Римская империя и варвары.

С конца IV века нашей эры волны нашествия германских племен, давно бившиеся о границы Римской империи, прорываются внутрь и затопляют ее области. Сотрясаемая кризисом рабовладель­ческого способа производства, нарастающей революцией ра­бов и колонов, Империя не в состоянии была отражать все новые полчища варваров, привлекаемых плодородием ее зе­мель и молвой о неисчислимых богатствах ее вилл и городов. Экономически более слабая Западная империя, в которой кризис рабовладельческого хозяйства сказался к тому же с большей силой, теряла область за областью. С крайним напряжением сил отражала все новые удары и Восточная империя. Вестготы Алариха опустошили ее провинции, разгро­мили Италию, взяли и разграбили древнюю столицу Импе­рии — «вечный город» Рим. В Испании и юго-западной Галлии вестготы основали свое королевство — первое варварское госу­дарство на территории Римской империи. За ними вандалы, свевы, бургунды, франки отнимали одну область Империи за другой. Наконец, гунны, представлявшие монгольские племена, захватили огромные пространства от Волги до Рейна, вплотную подошли к границам Империи, опустошали ее земли, требовали дани, угрожали самому ее существованию.

Империи как Восточной, так и Западной приходилось не только воевать с варварами, но и вступать с ними в слож­ные политические сношения. Обычно варвары являлись в Им­перию сначала не как завоеватели, а как вассалы и союзники. С ними устанавливались договорные отношения, быстро ме­нявшие свой характер, поскольку вчерашние вассалы сегодня превращались в бунтовщиков, а завтра в завоевателей. С ними надо было договариваться, их надо было подкупать, от них надо было избавляться. Они в свою очередь предъявляли все новые притязания, требуя золота, серебра, новых земель для поселения. На этой почве возникали сложные дипломатиче­ские отношения между варварами и Римской империей, или, вернее, двумя римскими империями.

Варвары, размещаясь в областях Западной империи, быстро переходят к новым общественным порядкам. Ускоренным тем­пом идет у них процесс образования классов, возвышается королевская власть, из догосударственного состояния они пе­реходят в государственное. Между возникающими варварскими королевствами границы неясны и не установлены. Споры раз­решаются не только оружием, но и переговорами. По мере образования варварских королевств неизбежно возникает у них и своя дипломатия.

 

Константинопольский двор и Аттила.

Столкновения римского и варварского миров рождают своеобразные формы международного общения. Сохранилось подроб­ное и богатое живыми деталями описание дипломатических сношений восточноримского (константино­польского) двора с вождем гуннов Аттилой. Это описание оставлено неким Приском — лицом, близко стоявшим к дипло­матическим кругам Константинополя. Из его рассказов можно видеть, как варвары постепенно усваивали приемы римской дипломатии. Но и Империи приходилось приспособляться к обычаям варваров. Приск описывает одно из посольств во­сточного императора Феодосия. II к гуннам в 433 г. Встреча послов императора с гуннами произошла близ границы. Гунны заявили, что желают вести переговоры, не сходя с лошадей. «Римские послы, заботясь о своем достоинстве, имели с ними свидание также верхом», — говорит Приск. Был заключен до­говор, унизительный для Империи, по которому она обязалась выдать гуннам всех перебежчиков и платить ежегодно по 700 фунтов золота. После этого обе стороны принесли клятву соблюдать договор, каждая по обычаю своих предков.

Варвары, усваивая обычаи римской дипломатии, старались извлечь из них для себя пользу, иногда в довольно грубой форме. В Империи был обычай делать послам подарки. Аттила отправил в Константинополь послов с требованием выдать перебежчиков. Послы были осыпаны подарками и отправлены назад с ответом, что в Империи перебежчиков нет. Тогда Аттила отправил других послов. Когда и эти получили подарки и были отпущены, он отправил третье посольство, а за ним и четвер­тое. «Аттила, зная щедрость римлян, зная, что они оказывали ее из опасения, чтобы не был нарушен мир, — кому из своих хотел сделать добро, того и отправлял к римлянам, придумы­вая к тому разные пустые причины и предлоги». Но Аттила из переговоров с Империей научился не только этому. Приск сообщает, что у Аттилы был присланный ему Аэцием писец Констанций, который составлял для него грамоты, — по-видимому, на латинском языке. Для ведения переговоров Аттила использовал опытных в этих делах римлян из захваченных им областей Империи. Приск подробно описывает посольство Аттилы к Феодосию II в 448 г. Послом Аттилы был гунн Эдикон, «отличавшийся великими военными подвигами». С ним вместе был послан римлянин Орест, который жил в одной из пограничных областей, недавно отошедших под власть Аттилы. Эдикон был представлен императору и вручил ему грамоту Аттилы, в которой вождь гуннов жаловался на невыдачу пе­ребежчиков и требовал установления новых пунктов для тор­говли между гуннами и Империей. Император прочел грамоту, написанную по-латыни. Затем Эдикон сделал устные добавле­ния к грамоте, переведенные придворным Вигилой, знавшим гуннский язык.

Судьба этого посольства интересна для характеристики приемов византийской дипломатии. Некоторые из константи­нопольских сановников с ведома императора подбивали Эдикона убить Аттилу, обещая ему «великое богатство». Эдикон притворно согласился на сделанное ему предложение и отпра­вился в страну гуннов вместе с посольством императора, в ко­торое вошел и Вигила, бывший главным исполнителем всего замысла. Эдикон выдал Аттиле заговор. Интересно, что Аттила не решился убить Вигилу, хотя и обратился к нему с гневной речью, заявив, что его следовало бы посадить на кол и бро­сить на расклевание птицам, если бы этим не нарушались права посольства. Отсюда видно, что у варваров уже укоре­нялось представление о неприкосновенности послов.

Аттила требовал, чтобы к нему присылали для перегово­ров не простых людей, а самых знатных, носивших консуль­ское звание. Послы в переговорах с ним ссылались на то, что в посольства к варварам обычно отправляют незнатных людей, преимущественно военных, но Аттила настоял на своем. В 449 г. к нему были отправлены патриции Анатолий и Ном. Аттила из уважения к их сану выехал встречать их к самой границе, «чтобы не подвергать их трудам дальнейшего стран­ствования». Сначала он говорил с ними надменно, но потом смягчился и

заключил выгодный для Константинополя до­говор. На прощание он дал им богатые подарки — лошадей и меха. Так, сносясь с Империей, варвары постепенно усваи­вали римские понятия и обычаи в посольском деле.

 

Одоакр и Теодорих.

