Патрик осторожно положил Марсали на постель, мысленно молясь, чтобы его обман не заставил девушку возненавидеть его.

— Патрик? — Ее голос был совсем тихим.

— Все в порядке, любимая. — Он сел рядом и взял ее за руку. — Я здесь, с тобой.

— Мне… нехорошо…

Патрик наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Прости меня, — снова сказал он.

Но Марсали уже не слышала его. Она спала.

Патрик немного посидел, прислушиваясь к ровному дыханию девушки. Затем подошел к окну. Луна, еще недавно освещавшая небосвод, скрылась за плотным занавесом облаков. Как кстати. Ему нужна темнота. А еще лучше — дождь. Или благословенный горный туман.

В этот момент его внимание привлекла возня в корзинке с ласками. Патрик намочил в вине кусочек хлеба и осторожно просунул внутрь сквозь прутья, избегая острых зубов. Волнуясь, он наблюдал за зверьками. Но, к его облегчению, они обнюхали хлеб и принялись за еду.

Патрик собирался взять Тристана и Изольду с собой: он не хотел лишать Марсали всего, что она любит. Но шумные зверьки могли выдать беглецов, поэтому Патрик решил их усыпить.

«Марсали никогда не простит мне этого», — подумал он в очередной раз, ожидая, пока девушка и ее любимцы покрепче заснут.

Когда Патрик убедился, что снотворное подействовало, он открыл корзинку и увидел, что Тристан и Изольда образовали один пушистый комок. Комок тихо посапывал. Патрик осторожно положил ласок в спорран, затем вернулся к постели.

Марсали казалась маленькой и беззащитной. Это не помешало Дональду Ганну использовать ее как оружие против клана Сазерлендов. Синклер хотел сделать то же самое. А сейчас сам Патрик, который должен был защищать ее от всего мира, поступает точно так же.

Патрик колебался. Еще можно было отступить, уйти без нее. Марсали проснется утром, не до конца понимая, что произошло, но ей не будет причинено никакого вреда.

Патрик наклонился и погладил ее по волосам.

А что, если завтра отец насильно поставит ее перед алтарем рядом с Эдвардом Синклером и равнодушный викарий обвенчает их, не обращая внимания на слова женщины?

Мысль о том, что Синклер может прикоснуться к этой хрупкой и нежной девушке, отмела прочь все сомнения и побудила Патрика к действию.

К дьяволу все колебания, и будь что будет!

Есть только один выход, а все переживания и муки совести следовало отложить на потом, когда Марсали окажется в безопасности.

Патрик быстро заплел волосы девушки в толстую косу и занялся ее одеждой. Конечно, ее платье не годилось для такой холодной ночи. Чертыхаясь, он нашел одежду потеплее и переодел в нее Марсали.

Наконец все было готово. Патрик подошел к двери и прислушался. Тишина. Он вернулся к девушке, поднял ее, вскинул к себе на плечо, проверил ключи на поясе и осторожно отправился в путь. Бесшумно пройдя по коридору, спустился по лестнице. Когда Патрик попал на нижний этаж, оказалось, что там почти совсем темно: свечи на стенах уже догорели, а в окна не попадало ни единого лучика лунного света.

Патрику пришлось немного подождать, чтобы глаза привыкли к темноте, и положиться на память и инстинкт. Он мысленно воссоздал путь, по которому собирался двигаться: нужно было пройти вдоль задней стены крепости к лестнице, которая вела вниз, в погреба. Отсюда начинались три коридора.

Один шел к лестнице в подземную тюрьму, другой — к винному погребу, а третий, проходящий как раз под кухней, — к огромному водостоку, по которому дождевая вода и кухонные помои стекали в ров, окружающий замок. Именно этот третий коридор и был ему нужен.

Медленно продвигаясь в темноте, Патрик тщательно оберегал свою драгоценную ношу. Правда, у кухни все-таки поскользнулся, наступив на качающийся камень, и замер, ожидая реакции на поднятый шум. Но все было тихо, и Патрик продолжил спуск в подвалы, стараясь ступать еще осторожнее.

