– Ты что, дорогой, так и не спал? – Наташа застаёт меня на кухне отрешённого, старающегося рассмотреть что-то в мутной пелене дождя.
– Не знаю, не мог заснуть. Сидел, смотрел ночь, а потом решил поговорить с Другом. Никогда бы не подумал, что чем сильнее развивается цивилизация, тем сложнее воспринимаются самые очевидные вещи. Причём разговор идёт о простых буднях, суете дел, радости встреч, грусти расставаний. Вот они создали там практически рукотворный рай. Живут вечно, творят что хотят. Но почему же мне не хочется в их кущи?
– Виталя, как я тебя люблю! И именно за то, что ты такой. У нас дружная семья, есть время для любимых дел, но не надо забывать о том, что человек на Земле – существо временное. Вечность – там, за облаками. И, только надев рясу бессмертия, мы сможем понять проблемы вечноживущих.
– Ты у меня философ! – Потягиваюсь и достаю очередную сигарету. – Впрочем, я так и не договорил с ним. Друг, как это правильнее сказать, временно недоступен. Подожду немного. На работу сообщил; сейчас там всё налажено, и я нужен лишь несколько дней в месяц, для решения глобальных вопросов. Чего мешаться? Пусть сегодня сами покомандуют.
– И сколько будешь ждать? Тысячелетие? Его нам ещё никто не предложил. А для них наш час-другой даже не секунда, на несколько порядков меньше.
– Согласен, но у меня чувство, что в этот раз будет иначе. Я нужен Другу именно сегодня и не хочу пропустить сеанс.
– Тогда жди. Только у меня просьба – освободи кухню. Пора ребятам завтрак приготовить.
Возразить нечего и, потушив в хрустальной пепельнице очередной окурок, оставляю кухню хозяйке. Пощёлкав пультом, нахожу мультфильм и тупо гляжу на экран, даже не пытаясь разобраться в хитросплетениях сюжета. Состояние полной отрешённости прерывает аромат свежезаваренного кофе и жареной ветчины с яйцами. Запахи рвут паутину небытия и возвращают к жизни. Не отключая прибор, бодро шлёпаю на завтрак следом за сонными ребятишками. За едой пытаюсь разговорить ещё не проснувшихся сыновей. Безрезультатно: вместо беседы получается ни к чему не обязывающий монолог о вреде курения и алкоголизма.
– Батя, да уймись ты наконец, не порти аппетит! – не выдерживает Женька.
Хотел было обидеться и замолчать, но внезапно понимаю, что прибор снова даёт канал связи.
– Тихо! – Все удивлённо смотрят в мою сторону.
Наташке не надо ничего объяснять, она берёт бразды правления в свои руки и, сунув пацанам по кружке чая, выпроваживает их из кухни:
– Виталь, потом позвони, – семейство расходится по делам.
Я только киваю в ответ и растворяюсь в сознании Друга.
Это был самый печальный сеанс. Меня не покидало чувство вины: как не крути, это я со своими дурацкими рассуждениями направил мысли Друга в такое русло. Всё-таки философия – вещь убийственная и срывает головы не только у нашего брата на Земле, а и корёжит сознание всех существ и сущностей во вселенной. Кто бы мог подумать, что мой жалкий лепет так подействует на вечноживущего? Наступает грустный момент: Друг попрощался со мной, обрывая тоненькую ниточку мыслей. Я понимаю, что больше нам никогда не поговорить.
Расстраиваться глупо. Общение нам обоим приносит многое; я не касаюсь даже собственного спасения, голова набита свежими идеями, фактами и знаниями. Другу везёт меньше. Задача, стоящая перед ним, сложна и малорешаема: попытаться найти себя, вернуться к истокам. Без сомнения, он уже испытывает эмоции, может злиться или наоборот восхищаться: так сказать, обретает чувства. Друг ещё раньше описывал случаи, когда соплеменники, решая задачи невероятной сложности, выпадали из общения на многие тысячелетия. Стоит ли говорить, что по чисто физиологическим причинам мне не дождаться следующего разговора. Поэтому выход один – попрощаться.
