На пороге Лихогоновского офиса, переминаясь с ноги на ногу, хмурился мой знакомый из электрички. Тот самый студент, окорочка которого я разбросала по всему тамбуру.

“Ну вот. Сейчас он выдаст меня. Как пить даст, выдаст. Сообщит, в какой электричке мы виделись и у Лизы в голове я живо проассоциируюсь с Георгием, за которым её шеф усердно следит все последнее время. Если Лиза, конечно, знает о географии перемещений своего шефа”, – завертелось у меня в голове.

– Не могу выполнить все ваши пожелания, – студент галантно поклонился секретарше, – Один раз я уже вошел, а вы попросили меня сделать это трижды… Я, видите ли…

В это момент наши глаза встретились.

“Точно. Сейчас выдаст! Вот же ж, невезение. Сначала чай на часы. Теперь нежелательный свидетель. И что я с ним должна делать?!” – в глубине души мелькнула и тут же погасла мысль о том, что нежелательных свидетелей обычно убивают.

– Вы?! – студент опешил, потом опомнился, поймал укатившийся клубок, вернул его мне и перешел на спокойный тон, – Вот так встреча… По какому вопросу?

– Забочусь о чистоте окружающей среды, – светски улыбнулась я. Ну не признаваться же, что работаю тут уборщицей…

– В какой отрасли планируем чистку? – студент многозначительно подмигнул мне. Кажется, он понял меня совсем неправильно, – Признайтесь. Предупредите по блату… Не хочу оказаться вдруг среди вычищаемых…

– Простите, вы к кому? – Лиза вдруг обрела дар речи и уверенность в себе.

– К детективу.

– Расскажите суть вашего дела, – Лиза железно запомнила то, что я говорила. Я даже загордилась успехами своей ученицы, – Детектив не принимает без предварительного собеседования клиента со мной. Хотите, можете заполнить бланк-анкету. Только придется подождать, – тут Лиза опустила глаза, и тяжело вздохнула, – Придется долго подождать…

– Да не нужна мне никакая анкета! – обиделся студент, – Петр Степанович меня знает. Я у него уже был. Без всяких собеседований… А сейчас гляжу, другая дверь заперта. Дай, думаю, через центральный вход попробую пройти…

Что-то в поведении студента казалось мне совершенно неестественным. В прошлый раз он показался мне глубже. Утонченнее, ироничнее, ярче. Сейчас он держал себя слишком по-простецки. Отчего-то я была уверена, что делает он это нарочно. Чтоб притупить нашу с Лизой бдительность.

– А тут вы, – это студент говорил уже мне, – Опять будете неприятности учинять? – оставив меня наедине с таким дурацким вопросом, студент снова переключился на Лизу, – Блондинка, она, знаете ли, хуже черной кошки. Где появляется, там жди беды. Поверьте моему опыту.

– Юноша изволит шутить, – перебила я этого идиота. Не хватало еще, чтобы Лиза стала подозрительно ко мне относиться, – Я бы сказала, изволит грубо шутить.

– Вы что знакомы? – Лиза решила, наконец, прояснить ситуацию…

– Еще как! – хмыкнул студент и отошел к окну.

– Вовсе нет! – одновременно с этим нахалом произнесла я, – Виделись один раз. В общественном транспорте. Он наступил мне на ногу, получил справедливое наказание, а теперь утверждает, будто я приношу неприятности. Нахальство – второе счастье в жизни…

Воспользовавшись тем, что посетитель отвернулся, Лиза принялась корчить рожи, коситься на спину студента и пожимать плечами. Кажется, таким образом секретарша пыталась спросить, что ей делать дальше. Я многозначительно глянула на студента, и после чего воспроизвела такой жест, будто сворачиваю кому-то шею. Лиза понимающе закивала.

– Петра Степановича сейчас нет, – не слишком-то доброжелательно заговорила Лиза, – Изложите суть дела мне, я внесу вас в компьютер. Так положено по правилам.

