– О! Я Шуркин Форд под офисом у Виктории оставила. Надо поехать забрать? – спросила я, когда мы вышли из больницы.

– Не такой уж он и Шуркин, – вместо ответа сообщил Жорик, чем снова навел меня на мрачные мысли о том, как грустно будет расстаться с этой машиной.

Решили, что машина не пропадет. Я вспомнила о внешнем виде моей квартиры уже возле двери.

– Ой, я забыла тебя предупредить… У меня уборка, ты не пугайся.

– Обычно просят не пугаться беспорядка.

– Уборка – это несколько страшнее, – честно сообщила я и впустила опера в квартиру.

Жорик не испугался, напротив, тут же принялся распределять обязанности.

– Ты тогда заканчивай наводить беспорядок, а я займусь обедом, – сообщил он.

– Лишь бы покомандовать! – возмутилась я.

Размахивая веником, я отчаянно пыталась сформулировать свой вопрос. Так и не придумав достойной формулировки, я решила действовать наобум.

– Скажи, опер, – я стояла с наполненным пылью совком посередине кухни, – Почему ты вернулся? Почему не уехал?

Жорик смотрел на меня непонимающе. Я выкинула мусор, вытерла руки о футболку. Потом поняла, что не права. Вымыла руки с мылом, снова вытерла их о футболку, снова поняла, что не права и воспользовалась полотенцем. Всё это время опер испытывал моё терпение.

– Перестань смотреть на меня! Ты меня смущаешь.

Я уселась на табуретку, подобрав колени к подбородку. Потом решила, что это неприлично и опустила ступни на пол, потом выпрямила спину…

– Не смотри на меня так!

– Как?

– Будто, что-то знаешь.

– Но я действительно знаю, – Жорик не спускал с меня глаз.

– Что именно?

– Мне важно, чтобы ты сказала сама.

Я решила не отставать.

– А я не знаю! Причем мне, между прочим, важно знать. Почему ты не уехал? – я решилась на самый откровенный вопрос. Почему-то я думала, он ответит, что из-за меня. Пусть даже это будет неправдой, он всё равно должен был так ответить….

– Я и не собирался никуда уезжать. О чем ты?

– Ты врешь. Ведь не было там на стройке никаких преступников, правильно? Никого, кроме тебя, меня и Виктории там не было. Ты ведь сам взял деньги. Так?

– Так, – Жорик приземлился в кресло напротив меня.

Что ж, я добилась откровенного ответа на откровенный вопрос. Что теперь?

– Почему ты не уехал с деньгами?

– Я не вор. Если б я скрылся с этими деньгами, я не смог бы потом спокойно жить. Я взял их, чтобы вернуть Виктории. У меня, мне казалось, они целее будут. Я ведь обещал, что они не попадут в руки шантажистов… Надо было быть уверенным наверняка. Как только Виктория положила деньги, я перепрятал сумку.

– Куда?

– Прежде чем встретиться с тобой, я тщательно исследовал стройку и вырыл под одной из плит тайник. Туда и положил деньги.

– Лучше б ты пропил их, опер! – искренне вырвалось у меня, – Зачем тогда вообще было устраивать весь этот цирк со стройкой? Ты же изначально знал, что заберешь деньги…

– Знал. А устраивал цирк не я. Цирк устраивала ты. Ты ведь руководила этой операцией, – Жорик говорил очень мягко, явно стараясь не ранить меня.

Нехорошее предчувствие беспокойно заклокотало у меня в груди. Ну конечно! Как я могла подумать, что эта война с судьбой закончилась для меня вничью. Конечно же, всё окажется сейчас несколько хуже…

– Ты не возражал против моего руководства, – хрипло произнесла я.

– Мне был нужен этот спектакль, чтобы окончательно удостовериться, кто шантажист.

– Удостоверился?

– Да.

Почему-то я начала тихо смеяться. В ответе опера не было ничего удивительного. Жаль только, что подобные отношения сложились у меня именно сейчас и именно с этим человеком. И еще. Жаль, что я ничем не смогу доказать теперь друзьям, что кое-что всё-таки вынесла из всей этой ситуации.

– И что ты собираешься делать со своим знанием? – всё-таки я обязана была доиграть.

