Перед рассветом ночь стала темнее, и Габриэль, вздохнув, уютнее устроилась в объятиях Дрю.
Итак, ее честность спасла зародившуюся между ними близость. Холодок последних дней растаял в пылу ее признания, и Дрю впервые открыл ей свое сердце. Он не сказал тех слов, которые ей хотелось бы услышать, но его поцелуй и объятия обещали самую горячую любовь, и этого Габриэль оказалось достаточно. Пока.
Одно жалко — снова он был чересчур осторожен… а она хотела ребенка. Однако решение Дрю было непреклонным. «Я не хочу плодить ублюдков», — в наивысшую минуту страсти сказал он сдавленным, напряженным голосом.
Опять в его словах Габриэль почувствовала горечь и вспомнила их недавний разговор и его слова: «Я ведь незаконнорожденный если не по закону, то фактически». Габриэль хотелось бы узнать, что он имел в виду, расспросить о его происхождении, семье, друзьях — но тогда не время было задавать вопросы. И сейчас тоже. Раны Дрю еще болят, и она не хочет, не может посыпать их солью. Когда-нибудь он сам выберет подходящее время, расскажет обо всем — и, может быть, ей удастся облегчить эту боль, постоянно терзающую его душу.
Габриэль счастливо вздохнула: так тепло и радостно было лежать рядом с ним. Эти несколько часов она провела в объятиях Дрю, ликуя и наслаждаясь. Это было куда больше того, что она ожидала, о чем мечтала и на что надеялась. Снова и снова они ощущали себя в раю, губы их смыкались в поцелуе, тела сливались. И при мысли об этом Габриэль снова до боли хотелось испытать то же счастье.
Неужели можно любить вот так, глубоко и самозабвенно? Габриэль не отдавала себе отчета в глубине своих чувств, не сомневалась в них и только хотела продлить каждое чудесное, удивительное мгновенье. Сейчас она старалась вновь и вновь пережить эти мгновенья, но все же неохотно открыла глаза. Небо заметно посветлело, звезды быстро бледнели, луна уже опустилась за горизонт. Пора возвращаться. Скоро проснется Малыш и потребует, чтобы его накормили. К тому же едва ребенок начнет капризничать, как все погонщики ринутся к фургону.
Габриэль пошевелилась и разбудила Дрю, который что-то пробормотал спросонья. Потягиваясь, он коснулся щекой ее щеки. За ночь у него отросла щетина, и ей это даже нравилось — было в этом нечто интимное, напоминавшее о ночи, проведенной вместе. О себе, о том, как она выглядит, Габриэль и думать не хотела: растрепанные волосы, безнадежно смятая рубашка.
Дрю, однако, улыбнулся, глядя на нее: она напоминала мальчишку, который сбежал из школы на рыбалку и поймал самую большую рыбу в своей жизни. Сердце девушки забилось сильнее при виде этой счастливой, ласковой улыбки.
— Да, наверное, пора вставать, — лениво сказал он, погладив ее руку.
— Наверное, — повторила она с сожалением. Дрю поднес ее ладонь к губам и понюхал пальцы.
— Как прекрасно ты пахнешь!
— Должно быть, перцем, которым приправляю бобы.
— Да нет, это не перец, — улыбнулся Дрю, — хотя ты стала вполне подходящей поварихой.
— Подходящей?
— Ну, стоящей, — поправился он.
— Вот не дам тебе бобов…
Дрю даже застонал.
— Клянусь, после этого перегона ни единого боба в рот не возьму!
— А я не думаю, чтобы еще когда-нибудь в жизни стала их варить, — охотно согласилась Габриэль.
— А ты умеешь прилично заваривать чай?
Непонятно почему, но сердце у нее забилось чаще. Имеет ли он в виду их общее будущее? Или она делает слишком поспешные выводы?
— Тебе не нравится мой кофе?
— Грязная, мутная жижа из оловянного кофейника — в высшей степени нецивилизованный напиток, — проворчал Дрю.
— Я думала, что ты любишь все нецивилизованное. И приключения. А ты спрашиваешь меня про чай.
— Еще я люблю хороший бренди, — хмыкнул он, — и дорогие сигары.
