Наихудшие опасения Габриэль оправдались, когда наступили сумерки. С ужином она справилась благополучно. Из кухни вынесли большие кастрюли тушеного мяса с картофелем, и работники устроились ужинать. Под любопытными взглядами погонщиков девушка постояла в очереди за своей порцией, взяла миску и устроилась под одиноким тополем, где ей никто не мешал спокойно поесть.

Когда стемнело и погонщики устремились в бараки, Габриэль неохотно последовала их примеру… и все же, остановившись в дверях длинного бревенчатого строения, она нервно прикусила губу при одной только мысли о предстоящей ночи.

Раньше Габриэль это и в голову не приходило. Напросившись в работники к Кингсли, она не представляла себе, что именно ее ждет. Много дней она жила только одной мыслью, стремилась только к одной цели — и вот теперь столкнулась с неумолимой реальностью — то есть с перспективой провести ночь в одном помещении с дюжиной полуголых мужчин.

Габриэль стиснула зубы. «Это всего лишь роль, — сказала она себе. — Просто новая роль. Я справлюсь!»

В грязном помещении была ужасная теснота, по-видимому, из-за большого числа временных работников, которых наняли на перегон. И, боже мой, какая вонь! У девушки перехватило дыхание от смрада.

Она уже выбрала себе место раньше, когда никого здесь не было. Габриэль надеялась отыскать местечко в углу, подальше от любопытных глаз, но незанятыми оставались только две верхние койки посередине барака.

Стараясь не глядеть на раздевающихся мужчин, она решительно направилась к койке, на которой оставила свою постель. Увы, иные погонщики сбрасывали рубашки уже в дверях, и уж этого нельзя было не заметить. У некоторых под рубашкой не было даже нижнего белья.

— Черт побери, жарковато для начала мая! — проворчал кто-то, раздеваясь почти догола.

Габриэль была с ним полностью согласна — вот только она, к сожалению, не могла последовать его примеру. Безуспешно стараясь не отрывать взгляда от некрашеных досок пола, она осторожно пробиралась между койками.

— Эй, смотрите-ка, мальчишка тоже здесь! — воскликнул, заметив ее, один из погонщиков. — Неужто старик Керби его нанял?

— Я слышал, как Джед ворчал, что ему подкинули щенка, — хохотнул другой.

Габриэль все слышала — и понимала, что все это говорится нарочно. Ничего не отвечая, она продвигалась вперед, хотя сердце у нее отчаянно колотилось. Вдруг кто-то заступил ей путь, и ей поневоле пришлось остановиться.

— Как тебя зовут, парень? — спросил мужчина, а другие ковбои тесно обступили их, с любопытством поглядывая на новичка.

Из-под широких полей шляпы Габриэль метнула на него, как ей казалось, дерзкий взгляд, который часами репетировала перед зеркалом.

«Просто играй роль», — мысленно приказала она себе.

— Зовут меня Гэйб Льюис, — ответила она с напускной развязностью.

— Сколько тебе лет?

— А тебе сколько? — огрызнулась она.

— Он хочет сказать, Джейк, что это тебя не касается, — усмехаясь, сказал второй погонщик. — На случаи, если ты сам об этом не догадаешься.

— Ты и вправду идешь с нами? — спросил другой ковбой, развалившийся на койке. — В таком-то обмундировании? Да ты изжаришься до смерти еще до того" как мы покинем Техас.

— Куда там, он и двух дней не выдержит!

— Если не солнце, то уж Джед его доконает.

— Оставьте его в покое, — раздался голос от двери.

Габриэль не могла видеть говорившего, но сразу поняла, кто это. Шотландский акцент ни с чем не спутаешь. У нее засосало под ложечкой. Ей не нужен защитник, тем более — этот.

— Они меня не трогают, — сказала она.

— Да ведь это не твое дело, Скотта, — раздраженно пробурчал погонщик.

— А я говорю, что мое, — возразил шотландец и направился прямо к ней.

