Бостон, штат Массачусетс Август, 1865 год

Сво-бо-да… Надсадный гудок паровоза как бы призывал Эйприл Мэннинг осознать происходящее. Ос-во-бож-де-ни-е! — просигналил гудок еще раз.

Господи, наконец-то избавление! Прощайте, скорбь, печаль и уныние! Эйприл вздохнула полной грудью. Неужели она снова будет радоваться жизни? Да, да… Не придется больше ходить в трауре. Только яркие платья! Будут и улыбки, и журчание аквамариновых речушек по изумрудной зелени лужаек под золотыми лучами солнышка. Ах, не это главное! Грустный сынишка станет, как все мальчишки, озорным и счастливым.

Застучали колеса… Сообразив, что состав тронулся, Эйприл взглянула на сына. Дэйвон, солнышко! Нет, теперь он — Дэйви. Только Дэйви.

В доме мужа мальчика иначе как Дэйвон не называли, хотя Эйприл считала, что это имя больше подходит взрослому, а не ребенку. Она во всем подчинялась мужниной родне, никогда не перечила. Но сейчас не желает на них смотреть! Эйприл вздохнула. Пришли проводить. Стоят у поезда. Хмурые и неулыбчивые. Осуждают, видите ли… Не прощают ей свободолюбия, стремления к счастью и радости.

Эйприл поежилась. Миссис Мэннинг, ее свекровь, золовки Эмили, Дороти и Маргарет — все четыре года в черном, вечно поджатые губы, недовольные лица. Будто она виной тому, что случилось.

Ах-ах-ах! — рявкнул гудок. Поезд набирал ход. Эйприл протянула руку к Дэйви. Потрепала его по щечке. Сынишка сидел напротив, безучастный и тихий.

В доме, где поселились безысходность и тоска, ребенок был лишен детства. Ему не разрешалось ни играть, ни смеяться. Любая ребячья шалость заканчивалась наказанием. Эйприл давно хотела уехать, но Дэвид, ее муж, воевал, и она считала, что обязана ждать его возвращения именно там, где он ее оставил.

Привез в дом к своей матери, а потом как в воду канул. Четыре года ни слуху ни духу. Долгие дни мучительного ожидания каких-либо вестей о нем. И лишь спустя два месяца после окончания войны между Севером и Югом они узнали, что произошло, — от сержанта, который почти всю войну пробыл в тюрьме в Андерсон вилле. Чудом было уже одно то, что сослуживец мужа остался жив после четырехгодичного плена у южан. Едва только затянулись раны, он сразу же разыскал семью капитана Дэвида Мэннинга и поведал о последних часах его жизни.

Наткнувшись на засаду, подстроенную конфедератами, сержант и капитан оказались единственными, кто уцелел. Правда, в бою Дэвид Мэннинг был смертельно ранен. Сержант не бросил его. Успел похоронить до того, как самого взяли в плен. Он даже сообщил о смерти капитана Мэннинга руководству конфедератов, однако известие не дошло до северян.

Самое мучительное — это неизвестность. Только сейчас Эйприл осознала, что страдания, продолжавшиеся целых четыре года, закончились.

— Перебирайся ко мне, сыночек, — сказала она Дэйви.

Он так и поступил, позволив матери обнять его. Дэйви было всего пять лет. Маленький, а такой разумный, подумала Эйприл, и ее глаза наполнились слезами. Дедушка рад. Доблестный генерал Вейкфилд, сильный и гордый, все равно подчинится милому внучонку. По-другому быть не может — отец и воюет, и любит с одинаковой силой. От этих мыслей на душе у Эйприл потеплело.

Генерал не одобрял брак дочери, хотя Дэвид Мэннинг считался одним из лучших молодых офицеров у него в гарнизоне. Он был убежден, что юная пара поступает поспешно, решив пожениться спустя месяц после знакомства, тем более что на горизонте уже сгустились тучи войны. Аира Вейкфилд понимал, что не сегодня-завтра капитан Мэннинг окажется в центре боевых действий.