— А что еще? — спросила Габриэль, прекрасно понимая, что беззастенчиво желает услышать признание в любви.
Дрю дотронулся до ее щеки.
— Игру случайностей. А также восход солнца. — И вздохнул. — Ах, милая моя, боюсь, я недостоин того, чтобы за меня бороться. Я мало чего достиг и ношу фамилию, репутацию которой только и делал, что изо всех сил подрывал.
— Мне нет дела до твоей фамилии и репутации, — возразила Габриэль, — и мне все равно, что у тебя мало денег. Деньги у меня есть.
И почувствовала, как его рука крепче сжала ее пальцы.
— Я денег у девиц не беру.
— О, неужели? — Ее охватил гнев. — Стало быть, валяешься в сене бесплатно? А я-то думала… Она вырвалась из его объятий и встала.
— Нет, я ничего не думала. Я просто считала, что ты не похож на других. Но нет, ты просто высокомерная ослиная задница!
И принялась ощупью искать свои брюки. Даже в праведном гневе нельзя вернуться в лагерь нагишом.
— Ты это ищешь? — Дрю тоже встал и успел одеться. Теперь он помахивал перед глазами Габриэль ее же брюками.
— Да, — буркнула она сурово и потянулась за брюками, но шотландец ловко отдернул руку.
— Так я — ослиная задница? — зловещим шепотом переспросил он.
— Да, высокомерная шотландская ослиная задница!
— Вот не знал, что у тебя такой заводной характер. Гэйб Льюис — еще куда ни шло, но малютка Габриэль?.. Бог ты мой!
— Беру пример с тебя! — отпарировала она.
— Ну и колючка! — усмехнулся он.
— Лучше быть колючкой, чем ослиной задницей!
— Мне всегда нравились колючки, — признался Дрю. — Может быть, и ты смиришься с ослиной задницей?
Глаза его искрились смехом, голос был нежен и вкрадчив. Габриэль сжала кулаки, стараясь не поддаваться его всесильному обаянию. Дрю всегда пускал в ход эти чары, чтобы избегать неудобных тем, чтобы запутать ее и сбить с толку. На этот раз ему это не удастся!
— Не нужны мне ни ослы, ни ослиные задницы! — огрызнулась она и снова потянулась к брюкам. На сей раз Дрю почему-то отдал их без сопротивления.
— Для меня это вовсе не валяние в сене, — сказал он тихо и серьезно. — И я вовсе не хочу, чтобы ты так думала.
— Зачем же тогда…
— Я не уверен, что таким, каков я есть, достоин тебя.
— Но мне ты именно таким и нужен! — упрямо воскликнула Габриэль.
— Ах, девушка, ты же меня совсем не знаешь.
— Ты мне все время это твердишь, но это не правда! — отчаянно крикнула она. — Я тебя знаю! Я знаю, что ты добр и верен дружбе, и все тобой восхищаются, потому что все твои поступки естественны, и ты делаешь добро, не думая о том, что с этого получишь.
Дрю, помолчав, ответил:
— А я думал, что я — ослиная задница.
— И это тоже, — подтвердила она. — Но должен же быть у тебя хотя бы один недостаток? Нельзя требовать слишком многого даже от самого хорошего человека.
Дрю порывисто, крепко прижал Габриэль к себе.
— Я не смог бы вынести разочарованного взгляда твоих синих глаз.
Девушка прижала палец к его губам.
— Я тебя люблю, Дрю Камерон. И не думаю, что когда-нибудь смогу полюбить другого так, как тебя.
— Я… — сдавленно начал он.
— Нет, — сказала Габриэль. — Ничего не отвечай. Не сейчас. Но знай, что я тебя очень сильно люблю. И я от тебя легко не откажусь.
И она убежала, так и держа брюки в руках, сердце ее отчаянно стучало после такого признания. Габриэль знала, что могла бы, оставшись, вытянуть из Дрю подобное же признание, — но не хотела получить его таким путем. Дрю Камерон ей дороже самой жизни, но она должна знать, что и он любит ее столь же безоглядно и сильно. В следующий раз, подумала Габриэль, он сам захочет ей сказать о своей любви.* * * — Я поеду с тобой в Техас, — заявил Дрю, когда они с Керби отправились на разведку.
