Пейзаж словно с лубочных картинок. Ни одной неправильной линии. Всё выверено и божественно прекрасно. Зелень неба с серебром листвы красавцев деревьев, золото полей с бриллиантами озёр. Изумительный с неведомыми ароматами воздух. Одно слово – великолепно!

К сожалению, мы не боги, даже не Великие, и красоту понимаем просто. Если мотать вёрсты по прекрасным лугам, очень скоро останутся только пот и пыль, въевшиеся в тело. Оно начнёт чесаться, и охота глазеть по сторонам, радоваться уникальному цветку исчезнет, словно туман в ветреную погоду. Но пока душа поёт от избытка чувств, забыта боль в ноге, не болят плечи и дышится нормально. Трава на лугах ещё невысокая, не выше локтя, нежная и ароматная. После нас остаются широкие полосы раздавленных, вырванных с корнями растений, но красота от этого становится на удивление живой. Вернее, пахнет жизнью.

Что-то в последнее время часто ударяюсь в философию, старею, что ли? Так и тянет выдать умную мысль и похлопать себе в ладоши. Ай да я! А вокруг – тишина и необжитость. Здешнюю красоту творил опытный дизайнер. И причём почти не халтурил. Наверное, даже на бутылку у него не было, поэтому и работал тщательно.

Совершенно непроизвольно при слове «работа» всего аж передёрнуло. Надо же, каждый день с 8 до 17 горбатиться под надзором руководства, в окружении полных идиотов. Ещё и слова никому не скажи. Враз вылетишь, тем более если должность высокооплачиваемая. Одного не поймут работодатели: профи – большие индивидуалы, они много просят, но и честно отрабатывают вложенные деньги, и упаси бог наорать на них. Заявление на стол – и до свидания; и часто, в виде довеска, в рыло начальничку. Это гастарбайтеров можно набрать с улицы камни таскать, добывать гранит их не поставишь. Молодёжь ломанулась в юристы, менеджеры, мудисты и на тому подобные должности, а работать и мне неохота. Понимаю, грядёт эра нанотехнологий – вообще никому не надо будет трудиться. Мир займётся науками и искусствами, для россиян это повальная пьянка и блядство. Но до этого счастливого времени дожить надо. Хлеб растить, тракторы клепать, пушки, наконец, делать. «Твою мать!!!»

Последнюю фразу практически выкрикиваю и ловлю удивлённый мальчишеский взгляд.

– Вырвалось, уж извини, – говорю, не глядя в чистые зелёные глазищи.

Меж тем приблизились к озеру. Круглое, похожее на новенькую монетку, оно привлекает чистейшей водой и роскошным песчаным пляжем. Протопали уже с десяток километров. Самое время отдохнуть. Тем более торопиться некуда. Никто не ждёт и не готовит торжественных встреч; впрочем, если засветимся, жарить будут долго. Дабы сбросить некое напряжение, решаем поплавать.

Под ногами горячий песок, чуть дальше вода. Форма нуль, трусы в скатку. Первым купаются молодой и Шарик. Пёс некоторое время с осторожностью держится неподалёку от Степана. Но его мальчишеский задор ломает чопорность ушастого, и вскоре не поймёшь, кто за кем гоняется. По земле пробежала тень. Автомат мгновенно прыгает в руки, стволом вверх. Не понял, но, похоже, аппарат пролетел, ну никак не птица. Скорость огромна, а лесок, за которым скрылся, совсем рядом. Так нельзя, надеваю оптику на ствол.

– Братишка, нас могли обнаружить, – констатирую очевидный факт. – Возможно, и гости появятся.

Степан вылезает из озера, рассыпая радужные брызги. За ним следом по-барски выходит на пляж пёс. Его попытка отряхнуться от воды вызывает у меня злость. Я точно специально облит с ног до головы. Мои возмущённые возгласы не оказывают на напарников никакого воздействия. Приходится и мне окунуться. Снимаю ботинки и в форме, с оружием, оставив на пляже только вещмешок, окунаюсь в хрустально-чистую воду.

Прохладная влага мгновенно остужает разгорячённое долгой ходьбой тело. Классно! На берег выхожу, словно полный воды дуршлаг. Мокрый песок липнет к ногам и согревает. Усаживаюсь на одинокий камень посреди песка и наслаждаюсь красотой и теплом. Вдалеке замечаю летящий клин – журавли. Мелькает мысль: «Откуда они здесь?» Прицел показывает стаю змеев. Огромные, блестящие на солнце туши двигаются с высокой скоростью. Курс держат не в нашу сторону и в гости к нам похоже не собираются. Вожак ведёт на север.

– Пора и нам в дорогу, – командую, едва обсохнув.

– Да, пошли, Егорыч, невозможно сидеть в постоянном страхе нападения.

Оставляем позади солнечный пляж и вступаем в тень небольшой рощицы. Жара сразу спадает. Деревья невероятно высоки. Так в Сибири кедры растут, если ещё китайцы не приватизировали. Стали попадаться цветочки: сначала небольшими вкраплениями в серебро травы, а затем, в глубине рощи, целыми полянами. Воздух наполняется тонким, пряным ароматом. Яркость красок ошеломляет. Словно корабли, плывём по цветочному морю. Деревья заканчиваются. Впереди налитые золотом колосья; пробую на вкус: так и есть – пшеница. Ещё одна загадка. Ни одного следа человека, а пшеница растёт аккуратными полями. Не удивлюсь, если завтра будет убрана.

Сзади раздаётся тяжёлый топот. Ба! Огромный, метра два, кабанище с длинными, словно кухонные ножи, клыками прёт аккурат на меня. Скорость для такого массивного существа удивительна, но не быстрее моей пули, что мгновением раньше покидает ствол. Шарик, бросившийся наперерез, оказывается не у дел. Точно в лоб. Кабан по инерции пролетел ещё с десяток метров и завалился набок, красными от боевой ярости глазами ещё высматривая врагов.