– Продавать.

Опаньки! Вот это было уже что-то новенькое… Такого поворота событий я никак не ожидала.

– За сколько?

– Не за деньги. За плёнку. Собираюсь обменять своё молчание на плёнку с фотографиями Виктории и Саньки. Давай вернем плёнку, Катюш?

– Такой плёнки не существует, – я никак не могла заставить себя сделать серьёзное лицо, – С Викторией есть только два кадра. Оба она видела в первом письме шантажиста. Остальные я придумала и заставила всех поверить в их существование.

– Ну, отдай хоть эту, – Жорик тоже начал тихо посмеиваться, – Зачем Силенской зря нервы портить?

– Она не поверит! – уже громко хохотала я, – Она не поверит, что остальных снимков не существует…

– Да, а если поверит, то разозлится до ужаса, – абсурдность ситуации явно веселила не только меня, – Её можно понять… Она чуть не отдала двадцать тысяч долларов за просто так…

Я моментально прекратила смеяться.

– Не за просто так, Жорочка. За доверие. Она слишком доверяет всякой шушере, вроде меня. И вот результат, – я грустно развела руками, – Ты можешь не поверить мне сейчас, но я хочу, чтоб ты знал. Когда я только решила ввязаться в эту историю, я рассуждала довольно примитивно: «Судьба подбрасывает мне такой шанс заработать кучу денег, а я откажусь? Ну, уж нет! Сама себе потом в жизни этого не прощу… Виктории все её деньги достались просто из-за родственных связей. То есть, они как бы и не её получаются… И потом, для неё это не сумма. И потом, надо, наконец, проучить эту зазнайку.» Примерно так думала я в самом начале.

– Честно говоря, поражаюсь, как тебе всё это в голову пришло… Это же гениальный план! Я не одобряю тебя в этой ситуации, но не уважать за придуманное, не могу.

– Так можно было бы говорить, выиграй я эту битву. Хотя, знаешь, выиграй я её… Я, вполне возможно, тоже отнесла бы деньги в офис к Виктории, положила бы их под стол и ушла от греха подальше. Я тоже не смогла бы с ними жить дальше…

– Ты раньше прокручивала что-нибудь подобное?

– Нет.

– Заметно. Ты наделала массу ошибок.

– Мне в голову не приходило, что она привлечет кого-то к расследованию. Мне-то она сказала, что собирается держать происходящее в жуткой тайне.

– Погодь, – Жорик жестом перебил меня, – А что бы ты стала делать, окажись Санька и в самом деле преступником, планирующим шантаж?

– Конечно, съехала бы с дистанции и начала всерьез защищать Викторию. Одно дело, когда я её обижаю… Мне можно… А кому-то другому не позволю!

Мы оба грустно улыбнулись.

– Ты теперь совсем не сможешь уважать меня? – сказала я и поразилась глупости и пафосности собственного вопроса.

– Можно подумать, я открыл для себя сейчас что-то новое, – удивился Жорик, – Если бы я решил совсем не уважать тебя, я бы давно уже прекратил всю эту игру. Как видишь, я всё же придерживаюсь мнения, что преступник, он не всегда сволочь и гад. Иногда ему просто надо дать возможность самостоятельно осознать неправильность происходящего, и тогда он сам устранит последствия собственных злодеяний.

– Ты говоришь, как герой какого-нибудь пошлого милицейского романа о добреньких ментах-педагогах, – перебила его я.

– А как мне еще говорить? – резко спросил Жорик, – Я и есть мент-педагог. Знаешь, я дорос до того возраста, когда, провозглашая истины о добре, уже не боюсь показаться смешным. Это, как с чисткой зубов.

– С чем? – я всерьез начала опасаться за психическое здоровье опера.

– Смотри, – Жорик необыкновенно оживился, – В детстве все чистят зубы. Потому что родители и общество сказали, что это полезно. В подростковом возрасте –зубы не чистят. Из чувства противоречия. От желания противопоставить себя общественным догмам. И только потом, в сознательном возрасте, люди делают осознанный выбор. Решают, чистить или не чистить зубы, взвешенно, в зависимости от того, считают ли они это нужным себе на самом деле. Понимаешь?

