Да, остров Мартиника действительно был прекрасен. Он поднимался из морских волн как некое древнее царство, осененное цепью голубых гор, увенчанных облаками.

Вечереющий день был светел и ясен, море — густого темно-синего цвета. Под лучами солнца оно сверкало бриллиантовой россыпью. Город, к которому приближался корабль, казалось, воспарял в солнечном свете.

Аннетта стояла на борту и смотрела, как «Мэри Энн» входит в гавань. Правда, теперь она называлась по-новому: «Звездный Всадник». Джон Патрик купил краски в Честертауне, и матросы, закрасив старое название, написали новое.

Аннетта сомневалась, что стоило называть новый корабль так же, как погибший. Она спросила об этом у Джона Патрика, но он ответил, что каждый человек — сам кузнец своего счастья, а его корабль всегда будет называться только «Звездный Всадник». И скоро на нем будет развеваться американский флаг.

Аннетта теперь знала Джона Патрика гораздо лучше, чем в тот день, когда он увез ее из Филадельфии, но все же кое-что в нем оставалось загадкой. Конечно, он не все ей рассказал о себе. Он никогда не снимал в ее присутствии рубашку и больше ничего не говорил о тех годах, которые, очевидно, сделали его таким, какой он есть.

Они больше не занимались любовью, хотя Джон Патрик проводил с ней столько времени, сколько мог. Он не хотел, чтобы матросы заметили их близкие отношения. Ужинать вместе — пожалуйста. Оставаться у нее в каюте на всю ночь — нет.

Она знала, что он заботится о ее репутации, насколько это возможно, но она была уверена, что, если знакомые узнают об этом путешествии, ее доброе имя будет погублено навеки. Порядочная молодая женщина не должна плыть одна без сопровождения компаньонки на любом корабле, не говоря уж о пиратском. Независимо от того, похитили ее или нет, ее все равно подвергнут остракизму.

Что касается ее самой, то Аннетте это было безразлично. Однако Джон Патрик, очевидно, рассуждал иначе и соблюдал осторожность. Он тогда спросил, не сожалеет ли она о случившемся, но теперь создавалось впечатление, что такие сожаления испытывает сам Джон Патрик.

Потому что не любит ее? Аннетта не знала. Он был слишком замкнут и хорошо умел скрывать свои чувства. Она часто наблюдала за ним, надеясь, что он этого не замечает, пытаясь совместить два его образа в своем понимании: мужчину с ласковыми руками и того, кто, очевидно, убивал многих и еще многих убьет.

Звездный Всадник. Причудливое, странное имя для серьезного человека. Неужели он всегда потакает своим причудам?

В гавани теснилось много кораблей. На мачтах развевались французские флаги. Здесь было множество рыбачьих лодок всех размеров и достоинств. Она видела веселые фасады магазинов. Казалось, они подпирают спереди высокие горы. Аннетта знала, что французы намерены подписать с американскими колониями мирный договор, и понимала, что здесь ей не придется рассчитывать на помощь, даже если она придумает, как помешать Джону Патрику взять оружие на борт. И помешать, не раня чувства человека, которого она полюбила.

Ее бросало в дрожь при одной мысли, что корабль должен доставить американцам оружие, которое будет убивать тех самых людей, что она выхаживала. Возможно, для военных людей важнее прежде всего их концепции, стратегические планы, череда побед и поражений, но она видела за всем этим жизни отдельных солдат. Она знала, что пушечные ядра и мушкетные пули могут сделать с человеческим телом.

Джон Патрик, сам недавно получивший несколько пуль, тоже, конечно, это знал, но собственный опыт, очевидно, не влиял на его преданность делу независимости. Глядя на город, она вдруг почувствовала, что Джон Патрик рядом. Он двигался по деку почти беззвучно, но она сразу догадалась, что это он — тело ее вдруг пронзило, словно электрическим разрядом.

— Это Форт-Ройал, — сказал он, — столица Мартиники. Прекрасный остров. Я могу взять тебя на верховую прогулку, если захочешь.

— Как долго мы здесь пробудем?

— Надеюсь, не больше двух-трех дней.

— А затем куда?

Он поджал губы.

— Джон Патрик?

— Еще не знаю. — Он положил руку ей на плечо, и ее словно обожгло.

— Надо будет накупить тебе еще платьев, — сказал он, — здесь есть прекрасный магазин одежды по самой последней французской моде. Магазин называется «Маленький Париж».

— Ты уклоняешься от ответа.

— Я действительно не знаю, как и что будет дальше. Я еще не решил.

— А когда решишь, то будешь настолько любезен, чтобы сообщить мне об этом?