– Прощай, Друг, ты себе и представить не можешь, насколько стал мне близок, – в голове тают его последние фразы. – Я буду помнить наши разговоры всегда. Вечно. Кто знает, когда я приму решение о дальнейшем? Остаётся только надеяться, что когда-нибудь или даже где-нибудь мы встретимся…
Схлынули краски с умытого дождём мира. На секунду в сознание приходит серость, но только на секунду. Яркое солнце, искрясь мириадами лучей в каплях воды, одевает день радужной тканью. Прощаться с друзьями всегда тяжело, особенно если человек тебе по-настоящему близок. В нашем случае дружба действительно фантастическая: она даже не имеет чётко выраженного временного значения. Слияние сознаний, передача бесчисленного опыта делают её просто невероятной. И от этого ещё тоскливей.
Ноги сами несут к холодильнику. Плоская бутылка дорогого коньяка на воздухе быстро запотевает. Крохотные капельки влаги сбегают вниз по гладкому стеклу, набирая силу и объём. Достаю из самого дальнего угла сверкающей хрусталём и никелем горки заветный гранёный стакан. Он дорог мне как память о бесчисленных кутежах молодости, и я замечаю, что любой напиток в нём всегда вкуснее и ароматнее эталонного в бокале. Золотистая жидкость вязкой струйкой наливается по самую рубочку. С треском рвётся фольга на плитке горького шоколада.
– За нас! – лучший тост всех времён и народов.
Алкоголь чуть смягчает горечь утраты и придаёт живость мыслям. Они словно стадо баранов жались от дождя к скале, а сейчас, расправив крылья, разлетаются по голове.
К обеду бутылка заметно пустеет, и наваливается голод. Причём такой, как будто я не ел по меньшей мере пару суток. Кидаю в микроволновку несколько котлет и на гарнир заливаю кипятком «Биг-Ланч». Ещё вчера терпеть не мог эту пищу корейских богов, а сегодня от её вида буквально засосало под ложечкой. Машинально бросаю в рот куски, а думаю о другом. Оставшиеся капли спиртного говорят последнее «прости» и выключают сознание. Тяжёлая голова падает неподалёку от недоеденных котлет…
* * *
Просыпаюсь свеженький, как огурчик. Хандра бежит прочь, мышцы наливаются силой, и настроение позволяет просто жить. Несколько звонков на работу, пара советов замам. Думаю, не бросить ли сопли и не заняться ли делом? Но ехать сейчас в офис уже нет никакого смысла.
Набросив пиджак, спускаюсь во двор. Воздух чистый и влажный. Дышится легко и свободно. Пичуги облепляют ветки старой вишни и вовсю ведут серьёзный разговор. Их мелодичные трели приносят радость душе.
– Присаживайся, Виталий Николаевич. – Соседка тётя Клава протирает тряпочкой доску скамейки.
– Спасибо. Я закурю?
– Кури, милок, кури. Отдыхаешь сегодня?
– Решил отоспаться, мне же проще, сам себе хозяин. С другой стороны – как потопаешь, так и полопаешь.
– Везде проблем хватает… Но ты погляди, как чудесен день! Ради этой картинки стоит взять отгул, – говорит тётя Клава.
Никогда не замечал за ней поэтических склонностей. Поговорили ни о чём. Я сходил до ларька и прикупил пару пачек сигарет, только для того чтобы не сидеть на месте. Во дворе пока пусто, но ещё немного, и с работы начнут возвращаться самые первые труженики. Пора. Поднимаюсь к себе, решив хотя бы чуть прибрать следы борьбы с трезвостью. Уборка занимает много времени, и семейство я встречаю с веником в руке.
За ужином рассказываю семейству, что Друг ушёл. Ушёл навсегда, причём не из жизни – из времени. Достаю отвёртку и, не особо церемонясь, разбираю аппарат. В ведро летят сверкающие хромом детали, на дне покоятся золотистые платы, и вскоре в руках остаётся только кристалл.
– Прибор больше не нужен. А камень пусть останется как память. Сделаю кольцо, я ведь так и хотел вначале.
– А может быть, ещё встретитесь? – подаёт голос Женька. – Рано ломать?
– Нет. Отец прав. Останется только память, – женская мудрость прерывает наш разговор, – давайте-ка поедим – и спать. Завтра новый день.