Я не совсем поняла, почему эту теорию необходимо было доказывать на столь странном примере, но, в целом, была согласна.

– Ну да.

– Так вот, – продолжал опер, – Я нахожусь уже в сознательном возрасте. Не вижу ничего пошлого в поддержании общепринятых истин.

– Я тоже. Продолжай.

– Я практически с первых же событий начал подозревать тебя. Помнишь, я говорил, что сначала влез в это дело, надеясь подловить Клюшку, а потом заинтересовался тобой?

– Так вот что ты имел в виду! А я уж подумала… – я аж подскочила, но тут же взяла себя в руки, – Ладно, я прощу тебе эту дерзость, опер. Продолжай. Итак, я заинтересовала тебя, как потенциальная преступница…

– Ну и как всё остальное тоже! – быстро исправился Жорик.

– Как что, интересно? Хотя да, я отклоняюсь от темы… Не то, чтобы мне мог пригодиться этот опыт… Но, в общем, расскажи на чем я завалилась, интересно же.

– Ой, да на всем, – отмахнулся Жорик, – Всего и не расскажешь.

– А ты попробуй.

– Ну, прежде всего ни в коем случае нельзя шантажировать своих ближайших знакомых. Автоматически попадаешь под подозрение.

– Дальних знакомых обычно шантажировать нечем, – парировала я, – Да и не интересно как-то.

– Смотри, я рассуждал так. Кто знал о походе Виктории в Клуб Знакомств? Все, кто были в Клубе, и ты. Потому что Виктория сама тебе всё рассказала.

– И только из-за этого ты начал меня подозревать?! – возмутилась я.

– Нет. Сначала меня поразило, что ты оказалась на рассвете прямо возле места, куда Санька завез нашу Вику. Изначально я вообще думал, что ты сообщница Саньки.

– Ну, это ты загнул! Просто я в тот вечер делала репортаж для журнала о злачных местах города.

– Об этом я узнал позже. Ты же даже не предупредила своих коллег в редакции, чтобы они не рассказывали, что ты планировала делать материал о Клубе Знакомств.

– Ну да, – я понимающе закивала, – Мне не пришло в голову, что ты будешь расспрашивать редакцию. Так вот, я как раз фотографировала всех входящих в клуб, и вдруг увидела среди них Викторию.

– Да, основная твоя ошибка – ты начала врать мне про фотоаппарат. Помнишь, принялась кричать, что снимки сделаны мыльницей. Зачем?

– Таких аппаратов не очень много в городе. Ты мог выйти на мою редакцию, а там и на меня… Ладно, признаю, это была ошибка. Учту на будущее.

– Упаси Боже тебя от такого будущего! – возмутился Жорик.

– Шучу. Так вот, увидев обычно крайне консервативную Викторию в подобном месте, я не могла сдержать любопытства. В общем, когда она уселась в такси, где её явно уже ждал какой-то тип, я решила поехать за ними. Перед поворотом на проселочную дорогу я их потеряла. Пока каталась туда-сюда, искала, где же они свернули, оправдываясь мысленно за подобные странные прогулки, наткнулась на Вику. Она всю жизнь мечтала о ярких приключениях, всегда что-то выдумывала, накручивала себя, преувеличивала. Ей так хотелось шантажиста… Ну вот, я его ей и организовала. Первое письмо подбросила в окно. Столько приготовлений было! Я переоделась в маляра, вылезла на карниз, якобы подкрашивая что-то на стене, и закинула письмо в приоткрытую форточку.

– Кстати, еще один твой промах, – тоном школьного учителя остановил меня опер, – Зачем ты рассказала нам про чердак? По-моему, ты единственный человек среди знакомых Силенской, который знает об этом варианте прохода в подъезд Виктории. Это сразу утвердило меня в своих подозрениях.

