Чтобы не закричать, я, что есть силы, вцепилась зубами себе в губу. Глухонемой с тревогой посмотрел на меня, после чего обиженно заурчал. Кажется, он решил, что я его дразню. Я моментально растянула укушенную губу в улыбке и приветливо закивала. Жестами показывая Глухонемому, что он может пройти. Тот явно счел мое поведение странным, пожал мускулистыми плечами, и вошел в квартиру.

«Ничего, потом проще будет доказать, что мне стало нехорошо.»

Я выскользнула на улицу. К счастью, поглощатели пива уже удалились и поражаться моему странному поведению было некому. Я, с опаской косясь на хомутовские окна, нырнула в кусты и замерла возле обломков статуи.

«Ну и что дальше? По идее, если Очаг действительно существует, то он находится прямо под этим сооружением. Ну не устраивать же подкоп? Предположим, я Алла с Ларисой. В одном лице. Вот я поговорила со злодеем-Хомутовым, вот бросилась к заветному месту… Стоп! А ведь обе пропавшие актрисы учились в Политехе! Им не нужно было разговаривать с Хомутовым, они и так знали, кому поклоняются в День Студента и возле какого места трижды выкрикивают имя чуждых искусству духов…»

Я облегченно вздохнула. Снимать подозрения с тех, кого уважаешь, было приятно. И тут я увидела на подножии пьедестала сделанную коричневой краской надпись: «Ключи подвала в кв. 5». Кому это взбрело в голову писать такое на скульптуре? Кроме того, эта странная надпись была сделана недавно: она была нанесена поверх выцарапанной гвоздем благодарности: «спасибо за зимнюю сессию 2002г». Значит, краской писали в конце этой зимы или весной… Вот так Кирилл… Еще и скульптуры поганит своими каракулями…

«Что делать?» – раздумывала я, – «Я – Алла и Лариса. Я ищу Очаг. Итак, он в подвале… Ключи в квартире номер пять. Так! А ведь это Хомутовская квартира… Что он там про подвал говорил? Отдал молодежи под мастерскую? Есть! Кир попался! И где у них тут подвалы, интересно?»

Я бросилась обратно в подъезд.

«Сейчас возьму уважаемого Хомутова за грудки и заставлю показать подвал! Нет. Может отказаться. И потом, это противозаконно. Нужно вызывать Георгия…»

Я уже ступила на ступеньки, ведущие к парадному выходу из подъезда, как вдруг почувствовала, как откуда-то снизу несет подвальной сыростью. Ну конечно! Куда еще может вести лестница, спускающаяся на пролет ниже первого этажа. Естественно, в подвал.

«Я только посмотрю. Только одним глазком, и сразу побегу звать Георгия.»

Шевелящиеся от сквозняка ошметки потрескавшейся краски на стенах длинного узкого коридора казались живыми. Затхлый сырой воздух и тусклый желтый свет электрической лампочки, единственной на весь коридор, еще больше усугубляли пугающую неуютность обстановки. Затаив дыхание, я шла вдоль подвальных дверей. На каждой из них был написан номер квартиры хозяев.

«Есть! Номер пять!» – я прислушалась, замерев возле самой дальней двери. Тишина ни о чем не говорила. Если памятник шаре действительно находился над эти подвалом, то помещение должно было быть довольно длинным, – «Может, пленницы действительно здесь, но в дальней части подвала, поэтому я не слышу признаков их наличия.»

Добротная дощатая дверь ничем не отличала подвал от соседних. Ничего не стоило выбить её. Неужели Кирилл держал девочек связанными? Вдруг я заметила на двери щеколду. Причем без привычного в такой ситуации висячего замка. Обычная металлическая задвижка. На такие обычно запирали помещение изнутри, когда не хотели допустить внезапное вторжение посторонних. Почему же она снаружи? Кроме того, щеколда не была задвинута. Стараясь унять дрожь в руках, я толкнула оказавшуюся тяжелой дверь. Та с ворчливым скрипом отворилась и тут же попыталась закрыться снова. Я придерживала её рукой. Сразу за дверью начиналась бетонная лестница, ведущая вниз. Насколько позволяло судить слабое освещение, пробивающееся из общего коридора, оканчивались ступеньки небольшим предбанничком перед еще одной дверью. На этот раз металлической. Вышибить такую дверищу было невозможно. Кроме того, такие двери, я знала, глушат звук. За ними очень удобно держать пленников… Если тусклый свет не обманывал меня, то на этой двери красовалось колесико самого обычного квартирного замка-собачки. Вот удача! Отсюда я могла легко открыть эту дверь.

«Девочки! Я иду! Помощь близка!» – прошептала я, мысленно прибавив менее оптимистичное: «Если вы там есть, конечно»

Я спустилась на две ступеньки и поняла, что не смогу дальше придерживать деревянную дверь.

«Вот что значит, руки коротки!» – весело сказала я вслух. Необходимость остаться в темноте отдавала жутью. Приходилось подбадривать себя подобными беззаботными фразочками. Я всегда чувствовала себя лучше, как только начинала делать вид, что хорошо себя чувствую. С отвращением пошарив по паутинистой оштукатуренной стене свободной рукой, я так и не нашла выключатель. Глупо было продолжать стоять на ступеньках. Я собственноручно затворила скрипящую дверь и замерла, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Подобного счастья я так и не дождалась и, плюнув, двинулась вниз. Добравшись до металлической двери, я принялась нащупывать замок. Колесико отказывалось крутиться в нужную сторону. То есть, замок оказался незапертым.

«Ничего странного! Просто внутри кто-то есть. Это нормально. Люди, заходя в помещение, не запирают его снаружи. А вот твое наличие здесь – это ненормально. Врываешься на чужую территорию. Крадешься в потемках, пугая себя и людей. Зачем?»

Увы, руки у меня работали быстрее, чем мозги. Я уперлась ладонями в дверь и начала приоткрывать её. Плавно и бесшумно металлическая громадина сдвинулась с места. Сразу стало светло. Я снова попала в предбанник. Длинный, узкий с гладкими белыми стенами и официальными лампами дневного света на потолке. Заканчивался он… дверью. Сестрой близняшкой предыдущей. Мне вдруг начало казаться, что последовательность этих дверей бесконечна. Что ж, вернуться никогда не поздно. Наличие освещения чудесным образом вернуло мне былую решительность. Я приблизилась на шаг к новой двери и почувствовала, как предыдущая медленно закрылась за моей спиной.

«Ну, уж нет! Еще не хватало быть погребенной заживо между двух дверей!»

Предчувствие редко подводило меня. Я бросилась обратно. Ни ручек, ни замочной скважины с этой стороны ужасной железяки не имелось. Я просунула ногти в щель между дверью и косяком. Рискуя маникюром, потянула руки на себя. Получилось… Хоть и с трудом, но эта тяжеленная громадина поддавалась открыванию.

«А как могло быть иначе? С чего бы ей было не открываться? Ты, Катерина, просто трусиха! Придумываешь бог знает что, выдаешь это за великое предчувствие и срываешь важные дела», – отчитывали меня изнутри, – «Глупо не посмотреть, что это, все-таки, за помещение. Сказавши «а», говори и весь дальнейший алфавит. Вперед!»

Замок на двери впереди, между тем, тоже не был закрыт.

«Я веду себя совершенно неприлично, входя без спросу», – подумала я и толкнула эту дверь. За ней я увидела… Чтобы вы подумали? Снова дверь! Такая же, как две предыдущие. Это уже походило на изысканное издевательство. Я смело кинулась вперед и распахнула её.

В тот же миг раздался звук бьющейся посуды и отчаянный женский крик.

– Нет! Не двигайтесь! Не трогайте ничего!

Я послушно замерла, ничего не понимая, и вдруг почувствовала себя абсолютно счастливой. Передо мною стояла девочка с фотографии Аллы. Немного чумазая. Бледная и перепуганная. Но, без сомнения, та самая. Курносая девочка с колким взглядом и жесткими рыжими космами, остро упирающимися в плечи.

