Точно в одиннадцать минут седьмого утра Фрэнки проснулась от какой-то странной вибрации почвы. Причем никакого отношения к Рилли эта вибрация не имела. Глядя на него, как он спит рядом с ней под одеялом, тесно прижавшись к ней даже во сне, она все еще не могла поверить в то, что произошло между ними совсем недавно. Или, вернее, что происходит между ними прямо сейчас.
В голове ее теснились отрывочные воспоминания — как он тыкался носом в ее шею, как она гладила мягкую кожу его обнаженных плеч под рубашкой, как раздался дисгармоничный звон клавиш, когда он посадил ее прямо на пианино, как она обнаружила на его груди полускрытую за волосами голубую татуировку дракона, как он дотронулся языком до ее живота и так далее. Как они поднимались вверх по лестнице в спальню — это улетучилось у нее из головы, но она очень хорошо помнила, как они бросились на огромную постель, начали лихорадочно сдирать друг с друга одежду — одному Богу известно, как он ухитрился снять с нее кожаные штаны, — но факт остается фактом, и штаны валялись в комнате вместе с его джинсами и прочими разрозненными и скомканными предметами туалета, которые обычно так неохотно слезают с человеческого тела и постоянно норовят зацепиться то за голову, то за локти или колени. Тем не менее оба они разделись и оказались голыми. Главное, что она оказалась голой. Причем в кровати с мужчиной, и при этом не с Хью.
Но, вместо того чтобы умирать от стыда, от неуверенности в себе, беспокоиться по поводу своих шатких жизненных принципов, по поводу своего целлюлита, не слишком больших и упругих грудей, по поводу живота, который забыл, что такое спортивный коврик или брюшной тренажер в течение невесть какого времени, она слушала, как Рилли убеждает ее в том, что она великолепна, что она прекрасна, что она сексуальна. И она ему верила. Конечно, она знала, что не брила ног уже недели две и что у нее все как-то не хватало храбрости с помощью горячего воска очистить от волос линию бикини, так что по краям она уже обросла довольно заметной шерсткой, но Рилли заставил ее почувствовать, что это никак не вредит ее обаянию, а также многое-многое другое.
Этот замечательный, сладкий, необыкновенный Рилли, от которого невозможно оторваться. Все, что было с ним связано, давало ей ощущение какого-то покалывания и пощипывания во всем теле. Давным-давно она себе обещала, что никогда не ляжет в постель с мужчиной после первого свидания. Разумеется, это свидание с Рилли нельзя было назвать первым, но все-таки она чувствовала, что некоторые обещания были сейчас ею нарушены. Сам Рилли был одним из этих обещаний. Но сопротивляться ему значило все равно что сопротивляться сигарете в пьяном состоянии, или соблазну съесть большой «Кит-кэт» за день до менструации, или купить себе новые колготки в день зарплаты. Конечно, пребывание с Рилли вызывало в ней странные чувства — в конце концов, с Хью она делила постель в течение почти двух лет, — но это также было и очень волнующим. Если говорить честно, то секс с Рилли был просто головокружителен. До сих пор она вообще себе не представляла, что такой секс существует в реальной жизни, а не только в кино, в его тщательно срежиссированных и хореографически поставленных постельных сценах или на страницах порнографических романов, написанных пожилыми женщинами с богатым воображением. Но факт остается фактом, и подобный секс оказался реальностью. То, что было у нее с Хью, тоже нельзя, конечно, назвать совсем никчемным, но по сравнению с тем, что она испытала с Рилли, это было всего лишь жалкой и дешевой имитацией настоящего секса. Как будто ей внезапно удалось попробовать настоящий «Дом Периньон» после того, как всю жизнь она пробавлялась простым растворимым кофе.
Но вот опять то же самое. Она внезапно очнулась от своих сладких грез наяву. Никаких сомнений быть не может. Земля под ней сотрясалась.
Подняв голову с подушки, она вглядывалась во тьму незнакомой ей спальни. И ничего не могла разглядеть. Только чувствовала. Легкую конвульсивную дрожь, близкую к той, которая возникала в ее квартире, когда она жила в полуподвальном этаже на улице Графский двор, где недалеко проходила линия метро, и когда проезжали поезда, то в сушильных шкафах дребезжали чашки, а изображение на экране телевизора начинало покрываться полосами и зигзагами. Но то было в Лондоне, а не в Лос-Анджелесе, и никаких веток метро здесь не проложено. А это означало только одно: землетрясение!