– Не единственный! – воскликнула я, – Об этом чердаке еще Шурка знает. Я ему рассказывала когда-то. Он же розу тоже в окно подбрасывал, а в подъезд через чердак проникал. Самое обидное, что я, когда первое письмо подкидывала, про чердак и не думала. Я просто как-то видела, как Виктория код на двери чёрного хода набирает. Случайно его запомнила… Так вот. Про письмо и фотографии ты знаешь…

– Тоже масса ошибок, – радостно сообщил опер, – Ты изначально назвала слишком маленькую сумму. А потом, когда я сказал тебе об этом, ты её быстро увеличила. Зачем? Назвалась мелким спекулянтом, так и не скачи никуда, навлекая на себя подозрения! Кроме того, я знал, что Шурик продает свой Форд, и ты ужасно хочешь перекупить машину. То есть, остро нуждаешься в крупной сумме денег…

– Да я, можно сказать, ради Форда на это преступление решилась! Я окончательно согласилась с подбивающим меня поиграть в шантажиста внутренним голосом, когда узнала, что Шурик Форд продал, – я тяжело вздохнула, – До сих пор не понимаю, как этот автомобиль будет жить в чужих руках? Ты просто не представляешь, какая это классная машина!

– Представляю, – ответил Жорик.

– Не важно, – почему-то мне вдруг стало очень нужно выговориться. «Возможно, опер и не поймет меня, и не поверит мне, но, по крайней мере, я хотя бы попробую объясниться», – думала я, – На чем я остановилась? А, вспомнила. И тут объявился ты. Ты спутал мне все планы. Теперь я вынуждена была делать вид, что и вправду ищу шантажиста… Кроме того, тут еще и выяснилось, что мой второй муж тоже почему-то преследует Викторию. В общем, мне пришлось еще и расследовать весь этот маразм.

– Зато мы с тобой поймали Саньку! – гордо выпалил Жорик.

– Да, это мы молодцы. А еще помогли Шурику с Викой объясниться без эксцессов.

– Почти без оных, – многозначительно улыбнулся опер, – Совсем без эксцессов всё прошло бы, дай ты людям спокойно поговорить наедине.

– Ты тоже считаешь меня виноватой? – удивилась я, – Виктория уже собиралась стрелять, когда я выпрыгнула из шкафа!

– Не думаю, что она бы выстрелила.

Я вспомнила картинку, подкинутую мне воображением.

– Поверь, выстрелила бы. Вы все можете мне не верить, но я-то знаю… По сути, я спасла Шурику жизнь. Кстати, считаю, что этим искупила свою вину перед Викторией. Тем, что Саньку поймала, и Шурика спасла… Меня даже Совесть уже не мучает, не то, что раньше. Знаешь, как я страдала, когда Вика, считая, что любимый Александр предал её, говорила мне: «Эх, Катюша, ты одна мне осталась верна!» Знаешь, как тяжело?

– Вот я и поражаюсь, как ты, вроде человек с принципами, с внутренним стержнем, и вдруг решилась на шантаж собственной подруги…

– Изначально я не относилась к Вике, как к подруге…Говорю же, по моим тогдашним убеждениям, её давно следовало проучить. И потом, азарт. Игра – это всегда интересно. Точнее, мне уже не было интересно, я просто честно отрабатывала подкинутую ситуацию. Это как обязанность перед жизнью: использовать каждый шанс, оной предоставленный.

– Даже если это кому-то во вред?

– Теперь уже нет. Но раньше я так не думала… Причем, когда я выяснила, наконец, что у Шурика с Викой всё серьезно, я почему-то в первый момент жутко обиделась.

– Неудивительно.

– Удивительно. Мы уже очень много лет просто друзья с Шуркой. Не знаю, что на меня нашло тогда. Похоже, меня покоробило, что Шурик ничего не рассказывал мне о своем новом романе. Мне-то казалось, что мы абсолютно откровенны друг с другом. Я подумала: «Что ж, он видит во мне чужого человека. Значит, буду таковым. Раз уж мне выпала роль злодея, надо доиграть её до конца, невзирая на родственные отношения с жертвами. Тем паче, что для последних, эти отношения, как оказалось, ничего не значат.» В общем, я разозлилась. Так родилось второе письмо шантажиста. Потребовать бесплатного размещения материала о Виктории в газете мне позволяли кое-какие связи. Эти же связи позаботились о полной моей анонимности при размещении. Виктория была морально сломана окончательно. Кроме того, она сама усердно помогала мне, накручивая себя. Оставалось только забрать деньги. Лучшего места, чем наша стройка, я придумать не могла.