Эйприл, всегда отличавшаяся упрямством, оставалась непреклонной. Гарнизон отца располагался на границе Аризоны и Нью-Мексико. Там они поженились, а затем перебрались в Чарлстон. Дэвид стал служить в форте Самтер. Молодые провели вместе всего полтора года. Это было счастливое время, особенно когда родился Дэйви. А потом южане повели себя агрессивно, и Дэвид счел благоразумным отправить жену с сыном к своим родным в Бостон. Больше она его не видела.

Эйприл старалась приноровиться к укладу жизни в доме свекрови, где царила совершенно невыносимая атмосфера. Миссис Мэннинг все еще скорбела по своему мужу, скончавшемуся десять лет назад. Золовки Эмили и Дороти — обеим было под тридцать, и красотой они не отличались — постоянно пребывали в несносном расположении духа, поскольку обеим грозила участь старых дев. Маргарет была замужем за офицером, но он погиб в начале военных действий, и вдова, убитая горем, поселилась в доме Мэннингов.

Все они не чаяли души в Дэвиде, а к Эйприл относились недоброжелательно. Ее жизнерадостность и веселый нрав приводили их в ужас. Когда она шутила, они хмурились. Эйприл начала опасаться, что может стать такой же унылой. Получив известие о гибели Дэвида, она все еще старалась им угодить.

Эйприл ухаживала в лазарете за ранеными, а миссис Мэннинг и золовки осуждали ее. Проявлять милосердие к конфедератам? Это уж слишком. Никто, по их мнению, из южан и пальцем не пошевелил бы, чтобы спасти Дэвида.

Эйприл не хватало мужа — заботливого, веселого, любящего. Совсем не такого, как его родня.

Поезд шел на запад. Бостон остался далеко позади. Оживленная, с надеждой на лучшее будущее, Эйприл поглядывала на ухоженные поля. Дэйви спал, прижавшись к ней. Переведя взгляд на сынишку, она наклонилась и чмокнула его в макушку. Теперь он узнает, что такое настоящее детство.

Радость и надежды ослабевали по мере того, как поезд удалялся от Атлантического побережья. Досаждала томительная жара августа, а копоть и пыль не давали возможности открыть окна. В вагоне она оказалась единственной женщиной, а Дэйви — единственным ребенком. Удивительно, размышляла Эйприл, война закончилась, но мужчины до сих пор в форме. Неужели она не напоминает им о пережитых трагических событиях?

А между тем послевоенная суматоха все еще продолжалась. Одни, демобилизовавшись, возвращались домой, другие были заняты поисками пристанища. Каждый куда-то спешил. Многие испытывали чувство неудовлетворенности и даже озлобленности. Четыре года ожесточенных боев не прошли бесследно. Да и работу найти было непросто. В этих условиях Запад притягивал, как никогда прежде.

Среди пассажиров выделялись двое мужчин. На них были штаны, какие носили конфедераты. Скорее всего, возвращаются из плена, решила Эйприл. Они не отвечали на колкости и насмешки окружающих. Удивляясь их выдержке, она внимательно наблюдала за ними и не могла не заметить, что один из них небезразличен к обидам. Странно — освободились месяц назад, а едут только теперь. И почему в одежде, доставляющей им столько неприятностей?

После особенно ожесточенной порции насмешек, нацеленной, по мнению Эйприл, на то, чтобы втянуть южан в драку, из которой они едва ли могли выйти победителями, она велела Дэйви оставаться на месте, а сама пошла в конец вагона, где вокруг незадачливых конфедератов сгрудились янки-северяне. Увидев ее, злобствующая группа мужчин расступилась.

Не обращая внимания на их недобрые взгляды, Эйприл остановилась напротив южан. Она сразу увидела крепко сжатые кулаки одного и безучастное выражение на лице другого.

Несмотря на то, что вагон был переполнен, одно место рядом с ним пустовало.

За два дня пути пассажиры, как водится, перезнакомились. Узнав, что Эйприл потеряла на войне мужа, все оказывали ей знаки внимания, играли с Дэйви. Как это часто бывает, сообща трапезничали, и только конфедераты держались особняком.

