Саутвик спрыгнул с последних трех ступенек трапа, выхватил фонарь у часового, шипя на него, чтобы тот не поднимал шума, и склонил голову, прежде чем ворваться во временную каюту Рэймиджа.

— Капитан, сэр! — прошептал он, встряхивая гамак, и Рэймидж проснулся немедленно. Выражение лица Саутвика, смутно озаренного светом фонаря, предупредило его относительно опасности.

— Что случилось?

— Испанцы, сэр. Они спустили свою шлюпку и гребут к нам вдоль буксирного троса.

— И много их в шлюпке? — спросил Рэймидж, выбираясь из гамака.

— Битком набита.

Рэймидж обулся, закрепив на правой туфле ремешок, удерживающий метательный нож.

— Они будут грести, пока не подойдут на двадцать ярдов, а потом полезут по тросу, чтобы захватить нас.

— Так я и думал, сэр.

Рэймидж взял пистолеты, засунул их за пояс и молча сидел на качающемся гамаке в течение целой минуты. Потом он отдал Саутвику целую серию приказов.

— Разбудите графа и пошлите его ко мне. Скажите маркизе, что она должна перейти в эту каюту — там будет опасно для нее из-за люка наверху. Скажите часовым у дверей испанского капитана, чтобы оглушили его ударом сабли плашмя, если он начнет кричать. Потом разбудите подвахтенных. Я хочу, чтобы все ждали внизу у трапа. Они должны схватить и обезопасить любого, кто будет сброшен вниз. Никакой пистолетной или мушкетной стрельбы — я хочу абсолютной тишины от начала до конца. Понимаете? Все соблюдают абсолютную тишину.

— Так точно, сэр.

Саутвик поспешно ушел на бак, а Рэймидж поднялся по трапу. Лишь кое-где проглядывали звезды; высокие облака скрывали остальные.

— Кто здесь? — прошипел Рэймидж. — Говорите тише.

— Старшина-рулевой Джексон и двенадцать человек, сэр: четверо у руля, четыре впередсмотрящих, трое марсовых и один наблюдает за буксиром.

— Ладно, сохраняйте спокойствие, ведите себя так, словно ничего не видите. Марсовые — идите на бак и ждите там.

Рэймидж встал на колени и посмотрел через ретирадный порт. Он смог разглядеть только шлюпку приблизительно в сорока ярдах по корме. Значит, им надо пройти еще приблизительно двадцать ярдов, чтобы достигнуть точки, где трос выходит из воды, плавным изгибом поднимаясь к ретирадному порту по правому борту «Кэтлин». Плавный изгиб, по которому с легкостью заберутся на руках бывалые моряки.

Джексон возник из темноты возле него, и после того, как Рэймидж шепотом отдал ему приказ, спустился вниз по трапу.

Рэймидж приказал сменившему Джексона старшине-рулевому и других матросам у руля:

— Что бы ни происходило вокруг вас, не оставляйте руль. Держите судно на курсе — это ваша единственная забота.

Матросу, который наблюдал за буксиром, было велено предупредить впередсмотрящих и марсовых, чтобы не обращали внимания на то, что происходит на корме, пока они не получат прямого приказа.

Джексон возвратился с Антонио, Саутвиком, Эпплби — помощником штурмана, и Эвансом — помощником боцмана. В то время как Джексон ушел, чтобы собрать несколько кофель-нагелей, Рэймидж разглядывал шлюпку в трубу ночного видения.

Испанцы держались за буксир в трех-четырех футах над поверхностью, где любая случайная волна могла залить их. Значит, испанцы не рискнут использовать пистолеты — будут осечки из-за влажной затравки.

— Джексон, — прошептал он, — дай нам всем по одному.