Я решила, что мы слегка переборщили. Лихогон не одобрил бы столь жесткого обращения с клиентами.

– Хотя бы в общих чертах расскажите, зачем пожаловали. Секретарю же надо как-то вас записать, – попыталась оправдать Лизу я.

– В общих чертах, – задумчиво протянул студент, глядя за окно, – Что ж, я расскажу! – он резко развернулся. За стеклами его очков отчетливо читалось нечто, похожее на азарт. Что-то явно взбудоражило нашего посетителя. Причем только что.

“Я имею такой вид обычно тогда, когда в голову мне приходит какая-то хорошая идея…” – мелькнуло в мыслях.

– Рассказывайте, – с торжественным выражением лица, Лиза открыла файл с созданной мною ранее формой записи посетителей, – Имя, Фамилия, Отчество…

– Да подождите вы, – отмахнулся студент, – Я же о деле своем рассказать хотел. Представиться всегда успею… Так вот. Я, – студент перешел на таинственный шепот, – Собираюсь судиться!

Указательным пальцем правой руки Лиза сосредоточенно тыкала в клавиши. Кажется, она заполняла главу “цель визита”. Резко одергивая руку каждый раз после нажатия, Лиза прилипала очками к монитору, оценивала содеянное, после чего поднимала на меня глаза, полные восторга и ужаса одновременно. Похоже, печатать ей нравилось.

Студент не замечал странностей нашей секретарши, поглощенный своим рассказом.

– Я собираюсь судиться, потому что меня уволили.

– Из-за окорочков? – забеспокоилась я.

– Нет, – отмахнулся студент, – Окорочка были ошибкой. С ними покончено навсегда. Даже приработок должен приносить удовольствие, а они – не приносят. Меня уволили еще раньше. Еще с предыдущей работы.

– И вы хотите подать в суд на работодателей, незаконно уволивших вас? – строго поинтересовалась Лиза, уже набравшая “собирается судиться”.

– Нет! Я хочу судиться с американцами. С теми, кто виновен в гибели Шаттла! Меня уволили из-за них!

За несколько дней до описываемых событий, все средства массовой информации разрывались от грандиозной, невероятной, трагической новости – американский космический корабль потерпел аварию. “Семнадцать лет человечество не сталкивалось с подобными катастрофами. Освоение космоса, казалось, превратилось уже в стабильно безопасное занятие. И вот, на тебе. Взорвался американский шаттл “Колумбия”!”

Я подозрительно покосилась на студента. Трагедия, конечно, была грандиозной, но вряд ли стоило принимать её столь близко к сердцу.

– Да-да, из-за их американских ошибок я вылетел с очень хорошей работы! – продолжал Студент.

– С детства боюсь умалишенных, – вполголоса озвучила мои мыли Лиза.

– Они оказались компетентней в продаже окорочков и их взяли на твое место? – как можно вежливее, поинтересовалась я.

– Не смешно! – грозно заверил нас студент, – Хотите узнать суть дела, так слушайте без своих язвительных предположений.

– Слушаем, слушаем, – моё любопытство одержало верх над желанием поупражняться в остроумии.

– Я был начальником рекламного отдела. Работа по специальности, – я вспомнила, что юноша этот обучался на сценариста, – Интересная работа, да еще и не где-нибудь там, а в банке! В настоящем, крепко стоящем на ногах банке… Представляете, как хорошо мне платили?

Отчего-то я не верила ни единому его слову. Казалось, будто антураж своей истории Студент изобретает на ходу. И потом, какой же работник может быть доволен своей зарплатой? Только тот, кто на самом деле только мечтает об этой зарплате…

– Наверное, не слишком хорошо, – Лиза презрительно оглядела потертую джинсовую курточку Студента.

Посетитель проследил за её взглядом, ссутулился еще больше и, гордо поправив очки, заявил:

– Всю зарплату я тратил на покупку книг!

Лиза тут же провела аналогии со своим Лихогоном, и прониклась к Студенту неожиданным уважением.