Оказавшись под кухней, он остановился. Здесь часть комнаты занимал круглый колодец и была устроена система подъема воды на все этажи замка. Слева находилась труба, жидкость из которой текла в сток, куда попадала также вода из других закрытых решетками люков во дворе замка.

В дождевую воду попадали и нечистоты, но выбирать было не из чего: дорога через грязный водосток была безопаснее, чем путь через парадные ворота.

Изучая подземный ход, Патрик вздохнул. Ему предстоял нелегкий путь со спящей женщиной на плече и маленькими зверьками в сумке, которые сильно ограничивали его движения: следовало заботиться о том, чтобы не раздавить их.

Патрик положил Марсали на пол и занялся тяжелой решеткой, закрывающей выход. Несмотря на сильный нажим, решетка не поддавалась. Должно быть, никто не снимал ее с тех пор, как они с Гэвином лазили здесь двенадцать лет назад. Нельзя полагаться на непроверенный путь, особенно если от этого зависит не только твоя жизнь, напомнил себе Патрик. Но отступать слишком поздно. Он не ожидал, что его подведет ржавая решетка.

Упираясь ногами в стену, Патрик потянул изо всех сил. После нескольких попыток он почувствовал, что решетка начала поддаваться. Еще один рывок — и путь свободен.

Патрик отложил в сторону решетку, взвалил на спину спящую Марсали и спустился в подземный ход.

Сначала ему показалось, что арочный свод стал ниже: Патрику пришлось согнуться вдвое, чтобы протиснуться в него. Но чему же удивляться — ведь он легко проходил здесь ребенком, а теперь стал взрослым мужчиной. С тяжелой ношей на плечах преодолеть подземный ход можно было только на коленях.

Одежда Патрика очень скоро промокла, спорран со зверьками пропитался водой. Он хотел уберечь от сырости Марсали, но это оказалось невозможно.

Патрик полз, проклиная свой рост, мощную фигуру, сырость, холод, грязь и все, что только могло прийти в голову. Как можно было принимать эту пытку за приключение? Даже в детстве?

Стараясь не обращать внимания на визг потревоженных крыс, он пядь за пядью пробирался по узкому ходу. Неожиданно, после бесконечного пути в абсолютной темноте, Патрик почувствовал дуновение свежего ветерка и понял, что он находится недалеко от одной из решеток во дворе замка Он начал двигаться еще медленнее и осторожнее, стараясь не выдать своего присутствия каким-нибудь неосторожным звуком. Еще одна решетка. Теперь он должен быть уже недалеко от стены замка.

Сколько может быть времени? Скоро ли рассвет? Каждая минута промедления отнимала надежду на благополучный исход.

Наконец Патрик начал различать слабый туманный свет и понял, что конец пути недалек. Он поспешил к выходу, который тоже загораживала массивная решетка, надеясь, что она не так срослась со стеной за эти годы, как решетка у входа.

Подойдя к цели, Патрик осторожно переложил Марсали к себе на колени и, держа ее одной рукой, другой нащупал ключи. Замок был не виден в темноте. Ему пришлось посадить Марсали в жидкую грязь, прислонив к стене, чтобы вслепую, ощупью открыть выход. Прошло слишком много времени с тех пор, как они с Гэвином играли здесь в Роберта Брюса , и Патрик совершенно не помнил, где искать замок.

Все было покрыто таким толстым слоем грязи и ржавчины, что Патрик нашел замок только благодаря счастливой случайности. Как можно лучше отчистив его, Патрик попробовал первый из больших ключей. Он не вошел в скважину даже на полдюйма. Второй ключ могучим усилием удалось загнать внутрь, он повернулся с громким скрежетом, и этот звук показался Патрику райской музыкой.

Он поблагодарил господа и открыл освобожденный от замка засов. Но когда решетка не пошевелилась под его нажимом, Патрик подумал, что, возможно, поспешил с благодарностью: они с Марсали по-прежнему оставались в ловушке.