– Лар! – крикнула Алла куда-то в глубину чуть более широкой, чем встреченные мною по дороге, комнаты, – Лара! Просыпайся, к нам какие-то гости! Только не шевелитесь, ладно? – снова обратилась ко мне нашедшаяся Героиня.

На всякий случай я решила послушаться совета.

– А что, в движущиеся предметы у вас тут стреляют? – улыбнулась я.

– Эта дверь отсюда не открывается, – дрожащим голосом проговорила Алла, – Не отходите, а то она захлопнется. Понимаете?

«Ах, вот в чем дело!» – догадалась я.

В этот момент из-за заставленного банками с консервациями стеллажа вышла самая, что ни на есть, настоящая и живая Лариса. Выглядела она, надо заметить, прескверно. Но меня это не смущало. Нашлись! Я нашла их! Я самолично раскрутила это запутанное дело!

– Дорогие девушки! – торжественно начала я, – С вами говорит детектив Кроль. Я нашла вас. Вы свободны.

Тут я начала понимать, что недавнее предчувствие меня не обмануло. Упершись одной рукой в косяк, а другой в саму дверь я готовилась насмерть противостоять попыткам этой железки захлопнуться вновь.

– Только не двигайтесь, – снова попросила Алла, – Здесь всё очень хитро устроено. Одно движение – и мы снова взаперти. Лара! Пойди проверь.

– Говорю же тебе, – высокими нотками истерии заголосила Лариса, на одном вздохе, – Это система трех дверей. Я такую видела…

– Где видела?

– Ой, да неважно… Мы с Ксюхой у Кира кассету смотрели… В фильме древнеегипетские жрецы с помощью такой системы свои мумии охраняли.

– А я думала, там мумии Фараонов были…

– Ну да! А я что сказала? – Лариса на секунду сбилась с мысли, потом трагическим шепотом изрекла, – В общем, нам отсюда не выйти!

– Перестань-перестань-перестань! – быстро выпалила ей Алла, зажмурившись, – Не каркай, не ухудшай всё! А, толку с тебя, – Алла махнула рукой на подругу, – Сама посмотрю.

Алла, с победным блеском в глазах, прошмыгнула у меня подмышкой.

– Я знала, что нас найдут! – шепнула она мне и кинулась к выходу из предбанника.

Деловито подбежав к средней двери, девушка со звериным азартом набросилась на неё. Дверь не поддавалась. Алла вдруг начала издавать странные рычащие полу-ругательства, полу-всхлипы. Потом она пристально осмотрела стены предбанника и вдруг принялась колотить по ним кулаками.

– Как я и говорила! Ловушка трех дверей! Ну не плачь! – Лариса нелепо топталась внутри комнаты, – Не плачь, Аллочка. Все будет хорошо… Раз даже детектив нас нашла, значит и кто-то толковый тоже найдет.

Я собиралась возмутиться, но тут Алла заревела вголос.

– И будем мы здесь сидеть дружной толпой нашедших, – причитала она, – У нас продуктов на всех не хватит!

– Ну, иди сюда, – продолжала Лариса, – Там небезопасно находиться. Можешь остаться между двух дверей, если детектив случайно покинет пост. В фильме так один и помер…

– Простите, г-жа детектив, а когда к нам приедет помощь?

Я не нашлась что ответить. Происходящее казалось мне нереальным. Я ведь самолично открывала минуту назад эту дверь… Почему же у Аллы не получилось? Подходить пробовать я не стала, боясь шевельнуться и накликать закрывание и этой, последней, двери.

– Собственно, кто объяснит мне, что происходит? – спросила я, после долгой паузы.

– Мы в ловушке, – проревела в ответ Алла.

– И вы вместе с нами, – несколько высокомерно обрадовала Лариса.

– Подробности! – затребовала я.

– Ловушка трех дверей, – терпеливо принялась объяснять Лариса, – Можно войти, но нельзя выйти. Давайте я нарисую вам схему.

Девушка принялась чертить на пыльном полу.

– Есть три двери. Замки, как я думаю, управляются электроникой. Ой, только не отпустите эту дверь, пожалуйста, – обойдя меня, словно предмет мебели, Лариса вышла в предбанник и самолично осмотрела пол и стены, – Точно! – радостно тыкнула она пальцем в какое-то круглое отверстие в стене, – Как я и предполагала – здесь тоже фотоэлемент. Если б мы попались к египетским жрецам, тут бы весь пол в потайных педалях был. Потому что их система – на механике. А наша, выходит, полностью электрическая.

– Тем проще её сломать, – начала успокаиваться Алла, – Это даже хорошо. Раз замки электрические, значит, где-то должен быть центральный пульт. Чтобы знающий код человек мог отключать замки.

– Какие замки? – я ничего не понимала и решила вмешаться.

– Вот такие, – Лара показала мне на торец двери. Сверху и снизу внутри двери притаились языки замка. Судя по размерам среза, мощные и непоколебимые. И как я умудрилась не осмотреть на предмет их наличия предыдущие двери?

– Конечно, все виденные вами на тех дверях колесики и щеколды – просто бутафория, – продолжала Лариса, – Психологическая приманка. Видя, что имеется возможность открыть какой-то замок, человек тут же испытывает потребность сделать это. Бросаясь к следующей двери, он подписывает себе приговор.

– Красивая идея, – не сдержавшись, вставила я.

– Схема самой ловушки еще красивее. Тем более, затрат почти никаких. Брат нашего Хомутова, отец Кира – владелец магазина дверей. Там весь склад такими дверьми забит. Вот этот треклятый Хомутов и использует братово богатство, как вздумается… Попросил, скажем, двери в долг. Якобы для друзей… Конечно, никому не сказал, что насмотрелся злых фильмов и теперь собирается строить из имущества брата изысканную человеколовку.

Лара говорила с такой неприкрытой злостью, что мне захотелось немедленно кинуться доказывать ей невиновность Хомутова. Но я боялась сбить её с мысли о загадке этих дверей.

– Вот три двери, – учительские интонации делали голос Ларисы еще выше, – Открыта бывает только одна. Изначально замок разблокирован на самой внешней. Две другие замкнуты. Вы открываете первую дверь и заходите в предбанник. Расстояние между дверьми строго рассчитано. Чтобы подойти к следующей двери, вы вынуждены отпустить предыдущую и дать ей плотно прикрыться. Тогда при пересечении вами определенной черты срабатывают световые датчики и замок оставшейся позади вас двери закрывается. При этом разблокируется та дверь, что перед вами. Вы снова заходите в предбанник и идете к следующей двери. Снова пересекаете черту с датчиками и блокируете заднюю, но открываете переднюю дверь. Теперь вам уже не вырваться. Кстати, если вы сейчас прикроете эту дверь и пройдете вперед – она закроется. А первая дверь откроется, чтобы быть готовой к приему новой жертвы. Понимаете?

– Господи, зачем так сложно? – поразилась я, – Почему нельзя было обойтись двумя дверями?

– Потому что тогда мы могли бы вырваться, – включилась в разговор Алла, которой, похоже, Лариса уже неоднократно все это объясняла.

– Как?

– С двумя дверями ловушка была бы рассчитана на поимку лишь одного человека, – строго продолжила Лариса, – Иначе существуют варианты обхитрить устройство. Скажем, я попалась. Когда следующая жертва последует моему примеру, я остановлю её. Нет-нет, крики и предупреждения в момент вашего нахождения в предбаннике бесполезны: звук почти не проникает сквозь эти двери, да и предугадать момент визита следующего человека нереально. Остановлю уже на вот этом этапе, – Лара показала рукой на меня и я поняла, что она имеет в виду момент, когда задняя дверь уже захлопнулась, а передняя открыта, – Если двери только две, то можно считать, что мы на свободе. Я зайду в предбанник, а вы, тем временем, пройдете в комнату, закрывая, тем самым, внутреннюю дверь и открывая внешнюю. Вот я и на воле. Побегу за помощью. Пусть найдут, где выключается этот дурацкий замок, или вырежут двери автогеном. Но с тремя дверями этот номер не пройдет. Максимум, что мы можем сделать, это оставить внутреннюю дверь открытой, как сейчас. Тогда первая дверь будет закрыта, и не заманит очередных жертв.