Подходим к убитому зверю. Роскошный экземпляр! Никогда не видел ничего подобного. Мощные мышцы, крепкие зубы. Длинная щетина от светло-серого до почти чёрного цветов. Зачем ему понадобились жалкие людишки? Короче, он попал. Раз попал, будем готовить.

С детства в памяти чёткие инструктажи разделки свиней. Тогда их только ленивые не держали. Батька у меня не любил бить животин. В первые зимние морозы звали дядю Ваню, и он огромным кинжалом прерывал жизненный путь свинок, кабанчиков. Щетину жгли паяльной лампой, распространяя на всю улицу жуткую вонь. Это уж потом приспособились палить газовой горелкой. Вони стало не меньше, но дело шло быстрее. Горячая вода и острый нож. Скоблили обгоревшую щетину буквально до белизны. Если пожарить свежатинки… Ох и люблю это блюдо! Сало, мясо, почки, сердце режутся и жарятся в огромной сковороде. Стреляет в разные стороны раскалённое сало, разбрасывая вместе с каплями умопомрачительный аромат.

Аккуратно и ловко (ещё не пропита сноровка!) разделываю тушу. Степан разжигает огонь, ставит треногу. Первые куски сала летят в неглубокую кастрюлю, постепенно тая и выделяя ароматный жир. Неподалёку обнаруживаю перья травки, похожей на лук. Ничему не удивляясь – так и должно быть, – набрав, чищу и шинкую кольцами. Свежатинка уже плавает в жиру. Луку надо больше, и вместе с напарником режем и режем до верха кастрюльки. Так из ничего получается великолепное сытное блюдо. Эх, ещё граммов двести на нос, и было бы здорово!

Обжигаясь кипящим жиром, выхватываем самые крупные куски из-под носа друг у друга. Дурачимся. Наедаемся горячим надолго. Кто знает, когда доведётся в следующий раз хоть чаю попить? За едой возникает дискуссия о том, куда идти. Предлагаю на юг, Стёпка – на запад. Оживлённо обсуждаем варианты. Приходим к обычному в таких случаях мнению: «Неприятности нас найдут везде». Кидаем жребий – завтра на восток.

Солнце медленно катится к горизонту. Постепенно темнеет, воздух наполняется ароматами ночных трав и становится плотным, словно сметана. Даю распоряжение о ночёвке. Неподалёку журчит ручеёк. Вода чистейшая и вкусная. Степан, наполнив ёмкость, бежит к костерку и успевает вскипятить. Вот и пьём на ночь глядя крепчайший кофе. Это действует не на всех, и два приятеля сваливаются в крепкий, спокойный, счастливый сон. Мне же приходится караулить стоянку.

В ночной тьме поют, заливаясь, птички, нагоняя тоску по дому. Хочется в российские морозы, когда перехватывает дух. Кровь бешено мчится по жилам, неся тепло каждой клеточке. Свежий зимний воздух кружит голову не хуже водки, как она и не плоха в хорошей компании. Снег хрустит под ногами, сигарета недолго греет лицо. Эх, жизнь! Тут же внутренний голос напоминает о ряде эпизодов на бодрящем воздухе, и ностальгия проходит. Лишний я там, а здесь и вообще никому ненужный. Хотя как смотреть: Степан вон уж за отца держит, чуть не в рот глядит. А если человек хоть кому-то небезразличен, живёт не зря. Философствования на тему, зачем, мол, человек живёт, идиотичны по самой постановке вопроса: если живёт, значит, надо. В муках и борьбе, стремясь к совершенству, то взлетает к свету, то падает в чёрные бездны. Живёт! В путешествиях становишься философом, особенно если ты русский человек и сыт до пуза.

В чёрном небе ослепительно-яркие звёзды ложатся в узоры незнакомых созвездий. Комар не жужжит над ухом, ничто не мешает насладиться покоем. Только маленький червячок точит сердце, напоминая, что я совсем не по турпутёвке сюда прибыл и важность миссии не переоценить. Хотя, по большому счёту, это не моё дело. Местная цивилизация крепкая и здоровая, пусть и думает о своём спасении. А я Горынычей выгнал с Руси-планеты, можно вернуться. Просто, не напрягая мозги, ловить рыбу, охотиться. Растить хлеб. Но не таким уродился, всегда больше всех надо. «Если не ты, то кто же» – девиз словно вытатуирован на груди. Родине долг воинский отдал честно. Вроде никому больше не должен. И вступаю с энтузиазмом не в говно, так в партию.

Чего думками травить душу: никуда ты не вернёшься, пока не разгребёшь завал непоняток, преследующих с момента бегства. И не ввязаться в эту схватку за параллельный мир не мог: здесь даже боги молоды, и опыта решения проблем такого масштаба у них нет. Наверняка и не воевали ни разу. Кровь не мешали с чужой в страшной сече за свободу, за родину, в конце концов, за жизнь племени, села. Это всё равно, что детишек детсадовских бросать под танки, а самому сидеть в окопе. Поэтому я здесь, да и враг неподалёку.

Хотя какой к чёрту враг? На украинском языке немцы не пишут! Если кто данный язык и знает, то надо поискать в родословной хохла. Долго мучила надпись на пульте. После всех раздумий становится понятно: хохлов никто в этой галактике остановить не в силах. Умные, начитанные, скуповатые и красивые, шутя стопчут любое сопротивление. Вон даже змеюк, похоже, приручили. Так что разговор предстоит исключительно братский, то есть мат вперемешку с кулаками. Но это наши обычные славянские тёрки.