Балансируя на карронаде, пока матросы собирались вокруг него, Рэймидж задавался вопросом, как много отразилось на его лице в прошедшие полчаса. Заметно ли было, как небольшое сомнение росло, пока не обратилось в парализующий страх? Или до сих на лице отражается горячечное возбуждение, охватившее его как опьянение?
Он был окружен морем нетерпеливых, взволнованных и небритых лиц: матросы были раздеты до пояса, и у большинства из них головы были обвязаны тряпками, чтобы пот не заливал глаза. Они выглядели крепкими — почти дикими — нетерпеливыми и уверенными. И они стояли молча. Слышен был только случайный скрип румпеля и всплески воды под транцем, когда куттер слегка клевал носом. Несколько беспокойных чаек кричали за кормой, как будто пытаясь привлечь внимание помощника кока и намекнуть ему, что самое время вылить за борт помои.
— Я сказал вам ранее, — начал Рэймидж, — что мы будем только зрителями в первых рядах. Ну что ж, я был не прав: мы собираемся стать участниками боксерского поединка и…
Он сделал паузу, удивленный взрывом радостных криков, понял, что матросам понравилась его метафора насчет бокса, и быстро перефразировал то, что собирался сказать.
— …и я просто хочу удостовериться, что вы знаете, куда мы нанесем наш первый удар. Ладно: вы можете видеть, что доны пытаются обогнуть конец нашей линии. Похоже, что сэр Джон не может этого видеть из-за дыма. Так или иначе, вы все видели, что коммодор оставил линию, чтобы перехватить их, и есть опасность, что он не сможет встретить авангард испанцев вовремя. И тут — наш выход. Там идут они, сгрудившись, ведомые «Сан Николасом». — Он указал в сторону носа и увидел, как мало времени осталось. — Ну, и я уверен, что, если мы сможем сделать что-нибудь, чтобы остановить «Сан Николас» или заставить его внезапно поменять курс, остальная часть этой неуклюжей банды за его кормой так запутается, что они начнут наталкиваться друг на друга. Если мы сможем натворить достаточно беспорядка, чтобы задерживать их только на десять или пятнадцать минут, этого будет достаточно для коммодора и капитана Коллингвуда. И, в общем, именно это мы собираемся сделать. Большинство из вас служило на линейных кораблях. Вы знаете их слабое место — утлегарь и бушприт. Стоит их свернуть, и в девяти случаях из десяти рухнет и фок-мачта. У нас есть только один удар — и именно туда мы и ударим. Вы можете видеть, что мы направляемся к «Сан Николасу». Он может нацелить на нас только свои погонные орудия, и, откровенно говоря, они не пугают меня. В последний момент я отверну на левый борт — как боксер, отступающий, чтобы вдарить потом посильнее, — и затем внезапно поверну на правый борт и ударю его в нос. Если я точно рассчитаю время, наша мачта зацепит его утлегарь, и при небольшой доле удачи его бушприт должен запутаться в наших снастях. Что произойдет после этого, каждый может догадаться сам. Мое предположение — что в течение нескольких секунд, прежде чем его корпус раздавит нас, мы всем нашим весом повиснем на его бушприте, и он начнет тащить нас. Но через минуту он все же начнет топить нас или переворачивать — и чем дальше, тем больше будет тяжесть на его бушприте. Я говорю вам: мы еще посмотрим, потонем ли мы до того, как рухнет его бушприт!
Снова матросы радостно кричали. Взгляд вперед показал, что у него осталось самое большее две минуты в запасе, чтобы объяснить все, что он хотел.
— Теперь, что бы ни случилось, ясно одно: когда мы ударим «Сан Николас», будет несколько секунд до того, как что-либо произойдет. В течение этого времени дюжина людей, которых я отобрал, попытается забраться на его борт и перерезать каждый шкот, фал и брасс, до которого они смогут добраться. Это будет нелегко, но это возможно, потому что они не ожидают, что мы пойдем на абордаж. Фактически они будут ожидать, что мы спокойно утонем. Джексон — шаг вперед, и остальные встаньте рядом с ним. Вот они — эти двенадцать, и у них билеты на места в первом классе: остальные из вас должны подсадить их, если потребуется. После этого вы все можете присоединиться к веселью!
Они засмеялись и раздался хор голосов:
— Положитесь на нас, сэр!
— Прекрасно. Но никакого бесполезного риска. Если не сможете забраться на «Сан Николас», попытайтесь спастись. Вон те гамаки, сложенные там, будут плавать, и будет много обломков. Хватайтесь за что попадется и держитесь. Не оставляйте надежду, однако какое-то время придется подождать. Будет много дыма и много шума, и есть опасность, что вы примете друг друга за донов. Так что, — Рэймидж был рад, что он вспомнил об этом, — пароль «Кэтлин», а отзыв…
Черт, он не мог ничего придумать.
— Ник! — крикнул моряк.
— Очень хорошо, — усмехнулся Рэймидж: — Отзыв — «Ник». Но не «Старый Ник», пожалуйста!
— «Кэтлин»! — закричал матрос.
— Ник! — взревели остальные.
Рэймидж поднял руку.
— Рандеву — на шканцах «Сан Николаса»!
Снова матросы криками выразили свое одобрение.
— И помните: каждый фал, каждый брасс, каждый шкот! Увидели — режьте его! Не кидайтесь сперва на донов, сначала шкоты и брассы. без них корабль беспомощен, и тогда можно заняться и донами. И кричите — это напугает их. Кричите и режьте — и помните пароль!