– Может, желаете кофе? – тут же продемонстрировала перемену своего отношения она.

– Я им про великое, а они про кофе! – снова обиделся студент, – Крепкий и с сахаром, пожалуйста. Мне продолжать рассказ?

Я усердно закивала.

– Так вот. Последний мой проект был просто гениален. Я придумал идею БигБордов с рекламой нашего банка. Мощное ассоциативное воздействие на мозг потребителя. На картинке – взлетающий Шаттл. Рядом – название банка. Слоган – “Десять лет безупречной репутации”. Все стильно, солидно, выдержанно. Согласитесь, шикарная идея?

Я уже поняла суть трагедии Студента и едва сдерживала смех.

– Когда ты придумал этот рекламный ход? – незаметно для самой себя я перешла на “ты”.

– Не только придумал, но и воплотил. Этот идиотский американский “Шаттл” сгорел на следующий день после того, как рекламные щиты моего банка были расставлены по городу.

– Это ж надо! – я уже открыто смеялась, – Чудесное совпадение! Вот так невезуха! Про вас анекдоты нужно рассказывать…

– И что, – Лизу больше волновали реалии бытия, – Начальство посмело уволить вас? Но ведь вы же ничем не виноваты…

– Нет, – Студенту, кажется, была ужасно приятна наша реакция. Он с удовольствием купался в лучах моего внимания и Лизиной жалости, – Я уволился сам. Решил, что не имею ни малейшего права оставаться на своей работе после такой промашки… Банк оплатил, между прочим, рекламные места под этот макет на полгода вперед. Теперь уже ничего нельзя изменить. Реклама превратилась в антирекламу…

– Ты хочешь сказать, что эти щиты до сих пор стоят по городу?! Браво! Такое возможно только в нашей стране. Реклама – антиреклама… Неважно! Если оплачено, должно стоять!

– Простите, но вы говорили, что вас уволили, а теперь выясняется, что вы уволились сами, – Лизин вопрос вернул меня с небес на землю.

Фишки фишками, забавные истории – забавными историями… Но нужно же разобраться. Я нечаянно бросила взгляд за окно и теперь уже точно была уверена, что Студент сочинял свою историю на ходу. Взлетающий “Шаттл” с подписью о безупречной репутации – та самая описанная Студентом реклама – красовалась прямо напротив окна приемной.

– Вы придумали эту историю, наткнувшись глазами на этот рекламный щит? – напрямую спросила я.

– Да, – нелепо разведя руками, признался Студент, – Но ведь получилось забавно. Да? Красиво ведь получилось… Настоящий сюжет для режиссерского этюда… Я молодец, правда?

От знакомого словосочетания я вся напряглась.

““Режиссерский этюд”… Нелепая, но интересная изюминка, излишний для видео акцент на текстовой части… Человек подает в суд на строителей “Шаттла”, заявляя, что из-за них он потерял работу… Тот же стиль, что и у “Скамейки”, та же абсурдность, что и в рассказе о любви к диктору из метро…” Мысленно, я пометила себе, что сделаю все что угодно, лишь бы не дать Сестрице поступить в эту ужасную Академию Культуры. К счастью, запись эта попала в самый конец мысленной вереницы срочных дел и быстро затерялась.

– Вы нас обманули? – Лиза по-детски захлопала глазами. Кажется, она искренне расстроилась, – Не покупали вы никаких книжек, так?

Лиза, наверное, гневно отобрала бы у посетителя чашку с кофе, если бы в этот момент не зазвонил телефон.

– Слушаю, – Лиза схватила трубку, – Катя, это тебя. Голос приятный, но женский.

Вот уж, чего я никак не ожидала, так это чьих-то звонков…

– Алло, Катерина, это твоя сестра Мария, – заявила мне трубка.

Чудом не завопив, что это какая-то ошибка, и что сестру мою зовут совсем по-другому, я заставила себя задуматься. Сомнений не оставалось, со мной говорила Маша!

– Почему моя? – включилась в игру я, и проговорила, якобы Лизе, но так, чтобы на том конце провода было слышно, – Это сестра моего покойного мужа.

