Извержение вулкана

Газы, пар, пепел, вырываясь из вулкана, образуют гигантский столб (ставрос по–гречески), напоминающей по своей форме дерево, итальянскую пинию, откуда и происходит название: «пиниеобразный столб». Днем этот столб кажется черным, ночью светится в отблесках лавы и вследствие многочисленных электрических разрядов в атмосфере вокруг него. Высота дымового столба нередко достигает нескольких километров.

Когда пар и газы вырываются из жерла и трещин, они увлекают за собой куски лавы, вулканические бомбы; в Неаполе их называют «слезами Везувия». Размеры этих бомб очень разнообразны: от 1 метра до бомб величиною с железнодорожный вагон. Еще больше извергается мелких частиц (так называемых лапилли), величиною не более обыкновенного ореха.

Вулканический песок и пепел — это мелкий лавовый снег. Песок обыкновенно черного цвета, похож на порох. Вулканический пепел представляет собою тонкую белую или серую пыль. Все эти продукты извергаются в гигантских количествах и уносятся на громадные расстояния. Даже при небольшом извержении Везувия в 1872 г. улицы Неаполя в течение нескольких дней были покрыты слоем пепла. При больших извержениях пепел Везувия достигал Константинополя и Сицилии; количество его нередко доходило до двухсот тысяч кубометров. Пепел Этны попадал на северные берега Африки. Пепел исландских вулканов, например Геклы, падал в 1875 году в Стокгольме, отстоящем на 1900 км. В Гватемале пепел был унесен на 2000 км и в 350 км от кратера он полностью затмил солнце.

Среди газов и продуктов возгонки выделяются водяные пары, хлористый водород, различные хлористые соединения кремния, калия, натрия, железа, меди и других металлов, сероводород, сернистая кислота и сернистые соединения натрия. Хлористый натрий (обыкновенная соль) появляется после некоторых извержений в таком количестве, что покрывает белыми налетами обширные пространства; например, исландцы после извержения Геклы ходят собирать соль на ее склонах. Покрывая застывшие столбы лавы, соль образует соляные столбы.

Мощное извержение вулкана (особенно наблюдаемое в непосредственной близости) представляет собой страшное и величественное зрелище. Вокруг центра извержения падает каменный дождь из пепла, лапилли и вулканических бомб; в воздухе стремительно распространяется удушливый запах паров серы и серной кислоты, которые выделяются в огромном количестве и отравляют растения, животных, птиц и т.д.; рыбы погибают и всплывают на поверхность. Мелкий пепел ниспадает густыми хлопьями и заполняет воздух до такой степени, что затрудняет дыхание; он покрывает толстым слоем все окрестности вулкана, заполняет даже мельчайшие трещины и поры. Благодаря своей легкости, пепел уносится в громадных количествах на расстояния в несколько тысяч километров, вблизи же вулкана он засыпает целые города. Иногда все это происходит чрезвычайно стремительно — на протяжении нескольких минут.

По мере роста дымового столба усиливается подземный грохот, шипение выделяющихся газов и шум от падения рыхлых продуктов. В темной массе столба появляются многочисленные светлые полосы, следы раскаленных и светящихся кусков лавы, которые выстреливаются из жерла с огромной скоростью, засыпая окрестности. Достигнув верхних, более холодных слоев атмосферы, масса паров дымового ставроса сгущается и образует густые тяжелые тучи, которые расползаются в горизонтальном направлении, придавая ставросу вид гигантского дерева или креста; затем начинается мощный ливень, сопровождаемый грозою, непременным следствием извержения; молнии пронизывают всю эту дымящуюся массу во всех направлениях, и небо освещено не только ими, но и появляющейся лавой. Раскаты грома, дикий грохот извержения, все это придает окружающей местности хаотический вид, особенно когда густые тучи, наконец, опускаются вниз и окутывают вершину вулкана. Ливень, смешиваясь с вулканическим пеплом, образует громадные потоки грязи, которые, низвергаясь с большой скоростью по склонам, сметают все, что попадается на их пути. Эти потоки гораздо опаснее медленно ползущей лавы и, высыхая, образуют вулканический туф.

Все эти явления, постепенно усиливаясь, обычно заканчиваются страшным взрывом, за которым следует излияние потоков лавы, которая либо перехлестывается через край жерла, либо вырывается из многочисленных трещин, появляющихся на склонах вулкана, или же, наконец, выбрасывается в виде исполинского огненного фонтана, как это было, например, при извержении Мауна–лоа на Гавайских островах в 1880 году, когда огненный столб поднялся почти на половину высоты вулкана, а его отблеск был виден более чем за 100 км от места извержения.

Лава пропитана большим количеством газов, поэтому, как только она появляется на поверхности, верхний ее слой мгновенно окутывается густым слоем пара и газа. Пока поток еще жидок, газы выделяются по всей поверхности, но как только начинает образовываться твердая кора, они вырываются уже из узких трещин и отверстий, проламывая кору и вызывая иногда мелкие извержения, вспарывающие начинающую уже застывать поверхность лавового потока. Пробивая кору, газы вырывают ее куски и подбрасывают их вверх; они, падая обратно, нагромождаются вокруг места прорыва и образуют небольшие конусы, называемые фумаролами, или гортиносами. Если на пути лавы попадаются животные или человек и она успеет накрыть их раньше чем они сгорят в пылающей атмосфере, то их стремительное разложение под лавой дает большое количество нового газа, который также вызывает взрывы и образование столбовидньгх фумарол, застывающих в виде шлаковых столбов.

Большое число таких фумарол или маленьких вулканов–паразитов покрывает поверхность лавы еще долгое время после ее остывания, и если под лавой есть источники, то они долго не успокаиваются. Так фумаролы Хорулльо дымились еще через 40 лет после извержения.

После прохождения основной фазы извержения подземный грохот и землетрясение стихают, количество рыхлых продуктов уменьшается, дождь пепла прекращается. Лава обычно еще продолжает изливаться, сдвигая массы прежней, уже остывшей лавы, лежащей впереди, или, переливаясь через нее лавопадами.

По внешнему виду поверхность лавовых потоков бывает очень разнообразна, однако различают только два главных типа лав: глыбовую лаву и волнистую лаву. Глыбовая поверхность возникает при быстром затвердевании коры, сопровождающемся громадными выделениями газообразных продуктов. Быстро образующаяся твердая кора лавы вследствие движения потока разрывается на отдельные глыбы, которые надвигаются друг на друга наподобие льдин во время ледохода; они перекидываются друг через друга, раздробляются, образуют неправильные выступы всевозможных форм, в результате возникает поверхность, очень похожая на вспаханное поле. Чем крепче глыбы, тем более сильны взрывы газов, и тем более поверхность потока приобретает хаотический, дикий вид.

Волнистая лава, напротив, движется медленно и медленно твердеет; поверхность ее состоит из отдельных струй, которые, застывая, придают местности спокойный волнистый характер. Очень часто глыбовая лава, выделив основную массу газов и пара, превращается затем в спокойную волнистую лаву.

Извержения часто сопровождаются землетрясениями значительной силы, которые раскалывают землю в окрестностях вулкана большими трещинами. Трещины, образовавшиеся при первом ударе, иногда закрываются при последующих и, таким образом, скрывают навсегда и раздавливают все, что успело попасть в них.

При землетрясениях в прибрежных странах возникает мощная волна (цунами), которая сначала отступает от берегов, открывая морское дно на значительном расстоянии, а затем возвращается обратно, затопляя иногда широкую полосу берега. Иногда все это происходит настолько быстро, что производит катастрофы, не менее ужасные, чем само землетрясение. Отступление воды обыкновенно продолжается от 5 до 35 минут, но иногда и несколько часов. Так, при землетрясении в Перу в 1690 году отступившее море возвратилось только через 3 часа, а в 1678 г. через 24 часа. Во время Лиссабонского невулканического землетрясения 1 ноября 1755 г. море сначала значительно отступило от города, а затем вернулось в виде цунами высотою в 26 метров, а у Кадикса — в 20 метров. Эта волна, разрушив все, что уцелело после землетрясения, распространилась почти на 15 км вглубь и погубила 60 тысяч человек.

При одиночном, кратковременном, хотя бы и очень сильном извержении образуются простые конические вулканы, редко достигающие значительной высоты. Но если извержения повторяются, то продукты их постепенно наращивают большую гору, состоящую из перемежающихся слоев туфа, рыхлых продуктов и лавы.

Простейший кратер вулкана, представляет собой правильное воронкообразное углубление, внутри которого открывается устье канала в виде дополнительного внутреннего конуса, называемого боккою. В больших кратерах бокка занимает лишь небольшую часть дна и обычно окружена валом из шлаков и лавы, в сущности представляя собою кратер в малом виде. При продолжительном извержении бокка образует внутри кратера второй конус; такие двойные конусы встречаются у большей части действующих вулканов, например, Везувия, Тенерифа, Этны и т.д.

Все, даже самые большие вулканы, если они постоянно производят извержение из одного и того же центра и выделяют преимущественно рыхлые продукты, обладают исключительно правильной конической формой, и кратер их по чистоте своих очертаний вполне заслуживает сравнения с чашей (что, собственно, и означает по–гречески «кратер»). Таковы, например, вулкан Семеру на Яве, посвященный Шиве, богу разрушения, а также вулкан Сумбинг, считающийся «гвоздем, которым Ява прикреплена к земле» (образ гвоздя естественно возникает из формы дымового столба, вершина которого расползается вверх, образуя шляпку).

На Яве, в Мексике и других местах вулканы окружены легендами и считаются жилищами богов, требующих не только простых, но и человеческих жертв. Так, например, вулкан Тонгориро признается: единственным местом, достойным принимать тела прославившихся предводителей, которых бросают после смерти в кратер. В Европе Везувий также считался жилищем бога Вулкана.

 

 

Вулканы Европы

В Европе действующие вулканы находятся только в Италии и составляют три группы: группу Неаполя, Липарскую группу и группу Этны. Можно, правда, добавить еще группу вулканов Греческого архипелага, но эта группа состоит практически из потухших вулканов. Только Санторин проявлял какую–то активность, и вулканическая деятельность замечалась на дне моря. Не исключена, конечно, возможность, что в прошлом активность этих вулканов была выше. Например, одно из гипотетических объяснений гибели крито–микенской культуры состоит в том, что причиной ее послужило катастрофическое извержение вулкана на Фере (см, напр. [11], стр. 244).

Этна в Сицилии — самый мощный вулкан из всех европейских и изучен не менее Везувия. При его значительной высоте (3317 м) он почти постоянно покрыт снегом..