— Кричать и резать! — взревели матросы. — «Кэтлин»! Ник! Кричать и резать!
Снова Рэймидж поднял руку, требуя тишины.
— Очень хорошо, матросы, время коротко. — Он поглядел на «Сан Николас» и, к удовольствию матросов, воскликнул: — Оно настолько коротко, что уже виден конец света! Так что некогда гулять, болтая о пустяках!
С этим он спрыгнул и подозвал Эдвардса.
— Разжигайте жаровни. Мешки с порохом должным образом смочены?
— Да, сэр, я пробовал некоторые на пламени свечи, как вы сказали. Считайте, что у меня теперь только в меру сыро.
— Тогда приступайте!
Скула правого борта «Сан Николаса» была похожа на стену большого дома с расстояния в сто ярдов. В подзорную трубу Рэймидж снова разглядывал бушприт испанского судна и утлегарь — вместе более восьмидесяти футов длиной и выступают из носа как огромная удочка. Большая часть длины бушприта, который был приблизительно семьдесят футов длиной и, вероятно, три фута в диаметре, находилась внутри корабля: он входил в корпус под острым углом, поддерживаемый носовой фигурой, и проходил сквозь палубу перед фок-мачтой. Утлегарь — более тонкое продолжение бушприта, был, вероятно, пятьдесят футов длиной и немногим более фута в диаметре.
План Рэймиджа был основан на одном существенном факте конструкции судна: поскольку фок-мачта линейного корабля, составленная из четырех секций одна над другой, располагается впереди, ее устойчивость спереди обеспечивают тросы, идущие от бушприта и утлегаря. Сломайте внешний конец утлегаря, и можете быть абсолютно уверены, что толчок обрушит находящуюся на самом верху фор-бом-брам-стеньгу; уничтожьте весь утлегарь, и, вероятно, фор-брам-стеньга тоже рухнет вниз. Сломите бушприт в том месте, где он не поддерживается носовой фигурой, и повалятся фор-стеньга и фок-мачта. Другими словами, целая мачта может свалиться за борт.
Этот дефект в конструкции судна объясняет, почему каждый капитан боится столкновения; особенно он боится, когда идет в линии ночью или в тумане, подойти слишком близко к судну впереди, так что его утлегарь или бушприт ударят гакаборт другого судна.
Это была, однако, весьма рискованная игра, и Рэймидж знал, что бесполезно пытаться вычислить, сможет или нет маленькая «Кэтлин» сделать эту работу, — именно поэтому он выбрал свою дюжину матросов. Но из-за огромной высоты испанского корабля, возможность его дюжины забраться на борт была под вопросом. Верхняя часть фальшборта «Кэтлин» впереди была на десять футов выше ее ватерлинии, а посередине судна — только на семь футов. Рэймидж выругался про себя: бывают моменты, когда размышления просто тратят впустую драгоценное время и усиливают сомнения. Бывают моменты — и это был один из них — когда ты копируешь быка, а не матадора: ты опускаешь голову и атакуешь.
Жаровни внезапно заполыхали, когда огонь охватил растопку, и заставили матросов с подветренной стороны кашлять и чихать. Дюжина Рэймиджа во главе с Джексоном собралась вокруг вант левого борта, сжимая в руках абордажные сабли, полупики, томагавки и мясницкие топоры.
«Сан Николас» был почти прямо впереди, такой огромный, что Рэймидж заставил себя отвести взгляд.
— Я хочу, чтобы вы привели ее к ветру на мгновение, мистер Саутвик, затем повернете на правый борт. Как только я дам команду, отпустите все шкоты и фалы. Удостоверьтесь, что реи развернуты, и готовьтесь бежать.
Старшине-рулевому он приказал:
— Держите прямо на «Сан Николас».
Он сунул блокнот в карман; вытащил пистолеты, убедился, что на полках достаточно пороха и засунул их обратно за пояс; потом наклонился, чтобы отстегнуть ремешок на ножнах метательного ножа в ботинке.
Когда он снова глянул на «Сан Николас», до него было только восемьсот ярдов или около того.
— Эдвардс! Дым, пожалуйста!
Эдвардс крикнул вниз в люк, и прибежали матросы, которые в деревянных кокорах несли картуши с порохом — каждый к своей жаровне. У самой ближней к носу Эдвардс вынул картуш из кокоры, срезал угол и осторожно вытряхнул часть влажного, слежавшегося пороха на горящую жаровню. Сразу же поднялись густые облака маслянистого желтого дыма.
Эдвардс нырнул скорее на подветренную сторону и, глядя на корму, крикнул:
— Как вам, сэр?
— Прекрасно, Эдвардс. Продолжайте с остальными!
Матросы быстро извлекали картуши, резали углы вытряхивали порох в жаровни. В течение минуты поднявшийся дым накрыл все судно, и Рэймидж перешел на наветренную сторону, чтобы хоть что-то видеть, в то время как матросы кашляли и задыхались от едкого дыма.
— Старшина-рулевой — переходите сюда и передавайте мои приказы: рулевым придется кашлять и терпеть это!