Каждый взял кофель-нагель, и Антонио, который никогда не держал его в руках, проверил баланс, нанеся несколько ударов по воображаемому противнику. Потом Рэймидж шепотом отдал приказ:

— Они поползут по тросу, значит, они должны будут войти через этот ретирадный порт. Вы видите, что он достаточно велик только для одного человека. Мы вырубаем их одного за другим, когда они забираются на борт, — но так, чтоб следующий ползущий ничего не заметил. Так что никакого шума. Один человек сильно бьет испанца по голове, второй подхватывает его, следующие оттаскивают его в сторону и спускают вниз по трапу. Никаких промашек — все делается с первого удара. Понятно?

Матросы шепотом подтвердили, что поняли приказ.

— Антонио, — спросил Рэймидж, — ваш испанский хорош?

— Полагаю, что так.

— Ну, в случае, если я… ну, скажем, буду занят, или что-то в этом роде, — вы должны узнать сигнал, который они предполагали подать фрегату, когда захватят нас. Так как только вы можете это сделать, займитесь одним из них внизу и заставьте его сказать вам. Я попытаюсь выбить сведения из последнего здесь. Теперь по местам!

Все за исключением Саутвика подползли к гакаборту, разделились на две группы и расположились по обе стороны от порта.

Штурман начал исполнять приказ Рэймиджа, крича во весь голос:

— Впередсмотрящие на носу: что-нибудь видите впереди?

— Ничего по левому борту, сэр, — донесся один голос, потом второй:

— Ничего по правому борту, сэр.

— Очень хорошо. Смотрите в оба!

Обычно такие опросы делаются каждые десять-пятнадцать минут; ничто не могло указать испанцам на то, что их заметили.

— Какой курс вы держите, старшина-рулевой? — спросил Саутвик уже не так громко.

— Строго на запад, сэр.

— Так держать.

Рэймидж выглянул из порта. На толстом тросе теперь висели люди — прямо как обезьяны на ветке дерева. Самый ближний из них был на расстоянии в пятнадцать ярдов.

— Мистер Саутвик, — прошептал он, — покажитесь у гакаборта. Просто посмотрите за корму, но не глядите на донов. Когда убедитесь, что они видят вас, просто отвернитесь и идите обратно, как если бы вы их не заметили.

Как только Саутвик снова зашагал по палубе, исполнив его приказ, Рэймидж прошептал:

— Спросите впередсмотрящего, как установлены передние паруса.

Штурман крикнул, и озадаченный впередсмотрящий ответил, что они установлены достаточно хорошо. Снова нормальные вопросы и ответы, которые убедят испанцев, что они не замечены — и, возможно, сделают их самонадеянными.

— Старшина-рулевой, — прошипел Рэймидж, — приведитесь к ветру на мгновение, чтобы шкаторины заполоскались. Мистер Саутвик, обругайте его, как только он это сделает.

Руль заскрипел, и на носу передние паруса заполоскались на ветру, в то время как над головой гик откачнулся к центру судна, когда ослабло давление ветра, а затем с резким стуком вернулся в прежнее положение.

Саутвик яростно ругался, а Рэймидж глядел через порт. Испанцы, висящие на тросе кабелем, перестали ползти, но вскоре поползли снова. Хлопанье парусов и ругань вахтенного офицера понятны без перевода.

Еще пятнадцать футов. Рэймидж увидел слабый отсвет металла в темноте — нож или абордажная сабля. Каждый испанец должен был сесть верхом на трос и ухватиться за край порта, прежде чем залезть внутрь, потому что порт был лишь чуть шире его плеч, к тому часть пространства занимают трос и обернутый вокруг него клетень — тонкий линь, предохраняющий трос от истирания.

Рэймидж указал Джексону, что сам займется первым испанцем, но американец должен поймать тело, как только оно упадет. Саутвик останавился рядом, и Рэймидж прошептал:

— Мистер Саутвик, отойдите на нескольких шагов, потом вернитесь и встаньте в паре ярдов перед портом как живая приманка.

Рэймидж видел, что первый испанец — худой и проворный, он поднимался легко, но неторопливо, чтобы не запыхаться.