Аннетта опять не удержалась от колкости. Он всегда так поступает: сначала сбивает ее с толку, а потом демонстрирует свою власть.

— Скоро наступит Рождество. Я хочу встретить его вместе с отцом, — сказала она.

— Я постараюсь доставить тебя туда еще до Рождества.

— Что значит «туда»? Ко мне домой или в Мэриленд?

— Я надеялся, что мой дом становится твоим, — тихо ответил Джон Патрик.

Его слова были очень похожи на признание в любви. Однако он никогда не говорил, что любит ее, никогда не говорил о будущем.

Аннетта не знала, что ему ответить, поэтому промолчала. Прошло несколько секунд, и он взял ее за руку.

— Мне надо уехать в город по делам. Я довезу тебя до швейной мастерской, если хочешь, а потом мы можем отправиться на верховую прогулку в горы.

— А ты не боишься, что я попытаюсь сбежать?

— На Мартинике? Здесь некуда бежать, любимая.

«Любимая». Он сказал это слово с такой легкостью, будто мог так назвать любую женщину. Сердце у Аннетты екнуло. С той самой ночи он так осторожен в выражениях, в прикосновениях. Значит ли это, что он взял тогда, что хотел, и теперь она опять только обуза для него?

Аннетта взглянула на французские корабли в гавани.

У нее нет денег. И что бы она стала делать во Франции? Однако она должна расстаться с Джоном Патриком, в чьем присутствии теряет здравый смысл, а сердце ее становится неуправляемым. Он имеет над ней такую власть, как никто другой.

Джон Патрик ждал ответа.

— Но у меня нет денег на портних.

— Я привез тебя на корабле в том, в чем ты была, и это моя обязанность — позаботиться о твоем гардеробе, — сказал он нежно.

«Обязанность». Какое гадкое слово, но, глядя на город, Аннетта вдруг почувствовала, что очень хочет его осмотреть. Она еще никогда не бывала в таких экзотических местах. Да и долгое пребывание на корабле поднадоело. Видишь только море, которое дразнит и манит вдаль, душа жаждет новых впечатлений.

Аннетта кивнула.

— Но у меня нет капора.

— Здесь он не потребуется. — И Джон Патрик поддел на палец один из локонов, окружавших ее лицо. — Климат заставляет здешних жителей забыть о многих условностях. Да и жалко скрывать под капором такие чудесные волосы.

Голос его звучал так ласково. Аннетте до боли хотелось сжать его руку, поцеловать в губы, вновь восхититься его быстрой улыбкой, но она ничего этого не успела. Джон Патрик повернулся и приказал, чтобы спустили на воду длинную парусную лодку. Аннетта следила, как матросы бросились исполнять приказ. К борту прикрепили веревочную лестницу. Несколько человек спустилось в лодку.

— Я спущусь первым, — предупредил он.

— Чтобы подхватить меня, если я сорвусь?

— Эй.

— Ты не доверяешь моей ловкости?

— Доверяю, но плывущий корабль — это совсем другое дело.

Джон Патрик без всяких усилий перемахнул через борт корабля, спустился по лестнице на несколько футов и стал ждать ее. Она попыталась грациозно перекинуть ноги через борт, но мешали длинные юбки. Гораздо легче было подниматься на борт, чем спускаться, ноги путались в ткани. Внезапно она оступилась, скользнула вниз и еле удержалась, схватившись за веревку. Дыхание сперло от страха. Лодку швыряло о борт, она может ее раздавить. Джон Патрик обхватил Аннетту, веревочная лестница дернулась вперед, потом назад. Аннетта ударилась рукой о борт и мертвой хваткой вцепилась в лестницу, опасаясь, что они с размаху упадут в лодку.

— Все в порядке, — прошептал он, — я тебя держу.

Руку ломило от боли, но его слова подбодрили ее, и Аннетта прижалась к Джону Патрику.

— Спускайся медленно, — сказал он, — постепенно.

Она шагнула, высвободив ногу из складок юбки. Еще шаг. Еще. С каждым движением боль в руке усиливалась. Аннетта почувствовала, как Джон Патрик встал на дно лодки и в следующую минуту снял Аннетту с лестницы и поставил рядом с собой. Аннетта зажала больную руку другой, надеясь, что боль пройдет. Джон Патрик осторожно стал ощупывать ее пальцы. Она подавила крик, но он заметил, что ей больно, и его собственное лицо тоже исказилось. Было видно, что он забеспокоился. Джон Патрик оторвал лоскут от рубашки и осторожно наложил повязку, стараясь, чтобы она не слишком давила.