— Ничего, если я присяду? — спросила она тихо.

В глазах южанина постарше — ему история молодой вдовы тоже была известна — мелькнуло удивление.

— Будем рады, мэм, — ответил он приветливо и встал, не сводя, однако, настороженных глаз с набычившихся янки.

Эйприл оглянулась и, увидев недовольные лица, насупленные брови и злые глаза, нахмурилась.

— Война закончилась, — сказала она громко, и голос ее дрогнул. — Думаю, достаточно жестокости, ненависти и смертей…

Она запнулась на последнем слове. Ее волнение больше, чем что бы то ни было, заставило возбужденных северян вернуться на свои места.

Эйприл откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. А открыла, когда почувствовала прикосновение ладошки Дэйви.

— Мамочка, ты что?

— Все в порядке, Дэйви, — шепнула она, привлекая сына к себе.

— Спасибо, мэм, — сказал тот, что постарше, и улыбнулся. — Меня зовут Блэйк Фаррар. Я — лейтенант Первой Техасской кавалерии. Теперь уже бывший. А это мой брат Дэн.

Его губы сжались, а карие глаза погрустнели. Он коснулся руки брата, но тот не отреагировал.

— Он был ранен? — осторожно спросила Эйприл.

— Да. Только ран вы не увидите, — ответил старший Фаррар. — Боюсь, его никто не сможет вылечить.

Глаза Эйприл повлажнели, что еще больше удивило южанина.

— Слишком много ран и страданий, слишком много потерь, — сказала она вполголоса.

— Вы тоже, я слышал… — В голосе Блэй-ка Фаррара прозвучало неподдельное сочувствие. — Иногда… мы забываем об этом, но боль возвращается, хоть, говорят, время лечит. — Он сделал неопределенный жест рукой. — Куда путь держите, мэм? — Эйприл расправила плечи.

— Домой. В Аризону.

— У вас там семья?

— Отец. — Она улыбнулась. — А вы?

— Мы из Техаса. У меня там жена и двое детей. — Его взгляд смягчился. — Не видел их четыре года.

— Вы были… — Эйприл запнулась.

— В форте Уоррен, — закончил Блэйк Фаррар и нахмурился. — Два года. Два долгих, ужасных, голодных года…

Услышав знакомое название, Дэйви сказал:

— Мама ездила туда в лазарет, а бабушка была недовольна. Они все время ссорились из-за этого.

Глаза Фаррара округлились.

— Я думал, ваш муж…

— Северянин, — подтвердила Эйприл. — Все надеялась найти его в каком-нибудь лазарете у южан, вдруг кто-то из ваших не оставил его в беде.

— Вот уж в чем я сомневаюсь, — медленно проговорил Фаррар. — Прошу прощения, мэм, это был настоящий ад.

— Вашего брата я там не видела, — сказала она, решив направить разговор в другое русло.

— У Дэна иного сорта ранение. Таких не лечат. Шок, депрессия… Мы стояли в Шай-лохе, и Дэн застрелил янки. Безусого мальчишку, как оказалось. После этого и сломался… Сдался в плен северянам. Оставить его я не мог. Надеюсь, вы понимаете? С тех пор Дэн все молчит. Ни слова! Душевная рана, мэм, вот в чем дело.

— И что же, вас только что освободили?

— Нет, прошло уже три месяца. Я познакомился с врачом, решил задержаться. Надеялся, что он вылечит Дэна. — Фаррар вздохнул. — Хороший человек… помог найти работу в доках. Но брату лучше не стало, вот я и надумал податься домой, где, как говорят, и стены помогают. У нас не было денег, но врач, да благословит его Господь, дал деньжат на дорогу. На одежду, правда, не хватило. — Блэйк кинул взгляд на свои потрепанные штаны. — Я уж думал, война закончилась, а теперь, не скрою, тревожусь, не начнется ли еще одна.