Отблески лунного света на мутной воде рва подсказали ему, что ветер развеял облака и полная луна вновь освещает все вокруг. Патрик продолжал с тревогой прислушиваться, ожидая услышать сигнал тревоги или просто громкие голоса, но не было слышно ничего, кроме его собственного тяжелого дыхания.

Патрик отошел, чтобы посмотреть, как там Марсали. Казалось, все было в порядке, она ровно дышала во сне, но ее руки показались ему слишком холодными. Ворочая тяжелую решетку, Патрик не замечал холода: пот градом катился по его лицу. Но нужно было как можно скорее вынести отсюда Марсали и согреть ее. Если он не сможет открыть решетку, придется отнести ее обратно в комнату и позвать кого-нибудь на помощь.

Глубоко вздохнув, Патрик снова ухватился за решетку и потянул ее так, что скоро каждая мышца его тела начала дрожать от напряжения. Решетка не поддавалась. Еще немного… Но нет, больше тянуть невозможно: в глазах потемнело, все тело мучительно ноет. И в то мгновение, когда он уже готов был отступить, решетка неожиданно поддалась, и он упал на спину в мутную воду, не разжав пальцев.

Быстро отложив решетку в сторону, он прополз к выходу, ожидая услышать крики часовых на крепостной стене.

Но тишину ночи нарушал только шум ветра.

Патрик в который раз поблагодарил господа: ветер относил все звуки из подземного хода прочь от замка, и никто ничего не слышал.

Облака частично скрывали луну, но воздух был влажным, и можно было надеяться, что к рассвету поднимется туман. Как только Патрик решил, что не может ждать, пока луна скроется совсем, облака, как по заказу, полностью закрыли ее.

Патрик поспешил за Марсали.

С девушкой на руках он спустился по ступенькам в ров. Граф Эберни считал, что стены служат его крепости достаточно мощной защитой, и не заботился об углублении рва вокруг нее. За последние двадцать лет ров обмелел, вода скопилась в более глубокой части, а с задней стороны, где сейчас и находился Патрик со своей драгоценной ношей на руках, превратился в неглубокое болотце.

Прижимая Марсали к груди, Патрик спрыгнул в воду. Послышался всплеск, и он замер, ожидая сигнала тревоги, но часовые снова ничего не услышали.

Поняв, что худшие его опасения не оправдались, он начал переходить ров. Воды в нем было не больше чем по колено, но из-за скользкого дна двигаться приходилось очень осторожно.

Тучи по-прежнему закрывали луну, но после полной темноты подземного хода Патрику хватало света. Шаг за шагом, проваливаясь в ил, он упорно шел к другому берегу, бережно прижимая к себе спящую Марсали.

К его радости, пошел мелкий дождик и поднялся долгожданный туман. Идти стало еще труднее, зато можно было не опасаться, что их заметят.

Наконец он пересек ров и, выбравшись из него, оказался на лугу. Нельзя было терять ни минуты. Патрик снова перекинул Марсали через плечо и побежал так быстро, как только мог.

До леса, в котором их ждал с лошадьми Хирам, оставалась целая миля, и с божьей помощью ее надо было преодолеть до рассвета.

* * *

Грегор Сазерленд, маркиз Бринэйр, вождь клана Сазерлендов, гневно смотрел на своего младшего сына.

— Где, черт подери, носит твоего брата?

Грегор заметил, как побледнел Алекс. Он смотрел на сына, даже не пытаясь скрыть презрения. Почему ему так не везет? Неверная жена. Из двух сыновей один — непокорный, другой — просто трус. А дочь! Ничтожество! Она не ходит по замку, как хозяйка, а крадется вдоль стен, словно дух, потерявший дорогу в ад.

— Ну, я жду, где он?

Алекс переступил с ноги на ногу.

— Он не сказал мне, куда едет.

Грегор попытался встать с кресла.

Все суставы распухли, и каждое движение причиняло ему невыносимую боль. Любая перемена погоды приводила к обострению болезни. Чтобы сесть на лошадь, Грегору требовалась помощь нескольких слуг, а это вызывало у него такое сильное раздражение, что без крайней необходимости он никуда не ездил.