Ничего себе! Я переваривала услышанное и нещадно казнила себя.

«Ведь чувствовала же, что все это неспроста! Ведь даже предчувствие про эти двери хитрые меня посещало! Эх, был бы со мной Георгий, он наверняка бы что-то придумал.»

Я попыталась представить себя Георгием и ощутить ход его мыслей. Вот он стоит здесь и понимает, что, подобно Атлантам, держащим небо, обязан будет вечно придерживать собой эту дверь. Нет, Георгий бы такого не потерпел!

– Прежде всего, давайте вместо меня использовать что-нибудь менее одушевленное, – предложила я.

Девочки передвинули на моё место один из стеллажей. Теперь не давал закрыться внутренней двери он. А соответственно, не давал и открыться внешней, что лишало разыскивающих нас героев возможности угодить в ловушку.

– Теперь рекомендую всем успокоиться и раз и навсегда усвоить: нас ищут.

– Более того, – хрипло сообщила уже взявшая себя в руки Алла, – Нас уже нашли. Толку?

– Отставить панику! – голос мой прозвучал намного менее бодро, чем хотелось бы, – На то мы и люди, чтобы побеждать механизмы. Отвечайте на мои вопросы внятно и оптимистично. Я буду собирать исходную информацию. Вы обнаружили, откуда управляется этот замок? Пытались подобрать код, о котором ты, Лара, рассказывала.

– Не обнаружили, – вздохнула Лариса, – Боюсь, его разместили где-то в недоступном для нас, пленников, месте.

– Так-с… А что если исследовать наши фотоэлементы? Что мы про них знаем?

– Они вмонтированы в стены. Активизируются только в случае, если дверь, которую только что прошла жертва, будет плотно прикрыта, а предшествующая ей закрыта на замок. Для первой двери мы считаем предшествующей третью. Я же объясняла, – Лариса нервно наматывала на указательный палец ставший от отсутствия ухода куцым и сероватым хвостик.

– А может, повредить датчики? – честно говоря, это было единственное, что я умела проделывать с техникой, – Сломаем, разобьем, выдернем. Устроим какое-нибудь замыкание… Выбьем пробки всему дому и заставим их уделить нам внимание… А может, система сбесится и распахнет нам двери?

– А может, обидится и взорвется. Или заблокирует замки навечно… Лезть в электричество, не разбираясь в нем – сущее самоубийство.

Алла сидела с ногами на большой табуретке и курила. По всему было видно, что девочки уже обжили здесь территорию. В дальней части подвала из-за стеллажей с консервациями выглядывала раскладушка. Из каких-то досок был смастерен стол, накрытый газетами. Под ним на полу удивляла своей неуместностью электроплитка.

– Этот Хомутов довольно неплохо подготовился к нашему приему, – проследив за моим взглядом, колко улыбнулась Лариса, – Оставил здесь массу необходимых вещей. Даже одеяло теплое притащил. Хотя здесь вообще-то жарко. В общем, заботливый мучитель попался. Ласковый. Только вот воды уже нет. Мы сегодня рассолом умывались. И картошка, кстати, кончается. Зато компотов, варений, солений… Хоть магазин открывай, только вот продавать некому.

– Ничего, – задумчиво прохрипела Алла. Кажется, девочка была совсем простужена, – Вот скоро перекочует сюда вся наша труппа и вся сыскная бригада ментов в полном составе… Сразу будет с кем рыночные отношения устанавливать. А что? Присвоим себе все продукты, на правах первооткрывателей, и станут вновь прибывшие на нас батрачить.

– Ага, – тоскливо подхватила Лариса, – Ремонт нам тут сделают… Окошко откупорят…

Нет. Все эти неконструктивные разговоры были здесь совершенно ни к чему.

– Какое окошко? – я решила немедленно рационализировать текущие диалоги.

– Наше любимое, – со значением произнесла Алла, – Оно здесь единственное, поэтому не ошибетесь. Лар, ты б показала, что ли, гостье наши владения. Я пока докурю…

– Эгоистка ты Аллка все-таки, – тяжело вздохнула Лариса, – Просишь тебя просишь, не курить здесь. Мне уже глаза твой дым режет.

– Ну, я ж не виновата, что у нас лампа только здесь! А в темноте мне курить неуютно…

– Черствое, эгоистичное животное! Если б ты не была такой коровой, я бы тебя, на правах старшей по сроку отсидки, дедовщиной затравила б!

– Не сомневаюсь. Поэтому всячески твое здоровье и подрываю. Хиленькая ты безопасней! Ладно, договорились же не ссориться. Отстань со своими претензиями.

– Я с тобой с ума скоро сойду.

– То ты еще остальных не видела, – беззлобно хохотнула Алла и вдруг совершенно преобразилась. Улыбаясь, эта девушка из насуленной пацанки превращалась в удивительно обаятельную женщину, – В нашей общаге я считаюсь ангелом.

Все ясно, Лариса впервые столкнулась с проблемой проживания с кем-то на одной жилплощади, и поведение Аллы кажется ей ужасной дикостью.

– На самом деле Алка хорошая, – вместо ожидаемых жалоб на сокамерницу, шепотом просвещала меня Лариса, пока мы на ощупь пробирались по длиннющему прямому рукаву подвала, – Она меня знаете как все это время поддерживала? То есть с тех пор, как мы помирились. А то ведь сначала она со мной целую вечность не разговаривала. А потом я её растормошила. Мы всё выяснили. И тут Алла взялась а дело. Обустройством помещения занялась. Меня зарядку по турам делать заставляет… В общем, от депресси спасет. Она – молодец. Это сегодня у неё просто нервы сдали. Она мне все не верила про систему трех дверей. Все думала, если эту верь открыть, то те предыдущие, как и были, незапертыми окажутся. Вот от разочарования и разревелась. Кстати, это Алла придумала сигнализацию из банок поставить. Молодец, да? Ведь, если б не банки под дверью, мы бы ваш приход не заметили бы. И про дверь не сумели б предупредить. Правда, толку с неё, с этой двери?

Стеллажи уже закончились, и помещение сразу стало шире. Приходилось пригибаться – под потолком проходили трубы. В этой части подвала было очень сыро.

– Вот и вся наша территория, – проговорила, наконец, Лариса, – Мы поначалу боялись, сидели только возле входа. А теперь тут уже каждый миллиметр знаем. Не переживайте. Крыс у нас нет.

Едва заслышав это заявление, я тут же начала переживать. До этого о крысах я как-то не задумывалась. А теперь… Вдруг девочки недосмотрели?

– А вот и наше окошко, – Лариса задрала голову вверх. Высоко над трубами красовалось наполовину разбитое небольшое окошо, задвинутое чем-то, прилегающим не слишком плотно. Сквозь боковую щель между рамой и этим «чем-то» в подвал пробивался настоящий дневной свет, – Мы там уже все облазили. Окно не открывается. Этот железный лист очень толстый. Мы сквозь разбитое стекло руки просовывали и его щупали. Снизу, кажется, на петлях держится, которые ничем не оторвать. А сверху, наверное, вообще приварен сваркой к решетке. Кричать в него бесполезно. Алка вон, вообще, голос сорвала…

В этот момент на меня обрушился оглушительный шум. Синхронно втянув головы в плечи, мы с Ларисой зажмурились.

– Не бойтесь, это трамвай! – тонкий голосок Ларисы едва пробивался сквозь мощную звуковую завесу, – Он здесь очень часто ходит. Я все никак привыкнуть не могу. Пугаюсь, как маленькая…

Я вдруг подумала, что эта белобрысая высокая девочка и есть маленькая… Без ванны, косметики и живительного солнечного света Лариса из виденной мною на фотографиях куклы Барби превратилась в запуганного ребенка, взъерошенного гадкого утенка. Не без намека на принадлежность к лебедям, конечно, но все же жалкого и ощипанного. Даже пацанка-Алла выглядела сейчас куда привлекательнее.