Двенадцать футов… девять… Испанец остановился, чтобы отпустить одну руку и взять в зубы нож, висевший на поясе. Шесть футов… пять… Рэймидж, уверенный, что испанец слышит, как бьется его сердце, ухватил кофель-нагель.

Три фута… один фут… Испанец забрался верхом на трос, обхватив его ногами, и протянул руки к порту. Рэймидж смог теперь разглядеть его, и внезапно понял, что это Пареха. Он мысленно молил, чтобы лейтенант не просунул в порт только голову, чтобы посмотреть налево и направо, но вместо этого прямо прополз через него и кинулся на Саутвика, который, стоя тут с трубой ночного видения под мышкой, несомненно был вахтенным офицером. Следующие испанцы будут намного менее осторожны, потому что им будет ясно, что путь свободен.

Пареха оказался настолько быстр, проскользнув через порт как змея, что Рэймидж едва успел ударить его. Джексон поймал испанца, когда тот упал, и оттащил его в сторону, где передал Эпплби, чтобы тот спустил его по трапу. Они все ждали следующего человека, который ничего не мог подозревать. Он появился через мгновение, и удар Антонио отправил его в протянутые руки Эванса.

Джексон был готов поймать третьего человека, которого ударил Рэймидж. Четвертый, пятый и шестой испанец последовали с небольшими перерывами и быстро лишились сознания. Ни один не застонал. Нож седьмого испанца упал с грохотом, но восьмой не заметил.

Когда двенадцатый человек упал под кофель-нагелем Антонио, Рэймидж выглянул через порт и видел, что осталось еще трое. Он приказал Антонио спуститься — первая жертва уже должна быть пригодна для допроса.

Тринадцатый и четырнадцатый также лишились сознания, после чего Рэймидж знаком указал Джексону, чтобы тот приготовился схватить пятнадцатого и последнего испанца — самого высокого и самого неуклюжего из всех. Он с трудом протиснулся через порт, и через мгновение руки Джексона были на его горле, в то время как Рэймидж попытался связать ему руки, а Эванс держал его за ноги.

Но человек был слишком силен для Рэймиджа, который, понимая, что через мгновение тот вырвется на свободу и оторвет руки Джексона от горла, пнул его коленом в пах, и тот свалился издавая стоны. Рэймидж наклонился, вытащил нож из ножен на туфле и провел лезвием в дюйме от лица испанца.

— Смотри! — прошипел он на испанском. — Если будешь кричать, ты умрешь!

Сквозь стоны можно было разобрать несколько слов молитвы.

— Оттащите его от порта, — приказал Рэймидж, держа нож на виду, покуда Эванс тянул испанца за ноги.

— Теперь, — продолжал Рэймидж по-испански, — скажи мне, какой сигнал вы должны были подать, когда захватите судно.

— Никогда!

— У другого человека тоже есть нож, — сказал Рэймидж резко. — Он воспользуется им. Когда он закончит, ты больше не будешь мужчиной.

Рэймидж, едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться над мелодраматизмом свой угрозы, сказал Джексону:

— Развяжи ему пояс: я обещал кастрировать его.

Глаза испанца расширились, и на палубе было достаточно светло, чтобы прочитать в них ужас, когда он уставился на Рэймиджа; его тяжелое дыхание сильно отдавало чесноком. Джексон сел верхом на живот испанца, лицом к его ногам.

— Я считаю до десяти, — сказал Рэймидж по-испански. — Если не скажешь мне к тому времени — пафф! Начали: uno, dos, tres…

Он медленно считал. На счет семь испанец начал дергать бедрами, и Рэймидж похлопал Джексона по плечу. Американец разорвал штаны испанца.

— Ocho… nueve…

— Сеньор — я скажу!

— Тогда говори!

— Мы должны были зажечь два фонаря — и это все!

— Если ты лжешь…

— Нет-нет, сеньор — я клянусь, что это все! Два фонаря, по одному на каждой раковине, и оставить их там.