Грегор знал, что никогда не был сдержанным человеком, а события двух последних лет только усилили его природную раздражительность. Страх, который он заметил в глазах Алекса, вызвал в нем одновременно досаду и ярость.

Грегор никогда не умел находить подход к людям. Он не был душевно близок ни с первой женой, которую любил, ни со второй, которая была слишком строптива и все делала ему наперекор. И даже с третьей женой, с Маргарет, доброй и чуткой женщиной, любовь к которой стала для него наказанием божьим. Он не нашел общего языка с детьми, которых, может быть, и любил бы, если бы знал как. Его собственный отец считал любовь слабостью, а прощение — грехом. Нужно ненавидеть врагов и подозревать друзей. «Нападай, пока не напали на тебя», — любил говорить он.

Когда Грегор был молод, он не соглашался с отцом. Он называл Дональда Ганна, графа Эберни, своим другом. Они вместе охотились и вместе воевали. Грегор видел, что в семье Дональда все любят друг друга, и завидовал ему. Он с удовольствием отправил своего старшего сына на воспитание в Эберни.

Непонятно, как возникло его увлечение Маргарет Ганн. Как он мог это допустить? После потери первой жены, которая умерла в родах, Грегор поклялся себе, что больше никогда никого не полюбит. Слишком тяжела была его потеря. Любовь, решил он, причиняет боль. И вообще это глупо и сентиментально. Долг и преданность клану — только это должно волновать настоящего мужчину.

Грегор взял в жены Маргарет, чтобы укрепить союз, важный для его клана. Но она как-то незаметно растопила лед, заморозивший его сердце. Маргарет заставила Грегора полюбить себя, но силу своей любви он смог осознать только тогда, когда жена предала его.

А теперь родные дети предают его вслед за ней. Даже Патрик, который не только оправдал, но и намного превзошел его самые смелые надежды. Слава Патрика как храброго воина и умелого полководца наполняла Грегора гордостью. Но Патрик уехал, оставив гостей, созванных в честь его возвращения. Он сознался, что виделся с этой Марсали Ганн, своей бывшей невестой. А теперь снова уехал. Третий раз в этом месяце. Не сказав ни слова. Без всяких объяснений. И Грегор был уверен, что Алекс покрывает его.

На самом деле умом маркиз Бринэйр понимал, что у него нет оснований для недовольства. С тех пор как Патрик начал обучать его людей, их воинское мастерство заметно возросло. Кроме того, Патрик уже завоевал их уважение. Он настоящий вождь: властный, уверенный, спокойный. В душе Грегор восхищался сыном. Но маркиз Бринэйр не радовался переменам: он чувствовал, что его авторитет снижается, а власть над кланом ускользает из рук, переходит к Патрику.

Проклятые Ганны! Они угнали его скот, распространяют лживые россказни о нем самом. Эти Ганны смеют обвинять его в убийствах и грабежах, а сами угнали его лучшее стадо. А где его старший сын? Слоняется неизвестно где!

Давая выход злобе, Грегор швырнул свой кубок в камин.

— Мне нужен Патрик. И он нужен мне сейчас же, — заявил он Алексу. — Прикажи Дэвиду, чтобы нашел его. Неважно, сколько людей ему для этого потребуется. Я должен вернуть свое стадо.

Алекс с заметным облегчением направился к двери.

— А ты снова начнешь обучаться военному делу, — приказал Грегор. — Ты будешь биться бок о бок со своим братом.

Алекс опустил голову.

Господи, каким неженкой вырос сын. Ни на что не годится, только записывать доходы и расходы. Для этого можно нанять и чужого.

— Слушаюсь, отец, — сказал Алекс и поспешил к выходу.

— Я хочу, чтобы мне доложили сразу же, когда вернется Патрик! — прокричал Грегор ему вслед. — Хотя бы один достойный сын должен быть рядом со мной.