Вулканическая группа Липарских островов расположена между Неаполем и Сицилией. Самый замечательный вулкан этой группы — Стромболи (900 м высотки) находится в состоянии постоянной деятельности.

Наиболее интересная для нас группа Неаполя, кроме знаменитого Везувия, содержит вулканические острова Иехия, Прочида и Вивара, а также так называемые Флегрейские поля, представляющие собою целую систему туфовых конусов — больших бокк, появившихся в разное время на дне древнего кратера, часть которого опустилась под уровень моря. Некоторые из эти конусов возникли уже в исторические времена, как, например Моште–Нуоьо в 1538 г. н.э.

Что же касается Везувия, то он на 1200 м возвышается над равниной, состоящей из трахитовых турфов. Его почти круглое основание имеет в диаметре 13 км, а склон наклонен под углом 25 градусов. Из Неаполя Везувий кажется двуглавым, вследствие сохранившегося края северного старого кратера, называемого Соммой, высота которой постоянна, тогда как современный конус извержения меняется. На склонах Везувия находится много второстепенных конусов извержения. Древний туф, служащий основанием Везувия, желтого цвета и содержит остатки морских раковин вследствие первоначального подводного положения Везувия: он вышел из моря, постепенно нагромождая продукты извержения.

В отношении характера вулканической деятельности Везувий во многих отношениях представляет собой уникальное явление. В древности он даже не считался вулканом и был покрыт роскошной растительностью, а в его кратере, по преданию, спасался Спартак. Совершенно неожиданно будто бы в 79 г. н.э. Везувий вдруг произвел ужасное извержение, которое разрушило и засыпало много поселений и три города: Геркуланум, Помпею и Стабию, только в настоящее время появляющиеся на свет в результате раскопок. С тех пор Везувий находится почти в постоянном действии и считается, что до начала XX века он произвел 22 сильных извержения. В § 3 мы рассмотрим раскопки в Помпее и, в частности, обсудим дату извержения, погубившего Помпею. Сейчас же мы только заметим, что самым ранним извержением, описанным в более или менее надежном источнике, является извержение Везувия, происшедшее за 4 года до вступления на престол Одоакра, т.е. в 472 г. н.э. Оно упомянуто в Хронике Марцеллина и в книге «Готская война» писателя VI века Прокопия. По–видимому, о том же извержении говорит комментатор XI века Кенфилинус, который, однако, относит его за 8 лет до смерти Септимия Севера, аналога (см. гл. 6) Одоакра (см.[2], стр. 103—104).

 

 

Метеориты

Падение крупного метеорита — редкое явление, по грандиозности мало, в чем уступающее мощному вулканическому извержению. Не говоря о страшном ударе при падении, пролет крупных метеоритов сопровождается серией ударов, взрывами и впечатляющими световыми эффектами. Мы не будем их описывать: из–за шумихи, поднятой в последнее время Тунгусским метеоритом, вся читающая публика со всеми метеоритными эффектами хорошо знакома.

Быть может, стоит только добавить, что, хотя, крупные метеориты при падении, как правило, раскалываются, сила их удара бывает такова, что образуются глубокие ямы—кратеры. Так, например, метеорит, упавший 10 мая 1879 г. в американском штате Айова, вырыл глубокую яму шириной в 4 метра, быстро заполнившуюся подпочвенной водой.

Немудрено, что наряду с вулканами большие метеориты всегда пользовались особым вниманием и нередко обожествлялись. Наиболее известный пример — метеорит «Кааба», к которому ходят на поклонение мусульмане (об этом метеорите и его связи с исламом мы еще будем говорить в гл. 15). Еще в 1965 г. метеорит, упавший в Алжире, был раздроблен на камни, которые распределялись как святыня. «Античные» авторы сообщают, что в Греции небесные камни являлись олицетворением матери богов Кибелы. Так это или не так, но еще в XVIII веке в Европе падение камня с неба без вмешательства высшей силы считалось невозможным, чему доказательством служит печально знаменитое решение Парижской Академии Наук, которая только в 1803 г. была вынуждена под давлением фактов пересмотреть свою точку зрения.

 

 

Законы Моисея

Дадим слово Морозову:

«Был ли Моисей?… существовал ли когда–нибудь коллектор моральных требований древнего общества, письменно оформивший их в документе, называемом «Десятью заповедями»?

Конечно, существовал, так как эти заповеди — факт и, кроме того, все десять соединены между собой в монолитное произведение. Это — первый свод законов земного человечества, написанных, несомненно, одним лицом.

Но был ли автором его именно Моисей, имя которого они носят. В этом можно сильно сомневаться именно потому, что они — кодекс обязательных законов. Ни один из таких кодексов не носит имени своего автора. Французский свод законов получил название «Кодекс Наполеона I», хотя и был выработан в 1800—1804 году не им, а комиссией Тронше, Биго, Порталиса и Мельвиля. Старинный русский свод законов называется Уложением царя Алексея Михайловича (1649г.), хотя этот царь едва ли мог грамотно соединить между собой даже несколько фраз на бумаге (этот пример Морозова неудачен: сохранились сотни собственноручных писем Алексея Михайловича; однако, конечно, это не означает, что он был автором Уложения. — Авт.)..

…Почему же все собрания законов носят имена не их действительных авторов, а царствовавших при них императоров? Потому что мало было составить свод законов, надо было иметь физическую силу для того, чтобы заставить людей им повиноваться, а эта сила была в древности только у царей.

Все это приложимо и к первому человеческому кодексу. Он носит имя десяти заповедей Моисея, т.е. избавителя (МШЕ — значит избавитель, спаситель…) не потому, что он был написан этим человеком, а потому, что человек этот был признанный властелин, имевший физические средства, чтобы заставить население своей страны исполнять данные предписания. Сами же заповеди были написаны одним из ученых его времени, и скорее всего Ароном, имя которого значит просветитель: АЕРН — просветитель, от АЕР — светить» ([2], стр. 159—160).

 

 

Происхождение законодательства

Как были даны Богом законы Моисею, подробно описано в Библии. Мы опять будем цитировать синодальный перевод, вводя лишь оговоренные выше поправки (в основном переводы собственных имен). Кроме того, вместо «Моисей», будем писать «Избавитель».

«На третий день, при наступлении утра, были громы и молнии, и густое облако над горою (Синайскою), и трубный звук весьма сильный… Гора же Синай вся дымилась от того, что Громовержец сошел на нее в огне; и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась; и звук трубный становился сильнее и сильнее. Избавитель говорил, и Бог отвечал ему голосом» (Исход, XIX, 16,18—19).

Нет никаких сомнений, что здесь описано начало извержения с дымовым столбом (дым выходил «как дым из печи»).

Дальше содержатся предупреждения об опасности приближения к вулкану:

«… подтверди народу, чтобы он не порывался к Громовержцу видеть Его, и чтобы не пали многие из Него; священники же… должны освятить себя, чтобы не поразил их Громовержец… не может народ взойти на гору Синай…» (Исход, XIX, 21—23).

Моисей же был допущен на гору, и там Бог пророкотал ему длинный список законов, частью обрядового, частью светского характера. Все это время «Весь народ видел громы и пламя, и звук трубный и гору дымящуюся… а Избавитель вступил во мрак, где Бог» (Исход, XX, 18,21).

Естественно, что вулканический характер этих (и многих других) библейских картин был замечен очень давно, но всех исследователей останавливал тот неоспоримый факт, что Синайский полуостров, где якобы расположена библейская гора Синай, не носит ни малейших следов вулканической деятельности (он покрыт спокойными слоями древних сиенитовых пород, обнажающихся в его южной части, и на севере прикрытых осадочными породами). Но после всего, что было выявлено в предыдущих главах, у нас нет никаких причин отождествлять библейскую гору Синай с горой, расположенной на Синайском полуострове, и тогда сразу же всплывают два замечательных вулкана — Этна и Везувий.

Как забавный штрих отметим, что известный Емельян Ярославский настолько не сомневался в вулканическом происхождении моисеевых законов, что даже приписал Синайской горе вулканический характер! (см.[108], стр. 20).

Таким образом, «законы Моисея», составленные Аароном и подкрепленные властью Моисея, были освящены извержением Везувия или Этны. По–видимому, они и были впервые провозглашены Моисеем Избавителем во время (или после) одного из крупных извержений. Участие Аарона в законодательстве отразилось в библейском рассказе о посещении Синая Аароном, который по божьему повелению был объявлен также первым священником (см. исход, XXVIII).

 

 

Этна или Везувий?

Снежный, вечно дымящийся конус Этны, гордо возвышающийся на три тысячи метров, плохо подходит под библейское описание. Хотя Этна всегда испускает дым и периодически (каждые 10—12 лет) производит извержения, они никогда не были катастрофическими. Скорее всего, этот вулкан всегда внушал уважение, но никогда ужас. В древности его, по–видимому, рассматривали как алтарь богов, как место их обитания (подобно Олимпу).

Кстати сказать, гора Олимп в Греции ничем особым не выдается, и почему ее считали жилищем богов, непонятно. Не была ли первоначальным Олимпом Этна?

Совсем другое дело капризный и не очень высокий Везувий, неожиданно разражающийся катастрофическими извержениями. Он идеально подходит под библейские описания.

К слову сказать, имя «Синай», возможно, происходящее от латинского «синус» — полость, созвучно с именем кратера Везувия «Сомма».

В Библии гора Синай неоднократно называется также горой Хорив — ХРБ (как правило, во Второзаконии, но иногда и в более ранних книгах), имя которой бесспорно восходит к латинскому «хоррибилис», что значит «ужасный» или «опустошительный». Такое название также как нельзя лучше подходит к Везувию.

Таким образом, мы должны признать, что библейской горой Синай является Везувий.

 

 

Монотеизм против политеизма

«Всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, отражением, в котором земные силы принимают форму неземных» — гласит известное изречение Энгельса. В лице богов древний человек персонифицирует все, что его окружает и влияет на его жизнь. Неизбежным следствием разнообразия мира является поэтому многобожие, политеизм. И действительно, все первобытные религии были политеистичны.

Но тогда совершенно непонятно происхождение монотеистических религий, и в первую очередь иудаизма и христианства, признающих только одного, единого бога. Обычный ответ на этот вопрос состоит в том, что религия опосредствованно отражает не только силы природы, но и социальные формы, и потому появление автократических (самодержавных) форм правления, возникающих в результате распада родового строя, отразилось на небе в появлении «единого бога», самодержавно управляющего миром.

