Дальше Болото было. Как раз за оврагами. Так себе место тоже. Невесёлое.
Сова, как проснулась, сразу митинг собрала. И ну байки вчерашние метелить: вы, говорит, теперя не сброд какой, а Освободительное движение. И кто ни есть какой доброволец, пусчай вступает. Потому как Лося-кровопийцу надо на чистую воду вывести.
- Верно! - кричали. - Довольно нашу кровушку пить!
Ну, наломали коряг и пошли.
Сова, она, наверное, Богом обиженная слегка. Рехнулась дура старая, то есть. Но прок с того большой вышел: вся шушера носится, гать стелет, тачанку тащит, Сова едет, мы с Хорём сзади идём. Важные-преважные. Да. Ежонок какой сунет под крышку нос: ух ты! - Хорь ему по носу - хлоп:
- Не «ух ты», а «продУхты». Золотой, понимаешь, запас!
Понятное дело, «золотой запас» только мы трескали. Белка пропала куда-то, зато лягушек всяких повылезло.
Повертелись - и тоже пошлёпали заодно. Откуда это энтузиазм (тьфу) такой, я, конечно, и не догадывался. Зато приятно как - идёшь по гати сухой этаким бобром, а тебе в ноги падают:
- Бобре наш!
Только вечером Хорь пришёл хмурый. Отозвал в темень и говорит:
- Слушай, Бобр. Они Лося делят.
- Да ну?! - говорю.
- Вот тебе и «ну». И копыта мои, и шкуру, и потрохи. А мы с тобою - дурному Сову учим. Потому как утром будет уже Тёмный Лес. Про него страшные вещи сказывают. Гать до конца проложили, смотрят: вот он, Лес. Ну и пошёл душок, дескать, всё дело народное задумали мы погубить на корню; вот. Так что ночью Сову берём - она всё равно дрыхнет - и дёру. На тачанке. А то съедят.
Я только:
- Эк! - и глазами хлопаю.
- То-то, брат! Дери её так, политика…
Да. Драпанули мы знатно. С помпой, так сказать. Почитай, вся рать за нами и кинулась. Хорь сопит, тачанку катит, а я что есть мочи ору:
- Хорь, - ору, - заряжай! Щас всех порешим, гадов!
Тут вся контра в болото шлёпнулась, а мы в Лес вкатились и затихли там - а ну следом пойдёт кто? Никто не пошёл - своя голова дороже…