В 476 г. Западная Римская империя прекратила свое существование. Вождь германо-варварской дружины Одоакр низложил по­следнего императора Западной Римской империи Ромула Августула. Первым же актом завладевшего Италией Одоакра было установление дипломатических отношений с Восточной Римской (Византийской) империей. Он отправил в Кон­стантинополь знаки императорского достоинства — диадему и пурпурное одеяние, в знак того, что на Западе больше не будет особого императора. Себе Одоакр испрашивал раз­решение носить титул патриция и править Италией. Импера­тор Востока (Зенон) повел против Одоакра сложную интригу. Он направил на завоевание Италии вождя остготов Теодориха, который угрожал перед тем Константинополю. Этим отводилась опасность от Империи, и натравливались друг на друга два беспокойных соседа-варвара. Теодорих, долго живший в Кон­стантинополе, показал, что он неплохо усвоил принципы ви­зантийской дипломатии. Не добившись решительной победы, он предложил Одоакру разделить господство над Италией и на пиру собственноручно его убил. Коварство и измена отдали Италию в руки остготов.

Хорошо известна приверженность Теодориха к римским политическим формам. Этот варвар, не умевший даже подпи­сать свое имя, окружил себя римскими учеными и государ­ственными людьми, поручил всю администрацию и посольское дело римлянам. Международное положение Остготского коро­левства было сложно. Византийские императоры с опасением смотрели на нового сильного соседа. Отобрание остготами у римских землевладельцев трети земель вызвало крайнее недовольство римской аристократии, которая смотрела на ви­зантийского императора, как на свою защиту, и нетерпеливо призывала его к интервенции. Хотя Теодорих-арианин и терпимо относился к католичеству, духовенство готово было поддержать византийскую интервенцию, которая должна была восстановить господство католической церкви. Это осложняло отношения остготов с Востоком.

Остготскому государству пришлось вести сложную дипло­матическую игру и на Западе, среди варварских государств. Здесь одним из средств умиротворения опасных соседей была политика брачных союзов. Одна из дочерей Теодориха была выдана замуж за короля бургундов, другая—за короля вестго­тов, сестра — за короля вандалов, сам Теодорих женился на сестре короля франков. Руководителем политики Теодо­риха был знаменитый Кассиодор, продолжавший традиции римской дипломатии. Кассиодор придавал дипломатии огром­ное значение. «Дело посла, — пишет он, — великое искус­ство». Послов надо выбирать осторожно. «Поскольку каждое посольство требует мудрого человека, которому можно было бы доверить дела провинции и государства, надо выбирать для этого самого умного, способного спорить с наиболее хитрыми и говорить в собрании мудрых так, чтобы множество искус­ных людей не могло взять над ним верх в поручаемом ему деле». Послами отправляли самых знатных людей, чтобы ока­зать честь чужим государям и в то же время повысить авто­ритет посольства. Через остготские посольства римские обычаи прививались и у западных варваров. При франкском и вест­готском дворах устанавливается константинопольский эти­кет. Варварские короли начинают требовать от послов земных поклонов, какие отдавались императорам. Правда, в сношениях с западными варварами приходилось иногда прибегать к своеобразным мерам, чтобы обеспечить себе успех. Так, к Хлодвигу вместе с двумя послами Теодорих отправил певца и музыканта, чтобы музыкой смягчить сви­репый дух франкского завоевателя. Посольство это увенчалось полным успехом.

У варваров все более укореняется представление о непри­косновенности послов. Дополнение к «Салической Правде» уста­навливает за убийство посла огромный вергельд (выкуп) в 1800 солидов (убийство простого франка выкупалось вергельдом в 200 солидов, убийство королевского дружинника — вергельдом в 600 солидов). Подобные же постановления встречаются в аламанской, саксонской, фризской «Правдах». «Правды» устанавливают право послов на даровое помещение и питание в пути и налагают штрафы на тех, кто откажет им в этом.

 

 

Дипломатия Юстиниана (527 — 565 гг.).

Образцом для варварских королевств была дипломатическая служба в Восточной Римской (Византийской) империи. Сохранив старые римские традиции, все более изощряясь в новой, сложной и опасной обстановке, когда чаще приходи­лось полагаться на хитрость и интригу, византийская дипло­матия оказала огромное влияние на всю дипломатию средне­вековья. Ее обычаи и приемы были усвоены ее ближайшей западной соседкой Венецией и через нее перешли в практику итальянских государств и в дипломатию западноевропейских монархий нового времени. Как принципы, так и внешние приемы византийской дипломатии заслуживают поэтому бо­лее внимательного рассмотрения. Всего ярче они выразились в деятельности одного из замечательнейших дипломатов того времени — императора Юстиниана. В дальнейшем византий­ская дипломатия верно следовала его примеру, лишь стано­вясь все изощренней и изворотливей по мере ослабления политической мощи государства и роста окружающих его опасностей. Может быть, в дипломатию Юстиниана, правив­шего Империей из своего рабочего кабинета, вносила струю некоторой живости и гибкости Феодора, в юности — актриса, потом всесильная супруга величайшего из византийских императоров. Ее влияние на внешнюю политику Юстиниана бесспорно. Она писала царю Ирана Хосрову: «Император ни­чего не предпринимает, не посоветовавшись со мной». Инозем­ные посольства направлялись не только к Юстиниану, но и к Феодоре, а иногда раньше к Феодоре, чем к Юстиниану. Это влияние «гинекея», женской половины дворца, чрезвы­чайно характерно и для позднейшей истории византийской дипломатии.

Восточная Римская империя достигла в царствование Юстиниана наивысшего внешнего могущества. Ее дипломати­ческие связи охватывали огромное пространство от Китая и Индии до Атлантического океана, от Внутренней Африки до причерноморских степей. Юстиниан умело комбинировал искус­ную дипломатическую игру с меткими военными ударами, которые расширили пределы Империи далеко на запад.

Византия со всех сторон была окружена беспокойными, находившимися в постоянных передвижениях племенами, к ко­торым она применяла общее название «варваров». Византийцы тщательно собирали и записывали сведения о варварских племенах. Они хотели иметь точную информацию о нравах «варваров», об их военных силах, о торговых сношениях, об отношениях между ними, о междоусобиях, о влиятельных людях и возможности их подкупа. На основании этих тща­тельно собранных сведений строилась византийская диплома­тия, или «наука об управлении варварами».