– Мы с Алкой тут, как дети подземелья, – заметив, что я её изучаю, сообщила Лариса, вытряхивая из-за шиворота пожеванного пиджака кусочки штукатурки, – Зеленые и смирившиеся. Если б меня такой увидела мама, она бы от меня отказалась…

– Не выдумывай глупости, девочка, – с неожиданной для себя нежностью вдруг сказала я, – Вы обе прекрасно выглядите. Единственный недостаток – смотреть некому. И этот недостаток мы с вами обязательно устраним.

– Мы уже пытались…

– Вы, все-таки, дети. Я – взрослая тетя с опытом оперативной работы. Я обязательно что-нибудь придумаю. Обещаю.

По сомневающемуся взгляду Ларисы я поняла, что воспринимаюсь девочками, как ровесница. В данной ситуации острого дефицита оптимизма мне это совсем не льстило.

– Эй, заговорщики! – гулко прокричала Алла, – Идемте теплый компот с вареньем пить!

И мы пошли. И я пыталась выполнить свое обещание. Сыпала сумасшедшими идеями, надеясь хоть в одной из них обнаружить здравое зерно. Благоразумная Лара разбивала мои планы вдрызг, а большелобая Алла, насупившись, молча слушала наши споры, всем своим видом выражая готовность в любом случае действовать.

– А что если повредить трубы!? – азартно предлагала я, – Найдем что-нибудь острое и продырявим трубу на сгибе. Целый дом останется без воды! Сантехники обязаны будут устранить неполадку, и полезут в подвал.

– Дельная идея! – сурово заявляла Алла, – Ради того, чтоб у этого гада, Хомутова, воды не было, я готова и сантехников сюда не пустить…

– Ну что вы такое говорите! – сокрушалась Лариса, – Попав сюда, мы совершили уже столько необдуманных поступков, что теперь пора взяться за ум. Во-первых, мы не сумеем продырявить трубу. Во-вторых, пока до сантехников дойдет, где может быть прокол, а сантехники дойдут до нас, может пройти очень много времени… А мы тут захлебнемся за это время…

– Не пили трубу, под которой сидишь, – подытожила я, все же оставляя предложенный вариант в поле размышлений, – А сотовый телефон вы к окошку подносить пробовали?

Свой сотовый я, конечно же, оставила в сумочке у Хомутова на кухне. Оставалось только надеяться, что литератор все же не окажется сообщником Кира, и, как ответственный гражданин, обеспокоится моим исчезновением и вызовет милицию. Хотя, кто в наше время добровольно вызывает милицию? Ребят из органов люди опасаются почти так же, как бандитов…

«Но может, Хомутов сообразит позвонить Георгию. Номер офиса забит у меня в памяти телефона»

– Был бы у меня телефон… – хмыкнула Лариса, – Я бы здесь не сидела. Хомутову Кир наверняка рассказывал, что я свой сотовый летом на даче потеряла… И никаких тайных выходов здесь тоже нет. В первые же часы своего заключения я излазила со своей зажигалкой каждый миллиметр этого помещения. Удивляюсь, как я не скончалась тогда от разрыва сердца. Ночь, подвал, ни одной живой души…

– А чего ты вообще сюда ночью поехала? – поинтересовалась я.

– Так ведь Хомутов написал же: «В полночь». Я, как и Алла, Очаг Искусства искала.

– Только у меня хватило мозгов сюда днем подъехать, чтобы сначала разведать обстановку.

– И много тебе этот ум помог?

– Ладно, договаривались же не ссориться, – снова забурчала Алла, – А вы про Очаг Искусства знаете? – спросила она меня.

Настало время долгих объяснений. Я представляла себе все верно. И Ларису и Аллу, после конфиденциального разговора с Кириллом, предлагающим прочитать Хомутовскую рукопись для более объемного понимания роли Героини в спектакле, мгновенно пленил живой и яркий стиль автора. За один присест одолев рукопись, обе актрисы никак не могли выбросить из головы легенду об Очаге Искусства.

– Ну, какая ж это легенда, если всё так внятно объясняется? – оправдывала ход своих мыслей Лариса, – И потом, у меня тогда состояние такое было… Хотелось учудить что-нибудь эдакое. Назло всем. Я тогда с парнем своим поссорилась. Будет знать, как отказываться вечером меня выгуливать! Шла по парку, случайно встретила одного знакомого. Артура. Он меня в кафешку затащил и все споить норовил. Настроение у меня именно такое было – напиться с первым встречным, натворить что-нибудь ужасное… Но он, этот Артур, такой все-таки зануда. Присмотрелась я к нему, и тошно мне от него сделалось. «Нет,» – думаю, – «Такие глупости я скорее себе, чем любимому назло совершу…Пойду лучше Очаг Искусства искать. Вполне достойное приключение… Любимый потом себе никогда не простит, что я одна по таким местам бродила.»

Я вдруг отчетливо почувствовала аналогию со своим выпендрежем перед Георгием: «Будет знать, как считать выбранное мною дело несерьезным!»

«Эх, Жорочка, а ты там наверное волнуешься теперь, места себе не находишь. Это я все игралась! На самом деле, вовсе не хотела доставлять тебе такие переживания… Если выберусь отсюда, обязуюсь даже извиниться за самодеятельность», – мысленно провозгласила я и вдруг почувствовала острый приступ жалости к себе. Ну как можно было попасться! Ведь я знала, что это ловушка! Нет, с такими глупыми мозгами, мне в жизни не придумать, как отсюда выбраться…

– В общем, – продолжала Лариса, – Я в этот очаг Искусства поверила. А что? Все оправдано с научной точки зрения. Сосредоточение определенных энергетических сил. Обычный эгрегор. История ведь знает массу примеров, когда такие места действительно находились, и работали, и выполняли желания… – девочка говорила зло, как бы насмехаясь над самой собой, – Естественно, мне страсть как захотелось воспользоваться.

– Фи, – непроизвольно скривилась я, – И почему мы не видим ничего постыдного в желании проэксплуатировать чудо?

– Как почему? – тонко вскинула белесые брови Лариса. Чувствовалось, что она много думала на эту тему, – Хомутов правильно написал: потому что мы давно признали собственное несовершенство. Все мы произошли от животных, все мы, по сути, животные… «Хочу, чтоб у меня все было, а мне для этого ничего не надо было делать,» – это наши родные, животные инстинкты. Можно мучительно бороться с ними, а можно смиряться и…

– Превращаться в стадо управляемых баранов, – отчего-то завелась я, – Не забудь, именно благодаря этим родным животным инстинктам, тебя смогли заманить в ловушку… И даже не в этом дело… Просто как-то нечисто это стремление получать, не отдавая.

Когда-то давно я случайно наблюдала проповедь одного американского священника, нацеленную на привлечение молодежи в их церковь. Основной мыслью проповеди было, дословно: «Ребята! Дух Христа работает и по сей день!» В контексте подразумевалось «работает на нас».

«Это ж как надо примитивизировать людей, чтобы надеяться такой дешевой спекуляцией заинтересовать их?» – подумала тогда я. Потом оглянулась по сторонам и обнаружила несметное количество почитающих слушателей… И так противно мне сделалось тогда.

– Я знаю, – тихо произнесла, Лариса, – Теперь знаю. Не из-за того, что теперь боюсь ловушек… Просто, потому что было время все обдумать. Верить нельзя из корысти или страха. От этого у Веры обламываются крылья.

Неожиданно Алла захохотала.

– Извините, – подмигнула она нам, – Ларка так серьезно говорила, а мне представилось, что она сейчас скажет: «От этого у Веры обламываются когти». Представляете?