— Тебе самому еще надо поучиться, шотландец, хотя ты и любимчик хозяина, — ввернул другой.

Дрю Камерон побледнел, и в его карих глазах блеснула сталь.

— Пошел к черту, Джейк! — отчеканил он.

— Хочешь, чтобы я тебе врезал?

В казарме тотчас воцарилась напряженная тишина. На лицах мужчин читались ожидание и жадное любопытство. Руки шотландца сжались в кулаки, потом разжались.

— Я не собираюсь с тобой драться, Джейк.

— Ты умеешь только нападать из засады? — съязвил тот, кого назвали Джейком. — Я слышал, что ты пальнул какому-то парню в спину, чтобы спасти шкуру Кингсли.

Габриэль похолодела. Может быть, Камерон возразит, опровергнет обвинение? Нет, он молчал. Его лицо оставалось бесстрастным, и он отвернулся, как будто не слышал упрека. Казалось, все окружающее перестало для него существовать.

Воспользовавшись паузой, Габриэль взобралась на свою койку и села посередине, скрестив ноги. Шотландец подошел к соседней койке и уселся внизу, словно не замечая окружающих.

Засада. Это слово эхом отозвалось в ушах Габриэль. Может быть, этот шотландец убил ее отца и пытался убить ее саму? Внезапно ей пришло в голову, что если Дрю Камерон убил отца, то он мог узнать и ее, несмотря на маскарад. Убийца стоял в тени, и Габриэль почти не разглядела его — зато она и отец только что спустились с ярко освещенной сцены. Если Камерон — убийца и узнал ее, то мог предположить, что она тоже его узнает. Тогда понятно, почему он помог Габриэль получить работу у Кингсли. Раз уж они встретились, Камерон предпочел держать ее под рукой, чтобы в свое время с ней покончить.

Несмотря на жару, девушку пробрал озноб. Да нет, она не похожа на себя прежнюю. Но… с какой стати шотландец решил помочь незнакомому мальчишке? Габриэль снова посмотрела на него. Неудачно получилось, что она выбрала место рядом с этим человеком. Он как раз снял рубашку, и у Габриэль невольно округлились глаза. Подобно многим ковбоям, Камерон не носил нижнего белья, и Габриэль просто не могла оторвать взгляда от его великолепно развитого крепкого тела. При каждом его движении под бронзовой от загара кожей перекатывались тугие мускулы, рыжеватые волосы на груди отливали золотом даже в тусклом сумеречном свете. Лицо у нее вспыхнуло, сердце беспокойно затрепетало, когда Камерон невозмутимо наклонился, чтобы снять сапоги.

Наконец девушка с усилием отвела глаза — но даже сосредоточенно рассматривая дощатый пол, она мысленно видела Дрю Камерона. И снова попыталась представить на его месте неясную фигуру человека с револьвером в руке… но ничего не получалось. Габриэль не знала, что и думать. Похоже, в последнее время интуиция ей изменила.

Она вздохнула, не в силах справиться с душевным смятением, которое лишь усиливалось сложностями ее положения. И первая сложность — одежда. Как было бы славно избавиться от нее, а еще лучше — вымыться с головы до пят!

Другие обитатели казармы уже разделись до исподнего. Вопреки опасениям Габриэль, никто больше не обращал на нее внимания. Одни, развалившись на койках, беседовали, другие играли в покер. Никто не проявлял к ней ни малейшего интереса. Умышленно или нет, но Дрю Камерон отвлек внимание ковбоев от Гэйба Льюиса.

Габриэль попыталась трезво оценить свое положение. В ее тщательно продуманном плане не было места для ночевки с полуголыми мужчинами. По спине у нее пробежали мурашки. Она, Габриэль, так явно выделяется среди прочих — ведь только она до сих лор не разделась и даже не сняла шляпы, но она и не собиралась раздеваться: ведь одежда — ее броня, ее доспехи…

Но, боже мой, как же в них жарко! Девушка вдруг почувствовала, что задыхается.