Главной задачей византийской дипломатии было заставить варваров служить Империи, вместо того чтобы угрожать ей. Наиболее простым способом был наем их в качестве военной силы. Варваров покупали, заставляя их вести войны в инте­ресах Византии. Ежегодно Византия выплачивала пограничным племенам большие суммы. За это они должны были защи­щать границы Империи. Их вождям раздавали пышные визан­тийские титулы, знаки отличия, золотые или серебряные диа­демы, мантии, жезлы. Сам Аттила получал жалованье как «полководец Империи». Варварам давали земли, где они селились на положении вассальных союзников (федератов). Лангобарды получили земли в Норике и Паннонии, герулы — в Дакии, гунны — во Фракии, авары — на Саве. Так одни варвары служили оплотом Империи против других. Варвар­ских князей старались покрепче привязать к византийскому двору. За них выдавали девушек из знатных византийских фамилий. В то же время в Константинополе зорко следили за раздорами, обычными в княжеских родах варваров. Неудач­ным претендентам, изгнанным князьям давали приют и держали их про запас, на всякий случай, чтобы выставить своего кан­дидата на освободившийся престол или выдвинуть опасного соперника против зазнавшегося варварского князя.

Эти «мирные средства» были, однако, ненадежны. Варвары, получавшие от Византии деньги, требовали все больше и боль­ше как Аттила, и угрожали перейти на сторону врагов Импе­рии. Важно было не давать им усиливаться, уметь натравли­вать их друг на друга, ослаблять их взаимными усобицами. Старое римское правило «divide et impera» («разделяй и власт­вуй») нашло самое широкое применение в византийской поли­тике. Умение играть соседями, как шахматными фигурами, отличало дипломатию Юстиниана. Юстиниан возвел это натрав­ливание в целую систему. Против болгар он подымал гуннов, против гуннов — аваров. Вандалов он одолел при помощи ост­готов, а остготов при содействии франков. Военное вмешатель­ство во внутренние дела других государств было одним из средств политики Юстиниана. Всего ярче эта политика вырази­лась в войнах Юстиниана с вандалами и остготами. В Африке и Италии Юстиниан использовал недовольство римских земле­владельцев, вызванное захватом их земель варварами, и возмущение духовенства господством варваров-ариан. Его войны слиты с социальной борьбой в этих странах. Рим­ские землевладельцы и духовенство поддерживали Юсти­ниана. Папа Вигилий умолял его довести до конца неудачно начатую интервенцию в Италии. Остготские короли отчаянно защищались, поддерживаемые рабами и колонами, положение которых было облегчено варварами. Победа Юстиниана обозна­чала реставрацию рабовладельческой империи. Юстиниан вер­нул римским крупным землевладельцам и церкви отобранные у них земли, отнял у рабов и колонов все облегчения, добы­тые ими при готских королях. Вандальские и готские войны Византии были интервенцией, направленной против револю­ции рабов и колонов.

Если сильного врага нельзя было ни купить, ни одолеть своим или чужим оружием, Юстиниан прибегал к его поли­тическому и экономическому окружению. Самым опасным соперником Византии было иранское государство Сасанидов, особенно усилившееся при Хосрове I. Военные действия про­тив Ирана были неудачны. Юстиниан подымает против Хосрова всех его соседей. Против Ирана были брошены сабирские гунны, северные его соседи, кочевники Сирийской пустыни, угрожавшие ему с юга, бедуины Неджда, арабы Йемена, Эфиоп­ское царство Аксума. Юстиниан поддерживал царей Лазики, загораживавших Ирану путь к Черному морю. Чтобы избе­жать посредничества Ирана в торговле с Индией и Китаем, Юстиниан стремился направить эту торговлю по морским путям через Красное море.

Расширение торговых связей также использовано было Византией как одно из сильнейших орудий дипломатии. Тор­говые города, расположенные на окраинах Империи, были форпостами ее политического влияния. Купцы, проникавшие к отдаленным народам, приносили в Византию сведения о них. С византийскими товарами к варварам шло и византийское влияние.

За купцом следовал миссионер. Распространение хри­стианства также было одним из важнейших дипломатических орудий византийских императоров на протяжении многих сто­летий. Миссионеры Юстиниана проникали в горы Кавказа, в равнины Причерноморья, в Абиссинию, в оазисы Сахары. Впо­следствии христианство усиленно распространялось среди южно­славянских племен. Хорошо известны те столкновения, которые имели место в Моравии между византийскими и немецкими миссионерами из-за влияния на западных славян. Распро­странение христианства на Руси было большой дипломати­ческой победой Византии. Константинополь — Царьград — становится священным городом для новообращенных народов. Миссионеры были в то же время и дипломатами, трудивши­мися над укреплением византийского влияния. Они подлажи­вались к князьям, к влиятельным лицам, особенно же к влия­тельным женщинам. Нередко у нехристианских варварских князей были жены христианки, которые под влиянием «духовных отцов» служили сознательными или бессознатель­ными проводниками интересов Византии. В противоположность папскому Риму, который не допускал церковной службы на на­циональных языках, Византия облегчала миссионерам дело рас­пространения христианства, разрешая службу на местных язы­ках, переводя священное писание на языки новообращаемых народов. Евангелие было переведено на готский, гуннский, абиссинский, болгарский и другие языки. Труды эти не пропа­дали даром. В обращенных странах утверждалось византийское влияние. Духовенство, зависимое от Византии, играло огром­ную роль в варварских государствах как единственный носитель грамотности. Епископы-греки или ставленники греков заседали в княжеских советах. Школа всецело зависела от духовенства.

 

Посольское дела в Византии (VI — X века).

При византийском дворе всегда можно было видеть пеструю толпу посольств со всех концов Европы, Азии, Африки в разно­образных национальных костюмах, слышать все языки мира. Ведомство иностранных дел, которое находи­лось под управлением первого министра (Magister officiorum, впоследствии «великий логофет»), обладало огромным штатом, держало переводчиков со всех языков, выработало сложный порядок приема послов, рассчитанный на то, чтобы поразить их воображение, выставить перед ними в самом выгодном свете мощь Византии. В то же время их прием обставлялся так, чтобы не дать им возможности видеть или слышать слишком много, разузнавать слабые стороны Империи.