Обстановка разрядилась, а я подумала, что Алла не так проста, как хочет казаться. И вообще, вдолбленное мне Кириллом и театральной суетой вокруг ролей, мнение, мол, Алла с Ларисой – ярчайшие представители элитарной породы глупых идиоток, давно уже казалось мне чистой воды вымыслом. С этими девочками было приятно и интересно общаться. Я была действительно рада, что нашла их.

– Хватит философствовать, – продолжала вторая Героиня, – Я, например, сюда без всяких инстинктов, просто из любопытства шла. Посмотреть, действительно такое место в нашем городе есть или врёт писака. Ну, настолько все приметы сходились, что глупо было не проверить.

– М-да… Нет равных силе слова, – пробормотала я.

И вдруг, осознав происходящее в полной мере, я почувствовала себя восхищенной. Это ж надо было так все просчитать!? Ай, да Кирилл…Я одновременно и восхищалась и боялась этого человека. Теперь я понимала, почему Ксения была так напугана. Быть любимой таким человеком – равносильно игре с огнем.

– Ксения! – вдруг вслух произнесла я, и оживилась, – Девочки, радуйтесь! Сам преступник вскоре придет нас освобождать!

– Бредит на нервной почве, – прокомментировала мои слова Лариса.

Алла цыкнула на неё и вся превратилась в слух.

Пришлось рассказать актрисам о моем разговоре с Ксенией, об уликах против Кирилла, о том, кто на самом деле подстроил весь этот бред.

– Нет! Этого не может быть! – на Ларису было жалко смотреть. Она попросту отказывалась верить мне, – Ведь Кир же был нам другом…

– Гений с тяжелым характером. Хам. Но все равно «свой», – вторила сокамернице Алла, – «Из наших.» Из тех, кто яростнее всех вступится за тебя, если внешний мир начнет атаковать…

– Но факты остаются фактами, – как можно мягче проговорила я, – Наверное, он тоже перечитался хомутовских рассказов и решил не бороться со своими животными позывами. Захотел подчинить себе мир – и подчинил. Отыгрался за отказы Ксении, за непослушание Зинаиды Максимовны. За то, что все вы считали его прозу нежизненной, неправдоподобной. Считали, а поверили ведь, да? Мне видятся именно такими мотивы его поступков.

– Господи, – шепнула Лариса, – Кто б мог подумать, что для него все это так серьезно… И потом, при чем здесь мы? Мы то, что ему плохого сделали? Он что, не понимал, что мы тут с ума можем сойти? Это ведь настоящая тюрьма, а не игрушки…

– Мы просто попались под руку, – безжалостно констатировала уже смирившаяся с ситуацией Алла, – Как пушечное мясо. Как разменная монета. Все мужики одинаковые. Любят только себя, а окружающих – грубо используют. Причем видят в этом естественный ход событий. Скоты!

– Не начинай снова, умоляю, – томно закатила глаза Лариса, – У нашей Аллочки проблемы с личной жизнью. Точнее, у её личной жизни проблемы с головой и совестью. Уж я-то знаю.

Я вспомнила историю про Артура и почувствовала себя в самом центре дурацкой интриги. Только личных жизней нам сейчас еще не хватало!

– Во-первых, у бывшей личной жизни, – забухтела обиженная Алла, – Во-вторых, Артур такая же моя личная жизнь, как и твоя…

– И вот так с момента первого визита в эту скромную келью, – Лариса, как бы жалуясь, обернулась ко мне, – Первый день она со мной вообще не разговаривала. Я чуть с ума не сошла! Вокруг неё прыгаешь, требуешь ответов о том, как она сюда попала, и кто нас сюда засадил, а она молчит, будто нет её здесь вовсе. Я сначала думала, что Хомутов специально ловушку смастерил, чтобы с моих предков выкуп потребовать. Но когда Алла тут появилась, у меня в голове все просто кубарем завертелось. Не мог ведь Хомутов точно знать, кто прочтет его книгу и поверит. Не мог предугадать, бедными или богатыми будут жертвы. «Какой выкуп?» – решила я тогда, – «Он просто псих и ставит ловушку на дур». Я ей это всё втолковывала, а Алла все молчала и молчала. Решала, видимо, ненавидеть меня дальше или нет, – это Лариса рассказывала, уже смеясь.

– Все точно, – тоже начала смеяться Алла, – А потом эта истеричка как заплачет навзрыд. И так мне её жалко стало. И предложила я поговорить начистоту.

– И выяснилось, что вся многострадальная ненависть ко мне – из-за Артура! Откуда я знала, что мой несносный ухажер и таинственный Аллочкин любовник – одно и то же лицо! Я даже, что он женат, понятия не имела… Он мне вообще-то на фиг был не нужен. Я его честно отшивала всю дорогу. И вот какую благодарность от подруги получила!

Еще минут пятнадцать девочки, полусмеясь, выясняли отношения. Явно не в первый раз приходя к выводам, что Артур их – козел редкий, и что обе они с ним отныне всякое общение прекратят. Нет, хорошо, конечно, что девочки здесь помирились, хорошо, что наконец наградили Артура достойными эпитетами… Но зачем же так не вовремя? Сейчас-то зачем?! Я подумала, что, видно, сглазила. Только, понимаете ли, решила, что совсем Алла с Ларой не дуры, как вдруг…

– Барышни, может, лучше вернемся к обсуждению собственного положения? – робко предложила я.

Последующие пятнадцать минут я выслушивала, как милые мудрые девочки, то ругаясь, то придерживаясь редкого единодушия, обсуждали своего сценариста и предателя. Придя в результате к противоречивому мнению, что Кир, конечно, редкостный козел, редчее еще даже, чем Артур, но Ксению любит искренне, и оттого заслуживает снисхождения, спорщицы уставились на меня.

– Он действовал в состоянии аффекта, – строго заговорила Алла, – Поэтому заменим ему смертную казнь пожизненным лишением свободы!

– Нет, – вступилась Лариса, – Не пожизненным. Ровно таким же по длительности, как будет наше заточение.

– Оптимистка, – хмыкнула Алла, – Ладно. Договорились.

Девочки скрепили свой приговор рукопожатием, с очень серьезными лицами хором проговорив «по рукам!».

Нет, все-таки сидение взаперти плохо сказывается на способности здраво мыслить.

– Я не мнения вашего спрашивала, ненормальные! Я вам путь к свободе указать пытаюсь! – закричала я, чтобы стряхнуть с себя уже переползшие от актрис ко мне пылинки абсурда, – Свобода придет к нам через смиренное ожидание. Все необходимые для этого процессы я уже запустила.

– В смысле?

– Я заронила в душу Кирилла сомнение. А сомнение – огромная сила. Денек он помучается, а потом решит, все же, проверить. А вдруг я была права? А вдруг он, Кир, сам того не желая, заточил свою возлюбленную в темницу? Вдруг Ксения тоже узнала про Очаг Искусства и отправилась на разведку?

– С чего бы это? Ведь он ей рукопись не подсовывал.

– Да хотя бы от тебя, Лариса. Вы ведь дружили. Ты могла поделиться с Ксенией своими намерениями отыскать Очаг.

– Не могла, – сухо ответила Лара, – Я этому негодяю слово дала, что никому не расскажу о наличии у меня рукописи. Кир сказал, что, мол, даже от Зинаиды скрывает её существование. Что, мол, Хомутов согласие на прочтение рукописи не давал и он, Кир, нарушает все возможные заповеди, передавая мне этот текст, но ради дружбы и в интересах общего дела по-другому поступить он не может.

– И с меня слово брал, – простодушно улыбнулась Алла, – Только что я, дура, что ли, такую чушь выполнять. Пообещала для пущего сценаристского спокойствия его величества, и Зинаиде тут же копию сняла.

– Стыдилась бы! – снова заучительствовала Лариса.

– А чего? Я тоже ради дружбы и в интересах общего дела. Режиссеру, наверное, важно иметь при себе экземпляр такой рукописи, а?