— Хорошо. Ты пойдешь вниз без шума. Помни…

— Да-да, сеньор!

— Отправьте его вниз, — приказал Рэймидж, и Эванс потянул испанца за ноги по диагонали к открытому люку и затем спустил его по трапу вниз головой.

— Джексон — два фонаря, быстро. Зажги новые — не оставляй их в темноте внизу. Мистер Саутвик, спуститесь туда и разберитесь с пленниками.

Внезапно он подумал, что кто-то мог оставаться в шлюпке, но беглого взгляда назад было достаточно, чтобы убедиться: в шлюпке пусто. Следует ли поднять шум, чтобы на фрегате подумали, что здесь идет драка? Нет — человек с ножом в спине умирает тихо.

Появился Антонио.

— Сигнал, что судно захвачено: два белых огня!

— Отлично — это то же, что сказал мой человек.

— И как только фрегат уберет верхний из трех фонарей, — продолжил Антонио, — мы должны сменить курс на северо-запад.

— Вы молодец, — сказал Рэймидж, недовольный собой. — Я забыл спросить об этом!

— Мой человек очень хотел говорить, — сказал Антонио.

— Что вы ему сделали?

— Ничего — я просто пригрозил ему этим. — Антонио сделал красноречивый жест. — А вы?

— То же самое.

— Это никогда не подводит.

— Очевидно, нет, — сказал Рэймидж сухо. — Хотя я в первый раз испробовал это.

— И я. Но сами подумайте — каково было бы вам…

— Довольно! — воскликнул Рэймидж. — Достаточно противно было угрожать кому-то другому!

Как только фонари были установлены, фрегат дал сигнал, и курс изменился, несколько матросов спустились по тросу, чтобы привязать испанскую шлюпку. Рэймидж зашел в каюту Мармайона и без лишних предисловий потребовал ответа:

— Вы знали, что эта попытка будет предпринята?

Испанец глядел в сторону, избегая взгляда Рэймиджа, его жирное лицо лоснилось от пота.

— Капитан Мармайон, — произнес Рэймидж обманчиво спокойным тоном, — ваши офицеры были освобождены под честное слово. Они дали слово чести, что повинуются моим приказам.

— Кажется, они не повиновались им.

Теперь тон испанца был вызывающим.

— Значит, они повиновались вашим.

— Да, это была моя идея.

Рэймидж схватился за края дверного проема с такой силой, что доски начали гнуться, но мгновение спустя сумел сдержать свой гнев.

— Сегодня днем я мог потопить ваш корабль и оставить вас и ваших матросов плавать на волнах. К настоящему времени вы все были бы уже мертвы.

— И почему вы не сделали этого? — издевательски спросил Мармайон. — Потому что хотите заработать славу, захватив фрегат.

И, конечно, тут Мармайон был частично прав.

— Это не имеет никакого отношения к нарушению договоренности насчет условного освобождения.

— Это смешно! — воскликнул Мармайон. — Куттер захватил фрегат! Кто в это поверит…

— Но мы сделали это, мой дорогой Мармайон, мы сделали. Куттер захватил фрегат. И я не передумал: на рассвете вы будете отправлены на борт фрегата, и, чтобы избавиться от хлопот с буксировкой, я продемонстрирую вам, как куттер может потопить фрегат. Сколько человек в команде вашего корабля? Скажем, человек триста? Подумайте о трехстах оставшихся в живых — если все они переживут взрыв, который я устрою в пороховом погребе, — цепляющихся за обломки, под солнцем, которое поднимается все выше и становится все жарче и жарче, и жажда все сильнее и сильнее… Завтра к вечеру вы все сойдете с ума — кроме тех, кто слишком слаб, чтобы держаться на воде, и утонет. Доброй ночи, капитан. Мне жаль, что я не могу послать вам священника: у вас не будет много времени, чтобы подумать о душе утром.