Воздуха! Ей просто необходим свежий воздух. Габриэль соскользнула с койки и пошла к выходу. Надо было пройти мимо игроков в покер. Она сдвинула шляпу на самый нос и глядела прямо на дверь, избегая вида полуобнаженных тел.

— Куда это ты направляешься, парень? — спросил один из игроков, которые устроились прямо на полу между койками. — Сыграешь с нами?

Габриэль замедлила шаг, покосилась на карты. Соблазн был велик. По блеску глаз игроков видно было, что они будут рады неумелому новичку… а она могла бы сильно удивить их. Когда она была маленькой девочкой и во время спектакля ожидала родителей, рабочие сцены учили ее играть в карты. Потом она совершенствовала свое умение в ожидании собственных выходов… но, напомнила себе Габриэль, сейчас она выступает в роли бедного, несчастного сироты без гроша за душой, у которого не может быть ни денег, ни опыта в игре.

— Денег нет, — отрезала она.

— Мы возьмем что-нибудь взамен.

— Черта с два, — возразил другой игрок.

Неожиданно рядом с Габриэль возник Дрю Камерон. Он, кажется, продолжал играть роль самозваного покровителя, и в глазах у него вновь читалось веселое удивление. Девушка еще не поняла, что скрывалось за этой якобы добротой шотландца — просто желание незло подшутить или нечто более зловещее. Может быть, ему нравится играть с человеком, как кошка с мышью, прежде чем одним прыжком прикончить жертву?

Наверное, поэтому при виде Камерона ее бросает то в жар, то в холод и сердце начинает быстрее биться. Наверное, это просто недоброе предчувствие — и ничего более. Габриэль надеялась всей душой, что это именно так.

— Мне надо присмотреть за лошадью, — сказала она и храбро пошла к выходу, стараясь не наткнуться на сидящих игроков.

— За этой клячей? — рассмеялся один из них. — Да это сплошная проруха! Годится только на мясо.

За то короткое время, что Габриэль пробыла на Западе, она многому научилась и, кстати, узнала, что назвать чью-либо лошадь годной лишь на мясо — величайшее оскорбление. Девушка разозлилась не на шутку.

— Порожняя телега, — сказала она, многозначительно взглянув на своего противника, — грохочет громче всех.

— Вот те на! Он ведь о тебе говорит, Хэнк, — удивился незнакомый погонщик.

Шотландец усмехнулся. Хэнк резко обернулся к нему.

— На твоем месте я бы не скалился. Ты и сам не больно-то ловок.

Габриэль опасливо продвинулась к двери, но Хэнк ее остановил.

— Бьюсь об заклад, что твоя кляча не протянет и недели.

— Она протянет столько же, сколько ты, — отрезала Габриэль. — А на заклад мне нечего поставить. Погонщик пожал плечами:

— Свою шляпу.

Девушка заколебалась. Именно шляпа в первую очередь придавала ей чувство защищенности… но, купив Билли, Габриэль считала себя ответственной за него. Она верила, что ее любовь и усилия будут вознаграждены. Билли кротко сносил ее неопытность. Он безропотно терпел, когда она неловко плюхалась в седло. У Билли было и мужество, и доброе сердце.

— А что ставишь ты?

Погонщик ухмыльнулся.

— Свою шляпу.

Сосед толкнул его локтем в бок.

— Две самые страшенные шляпы, какие я видел в жизни.

Габриэль была с ним полностью согласна и только не могла понять, с какой стати понадобилась Хэнку ее шляпа. А может, все-таки побиться об заклад? Ей предстояло жить бок о бок с этими людьми столько времени, сколько потребуется для выполнения плана… и надо бы с ними подружиться.

Но не ценой разоблачения. Ведь если выяснится, что она женщина, ее не возьмут на перегон. Это ей было отлично известно из дешевых бульварных романов.

— Нет, мне больше нравится моя собственная, — наконец сказала Габриэль хрипловатым грубым голосом, который уже стал для нее привычным. — Может, в другой раз.

