Среда, 18 июня

Когда он вышел, оставив Нику одну, в нём окрепла устойчивая мысль, что если с ней что-то случится, он застрелится.

Стас знал, что будет элементарно не в силах это вынести.

Да. Вот так.

И сейчас он корил себя за то, что оставил её.

Он гнал от себя поганые мысли. Мысленно проклинал Романтика.

И ещё ругал себя последними словами.

Он был виновен в неудачной засаде. Он был полностью виновен, что Романтик обозлился.

Стас знал это.

Домбровский и Арцеулов молчали.

Между ними на двоих молчание было мрачным, тяжелым, удрученным.

Коля владел собой хуже всех.

Он мерил площадку подъезда широкими, быстрыми шагами, два раза наорал на людей, что выглянули из квартир и спросили в чем дело.

Арцеулов молча курил. Уже восьмую сигарету.

Всех изводила мысль, что они могут только ждать.

И затаившийся этажом ниже отряд специального назначения, прибывший несколько минут назад, тоже вынужден ждать.

Ждать... Ожидание изматывало, нервировало и мучало.

Корнилов последние десять минут стискивал руками деревянные перила лестницы, пытаясь справиться с накатывающими волнами въедливых опасений.

Майор пытался быстро понять, что он может сделать и, что предпринять.

Самое просто решение, отдать приказ о штурме.

Да, может показаться со стороны, что так было бы проще.

Только это нужно было делать сразу, а не теперь, когда там Ника.

Стас, в который раз глухо рыкнул, коря себя за то, что позволил Нике остаться и сыграть в опасную игру.

Единственное, что его не много успокаивало так это, что не смотря на свой крайне нежный возраст Ника психологически куда взрослее своих сверстников, а о таких подонках, как Романтик, знает, наверное, по больше большинства знакомых ему следователей.

Почему? Да потому, что они профессионалы, опирающиеся на опыт и знания, а она банально, в прямом смысле слова, может заглянуть убийце в душу.

Стас бы в жизни не оставил Нику, если бы не помнил, как ей удавалось уже в похожих ситуациях воздействовать на убийцу.

В конце концов именно Ника убедила Московского живодёра, отпустить последнюю жертву.

И до этого, именно эта девочка с сияющими платиновыми волосами и искристо синим взглядов проникновенных глаз, убедила семью садистов из Подмосковья сдаться полиции.

Невероятно? Бред?! Чушь?.. Но, это факт.

Правда факт, о котором знает крайне ограниченное количество людей.

Стас прикинул, что принесет ему приказ о штурме.

Выходило, что ничего, кроме гибели и Романтика, и заложниц, и Ники.

И не факт, что сами бойцы не пострадают.

От Романтика, Стас теперь это осознал окончательно, можно ожидать чего угодно.

Помимо бессильного беспокойство за Нику Стасу не давало покоя навязчивая мысль о том, как Романтик собирается сбежать.

И собирается ли.

Когда из-за закрытой двери квартиры, где засел Романтик с заложницами, раздался внезапный девичий крик, Корнилов чуть не оторвал перила, за которые держался, стоя возле лестницы.

Он бросился к двери, его догнал Коля, схватил за локоть.

-Стас, стой! Вломишься и им всем крышка! Он же сказал!

-Хрена мы вообще стали играть по его правилам!-рыкнул Корнилов с ненавистью глядя на закрытую дверь.

-А что мы должны были делать?!-повысил голос Коля.-Переговорщиков вызывать? Он бы убил заложниц! Всех троих. Даже маленькую кроху в пижамке. Он бы не стал ждать Стас.

Корнилов услышал неспешную поступь Арцеулова.

Обернулся. Бородач, глядя на Стаса с печальным взглядом кивнул.

-Он прав, Стас. Даже я с этим согласен.-вздохнул Сеня.-И снайперы ничего не видят, он об этом позаботился.

Корнилов оглянулся на дверь. Он чувствовал, как на виске нервно бьется жилка височной артерии.

Стас волнуясь потер ладонью подбородок.

Из квартиры донесся новый крик.

-Чтоб тебя!-выругался Стас и дёрнул за ручку двери.

Дверь не подалась. Корнилов дёрнул ещё раз.

Тщетно!

-Дерьмо!-выругался Стас.

Его сотрясала неудержимая, почти паническая тревога.

Он проклинал себя за глупость и беспечность!