О господи! Подземные толчки усилились. Ее охватила настоящая паника, когда под ней начала сотрясаться кровать, и она краем глаза увидела, как старый, в стиле 1930-х годов, гардероб вдруг задрожал на своих круглых ореховых ножках. Разумеется, она видела хроники землетрясений в программах новостей, как дома разваливаются на булыжники, как сплющиваются и обрушиваются автомагистрали, как люди оказываются погребенными заживо.
— Рилли! — прошептала она в темноте.
Он не пошевельнулся.
Она тоже замерла, не смея вздохнуть. Страх лишил ее способности логически мыслить, и она боялась, что малейшее ее движение приведет к тому, что комната затрясется еще сильнее.
— Рилли! — позвала она на этот раз немного громче. Со стола упал стакан и на деревянном полу разбился вдребезги. Этот звук разбудил Рилли. Он лениво приоткрыл глаза и долго щурился во тьму, как кошка на солнышке.
— Что случилось?
Его ворчливый шепот произвел магическое действие. Как только были произнесены эти слова, землетрясение громыхнуло в последний раз и кончилось так же быстро, как и началось. Единственными оставленными им уликами были разбросанные по полу осколки стекла, отдаленные звуки автомобильных сирен и лай соседских собак в другом конце улицы.
Рилли вытащил из-под одеяла свою могучую руку и теснее притянул ее к себе.
— Не бойся, это не землетрясение, а простое земледрожание, так что беспокоиться не о чем, — прошептал он, улыбаясь ее наивности и испуганному выражению лица.
— Но я так испугалась. Я подумала…
— Ш-ш-ш, все в порядке. С тобой ничего не случится. — Он начал целовать ее лицо, глаза, губы. — Ну, то есть не совсем ничего. — Его рука спустилась ниже, к ее бедру.
Она снова начала дрожать, но на этот раз не от испуга. Закрыв глаза, она глубоко и удовлетворенно вздохнула. Все начиналось сначала. Никогда в жизни повторения не казались ей столь желанными.
— Догадайся, что со мной случилось…
Входная дверь с шумом хлопнула, потом внизу, в холле, раздались шаги Фрэнки, потом она вошла в затемненную гостиную и остановилась на секунду в дверях, увидев Риту, которая, сгорбившись, сидела на диване, сдирала с ногтей растрескавшийся лак и с задернутыми шторами смотрела телевизор. Было три часа дня, а она все еще была в халате.
— Что-что? — пробормотала Рита, не удосужившись даже оглянуться.
По каким-то признакам Фрэнки поняла, что сейчас не лучший момент, чтобы делиться с подругой новостями о Рилли. Она сделала тактический разворот на 180 градусов и повела себя так, как только может повести себя благоразумная английская девушка в затруднительной ситуации: она заговорила о погоде. К счастью, в Лос-Анджелесе погода всегда была прекрасной, лучше, чем в каком-либо другом месте земного шара, и поэтому ею можно было восторгаться сколько угодно, особенно если сравнить ее с погодой в Объединенном Королевстве, где всегда шел дождь, бесконечный дождь и один сплошной дождь. А тут к тому же случилось землетрясение.
— Ты в прошлую ночь не чувствовала, как двигалась земля?
— Двигалась? Да она даже не шелохнулась! — мрачно сказала Рита. — Мэтт лежал как убитый.
Фрэнки немного смутилась.
— Мэтт? Я говорю о землетрясении. Ты ничего не почувствовала?
— Какое еще землетрясение? Что это ты все о каком-то землетрясении?
Фрэнки от удивления чуть рот не раскрыла. Конечно, Рита всегда была ужасной соней, но даже она вряд ли могла проспать толчки земной поверхности силой 3,5 балла по шкале Рихтера. Она выхватила у нее из рук дистанционный пульт и переключила телевизор на новости Си-эн-эн, где длинноногая и длинноволосая репортерша с перламутровой помадой на губах рассказывала о том ущербе, который землетрясение нанесло автомагистралям.