Красный глаз мигнул на носу «Сан Николаса», потом другой, когда выстрелили его погонные орудия, и клубы дыма поплыли перед большим кораблем. Раздался звук разрываемого холста — это ядра пролетели прямо над головой. Он считал секунды — испанцы, должно быть, перезарядили уже, но они не стреляли. Возможно, их смущал вид куттера. С того места, где он стоял, за дымом, идущим от жаровен, не виден был грот, и он предположил, что дым, вероятно, поднялся достаточно высоко, чтобы скрыть и топсель. Плывущее облако желтого дыма, подхваченное ветром, уже закрывало горизонт с подветренной стороны.
Саутвик пробрался сквозь дым с носовым платком, прижатым ко рту и носу, глаза у него были краснее, чем обычно, и он кашлял.
— Мы, должно быть, выглядим фантастически, сэр! Я представляю, как доны гадают, какого черта тут у нас творится! Я услышал, что несколько ядер прошли поверху, но это все.
— Они больше не стреляют.
Саутвик посмотрел вперед.
— Ну и здоровая же сука!
Рэймидж хмыкнул.
Саутвик указал на раковину левого борта.
«Капитан», поднявший все паруса до последнего квадратного дюйма, был уже на полпути между британской линией и «Сантиссима Тринидад». Пока они смотрели, на мачту «Капитана» взлетели и затрепетали на ветру сигнальные флаги.
— Джексон — сигнальную книгу! — крикнул Рэймидж, глядя в подзорную трубу. — Быстро — наш позывной и номер двадцать три! Мистер Саутвик, подтвердите! Ну, Джексон? Быстрее, ты!
— Двадцать три, сэр: «Возьмите под контроль захваченные корабли врага»!
Рэймидж рассмеялся: коммодор был настолько спокоен, что нашел время для шуток. Успокоившись немного, он внезапно понял, что такой сигнал будет мощной поддержкой для кэтлинцев.
— Мистер Саутвик — передайте сигнал коммодора экипажу судна!
Не было времени, чтобы пролистать книгу в поисках остроумного ответа; фактически и книга, и другие бумаги в сумке с грузилами должны быть к настоящему времени за бортом.
— Джексон — книгу в сумку и за борт ее!
— Теперь слушайте меня! — заорал Саутвик в рупор (так громко, подумал Рэймидж, что услышат на «Сан Николасе»). — Слушайте: это приказ коммодора для «Кэтлин». Мы должны взять под контроль все вражеские корабли, которые мы захватим! Так что не бегите в кладовую со спиртом и не напивайтесь до положения риз, когда мы захватим двухпалубник: оставьте несколько человек призовой команды, затем возьмите их шлюпки и двигайте на трехпалубники! Оставьте «Сантиссима Тринидад» для меня лично!
Немногие из матросов могли видеть Саутвика, но сквозь дым донеслись крики «Ура!» вперемешку с радостными выкриками: «Кэтлин», Ник! «Кэтлин», Ник!
Саутвик усмехнулся, а Рэймидж просто кивнул. Он наблюдал «Сан Николас», пока матросы кричали «Ура!». Ни один осужденный не кричит «Ура!» при виде своего палача. К счастью, кэтлинцы не видели Рэймиджа, и они его приветствовали.
Все же испанцы были слишком самонадеянны: якорные канаты «Сан Николаса» были уже выведены через клюз и присоединены к якорям — это обычно делается, когда гавань уже в поле зрения, потому что в море концы канатов убраны в канатный ящик. Резьба головной фигуры Св. Николая была превосходной, богато отделана золотом и раскрашена в телесный цвет, при том, что остальная краска на корпусе облезла.
Последние пятьсот ярдов.
— Джексон — вы все там готовы?
— Так точно, сэр!
— Стоять на шкотах и фалах, мистер Саутвик!
— Есть, сэр.
Прямо сейчас! Время замедлилось. Главное спокойствие. Говорить медленно.
— Старшина-рулевой, полрумба влево, — сказал он, нарочито растягивая слова.
— Есть полрумба влево, сэр.
Небольшое изменение курса приводило «Сан Николас» точно на скулу правого борта куттера, готового к повороту в последнюю минуту, и Рэймидж должен был перейти на бак, чтобы видеть испанца за дымом, поднимающимся от жаровен. Оба судна шли почти встречным курсом, и, как могли предполагать испанцы, разойдутся правыми бортами на расстоянии в пятьдесят ярдов.
И дым, устремляющийся вверх от жаровен вдоль всего корпуса «Кэтлин», уплывал на подветренную сторону огромным, едва движущимся облаком, в которое должен был войти испанский корабль. С «Сан Николаса» должно было казаться, что они охвачены огнем от носа до кормы.
Четыреста ярдов. Может быть, меньше. Поставив ногу на лафет носовой карронады, Рэймидж наблюдал мощное движение двухпалубника — огромного, неустанного, непримиримого — и на вид неуязвимого. Волны, разбегающиеся от ее форштевня, были бледно-зелеными. Группы моряков на его баке вниз смотрели на него. Погонные орудия сверкнули огнем и выбросили струи дыма. Где-то наверху раздался треск раскалывающегося дерева.
Он чувствовал себя рыбой, которая смотрит на здоровенного рыболова на речном берегу — бушприт и утлегарь были удочкой в его руке. Так много позолоты и красно-синей краски на головной фигуре. Хлопнули пробки от шампанского — да, испанские солдаты, встав на колени и положив мушкеты на планширь, стреляли. Корабль слегка раскачивался на легкой зыби — как раз достаточно, чтобы сделать прицеливание трудным. И они толком не видели, куда стрелять, из-за дыма. Только его одного, внезапно понял он: все остальные были где-то ближе к корме. На баке было ужасно одиноко.