Сосед Хэнка ухмыльнулся.

— А я бы глянул хоть глазком, как бы вы поменялись шляпами! Меня зовут Сэнди. А этот сварливый малый — Хэнк Флэниган. Он такой упрямый, что если его бросить в реку — поплывет против течения.

Впервые за долгое время Габриэль улыбнулась, Сэнди был приятным дружелюбным парнем. Она взглянула на шотландца — тот пристально смотрел на нее, и у девушки вдруг возникло неприятное ощущение, будто он видит ее насквозь и ни ее многочисленные одежды, ни маска, которую она с таким трудом себе придумала, не могут ему помешать.

Габриэль перевела взгляд на дружелюбного Сэнди, потом на остальных. То были случайные люди: белые, черные, мексиканцы, даже один индеец-метис. Возраст погонщиков колебался от шестнадцати до сорока с лишним, большинству, однако, было двадцать с небольшим.

Свое имя Габриэль им уже назвала и теперь просто кивнула.

— Хорошо, что ты пойдешь с нами, — сказал Сэнди.

— Гм, — пробурчал сварливый Хэнк. — Да ему как ковбою — грош цена. Одно слово — шкет, — Вот и пусть будет Шкет, — согласился третий. Раздался громкий смех, теперь уже добродушный, и Габриэль заставила себя улыбнуться. За последние несколько часов она уяснила, что кличка есть у каждого. Могло быть и похуже.

Она снова взглянула на Дрю Камерона — тот по-прежнему внимательно рассматривал ее. Под его острым испытующим взглядом девушка чувствовала себя неловко. Шотландец выделялся из толпы погонщиков так же резко, как она сама.

Вот только кто он такой?

— Давай, Скотти, сыграй с нами, — предложил один из погонщиков.

— Ладно, — согласился шотландец, и в глазах его вновь заплясали смешинки.

Только это был не тот смех, которым приветствуют друзей. Скорее уж Камерон смеялся над собой, а может быть, над жизнью вообще.

И вдруг Габриэль поняла. Его внешняя беззаботность и беспечность притворны. Это просто личина — он внушает окружающим, что не опасен, что он свой. И погонщики, даже язвительный Джейк, явно не принимают его всерьез. Это их ошибка. Большая ошибка.

Габриэль не знала, кто и каков на самом деле Дрю Камерон, но беззаботным и беспечным он не был. И снова ее бросило в дрожь. В самом ли деле он просто неприкаянный бродяга-шотландец? Или же человек более сложный и опасный? В том, что Камерон человек сложный, сомневаться не приходилось. Но вот опасный ли? Неожиданно Габриэль поняла, что очень бы хотела ответить отрицательно на этот вопрос. Она резко развернулась и поспешила к выходу, а позади раздался громкий мужской смех.* * * В эту ночь паренек не вернулся в барак. Непонятно почему, но Дрю Камерона это обеспокоило. Может быть, парнишка в конце концов счел общество погонщиков слишком грубым и под малоубедительным предлогом — спасти свою лошадь — уехал?

В том, что этот юнец чувствует себя здесь неловко, — сомнений не было. Дрю тоже не считал спальный барак раем, но, когда он жил в доме Кингсли, не раз слышал по этому поводу множество ядовитых замечаний. Он понимал, что в его интересах ладить с другими работниками. В таком долгом и опасном переходе наживать врагов слишком рискованно.

Кроме того, кочуя много лет из одного города в другой, останавливаясь в самых разных тавернах и гостиницах, он научился спать где угодно и почти с кем угодно.

Даже в свои детские и юношеские годы он не знал, что такое дом. Отец его терпеть не мог, и даже на летние и рождественские каникулы Дрю домой не приезжал. Зато он умел так очаровать и преподавателей, и однокашников, что они приглашали его к себе, поэтому он редко оставался на каникулах в одиночестве, а в результате научился приспосабливаться к разным местам и самым разным людям. Короче говоря, стал хамелеоном.