— Черта с два ты поедешь! — проворчал Керби. — Если ты увяжешься за мной, то поедет и Габриэль, а я не хочу, чтобы вы двое рисковали ради меня жизнью.
— Нет, она не поедет, я отошлю ее на ранчо моего свояка, что в окрестностях Денвера.
Керби недоверчиво хмыкнул.
— Ты и впрямь думаешь, что она согласится уехать?
— Неохотно, однако если кто может ее удержать в Колорадо — так это моя сестра Элизабет и ее муж Бен Мастерс.
— Ладно… — Керби нахмурился. — Черт, послушай, Дрю, ты ведь все-таки не профессиональный стрелок.
— Ты тоже, — возразил Дрю.
— Но это моя драка, а не твоя. Меня преследуют за проступок, который совершил именно я.
— А еще эти люди охотятся за Габриэль, — тихо ответил Дрю. — Поэтому эта драка становится и моей.
Керби пронзительно взглянул на него:
— Это вправду так?
— Ага. Без малейшего сомнения.
Керби испытующе оглядел шотландца и коротко кивнул:
— Рад слышать. Но почему бы тебе просто-напросто не уехать с ней на Восток? Или даже в Шотландию? Там она будет в безопасности.
— Ты бы мог жить спокойно, зная, что на свете есть человек, желающий тебе смерти?
Дрю удовлетворенно отметил, что Керби не находит на это возражений.
— Возможно, — продолжил он, — некто готов пойти на что угодно, чтобы тебя и, возможно, Габриэль, не было в живых. Услуги Киллиана, по-видимому, недешевы, и этот некто, желающий вашей смерти, истратил немалые деньги, чтобы обнаружить тебя и отца Габриэль. Ставки в этой игре, сдается, очень высоки.
И, готовясь отразить новый аргумент, Дрю добавил:
— Мне кажется, ты должен все рассказать Дэмиену. Он может нам пригодиться, и стрелок он хороший.
Как он и ожидал, Керби отрицательно покачал головой:
— Нет, я не хочу впутывать в это дело родных.
— Но следующей мишенью может стать Джон.
Керби тотчас повернулся к нему, и Дрю увидел на его лице страх.
— Проклятье… — голос друга дрогнул. — Джон тогда держал наготове лошадей. Да, он вместе с нами уехал из города, и Кэлу Торнтону известно, что Джон обо всем знает.
— Но тогда и Дэмиен должен знать, — настойчиво повторил Дрю, — и Терри тоже. Тот, кто дергает за эти веревочки, уже убил отца Габриэль, попытался убить ее и дважды — тебя. Ясно, что он не остановится, пока все, кто знает об ограблении банка, не будут мертвы, — а значит, эта участь ждет и Джона.
— Господь всемогущий, — воскликнул Керби, — да ведь меня уже считают мертвым, и Киллиан сейчас, может, уже на пути к… — Он осекся.
Дрю молчал.
— Значит, я должен воскреснуть раньше, чем рассчитывал.
— Но до Абилены осталось две недели пути, и стадо может повести Дэмиен.
Керби ехал рядом, неотрывно глядя прямо вперед. Дышал он тяжело и прерывисто.
— Да, но от меня зависит дюжина скотоводов. Они доверили мне стада, рассчитывая на то, что я продам их по самой высокой цене. Некоторым придется расстаться со своими ранчо, если я не оправдаю этих надежд. Не уверен, что Дэмиен с этим справится.
— Да, и я, черт возьми, тоже, — согласился Дрю. — Но я зато могу вернуться в Техас.
— У Киллиана есть несколько дней преимущества.
— Однако он не знает, что нам известно о нем!
— Дрю, я не смею просить тебя ехать.
— Попробуй-ка меня удержать! Завтра на рассвете я вернусь в Колдуэлл и оттуда телеграфирую Джону, чтобы он соблюдал осторожность. А ты отошлешь Габриэль к моему свояку в Денвер. Он раньше был шерифом и сумеет обеспечить ее безопасность. Никто не знает, что она была с нами, и никто не станет ее преследовать.
Керби фыркнул.
