Черт побери, он погубил все!
Его щека все еще ныла от удара, но гордость пострадала сильнее.
Холли выглядела такой прелестной, такой невинной, и глубоко внутри у него что-то жаждало сохранить эту невинность. Он забыл, кто он есть. Забыл, какое лицо было у брата перед тем, как тот застрелился.
Значит, он, Джастин, заслужил пощечину. И многое другое.
Он вдыхал запах моря, надеясь на его очищающее действие. И чувствовал себя таким же низким, как тот человек, которого хотел уничтожить. Он использовал людей как пешки, так же как это делал граф. Тот факт, что у них разные цели, ничего не менял.
— Извини, — сказал наконец Джастин, не оборачиваясь к Холли. Он не мог вспомнить, когда последний раз произносил это слово. — Возвращайся домой. Я найду другой способ расквитаться с графом.
Холли следовало бы убежать. Джастин ждал шороха камушков под ее туфельками, но его не было. Тишина.
Он медленно повернулся. Она стояла, как статуэтка. На щеках рдел румянец, зеленые глаза были, как штормовое море — непредсказуемое и глубокое.
Он ждал гневных слов, а Холли неуверенно покусывала нижнюю губу. Внезапно она спросила:
— Вы можете доказать, что лорд Гатуэлл был шпионом Наполеона?
— Если б мог, то не стоял бы сейчас перед вами, — бесцветным голосом ответил он. — А граф давным-давно болтался бы на виселице.
Был всего один свидетель встречи Гатуэлла и французов в ночь перед отправкой полка Джастина под Ватерлоо, но этот человек умер через месяц после случившегося.
Холли подошла к Джастину и дотронулась до его рукава. У Джастина перехватило дыхание. Он не понимал, почему она жалеет его, особенно после его угроз. Он почувствовал себя ничтожным, пустым — каким был тот человек, которого преследовал последние годы.
— Чем я могу вам помочь?
— Ступайте домой, — устало произнес Джастин. — Я прикажу своим людям прочесать скалы в поисках бочонков коньяка и подожду, пока кто-нибудь не явится за грузом.
— Моя семья…
— Я никому не скажу о них. — Джастин отвернулся. Он отказывался от долгих лет работы, предавал память брата, но не мог шантажировать эту девушку.
— Спасибо, — сказала она и не двинулась с места.
— Черт побери, убирайтесь отсюда.
— Так вы его никогда не поймаете!
— Почему?
— Граф увидит на берегу солдат и сразу поймет, что дело нечисто. В деревне уже болтают о вас, но пока все думают, что вы кредитор Беркли. Сын графа задолжал почти всем в округе, ведь сам Гатуэлл — ужасный скряга. Кстати, он действительно должен вам?
Джастин кивнул.
Холли помолчала.
— Джон Сэвадж не настоящее ваше имя?
— Джоном Сэваджем звали молодого лейтенанта, который умер много лет назад. — Джастин сам поразился своей откровенности. Об этом знали всего несколько человек. А он выдал секрет, который может стоить ему жизни. Удивительно.
— Что ж, Джон Сэвадж, я помогу вам, если сумею, — вдруг сказала Холли.
Он с изумлением уставился на нее.
— Почему?
— Хотя мою козу назвали в честь короля Георга и я не люблю таможенников, но я все же англичанка и презираю предателей.
А Джастин осознал, что они поменялись ролями, и это ему не понравилось. Он не хотел вовлекать ее в свои дела, но сейчас, как ни странно, она сама предлагает ему помощь.
Господь, возможно, шутник, но Джастину его юмор не понравился. Он, кто только что гадал, как получше использовать эту девушку, твердо произнес:
— Нет!
— Вы же спускались на пляж, верно?
Джастин помолчал, не подтверждая, но и не опровергая ее слова.
— …и ничего не нашли.
Она, видно, не сомневалась в этом.
— Нет, — признался он наконец, — но я особенно и не старался.
— Вы можете искать сто лет и не найти.
«Ей нельзя доверять, — сказал себе Джастин. — Ее семья занимается контрабандой, и она готова на все, чтобы спасти близких».
И все же Джастин верил ей. Он хорошо разбирался в людях и за последние пятнадцать лет отточил свое умение. Он понимал ее. Большинство англичан ненавидели Наполеона и всех, кто был с ним связан. Но нельзя позволить себе потерять последний проблеск человечности.