Послов встречали на границе. Под видом почетной стражи к ним приставляли зорких соглядатаев. Послам не позволяли брать с собой слишком большую вооруженную свиту, так как были случаи, когда такие послы захватывали врасплох какую-нибудь византийскую крепость. Иногда послов везли в Кон­стантинополь самой длинной и неудобной дорогой, уверяя, что это единственный путь. Это делалось с той целью, чтобы внушить варварам, как трудно добраться до столицы, и отбить у них охоту к попыткам ее завоевать. В дороге послы должны были получать пищу и помещение от специально назначенных для этого лиц, которым нередко должно было оказывать со­действие и окрестное население. Строились и специальные дома для приема послов в пути. По прибытии послов в Констан­тинополь им отводился особый дворец, который в сущности превращался в тюрьму, так как к послам не пускали никого и сами они не выходили без конвоя. Послам всячески мешали вступать в общение с местным населением. Прием у импера­тора должен был поразить и ослепить послов. Лиутпранд, ездивший в Константинополь в X веке послом от короля Ита­лии Беренгария, с восхищением варвара описывает необычай­ную роскошь первой аудиенции у императора. Перед троном царя стояло золотое дерево, на котором щебетали и порхали золотые птицы. По сторонам трона стояли золотые или — сомне­вается Лиутпранд, — может быть, золоченые львы, которые били хвостами и рычали. Когда, по этикету простершись ниц перед царем, Лиутпранд снова поднял голову, он к своему изумле­нию увидел, что трон с сидящим на нем царем поднялся до потолка и что на царе уже другая богатая одежда. Лиутпранд был приглашен на роскошный пир, во время которого давали представление жонглеры и акробаты. Его наивное восхище­ние перед всем, что ему довелось увидеть, вызвало смех у царя и придворных. Лиутпранду пришлось побывать в Константи­нополе еще раз в качестве посла императора Оттона I. Теперь у него было совсем другое настроение... Отчет Лиутпранда о посольстве 968 г. — один из любопытнейших документов по истории дипломатии в раннее средневековье. Целью посоль­ства было установление дружественных отношений с Византией и закрепление их браком сына Оттона с византийской прин­цессой Феофано. Досаду на свою полную неудачу Лиутпранд выместил в подробных описаниях византийской столицы и ее государя, составленных в ироническом и даже карикатурном стиле. Насколько все его раньше восхищало в Константино­поле, настолько теперь все в нем возбуждает насмешку. Надо сказать, что прием Лиутпранду на этот раз был оказан самый неприязненный. Его поместили в особом дворце, где держали как пленника, оставляя часто даже без воды; не позволили ему ехать ко дворцу на лошади, предложив отправиться туда пешком; Оттона I не называли императором (василевсом), а упорно титуловали королем (рекс); германцев все время назы­вали варварами.

Из описаний Лиутпранда видно, что византийцы, если это им было нужно, могли ошеломить иноземных послов роскошью приема, но умели также и унизить их и отравить им пре­бывание в Константинополе.

Обычно послов старались очаровать и обласкать, чтобы тем легче обмануть. Послов водили по Константинополю, показывали им великолепные церкви, дворцы, общественные здания. Их приглашали на праздники или даже специально устраивали праздники в их честь. Послов приглашали не только к императору, но и к императрице, а также к важнейшим вель­можам. Им показывали военное могущество Константинополя, обращали внимание на толщину его стен, на неприступность его укреплений. Перед послами проводили войска, причем для большего эффекта их пропускали по нескольку раз, меняя их одежду и вооружение. Ослепленные и подавленные, послы уезжали, наконец, из Константинополя. Их провожали с трубными звуками, с распущенными знаменами. Иногда мелким князьям оказывался необычайный почет, если нужно было их покрепче привязать к Византии. Все удивлялись необы­чайным почестям, которые воздавались Юстинианом царям Лазики и кавказским князьям. Но император знал, что делал: они должны были не допускать иранцев к Черному морю.

При константинопольском дворе вырабатывались опре­деленные правила посольского дела, которые воспринимались всеми державами, имевшими дела с Византией. Посол является представителем государя и может вести переговоры лишь в пределах предоставленных ему полномочий. В тех слу­чаях, когда возникают новые обстоятельства, непредвиденные в полученном послом полномочии, он должен запросить допол­нительных инструкций. За превышение полномочий послу грозило тяжелое наказание. Лишь в очень редких случаях представителям императора давалось разрешение вести перего­воры на свой страх и риск. Такие широкие полномочия полу­чали обычно победоносные полководцы Византии — Велизарий, а потом Нарсес.

Как уже сказано, послами были обычно люди высокого ранга. В Византии нередко послам специально давались вы­сокие титулы, если они их не имели раньше. Дипломатические поручения открывали путь к самым высоким почестям.

Посол должен был представить верительную грамоту. Сохранились тексты таких грамот. Обычно они были перепол­нены многоречивыми, цветистыми и льстивыми формулами, сообщали имя посла и очень кратко говорили о целях посоль­ства, ссылаясь на то, что у посла имеется соответствующая инструкция. Верительная грамота передавалась во время пер­вого торжественного приема; о делах шла речь уже потом, в частной аудиенции. Для ведения переговоров послы получали инструкцию, иногда письменную, иногда устную. Во всяком случае к письменной инструкции обычно прибавлялись тайно устные поручения. При этом в верительной грамоте и в инструк­циях цели посольства могли излагаться совсем по-разному. Иногда посольству под видом неважных или формальных поручений — вроде поздравления нового государя со всту­плением на престол — давалось задание разузнать об отноше­ниях и настроениях при иностранном дворе.

Византийские послы при затянувшихся переговорах от­правляли ко двору донесения и получали новые инструкции.

При византийском дворе выработался и особый церемо­ниал приема послов, отчасти уже описанный выше. Во время первого, торжественного приема послы лишь передавали вери­тельную грамоту и подарки. Подарками нередко служили произведения той страны, откуда прибыли послы — драгоцен­ные камни, оружие, редкие животные. Папы посылали визан­тийскому двору мощи. Это был высокоценимый подарок. Но и послов надо было одаривать: этого требовало достоинство государя. Окончательный ответ послы получали во время последней аудиенции, не менее торжественной, чем первая. В промежутке между этими двумя аудиенциями при дворе об­суждались связанные с посольством вопросы, а послы делали визиты императрице и важнейшим сановникам в известном иерархическом порядке. Во время этих приемов, за пирами, происходило иногда и обсуждение дел.

Нередко император надолго задерживал послов в Констан­тинополе, не давая им заключительной аудиенции. Это превра­щалось иногда в настоящий плен. Так, однажды император задержал у себя аварских послов, полагая, что до их возвраще­ния авары не предпримут военных действий. Но он ошибся — авары возобновили войну. Вообще пребывание послов в Кон­стантинополе, как правило, было довольно длительным. В од­ной из грамот к византийскому двору Карл Великий просит не задерживать его послов, а поскорее отослать их обратно.