И теперь Дрю надеялся, что этот его талант поможет завоевать расположение погонщиков Кингсли. Несколько попыток подружиться он уже сделал. Он и впредь намеревался без обиды принимать их шутки и насмешки. И он приложит все силы, чтобы заслужить уважение этих людей.

Тем временем Дрю многому научился, и синяки не были слишком высокой ценой за приобретенный опыт. Он даже получал удовольствие от физического труда и предельного напряжения всех сил. Вчерашнее падение с лошади было унизительно, ушибы болели до сих пор, но Дрю был достаточно искусным наездником и не сомневался, что в конце концов заставит ковбоев забыть об этой неудаче.

Было еще темно, но он знал, что больше не уснет.

Храп стал оглушительным, а вонь застарелого пота была просто невыносима. Черт, уж лучше встать и поискать Гэйба. Все равно надо подышать свежим воздухом.

Дрю тихонько поднялся с койки и нашел чистую рубашку. У него было при себе три рубашки, и он каждый день охотно их стирал. Предвидя, что в пути такое небольшое удовольствие, как чистая одежда, будет уже недоступно, он пока что решил от него не отказываться, хотя его поддразнивали, называя щеголем, неженкой и другими, менее пристойными словами. Если бы погонщики узнали о его титуле, насмешкам вообще не было бы конца.

Тихо подойдя к срединному проходу, Дрю внимательно оглядел койку Гэйба Льюиса. Ремни и седельные еумки лежали поверх несмятого одеяла. Из этого следовало, что юноша где-то поблизости.

На дворе занималась заря. Чернильная темнота ночи на востоке начала сменяться светло-лиловыми тонами. Дул слабый ветерок — огромное облегчение после духоты барака.

Дрю глубоко вдохнул свежий воздух и зашагал через двор к конюшне. Когда глаза привыкли к темноте, он огляделся, но нигде не увидел ни одной живой души. Дрю тихо, про себя выругался. Керби не считал нужным ставить охрану, даже после недавнего нападения. Шотландец тщетно убеждал его нанять хотя бы сторожа, но на своей земле король скота чувствовал себя в безопасности. Дрю, напротив, полагал, что во всем Техасе его друг не найдет безопасного места, пока не пойман тот, кто платил наемным убийцам.

Дверь конюшни была закрыта, но не заперта на засов снаружи, и Дрю вошел. Почуяв его присутствие, одна из лошадей заржала, другие беспокойно задвигались в стойлах. Неслышно ступая, он прошел мимо них туда, где вчера вечером ставил свою клячу Гэйб Льюис.

Лошадь была на месте и, когда Дрю заглянул в стойло, осторожно отступила в сторону. Он присмотрелся и увидел в углу кучу тряпья. Потом под тряпками что-то зашевелилось, и послышался вздох. Дрю улыбнулся. Стало быть, парнишка не сдался. Впрочем, Дрю и не думал, что он отступит. Возможно, еще до конца перегона Гэйб Льюис выиграет шляпу Флэнигана.

Дрю задумчиво оглядел заморенную клячу. Уж в чем, в чем, в лошадях он разбирался. Пожалуй, ее хозяин прав: у Билли больше сил, чем кажется, и уж, конечно, достанет стойкости. Что ж, и его хозяину стойкости и мужества не занимать.

Выйдя из конюшни так же бесшумно, как вошел, Дрю направился к ограде и прислонился к столбу. Сначала небо посветлело, потом небесная глубина окрасилась в золотисто-розовый цвет. В Шотландии рассветы тоже прекрасны, но таких, как здесь, он не видел. В этой грандиозной стране все было грандиозно, и Дрю подозревал, что ему никогда не надоест эта дикая красота.

При свете дня он увидел, что над домом Кингсли вьется дымок. Стало быть, кухарка Маргарет готовит завтрак. Джед должен сменить ее, только когда начнется перегон. Дрю все стоял, любуясь восходом, пока не позвонили в большой колокол возле дома. Через минуту люди высыпали из барака, останавливаясь лишь затем, чтобы торопливо ополоснуть лицо водой из-под насоса.