– Девочки, вы же договаривались не ссориться! – вмешалась я, – Так вот. Я считаю, что Кирилл еще немного помучается отсутствием Ксении, и явится к нам сюда её вызволять. Отключит замок и выпустит нас с миром.

– Ну, уж нет! – хором заявили пленницы, – С миром мы отсюда не уйдем! Кир еще пожалеет…

– Думаю, он уже жалеет, – поделилась я, – Одно дело – придумать красивый сценарий исчезновения двух человек. Совсем другое – воплотить его. Наверняка ваш сценарист страдает из-за содеянного… Я бы даже сказала, что воочию видела, как он нервничает…

– Фигня! – не слишком-то вежливо прокомментировала мою сентиментальность Алла, – Я Кирилла хорошо знаю. Он из породы тех людей, которые настолько боятся остаться в проигрыше, что даже очевидные минуса объявляют выигрышем. Он убедит себя в собственной правоте и станет свято верить в неё. А нервничает он только из-за Ксении. Только являться за ней, думаю, не станет… Прийти сюда, значит признать своё участие в организации нашей ловушки. А он нас знает. Мы и придушить ненароком можем. Ради Ксении рисковать жизнью?

– Он её любит больше чем жизнь, – сдавленно возразила Лариса, завистливо вздыхая, – Он сам мне говорил… Эх, кто б меня так полюбил бы!

– Чур, не я! – закричала Алла и снова захохотала, – Остаетесь только вы, детектив. Все остальные жители планеты навек отделены от Ларки толстенными подвальными стенами. Ах, наша королева красоты осталась без свиты воздыхателей и увядает…

– Вот дура-то! – беззлобно махнула на хохотушку рукой Лариса и кокетливо повела плечами, звание королевы красоты ей явно польстило, – А за Ксенией Кир придет. Если поверит, что она и впрямь здесь могла оказаться. А что? Станет разбираться, узнает, что у Зинаиды есть копия его подсадной рукописи, решит, что Ксюша её читала… Приползет сюда, как миленький. Еще и спасителем прикинется. Мол, разгадал тайну и пришел нас вызволять. Нужно только дождаться, пока он окончательно сварится.

– Такие жилистые варятся долго, – со знанием дела проговорила Алла, – И жрать их потом противно. Тем более, что пока он будет вариться, мы тут успеем состариться и сойти с ума.

Да, ожидание милости со стороны тюремщика – не лучшая стратегия побега. Нужно было думать дальше. Мы все втроем посерьезнели, задумались, и породили на свет массу несусветных глупостей.

– Есть идея! – снова горячо провозглашала я, – В щель между железным листом и окошком может пролезть бумага. Записка с просьбой о помощи.

– Делали, – уныло рапортовала Алла, – Голяк. Это ж единственное место в городе, где трамвайные рельсы так близко от дома проходят. Поэтому, люди там не ходят. А трамваи читать не умеют.

– Ну, может, какой-то прохожий забредет случайно… А! Знаю! К записке нужно прицепить деньги. На купюры у наших прохожих взгляд наметан. Под любым трамваем обнаружат.

– Попробовать можно, – выдавала резюме Лариса.

Но и эта затея обрекала нас на ожидание. Может быть, кто-нибудь, когда-нибудь… Нет, нужны были еще варианты.

– А давайте стучать по трубам! – изрекала гениальная я, – Когда-нибудь ведь жильцам это надоест, и они придут оторвать нам головы… После того, как все возможные места обыщут. Догадаются же в подвал спуститься… Должны!

– Делали, – поражала разнообразием ответов Алла, – Тут какие-то неправильные трубы. Они издают неправильный звук. Его и нам-то не слишком слышно…

– Ну, мало ли, вдруг там наверху у кого-нибудь слух обостренный.

– Вот что! – Алла заразилась моим «недержанием идей», и тоже начала нести полный маразм, – Нужно поджечь что-нибудь возле окна… Если долго и старательно поддерживать огонь, то живущие наверху заметят дым и перепугаются.

– Пока они будут перепугиваться, мы тут задохнемся или сгорим, – на этот раз не одобряла и я.

– Лучше смерть, чем это бесконечное томление, – вздыхала Алла, – Слушайте… У нас ведь электроплитка есть… Может, с её помощью можно взрыв устроить. Что-то такое мы по химии проходили. Если какое-нибудь вещество накалить – оно взорвется…

– Вот же ж террористка-мечтательница, – переглядывались мы с Ларисой, – Если б так легко из подручных средств можно было взрыв сооружать, ни один пленник бы долго в тюрьме не просидел.

– Эх, надо было химию лучше учить, – не слушала нас Алла, – Я бы тут сейчас из всех этих консерваций такой бы фейерверк устроила.

И тут меня осенило.

– Слушайте! – призвала к порядку я сокамерниц, – Я знаю, что надо делать. Все, что мы сейчас тут говорили – верно. Под лежачий камень вода не течет. Значит, нужно действовать. Мы обманем систему трех дверей.

И все-таки эти актрисы были совсем дети. Мои уверенные интонации моментально убили в них всю иронию. С широко раскрытыми глазами, глотали они сейчас каждое моё слово, и были готовы выполнять любые мои бредни. Впрочем, клин клином вышибают. Попали они сюда, поверив в одну чушь, значит, поверив в другую, возможно и выберутся. Я и сама свято верила в своё придуманное.

– Первое: мы используем все возможности для привлечения внимания. Спать будем по очереди. Тот, кто не спит, будет стучать по трубам.

– А как же спать тогда, под этот стук? – закапризничала Лариса, – Может, лучше днем стучать…

– Днем и без нас все стучат. Днем это ни у кого не вызовет должного раздражения. Мы своим стуком должны достать жильцов настолько, чтобы они, не поленились, оторвали попы и отправились жаловаться в ЖЭК. Эх, главное, чтоб наш стук по трубам хоть немного был слышен на этажах… Дальше. Обязательно каждый день будем писать штук по пять записок, объясняющих ситуацию. Я здесь где-то банку с мукой видела. Сварим клейстер и будем клеить наши записки к рубликам. И в оконные щели их под трамвай станем выкидывать. Может, в конце концов, заметит кто…

– У меня есть только два рубля и десятка, – озаботилась Лариса.

– Два рубля – это хорошо, а десятку придется на мелкие разменять! – отрезала я, и тут же зарделась, осознав сказанное. Совсем заработалась, бедняжка. Вот освобожу этих дурацкий девчонок и в жизни больше не в одно дело самостоятельно не полезу. Пусть Жорик расследует, а я ему кофе буду варить, речи конспектировать и прочими бесполезными делами заниматься. Главное, моей совести не нужно будет ни за кого ответственность нести.

– Ладно, все что есть – выбросим утром за борт, – вернулась я к вопросу о деньгах, – Какая-никакая, но попытка. Кстати, десятку наши граждане точно найдут. У них на крупные купюры подсознательный охотничий инстинкт. Я знаю одну даму, у которой, как собачий нос, мочевой пузырь работал: четко знал, где деньги спрятаны. Как чует добычу, так хозяйку прижимает. Та, деваться некуда, в кусты или в подворотню какую бежит. И ни разу еще не было, чтобы она при этом деньги не нашла. Представляете?

Девочки не представляли, но, судя по взглядам, очень верили. Мало ли? Отчего бы такой даме ни решить на трамвайных рельсах примоститься и нашу десятку найти?

– Кроме того, попытаемся, не устроив пожара, газеты наши подсушить и подпалить. Вдруг поможет? Тогда одна из вас будет постоянно дежурить возле окошка и поддерживать огонь. Дым действительно может внимание привлечь. Только пожар не устройте, пожалуйста…

– А почему это одна из нас? – капризно удивилась Лариса, – А вы что делать будете?

– Не считай чужие заслуги, – осадила я её, – Не волнуйся. Себе я уготовила другую участь. Я, девочки, от вас ухожу.

– Что-что?

– Надоело мне здесь с вами сидеть. Я ж далеко не студентка уже, чтоб по общагам перекантовываться. Буду отдельную жилплощадь завоевывать.