Византийским послам предписывались определенные правила поведения в чужих странах. Посол должен был проявлять при­ветливость, щедрость, хвалить все, что увидит при чужом дворе, но так, чтобы это не было в укор византийским порядкам; он должен был сообразоваться с обстоятельствами, не навязывать силой того, чего можно добиться иными средствами. Ему пред­писывалось не вмешиваться во внутренние дела чужих госу­дарств. Последнее предписание, впрочем, не соблюдалось. Византийские послы вели тайные интриги при чужих дворах, конечно, с ведома своего правительства. Заключенный послами договор считался действительным лишь после его ратифика­ции императором.

Принцип неприкосновенности послов рано был усвоен всеми варварами. На этой почве возникло даже нечто вроде права убежища. Люди, находившиеся в опасности, прибегали к защите послов. Франкская принцесса, оскорбленная при лангобардском дворе, ищет защиты у франкского посла. Но если по­сла нельзя было убить, то не считалось зазорным посадить его в тюрьму. В таких случаях возможны были и ответные репрессии. Так, остготский король Теодат посадил в тюрьму византийских послов. В ответ на это Юстиниан арестовал на­ходившихся в это время при его дворе остготских послов и отказывался освободить их, пока Теодат не освободит импера­торских послов. Неприкосновенность посла давала известную защиту его свите. К свите послов нередко присоединялись купцы, становясь под их покровительство.

Следует отметить, что в посольствах варварских королей выступают, между прочим, кое-какие черты, чуждые византий­ским обычаям. Среди варварской знати было мало образованных людей, способных вести самостоятельно письменную часть пере­говоров. Поэтому в королевских посольствах обычно участво­вали духовные лица, что у византийцев бывало редко. При Каролингах установилось правило, по которому обычно отправ­лялись два посла — граф или герцог и с ним епископ или аббат. К посольствам присоединялись нотарии, чиновники королевской канцелярии.

Короли варваров шлют со своими послами грамоты, со­ставленные по римским формулярам, иногда не менее искусно, чем у самих византийцев. Короли варваров старались тянуться за византийским двором и в роскоши приема послов.

 

 

Международное положение папства.

Приемы римской дипломатии распространялись среди варварских королевств не только Византией, но и носительницей римских традиций — папской курией, которая сохра­нила многое из обычаев и приемов императорской канцелярии. Влияние папской дипломатии сильнейшим образом сказы­вается на всем ходе политической истории средневековья. По самому своему существу папство представляло международ­ную силу. Искусная дипломатия была политическим оружием пап не в меньшей, а часто и в большей степени, чем их духовный авторитет. И в дипломатии папство пользовалось арсеналом насилия, обмана, предательства, подлога, пресмыкательства и жестокости, как, пожалуй, никакое из светских государств.

В этом отношении папство было, несомненно, учителем весьма многих государей Европы.

Уже папа Лев I («Великий» — 440 — 461 гг.) приобрел необычайный авторитет в Европе своей удачной дипломатией. Ему удалось уговорить Аттилу не итти на Рим. Не совсем ясно, почему Аттила счел более удобным для себя повернуть обратно, и какими обещаниями папе удалось этого добиться. Услужли­вая церковная легенда представила это событие как чудо и украсила образ папы ореолом святости. Лев I выдвинул при­тязание на первенство римского епископа среди других хри­стианских иерархов и с этой целью прибег к приему, который и впоследствии применялся папами не раз — именно к под­логу. В латинский перевод постановлений первого вселен­ского собора папой была вписана фраза: «Римская церковь всегда имела первенство».

Международное положение папства крайне осложнилось с падением Западной Римской империи и установлением в Ита­лии власти варваров. Во времена варварских завоеваний на Западе организационное единство католической церкви было утрачено. Каждая местная церковь управлялась само­стоятельно, хотя на Западе и было признано в теории первен­ство римского епископа. Господство в Италии остготских королей-ариан, при всей их терпимости, не могло не подры­вать авторитета пап. Как сказано, папы возлагали надежды на византийского императора и взывали к его интервенции в дела Италии. Уже с середины V века ввиду упадка импера­торской власти на Западе папы тесно связываются с Констан­тинополем. Они держали при константинопольском дворе постоянных резидентов, так называемых апокрисиариев. По­мимо чисто церковных дел, апокрисиариям поручалось наблю­дение и за политическими настроениями при дворе визан­тийских императоров. Апокрисиарии пользовались некоторыми личными преимуществами, имели право вести переговоры не­посредственно с императорами, жили в особом помещении в императорском дворце. В апокрисиариях не без основания видят наиболее ранний прецедент постоянного дипломатиче­ского представительства папы при иностранных дворах. От апокрисиариев, постоянных резидентов при константинополь­ском дворе, надо отличать легатов, папских послов, которым давались специальные поручения как церковного, так и поли­тического характера.

После захвата Италии Юстинианом и завоевания большей части Апеннинского полуострова лангобардами папы оста­лись государями Рима, номинально подчиненными византий­скому императору, но фактически почти независимыми. Папам приходится вести сложную дипломатическую игру между лангобардами и Византией. Влияние последней все слабеет. Зато на Западе начинает играть все более крупную роль франкское государство, в котором папы видят опору против лангобардов.

 

Сношения пап с франкским государством.

Учитывая складывающуюся во Франкском королевстве политическую обстановку, папы государством поддерживали связь не столько с «ленивыми королями» франков, сколько с представите­лями могущественного рода Арнульфингов, которые зани­мали должность майордомов (начальников дворцового управ­ления) и фактически управляли всеми делами государства. В 739 г. папа отправил к майордому Карлу Мартеллу послов просить «спасти римлян от гнета лангобардов». С ними он по­слал Карлу ключи от гроба св. Петра. Эти ключи, освященные на гробнице апостола и будто бы обладавшие свойством исце­лять больных, играли немалую роль в папской дипломатии. Папы посылали их сильным людям в знак дружбы. Карл Мартелл с почетом принял папское посольство, дал ему богатые дары, но против лангобардов выступить не решился.