Я ужасно надеялась, что Маша поймет, о чем я пытаюсь спросить. Собеседница оправдала мои надежды. Поняла, что я пытаюсь выяснить, звонит ли она по собственной инициативе, или по поручению Георгия.

– Да-да. Именно твоего мужа. Он тут рядом стоит… – Маша тут же спохватилась, – Вернее, светлая память о нем всегда витает справа от моего сердца. А кто витает возле тебя?

Я подозрительно огляделась.

– Да так, – беззаботно защебетала я, – В общем, дела ничего. То платье, что должны были, мне еще не пошили. Но и деньги вперед не брали.

– Могут взять! – предостерегла Маша, – Потому и звоню. Чтобы предупредить. Я этого портного давно знаю. В сущности, он мой родственник. Двоюродный брат. Я видела, как он к тебе зайти пытался.

– Домой?! – всполошилась я. Все ясно. Георгий не захотел звонить сам, чтобы не вызывать подозрений. Лихогон мог услышать разговор и узнать голос бывшего одноклассника. Поэтому звонила Маша. Георгий, как я знала, собирался организовать слежку за ЛжеКузеном. Именно Леонида Маша называла сейчас портным.

– Нет. На работу. Прямо сейчас. Он, конечно, не в курсе, что ты – это ты. Но, мало ли… Будь повнимательней. Ладно, пока, у меня еще куча дел.

Короткие гудки в трубке застали меня врасплох. Я ведь так много еще всего хотела бы узнать… Ладно, узнаю самостоятельно. В конце концов, даже если этот милый юноша и является негодяем-ЛжеКузеном, он все равно не знает, что я знакома с Марией… А значит, бояться нечего. Значит, можно действовать.

– Знаете что, – решительно заявила я посетителю, – Не морочьте нам голову, пожалуйста.

– Она у вас одна на двоих? – Студент тоже пошел в атаку. Это было уже хамством. Что ж, эта черта должна быть свойственна ЛжеКузену…

– Ваши документы!? – я грозно схватилась за рукоятку половой щетки.

Студент попятился. В одно мгновение Лизавета оказалась у него за спиной.

– Петр Степанович просил, чтобы вы его дождались, – срывающимся от волнения голосом произнесла секретарша.

– Документы?! – снова прокричала я.

Студент хмыкнул, покрутил пальцем у виска, достал из внутреннего кармана куртки паспорт в потертой красной обложке, открыл его на страничке с фотографией и сунул документ мне под нос.

– Вот. Насмотрелись? В руки не дам, а смотреть можете. На последней страничке паспорта правила читали? Там написано, что этот документ никому в руки отдавать нельзя. Я его даже милиции не отдаю…

– Да не станем мы его у вас забирать, – поспешила успокоить посетителя Лиза, – Дайте только ваше имя переписать и номер документа. Уж очень подозрительно вы себя ведете. Лиза отправилась к своему столу за ручкой и листочком.

В этот момент у студента зазвенел сотовый. Странно так зазвенел. Дзинькнул и тут же замолчал. Будто кто-то передумал звонить. Студент быстро сунул паспорт обратно в карман, кинулся к двери и выскочил на улицу. В погоню ни я, ни Лиза кидаться не стали. Лихогон просил удержать посетителей в приемной, а не гоняться за ними по всему городу.

– Ну вот. Даже его фамилию не записала, – расстроено вздохнула Лиза.

– Пиши, – безэмоционально заявила я, пытаясь собраться с мыслями и осознать, чем чревато для меня происшедшее, – Пёсов Леонид Маркович. Номер паспорта я не рассмотрела. Пёсов Леонид.

Отчего-то мне было искренне жаль, что такой милый юноша-студент, действительно оказался злобным преступником. Лучше б и не происходила никогда та встреча в электричке. Я бы не успела проникнуться к этому злодею симпатией. Теперь мир казался мне потрясающе несправедливым и удручающе тесным.