В целом этот ответ никаких возражений вызвать, конечно, не может, но одна, казалось бы, небольшая деталь вызывает недоумение. Ни в одном человеческом обществе не зарегистрирована социальная структура, состоящая из одного, единственного правителя и однородной, бесструктурной массы его подданных. Всегда имеется в наличии некая социальная градация, определяющаяся близостью к правителю. Например, в феодальном обществе всю социальную пирамиду возглавлял сюзерен, затем шли его непосредственные помощники, вассалы, подчиненные сюзерену, но сами осуществляющие почти неограниченную власть над своими собственными вассалами и т.д. И действительно, например, в скандинавском пантеоне мы видим в полном соответствии с раннефеодальной структурой общества главного бога, сюзерена, Вотана (Одина), окруженного менее значительными богами и героями.

Замечательно, что ту же самую картину, но в еще более разработанном виде, мы видим в греко–римском пантеоне, возглавляемом Зевсом—Юпитером, окруженном двором, состоящим из важных, но все же подчиненных Зевсу богов, за которыми следуют боги меньшего калибра, и т.д. вплоть до жителей лесов, дриад и вод, наяд. С традиционной точки зрения, совершенно непонятно, почему этот пантеон отражает социальную структуру не рабовладельческих городов—государств, а средневекового (и уже довольно развитого) феодального общества.

Влияние социальных структур на религию проявляется также и в том, что развившееся в недрах феодального общества христианство, только формально является монотеистической религией. Оно имеет развитую структуру святых различного ранга, которые и по положению, и по функциям вполне аналогичны второстепенным богам. (Мы не говорим уже о концепции Сатаны, превращающей христианство в дуалистическую религию.)

Тем острее встает тогда вопрос: с какой социальной структуры был первоначально списан монотеизм иудейско–христианского толка, признающий лишь единственного Бога, не имеющего никакого окружения, кроме чисто служебных ангелов, вестников, ревниво относящегося ко всем другим богам, и перед которым все люди и все небесные силы в равной мере не имеют никакой власти и никакого авторитета. Концепция такого Бога поражает полным отсутствием (в рамках традиционных представлений) корней и образцов как в социальных структурах, так и в природных явлениях.

Правда, можно сказать, что образцы есть — это восточные деспотии типа ассирийской и вавилонской. Но, во–первых, в рамках библейских сказаний мы уже установили явную их фантастичность, а социальная структура их предполагаемых прообразов, раскопанных в Двуречье, на самом деле совершенно не ясна и, во всяком случае, она заведомо имела достаточно широкий слой привилегированного населения, который в зеркале религии должен был отразиться хотя бы в виде сонма полубогов.

Совсем уже вызывает недоумение традиционное мнение, утверждающие, что монотеистическое поклонение Ягве зародилось у пастушеских еврейских племен, когда для монотеизма, не могло быть уж никаких социальных (и, тем более, природных) оснований.

Можно, конечно, стать и на ту точку зрения, что представление об едином и единственном Боге было выработано в результате колоссального чисто духовного усилия одним гениальным деятелем (или их небольшой группой). Это представление потом быстро распространилось, поскольку цари и императоры нашли эту идеологию очень удобной для обоснования своих «божественных» прав на престол. Но этот взгляд совершенно неприемлем как противоречащий материалистическому пониманию истории. Кроме того, он противоречит и фактическим обстоятельствам: римских императоров, как говорит традиционная история, вполне удовлетворяло политеистическое язычество, пока, наконец, они не были вынуждены признать христианство. (Кстати сказать, совершенно непонятно почему они были «вынуждены»? Ведь по данным даже клерикальных историков христиане составляли в начале IV века не более одной десятой части населения Римской империи (см.[7], стр. 57)).

Впрочем, можно признать, что раз появившийся монотеизм был бы вполне приемлем для правящих кругов и теоретизирующих теологов, а, что касается широких масс, то они быстренько превратили бы его снова в политеистическую религию, подобно тому, как русское крестьянство благополучно совмещало веру в единого бога с признанием святых и такими остатками языческих верований, как вера в леших и домовых.

Таким образом, главный вопрос состоит в том, на основании каких объективных процессов и явлений впервые появилась идея монотеизма. Раз появившись, она уже могла начать свое имманентное развитие вглубь и в ширину.

В рамках стандартных представлений внятного ответа на этот вопрос, не постулирующего исключительности и богоизбранности еврейского народа, фактически нет. Этим широко пользовались и пользуются идеологи иудаизма и сионизма. Еще в середине XIX века основатель так называемого «истинного социализма» Гесс выдвинул тезис о том, что непреходящей заслугой еврейского народа перед человечеством является создание монотеистической религии, которая стала впоследствии всеобщим достоянием цивилизованного мира. Ему вторит современный американский философ Даймонт, утверждающий, что вся европейская цивилизация обязана иудаизму, так как последний заждется на «высоких и извечных началах» монотеизма и т.д. и т.п. (см. напр.[15], стр. 55). Противники сионизма, возражая против этой концепции, доказывают, что первоначально еврейская религия была политеистична и что лишь постепенно «в условиях деспотического рабовладельческого государства религиозные представления древних евреев подвергаются медленному процессу преобразования из политеизма в монотеизм» ([15], стр. 61). Но ведь главный вопрос заключается не в том, «извечен» или нет монотеизм евреев, а в том, появился ли он в результате внешних объективных причин или был создан чисто умственным усилием, то ли волею бога, то ли благодаря исключительности еврейства. На этот вопрос ответа нет, кроме совершенно неудовлетворительных ссылок на «деспотический характер» древних рабовладельческих государств.

Таким образом, в рамках стандартных исторических представлений мы никуда не можем уйти от тезиса исключительности еврейского народа, сумевшего без всякого внешнего повода создать монотеистическую концепцию.

Посмотрим теперь, что об этом говорит Морозов.

 

 

Происхождение монотеизма

По мнению Морозова Везувий издавна был объектом культа в рамках неких политеистических верований. Окружающее его население возводило храмы и молельни не только и не столько ему, сколько разнообразным богам плодородия, мореплавания, деторождения и проч. и проч.

Далее, он предполагает, что в конце III века н.э. произошло какое–то катастрофическое извержение Везувия (сведения о котором в письменных памятниках до нас в явном виде не дошли), которое уничтожило храмы всех культов на склонах, кроме, быть может, какого–то одного из них; повергло и разбило статуи других богов. Единственная интерпретация такого страшного события в глазах верующих могла быть только та, что именно тот бог, храм которого уцелел в результате катастрофы, — это и есть истинный единственный бог, и вулкан сам указал на этот храм как свой собственный храм, и на соответствующий культ как на свой собственный культ. Впрочем, могло быть и так, что просто существовала некоторая секта, которая вообще не имела никакого храма, но поклонялась непосредственно самому вулкану.

Уничтожение при землетрясении статуй, храмов и изображений других богов однозначно указывало в глазах верующих масс, что это ложные боги, и следует поклоняться Богу–Громовержцу, который говорит непосредственно из кратера вулкана дымом, грохотом, молниями, лавой и взрывами.

Возможно, что эти события дошли до нас в виде легенд о низвержении Богом–Громовержцем (Юпитером) Хроноса–Сатурна с его многочисленным воинством (т.е. с сонмом мелких богов) в ад, под землю именно в области Флегрейских полей (см. напр. [80], стр. 297).

Таким образом, по Морозову, катастрофическое разрушение многочисленных святилищ в окрестностях Везувия и Флегрейских полей заставило обратиться уцелевшее население к монотеистическому культу Везувия–Громовержца. Так, впервые возник монотеизм, широко распространившийся затем по всему свету.

Что бы ни думать об этой теории Морозова, нельзя не отметить ее остроумия, психологической правдоподобности и согласия, как с письменными показаниями Библии, так и с геофизическими деталями пейзажа Италии. Кроме того, и с нашей точки зрения, это — главное, никакой другой рациональной теории происхождения монотеизма не существует.

Раз возникнув, идея монотеизма могла умереть и могла выжить. Как мы знаем, произошло второе, и, более того, эта идея легла в основу всех мировых религий.

Морозов связывает быстрое начальное распространение монотеизма с политической ситуацией того времени.

 

 

Создание клерикальной Средиземноморской империи

Развитие ремесел и прибрежной каботажной торговли поставило к III—IV векам н.э. в повестку дня объединение городов и поселков Средиземноморья в единое государственное образование. Необходимость в таком объединении диктовалась возросшими экономическими силами и поддерживалась политическими амбициями властителей наиболее богатых городов и областей. По–видимому, попыток объединения вооруженной рукой было немало, но все они кончались неудачей из–за обширности территории и слабого развития производительных сил, не позволявшего создать и поддерживать достаточно сильную армию, которая смогла бы противодействовать действию центробежных сил.

По–видимому, впервые военный успех выпал на долю Аврелиана и его преемника Диоклетиана (по–гречески «Богопризванного»). Но одних военных сил для борьбы с центробежными тенденциями было мало, и вот тут Диоклетиан сделал великолепный политический ход — он поставил на службу своей нарождавшейся империи только что народившийся монотеизм. Можно думать, что Диоклетиан короновался у подножия Везувия, т.е. освятил свою власть именем единого Бога–Громовержца, только что доказавшего свою мощь низвержением всех других богов. Затем Диоклетиан разослал во все части своей империи миссионеров, проповедников культа единого Бога, с тем, чтобы они поддерживали и его «освященную самим Богом» власть.

В результате Диоклетиан укрепил и свою империю, превратив ее в мощное теократическое государство, и культ Бога–Громовержца, который, имея с самого начала государственную поддержку, широко распространился по всему Средиземноморью.

Личность Моисея в Библии представляет собой сложнейший сплав черт различных лиц как реально существовавших, так и легендарных. Безусловно, в числе этих лиц был и Диоклетиан. Об этом говорит, в частности, то, что оба они были крупнейшими законодателями. В этом смысле можно считать, что библейский Моисей и римский Диоклетиан это одно и то же лицо, и что реальные, не апокрифированные законы Диоклетиана это законы, сформулированные в Пятикнижии.

Создатель первого крупного государства, Диоклетиан должен был декретировать и первый календарь (см. Приложение к § 7, гл. 1). Это объясняет, почему такое распространение получила «эра Диоклетиана». На самом деле, это была «эра первого календаря».

По совокупности всех данных надо думать, что это был простейший 365–дневный календарь.

 

 

Необходимое разъяснение

Все это резко противоречит всей традиционной информации, которую мы впитали в школе, в институтах и при чтении монографической и популярной исторической литературы. Но мы уже выяснили, что вся эта информация основывается на вымыслах и домыслах гуманистов эпохи Возрождения, и доверять ей ни в чем нельзя.