Триста ярдов. Стоячий и бегучий такелаж «Сан Николаса» казался замысловатой паутиной на фоне парусов и неба. Он отчетливо видел Св. Николая, и тот не казался таким уж святым: слишком много розовой краски было на его щеках, словно он хорошенько приложился к бутылке. Виноград для святого, крупная картечь для Николаса.
Снова двойная вспышка погонных орудий: дракон мигнул налитыми кровью глазами. Звук близко пролетевшего ядра походил на треск разрываемого холста. Он мог различить швы его обшивки. Седые пятна на черной краске, где высохла соль. Они должны обычно закрывать фигуру брезентом — или красить ее каждую неделю.
Двести ярдов. Много хлопков, но не слышно рикошетов пуль. Двойной грохот погонных орудий — они не могут достаточно опустить их теперь, чтобы поразить корпус, но остается молиться, чтобы не сбили мачту.
Испанский офицер размахивал шпагой как сумасшедший — дважды над головой, потом в сторону «Кэтлин». И снова над головой — забавный сеньор: возможно он пытается вдохновить своих матросов. Большие выпуклые паруса так ужасно залатали — швы слишком грубые и неровные, отчего парусина сморщилась.
Сто ярдов. Им никогда не сбить такой большой утлегарь: он походит на ствол огромной сосны, торчащей над пропастью.
Возможно, утлегарь, но, конечно же, не бушприт.
Ожидание, когда обрушится топора палача, после того, как ты положил голову на плаху, — вот на что это похоже. Ради Бога, сделайте хоть что-нибудь! Ждать… Семьдесят пять ярдов. Ждать, ждать, ждать… Теперь — разворачиваться!
— Мистер Саутвик! Готовы на фалах и шкотах?
Готовы. После чего он вспомнил, что уже спрашивал об этом. Десять секунд, чтобы дойти. Воспоминания вихрем проносились в мозгу: Джанна, мать, отец; башня Бураначио в лунном свете, когда он спас Джанну; взволнованные, налитые кровью глаза Саутвика; усмешка Джексона и то, как Стаффорд изображал коммодора…
Повернуть снова. Спокойно. Достаточно громко, чтобы его услышали.
— Старшина-рулевой! Руль круто вправо!
Бушприт «Кэтлин» начал поворачиваться к правому борту «Сан Николаса». Медленно, о, как медленно… Слишком медленно! Нет, возможно, и нет. Так или иначе, слишком поздно, чтобы волноваться…
Нет — он рассчитал это отлично! Стеньга «Кэтлин» ударит внешний конец бушприта «Сан Николаса».
— Мистер Саутвик! Травите фалы и шкоты!
Около него слышался стук кузнечного молота по наковальне: мушкетные пули начали бить в карронаду. Мушкетные пули, нацеленные в него. Плохая стрельба.
Не глядя на «Сан Николас», он повернулся и побежал сквозь дым, чтобы присоединиться к абордажной команде возле вант. Несколько матросов, включая Джексона, уже забрались до половины высоты по выбленкам, глядя вперед, где после крутого поворота «Кэтлин» начал вырисовываться «Сан Николас», готовые в отчаянном прыжке взобраться на него. Он надеялся, что никто не прыгнет слишком рано и не упадет в воду между двумя кораблями. Плеск воды — волна от форштевня «Сан Николаса»!
Он перекинул перевязь таким образом, чтобы меч Саутвика не путался в ногах, откинул его назад, словно огромный хвост, и в то время, как он покрепче нахлобучивал шляпу, раздался треск раскалываемого дерева, и толчок встряхнул куттер: Боже! Ему удалось подойти ближе, чем он ожидал, прежде чем стеньга ударила бушприт «Сан Николаса». Грохот наверху — он даже не потрудился глядеть: ударом сорвало стеньгу.
Мгновенная судорога страха настигла его, когда он представил, что остальная часть грот-мачты может рухнуть, срывая ванты, на которые забрались его люди. Ванты вибрировали, натянувшись до последней степени; моряк, потеряв равновесие, упал, грохнувшись о палубу с такой силой, что, вероятно, потерял сознание.
Потом был хаос: что-то большое, черное, выпуклое внезапно возникло над ним в дыму — нос «Сан Николаса». Мгновение тишины — и его форштевень врезался в борт «Кэтлин» чуть впереди мачты, пробив глубоко палубу с такой силой, что он чуть не упал. Кошмарная какофония: хруст раскалываемого дерева, треск рвущихся канатов, плес и бульканье воды, безумные крики матросов: «Кэтлин»! «Кэтлин»! «Кэтлин»! — и неожиданно ставшие слышимыми крики наверху, на палубе «Сан Николаса».
«Кэтлин» медленно кренилась: нос «Сан Николаса» переворачивал ее по мере того, как глубже въезжал в ее корпус, придавливая ее изгибом массивного форштевня.
Мимо качнулся канат. Не соображая, что он делает, Рэймидж подскочил и схватился за него, вцепился с отчаянной силой и стал раскачиваться над водой и гибнущим куттером как маятник.
На восходящем колебании он мельком увидел Джексона и остальных членов абордажной команды, перебирающихся через низкий фальшборт. Когда он снова качнулся вниз, он видел под собой корпус «Кэтлин», смертельно раненой ударом «Сан Николаса».