Но если папы нуждались в майордомах, то и майордомы нуждались в папах. Сын Карла Мартелла Пипин Короткий хотел присвоить себе и своей династии королевский титул и для этого рассчитывал опереться на папский авторитет. В 751 г. в Рим было отправлено посольство. К папе обратились с вопросом «о королях, которые были в то время у франков и носили титул королей, не имея королевской власти». Папа Захарий будто бы ответил: «Лучше пусть называется королем тот, кто имеет власть, чем тот, который ее лишился». Лето­писец, отражающий церковную точку зрения, прибавляет: «... и тогда силой своей апостольской власти он повелел, чтобы Пипин был возведен на царство». Последнее представляет явную выдумку. Но во всяком случае папа постарался извлечь все выгоды из благоприятно сложившейся обстановки. Он оказал важную услугу Пипину, который вслед за этим стал королем франков. К тому же папе понадобилась — и очень скоро — помощь Пипина.

Лангобарды возобновили нападения на Рим. Новый папа Стефан II лично отправился просить помощи у франкского короля. Ему была устроена необычайно торжественная встреча. Пипин послал своего сына Карла (будущего императора) за 100 миль вперед навстречу папе. Сам король со своей семьей выехал встретить его, сошел перед ним с коня и на снегу прекло­нил колени, потом пешком пошел рядом с папой, ведя его ло­шадь под уздцы. С пением гимнов папский кортеж вошел в ко­ролевскую виллу Понтион. Здесь папа бросился перед Пипином на колени и умолял его «защитить дело святого Петра и Римской республики». Пипин обещал папе сделать все, что в его силах. В награду папа в торжественной церемонии помазал Пипина на царство и дал ему и его сыновьям титул «рим­ских патрициев». Так был упрочен союз «алтаря и трона». С сильным франкским эскортом папа вернулся в Рим. Вскоре после этого франкские войска вторглись в Италию и разбили лангобардов. В договоре, подписанном в октябре 754 г., лангобардский король обязался не только оставить в покое Рим, но и отдать папе города, бывшие ранее византийскими владе­ниями и захваченные лангобардами, — Равенну, Римини, Урбино и др. Понадобилась, однако, еще одна военная экспе­диция, чтобы заставить лангобардского короля выполнить свое обязательство. Теперь Пипин составил дарственный акт, которым все эти области передавались на вечные времена «Римской церкви, святому Петру и первосвященникам рим­ским, его преемникам». Так создалась Папская область, светское государство пап. Византийскому императору при­шлось примириться с тем, что его владения в Италии (которые, впрочем, зависели от него скорее номинально) перешли под власть папы.

Зато папа теперь оказывается в фактической зависимости от короля франков, который подарил ему эти владения. Но папа не хочет этого признать формально. Появляется документ, который должен доказать, что папа получил лишь то, на что он имеет давнее и неотъемлемое право. В ход пускается самая знаменитая в истории фальшивка — «Константинов дар»,— сыгравшая крупную роль в папской дипломатии последующих столетий.

В этом грубо и аляповато составленном документе рас­сказывается история о том, как чудесно исцеленный от про­казы император Константин отдал папе императорскую власть над всем Западом, а сам удалился из Рима на Восток, в Константинополь.

 

Дипломатия Карла Великого.

Между франкским королем и папой устанавливается тесная связь, выражающаяся в постоянных посольствах, которыми они обмениваются, а также в совместных их посольствах к ви­зантийскому и другим дворам. Во всех этих посольствах пап­ские послы играли подчиненную роль. Папы были не совсем свободны в своих внешних сношениях и были принуждены спрашивать советов у франкских государей. Особенно усили­вается зависимость папы от франкского короля при Карле Великом, когда, после подчинения королевства лангобардов, владения франков вплотную подошли к папским. Но папы, фактически подчиняясь франкским королям, все же стре­мятся сохранить видимость духовного верховенства, дающего им право раздавать государям короны. В этом отношении большой интерес представляет история принятия Карлом Великим императорского титула.

Это — запутанная история, толкование которой вызвало немало разногласий в исторической литературе. Мысль о при­нятии императорского титула, как о средстве увеличить свой международный авторитет и свою власть над подданными, по-видимому, уже давно зрела у Карла. Папы его поощряли в этом направлении, стремясь возвысить своего нового сюзе­рена за счет старого. Карла называли «новым Константином». Папа постарался сделать так, чтобы инициатива коронации исходила от него. Воспользовавшись пребыванием Карла в Риме, папа выбрал день, когда король был на богослужении в храме св. Петра, и внезапно надел на него корону, при­чем был пропет гимн, в котором Карл восхвалялся как импе­ратор. Карл был недоволен тем, как все это было сделано, но титул принял. Во всяком случае папа сделал весьма ловкий дипломатический шаг. «Разве императорская корона не была пожалована папой, и разве тот, кто жалует, не выше того, кто получает?» Этот аргумент выдвигался потом много раз в борьбе папства со светской властью.

Империя Карла Великого стала крупнейшей силой в Евро­пе, где с ней могла померяться только Византийская империя. Отношения с Византией занимали теперь важнейшее место в дипломатии Карла. Сначала у Карла были грандиозные планы объединения Западной и Восточной империй путем женитьбы на византийской императрице Ирине. Но низло­жение Ирины разрушило этот план, Новый император Никифор не признал за Карлом императорского титула, и между Франкской империей и Византией на ряд лет прекратились дипломатические отношения. В то время как Византии при­ходилось с трудом отбиваться от арабов, болгар, аваров и влияние ее слабело, авторитет Западной империи сильно воз­рос. Карл получил ряд важных привилегий на Востоке. «Свя­тые места» в Палестине, бывшие раньше под покровительством византийского императора, перешли под опеку Карла. В год его коронации иерусалимский патриарх в специальном по­сольстве послал ему ключи от «гроба господня» вместе с клю­чами и знаменами Иерусалима.

К Карлу в Аахен стекались послы из Дании, из Англии и других стран. К нему слали почетные посольства Альфонс II, король Астурии, шотландские короли. Все они искали дружбы и союза с императором Запада.

 

Международные отношения Киевской Руси IX — X веков. В IX веке в Приднепровье и примыкающих областях сложилось могущественное славянское государство Русь, которое мы IX—X веков называем Киевским государством, или, упо­требляя терминологию Маркса, «державой Рюриковичей». Маркс считал характерным для державы Рюриковичей наличие «вассальной зависимости без ленов и ленов, состоявших исключительно из дани». Отсюда постоян­ное стремление киевских князей все шире и шире распростра­нять свои владения во всех направлениях. Отсюда же, по вы­ражению Маркса, «быстрый процесс роста» державы Рюрико­вичей, отсюда, наконец, и «примитивная организация завоева­ний». Славянские и другие племена Восточной Европы обла­гались данью. В более далекие страны — на Волгу, на по­бережье Каспия, в Черноморье, в пределы Византии — произ­водились сокрушительные походы, которые сопровождались захватом добычи и пленников. В результате таких войн и за­воеваний уже к концу IX века держава Рюриковичей достигла такой силы и могущества, что соседние народы не могли не считаться с ней. «Перед нами развертывают старинные карты Руси, — говорит Маркс, — которые обнаруживают, что эта страна некогда обладала в Европе даже большими размерами нежели те, какими она может похвалиться ныне. Ее непрерыв­ное возрастание с IX по XI столетия отмечается с тревогой».