Например, все, что нам рассказывали о централизованной, крепко спаянной бюрократией империи Диоклетиана, это, конечно, сказки. Как утверждает кибернетика, деятельность и единство сложной системы определяется в первую очередь интенсивным обменом информации внутри этой системы. Какой же обмен и с какой интенсивностью был возможен при тогдашних средствах письма и передвижения? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы весь миф о Римской империи разлетелся в клочья.

На самом деле «империю», построенную Аврелианом и Диоклетианом, надо представлять себе наподобие древнерусского государства, когда князья раз в год объезжали свой удел, собирая дань, а заодно вершили суд и расправу. В остальное время жители удела жили сами по себе под управлением местного княжеского наместника, фактически от князя независимого. По общим законам науки об управлении только такая форма государства и могла существовать в то время на обширной территории.

При реконструкции Средиземноморских событий III—IV веков мы можем руководствоваться только общими принципами материалистического понимания исторического процесса, отдельными именами и датами и обрывочными сведениями, которые донесла до нас традиция. Главным же и по существу единственным источником конкретных сведений должна быть Библия. Но, конечно, прочтение заново всей Библии с этой точки зрения — задача невероятной сложности, и мы за нее (так же, как и Морозов) сколько–нибудь глубоко не брались и браться не собираемся.

Наша цель значительно скромнее — показать, что можно создать непротиворечивую схему исторического процесса, которую уже дальнейшие исследователи должны будут конкретизировать (и неизбежно видоизменить).

 

 

Религия Моисея и арианство

Как мы уже говорили, автором законодательства Моисея–Диоклетиана был, по–видимому, его брат Аарон. Морозов полагает, что образ Аарона списан с крупнейшего религиозного деятеля начала IV века, Ария.

Образ Аарона в Библии двойственен. С одной стороны, он ближайший сподвижник Моисея, которому вместе с Моисеем Бог непосредственно сообщает свои законы, и который первосвященствует по велению Бога. С другой стороны, как только Моисей задержался, беседуя с Богом, Аарон немедленно впал в ересь и стал поклоняться «Золотому тельцу».

Быть может, в этой двойственности нашло отражение, с одной стороны, неоспоримо высокое положение Ария в церковной иерархии (как мы уже говорили в гл. 8, он был в 327—333 гг. фактическим главой церкви, а тем самым, по–видимому, и государства), и, вместе с тем, его отклонение от «православной» догматики, выразившееся в анафеме Никейского собора. (Кстати сказать, этот собор, по–видимому, полностью апокрифичен, но сам факт апокрифа отражает какую–то борьбу мнений).

Однако, в связи с отождествлением Аарона с Арием немедленно возникает серьезный вопрос, который, собственно говоря, мог быть поставлен еще в связи с материалом предыдущей главы. Дело в том, что арианство — это как–никак разновидность христианства, а религия Моисея–Аарона к Христу отношения не имеет.

По мнению Морозова, само возникновение этого вопроса является чистым недоразумением, основанным на некритическом следовании традиции.

Известно (см.[1], стр. 109), что «Христос» по–гречески означает просто «помазанный», «посвященный», а в более специальном, мистическом смысле «посвященный в тайны оккультных знаний», т.е. попросту «ученый», поскольку в то время никаких наук, кроме оккультных, не было.

Соответствующее еврейское слово НЗИР, от НЗР — посвящение, по–русски транскрипцируется обычно как «назорей», и вот в книге Чисел в гл. VI мы обнаруживаем большой раздел о назореях, т.е. христах, и о законах, регулирующих их общину.

Сам Аарон был бесспорно назореем–христом; в противном случае он никак бы не мог быть законодателем и первосвященником.

Другой вопрос, это связь Ария с конкретным Иисусом Христом, основателем христианства, этот вопрос чрезвычайно запутан церковной традицией, и его надо специально распутывать. Мы займемся этим вопросом в следующей главе.

Чтобы не заблудиться в разнообразных оттенках теологических положений, кодифицированную в Пятикнижии религию, заповеди и правила которой были якобы самим Богом–Громовержцем продиктованы Моисею и Аарону, мы будем пока называть ааронством.

Обратим внимание, что эта религия не совпадает с современным иудаизмом, хотя бы потому, что она еще не имеет пророческих книг, астрономические зародыши которых, как мы уже выяснили, появятся только через сто — сто пятьдесят лет.

 

 

Город Иерусалим

Топоним «город Иерусалим» мы выше (см.§ 3 гл. 8) переводили как «город Святого Примирения».

Уже упоминавшийся Крупен переводит «Иерусалим» как «Видение Успокоения» или «Надежда Успокоения», производя еврейское имя Иерусалима — ИРУШЛМ от ИРАЕ—ШЛМ (Надежда Успокоения).

Морозов предпочитает производить его от смеси греческого с еврейским: «Иерон—Салим», «Святой Покой» или «Святое Примирение» (см.[7], стр. 367), но указывает, что можно произвести его и от чисто еврейского ИРУ—ШЛМ, «Увижу примирение» и тогда получится «Город, где увидишь примирение» (см.[1], стр. 310).

Во всех вариантах фигурирует успокоение (кого? разгневанного Бога?) или примирение (с кем? с Богом?). Какой бы перевод не избрать, видно, что «Иерусалим» — имя нарицательное. Это город, где богоборцы надеются найти примирение (с Богом?).

Такого рода имя вполне могло прилагаться в разное время к различным городам. Отождествление Богославского царства с ранней Византией показывает, что автор книги Царей считал городом Святого Примирения, Иерусалимом, столицу Византии Константинополь (по–русски, Царьград), но в этом параграфе мы увидим, что в других книгах этим именем называются иные города.

Мы постараемся проследить, как это имя мигрировало от города к городу, пока, наконец, окончательно не остановилось на Эль–Кудсе (так именно называлась палестинская деревушка, пока на нее не пал свет славы, и она не стала теперешним Иерусалимом). Основная трудность состоит при этом в освобождении от гипнотического влияния сложившейся церковной традиции.

Например, в первых пяти книгах Библии («Пятикнижии Моисея») имя Иерусалим не встречается. Вместо него есть город Иевус, который отождествляется с Иерусалимом на основании того, что в Книге Иисуса Навина (XVIII, 28) в перечислении городов сказано «Иевус, иначе Иерусалим». Кроме того, в той же Книге Иисуса Навина (XV, 63), а также в книге Судей (1, 21) говорится «Но Иевусеи живут… в Иерусалиме до сего дня». Наконец, в книге Судей (XIX, 10) сказано (при описании похождений «одного левита»): «… и пришел к Иевусу, что ныне Иерусалим». Вот что говорит по поводу этого Морозов: «Если бы не было этих четырех (или даже трех) пояснений в скобках, то никому и в голову не пришло бы, что в Пятикнижие под именем Иевуса говорится о том же городе, который в остальных библейских книгах называется Иерусалимом и никогда Иевусом.

Ну, а если прибавка в скобках «Иевус, т.е. Иерусалим» сделана тенденциозно, по собственной неосновательной догадке какого–либо из позднейших редакторов еврейской Библии? Тогда вся связь между обоими названиями сразу рушится и город Иевуса придется переводить: Jovis, т.е. город Юпитера Громовержца.

Сам этот город нигде не описывается самостоятельно, а о жителях его, поклонниках Юпитера–Йовиса, говорится несколько раз и всегда неодобрительно… три прибавки в скобках… о том, что, будто бы, это и был город «Святого Покоя», показывают лишь то, что его отождествили впоследствии с каким–то другим городом, носившем такой эпитет с несравненно большим правом» ([7], стр. 367—368).

Добавим к этому, что латинизированное имя этого города заставляет думать о его локализации в Италии, а то, что его имя связывается с Юпитером, а также то, что впоследствии он был отождествлен с Иерусалимом, заставляет считать его достаточно крупным религиозным центром. Кроме того, обращает на себя внимание, что информация об этом городе содержится только в наиболее ранних частях Библии,

Таким образом, мы снова видим, что библейский культ имеет западное (точнее, итальянское) происхождение.

 

 

Сион и Крест

Кроме Синая, в Библии фигурирует еще одна гора — знаменитый Сион (по–еврейски ЦИУН, что значит столб). Имя этой горы толкуется теологами как надгробный столб, который евреи ставят на могиле вместо христианского креста. Считается, что Сион — это небольшой холм около стен теперешнего Иерусалима, хотя никакого столба там нет.

С другой стороны, ассоциирование имени «Столб» с горой наиболее естественно, когда на горе действительно имеется столб, дымный столб вулкана. Так не является ли слово «Сион» другим названием Везувия? В следующем пункте мы увидим, что это действительно так, а сейчас, чтобы не прерывать изложения, примем это в качестве рабочей гипотезы.

Замечательно, что имеется другой религиозный символ, напоминающий пиниеобразный столб вулканического дыма, это крест (кстати, одновременно с сионом использующийся в качестве надмогильного знака). Это тем более интересно, что в греческом тексте евангелий, вместо слова «крест» стоит слово «ставрос» — столб, а вместо глагола «распять» глагол «ставроо», что дословно значит «столбовать», а в переносном значит «сажать на кол».

Термин «крест» (по–латински crux) впервые появился только в латинских переводах евангелий, после чего греческое «ставрос» и было соответствующим образом переосмыслено (но только в текстах религиозного содержания). По–видимому, это произошло довольно поздно, поскольку в славянском переводе говорится более правильно, что Иисус был «вознесен на древо».

Вообще, любопытно, что и сам по себе «столб» играл какую–то важную роль в древнехристианских верованиях, на что указывает распространенный тогда обычай «столпничества», т.е. длительного сидения на столбе. Ортодоксальное объяснение, что это якобы делалось для того, чтобы быть «ближе к небу», может вызвать только улыбку: с большим успехом того же можно достичь просто влезши на крышу. Не подражали ли столпники Христу в его «вознесении на древо»?

Но неужели Христос был посажен на кол? Это очень сомнительно, поскольку после такой казни ни о каком «воскресении» речи быть не может. Единственное рациональное объяснение воскресения Христа состоит в том, что он очнулся после долгого обморока, вызванного мучениями казни, и, следовательно, «казнь» эта либо вообще не предусматривала смерти осужденного, либо не всегда к ней вела. Например, это могло быть привязывание к позорному столбу или, если дело происходило около вулкана, оставление осужденного на определенный срок около дымового ставроса вулкана, чтобы сам Бог решил, жить грешнику или умереть от газов и вулканических бомб. Чтобы заранее не предрешать детали казни Христа, мы, следуя Морозову, будем называть ее столбованием.