Дрю вернулся в конюшню, чтобы разбудить Гэйба, но тот уже стоял рядом с Билли и потягивался. В руке он держал шляпу, и Дрю мельком заметил копну темных кудрей, которые больше подошли бы девушке, чем юноше.

Перехватив его взгляд, парнишка резко тряхнул головой и поспешно нахлобучил свой головной убор. Через мгновение он отвел глаза, но Дрю успел заметить, как настороженность в его взгляде внезапно сменилась яростной, неприкрытой враждебностью.

— Чего пялишься? — грубо спросил мальчишка.

Не обращая внимания на его тон, Дрю подошел к лошади и легонько провел пальцем по крупу. Билли вздрогнул.

— Держись от меня подальше, — буркнул юнец. — Он не любит… — и внезапно замолчал.

— Чего? — поинтересовался Дрю.

Но лицо паренька было уже вновь совершенно спокойным и замкнутым. Дрю был поражен его самообладанием. Такое умение владеть собой редко встречается в столь юном возрасте.

— Он не любит чужестранцев, — сказал Гэйб после некоторой паузы.

— А откуда он знает, что я… чужестранец? — с веселым изумлением спросил Дрю.

— Да по твоему акценту, конечно.

Ответ прозвучал легко, с оттенком превосходства над побежденным противником.

— Так Билли разбирается в акцентах? — сделал удивленные глаза Дрю.

— Он очень умный.

Озорной огонек промелькнул в синих глазах юноши, но миг спустя он снова насупился.

Поразительно! Несмотря на простецкую речь, грубость и невоспитанность, Гэйб Льюис был находчив и остроумен — весьма остроумен — и к тому же немного актер. Может, даже талантливый.

Однако добродушное удивление Дрю быстро сменилось настороженностью. Кто-то преследует Кингсли… а тут появился этот странный паренек. Гэйб Льюис утверждает, что ему шестнадцать лет, сам Дрю дал бы ему только четырнадцать — а в доках Глазго ему случалось видеть мальчиков еще моложе, и они уже слыли опасными ворами и убийцами. У иных были ангельские лики — а ведь они, ни минуты не раздумывая, всего за несколько пенсов могли проломить человеку голову.

Да, подумал Дрю, стоит приглядеть за мастером Льюисом.

— Может быть, снимешь лишнюю одежду? — посоветовал он. — День будет чертовски жаркий.

В ответ мальчишка плотнее запахнулся в свой плащ и подошел к лошади. Весь вид его говорил о том, что он не собирается прислушиваться к советам. Что ж, он еще узнает, почем фунт лиха. Дрю готов поспорить на свое седло, что после полудня парнишка снимет по крайней мере половину своих одежонок.

Предоставив Льюису самому решать свои проблемы, Дрю отправился искать пегого. Будь он проклят, если позволит лошади взять над ним верх!* * * Сидя за громадным письменным столом орехового дерева, Керби проверял, все ли готово к перегону. В сейфе, который должны были везти в главном фургоне с продовольствием, лежали завернутые в клеенку наличные деньги, а также доверенности скотоводов, участвующих в перегоне. Сам Кингсли на случай, если с ним что-нибудь произойдет, оставил в сейфе завещание на имя своего брата Джона.

Закончив дела, он откинулся на спинку кресла, машинально поигрывая пером. В открытые окна кабинета долетали голоса погонщиков, потешающихся над своим товарищем, что-то проигравшим на спор. Чувствовалось, что они бодры и полны сил. Завтра наступает знаменательный день. Они оседлают лошадей и отправятся на перегон, подобного которому еще никогда не было. Черт, он и сам волнуется!

Глядя в окно, Керби нахмурился. Ему хотелось поехать в город попрощаться с Лорой Селлерс, но он считал, что не имеет на это права.