В указанных условиях Киевское государство очень рано должно было войти в сложные международные отношения. Самое географическое его положение на великих речных пу­тях, соединявших Балтийское море Днепром с Черным морем и Волгой с Каспийским морем, определило связи Киевской Руси: на юге с Византией, на востоке с Хазарским каганатом, на севере со Скандинавией. С последней киевских князей свя­зывали давнишние династические отношения. Оттуда черпали они наемные военные силы, оттуда шел «непрерывный приток варяжских искателей приключений, жадных до славы и гра­бежа». Через Хазарию шла торговая дорога в страны Средней Азии, куда руссы сплавляли пушнину и рабов. Одно время хазарские каганы пытались даже оспаривать у киевских кня­зей сбор дани с населения Приднепровья.

Но самое сильное и глубокое влияние на историю восточного славянства оказало соседство с Византией.

 

Русь и Византия.

Для Киевской Руси Византия служила рынком, куда князья и их дружинники сбывали меха и рабов, и откуда они получали тканные золотом материи и другие предметы роскоши. В Царьграде «языческая Русь» знакомилась с великолепием христиан­ской культуры. Богатства и роскошь Царьграда служили постоянной приманкой для завоевателей. «Те же магические чары», говоря словами Маркса, которые влекли других север­ных варваров к «Западному Риму», привлекали и руссов к «Риму Востока». Ряд опустошительных походов Руси на черноморские владения византийских императоров и на самый Константинополь тянется от IX до середины XI века.

Византия очень рано стала стремиться втянуть могуще­ственную Русь в свою политическую систему и тем самым, во-первых, ослабить опасность, грозившую Империи с ее стороны, а во-вторых — использовать «великий народ» рус­сов в собственных интересах. В основе восточноевропей­ской политики Константинополя лежало стремление путем натравливания одних народов на другие отвлекать их от на­падений на Империю. Император Константин Багрянородный, современник киевского князя Игоря, в сочинении «Об управ­лении государством» рекомендовал своему сыну для удержания Руси от походов на Константинополь натравливать на нее со­седей-кочевников печенегов. «Печенеги, — писал он, — свя­занные дружбою с императором и побуждаемые им посред­ством посланий и даров, легко могут нападать на земли рус­сов». «Руссы не могут даже выступать в заграничные походы, если не живут в мире с печенегами, так как последние во время их отсутствия могут сами делать набеги и уничтожать и пор­тить их имущество». С другой стороны, Игорь, по договору с Византией в 945 г., обязался не пускать в подвластный им­ператору Крым «черных болгар», которые «пакостят стране его». Сына Игоря, знаменитого Святослава, византийские дипломаты пытались использовать для ослабления Болгар­ского государства на Дунае, которое представляло в то время значительную опасность для Византии. Но когда Святослав повел в Болгарии самостоятельную политику, отнюдь не соот­ветствовавшую видам константинопольского двора, греки на­пустили на Киев печенегов и заставили беспокойного рус­ского князя временно уйти обратно к себе. При возвращении на родину из вторичного похода в Болгарию Святослав был убит печенегами по подстрекательству тех же греческих дипло­матов. Это не помешало византийцам, когда против них в конце 987 г. восстал в Малой Азии честолюбивый и талантливый полководец Варда Фока, опять вступить в переписку «с царем руссов» и просить помощи у сына Святослава Владимира. Для прочности союза Владимир была обещана рука одной из царевен императорского дома. Со своей стороны Владимир обязался креститься сам и крестить свой народ. Крещение рассматривалось византийскими политиками как косвенное признание вассальной зависимости от Империи. Эта хитроум­ная политика Византии в отношении Руси не увенчалась, однако, успехом. Киевские князья сумели сохранить свободу действий. Святослав, призванный императором Никифором Фокой для усмирения болгар, одержав блестящие победы над ними, проявил намерение сохранить завоеванную страну под своей, непосредственной властью и даже перенес свою постоянную резиденцию в столицу Болгарии — Переяславец. Больших усилий стоило преемнику Никифора Фоки Иоанну Цимисхию заставить Святослава покинуть берега Дуная. Позднее отряд руссов, посланный Владимиром, помог кон­стантинопольскому правительству подавить восстание Варды Фоки. Но когда императоры Василий и Константин не вы­ полнили условий договора, в частности в отношении брака с царевной, Владимир осадил принадлежавший Византии го­род Херсонес в Крыму и заставил императоров выполнить свои обязательства. При таких условиях ни с какими вассаль­ными отношениями к Византии крещение Руси не могло быть связано. Так же независимо держался в отношении Византии и сын Владимира Ярослав Мудрый. В 1043 г. он расторг дружеские отношения с Византией из-за обид, причиненных русским в Константинополе, и предпринял морской поход на столицу Империи, а в 1051 г. порвал и церковную связь с константинопольским патриархом, избрав на соборе русских епископов нового митрополита — «русина» Иллариона.

 

Русь и Западная Европа.

После крещения международные связи Киева значительно расширились и окрепли. Киев­ское государство вступило в сношения не только с Византией, но и с католическими странами Средней Европы как равный и полноправный член христианского общества. Владимир Святославич, по словам летописи, «жил с князьями окольными в мире — с Болеславом польским и со Стефаном венгерским и с Андрихом [Удальрихом] чешским, и были между ними мир и любовь». Этими словами довольно точно определяется ближайшее политическое окружение Киева. К перечисленным окольным странам следует прибавить Скан­динавию, связь с которой не порывалась и в XI веке.

Политические отношения скреплялись брачными союзами. Болеслав Храбрый, князь польский, сватался за дочь Влади­мира Предславу; его преемник Казимир был женат на другой дочери Владимира Марии Доброгневе. Младшая дочь Яросла­ва Анастасия была за венгерским королем Андреем, старшая, Елизавета, — за знаменитым норвежским королем Гаральдом Гардрада. Сам Ярослав был женат на дочери шведского короля Олафа — Ингигерде.