Как бы то ни было, мы видим, что термины «Сион» и «крест» с большой степенью вероятности являются отражением одного и того же явления в двух разных этнических зеркалах!

Все это особенно интересно в свете новейшего, уже не столько религиозного, сколько политического употребления обоих терминов.

 

 

Плач Иеремии

Термин «Сион» в Пятикнижии не употребляется: его всюду заменяют термины «Синай» и «Хорив». Напротив, в псалмах и книгах Иеремии и Исайи нет слова «Синай» но зато во множестве используется слово «Сион». Чтобы понять, в каком смысле оно употребляется, мы сейчас рассмотрим библейскую книгу, называемую «Плач Иеремии» (по–еврейски она называется АЙ–КЕ, АИ, как, по первым словам текста). Мы по–прежнему будем придерживаться допереведенного синодального перевода. Слово «Сион» мы будем допереводить как «Столбовая гора».

Вот текст «Плача Иеремии» в сокращенном виде: «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! Он стал как вдова; великий между народами князь над областями сделался данником… Пути Столбовой горы сетуют, потому что нет идущих на праздник, все ворота его опустели; священники его вздыхают, девицы его печальны… И отошли от двери Столбовой горы все ее великолепие… Да не будет этого с вами, все проходящие путем! Взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня, какую наслал на меня Громовержец в день пламенного гнева Своего? Свыше послал Он огонь в кости мои… Как помрачил Громовержец в гневе Своем дочь Столбовой горы! С небес поверг на землю красу Богоборца и не вспомнил о подножии ног своих в день гнева своего… Погубил Громовержец все жилища Иакова, не пощадил, разрушил в ярости Своей укрепления дочери богословия, поверг на землю, отверг царство и князей его, как нечистых… воспылал в Иакове, как палящий огонь, пожиравши все вокруг; натянул лук Свой, как неприятель, направил десницу Свою, как враг и убил все, вожделенное для глаз; на скинию дочери Столбовой горы излил ярость Свою, как огонь. Громовержец стал как неприятель. Истребил Богоборца, разорил все чертоги его, разрушил укрепления его и распространил у дщери Богославца сетования и плач. И отнял ограду Свою, как у сада; разорил Свое место собраний, заставил Громовержец забыть на Столбовой горе празднества в субботы; и в негодовании гнева Своего отверг царя и священника… Громовержец определил разрушить стену дщери Столбовой горы, протянул вервь, не отклонил руки Своей от разорения, истребил внешние укрепления, и стены вместе разрушены. Ворота ее вдались в землю. Он разрушил и сокрушил запоры их; царь ее и князья ее — среди язычников… Сидят на земле безмолвно старцы и дщери Столбовой горы, посыпали пеплом свои головы, препоясались вретищем, опустили к земле головы свои девы Города Святого Примирения. Истощились от слез глаза мои, волнуется во мне внутренность моя, изливается на землю печень моя от гибели дщери народа моего, когда дети в грудные младенцы умирают от голода среди городских улиц. Матерям своим говорят они: «где хлеб и вино?», умирая, подобно раненым, на улицах городских… Руками всплескивают о Тебе все проходящие путем, свищут в качают головою своею о дщери Города Святого Примирения, говоря: «Это ли город, который называли совершенством красоты, радостью всей земли?… Совершил Громовержец, что определил, исполнил слово Свое, изреченное в древние дни, разорил без пощады в дал врагу порадоваться над тобою… Воззри Громовержец, и посмотри: кому Ты сделал так, чтобы женщины ели плод свой, младенцев, вскормленных ими? Чтобы убиваемы были в святилище Господнем священник и пророк? Дети и старцы лежат на земле по улицам; девы мои и юноши мои пали от меча; Ты убивал их в день гнева Твоего, заклал без пощади. Ты созвал отовсюду, как на праздник, ужасы мои и в день гнева Громовержца никто не спасся, никто не уцелел… Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его: Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет… Измождил плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои; посадил меня в темное место, как давно умерших, окружил меня стеною, чтобы я не вышел, отяготил оковы мои, каменьями преградил дороги мои, извратил стези мои… натянул лук Свой и поставил меня как бы целью для стрел; Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью; сокрушил камнями зубы мне, покрыл меня пеплом… мы отпали и упорствовали; Ты не пощадил; Ты покрыл себя гневом и преследовал нас, умерщвляя, не щадил; Ты закрыл себя облаком, чтобы не доходила молитва наша; … камни святилища раскиданы по всем перекресткам… евши сладкое истлевают на улицах; воспитанные на багрянице жмутся к навозу. Наказание нечестия дщери народа моего превышает казнь за грехи Содома: тот низринут мгновенно, и руки человеческие не касались его… и теперь темнее всего черного лица их, не узнают их на улицах; кожа их прилипла к костям их, стала суха, как дерево… Совершил Громовержец гнев Свой, излил ярость гнева Своего и зажег на Столбовой горе огонь, который пожрал основание его… Все это за грехи лжепророков его, за беззаконие священников его, которые среди него проливали кровь праведников. Бродили как слепые по улицам, осквернялись кровью, так что невозможно было прикоснуться к одеждам их. «Сторонитесь, нечистый!» — кричали им; «Сторонитесь, сторонитесь, не прикасайтесь», и они уходили в смущении; а между народом говорили: «Их более не будет! Лицо Громовержца рассеет их…»

Мы сделались сиротами без отца; матери наши как вдовы. Воду свою пьем за серебро, дрова наши достаются нам за деньги. Нас погоняют в шею, мы работаем и не имеем отдыха. Протягиваем руку к миц–римцам, к северянам (в синодальном переводе «ассирийцам» — Авт.), чтобы насытиться хлебом… Кожа наша почернела, как печь, от жгучего голода.. Оттого, что запустела Столбовая гора, лисицы ходят по ней… Обрати нас к Тебе, Громовержец, и мы обратимся; обнови дни наши, как древле. Нежели ты совсем отверг нас, прогневался на нас безмерно?».

Считается, что тут описано нападение на Иерусалим и увод его жителей в плен. Но где же подробности нападения, осады и, наконец, штурма? Автор ни разу не говорит, что беды причинены какими–то земными агентами, а, напротив, все время сетует и плачет на гнев Громовержца, который все сделал единолично. Если был бы штурм, то был бы грабеж в убийство, а голодные дети прятались бы по углам, а не ходили бы по улицам. Все указывает на то, что описываемый город был разрушен катастрофическим явлением природы, а упоминания об огне и пепле говорят, что это было вулканическое извержение. После катастрофы погибли запасы продовольствия, а окрестные поля превратились в пустыню. Гонимые голодом жители были вынуждены покинуть город и скитаться среди чужеземцев в поисках крова и хлеба.

 

 

Другие библейские книги

О разрушении Иерусалима вулканическим извержением в связи со Столбовой горой и о иных явлениях явно вулканического характера неоднократно говорится и в других местах Библии:

«Столбовая гора будет вспахана как поле (потоки глыбовой лавы? — Авт.) и Город Святого Примирения сделается грудой развалин» (Иерем., XXVI, 18).

«Вот небо и небо небес Божие, бездна и земля колеблются от посещения Его. Равно сотрясаются от страха горы и основания земли, когда Он взирает» (Кн. Премудрости Иисуса, XVI, 18—19).

«Увы, народ грешный, народ, обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!… Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем… все опустело, как после разорения чужими …

И осталась дщерь Столбовой горы, как шатер в винограднике, как шалаш в огороде, как осажденный город. Если бы Громовержец, бог звезд, не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре… Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь — убийцы. Серебро твое стало изгарью, вино твое испорчено водою» (Исайя, 1,7—9,21—22).

«Так говорит Громовержец: небо престол Мой, а земля подножие ног Моих, где же построите вы дом для Меня, и где место покоя Моего?» (Исайя, XVI, 1).

Здесь, конечно, связь с вулканизмом чрезвычайно опосредствована. В других местах эта связь выявляется четче:

«Множество врагов твоих будет, как мелкая пыль… Громовержец, Бог звезд, посетит тебя громом и землетрясением, и сильным гласом, бурею и вихрем, и пламенем всепожирающего огня» (Исайя, XXIX, 5—6).

«Только берегись и тщательно храни душу твою, чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца твоего во все дни жизни твоей; и поведай о них сынам твоим и сынам сынов твоих, — о том дне, когда ты стоял перед Громовержцем, Богом твоим, при Хориве…. Вы приблизились и стали под горою, а гора горела огнем до самых небес, и была тьма, облако и мрак. И говорил Громовержец к вам (на горе) из среды огня, глас слов (Его) вы слышали, но образа не видели, а только глас» (Второзак., IV, 9—12). Возможно, что этот текст и послужил истоком запрета на изображения Бога.

«И скажет последующий род, дети ваши, которые будут после вас, и чужеземец, который придет из земли дальней, увидев поражение земли сей и болезни, которыми изнурит ее Громовержец: сера и соль, пожарище — вся земля; не засевается и не произращает она, и не выходит на ней никакой травы, как по истреблении Содома и Гоморры, Адмы и Севоима, которые ниспроверг Громовержец во гневе Своем и в ярости Своей» (Второзак., XXIX, 22—23).

«Трубите трубою на Столбовой горе и бейте тревогу на святой горе Моей; да трепещут все жители земли, ибо наступает день Громовержца, ибо он близок — день тьмы и мрака, день облачный и туманный…. Перед ним пожирает огонь, а за ним палит пламя; перед ним земля как сад Едемский, а позади его будет опустошенная степь, и никому не будет спасения от него. Вид его как вид коней, и скачут они как всадники; скачут по вершинам гор как бы со стуком колесниц, как бы с треском огненного пламени, пожирающего солому… При виде его затрепещут народы, у всех лица побледнеют… бегают по городу, поднимаются на стены, влезают в дома, входят в окна, как вор. Перед ними потрясется земля, поколеблется небо, солнце и луна помрачатся и звезды потеряют свой свет. И Громовержец даст глас свой перед воинством Своим… велик день Громовержца и весьма страшен, и кто выдержит его?… Кто знает, не сжалится ли Он и не оставит ли благословения… Вострубите трубою на Столбовой горе, назначьте пост…» (Иоиль, II, 1—6, 9—11, 14).

«Воцарился Громовержец!… Облако и мрак вокруг него… Перед Ним идет огонь и кругом опаляет врагов Его. Молнии Его освещают вселенную, земля видит и трепещет. Горы, как воск, тают от лица Громовержца, от лица Громовержца всей земли» (Псалтырь, IIС, 96).