Лора… Даже имя у нее красивое. И голос. Керби мысленно представил ее себе: темные волосы, умные карие глаза, зрелое желанное тело. Он был знаком с овдовевшей портнихой уже пять лет. Ее муж, адвокат, был другом Керби. Год назад он умер, оставил жене очень скромное наследство, на которое едва можно было прожить. Она могла вернуться в восточные штаты, где у нее, по-видимому, жили родственники, но осталась и успешно занялась шитьем дамского платья. Керби вспомнил, как несколько раз бывал у нее в гостях. Под предлогом былой дружбы с ее мужем он мог это сделать, не опасаясь вызвать пересуды. Однако он ни разу никуда не пригласил Лору, хотя знал, что она приняла бы его приглашение. Кингсли был еще не настолько стар или далек от жизни, чтобы не понимать, приятны ли женщине его ухаживания.

Когда он думал о Лоре, его клятва никогда не жениться казалась ему самому слишкой жестокой. Но Керби все еще боялся, что давняя страшная тайна может его погубить, и не хотел, чтобы те, кто ему дорог, пострадали вместе с ним.

По этой причине он вел жизнь одинокую и уединенную. Единственными близкими людьми были брат и племянники, и даже их Керби старался приучить к самостоятельности, что было нелегко. С четырнадцати лет Керби опекал своего младшего брата, которому ко времени смерти родителей исполнилось всего восемь. Керби стал для него и братом, и отцом, и потому, как видно, Джон так и не научился полагаться лишь на себя. Да и его сыновья тоже.

Керби слишком крепко сжал ручку, и она сломалась. События двадцатипятилетней давности были живы в его памяти, как будто это произошло вчера. Он старался загнать их поглубже, но они упорно всплывали на поверхность — и в последнее время все чаще. Керби мог лишь бессильно гадать, не связано ли недавнее покушение с той давней бедой.

Но кто нанял убийц?..

Под подозрением были три человека, которым смерть Керби могла оказаться выгодной, вернее, они что-то теряли, пока он жив. Но кто спустя столько лет стал раздувать тлеющие угли?

Может быть, никто. Может быть, это просто его совесть стала слишком часто напоминать о себе. Ведь не было же других попыток, кроме того странного покушения, которое Камерон, к счастью, предотвратил своим донкихотским вмешательством. По правде говоря, хотя Керби был чертовски рад, что остался жив, он не жалел, что это нападение произошло, — иначе он не познакомился бы с Дрю Камероном.

Вспомнив о шотландце, Керби улыбнулся. В последние двадцать пять лет он мало с кем дружил. Может быть, из-за неудачного выбора друзей в прошлом, а может, из опасения потерять новых. Независимо от причин, он держался особняком, однако что-то в личности Камерона так ему понравилось, что он отбросил привычную осторожность.

Мужество, например, и сила духа. А еще такое старомодное, такое надежное качество характера, как благородство. Ради совершенно незнакомого человека Дрю вступил в схватку с тремя вооруженными людьми. Впрочем, шотландец обладал и другими достоинствами. Он умен, начитан, обаятелен, и язык у него хорошо подвешен. Обычно Керби настороженно относился к внешнему обаянию — ведь именно оно когда-то послужило причиной всех его бед и едва не погубило. Однако в шотландце он не находил никаких дурных качеств — вот только тоскливая мрачность, похожая на его собственную. Дрю умело скрывал тоску под улыбчивостью и остроумием, но Керби часто недоумевал, что же заставило шотландского лорда стать бездомным бродягой и согласиться на изнурительную работу за жалкие гроши.

Керби вздохнул. Дружба с Камероном пугала его племянников. Они всегда рассчитывали, что Керби передаст им свое ранчо, и теперь видели в Камероне угрозу своим надеждам. Что Дрю Камерон совсем не претендует на земли Кингсли, не укладывалось у них в голове. И поэтому Кингсли решил, что соревнование будет полезно для племянников, хотя ему неприятно было думать, что он использует в личных интересах человека, который спас ему жизнь.

Так что вместо этого он стал думать о Лоре. Прелестной Лоре, которую никогда не назовет своей.