— Ох! — Рита проявила столь же мало интереса к этой новости, как если бы Фрэнки рассказала ей о результатах какого-нибудь баскетбольного матча. Она продолжала сосредоточенно заниматься своими ногтями, срывая плохое настроение на несчастном облупившемся лаке. — Подумаешь, землетрясение.
Поняв, что нет никаких сил растормошить Риту, когда она пребывает в одном из своих «настроений», Фрэнки тоже легла на диван и закрыла глаза. Ее ум все еще был целиком во власти события последних двенадцати часов. Прежде всего, праздник, потом полицейская облава, арест Дориана и, наконец, Рилли. При мысли о нем она улыбнулась. Вспомнила, как проснулась и обнаружила, что он уже улетел в Мексику, а она долго еще лежала в постели, не желая даже шелохнуться, как будто всякое движение разрушит окружающие ее чары. Она перекатилась на ту сторону кровати, где спал он, и вдыхала в себя запах подушки, на которой он спал, чувствовала теплоту его тела, которая все еще сохранилась на матрасе, улыбалась самой себе, как влюбленный подросток. Только что она узнала о существовании того, что — как ей казалось совсем недавно — вообще не существует на свете. О жизни после Хью.
— Хочешь чипсы? — Рита помахала перед ее носом пакетом, как оливковой ветвью. Это был знак, что она хочет поговорить.
— Нет, спасибо. — С трудом выдернув себя из своих мыслей, Фрэнки покачала головой. — Но послушай, что все-таки случилось? Я думала, что ты по уши в любви.
— По уши в дерьме, ты хочешь сказать. — Мускулы на лице Риты злобно зашевелились. Она вытащила из пакета еще один чипс и разломила его надвое. По некоторым признакам Фрэнки поняла, что судьба чипса имела символическое значение и олицетворяла собой кое-что другое или, скорее, кое-кого другого.
— В прошлую ночь я попробовала все. Шампанское, устрицы, массаж с ароматическими маслами, новое белье, свечи…
— Ну и?..
— Это был самый дорогостоящий провал в моей жизни. — Она злобно засунула в рот обе половинки чипса и решительно их разжевала. Судя по всему, ее диета из страсти и взбесившихся гормонов подошла к концу. — Мы испробовали все, что положено делать во время любовной игры. Это значит, что я минут двадцать возилась с его членом. Но потом, когда дело дошло до кульминации, ничего не случилось. Нуль. Полный обвал.
— Ты хочешь сказать, что вы не спали вместе?
— Нет, я хочу сказать, что мы именно спали вместе!
— Но я думала…
— И я тоже думала! — горестно воскликнула Рита. — Как же мы обе ошибались!
— Может быть, он слишком много выпил? — Фрэнки была склонна делать благоразумные предположения.
— Это шампанского-то? — Рита горько фыркнула от такой мысли. — Ты, наверное, шутишь. — К тому же этот гад его расплескал, как Люк Скайуокер, когда махал своей саблей. — Она кончила заниматься руками и переключила внимание на ноги. — Именно поэтому я не могу поверить, когда он говорит, что ему не хочется. Слишком много искусственных стимулов. Он говорит, что я вешаю перед его носом морковку.
Фрэнки почувствовала себя еще более смущенной. Сегодня ночью она спала всего два часа, а тут Рита проводит такие смелые овощные аналогии.
— Может быть, у него проблемы?
— Это у меня проблемы! — горестно запричитала Рита. — Это я нашла себе дружка, который отказывается заниматься сексом!
— Может быть, у него низкий сексуальный потенциал? — Фрэнки уже начала приходить в отчаяние.
— Ты хочешь сказать, что он фригиден?
— Ну да, можно и так сказать.
— То есть ты утверждаешь, что во всем Лос-Анджелесе я нашла себе единственного парня, у которого сексуальный потенциал на нуле? — Рита с сомнением покачала головой. — Ну и повезло же мне, тебе не кажется? Стоило мне раз в жизни найти себе хорошенького парня, который не гей и не женат, не состоит с секте сайентологов, не проходит программу «Двенадцать шагов отвыкания от пьянства», не играет в лотерею «Бинго», и он оказывается фригидным!
Фрэнки посмотрела на нее с сочувствием.