— Габриэль захочет ехать с тобой.
— Она не должна узнать о моем отъезде, пока не будет уже слишком поздно.
Дрю был уверен, что его план очень не понравится Габриэль. Она разозлится, когда обо всем узнает, но у них с Керби нет другого выбора, если они хотят, чтобы дорогие им люди остались живы и невредимы. А Дрю очень этого хотел. Он все еще никак не мог освоиться с радостной мыслью, что кому-то дорог, что его любят, любят по-настоящему. И не собирался терять Габриэль только потому, что не предпринял некоторых мер предосторожности, даже против ее воли. Пусть ее сердится — только бы осталась жива.
Керби что-то неразборчиво пробормотал, а затем несколько сконфуженно спросил:
— Ты уверен, что сможешь так с ней поступить? Уехать, ничего не объяснив, даже не попрощавшись?
— Да, — ответил Дрю. — Конечно, лучше бы мне стерпеть порку, чем глядеть в ее глаза потом, когда мы снова увидимся. Но я не могу рисковать ее жизнью.
Керби все еще сомневался, и Дрю сухо улыбнулся.
— Ты же не хочешь связать ей ноги веревкой и таким образом помешать? Когда она узнает, что я уже давно в пути, ее легче будет уговорить уехать в Денвер.
— Хорошо, — согласился наконец Керби, — я позабочусь, чтобы она села на денверский поезд.
Дрю кивнул.
— Я напишу Габриэль письмо с объяснением — и еще одно, к мужу сестры. Скажи ей, что письмо нужно отдать ему лично в руки. Может, это облегчит задачу.
Керби кивнул, а затем ворчливо добавил:
— Дрю, не знаю, что и сказать. Как тебя отблагодарить…
— Тогда ничего не говори, — отрезал Дрю.
Керби взглянул на него… и протянул руку. Дрю подался вперед и крепко ее пожал. Им не требовалось никаких слов.* * * Когда Дрю приехал в Колдуэлл, Киллиан уже давно покинул город.
— И слава богу, — сказал лавочник.
Он с любопытством оглядел Дрю, когда тот спросил о наемном стрелке, — и глянул еще внимательнее, услышав вопрос о телеграфе.
— Могу вам помочь, — ответил лавочник, — город у нас маленький, настоящего телеграфиста не имеем, и этим делом занимаюсь я.
Дрю отправил послание брату Керби, предупредив, что ему может угрожать опасность, и посоветовав никуда не ездить одному, особенно в город, и быть поосторожнее с незнакомцами. Он подписал телеграмму именем Керби.
Уезжая из лагеря, он взял двух лошадей, своего коня и кобылу, отличающуюся выносливостью. Он приторочил к седлу скатку, а Габриэль сказал, что уезжает на разведку, всего на два дня, и что Керби наконец решил ему доверить это дело единолично. Потом он увел девушку за фургон и поцеловал долгим, нежным поцелуем.
Она прижалась к нему, словно почуяв неладное, но ни о чем не спросила. Это Дрю в ней всегда нравилось — Габриэль никогда не донимала его вопросами, а ждала, когда он сам все объяснит. И, черт возьми, именно сейчас, когда он готов обо всем ей рассказывать, у него появилось неотложное и тайное дело.
Дрю так хотелось предупредить ее: «Будь осторожна, милая, пока меня нет. Мне о многом надо бы тебе рассказать». Хотелось признаться, как он любит ее, — но это было бы ни к чему теперь, когда он не может поручиться за свою жизнь.
— Жди меня, — сказал вместо этого Дрю… и в глазах девушки удивление сменилось радостью.
— Я всегда буду тебя ждать, — прошептала Габриэль.
— И верь мне.
Она кивнула.
— Обещаешь?
— Да, обещаю.
Дрю поцеловал ее и взмолился мысленно, чтобы это был не последний поцелуй в их с Габриэль жизни. А затем, с болью в душе сознавая, что Габриэль не поймет, почему он скрыл от нее цель отъезда, вскочил на коня и намеренно поехал легкой рысью, пока лагерь не скрылся из виду. Тогда Дрю дал шпоры коню и перешел на галоп.