Сгибая и разгибая ноги он попытался придать телу достаточный импульс, чтобы на подъеме достать якорный канат, но как раз когда он начал последний взлет, весь якорь свалился в воду со всплеском и треском древесины. Ему едва удалось вовремя развернуться, чтобы закинуть ногу и усесться верхом на нижний планширь так резко, что весь воздух, казалось, вышибло из его легких. Несколько секунд, задыхаясь и дрожа от волнения, он сидел, беспомощно глядя, как Джексон и Стаффорд прямо над ним перелезают через верхний планширь.
Тогда он начал взбираться наверх вслед за ними и увидел, как под ним падает утлегарь «Сан Николаса», расколотый на три части. С неуместной четкостью он отметил факт, что преуспел в том, что намеревался сделать. Он мельком глянул на «Кэтлин» — она лежала на боку, как выброшенный на берег кит, подводная часть ее корпуса была темно-зеленой от слизи и водорослей с пестрыми пятнами моллюсков. Одна из лап упавшего якоря «Сан Николаса» вцепилась в ее корпус, и натяжение каната удерживало ее, так что она не переворачивалась полностью.
Мысли в мозгу мчались стремительно и, поднимаясь, он успел подумать, что корпус «Кэтлин» заполнится водой через несколько минут, и если ее ванты смогут выдержать напряжение, ее увеличенный вес придется на бушприт «Сан Николаса» и может сломать его, а следом рухнет и мачта. Тогда… но больше не было времени думать: Джексон и Стаффорд кричали и жестикулировали ему сверху.
Вот уже расколотая бом-брам-стеньга «Сан Николаса», и его брам-стеньга повалились, а теперь и стеньга нагнулась, словно в поклоне. Как раз когда он наблюдал за этим, стеньга внезапно раскололась, как бамбуковая трость, и медленно повалилась вниз, таща за собой рей и топсель. Мгновение ему казалось, что все это свалится прямо на него, но вес рея развернул обломки таким образом, что они рухнули в воду по левому борту.
Сокрушенную «Кэтлин» все еще тащил по поверхности огромный корпус «Сан Николаса». Некоторые кэтлинцы стояли на ее борту — который был почти горизонтален — и неторопливо (по крайней мере так казалось Рэймиджу), хватались за различные обрывки снастей испанского корабля и начинали на руках забираться наверх, чтобы оказаться на борту.
Рэймидж взобрался на палубу и через мгновение был с Джексоном, Стаффордом и несколькими другими, присевшими возле переборки, отделяющей выступающую часть носовой палубы от бака, ожидая града пуль из мушкетов испанских солдат, которые перед столкновением стреляли в «Кэтлин» из-за фальшборта верхней палубы. Но их было не так уж много у фальшборта. Дым, который раздирал легкие и сушил ноздри, все еще наплывал от «Кэтлин», и когда Рэймидж облокотился осторожно на планширь и посмотрел в сторону кормы, он увидел лишь нескольких испанцев на баке, смотрящих вниз на то, что происходило под ними.
Он сразу сообразил, что переборка на носу скрывает группу кэтлинцев: никто не понял, что они на борту. В течение следующих нескольких минут усилия испанцев будут сосредоточены на уборке обломков после крушения мачты и реев — и в любую минуту «Кэтлин» может затонуть. Если при погружении она прихватит с собой бушприт, то его задача будет решена полностью. А пока что, подумал он, кэтлинцы, к счастью, ничего не должны делать: лучше всего просто ждать, укрывшись на носу. Испанцы уже в полном замешательстве. Если окажется, что они могут навести порядок, то кэтлинцы могут помешать им, используя преимущество неожиданности.
Он отдал приказы Джексону и Стаффорду. Кокни подозвал трех матросов и спустился к нижнему планширю, где, невидимый для испанцев, начал втаскивать на борт остальных кэтлинцев, карабкавшихся по обломкам и канатам. Каждый матрос, насквозь промокший и дрожащий, присоединялся к группе, прячущейся за переборки.
Рэймидж смотрел в тревоге. Из его «Картахенского секстета» отсутствовал Росси. И не было никакого признака Саутвика. Наконец, он больше не мог ждать.
— Джексон — спустись и помоги Стаффорду. Посмотри, нет ли там где-нибудь мистера Саутвика.
Сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь из испанцев подойдет к мостику, идущему с бака к бушприту — «Аллея морпехов», называют его моряки, — и обнаружит их? Рэймидж приказал двум матросам с полупиками стоять на страже и, как только кто-нибудь ступит на мостик, избавиться от него быстро колющим ударом снизу вверх.
Безумные крики испанцев, строгие голоса начальников, доносящиеся сквозь какофонию беспорядка и паники, плеск воды под форштевнем, постоянные удары в борт раскачиваемых волнами обломков стеньг и реев — и пока Рэймидж впитывал все эти впечатления, он почувствовал, как корабль начал медленно разворачиваться левым бортом к ветру. Его голова закружилась от радости и облегчения: «Сан Николас», лидер испанского авангарда, был неуправляем!
С «Кэтлин» поперек носа, с ее большой стеньгой и реем на боку, тормозящими как плавучий якорь, и ветром, все еще заполняющим паруса на других мачтах, при том что впереди не было ничего, чтобы их уравновесить их, кроме единственного паруса на остатках фок-мачты, ее корма разворачивалась, приводя нос к ветру. И если испанцы быстро не перебросят реи, чтобы не дать ветру задуть с носа, каждый парус скоро будет двигать корабль назад. Тогда, надеясь, что беспорядок будет продолжаться в том же духе, «Сан Николас» начнет быстро двигаться кормой вперед сквозь строй остальных кораблей Кордовы, идущих следом за ним. Рэймидж едва ли мог надеяться, что маленькая «Кэтлин» натворит так много.