– Кстати, тоже бросающий на тебя тень момент, – продолжал наставления Жорик, – Ты снова попадаешь в круг ближайших подозреваемых. «Если преступник хорошо знает эту стройку, значит, он наверняка живет или жил где-то поблизости» – рассуждал я. Если бы я взялся проверить, кто из знавших о визите Виктории в Клуб Клюшки, хорошо знает этот район, я бы неминуемо вышел на тебя.

– Ты проверил?

– Было незачем. Я и так располагал массой свидетельств, указывающих на твою возможную причастность. Я до последнего момента не мог понять, как ты собираешься забирать деньги.

– Всё просто, я напоила тебя чаем с одним хитрым препаратом. Ощутил класс?

– Я даже подумывал никогда тебе этого не простить. Но тебя, как видишь, Бог покарал. Когда я пришел в себя и увидел тебя с разбитой головой, у меня пропало всякое желание злиться. Хотя, в общем, ты, кончено, глубоко не права. Нельзя поить людей снотворным…

– Между прочим, ты еще легко отделался! По плану, я должна была аккуратно разбить тебе, уснувшему, затылок.

– Зачем?

– Ну, я ведь злодей! – кокетливо улыбнулась я, потом решила все же объяснить, – Для того, чтобы ты подумал, что потерял сознание от удара и не заподозрил меня. Мне говорили, снотворное это действует внезапно. После пробуждения многие думают, что просто потеряли сознание…

– Ну где-то так… А зачем разбивать голову?

– Ну… Для верности. Чтобы ты и не заподозрил, что потерял сознание от моего чая… Я страшно переживала, что мне придется тебя ударить… Очень боялась, когда шла в глубь стройки… Но, что делать… Я перепрятала бы деньги в свой тайник (у меня он тоже был выкопан заранее), а потом подняла панику. Мол, на нас напали, деньги забрали… Правда, скорее всего, я всё же вернула бы деньги Силенской. На тот момент моё мнение о ней кардинально изменилось… Кстати, не переживай, я не смогла бы ударить тебя… У меня бы просто рука не поднялась…

– Точно?

– Абсолютно.

– А то, что я мог насмерть отравиться этим твоим снотворным, тебе в голову не приходило?

– Кошка сказала, что зелье абсолютно безопасно. Если принимать в малых дозах, разумеется.

– Ах, значит Кошка, – Жорик многозначительно закивал.

– Но как ты запутал меня своими байками про людей из канализации! – поспешила я сменить тему, – Я чуть с ума не сошла…

– Ага, подействовало! – опер гордо задрал нос, – Мне тоже понравилась эта моя находка. Представляю, как ты растерялась…

И тут я поняла еще кое-что.

– Постой, но ведь ты не смог проверить, буду я забирать деньги или нет. Если бы я и не собиралась забирать сумку, я вела бы себя точно также… Моё поведение выглядело вполне естественно, – смешалась я, – Откуда же ты точно узнал…

– Ты сама призналась, – как ни в чем не бывало, широко улыбнулся опер, – Только что. Это твоя последняя и решающая ошибка.

– Как ты мог?!!! – теперь я ощутила на себе, как это, когда на кого-то «зла не хватает».

– Виртуозно, – Жорик погладил себя по голове, – Я вообще молодец. Кстати, еще одна из текущих ошибок: никогда не приближай к себе расследующих преступление, они могут узнать лишнее.

На этот счет у меня было как раз противоположное мнение. Не «приблизь» я Жорика к себе, возможно, сдал бы он меня сейчас Виктории, не разбираясь, раскаялась я в конечном итоге или нет.

– Я узнал, – продолжал опер, – О тебе массу интересного, именно побывав у тебя в гостях. Ты, к примеру, печатную машинку умудряешься прятать под кроватью.

– Ты что, обыскивал мою квартиру?!

– Солнышко, я – мент. Ты ж знала, кого в дом пускать…

– Ты самый непорядочный человек в мире!

– А ты?

– И я…

– Мы друг друга стоим, я так понимаю?

Я обиженно промолчала.

– Буду считать молчание знаком согласия, – продолжал опер, – Так вот, на эту тему, Катерина, у меня есть к тебе деловое предложение. Да не расстраивайся ты так! – решил подбодрить он меня, – Первый блин всегда комом.