«Слушайте, все народы, внимай, земля и все, что наполняет ее! Да будет Громовержец свидетелем против вас, Громовержец из святого храма своего! Ибо вот Громовержец нисходит от места своего, низойдет и наступит на высоты земли, горы растают под Ним, долины распадутся, как воск от огня, как воды, льющиеся с крутизны… Посему из–за вас Столбовая гора распахана будет, как поле, и Город Святого Примирения сделается грудой развалин…» (Михей, 1,2; III, 12).

Отметим, что с рациональной точки зрения, все, что пророчествуется, уже, конечно, свершилось: поэтому здесь перед нами отчет о прошлых событиях. Фотографии склонов Везувия, покрытых после извержения глыбовой лавой и потому ставших, «как вспаханное поле» приведены в ([2] стр. 149).

Мы отнюдь не исчерпали всех библейских текстов, так или иначе, явно связанных с вулканизмом. Большое число аналогичных текстов, собранных из различных библейских книг, читатель может найти в [2].

 

 

Кризис ааронства

Мы видим, что тексты настойчиво повторяют о гибели и разрушении от вулканического извержения какого–то города Святого Примирения (Иерусалима), называемого иначе дочерью Столбовой горы (дщерью Сиона).

Все станет на свои места в четкой единой картине, если мы поймем, что Столбовая гора это Везувий, а ее «дщерь» город, построенный у подножия Везувия для обслуживания храмов и паломников.

Естественно, что этот город неоднократно подвергался более или менее сильным разрушениям, и они–то описаны в Библии. Жители разбегались, но потом обратно возвращались и заново отстраивали город. По–видимому, самое первое разрушение описано в Плаче Иеремии, жалующегося на гнев Громовержца, который, разрушив ранее храмы ложных богов, принялся почему–то и за свой собственный храм–город.

Ясно, что это должно было резко поколебать позиции ааронства и его главы Аарона–Ария. Не успев возникнуть, этот культ из–за капризного характера Везувия (кстати, очень четко отразившегося в капризном характере Бога Громовержца) уже испытал кризис. По–видимому, тогда и возникла группировка афанасьевцев, ярых врагов Ария. В чем они обвиняли друг друга, теперь выяснить очень трудно, так как первоначальные обвинения в последующие века церковная традиция трансформировала в схоластические споры о природе божественности Христа (которого, как мы покажем ниже, еще и не было).

По–видимому, оплаканное Иеремией уничтожение ааронской столицы, города Святого Примирения, произошло где–то около 325 г, традиционной даты апокрифического Никейского собора. Поэтому–то Арий и был на этом соборе якобы предан анафеме.

Хотя впоследствии Арий и восстановил временно свой авторитет, но этот кризис все же не прошел даром, расколов единую ранее церковь Громовержца и, как мы увидим, подготовив почву для появления Иисуса Христа.

 

 

Первый город Святого Примирения

Разрушение «дщери Сиона» имело и другие, так сказать, «географические» последствия. Хотя этот город и был восстановлен (о «дщери Сиона» говорят пророки и через сто лет), но прежний авторитет он уже потерял и претендовать на звание «города Святого Примирения», по–видимому, уже не мог.

В 330 г. центр политической и религиозной (в той мере, в которой она воплощалось в образе императора) жизни переходит в новозаложенный Константинополь, который и приобретает со временем звание города Святого Примирения (во всяком случае, как мы знаем. Книга Царей его уже иначе не называет).

Где же находился первый город Святого Примирения, «дщерь Сиона», и что с ним стало?

Место мы знаем: около подошвы Везувия. Поэтому мы можем догадаться и о его судьбе, знаменующей окончательную гибель ааронства: он был засыпан извержением, которое должно было произойти не ранее V века н.э. после ряда менее катастрофических извержений, описанных пророками.

Локализация Иерусалима в вулканической местности делает, кстати сказать, понятными и некоторые странные бытовые черты его обитателей. Например, почему жители Иерусалима избивали камнями преступников? Советуем читателю задаться вопросом: откуда взять количество камней необходимое для реального осуществления казни? Даже в каменистых окрестностях Мертвого моря такая процедура невыполнима. Да и вообще, откуда мог взяться такой, по меньшей мере странный способ казни?

Но если мы вспомним, что все окрестности Везувия буквально засыпаны мелкими и крупными камнями, которые во время извержений каменным градом обрушивались и на правых и на виноватых, то все становится ясным: религиозные массы, стремясь подражать Громовержцу, восприняли это явление как прямое указание на способ казни и применяли его в соответствии с этим авторитетом.

Откуда, далее, взялся странный обычай посыпать свои головы пеплом в знак печали? Тоже ясно — это воспоминание о том, как сам Бог Громовержец посыпал пеплом головы всех спасшихся от гибели при разрушении. Опять–таки в Малой Азии и Сирии этот обычай был бы совершенно непонятен.

Понятно также установление закона приношения животных в жертву всесожжения, что, кстати, было невыгодно для священников, терявших натуральный продукт. Скорее всего, первоначальное установление этого обычая было связано с гибелью при извержении массы скота, что и было расценено, как указание на волю Бога сжигать приносимые ему жертвы. Сначала приносили в жертву весь скот, потом первенцев от него, потом только куски жира, потом стали делать сальные свечи, превратившиеся с течением времени в восковые.

Легенды о принесении людей в жертву огненному богу Молоху (имя которого, кстати сказать, по–еврейски значит просто «царь»; см.[2], стр. 153), и сжигание еретиков на кострах в средневековой Европе идут от одного и того же первоисточника: предумышленного бросания людей в жерло начинавшего клокотать и дымиться вулкана как средства его успокоения.

Из трех известных нам погребенных городов Помпеи, Геркуланума, Стабии на роль города Святого Примирения, по–видимому, больше всего годится Помпея, хотя бы потому, что ее торжественное имя (означающее по–латински «трубная», а по–гречески «процессионная») вполне подходят для столицы культа. Тогда Стабия и Геркуланум оказываются библейскими Содомом и Гоморрой, также явно уничтоженными вулканическим извержением (по всем данным, другим; см. ниже). Вулканический характер содомской катастрофы объясняет, в частности, происхождение известной легенды об обращении жены Лота в соляной столб при их бегстве из Содома: достаточно вспомнить про соляные столбы, возникающие из фумарол.

Но Помпея раскапывается уже больше двухсот лет, и поэтому мы можем сравнить результаты этих раскопок с нашими теоретическими выводами.

 

 

Раскопки Помпеи

Описывая эти раскопки, мы буден пользоваться книгой [80], поскольку более позднего столь же подробного и добросовестного отчета о раскопках Помпеи на русском языке, по–видимому, не существует, а книга [80] относится ко времени, когда было раскопано около четверти города, что уже дает возможность делать определенные выводы (кстати сказать, сейчас уже раскопано в три раза больше).

Для археологической науки впервые был открыт Геркуланум и притом чисто случайно: некий маркиз д'Ельбеф «купил в 1711 году несколько превосходных мраморов у крестьянина, который, копая колодезь, вырыл их из земли. Это приобретение побудило маркиза к покупке поля, где водились подобные вещи, и при первом взрытии труды в ожидании его не только не вознаградились замечательными находками, но, что гораздо важнее, открытием, что купленная им недавно сокровищница есть древний Геркуланум… но поблизости от Геркуланума должна была находиться Помпея; в этом уже не оставалось сомнения, в действительно, ее скоро открыли… В 1748 году крестьяне… наткнулись на обломки статуи… Немедленно присланы были из Неаполя сведущие люди… Они без труда удостоверились, что виноградники… разведены над древнею Помпеею» ([80], стр. 38—39).

Эта миленькая история вызывает у самого автора удивление, поскольку «место древней Помпеи и Геркуланума оставалось тайной только для одних ученых; недогадливость их тем более непонятна, что в XV веке некоторые из зданий Помпеи выступали уже свыше наносов, чему доказательством служат следующие слова Джакоба Саннацара: «мы подходили к городу (Помпее), и уже виднелись его башни (! —Авт.), дома, театры и храмы, не тронутые веками». Потом в 1592 году архитектор фонтана… должен был вести тракты на всем протяжении древнего города…. Прошло еще столетие, и Макрини провозгласил печатно, что урочище, называемое в народе Чивитта (древний город), стоит на древней Помпее… но ученые–антикварии, всегда упрямые предвзятой недоверчивостью к чужим открытиям, и на этот раз сочли их бреднями и пустыми догадками» ([80], стр. 38).

Добавим к этому, что и до сих пор раздаются голоса, отрицающие за раскопками Помпеи и, особенно, Геркуланума право считаться раскопками именно этих городов, а, скажем, не наоборот. Мы к этому еще вернемся, а пока лишь заметим, что по сообщению «античных» авторов Помпея была гаванью, а ее раскопки находятся почти в двух километрах от моря. Невольно вспоминается старинный анекдот о пьяном, потерявшем на темной улице часы, но искавшем их в другом, освещенном месте.

Планомерные раскопки Помпеи создали, кстати сказать, новый промысел: «В Неаполе существуют домашние фабрики, где производятся с необыкновенным искусством разного рода древности, носящие на себе все признаки долговременного пребывания в земле» ([80], стр. 51).

Наиболее поражающая Классовского особенность Помпеи состоит в том, что, несмотря на признанное третьестепенное ее положение в иерархии римских городов, материальные условия жизни в ней были великолепны. «За доказательствами дело не станет, но здесь достаточно привести, что в Помпее, третьестепенном городке, попадаются фонтаны (добавим, великолепной работы. — Авт.) почти на каждом перекрестке» ([80], стр. 61).

Удивляет также очень высокий уровень изобразительного искусства (фрески, мозаики), сочетающиеся и с высоким уровнем науки (найдены солнечные часы, разделенные на равномерные часы, что было трудной задачей и в позднее средневековье) и медицины (найдены исключительного качества хирургические инструменты, зонды для исследования матки, мочевого пузыря и т.п.).

Помпея имела также удивительно много торговых заведений, бань и особенно публичных домов.

Среди граффити (выцарапанных рисунков на стенах) попадаются уже вовсе необъяснимые, чисто средневековые и никак не римские: палач в капюшоне и воин в шлеме с забралом (см.[80], рис. между стр. 210 и 211).