То и дело меняя лошадей, чтобы чрезмерно их не утомлять, он добрался до Колдуэлла за один день. Дрю не хотел, не мог думать о Габриэль. «Не терплю вранья». Сколько раз повторял он ей эти слова? И все же Дрю не знал другого способа обеспечить ее безопасность. Он должен найти Киллиана прежде, чем тот убьет еще кого-нибудь. И он должен взять Киллиана живым, чтобы узнать, кто его нанял.
Дрю купил в Колдуэлле продовольствие и направился на юг, очень надеясь прибыть в Сан-Антонио раньше, чем там появится Киллиан.
Прошло два дня, но Дрю не вернулся. Габриэль и не ожидала, что так сильно соскучится по нему. Она все время высматривала высокую худощавую фигуру человека, ставшего смыслом ее жизни.
Габриэль поверила, что он поехал в разведку. Не верить повода не было. Последнее время Дрю все чаще отправлялся в такие поездки с Керби, а Дэмиен все больше получал полномочий на перегоне. Однако поздно вечером второго дня девушка почуяла неладное. Впрочем, ей бы следовало насторожиться еще утром, когда Керби в одиночку уехал на разведку и вернулся только к ночи. Почему они с Дрю одновременно занимались разведкой, но порознь?
Керби явно ее избегал. До этого Габриэль не обращала особого внимания на то, когда он уезжает из лагеря и когда возвращается. Она была очень занята — и своими повседневными обязанностями, и уходом за ребенком. И все же вечером второго дня Габриэль заметила, что Керби увел Дэмиена за пределы лагеря, а потом они вернулись, и лицо у племянника было перекошено от едва сдерживаемой ярости.
Она подождала, пока Керби-младший не удалится, и подошла к его дяде.
— Керби?
Тот оглянулся. В свете костра Габриэль перехватила его настороженный взгляд.
— Разве Дрю уже не должен вернуться?
Лицо Керби чуть заметно дрогнуло.
— Он уехал, Габриэль. Он оставил перегон.
Девушка едва не задохнулась и, ловя ртом воздух, выдавила, с трудом выговаривая слова:
— Я… не поняла…
— Он сказал, что у него есть важное дело, и просил, чтобы я посадил тебя на денверский поезд. Сказал, что там, в Денвере, вы и встретитесь.
Потрясенная, Габриэль не знала, что и подумать, но была откровенно уязвлена. Дрю просил ее верить ему, заставил даже пообещать это — а сам ей не доверяет. Он не хотел, чтобы ему лгали, но легко решился солгать сам.
Скиталец. Чужак. Одиночка. И почему же это Габриэль решила, что сможет его изменить? Он, как прежде, не желал доверить ей свои планы и мысли. И никогда не доверит.
Сердце у нее разрывалось от муки и отчаяния. Она отвернулась, не желая, чтобы Керби видел, как ей больно.
— Габриэль, — сказал он, удерживая ее за руку. — Дрю тебя любит. Он просто хотел быть уверен, что тебе не угрожает никакая опасность.
— Даже не спросив меня об этом? Не узнав, что я думаю на этот счет и что мне нужно? — яростно выпалила Габриэль. — Это не любовь! И это нечестно, хотя он постоянно твердил о честности. Он предал меня!
Она с такой яростью посмотрела на Керби, что тот невольно отдернул руку.
— Куда он поехал?
Керби откашлялся.
— Он оставил письмо для тебя. И еще одно, чтобы ты передала его родственнику Бену Мастерсу.
С убийственным спокойствием Габриэль отвечала:
— И вы двое рассчитываете, что я отправлюсь за сотни миль отсюда в дом незнакомых мне людей, в то время как вы будете охотиться на убийцу?
Тревожный взгляд Керби убедил ее, что она попала в точку. Вот сейчас ей отчаянно захотелось ударить его. Опрокинуть горшок с бобами в огонь. Сесть на Билли Бонса и умчаться куда глаза глядят. Наконец, убить Керби — не говоря уже о человеке, который бросил ее, — и убить собственноручно. Если Киллиан ее не опередит. В общем, Габриэль никогда в жизни не была так рассержена.