– Предлагаешь, попробовать испечь второй? – тут же поинтересовалась я, – Только на этот раз, давай практиковаться на твоих друзьях. За моих Совесть меня таки загрызет. А что? Можешь быть уверен, у меня получится! Я теперь учёная. Прямо Пособие для Начинающих Шантажистов могу писать. Глава «Чего делать не стоит» удастся мне лучше всего.

– Кстати, неплохая идея для книги, – улыбнулся Жорик, потом сделал строгое лицо и поинтересовался, – А за чужих друзей, значит, Совесть тебя не загрызёт?

– Так, покусает только, – легко отмахнулась я.

– Тебе тогда придется прививки от бешенства делать… Ты ж понимаешь, какая хозяйка, такая и Совесть.

– Искусана собственной взбесившейся Совестью! – захохотала я.

– Вернемся к моему предложению, – Жорик постарался настроить меня на серьезный лад, – Как ты смотришь на то, чтоб организовать вместе со мной собственное детективное агентство?

Я на всякий случай переспросила, тщательно прислушиваясь к собственной реакции. Как это ни удивительно, но мне было интересно. Мне, которая разочаровалась в любых видах деятельности, включая безделье, уже очень давно! Вдруг стало интересно! Все мои внутренние «я» ахнули от удивления и хором (причем, подобное единогласие было для них совершенно не свойственно) воскликнули «хотим!»

– Хочу! – послушно (хотя послушание и не было никогда присущей мне чертой) повторила я за ними.

– Тогда предлагаю приступить к разработке бизнес-плана.

– Угу, – во мне проснулся Скептик, – Вопрос первый: «Где взять денег?» Ответ: «Не надо было их отдавать!»

– Ну почему же… Всё не так плохо. У меня есть кое-какие сбережения, – «Кто б мог подумать?» – быстро мелькнуло у меня в мыслях, – Я ведь не впервые занимаюсь частной практикой, просто не думал раньше об официальном оформлении этого бизнеса.

– Тогда так, – я на несколько минут задумалась, – Нужен офис. И официальное открытие фирмы нужно. И вообще всё нужно… Компьютер у нас есть, – я загнула один палец на руке и кивнула в сторону своего компьютера.

– Машина тоже есть, – в такт мне проговорил Жорик.

Я загнула второй палец, потом запнулась.

– Какая машина?

– Ну, Форд.

– Какой Форд? – насторожилась я.

– Бывший Шурика, нынешний мой, – спокойно проговорил Жорик, – Это я его купил. Тебе Шурик разве не говорил?

Мне захотелось немедленно кинуться Жорику на шею. Я принялась сдерживать себя и, вспомнив о методах самоуправления внутри организма, стала мысленно считать до десяти. Занятие это показалось мне настолько бредовым, что я тут же бросила его, и громко рассмеялась. Оказалось, смех успокаивает намного лучше.

Потом я вдруг ясно осознала происходящее и расстроилась. Слишком большое количество приятных совпадений всегда настораживает. Вот если бы выяснилось, что Жорик нищ, как церковная крыса, или алкоголик, или, на худой конец, редкий зануда, тогда я была бы спокойна. Тогда ситуация вписывалась бы в допускаемую мною модель мира. А так…

Когда-то двое моих коллег прогуливались по центру. Один из них, вечный оптимист, завидя впереди хорошенькие женские ножки, принялся разглагольствовать о том, что наши женщины – самые красивые в мире. «Ты просто спереди её не видел!» – грубо оборвал его пессимист-собеседник, – «Наверняка крокодилица какая-нибудь». Ребята заспорили, решили проверить. Обогнали девушку, в две морды пристально глянули ей в лицо. На редкость хорошенькая девушка испуганно шарахнулась. «Значит, дура!» – громко выкрикнул пессимист и почти насильно оттащил пытающегося извиниться товарища от девушки.