– Эй, вы заболели, да? А где здесь юмор?

– Нету тут юмора. Сплошная суровая правда жизни. Вот подумайте. Вдруг сработает не записка, в которой все подробно можно объяснить, а, какой другой метод. Привлечем мы чье-то внимание. И что? Они сюда спустятся, двери подергают – заперто. Может, к Хомутову пристанут, мол, что там в твоем подвале. Тот ответит – племянник ключ забрал, ничего не могу поделать. Пока догадаются куда-то заявить или Кира отловить, мы тут будем томиться. Нет уж. Лучше эту нашу дверь прикрыть, пройтись перед твоими, Ларочка, любимыми датчиками, чтобы замок сработал и быть уверенными, что внешняя дверь открылась.

– Но ведь этим мы просто еще кого-то заманим сюда. Если кто-то обратит внимание и решит проверить, что тут – в подвале, он зайдет, дойдет до средней двери, внешняя за ним закроется и всё… плюс одна мышка в мышеловке.

– Нет. Минус все мышки, – торжественно заявила я, ужасно довольная своим предложением. – Я сейчас выйду в наше междверье и останусь там подкарауливать гостей. Понимаете? Я возьму пару пустых банок, варенья для души, одеяло у вас отберу и устрою себе там отдельное жилище. А вы тем временем закроете свою дверь. Что происходит дальше? Для сигнализации поставлю я под среднюю дверь пустые банки. Как только кто-то её откроет, я его перехвачу. Объясню ситуацию, вручу ему письменный отчет о нашем горе и заставлю остаться между внешней и средней дверью. Сама плотно прикрою среднюю дверь и подойду к внутренней. Попаду сюда к вам. Закрою вашу дверь и открою, тем самым, самую первую. И наш гость кинется бежать за помощью. А уж те, кому он все расскажет и записку передаст, разберутся, как нас отсюда вытаскивать. У них и Кир под руками, и, если что, взрывчатка для дверей найдется. Как идея?

– Класс! – восхитилась Алла, – Только нельзя так поступать. Вдруг никогда никто не придет. Вы что, всю жизнь там жить будете? Тут хоть пищи много и тепло от труб идет. Плюс, коллектив все-таки. Вы там даже задохнуться можете.

– И потом, а вдруг Кир придет Ксению вызволять? Сразу на вас наткнется. Вдруг он вам что плохое сделает?

– Ничего, справлюсь. Киру скажу, что Ксения тут у вас, он вмиг расскажет, как замки отключить. А не расскажет, пусть пеняет на себя. Нас все-таки трое…

– А с чего вы взяли, что он будет один? Нет. Я так не могу. Вы ж не робот, а живой человек. Негоже вас на улицу выставлять, – сокрушалась Алла.

– Живого человека негоже здесь держать, – парировала Лариса, – Как детектив скажет, так и будет. Ей видней. Мы слушаться должны. Только, если моё мнение кого-то тут интересует, знайте… Я тоже не хочу, чтоб она туда шла. Страшно мне за неё. Нельзя такие необдуманные шаги предпринимать. Нельзя…

Ну, прямо целый спектакль устроили. С оплакиванием, с проводами.

– Прекратите пессимизировать! Ничего страшного со мной не случится! И вообще, я есть хочу. У вас тут спасителей человечества кормят?

– Кормят, – засуетилась Алла, – У нас всех кормят. Только очень специфической пищей.

Ужинали тушеной в рассоле картошкой с соленьями. На рассоле же Алла испекла хлебообразные лепешки. Просеивая поеденную червями муку, закрывали глаза, чтоб не видеть, что собираемся потреблять. Зато запивали ужасно вкусным смородиновым компотом. И целую банку розового варенья слопали. В целях нанесения наибольшего ущерба имуществу тюремщиков. Из-за всех этих вкусностей я вспомнила свою маму и вдруг поняла, что, нам всем просто необходимо, чтобы к Хомутову вернулась жена. Если бы у моей мамы в подвале завелись посторонние, думаю, она бы сразу же это заметила. Если бы её любимое варенье кто-то нещадно истреблял, не как деликатес, а как обычную пищу, она бы подвал по кирпичикам разобрала, но продукт от поругания спасла. Не от жадности. Из любви к прекрасному. Прекрасное варенье должны потреблять прекрасные люди в прекрасной обстановке и прекрасными, маленькими дозами… Я поделилась своими мыслями с сокамерницами, и все мы стали крепко держать кулаки за то, чтобы г-жа Хомутова немедленно решила вернуться к супругу. Как настоящая хозяйка она тут же полезет проверять своё продуктохранилище.

С моим переездом решили повременить еще сутки: вдруг Кир прибежит, или Хомутова придет варенье спасать, или кто-то из сыщиков догадается в гости заглянуть. А, если нет, то отправлюсь я завтра в добровольную ссылку, в холодную камеру-одиночку. Вообще-то, мне категорически не хотелось туда идти. Но нужно же было хоть как-то увеличивать шансы на успех. Я очень надеялась, что не одни мы такие ненормальные. Кто-то еще просто обязан был забрести в эти края. Может, режиссерша решит прочесть ксерокопию рукописи и обо всем догадается… Может, какой-то случайный сантехник набредет на дверь с не задвинутой щеколдой и заинтересуется. В конце концов, раз мы нашли, значит и кто-то еще найдет. И он, нашедший, должен стать спасителем, а не, подобно мне, очередной жертвой. Ради этого я готова была отправиться на свой необитаемый остров.

Как ни старались, устроить человеческий костер мы так и не смогли. Газет было жалко и сгорали они моментально. А подходящих дров не было. Решили пока просто сушить доски стеллажей над плиткой. Может, еще загорятся.

– Приступаем к музыкальным упражнениям! – скомандовала я. И все мы переместились в темную часть помещения. Тут же выяснилось, что в этом подвале совершенно нечем стучать по трубам. Прямо абсолютно не оборудованный для приличных занятий подвал! Доски не звучали абсолютно. Гулко грюкали, передавай трубе очень слабую вибрацию. Банки стучали звонко, весело, легко… Но как-то уж слишком локально. Сама труба оставалась почти полностью спокойной. Звук, наверняка, не пересекал злополучной черты перекрытия.

– Есть! – громко закричала я, мысленно посылая благодарности всем сапожникам мира, – У нас есть чудесный инструмент! Понимаете, мои сапоги снимаются настолько тяжело, что я даже в гостях остаюсь обутая…

Актрисы испугано переглянулись, не понимая.

– Я не сняла сапог, придя к Хомутову! Не влезла в его мягкие войлочный тапочки, которые не то что стучать по трубам, они даже топать по-человечески не умеют. Поэтому и шару смотреть я пошла в сапогах, и к вам сюда в них попала… Ведь это ж какое везение!

Алла покосилась на свои фирменные кросссовки, Лариса придирчиво обсмотрела свои модные ботиночки.

– А на моих шпильках настоящие, металлические, набойки! Понимаете теперь, к чему я это? Понимаете?

С этими словами я схватилась обеими руками за трубу и любезно предоставила девушкам свою ногу. Чудом не оторвав мне ступню, актрисы все же справились. Звук получался прекраснейший. Громкий, четкий стук, заставляющий всю трубу едва заметно подрагивать и недовольно гудеть. Только бы перекрытия не заглушили и такие звуки. Я разулась, встав на картонку, и мы с Аллой принялись выстукивать на трубах всевозможные ритмы. Даже в специфическое «Угадай мелодию» умудрились поиграть. Одна из нас выстукивала какую-то ужасно известную мелодию, а другая должна была догадаться о том, что это за хит. Лариса отправилась пытаться уснуть. Через пару часов наступала её очередь стучать. Вообще-то я тоже должна была ложиться. Но, прекрасно понимая, что не усну, я решила поразвлекать Аллу. Уже через сорок минут оказалось, что стучание – самое сложное и ненавистное занятие в мире. Нам надоело стоять, не было больше сил ударять по трубе, мы вместе тихо возненавидели меня за дурацкие идеи и звуки ударов за существование. Лариса кругами ходила вокруг нас и умоляла хотя бы на полчаса сделать перерыв на сон или выдать ей какой-нибудь звукоизолирующий шлем.

