Вблизи цветущих радостных лугов Взор Темзы, не минуя берегов, Пленяется дворцом, который горд Названием бессмертным Хэмптон-Корт. [10] Здесь на виду судьба держав и лиц, Падение тиранов и девиц. Здесь королева Анна невзначай Советам внемлет и вкушает чай. Приветил нимф и кавалеров двор, И завязался общий разговор, Который и порхает и скользит, Кто вспоминает бал, а кто — визит; Кто королевой мудрой восхищен, Кто ширмою индийскою прельщен; Других чернят и выдают себя, Чужие репутации губя. Находят и в немом кокетстве смак, Смеясь, мигая, нюхая табак. А между тем к закату солнце шло, Хоть при косых лучах еще светло. Опаздывают судьи на обед, И обвиняемым пощады нет. Купца домой ведет привычный путь, И можно камеристкам отдохнуть. Белинда жаждет проявить в бою Отвагу несравненную свою, Чтобы решить за ломбером судьбу Двух рыцарей, вступающих в борьбу. Три воинства числом по девяти [11] Готовы бой отчаянный вести. Грех сильфам оставаться не у дел, На каждой важной карте дух сидел; Достался Ариелю матадор, [12] Распределил места незримый хор; Угодно бывшим дамам неспроста Предпочитать престижные места. Четыре выступают короля, Явить свои усы благоволя; Четыре королевы; в чьих руках Власть, нежно воплощенная в цветках; Валеты, тоже четверо, средь карт, Носители острейших алебард; Выходит вся сверкающая рать На бархатное поле воевать. Белинда, взор метнув поверх стола, «Пусть будут пики — козыри», — рекла. И матадоры черные ведут Отважных мавров, коих битвы ждут. Спадильо в наступление пошел, Два козыря пленил, очистив стол; Исполненный победоносных сил, Манильо славный многих покорил. Для Басто, впрочем, жребий тяжелей: Ему сдаются козырь и плебей. Вооруженный самодержец пик, В могуществе своем седом велик, Одной ногой, хоть нет ему препон, Шагнул, нарядом пышным облачен; Восстал валет, обиды не стерпев; Мятежника сразил монарший гнев. Лорд Пам, который заслужил хвалу, Кося войска в сражениях при Лу, [13] Пал, побежденный пиками герой, Как на войне случается порой. Два войска рок Белинде покорил, Барона не лишив при этом сил, И амазонку выслал он вперед; Корона пик воинственной идет. Тиран трефовый перед ней поник, Хоть был он черен, яростен и дик. Какой монарху свергнутому прок В том, что в порфире шествовать он мог, Носил венец и, грозный нелюдим, Один кичился скипетром своим? Тогда барон бросает бубны в бой; Показывая нам лишь профиль свой, Король бубен с монархиней вдвоем На поле битвы учинил разгром; И трефы, бубны, червы в час беды Смешали беспорядочно ряды; Так африканец или азиат Бежит, спасаясь, в страхе наугад; Бросаются бежать в подобный час Солдаты разных вер и разных рас, И друг на друга валятся тела: Одна судьба со всеми счет свела. Валет бубен, свершитель дерзких дел, Червовой королевой завладел. У девы сердце замерло в груди, Ей видится погибель впереди; Попробуй страх отчаянный осиль! Как не дрожать, когда грозит кодиль. [14] Но пусть игра проиграна почти, Одна уловка может все спасти. Червовый туз чрезмерно рисковал; Король о королеве тосковал; Он, как неотвратимая гроза, Обрушился и сокрушил туза. Ликуя, нимфа радостно кричит; Весь мир в ответ сочувственно звучит. Так смертные отчаяньем грешат И сразу же торжествовать спешат, Как скоро отойдет победа в тень И проклят будет этот славный день. Приготовленье кофе ритуал, Который всех в гостиной занимал. Алтарь японский лампой озарен; Пылает спирт, и свет посеребрен. И в серебре вскипая, жидкий дар В китайской глине сохраняет Не уступает аромату вкус, Отраден упоительный союз. Воздушный хор Белинду окружал, Услужливо ей кофе остужал, Стерег подол и вспархивал к плечу, Оберегая пышную парчу. Известно, что кофейные пары Не прочь от политической игры; [15] Увидев локон вновь, барон затем Исполнился опасных стратегем. О юноша! Побойся ты богов! Ты Скилле уподобиться готов. [16] Пришлось ей птицей сделаться — увы! — За оскорбленье отчей головы. Но, как на грех, в злосчастный тот момент Нашелся подходящий инструмент. И пусть ему Кларисса не со зла Оружье двухконечное дала, Как рыцарю копье и острый меч, Чтоб доблестного в правый бой вовлечь, Барон к дурному действию влеком, И лезвия раздвинул он тайком. Над кофеем Белинда склонена, Невидимая свита ей верна. Ревниво духи локон стерегут И на лету прическу берегут. Три раза духи дергали серьгу; Три раза отступать пришлось врагу, Когда назад бросала нимфа взор; Был Ариель рачителен и Смотрел он в сердце нимфы сквозь букет, Вдруг в сердце обнаружился секрет; Увидел сильф предмет любви земной И перед этой тайною виной Отчаялся, застигнутый врасплох, И скрылся, испустив глубокий вздох. Сомкнула молча ножницы вражда, И локон отделился навсегда; Некстати верный сильф дежурил там, Разрезан был несчастный пополам, Но незачем оплакивать его: Воздушное срастется естество. Лишился локон бережной опеки, Пропал навеки, да, пропал навеки. И молния сверкнула из очес, Девичий вопль донесся до небес. Не громче раздаются крики вдруг, Когда помрет щенок или супруг… Или когда фарфор китайский в прах Упал, оставшись в пестрых черепках. «Венчайте лаврами мое чело, — Рек победитель, — счастие пришло. Пока в лазури птицам счету нет, Пока в каретах ездит высший свет, Пока читают „Атлантиду“ все, [17] Пока нужна подушечка красе, Пока визиты будут отдавать, И свечи зажигать, и в гости звать, Пока свиданья будут на земле, Я буду жить в торжественной хвале». Сталь сокрушает все, что создал век; И памятник сражен, как человек. Допустим, Трою боги возвели; Остались лишь развалины в пыли. Сталь всякую гордыню победит И триумфальных арок не щадит. Зачем же гнев девичий и печаль, Когда волос не пощадила сталь?