— Похоже на эпизод из фильма «Секс в большом городе». Ты помнишь, когда Сара Джессика Паркер тоже встречает одного красивого мужчину и на бумаге у них идет все прекрасно…
— А в постели ничего не получается, — мрачно закончила Рита. — Я его видела. — Она прикурила сигарету и начала смотреть на тлеющий конец. — Может быть, все дело совсем в другом. Может быть, я ему просто не нравлюсь. — Она глубоко затянулась. — В конце концов, такой вариант тоже нельзя назвать абсолютно нереальным, не правда ли? — Она посмотрела на себя в своем банном халате. Под ним был надет все тот же специально купленный комплект красивого белья. Болезненное напоминание о том, что могло случиться, но не случилось. — Может быть, я просто его не зажгла? — Она достала пудреницу, которая валялась среди других косметических принадлежностей на журнальном столике, открыла ее и посмотрела на свое отражение. — И кто его в этом обвинит? Я выгляжу ужасно! Вы только посмотрите на меня! — Она прихватила двумя пальцами кожу на лице, словно пробовала квашню.
— Не говори глупостей. Ты выглядишь прекрасно, — настаивала Фрэнки.
В ответ Рита только отфыркивалась.
— Тебе хорошо говорить, у тебя — скулы!
— И у тебя тоже скулы!
— Нет, у меня нет. Скулы для лица — это все равно что вешалка для одежды… — Она ткнула в свое лицо пальцем. — А ты ведь знаешь, что случается с одеждой, когда она валяется без вешалки, — она мнется, сваливается. — Она снова посмотрела в зеркало. — Прямо как я.
Трагический монолог Риты был прерван визгом шин по асфальту за окном. Выглянув в окно, Фрэнки увидела, как на шоссе выезжает одна из машин Дориана и тут же устремляется к Лавровому каньону со скоростью шестьдесят миль в час.
— Это Дориан? — спросила она, потому что сквозь затемненные окошки БМВ не могла разглядеть, кто именно сидит за рулем.
Рита кивнула.
— Да. Он вернулся домой пару часов назад, когда тебя еще не было. Скорее всего, они не смогли предъявить ему обвинение, потому что нет доказательств. — Решив, что сигарета и чипсы плохо сочетаются друг с другом, она выбросила сигарету. — Что мне лично кажется совершенно неудивительным. Дориан — последний человек, который может быть замешан в наркотиках.
Фрэнки ничего не сказала. Ее мучил приступ вины. После всего, что случилось между ней и Рилли, она совершенно забыла про Дориана и его арест.
— Ну и как он?
— Ужасно! — Рита сморщила нос. — Очевидно, они не очень церемонятся во время персональных обысков.
Фрэнки тоже поморщилась.
— Когда я увидела его сегодня утром, он выглядел ужасно. С нашего несчастного Дориана сбили всю спесь. Он едва мог разговаривать. Я заварила ему лакричного чаю с бренди, так он даже чашку едва мог держать в руках, так сильно они у него дрожали. — Она захлопнула пудреницу и посмотрела на Фрэнки. И тут впервые заметила, что она все еще одета в ту же самую одежду, что и накануне вечером. Погруженная в море своего отчаяния, она долго была не в состоянии заметить вокруг что-либо еще, кроме своей тупиковой ситуации. — Где ты была? — Глаза ее сузились, лоб нахмурился.
В ответ Фрэнки улыбнулась глуповатой, счастливой улыбкой. Она не могла больше скрывать своего счастья. И произнесла едва ли не шепотом:
— У Рилли.
Рита открыла рот. Даже в своем отчаянном состоянии она не могла не заметить, как блестят у Фрэнки глаза.
— Черт подери, этого не может быть! — Она действительно не могла поверить в происходящее. Неужели это говорит преданная-Хью-до-гробовой-доски Фрэнки? Поклявшаяся, что ни-на-кого-кроме-Хью-она-больше-в-жизни-не-посмотрит, Фрэнки? Что других-мужчин-кроме-Хью-для-нее-на-свете-больше-не-существует, Фрэнки? Что она-не-променяет-Хью-ни-на-кого-на-свете, Фрэнки?
Фрэнки кивнула.
Потрясенная до глубины души, Рита откинулась на диване.
— Черт подери, вот это да!
— Да, представь себе! — улыбалась Фрэнки. — Три раза.