– Теперь я понимаю, отчего вы хотите сбежать в междверье, – говорила мне несчастная девочка, – Алла, давай я тебя сменю, ты уже неживая.

Спустя еще час, я сдалась.

– Ладно, пару часов отдыхаем, потом повторим этот концерт. Будем надеяться, жильцам он столь же опротивел, как и нам.

Вымотанные и уже готовые всю жизнь провести в этом подвале, лишь бы избавиться от необходимости поднимать и опускать руки, мы бессильно поплелись в обжитую часть подвала. Лариса упала на раскладушку, Алла заняла свое спальное место на нижней полке стеллажа и предложила мне расчистить себе подобное.

– Мы вам курток накидаем, будет мягко. Хоть немного, надо поспать.

– Спасибо, как устану, лягу обязательно, – нервно ответила я, – А вообще, я сюда не спать пришла.

– В первую ночь здесь все так рассуждают, – уже в полусне пробубнила Алла.

Лариса тоже, кажется, спала.

«Нет, нет, нет!» – металось в мозгу, – «Нельзя воспринимать это место, как настоящее пристанище. Стоит уснуть, и ты уже, можно сказать, смирился со здешней пропиской. Я не согласна! Я стены выковыряю, если другого выхода не останется… Надо что-то делать. Надо делать.»

О том, чтобы пытаться прилечь, и речи быть не могло. Кроме принципов, мешало еще и мое до крайности возбужденное состояние. Я бы все равно не уснула.

«Вот сейчас попью чаю. В смысле компота теплого. Полчасика посижу и снова пойду стучать», – решила я прежде, чем мой взгляд упал аккуратную стопку машинописных страниц. Листы были белые, свежие, текст был отпечатан на механической машинке…

– Что это? – сама у себя спросила я, от неожиданного открытия – излишне громко.

Алла лениво открыла глаза, проследила за моим взглядом.

– А, это творения нашего губителя. Они на столе лежали, когда Ларка сюда вселилась. Старые пьески, те, что Зинаида не приняла… Мы их подальше убрали, чтобы не заляпать, – и тут до Аллы дошло, – Ой! – она моментально подскочила, разрываемая собственной догадкой, – Вы думаете, это он специально? Как с очагом Искусства? А ведь и правда… Ларка, вставай, тут такое!

Никогда еще произведения Кирилла не пользовались таким спросом. Вырывая друг у друга листочки, мы с Аллой кинулись к самому освещенному куску нашей тюрьмы – под лампу.

– Значит так, – командовала я, – Здесь, кажется, четыре пьесы. Пока берем каждая по произведению и подчеркиваем все, все, что может иметь к нашему нынешнему положению хоть какое-то отношение…

– Нет, – проснулась, наконец, Лариса, и осознала суть происходящего, – Это неправильно. Кир писал эти пьесы очень давно. Не мог он заранее предвидеть, как далеко зайдет его собственное коварство.

– Значит, он мог приписать куда-нибудь новую главу. Хомутов ведь свои рассказы тоже давненько породил, – от появления новых надежд у меня резко улучшилось настроение. Я выхватила из стопки самую нижнюю пьесу и весело потрясала ей перед Ларисиным носом, – Понимаешь? Кстати, по состоянию бумаги можно с уверенностью сказать, что эти листы еще не так давно были девственно чисты и возлежали в пачке между своими собратьями… Значит, Кир перебрал свои тексты заново. Очередная авторская редакция, так сказать. Надо все их изучить. Здесь должно быть указано, что нам делать. Ваш Кирилл ведь любитель подобных поворотов сюжета.

Алла в споре не участвовала. С видом умалишенной, она обсматривала, обнюхивала и чуть ли не пробовала на вкус каждую из четырех пьес. Даже скрепки с них зачем-то снимала и под лампой внимательно рассматривала.

– Он любитель своих произведений, – снова закапризничала Лариса, – Подозреваю, он подсунул их сюда, просто, чтобы увеличить количество своих читателей на двух человек. Он-то понимает, что от скуки и не такое начать читать можно. А может, он нам их оставил в качестве пытки. Он ведь помнит, как мы кривились при прослушивании этих его пьес…

– Попытка – не пытка! Не возражай, а читай. Чем скорее мы просмотрим все эти листы, тем скорее выйдем отсюда. В вас ведь должна жить потребность в чтении. Вы ведь театром занимаетесь…Как можно было не прочитать все это раньше?!

– Мы же не знали, что у Кира, что ни текст, то преступная махинация. Мы-то думали нас сюда заманил Хомутов. А эти пьесы мы по несколько раз в театре уже слышали. Господи, вы представляете, что за мучения: просматривать целых четыре ужасных пьесы среди ночи в состоянии полнейшего упадка сил? Я не переживу этого.

– И не надо! – твердо заявила Алла, – В смысле, переживай, конечно. Я имела в виду, что не надо их все перечитывать. Уверенно заявляю, что свежеотпечатанная вещь – только верхняя. Остальным – в обед сто лет.

– Отлично! Отсмотрим пока только эту вещь.

– Это уже что-то, – задумчиво проговорила Лариса, – Если Кир нарочно подмешал в старые пьесы новую, то, это неспроста. Давайте читать! – Лара бегло просмотрела начало, – Это одна из его старых вещей… Ой! Он, кажется, впечатал в неё главу про Очаг Искусства. Это намеки, да?

– Подчеркиваем все, что может быть про нас, – категорично заявила я, отобрала листочки и принялась читать их вслух. Чтобы все слышали, а я сама еще и видела собственными глазами. Актрисы то и дело перебивали меня и советовали что-то подчеркнуть. Пьеса была очень тяжела в прочтении. Действующие лица говорили однообразно, витиевато и пафосно. Но для нас сейчас это было самое желанное литературное произведение в мире. Потому что сразу после первых двух листочков пьесы, Кирилл прочно избирал местом действия тюрьму. Две заблудившиеся души попали в ловушку и томились теперь в тюрьме, обуреваемые воспоминаниями о тяжких грехах, совершенных ими в предыдущие дни жизни. К примеру, они, желая посостязаться между собой в стихосложении и остроумии, обидели когда-то гения, подвергнув жестокому словесному истязанию его лучшую вещь. Теперь они сожалели. Думали, что и вещь была не плохая, и гений принес бы миру радость… Но ведь так хотелось проявить собственное красноречие… Это был явный упрек Алле с Ларисой за их неприятие работ Кирилла. Еще среди воспоминаний затесался эпизод о том, как души эти прогнали белую девушку. Боялись, что её волнующая белизна оттенит их грязные подтеки. Боялись, что она откусит большую часть пирога под названием Слава. Боялись за свои теплые места и прогнали её. Не пустили в свою компанию. Это были намеки о Ксюше. О том, что той отказали в роли Героини.

Сомнений не оставалось. Этой хаотичной и сырой пьесой Кирилл хотел обратиться к своим пленницам. Объяснить, отчего решился он так жестоко обойтись с ними.

– Но ведь это неправда!!! Мы не изгоняли Ксюшу, что он выдумал? Как он вообще мог такое подумать?

– Да он просто псих. Обидели мы его! Сам бы свои пьесы со стороны послушал. Естественно, что мы с Аллой участвовали в обсуждении. Раз уж вынес автор вещь на совет труппы, то должен быть готов к негативному мнению… А он… «Обидели гения!» Это ж надо…

Девочки возмущались и оправдывались, а я, тем временем, лихорадочно повторяла про себя перечитываемые слова. Что-то подсказывало: кроме пустых обвинений, кроме размазывания собственных комплексов, Кир должен был попытаться сказать пьесой что-то еще. И в этом «еще», возможно, заключалась надежда на наше освобождение.