Любопытство, однако, заставило его спросить:
— Почему же я ничего не найду? Там ведь есть небольшая пещера.
— Возможно, но не та, которую вы ищете.
Ее глаза внезапно вспыхнули.
Он должен был поподробнее выспросить о тайнике, но завел разговор о другом.
— Расскажите о своей семье. — Он потянул ее за руку, и через минуту они сидели на камне и смотрели на море.
— Нас всего четверо, — сказала Холли. — Папа, мой брат Пол, мама и я. Мама больна. Врач сказал — чахотка. Ей мог бы помочь сухой климат, но шахты закрылись два года назад, и у нас теперь нет возможности заработать деньги, чтобы уехать из Корнуолла. Мой отец никогда раньше не занимался контрабандой, — продолжила она, — но ему пообещали заплатить за одну ночь столько, сколько он получал за весь год. Я была против, но они с Полом решили, что это единственный способ добыть деньги, чтобы отправиться в Америку.
— В Америку?
Холли кивнула.
— Я слышала, там можно получить землю. Отец — отличный фермер, но здесь у нас ничего нет своего.
Он услышал в ее голосе тоску.
— Почему вы доверяете мне?
— Я не доверяю, — сказала Холли, — но вы наш единственный шанс. — И добавила с чувством: — Я не люблю предателей.
Должен ли он принять от нее помощь? Он мог защитить ее семью от преследования властей, но сможет ли он спасти их от мести графа? У него достанет влияния, чтобы обеспечить вознаграждение, которого им хватит на дорогу в Америку, но он знал, что не в этом причина ее внезапной уступчивости. Она сделает то, что сочтет правильным, и ее нельзя купить.
Откуда взялась эта уверенность? Особенно если учесть его привычку верить в худшее — следствие его работы в секретной службе.
— Если Гатуэлл будет продолжать заниматься контрабандой, — в отчаянии сказала Холли, — он так затянет в свои сети отца и Пола, что им не выбраться оттуда. — Она посмотрела Джастину прямо в глаза. — Мне кажется, я знаю, как поймать графа. Поклянитесь, что не тронете моих родных.
— Вы расскажете им обо мне?
— Нет. Они не поймут. Мой отец — корнуолец, а вы…
— Чужак, — закончил он, прежде чем она произнесла что-то более оскорбительное.
— Ага, чужак. — И неожиданно широко улыбнулась.
У Джастина екнуло сердце. После того как его брат покончил с собой, он закрыл душу для окружающих. Сейчас он подумал, что те дверцы все еще можно открыть.
Наверное, он сможет помочь близким этой девушки воплотить в жизнь их мечту.
А что будет с ним? После того как он отдаст Гатуэлла под суд, что станет с ним? Раньше он никогда не задумывался об этом.
Его молчание, вероятно, обеспокоило Холли.
— Я покажу вам, где спрятан коньяк. Вы сможете перенести его в известную только мне пещеру неподалеку. Когда граф Гатуэлл пошлет людей за коньяком, они ничего не найдут. И тогда он сам приедет сюда.
— Разве подозрение не падет на твою семью?
— Я опережу лорда Гатуэлла, — сказала Холли, — и расскажу ему, что вокруг шныряют таможенники, поэтому отец решил перепрятать контрабандный товар в более надежное место.
— И если кто-то начнет крутиться возле нового места, значит, он получил эти сведения от графа, — заключил Джастин. План этой девушки надежнее, чем поиск свидетелей: те могут передумать или попросту исчезнуть. Гатуэлл будет пойман с поличным.
— Это довольно опасно, — предупредил он.
— Я выбираю между опасностью и каторгой.
— Я же сказал вам…
— В следующий раз вас здесь не будет, — возразила Холли.
Она права. Если девушка не сможет убедить отца бросить контрабанду, а она, очевидно, уже не раз пыталась это сделать, то их будущее весьма туманно. Однако если ее план осуществится, он, Джастин, в силах защитить ее родных.
Холли встала.
Джастин тоже поднялся, удивляясь ее спокойствию.
Но вскоре он понял, что она не так бесстрашна, как кажется. Он увидел напряженный разворот плеч, а одна рука ее была засунута в карман, словно держала что-то там. Несколько прядей выбились из косы, уложенной короной вокруг головы, зеленые глаза были такими же тревожными, как море.
Джастину захотелось поцеловать девушку, но гордость — и недавняя пощечина — остановили его. Он не понимал, почему его так влечет к ней. Пристрастия толкали его к совсем другим женщинам. К тому же он избегал замужних и девственниц.