Орудийный огонь — и прямо за кормой! Высунувшись за фальшборт, он увидел, что «Капитан» приблизился — он был, возможно, на расстоянии в шестьсот ярдов, и дым его пушек плыл по ветру. Почти сразу другой бортовой залп (который, судя по грохоту, мог исходить только от «Сантиссима Тринидад») раздался над волнами.
Кто-то дернул его за рукав, он обернулся и увидел Саутвика, ухмыляющегося ему; его седые волосы, слипшиеся от воды вокруг ушей и лба, делали его похожим на потрепанную, но счастливую шотландскую овчарку, только что вылезшую из деревенского пруда.
Рэймидж схватил его за плечи:
— Вас ранили?
— Нет, сэр! Шкот запутался вокруг ноги, и я не мог освободиться.
— Запутались в бухте каната, мистер Саутвик! — насмешливо укорил его Рэймидж. — Сколько раз вы ругали матросов за это?
— Да, — признал Саутвик, — и я все еще стоял бы там, если бы не Стаффорд и Джексон.
— Что они сделали?
— Спустились снова и освободили меня. Я был немного груб с ними, потому что я думал, что они оставили вас.
Рэймидж рассмеялся.
— Нет, у нас тут спокойно: доны, кажется, не заметили нас, и они вполне обойдутся без нашей помощи — пока что, по крайней мере.
На корме грохот пушек стал громче и ближе. Тем не менее нос «Сан Николаса» продолжал разворачиваться на левый борт, и мгновение спустя послышались звуки — словно гигантские руки встряхивали гигантские мокрые простыни, — показывающие, что паруса развернулись в обратную сторону.
Саутвик усмехнулся Рэймиджу:
— Нет, они не нуждаются в нашей помощи!
Больше кэтлинцев забиралось наверх на нос. Куттер, все еще на боку, почти полностью погрузился: воздух, выходящий через люки, шипел и свистел, лопаясь большими пузырями, словно морское чудовище задыхалось в смертельных муках.
Саутвик указал на ванты, цепляющиеся за бушприт.
— Не могу понять, как они держатся. Не поверил бы этому, если бы сам не увидел.
Внезапно они оба подскочили, напуганные: без всякого предупреждения огромный бушприт сломался, словно морковь, в нескольких футах перед головной фигурой. Рэймидж оправился как раз вовремя, чтобы завопить:
— Ложись!
И тут раздался треск и стон огромного куска дерева, раскалывающегося, как ствол под топором дровосека, и вся фок-мачта и фока-рей медленно повалились через правый борт, часть фока накрыла собой бак, а остальная свесилась до воды, накрыв погибшую «Кэтлин» словно саваном.
— Кто-нибудь пострадал? — спросил Рэймидж.
Не было никакого ответа.
Орудийный огонь был ближе: намного ближе. Он был уверен, что британский корабль обстреливает корму «Сан Николаса», потому что все крики на испанском языке доносились с кормы.
Потом целый бортовой залп потряс корабль.
— Мой Бог! — вскричал Саутвик. — Ему здорово достается!
— Смотрите, сэр, — воскликнул Джексон.
«Сальвадор дель Мундо» привелся к ветру и обходил «Сан Николаса» по левому борту, и как раз когда они смотрели, Стаффорд завопил через палубу:
— «Превосходный»! Боже мой, только посмотрите на него. Как будто он в Спитхеде!
Корабль капитана Коллингвуда проходил близко вдоль другого борта «Сан Николаса», и рябь красных вспышек заставила кэтлинцев присесть снова в запутанной куче снастей возле переборки, когда полный бортовой залп «Превосходного» поразил «Сан Николас». Весь корабль задрожал, когда тяжелые пушечные ядра врезались в его обшивку, а небольшие железные яйца крупной картечи, словно металлический дождь, лязгая, рикошетировали от металла.
Потом «Превосходный» прошел мимо них. «Сан Николас» не отвечал; вместо этого через переборку кэтлинцы слышали леденящие кровь, почти безумные крики тяжело раненных людей.
По левому борту еще один испанский корабль проходил, направляясь вслед за «Сальвадором дель Мундо». «Превосходный» начал разворачивать реи, очевидно, намереваясь пройти мимо носа «Сан Николаса», чтобы настигнуть другие два корабля.
Внезапно удар встряхнул «Сан Николас», как если бы он наскочил на скалу. Рэймидж и Саутвик поглядели друг на друга, озадаченные. Наступила неожиданная тишина: крики прекратились на несколько секунд, даже раненные притихли, а затем начались снова — множество голосов, явно охваченные паникой. Рэймидж посмотрел вниз и увидел, что «Кэтлин» исчезла — она, очевидно, затонула, когда ее ванты оборвали бушприт «Сан Николаса» — и затем взобрался на переборку, чтобы посмотреть. Сначала он увидел, почему испанцы не замечали кэтлинцев или по крайней мере оставили их в покое: в падении обломки фок-мачты завалили весь бак сбросив пушки с лафетов или опрокинув их, разрушили надстройку с рындой, передние битенги и часть настила палубы. Порванные паруса, некоторые свисающие за борт, скрывали остальные повреждения. Тогда он видел причину удара: массивная корма «Сан Жозефа» врезалась в левый борт «Сан Николаса», ее огромный красно-золотой флаг лениво болтался над вантами грот-мачты.