Но соседними странами не ограничивался политический кругозор Киева. Ярослав пытался вовлечь Германскую импе­рию в борьбу с общим врагом — Польшей. С этой целью он в 1043 г. направил посольство в Гослар с предложением руки русской княжны германскому императору. Шаг этот не увен­чался успехом. Вскоре за тем Ярослав выдал свою дочь Анну за французского короля Генриха I.

 

Договоры киевских князей с греками.

Международные отношения Киевского государства находили свое выражение в договорах, которые заключались киевскими князьями с соседними государствами. Со­хранились три договора с греками князей Олега (911), Игоря (945) и Святослава (971), но в источниках сохранились све­дения и о других договорах с Византией и с волжскими болгарами.

Договоры с греками отражают очень ярко характер «не­сообразной, неуклюжей и скороспелой» державы Рюрикови­чей, представлявшей в то время еще далеко не прочно спаян­ное в своих частях целое. Заключались они от имени не только «князя великого русского», но и «всех светлых и великих кня­зей», которые были «под рукой его», т. е. вассалов, сидевших в отдельных городах, подвластных киевскому князю. В дого­воре 945 г. рядом с послами князя Игоря перечисляются «об­щие послы» от его жены Ольги, сына Святослава, двух племян­ников и «ото всего княжья», т. е. от 20 подручных князей (в том числе двух женщин).

Договоры имели целью прекращение неприятельских дей­ствий и установление «взаимной любви», т. е. союза между обоими государствами, «пока сияет солнце и весь мир стоит». По договору 911 г. Империя оговаривала право принимать на службу русских дружинников. Договор 945 г. определял еще более точно обоюдные военные обязательства. «Если будет просить у нас воинов князь русский, — заявлялось от имени императоров, — дадим ему, сколько ему потребно... Если же царство наше начнет просить у вас воинов на врагов наших, тогда напишем к великому князю вашему, и пошлет он нам, сколько хотим, и оттоле уведают иные страны, какую любовь имеют греки с Русью».

Договор 945 г. с особой подробностью ограждает крымские владения Империи от нападений и притеснений со стороны Руси. Кроме того, в нем, как, впрочем, и в договоре 911 г., на Русь возлагаются известные обязательства в отно­шении помощи греческим ладьям во время кораблекрушений.

В связи с прекращением военных действий введены статьи о пленниках, устанавливающие размеры и условия их выкупа. Это был очень важный пункт договоров 911 и 945 гг., так как одной из целей походов Руси на Византию был захват рабов для продажи.

Договоры отражают еще очень ранние стадии международ­ных отношений, когда подданные различных государств гля­дели друг на друга, как на естественных врагов, когда чело­век, попадавший в чужую страну, чувствовал себя во враже­ском стане. Пребывание, даже временное, в этой враждебной среде требовало поэтому регламентации всех деталей, чтобы, с одной стороны, оградить чужеземца от обид, с другой — обезвредить его. Самый приезд иноземцев был обставлен все­возможными стеснительными условиями. Послы и гости (купцы) должны были предъявлять доказательства своего официаль­ного положения — в виде золотых печатей для послов и се­ребряных — для гостей. Только при этом условии византий­ское правительство брало на себя ответственность за их жизнь. Несмотря на эту предосторожность, и на послов и на гостей одинаково смотрели в Константинополе, как на врагов, спо­собных нанести вред Византийской империи. По договору 945 г. устанавливалось, что князь русский, посылая своих людей в Константинополь, должен снабдить их особыми гра­мотами, в которых указывается, «что послал кораблей столь­ко», чтобы греки знали, что они приходят «с миром». Людей, приезжавших с Руси без грамоты, византийское правительство должно задерживать и писать о них великому князю; в случае сопротивления с их стороны оно не несет ответственности и за их убийство. Послам и всем вообще «приходящим» из Руси воспрещается творить бесчинства на пути в столицу. По приезде в Константинополь они должны зарегистрироваться и жить в определенном месте, на подворье монастыря св. Мамонта, в предместье Константинополя. В город люди из Руси впускают­ся с военными предосторожностями: они должны входить через одни ворота партиями в 50 человек, без оружия, в сопро­вождении приставленного к ним «царева мужа» (император­ского чиновника). Этот «царев муж» являлся как бы посред­ником между Русью и подданными византийских императоров и следил за торговыми сделками присланных.

Покупки приехавших подлежали контролю: каждый из них имел право вывезти ценных парчевых материй, производ­ством которых гордились императорские мастерские, не более как на 50 золотых. Наконец, людям из Руси запрещалось задерживаться в Константинополе на зиму.

Положение приезжих руссов в Константинополе требовало определения порядка разрешения взаимных обид и исков между ними и греками. Этому вопросу посвящена большая часть статей в договорах 911 и 945 гг. Следует отметить, что приезжие судились не по греческим законам, а по «закону русскому», т. е. по народно-правовым нормам, господствовав­шим в Русской земле.

Указанная особенность взаимных отношений между дого­варивавшимися сторонами, которые не доверяли друг другу, требовала точного определения прав русских послов, а также приравниваемых к ним гостей (купцов). Й те и другие поль­зовались во время своего пребывания в Константинополе (но не более шести месяцев) полным содержанием от византий­ского правительства. Послы получали «слебное», а гости «ме­сячину» (хлеб, вино, рыбу, мясо, фрукты). Есть указание, что они имели право пользоваться бесплатно правительствен­ными банями. На обратный путь они могли требовать про­довольствие и судовые снасти — якори, канаты, паруса и все нужное. Послы и купцы приходили не только от великого князя, но и от подручных князей. Возникала необходимость установить известную иерархию между ними. Первое место предоставлялось Киеву, за ним — Чернигову и Переяславлю и т. д.

Договоры скреплялись клятвой. Руссы-язычники клялись оружием своим, приговаривая: «да не имут помощи от бога, ни от Перуна, да не ущитятся щитами своими, и да посечены будут мечами своими, от стрел и от иного оружия и да будут рабами в этой жизни и в той». Эта клятва сопровождалась всевозможными магическими обрядами: «некрещеная Русь» клала на землю щиты свои и мечи нагие, обручи и прочее ору­жие и произносила магическую формулу: «если мы не сохра­ним сказанного... да будем прокляты богом, в которого верим,— Перуном и Белесом, скотьим богом, да будем золоты, как зо­лото, и своим оружием да будем посечены». Представители Византии по христианскому обычаю «целовали крест». Это был также своего рода магический обряд, так как предполагалось, что нарушение крестного целования должно повлечь самые ужасные кары, по крайней мере, на том свете. Среди послов Игоря было несколько христиан; они тоже присягали на кресте.