Но внезапно он захотел эту девушку. И сейчас желание было намного сильнее, чем стремление наказать графа Гатуэлла.
Холли гладила пальцами маленькую зеленую бутылочку. Возможно, в ее находке таится большая ценность, чем она думала, потому что, когда Холли слушала рассуждения Джона Сэваджа, в ее голове все время звучали слова: «Будь собой, и твое желание исполнится».
Ее самое заветное желание — чтобы с близкими ничего не случилось.
«Не лети мотыльком на огонь».
Неужели Джон Сэвадж — огонь?
От него действительно исходили волны тепла. Холли все еще чувствовала прикосновения его губ, и в крови разливался огонь каждый раз, когда она смотрела на него.
Но разум предупреждал: он только пользуется тобой, предлагает пряник. А потом будет и кнут. Но даже если и так, сейчас он предложил ей возможность, которая у них больше никогда не появится. Холли не сомневалась, что граф, если его поймают, тут же выдаст ее отца и Пола или прикажет убить их, чтобы спасти свою шкуру.
И она подавила опасения, желая, вопреки разуму, верить чужаку. Он ведь отпускал ее, но она сама отказалась уйти.
На его щеке все еще виднелся след от пощечины, и Холли, осмелев, провела кончиком пальца по красному пятну.
— Извините.
— Я не имел права.
— Но я хотела…
На его шее забилась жилка, и он нервным движением погладил Холли по голове.
— Мисс Гастингс. — Ее имя в его устах прозвучало очень ласково. — Вы не должны оставаться здесь с таким распутником, как я.
— У меня нет выбора.
Уголки его губ поднялись в улыбке.
— Почему? Вы же могли убежать.
Она уже подумала об этом. Что заставило ее изменить решение? Заботливость? Внезапная нежность? Или рассказ о его брате и горе, которое она увидела в его глазах?
А может, странное послание в бутылочке?
Но что бы то ни было, ее поразило странное притяжение между ними. Они словно окунулись в туман неизбежности, который сейчас накрыл весь мир.
Джастин коснулся ее щеки, и Холли с радостью приняла ласку. Она хотела, чтобы он снова поцеловал ее, но его пальцы только скользнули по ее лицу. Потом его губы легонько коснулись ее губ, и он, застонав, отшатнулся.
Холли почувствовала внутри странную пустоту и покачнулась — ноги отказывались держать ее. Твердые линии его губ искривила улыбка — удивленная и обвиняющая.
— Должно быть, ты русалка, — хрипло прошептал он.
— А ты дьявол. — Холли подивилась своей раскованности.
— Не уверен. — Но на губах его заиграла лукавая улыбка.
Его обаяние могло свести с ума.
Но вдруг, словно кто-то стер надпись с доски, — его лицо стало непроницаемым. Он отвернулся.
— Я… покажу… где коньяк, — с трудом выговорила Холли. Он повернулся к ней, и она увидела, как потемнели его глаза.
— Три ночи назад отец с Полем вырыли яму и накрыли ее досками, а потом засыпали песком. Если не знать точного месторасположения, то ее никогда не найти.
— Граф знает, где она?
— Знает человек, который устроил перевозку товара.
— Когда они собираются забрать коньяк?
— Не раньше чем через пару дней. Отец сказал, что они могут ждать и неделю, пока не убедятся в полной безопасности.
— Опиши мне это место. Я прикажу своим людям сегодня ночью перенести бочонки.
— Это рядом, на соседнем пляже. Там есть удобная пещера.
— Ты можешь нарисовать план? Прямо сейчас, на земле?
— Я покажу тебе, — вызвалась Холли.
— Нет, — резко оборвал ее Джастин.
Вздрогнув от обиды, Холли отвернулась.
Он прикоснулся рукой к ее щеке.
— Я не могу сосредоточиться в твоем присутствии, — сказал он, — а этого нельзя сейчас позволить.
Холли кивнула и, взяв веточку, нарисовала на песке расположение тайника и соседней пещеры. Подняв глаза, она встретилась с ним взглядом.
— К утру работа будет закончена.
— Будь осторожен, — тихо попросила она.
— И ты, русалка.
Холли стояла, не в силах пошевелиться.
Джастин наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Ты необыкновенная девушка. — С этими словами он повернулся и пошел вниз по тропе к морю.