Эйприл покосилась на Дэйви. Какое несчастье эти войны! Сыночку придется расти без отца. Она прижала ребенка к себе.

— У вас славный мальчуган, — заметил Фаррар. — Мой примерно такого же возраста.

— Спасибо. В самом деле хороший мальчик, — сказала Эйприл. — Мы жили у родственников мужа. Они его все дергали. То нельзя, это нельзя… Робкий очень. Иногда хочется, чтобы проказничал, как другие мальчишки.

Все последующие дни Эйприл и Дэйви провели в компании с братьями Фаррар. В лице молчаливого Дэна мальчик нашел себе друга. Брат Блэйка все еще не разговаривал, но, когда полусонный Дэйви клал голову ему на колени, у него теплели глаза.

В Сент-Луисе они расстались с братьями. Пересели на поезд до Канзас-Сити, а оттуда продолжали путь на перекладных. Форт Эткинсон, затем Санта-Фе и наконец через Нью-Мексико до Аризоны — таков был их маршрут.

Путешествие никогда не казалось таким долгим, как на этот раз. Неужели оно подойдет к концу? Раньше, когда Эйприл была невестой, все доставляло радость. Они с Дэвидом не переставая обсуждали всякие мелочи, делились впечатлениями. Тогда поездка скорее напоминала увлекательное приключение. Совсем не то, что сейчас!

Пассажиры разговорами не досаждали. Их путь лежал на калифорнийские золотые прииски, и они постоянно потягивали виски.

Наконец в одно прекрасное утро взору Эйприл открылась пустыня, необычайно красивая на восходе солнца. Мерцающий светлый песок сливался как бы воедино с ослепительными солнечными лучами. Разве способна пустыня навевать уныние, как считают некоторые? Какое величие природы, какие необыкновенные красоты! Целых пять лет Эйприл ждала этой встречи. Она ликовала, и даже соседство с бражничающими золотоискателями не способно было притупить восторг ее души.

В Санта-Фе мать с сыном покинули дилижанс. Появилась возможность отдохнуть пару дней в форте Чако на пограничной речушке между Нью-Мексико и Аризоной. Здесь находилась почтовая станция и располагался армейский гарнизон. Отсюда раз в неделю отправлялся дилижанс на Запад. Перед отъездом из Бостона Эйприл получила от отца письмо, в котором он, в частности, предупреждал об участившихся набегах апачей и настаивал, чтобы она и Дэйви ни в коем случае не вздумали добираться до Аризоны без соответствующей охраны.

Дэйви преобразился. Он уже не напоминал маленького страдальца, каким казался, когда они покидали Бостон. Мордашка сияла счастьем, зеленые глаза так и сверкали. Все вокруг было новым и непривычным. Вопросы сыпались один за другим — нетерпение и любознательность давали о себе знать. Правда ли, что у него будет лошадка? А собачка? Он мечтал о четвероногом друге еще в Бостоне, но бабушка и тетки приходили в ужас от одной мысли о том, что у них в доме появится «грязная тварь».

Эйприл обещала исполнить все его желания. Пришлось рассказать сыну о своем детстве и обо всех своих питомцах, доставлявших ей радость в ту далекую пору.

Отец Эйприл, армейский офицер, сделал успешную карьеру. Он служил на разных заставах — от Канзаса до северо-запада Аризоны. В 1858 году он уже был в чине полковника и нес службу в Аризоне, где потерял жену, а Эйприл — мать, зато потом она нашла любовь.

Полковник Вейкфилд был одним из немногих офицеров, кто в преддверии войны не перевелся на Восток. Когда же конфедераты вторглись на территорию Нью-Мексико, он принял участие во многих сражениях, однако настоящее воинское мастерство проявил в борьбе с индейцами, оказывавшими жесткое сопротивление натиску американской армии, за что и получил в конце войны генеральскую звездочку.

Последние пять лет Эйприл не видела отца, но они постоянно переписывались, и она знала, что он обожает внука.

Скорее в Аризону! Эйприл считала дни. Максимум неделя, и отец прижмет к груди своего ненаглядного внука…