— Придется отложить визит к портнихе. Прежде всего надо навестить врача.

— А как же твои дела?

— Они могут и подождать.

Аннетта взглянула ему в глаза. Теперь он не прятал своих чувств под маской безразличия. Он бережно придерживал раненую руку Аннетты. Боль не прекращалась. Аннетта подумала, не перелом ли это, и пошевелила пальцами. С трудом, но они двигались, и Аннетта, вспомнив о тяжелых ранах Джона Патрика, почувствовала себя обманщицей.

— Я такая неуклюжая, — пожаловалась она.

— Это потому, что я все время ставлю тебя в опасные положения.

Они причалили к пристани, и один из матросов выпрыгнул из лодки, чтобы пришвартоваться. Аннетта хотела было встать, но Джон Патрик опередил ее, поднял на руки и передал одному из матросов, уже ожидавших на пристани, потом прыгнул на пристань сам.

— Больше я не стану полагаться на случай, — сказал он, когда матрос опять передал ему на руки Аннетту. А она, прижавшись к его груди, чувствовала себя в совершенной безопасности. Утихла даже боль.

Джон Патрик осторожно поставил ее на ноги.

— Извини, — сказал он, — пожалуйста, извини меня за все.

Однако сейчас ему совершенно не за что было извиняться.

* * *

Джону Патрику хотелось бы всегда ее защищать, но вместо этого ему, казалось, суждено всегда причинять ей боль. Он устал держаться поодаль от нее, что было особенно невыносимо, когда он вспоминал о ночи любви, однако ему предстояло доставить пушки прежним опасным путем по Делаверу, и он не был уверен, что ему во второй раз повезет. А что будет, если у нее родится ребенок? Он не мог ей сказать, почему, возможно, придется расстаться навсегда. Он полюбил Аннетту. Ему казалось, что она тоже его любит, но как это можно увязать с ее верностью англичанам, особенно когда она узнает, что он доставил пушки генералу Вашингтону? Контуры будущего становились все более расплывчатыми.

Аннетта едва не упала за борт, ее могло раздавить между кораблем и лодкой, если бы он тогда не поймал ее. Джон Патрик чувствовал, как билось ее сердце у его груди, но она не заплакала от страха. Он вообще никогда еще не видел ее слез.

— Надо найти хирурга, чтобы он осмотрел руку, — сказал Джон Патрик.

Аннетта ничего не ответила, и он повел ее по деревянному настилу пристани, повел медленно, зная, что от долгого пребывания на палубе всегда кажется, что земля уходит из-под ног. Ей пришлось крепко ухватиться за его руку, чтобы идти не пошатываясь. Джон Патрик улыбнулся.

— Так будет день-другой, пока не привыкнешь.

Он вел ее по улице: мимо шумных питейных заведений, мимо лавки с роскошными экзотическими шелковыми тканями, кружевами, гребенками из слоновой кости — всем тем, что, по его словам, привозили из дальних стран. Он прекрасно ориентировался на этих улицах. Он знал здесь каждую таверну, каждый дом удовольствий, которые и сам посещал, и извлекал из них своих загулявших матросов. Плавая под разными флагами — голландским, французским, американским, — Джон Патрик нередко пополнял здесь свои запасы. Он знал по опыту, что здешнее правительство не очень строго следит за соблюдением законов, приватно получая щедрую мзду. Джону Патрику всегда нравился этот полный авантюрного духа город, он любил бросать якорь в здешней гавани.

Несмотря на недавнее неприятное происшествие, Аннетта с волнением и восхищением рассматривала разные диковинки в витринах. Увидев в окне разноцветного попугая, она замедлила шаг, заставив и его сделать то же.

— Попугая, наверное, привезли с Кюрасао, — пояснил он удивленной Аннетте.

Джон Патрик подождал немного, любуясь ее лицом, которое было как у ребенка в магазине игрушек. Но надо было идти дальше. Он хотел, чтобы врач как можно скорее осмотрел ее руку.

— Никогда раньше не видела попугаев, — сказала Аннетта, — они действительно умеют говорить?

— Да, у меня когда-то был помощник, и у того жил попугай.

Она оглянулась и печально посмотрела на птицу.

— Он замечательный.

— Перья действительно красивые.

— Ты хочешь сказать, что не стоит с ним связываться?

— Попугаи упрямые, и их словарь обычно не подходит для дамских ушей. Матросам очень нравится учить их разным малоприличным словосочетаниям.

— Что касается упрямства, то я с ним хорошо знакома, — и Аннетта посмотрела ему в глаза. Намек был прозрачен.

— «Не судите и судимы не будете», — процитировал он, усмехаясь.