Датировка извержения, погубившего Помпею, 79 г. н.э. основывается на апокрифическом «письме» Плиния, литературную деятельность которого мы уже обсуждали в гл. 1. Считается, что эта дата подтверждена археологически, поскольку при раскопках не найдены монеты, выпущенные после Веспасиана. Надписи, в большом числе обнаруженные на стенах Помпеи, для целей датировки, ввиду их весьма специфического характера, как правило, служить не могут. Впрочем, имеется одна надпись

VALENTIS. FLAMINIL. NERONIS. AVG

F.PERPETI.

D.LVCRETI. VALENTIS FILI

V. К. APRIL. VENATIO. ЕТ. VFLA. ERVNT,

перевод которой

ВАЛЕНТА ПЕРВОСВЯЩЕННОГО НЕРОНА АВГУСТА

ПЕРВОСВЯЩЕННОГО) ВЕЧНОГО

Д. ЛУКРЕЦИЯ ВАЛЕНТА СЫНА

28 МАРТА ОХОТА И ДЕКОРАЦИИ БУДУТ

очень трудно сочетать с традиционной датировкой. Здесь явно Нерон назван также Валентом, что полностью согласуется с выводами гл. 6.

Более полный вариант этого объявления (относящийся к представлениям 8—12 апреля) приведен в современном сборнике латинских надписей [112] под № 73. Предлагаемый в этом сборнике перевод отрывает, как и следует ожидать, Валента от Нерона. Авторитетность этого перевода мы проверить не имели возможности.

На основании нашего отождествления Империй II и III традиционному 79 году отвечает примерно 394 год, т.е. год, непосредственно предшествовавший Апокалипсису. Быть может, упоминаемое в Апокалипсисе землетрясение—это и есть землетрясение, порожденное извержением Везувия, погубившим Помпею?

А вот что пишет Классовский: «Некоторые ученые… старались доказать, что не 79 года извержение Везувия привело Помпею в то состояние, в каком открыли ее в конце прошлого столетия. Действительно, из Светония и Диона Кассия видно, что она попечениями императора Тита восстановлена почти тотчас же после постигшего ее несчастья, потом продолжала существовать, как город, при Адриане и Антонинах и показана даже на так называемой Пейтингеровой карте, относимой к IV–му столетию. Но так как после этого уже о Помпее нигде не упоминается, то и заключают, что она погибла совершенно не прежде, как от извержения 471 года» ([80], стр. 34—35).

Конечно, из–за свидетельств пророков эта дата подходит лучше.

Изучение геологического строения наносов, скрывших Помпею, обнаружило в них следы только четырех (из. 22–х) больших извержений, что явно мало, если отнести гибель Помпеи к I веку н.э. Обыкновенное объяснение, что следы других извержений сдуты ветром, не выдерживает критики, так как ветер может сдуть и отнести в сторону пепел и песок, но уже никак не лапилли и вулканические бомбы.

Традиция утверждает, что Помпея погибла при том же извержении, что Геркуланум и Стабия. А вот что по этому поводу пишет известный английский геолог Форбс: «Судя по характеру наносов, приходится сильно сомневаться, что этим же землетрясением была разрушена и Стабия. То же самое можно сказать и о городе, который мы считаем за Геркуланум (обратите внимание на формулировку! — Авт.) и который засыпан очень глубоко» (см.[2], стр. 102).

Любопытно, что это мнение геолога вполне согласуется с неоднократными подчеркиваниями Библии, что в момент разрушения Иерусалима Содом и Гоморра давно уже погибли. Быть может извержение, погубившее Содом и Гоморру, и было извержением, давшим начало монотеистическому ааронству?

 

 

Заключение

Почти все поражающие Классовского особенности Помпеи прекрасно объясняются, если считать ее городом Святого Примирения, рассчитанным в основном на обслуживание паломников. В таком городе должно быть ненормально большое количество торговых точек, питейных заведений, бань и веселых домов. Он должен быть украшен и архитектурно обстроен на уровне, значительно превышающим средний, чтобы производить на посетителей впечатление, соразмерное с его «святостью». В нем должны были процветать науки и медицина (еще не отделившиеся от культа).

По–видимому, надо считать, что некоторая часть Помпеи, была открыта еще в XV веке; иначе трудно объяснить средневековые графитти и сообщение Саннацара.

Что же касается даты гибели Помпеи, то письма Плиния, как мы знаем, насквозь апокрифичны. Было бы интересно узнать, какие монеты найдены в последние годы, когда раскопка поставлены на научную ногу, и титулованные гости не находят больше, надо надеяться, при своих посещениях редких монет, как это было в прошлом веке.

Геологически подтверждаемые (хотя, правду сказать, и не очень уверенно) более поздние даты, вплоть до 471 г., вполне согласуются с тем, что Помпея была городом Святого Примирения. Подтверждает это и надпись Нерона–Валента.

Из более или менее достоверных документов гибель Помпеи и Геркуланума впервые была упомянута в книге «Всеобщая история Павла Диакона», автор которой Варнефрид жил в VIII веке н.э. В этой книге написано: «После того, как оторвалась верхушка Везувия в Кампании, были разрушены горящими потоками все окружающие области с городами и людьми. Пепел и лава были выброшены в неслыханном количестве. Под ними были похоронены Помпея и Геркуланум» ([2], стр. 102).

Это дает верхнюю грань для даты гибели Помпеи и Геркуланума.

Резюмируя, мы видим, что прямых археологических возражений против теории Морозова раскопки Помпеи не принесли. Но, конечно, этот вопрос следует исследовать глубже, с учетом результатов раскопок последних лет.

 

 

Мы не собираемся подробно анализировать все книги Библии и выяснять их истинный смысл; эта задача слишком трудна и лишь косвенно относится к нашей основной цели. В этом параграфе мы в качестве примера изложим соображения Морозова, касающиеся «Второзакония» — последней книги Пятикнижия, которая с ортодоксальной точки зрения повествует о сорокалетних блужданиях богоборцев на их пути из Египта в Палестину. Для основного русла нашей темы этот анализ, строго говоря, не необходим.

 

Цель похода

Поход начался по прямому приказу бога. «Громовержец, Бог наш говорил нам в Хориве (Везувии. — Авт.) и сказал: полно жить вам на горе сей! Обратитесь, отправьтесь в путь и пойдите на гору Аморреев, и ко всем соседям их на равнину, на гору, на низкие места и на южный край, и к берегам моря в землю Ханаанскую и к Ливану, даже до реки великой, реки Евфрата; вот, Я даю вам землю сию, пойдите, возьмите в наследие землю…» (Второзак., 1. 6—8).

Здесь речь явно о военно–миссионерской экспедиции с целью завоевания новых земель и распространения веры в единого бога — Громовержца.

Значительно труднее узнать ее маршрут. Здесь нельзя пользоваться переводом, а необходимо обратиться к еврейскому оригиналу.

Морозов (см.[2], стр. 166) указывает, что по–еврейски

гора Аморреев пишется ХРЕ—АМРИ

Ханаан пишется КНУН

Ливан пишется ЛБНУН

Евфрат пишется ПРТ.

Поскольку все события разворачиваются невдалеке от Везувия, Морозов полагает, что АМРИ означает Умбрию, а поскольку вместе с КНУН'ом упоминается море Морозов думает, что речь здесь идет о Генуе:

ГЕНУЯ > КЕНУЯ > КНУН

 

(что, кстати сказать, снова связывает библейскую Финикию—Ханаан с Генуей; см. § 5, гл. 8). Ливан же Морозов отождествляет с Монбланом, замечая, что ЛБНУН, как и Монблан, имеют одинаковый смысл: «белый», а учитывая, что за Монбланом есть только одна великая река, Дунай, он полагает, что ПРТ это и есть Дунай, на который распространилось имя его притока Прута. Тогда маршрут, начертанный богом становится совершенно ясным:

Умбрийские горы — Генуя — Монблан — Дунай.

Все эти соображения Морозова приобретут хоть какую–нибудь силу только после того, как найдутся независимые подтверждения его маршрута. Замечательно, что таких подтверждений очень много, причем выясняется, что повеление Бога богоборцы выполнили только частично, вернувшись с полпути.

В дальнейшем мы, цитируя синодальный перевод, будем прямо подставлять еврейские оригиналы топонимов (необязательно в традиционных огласовках), помещая в скобках, предлагаемый Морозовым перевод.

 

 

Описание похода

«И отправились мы от Хорива и шли по всей этой великой и страшной пустыне, которую вы видели, по пути к ХРЕ—АМРИ (Умбрийским горам), как повелел Громовержец, Бог наш, и пришли к К ДШ В—РНЕ» (Второзак., 1, 19).

Первый этап здесь вполне очевиден: «Великая и страшная пустыня» это, конечно, Флегрейские поля, обширные выжженные пространства, заполненные мелкими вулканами, фумаролами и напластованиями лавы. Труднее с последним топонимом К ДШ В—РНЕ.

Морозов считает, что под К ДШ В—РНЕ (Кадиксом на Роне) здесь, возможно, имеется в виду Женева, так как далее говорится о море (озере?) и страшных горах. Однако получается, что богоборцы что–то очень уж быстро дошли до нее, и, кроме того, пребывая в К ДШ, они все еще опасаются Аммореев–умбров (см. Второзак., 1, 27). Скорее всего, речь идет о каком–то городе в Умбрских горах, для идентификации которого надо еще работать.

«И обратились мы (т.е. повернули назад. — Авт.) и отправились в пустыню к ИМ СУФ (Красному морю) и много времени ходили вокруг горы СЕИР (Чертовой)» (Второзак., II, 1).

Это место Морозов рассматривает как подтверждение «Женевской» гипотезы, поскольку в долине верхней Роны действительно есть гора, называемая «Чертовой». А нет ли горы с таким: (хотя бы местным, народным) названием в Умбрийских горах?

«И шли мы мимо братьев наших, сынов Исавовых, живущих на Чертовой горе, путем равнины от Айлты (чтение Морозова) и Эцин–Гебри (чтение Морозова), и поворотили, и шли к пустыне Исава. И сказал мне Громовержец: не вступай во вражду с Моавом и не начинай с ним войны, ибо Я не дам тебе ничего от земли его во владение, потому что АР отдал Я во владение сынам Лотовым» (Второзак., II, 9).

Это место очень трудно идентифицировать. Считая, что путь богоборцев лежал в районе Женевы, Морозов переводил АР как Юру, но это вступает в противоречие с его же собственной интерпретацией Лота (т.е. ЛТ) как Латина, а потому сынов Лотовых как латинян. Кто и когда в то время отдал Юру латинянам?

Мы вполне согласны с интерпретацией сынов Лотовых как латинян (это подтверждается многими местами в Библии) и потому считаем, что АР тоже надо искать где–то в Италии.