Из-за того, что Ника слишком часто ему помогала, слишком часто, брала на себя ношу, которая не по силам большинству взрослых, он забыл... что она сама ещё всего лишь ребёнок.

В двери квартиры что-то щелкнуло.

Стас и его опера отскочили, схватились за оружие.

Стас увидел, как повернулась изогнутая ручка двери.

Затем тяжелая, входная дверь медленно приоткрылась.

И в коридор вышла Ника.

-Господи...-вырвалось у Коли.

Стас увидел заплаканное лицо Ники, увидел перепуганную, дрожащую девочку у неё на руках.

А затем опустил взгляд на босые ноги Ники.

Они были перемазанные кровью.

Нику била дрожь. У неё тряслись плечи. А взгляд был отстранённый, рассеянный.

Она шла с трудом, прихрамывая и тихо плача.

Корнилов ринулся к ней. Жестом отдал Арцеулову команду, тот вернулся в коридор, помахал руками спецназу.

Бойцы поднялись на этаж, ринулись к квартире.

Стас осторожно взял у Ники ребенка, передал Коле, а сам быстро подхватил Нику на руки.

Лазовская с благодарностью прижалась к нему. Корнилов в ужасе снова посмотрела на израненные ноги девушки.

Он видел застрявшие в её ногах куски стекла. Часть из них со звоном посыпалась на пол.

Его обуяла ярость. Он желал растерзать Романтика, оторвать ему голову, расстрелять на месте и сжечь.

Он не стал ничего спрашивать у Ники. Он видел, что девушка не была способна, что-то объяснять.

-Вы скорую вызвали?!-спросил он Домбровского.

-Так, точно.

-Отлично.

Они посторонились пропуская Арцеулова во главе отряда спецназа.

Внизу, на улице Корнилов сам положил Лазовскую в карету скорой помощи.

Девушка спрятала лицо в ладонях тихо, горько заплакала.

В её слезах были пережитая боль, ужас, чувство вины и облегчение.

Стас сидел рядом. Держал её маленькую, узкую ладошку, с отеческой заботой гладил по светловолосой голове.

Ника хотела рассказать Стасу о том, что происходило за закрытой дверью.

Но Корнилов остановил её.

Они были не одни. Рядом сидел врач скорой помощи и цокая языком осматривал ноги девушки.

-Нужна операция.-безапелляционно заявил он.-У девушки глубокое поражение в мышечных тканях и кровопотеря.

-Тогда поехали.-рыкнул на него Стас и постучал в окно водителя.

Скорая тронулась с места.

Корнилов подумал, что возможно ему следовало бы остаться с Арцеуловым, проследить за результатом действия спецгруппы, увидеть своими глазами место преступления.

Но он не смог оставить Нику.

Тем более, в этом Корнилов не сомневался, она расскажет ему гораздо больше, чем он мог бы найти в той квартире.

Скорая выехала со двора дома. Водитель включил мигалку, сирену.

Автомобиль разогнался набирая скорость.

Ника посмотрела в глаза Стаса.

-Вы отдали девочку её отцу?

Корнилов усмехнулся.

Ника оставалась верна себе.

Сама изранена, напугана, истощена и измучена.

А переживает за чужого, мало знакомого ребенка, совершенно чужих людей, при этом будучи сама ребенком.

Кто-то мог бы обвинить эту белокурую девушку в бездумном, глупом и восторженном альтруизме или позёрстве.

Но, Стас знал её, и знал, что Лазовская искренна в своих действиях, поступках и словах.

Она одна из не многих людей, что ещё не утратили чувство сострадания и сочувствие.

Одна из тех, в ком, как бы это сейчас пафосно и глупо не прозвучало, просто живёт настоящее, обыкновенное и ни чем не мотивированное добро.

Добрая девочка с печальными, задумчивыми глазами, думал о ней Стас.

Стремится помочь другим, хотя обычно, мало, кто готов прийти на помощь к ней самой.

Корнилов крепче сжал её горячую ладошку.

Врач, сидевший у ног Ники, спешно и осторожно вынимал осколки.

И обрабатывал рану. Лазовская то и дело морщилась, шипела от боли.

Корнилов бросил взгляд на окровавленные осколки стекла.

Он так стиснул зубы, что едва не раскрошил их.

Врач уже вынул десяток вымазанных в крови Ники, стеклянных осколков.

И это только те, что на поверхности.

Машина ускорилась.