрым, ловким движением вонзил шприц ей куда-то возле шеи.

Женщина вздрогнул, судорожно вдохнула, и обмякла.

Романтик, подождал несколько мгновений. Он поглаживал её по руке, по животу и по груди.

Затем, когда женщина потеряла сознание, осторожно и понёс в зал.

Он вернулся в коридор. Зашел в следующую комнату.

Тут спала полная, пожилая женщина.

Она не успела даже понять, что произошло.

Он не поднимал её. А как мешок, выволок из комнаты и тоже положил в зале. Когда он вышел в коридор, открылась дверь четвёртой комнаты.

-Мама?

Меня охватила паническая дрожь. Я узнала голос этой малышки.

Это была та девочка. Ирина. Я подарила ей куколок.

Воспоминание испарилось.

Я приподнялась. С недоумением осмотрелась.

Я лежала на влажной, густой траве.

А надо мной возвышался раскидистый кустарник роз.

Сияющий лунный свет пробивался через его листья и ветви.

Кустарник роз казался чёрным на фоне яркого света луны.

Он зашелестел листвой. Шумно, агрессивно. Он словно прогонял меня. Он не хотел, чтобы я была здесь.

Я встала с травы. Пошатнулась.

Меня тошнило и знобило. Частое ощущение после того, как мой мозг был измучен видениями.

Но мне некогда приходить в себя.

Я набрала Стаса.

-Да?-через мгновение раздался его голос.

-Стас.-выдохнула я и горько всхлипнула.-Что вы наделали...