«Верь мне. Обещаешь?» О, с какой радостью она швырнула бы ему в лицо эти слова! Дрю очень хорошо знал, о чем просит, когда не праведным путем вырвал у нее это обещание.
«Верь мне». Ха! Она-то ему верила! А он… он…
И вдруг возмущение ее улеглось. «Верь мне». Впервые Дрю попросил ее о чем-то, попросил верить ему… и постепенно эта мысль овладела сознанием девушки.
«Он тебя любит», — сказал только что Керби. Может, это правда? Гнев, страх, надежда смешались в ее душе, и страх оказался сильнее всех других чувств.
— Он поехал один?..
Керби сжал кулаки, обдумывая ответ.
— Он поехал вслед за Киллианом в одиночку? — повторила Габриэль, и в голосе ее прозвучал неприкрытый ужас.
Керби подавленно покачал головой:
— Никто не знает, что Дрю близко связан со мной… или с тобой. Он просто один из погонщиков. И он поехал на ранчо к моему брату, чтобы его предупредить. Он не станет сам искать неприятности.
Зато неприятности имеют обыкновение Сами находить его, даже если он их избегает.
Габриэль сразу же и немедленно захотелось отправиться вдогонку, но это было невозможно — она прекрасно это понимала. Ей надо заботиться о Малыше. Она не может тащить с собой ребенка через полстраны, верхом на лошади.
Да! Как же трудно выбирать между одной любовью и другой. Что делать? На что решиться?
«Надо выбирать того, кто больше в тебе нуждается», — подсказало ей сердце.
Габриэль припомнила все, что Дрю говорил ей о Денвере, о сводной сестре и ее муже. Бен Мастерс — юрист, когда-то был шерифом, и Дрю уверен, что тот сможет защитить ее. Может, он защитит и брата своей жены от него самого?
— Хорошо. Я поеду в Денвер, — сказала она Керби, — но я хочу отправиться прямо сейчас, с Малышом и Верным. И я хочу быть уверена, что о Билли Бонсе и Самсоне будут хорошо заботиться.
Керби подавил глубокий вздох облегчения, лицо его прояснилось. Он смущенно улыбнулся.
— Все будет в порядке, Габриэль. Я обо всем позабочусь.
— Кто же будет кухарить?
Керби пожал плечами:
— Что-нибудь придумаем.
— У вас будет песок в бобах.
— Возможно. И даже подкова утонет в кофе.
На глаза Габриэль навернулись слезы. Она будет скучать по Керби. По всем остальным. Они стали ей как родная семья.
— Напеку вам побольше хлеба.
Керби кивнул.
— Я пошлю кого-нибудь с тобой на север к железной дороге. Тебе надо успеть на поезд.
Керби достал из кармана два письма и вручил их Габриэль.
— Одно тебе, другое — для родственника Дрю. Завтра кого-нибудь пошлю тебя проводить. И есть еще кое-что. Подожди немного, сейчас принесу.
Он достал из хозяйственного фургона скатанное одеяло и извлек из него сверток в коричневой бумаге. Вернувшись, Керби подал ей сверток.
— Дрю просил передать тебе вот это.
Габриэль нерешительно взяла сверток.
— Вы знаете, что там?
— Понятия не имею. — Он покачал головой и уже повернулся, чтобы уйти, но остановился и снова посмотрел на Габриэль.
— Между прочим; черт побери, ты была лучшим подавалой, которого я когда-либо нанимал на перегон.
Габриэль улыбнулась.
— А вы были лучшим хозяином перегона, у которого я работала.
— Смотри только, чтобы я остался единственным хозяином перегона, на которого ты работала. — И уже тише добавил:
— Ты уж как следует заботься о нашем шотландце.
— Позабочусь, — пообещала Габриэль.
Некоторое время она смотрела вслед Керби, затем понесла письма и сверток в свой уголок хозяйственного фургона. Малыш мирно спал. Сев около его колыбели на пол скрестив ноги, она отложила в сторону письма, развязала бечевку и едва не задохнулась от волнения.
Миг спустя она разразилась слезами.
Перед ней, аккуратно свернутое, лежало голубое платье с белым кружевным воротничком. То самое, что красовалось на манекене в колдуэллской лавке.