Рэймидж спустился обратно.
— Что вы видели, сэр? — спросил Саутвик взволнованно. — Что там творится?
— Каким-то образом мы врезались в «Сан Жозефа» — или он врезался в нас! Я не могу понять, как он тут оказался, но фонарь капитанской каюты сейчас прямо против нашего левого борта, у вант грот-мачты. «Капитан» потерял стеньгу фок-мачты, но он приближается с раковины правого борта — похоже, коммодор собирается взять нас на абордаж!
Матросы начали болтать между собой.
— Тихо, вы, дурачье, — прошипел Саутвик. — На борту еще остается примерно пятьсот донов!
Рэймидж понимал, что, если коммодор действительно пойдет на абордаж, «Сан Жозеф» может прислать людей на помощь «Сан Николасу» — это будет достаточно легко: они просто должны перескочить на борт.
— Слушайте, матросы. Здесь достаточно много нас, чтобы помочь ребятам «Капитана». Я знаю, что большинство из вас не вооружены, но мы разделимся на две части. Я и моя дюжина пойдем первыми и захватим шканцы. Мистер Саутвик поведет остальных — вы найдете много испанских мушкетов и пик, валяющихся вокруг. И как только вы доберетесь до кормы, продолжайте кричать: «Здесь кэтлинцы!» — иначе вас перестреляют или порубят люди с «Капитана». Мистер Саутвик — в то время как моя партия идет на шканцы, я хочу, чтобы ваши люди оставалась у левого борта, чтобы караулить «Сан Жозеф». Если он пошлет людей, то вашей задачей будет остановить их.
Затем Рэймидж взобрался на переборку глянуть еще раз. «Сан Жозеф» был все еще прижат к «Сан Николасу»; «Капитан» был в четырехстах ярдах и направлялся к правой раковине «Сан Николаса».
Он спустился на палубу и, вспомнив, что у него все еще остается меч Саутвика, начал снимать перевязь но штурман остановил его.
— Вы будете вести людей, сэр. А я найду абордажную саблю.
Рэймидж возражал, но видел, что Саутвик хочет, чтобы он оставил меч у себя.
— Ладно, где мои люди?
Джексон, Стаффорд и другие толпились вокруг него.
— Отлично — все встаньте против переборки. Остальные стоят рядом, чтобы помочь нам перескочить: мы хотим удивить их. И никаких криков, пока я не закричу: «Кэтлинцы!». Мы можем без помех добраться до кормы, прежде чем они нас заметят.
Снова «Сан Николас» задрожал от чудовищного толчка.
Нос «Капитана» врезался в раковину правого борта «Сан Николаса»: его бушприт протянулся через корму испанского корабля, блинда-рей запутался в вантах бизань-мачты. Абордажные команды «Капитана» уже стояли вдоль его фальшборта, готовые прыгать, и среди них были солдаты — он помнил, что на «Капитане» была рота 69-го пехотного полка. Когда Рэймидж нагнулся к Саутвику, чтобы предупредить его и его людей о солдатах, раздался мушкетный огонь солдат «Сан Николаса», и Рэймидж увидел, как несколько человек «Капитана» упали.
— Мои люди, за мной! Подтолкните меня, черт вас побери!
Матрос толкнул Рэймиджа так сильно, что он перелетел через планширь и, прежде, чем смог восстановить равновесие, рухнул на спину на баке, эфес меча Саутвика вышиб из него дыхание. Другие кэтлинцы перебирались через переборку, и Джексон встал на колени около него.
— Вы ранены, сэр?
— Нет, я споткнулся. Вперед!
Через мгновение Рэймидж был на ногах и вел своих матросов стремительным рывком через бак, перелезая через кучи парусины, обломки мачт и реев и спутанный такелаж. Прямо по корме он видел, как абордажные сабли британских моряков блестели на солнце, когда они перебирались с блинда-рея «Капитана» на снасти бизань-мачты «Сан Николаса». Испанские солдаты стреляли в них, и испанские моряки ждали наготове с абордажными пиками. Затем огонь мушкетов «Капитана» выбил из рядов нескольких испанцев.
Тем временем нос «Сан Жозефа» разворачивался, так что вскоре он мог встать борт к борту с «Сан Николасом».
Внезапно он понял, что идет с пустыми руками: меч Саутвика бил его сзади по ногам, поскольку он не развернул обратно перевязь. На бегу он развернул ее, схватился за эфес и вытащил меч, подняв его над головой и ни за что не зацепившись. Потом вынул пистолет из-за пояса и взвел курок большим пальцем левой руки.
Три испанца внезапно появились из-за пушки — они, очевидно, прятались за ней — и с воплями помчались на корму, чтобы поднять тревогу. Джексон бросил свою полупику как копье, и самый дальний упал, как тряпичная кукла, брошенная на пол, заставив двух других обернуться.
Один с пистолетом в руке был к тому времени в нескольких ярдах от Рэймиджа и целился прямо ему в лицо. Забыв про пистолет, Рэймидж отчаянно взмахнул мечом Саутвика, но увидел, как указательный палец испанца побелел, когда он нажал на спусковой крючок.
Меч врезался в плечо испанца, но Рэймидж ждал вспышки из дула пистолета, которая должна была убить его. Потом он увидел, что испанец забыл взвести курок.