Подобно знакомому пессимисту, я пристально смотрела на Жорика и, не веря, подсчитывала, когда же розовые очки свалятся с моих глаз. Не бывает всё настолько хорошо. Или бывает, но не долго. Приятный, умный, имеющий относительно меня вполне конкретные, интересные нам обоим, планы. В меру практичный и не в меру любящий приключения. И вот теперь еще выяснилось, умеющий зарабатывать деньги. В общем, именно такой, как мне хотелось бы. Набор подобных качеств мог довести своей положительностью до нервного расстройства. «Значит, бросит меня к чертям!» – успокаивала я себя, – «Или какая гадость в нем проявится обязательно!» Я обрадовалась собственной проницательности и начала спокойно ожидать подвоха.

– Ты о чем думаешь? – спросил Жорик.

– Выискиваю в тебе серьезные недостатки, чтоб ситуация не выглядела столь неправдоподобной, – честно ответила я.

– А что, их во мне нет? – Жорик насторожился.

– Есть. Но всё какие-то притягательные, – пожаловалась я, – Все твои недостатки мне оказываются по душе. Так ведь не должно быть?

– Ну, мало ли, – пожал плечами Жорик, – Все в жизни случается. Может, нас кроили друг под друга…

– Не выдумывай! – испугалась я, – Только такой мистификации мне еще не хватало! Просто мы недавно друг друга знаем, поэтому нестерпимые подвохи пока не вылезли на поверхность. Вот увидишь, у нас всё закончится мерзким, некрасивым скандалом и расставанием…

– Ты не права!

– Права!

Потом я вспомнила об обещанном акте капитуляции. Достала из тайника за холодильником плёнку с двумя роковыми фотографиями Виктории и вручила этот «компромат» Жорику.

– Честно говоря, не хотелось бы отдавать эту плёнку, – грустно вздохнула я, – Здесь куча приятных снимков. Городские пейзажи, прикольные вывески…

– Ничего, ты еще наснимаешь, – твёрдо произнес Жорик, и я подчинилась.

– Но содержание пленки может вывести на меня!

– Городские пейзажи? Забавные вывески? У тебя редкостная мания величия, если ты считаешь, что кроме тебя этим никто не увлекается.

Я с грустью подумала, что действительно, отснять такие кадры мог бы кто угодно. Потом решила извлечь из собственной добровольной сдачи оружия хоть какую-то пользу. Вопросительно глянув в глаза оперу, я склонила голову на бок и, стараясь выглядеть как можно привлекательней, захлопала ресницами.

– Не подлизывайся! – сразу раскусил меня Жорик, – Я и так пообещал: никому ничего не расскажу.

Я продолжала смотреть.

– Ну, хорошо, – Жорик набрал полную грудь воздуха и заговорил, – Я не считаю тебя сволочью, понимаю, как велик был соблазн, искренне верю в твоё раскаяние. Всё?

Вообще-то изначально я собиралась довольствоваться и одним обещанием о молчании, но сейчас уже не могла отступить. Я не изменила позы.

– Хорошо. Продолжаю, – Жорик закрыл глаза, потом пристально глянул на меня и с явным чувством полной ответственности за происходящее сообщил, – Я люблю тебя!

Мы до сих пор спорим, кто из нас первый перешел тогда от слов к делу. Кто первый заменил робкие поцелуи страстными, кто предложил перейти в комнату, и кто стал инициатором всего дальнейшего. Даже самые приятные вещи мы умудряемся использовать в качестве предмета для споров. Наша ныне уже почти взрослая дочь утверждает, будто мы и живем-то вместе только потому, что поодиночке нам не с кем будет оспаривать первенство. У меня на этот счет другое мнение. Дело в том, что подвохов в Георгии так и не обнаружилось. Я по-прежнему уверена, что так не бывает. Жду, чем это кончится, не желая прерывать происходящее на самом интересном месте. Беда в том, что у нашего сюжета все места интересные. В общем, любопытство и желание увериться в собственной правоте накрепко прирастили меня к этому человеку. Его же ко мне привязывает, я так понимаю, прежде всего, безграничная вредность. Напророченный мною изначально разрыв, недопустим для Георгия. Хотя бы просто потому, что это подтвердит наличие у меня пророческого дара.

Со стороны это выглядит не вполне так. «Какая любовь! Какая любовь!» – восхищенно качают головами все друзья и соседи. Возможно, мы с Жоркой думали бы так же. Но тогда нам пришлось бы признать правоту окружающих.