Они снова вышли на большую улицу, а потом — к лестнице, поднимавшейся на второй этаж над какой-то лавкой. Небольшая вывеска сообщала, что здесь обитает «Луи Фортье, врач».

Аннетта взглянула на Джона Патрика.

— Но рука больше не болит.

— Все равно, пусть посмотрит.

— Ты его знаешь?

— Эй, Луи мой приятель.

Аннетта снова посмотрела на него из-под темных ресниц.

— Среди твоих знакомых немало врачей.

— К сожалению, — и Джон Патрик улыбнулся своей кривоватой улыбкой.

Аннетта пошевелила рукой и на мгновение потеряла сознание. Джон Патрик знал, что ей гораздо больнее, чем она хотела в том признаться, и крепче взял ее под руку, когда они поднимались по ступенькам.

Слава господу, врач был дома, потому что иначе Джон Патрик, отыскав его, вломил бы ему по первое число. Знакомство их состоялось, когда Джон Патрик привозил на Мартинику английских заложников и подрядил Луи подлечить некоторых раненых. С тех пор Луи внешне совсем не изменился — все такой же высокий, толстобрюхий человек с широкой ухмылкой.

— Хотите подкинуть мне еще пациентов, капитан Смит? — спросил он по-английски с сильным французским акцентом. — Всегда с удовольствием наблюдаю, как ваш корабль заходит в нашу гавань. А когда вы уезжаете, мой кошелек становится вдвое толще, чем прежде. Вы настоящий флибустьер, капитан.

Джон Патрик готов был задушить болтливого врача.

— Нет, сегодня я привел к вам только эту молодую леди. Она упала с веревочной лестницы и повредила руку.

Врач сразу же занялся Аннеттой. Он взял ее руку в свои с нежностью, что как-то не вязалось с его огромной фигурой.

— Пожалуйста, мисс…

— Смит, — вставил Джон Патрик.

— Понимаю. Мистер Смит и мисс Смит. Ваша сестра, полагаю. — Но огонек, мелькнувший в глазах врача, свидетельствовал о том, что он абсолютно не верит в свое собственное предположение.

Джон Патрик заметил, как Аннетта закусила губу и явно колеблется. Интересно, не сглупил ли он, приведя ее в город? Может быть, она сейчас выпалит, что ее держат в плену, и попросит помочь ей связаться с французскими властями, а губернатор, который делал вид, что не знает, кому принадлежит корабль, вдруг захочет почувствовать себя джентльменом, прикажет арестовать его и объявит пушки своей собственностью. А это погубит его миссию.

Он не подумал о такой возможности, а должен был, конечно. Разве не говорила она, что постарается помешать ему?

Однако Джону Патрику так хотелось показать ей город с его изобилием орхидей и других прекрасных тропических цветов, великолепными водопадами, чудесными пляжами, покрытыми тончайшим, чистейшим белым песком и ананасовыми рощами. Ему всегда здесь нравилось, даже в тот первый раз, когда он прибыл сюда скорее как заключенный на военном английском судне, бороздящем здешние воды, чтобы ловить пиратов. Ему никогда не разрешалось сходить на берег, но он часами смотрел на опрятные дома с железными балконами и покрытые буйной зеленью горы за ними. Они были для него олицетворением свободы. Наверное, Аннетта воспринимает их сейчас так же?

Она ничего не сказала. Вместо этого она последовала за Луи к стулу и села. Врач сел рядом и стал разматывать пропитанную кровью полоску от рубашки Джона Патрика. Аннетта сидела неподвижно, сжав челюсти, терпеливо перенося боль, которую, конечно же, должна была испытывать, а он лишь моргал глазами от жалости. Луи промыл рану, попробовал каждый палец — не сломан ли, и наконец посмотрел на Аннетту.

— Надо наложить швы, — сказал он, — и останется шрам. Переломов вроде нет, но рана серьезная, и рука будет некоторое время болеть. — Он достал иголку, нитки и, поколебавшись, предупредил: — Будет больно, мисс Смит.

Она кивнула.

— Мисс Смит ухаживала за ранеными и разбирается в том, что надлежит делать в таких случаях.

С этими словами Джон Патрик положил ей руку на плечо.

Аннетта не пошевелилась, не вскрикнула, когда врач стал зашивать рану. Все, что мог сделать для Аннетты Джон Патрик, так это лишь стоять рядом, сжимая ее плечо. Каждое движение иглы было для него хуже пули, дырявящей его собственное тело, хуже даже удара кнутом когда-то.

Закончив, Луи наложил чистую повязку и одобрительно посмотрел на Аннетту.