Зажимая раненное плечо, испанец вертелся волчком, и когда он упал, третий человек, убитый Стаффордом, упал около него. Стаффорд задержался, чтобы поднять его пистолет, и побежал за Рэймидж.
Теперь они были вровень с грот-мачтой. Дрейфующий дым скрывал большую часть корабля, и несколько испанцев все еще стояли у пушек и смотрели на «Капитана», не обращая внимания на кэтлинцев, пробегающих мимо.
Потом Рэймидж поравнялся со шлюпками, установленными посередине корабля, и бежал вдоль узкого прохода, огибая испанских моряков, которые все еще смотрели на «Капитана», который был слишком далеко по корме, чтобы они могли навести на него свои пушки.
Он видел, как британский офицер — Эдвард Берри, только что произведенный и служивший в качестве волонтера на «Капитане», — спустился с бизань-мачты на шканцы, и пара дюжин матросов следом за ним. В этот же самый момент группа испанцев с левого борта внезапно выскочила на шканцы, ошеломив Берри и его моряков.
Резкий лязг сабель, хлопки пистолетных выстрелов, много дыма и дикие крики — в том числе и самого Рэймиджа! Лицо испанца на его пути. Большой меч ударил, и лицо исчезло, но прежде, чем Рэймидж смог выпрямиться после удара, другой испанец сделал выпад абордажной саблей. Рэймидж выстрелил из пистолета, почти не целясь, и испанец закричал и упал на бок. Когда третий испанец сделал выпад пикой, Рэймидж попытался отразить пику мечом, но абордажная сабля подоспевшего Стаффорда ударила испанца в бок.
Рэймидж дрался, наполовину ослепленный волнением, но видел, что все больше людей перескакивает с борта «Капитана». Наконец трап на шканцы — и испанский офицер, отступая от британского моряка, теснящего его, повернулся, чтобы прыгнуть, и упал прямо на абордажную саблю Джексона.
— Кэтлинцы здесь! — закричал Рэймидж на все шканцы. — Мы — кэтлинцы!
— Как раз вовремя, черт побери! — крикнул моряк и отошел от трапа, чтобы присоединиться к борьбе.
Но пистолеты стреляли в каюте капитана, и вместо того, чтобы подняться по трапу, Рэймидж бросился на полуют, где нашел дюжину или больше испанцев, стреляющих в кормовую каюту через закрытую дверь.
Джексон, Стаффорд и несколько других последовали за ним, и когда Рэймидж закричал: «Кэтлинцы! Вперед, кэтлинцы!» — испанцы обернулись, выбросив пистолеты и размахивая абордажными саблями и шпагами. Не было никаких мыслей, только инстинкт: парируй рубящую саблю здесь, режь кричащего испанца там, отскочи назад, чтобы избежать выпада острия абордажной сабли, отойди и вытянись, чтобы парировать сотрясающий всю руку удар, который пробил бы череп Джексона. Человек в великолепном мундире и чесночной вонью изо рта прыгнул вперед со шпагой, но прежде, чем Рэймидж мог парировать сверкающее лезвие, шпага выпала от руки человека, и он упал. Оглянувшись, Рэймидж успел только увидеть, как Джексон усмехается, и понять, что кэтлинцы стоят среди груды тел, когда дверь каюты, пробитая пистолетными пулями, внезапно распахнулась, и покрытый копотью моряк с дикими глазами, прыгнул через порог с абордажной саблей в руке, остановившись на мгновение, прежде чем напасть на них.
— Мы англичане! — завопил Стаффорд. — Смотри, куда прешь, чертов лунатик!
Скрипучий голос кокни остановил моряка так же эффективно, как пуля, но он был отброшен в сторону хлынувшей толпой моряков, так что Стаффорду пришлось повторять свои вопли.
И потом вышел коммодор — без шляпы, со шпагой в одной руке и пистолетом в другой.
Он уставился на Рэймиджа на мгновение и сказал с усмешкой узнавания:
— Ага! По крайней мере, вы повинуетесь моим приказам! — и пробежал мимо, чтобы добраться до трапа шканцев.
Рэймидж двинулся следом, но понял, что битва там уже кончилась. Берри и его люди уже согнали испанцев с правого борта, где они могли укрыться от мушкетов «Капитана».
Коммодор Нельсон сказал несколько слов Берри, указывая на «Сан Жозеф», теперь стоявший борт о борт с «Сан Николасом», и Берри закричал приказ своим матросам.
— Мистер Рэймидж! — крикнул Нельсон. — Я думаю, что мы займемся и этим тоже!
И он побежал к «Сан Жозефу».
Не дожидаясь новых приказов, люди Берри и кэтлинцы стремительно рванули через шканцы, с гибким маленьким коммодоров во главе. Борта «Сан Жозефа» были значительно выше, чем у «Сан Николаса», и Рэймидж и Нельсон прыгнули на грот-руслень вместе. Нельсон поскользнулся, Рэймидж схватил его за руку и держал, пока тот не нашел опору для ног, и когда они начали подниматься, испанский офицер появился выше их на шканцах, наклонился вниз и сказал, что корабль сдается. Нельсон издал вопль восхищения, а Рэймидж испытал облегчение. Потом была внезапная вспышка в орудийном порту ниже, и Рэймидж почувствовал, как кружится медленно вниз, вниз, вниз, в черный провал тишины.