Мы пропустим несколько стихов и народов, которые мы (и добавим ортодоксы) идентифицировать не можем (а отождествления Морозова нам кажутся очень натянутыми; впрочем, он на них и не настаивает) и перейдем сразу к концу главы, что перенесет нас обратно в Италию (если только мы эту страну покидали):

«Встаньте, отправьтесь и перейдите поток АРНИ (Арно); вот Я предаю в руку твою Сигона, царя ХШБУН (Козней), АМРИ (Умбрийца) и землю его; начинай овладевать ею и веди с ним войну» (Второзак., II, 24).

«И обратились мы оттуда и шли к Вассану (в Ломбардии до сих пор есть город Бассано. — прим. Морозова) и выступил против нас на войну Ог, царь Вассанский, со всем народом своим при АДРИ (Адрии, до сих пор стоящей при устье реки По — прим. Морозова)., и мы поразили его… и взяли все города его… шестьдесят городов (это снова указывает на Ломбардию, нигде больше не было в то время столько больших городов. — прим. Морозова)… От потока АРНИ (Арно) до гор ХРМУМ (Германских? Тироля? — Авт.)». (Второзак., III, 1,3—4,8).

На этом поход по существу кончился. Дальше описывается распределение добычи. Мы не будем на этом останавливаться.

 

 

Заключение

Заключим опять цитатой из Морозова:

«… несмотря на всю мою склонность к объяснению загадочных: мест Библии астральной символистикой (мы с этим еще встретимся. — Авт.), я не решаюсь здесь прибегнуть к этому способу. Тут все еще дышит грохотом извержения Везувия, и поэтому я только пробую перенести место действия из Палестины, где все это явно неприемлемо с географической точки зрения в Италию в ее окрестности.

Я признаю за моим читателем полное право найти что–либо лучшее того, что я предложил ему гипотетически в предыдущих строках.

«Ищите и найдете», говорил евангельский учитель, но только искать надо с разумением, а не как попало, иначе вы можете ткнуть пальцем на карте во что–нибудь, не многим лучшее, чем Мертвое море. По отношению к огнедышащей горе, на которой, по словам библейских книг, были расслышаны Избавителем в раскатах грома десять Заповедей, не может быть другого выбора, как Везувий; город Адрия… здесь назван прямо; народ Умбры назван умры (или эмры); город Бассано к северо–западу от Венеции назван прямо по имени: Вассан. Город Масса (Исх., XVII, 7), где Моисей извлек воду из скалы ударом своего посоха, существует и теперь к северо–западу от Феррары…

Значит, поток Арнон есть итальянская река Арно, и гора Ливан есть Монблан, так как оба слова значат на своих языках одно и то же: Белая гора… Остается только отождествить и другие библейские названия с именами, находящимися на современных картах Италии и близких к ней стран» ([2], стр. 169).

Мы же добавим к этому, что, судя по всему, захваченные во время этого похода арианцев–ааронцев земли локализуются в Ломбардии. В связи с этим любопытно, что очень долгое время именно Ломбардия была оплотом и последней крепостью арианства.

Еще одно замечание. Второзаконие характеризуется тем, что только в нем Везувий называется ХРВ, ужасный. Но означает ли это, что описанная экспедиция не была уже такой добровольной и была вынуждена идти завоевывать новые земли, потому что проживание около Везувия оказалось невозможным? Тогда не исключено, что она произошла не в IV веке, а значительно позже, и толчком к ней послужила, скажем, гибель Помпеи. Все это требует дальнейшего исследования.

 

 

Предварительная теория

Как мы уже выяснили (§ 4, к гл. 8), город Рим был основан в середине IV века н.э. императором Валентинианом как пограничная сторожевая крепость. Местоположение этого города, как мы уже знаем, чрезвычайно неудачно как с военно–политической, так и с экономико–географической точек зрения, и не дает никаких оснований для его развития, даже не в «Вечный город», а в мало–мальски обширное поселение.

Почему же Рим, не успев появиться, сразу стал бурно расти и уже лет через сто начал претендовать на влияние, если не в политических, то в религиозных вопросах?

Ответ как будто бы очевиден, и именно его дает Морозов в первых томах своего многотомного исследования (см. напр.,[2], стр. 342—353). Этот ответ состоит в том, что местоположение Рима было чрезвычайно удобно в одном и только одном отношении: он был прекрасным остановочным пунктом на пути богомольцев к Везувию. Более того, часть ааронцев, напуганная непрекращающимися извержениями, могла раз и навсегда перенести свой храм в Рим, как место, достаточно безопасное по удаленности, но, вместе с тем, достаточно близкое, чтобы «божья благодать» еще в нем чувствовалась.

Пилигримы оставляли в Риме достаточно средств, чтобы он мог процветать, строиться и расти; одновременно росло и его влияние как религиозного центра с догматикой, несколько отличающейся от догматики «правоверных» ааронцев, упрямо восстанавливавших свои храмы у подошвы Везувия.

После того, как Везувий окончательно уничтожил в катастрофическом извержении Помпею центр культа естественным образом перешел в Рим, где его первоначальное вулканическое происхождение быстро забылось.

Эта теория, бесспорно, во многом правильна, но она все же оставляет открытым ряд вопросов.

Во–первых, путь к Везувию через Рим проходил только с севера. Хотя мы и можем подозревать (см. предыдущий параграф), что к тому времени Ломбардия уже приняла ааронство, нет сомнения, что такой же, если не больший, поток пилигримов достигал Везувия морским путем, минуя Рим (это был естественнейший путь к Везувию для жителей почти всего Средиземноморья).

Во–вторых, не мешает объяснить, почему именно в Риме остановились беглецы–ааронцы; они могли в полной безопасности сделать это куда ближе и в более удобном месте.

Список недоуменных вопросов можно было бы и увеличить, но и без того ясно, что должна существовать какая–то дополнительная мощная причина, привлекавшая людей именно к Риму (и привлекавшая настолько сильно, что даже паломники, прибывшие морем, не ленились, поклонившись Сиону–Везувию, дать крюк и заехать в Рим; без этого невозможно объяснить быстрый рост его богатства).

По–видимому, Морозов долго искал эту причину и, наконец, нашел ее в личности апостола Петра.

 

 

Посланник Бога — метеорит

Ортодоксальная теология подчеркивает, что римская церковь была установлена святым апостолом Петром, о котором Иисус якобы сказал:

«… Ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою и врата ада не одолеют ее» (Мтф., XVI, 18).

Здесь обыгрывается буквальное значение имени Петр, означающего по–гречески «камень». Примечательно, что для евангелиста это значение еще вполне живо и еще не стерлось. К слову сказать, Петра сначала звали Симоном, что по–гречески значит знамение, и он был апостолом, т.е. посланником Бога.

Таким образом, его полное наименование:

Святой апостол Симон–Петр

в переводе означает:

Святой посланник знамение — камень.

Что же это мог быть за богов посланник, камень? Ответ сам невольно приходит в голову — это был метеорит!

Таким образом, возникает гипотеза, что где–то в середине IV века н.э. в Риме произошло падение метеорита, произведшее глубокое впечатление на экзальтированные массы паломников, остановившихся здесь на пути к Синаю–Везувию.

В других условиях такое падение вызвало бы к жизни новый самостоятельный культ. Но в это время концепция камней, падающих с неба, стала уже вполне привычной, поскольку их непрерывно демонстрировал Везувий, и было известно, что камни падают с неба по громовому приказу Громовержца. Конечно, падение камня так далеко от Везувия регистрировалось впервые; но это только означало, что этот камень имеет особое значение, является знамением, специально посланным Громовержцем жителям Рима.

Тем самым римский культ небесного камня Петра оказался лишь ответвлением общего культа Громовержца и безболезненно в него влился, а сам Рим на этом основании получил специальное значение как (пока второстепенного) религиозного центра.

Теперь становится ясным, когда и почему Рим стал претендовать на роль религиозной (сначала) столицы мира. Это произошло после разрушения Помпеи, которым Громовержец ясно показал, что помпейским культом он недоволен, конечно, потому, что помпеянцы–ааронцы отошли от его заповедей и впали в ересь. А истинная вера культивируется только в Риме под небесным руководством апостола посланника Петра–Камня.

И действительно, мы видим, что римские епископы только с 440 г. в лице Льва I принимают имя Великих Понтифексов (pontifex maximus) и начинают претендовать на руководящую роль в христианском мире. Кстати сказать, нам говорят, что первый Великий Понтифекс был еще Нума Помпилий, и что эта выборная на всю жизнь должность была языческой; но тогда совершенно непонятно, как Лев I решился принять такое бесовское прозвище (звание пап римские епископы приняли только в 1073 г.; см. ниже гл. 16).

 

 

Обсуждение

Эта теория происхождения и возвышения римского культа имеет и некоторые документальные подтверждения: «… в некоторых первоисточниках сказано, что в храме св. Петра (т.е. святого камня) был в старину большой камень, похожий на порфирит, перед которым паломники совершали коленопреклонения». В другой легенде говорится:

«При Нуме Помпилии упала с неба в городе Риме железистая глыба, похожая на щит, которой итальянцы стали воздавать божеские почести»… ([6], стр. 481–482).

Морозов далее замечает:

«… те из историков, которые все еще утверждают, что историк не должен выходить из пределов того, что говорят ему дошедшие до нас документы, и не замечают их несоответствия хотя бы с географическими особенностями страны, — мне скажут:

 «Эта ваша метеоритная катастрофа — чистая фантазия!» ([6], стр. 483).

И на возражение об отсутствии каких–либо письменных подтверждений падения метеорита он отвечает:

«Но точно ли в VIII веке были в Византийских монастырях хотя бы отдельные летописцы, трудолюбиво в точно записывавшие в продолжение всей своей долгой жизни то существенное, что слышали от своих современников. И перед смертью говорили они, как у Пушкина:

«Еще одно последнее сказанье,

И летопись окончена моя»

Не более ли годны такие летописи для поэмы в стихах, чем для реально–древней жизни, когда грамотные люди были только изредка…, и монахи, и придворные оставались обыкновенно совсем безграмотными или полуграмотными, даже и в случайные придворные записи по приказу царей попадали главным образом их собственные деяния, да и то большей частью лишь с пятого века нашей эры…

Единственная древняя история Византии сохранилась, да и то со многими тенденциозными искажениями и фантастическими дополнениями, в Библии …» ([6], стр. 483—484).

«Этно–психологические, филологические, физические и просто логические сопоставления должны выступать на первый план при научном установлении тех исторических событий, которые совершенно непонятны при буквальном понимании дошедших до нас письменных первоисточников» ([6], стр. 486).