Он заметил, что Алекс вздрогнул, как будто стрела вонзилась ему в спину, и Грегору неожиданно для него самого захотелось взять свои слова обратно. Но гордость не позволила ему это сделать. Грегор в молчании наблюдал, как Алекс понурившись выходит из комнаты и тихо закрывает за собой дверь.

Глядя на эту закрытую дверь, Грегор неожиданно испытал чувство раскаяния. Не надо было так говорить с мальчишкой. Он встал и шагнул к двери, но покачнулся и ударился о стол. Выругавшись, снова сел в кресло, взял кувшин и, не наливая вино в стакан, отхлебнул прямо из кувшина. От вина подагра разыграется еще сильнее, но ему было наплевать. Грегор хотел забыться, отдохнуть от невыносимой пытки одиночеством.

Для этого маркиз Бринэйр знал только два способа: ярость и вино.

* * *

Когда Патрик добрался до места встречи с Хирамом, первые солнечные лучи уже развеяли спасительный туман.

Лошади стояли, привязанные к дереву в чаще леса, в стороне от дороги. Хирама нигде не было видно, но Патрик знал, где его искать. Несмотря на свой огромный рост, Хирам был очень ловок и умел лазить по деревьям, как кот. Правда, ему не всегда удавалось найти ветку, которая бы его выдержала.

Именно так Патрик и Хирам встретились в первый раз. Хирам свалился на него, и в результате они оба чуть не сломали себе шеи. После того как они выяснили, что никто из них не пострадал, а Хирам узнал, что Патрик — его новый командир, Хирам принес свои извинения.

Патрик в ответ только улыбнулся и спросил:

— Как же ты, такой огромный, ухитрился забраться так высоко?

— Ну, знаешь, — объяснил Хирам, — на это у меня ушло чуть больше времени, чем на спуск вниз.

С этого момента Хирам добровольно принял на себя обязанность прикрывать Патрика в бою.

Бегло оглядев густые ветви деревьев, переплетающиеся над головой, Патрик опустил Марсали на траву и встал рядом с ней на колени. Глаза девушки были все еще закрыты, она ровно дышала. Но она казалась такой холодной. Ее била дрожь.

— Хирам! — позвал Патрик.

В ответ послышался треск ломающихся веток и звук падения тяжелого предмета.

— Ты меня не видел?

— Нет, — ответил Патрик. — Ты сидел там, как птичка.

Хирам хмыкнул:

— Врешь.

— Ладно, как очень большая птица.

— Скорее как медведь, — поправил его Хирам, присаживаясь на корточки рядом с Патриком и глядя на Марсали. — Девушка без сознания?

— Она боялась, что, если поедет со мной, будет только хуже для наших кланов и для меня.

— Она рассердится, когда придет в себя.

— Это точно, — тяжело вздохнул Патрик. — Но сейчас для меня важнее другое: ее нужно согреть.

Хирам достал запасной плед, который они захватили с собой для Марсали. Патрик укутал в него девушку и передал ее Хираму. Затем, открыв спорран, он убедился, что оба зверька все еще мирно спят. Марсали никогда не простила бы ему, если бы он причинил вред ее любимцам, как если бы он причинил вред кому-нибудь из ее семьи.

С грустью думая о том, какой трудный путь ему пришлось выбрать и на каком тонком волоске висит его счастье, Патрик сел на коня. Хирам передал ему Марсали, и он усадил девушку в седло перед собой.

Неожиданно у Патрика стало легко на душе. Его любовь, его будущая жена была рядом. Она всегда будет рядом с ним, и они будут счастливы. Осталось убедить в этом Марсали. Но она любит, и она поймет. Нельзя допустить, чтобы два упрямых старика решали их судьбу и распоряжались их будущим.

Ожидая, когда Хирам сядет на коня, Патрик с сожалением смотрел на лошадь, приготовленную для Марсали. Теперь им придется вести ее в поводу. Но не следует тратить силы на сожаления. Что сделано, то сделано.

Патрик пришпорил коня, Хирам поскакал за ним. Ночь кончилась, на востоке занималась заря. Им следовало спешить. Они все еще на земле Ганнов, и им предстоит долгая дорога.