— Большая часть молодых леди попадала бы в обморок.

— Аннетта не относится к этому большинству, — возразил Джон Патрик.

Луи улыбнулся:

— Я это заметил, — и, помолчав, добавил: — Сегодня вечером вам хорошо бы выпить немного шерри или бренди. Это помогает снять боль.

Джон Патрик вынул деньги и вручил их Луи.

— Спасибо.

— Вы здесь надолго?

— Боюсь, что нет.

— Жаль, наверное, вы не сможете со мной поужинать?

— В другой раз, — покачал головой Джон Патрик.

Доктор Луи Фортье вынул из шкафа пузырек и вручил его Джону Патрику.

— Это настойка из трав для перевязок, чтобы не загноилось. Смазывайте рану несколько дней подряд.

Снова очутившись на улице, Джон Патрик спросил:

— Почему ты ему ничего не сказала?

— О похищении? Но ведь он твой друг.

— Как настоящий джентльмен, он пришел бы в ужас от моих поступков и предложил бы тебе помощь.

Аннетта обратила к нему большие серые глаза, но ничего не сказала. «Интересно, — подумал он, — какие мысли сейчас проносятся в ее такой умной головке?» Впервые после той ночи он не знал и даже не догадывался. Она ни разу не сказала, что любит его. Он тоже не произнес этих слов, но надеялся…

Однако она ясно дала понять, что своих убеждений не изменила.

— Неужели Луи Фортье предложил бы мне помощь?

Сомнение в голосе Аннетты заставляло задуматься, не ожидает ли она опять удобной возможности бежать, как выжидала в Мэриленде в надежде получше узнать окрестности.

Доверие. Боже милостивый, как ему хочется, чтобы она ему доверяла.

Джон Патрик переменил тему:

— Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы пойти сейчас в мастерскую?

Ее лицо немного просветлело. Она окинула взглядом город, парк в центре, потом море.

— Я бы с большим удовольствием прогулялась.

Он взглянул на ее руку.

— Лучше нанять экипаж, но сначала — к портнихе.

— А как насчет твоих дел?

— Они подождут, — сказал он к собственному удивлению. Сейчас, сию минуту он хотел только одного: чтобы она улыбнулась, чтобы просияли ее глаза.

Один день не делает погоды.

* * *

«Можно помешать ему перевезти оружие в колонии, — твердила про себя Аннетта снова и снова. — Она может явиться к властям города и обвинить его в похищении. Интересно, каким будет наказание? Тюрьма? Или хуже? И может ли она с ним так поступить?»

Нет.

Но где-то на задворках сознания все еще оставалась мысль выдать его, даже когда она вдыхала чудесный воздух, пропитанный ароматом цветов, наслаждалась теплым морским бризом и с изумлением смотрела, как морские волны все время меняют цвет: от разных оттенков изумрудного до темно-голубого. Она с интересом вслушивалась в мелодичный здешний говор. Все чувства ее воспряли, и, несмотря на пульсирующую боль в руке, Аннетте хотелось пробежаться по улице, заглянуть в каждую лавку и подняться на эти неправдоподобно зеленые горы.

Ее ноги чуть не пускались в пляс по булыжной мостовой, пока Джон Патрик вел ее в швейную мастерскую. Он был само очарование, уговаривая мадам продать ему два платья, предназначенные для какой-то дамы. К негодованию хозяйки, он потребовал немедленной подгонки по фигуре Аннетты. Он хотел купить еще и третье, но мадам ни за какие деньги не соглашалась его продать, так как оно было сшито для мадемуазель Жозефины, наследницы одной из самых видных семей города.

Потом Джон Патрик нанял экипаж и повез Аннетту по грязным дорогам мимо величественного водопада. Он показал ей гору с облаком дыма над вершиной:

— Это вулкан Мон-Пеле.

Все вокруг было такое странное, экзотическое и невероятно прекрасное. Они остановились у широкой пустой полоски берега, и Джон Патрик на руках вынес ее из экипажа. Он разулся, снял с Аннетты ее туфли и чулки, взял ее за руку и повел к воде. Теплый песок хрустел, забиваясь между пальцами ног. Соленый запах моря мешался со сладким ароматом цветов. Плеск волн и крики чаек сливались в одну пленительную музыку. Она невыносимо остро ощущала присутствие этого мужчины, прикосновение его пальцев.

Аннетта взглянула на него. Зеленый цвет его глаз был ярче сверкающей на солнце морской воды. Джон Патрик коснулся ее лица, запутался пальцами в ее волосах.

И внезапно они поняли, что все неважно, кроме одного — они вдвоем в целом мире.