Несмотря на то что команда была подобрана самым тщательным образом, и притом лично господином губернатором Нью-Йорка и Массачусетса, брожение в ее недрах началось сразу же после выхода в открытое море.

Таинственность не может не рождать подозрения. Цель путешествия «Приключения» абсолютно всем, кто оказался на его борту, показалась подозрительной.

Экипаж знал, конечно, официальную версию — охота за пиратами. Но ни один человек в нее не верил. Началось с того, что в этом усомнились те, кто разбирался в мореходном деле. Они неизбежно сопоставили корабельные качества «Приключения» с теми задачами, что перед судном ставились, и пришли к выводу, что плавание это затеял или безумец, или хитрец. О своих сомнениях опытные моряки рассказали неопытным, и те им мгновенно поверили. Вскоре вся команда считала, что ее наглым образом обманывают.

Подозрения усугубились, когда стало известно, каким курсом пойдет «Приключение» в Индийский океан. Судно, обязанное охотиться за пиратскими кораблями, не должно идти путями, которых пиратские корабли избегают.

Не то чтобы набранные губернатором люди рвались в бой, просто им было неприятно, что их держат за дураков. Морские люди свободолюбивы и горды, всякий, кто хоть раз ступал на палубу корабля, считает себя специалистом во всех жизненных вопросах.

Одним словом, начались разговоры.

На нижних спальных палубах.

В каютах офицеров.

На камбузе.

И даже на вантах среди матросов при постановке парусов.

Силы недоверия капитану Кидду сгруппировались вокруг двух центров.

Первым был главный канонир Уильям Мур. На том основании, что он родился на Лонг-Айленде, он оставлял за собой право подвергать сомнению любое сказанное ему слово. Люди так устроены, что человек, во всем сомневающийся, вызывает огромное доверие.

Обе пушечные палубы внимательно прислушивались к саркастическим замечаниям своего начальника в адрес капитана, выбранного им курса и поставленных им целей.

— Клянусь хвостом сатаны, что-то здесь нечисто, джентльмены!

«Джентльмены» раскидывали мозгами и, как им казалось, отчетливо видели эту нечистоту.

Вторым центром сомнения была каюта Робертсона. Он был не так категоричен и не так активен, как канонир, но смуту умудрялся сеять немалую. Тем более что сеяние это происходило в души людей, обладавших на корабле большим влиянием, чем простые матросы.

В каюту к нему захаживали и Канинг, и судовой врач, и старший боцман Хейтон.

Штурман непрерывно возился с картами, буссолями, квадрантами, вздыхал, прищурив глаз, и приговаривал, попыхивая своей трубкой:

— Не понимаю, нет, джентльмены, я ничего не понимаю!

— Чего ты не понимаешь, Оскар? — тревожно спрашивал его старший помощник.

Штурман вытаскивал изо рта мундштук и тыкал им в какое-нибудь место на карте:

— Почему мы здесь, почему мы не там? Не понимаю.

— Так задумано, — неуверенно отвечал Хейтон.

Робертсон саркастически усмехался:

— А зачем было так задумывать?

Гости штурманской каюты переглядывались и молчаливо опорожняли стаканы с ромом.

Хозяин снова погружался в размышления:

— Нет, определенно мы ведем какую-то игру, джентльмены. Или нет, не мы ведем, нас втягивают в какую-то игру.

— Что ты имеешь в виду, проглоти тебя кит!

Снова улыбка, снова загадочная.

— Еще не время говорить. Я и для себя еще не все уяснил. Подождем.

В кают-компании тем не менее все вели себя в высшей степени пристойно. Капитану оказывалось подобающее почтение. Он мало обращал внимания на то, что происходило кругом. Мечтал только об одном — чтобы поскорее закончилась общая трапеза, можно было вернуться к себе в каюту и заняться душевозвышающим делом.

Капитан вел дневник-письмо.

Он подробно и ежедневно отмечал все, что ему удалось увидеть и пришлось сердечно пережить, и записывал все это в форме бесконечного послания к возлюбленной своей супруге.

Бесконечные водные холмы и водные глади за бортом корабля были мертвы для него.

Таинственные африканские берега, на которые на рассвете выходят стаи баснословных львов, не привлекли его внимания.

И даже грядущие бои и другие кровавые неприятности, что подстерегали его впереди, казались ему мелкими, скучными, досадными препятствиями на пути его плавания в объятия возлюбленной Камиллы.

Битти и Смайлз осторожно пытались поставить капитана в известность о том, что на самом деле происходит у него на корабле. Он их выслушивал и отпускал с миром.

Ему лень было заниматься заговорами.

А может быть, он просто не верил в подобную возможность.

На его прямые вопросы, как обстоят дела, Канинг, Робертсон и прочие офицеры отвечали одно и то же: дела обстоят как нельзя лучше.

Несмотря на то что «Приключение» везло в себе зерна мятежа, несмотря на то что зерна эти начали прорастать ядовитыми ростками, само по себе плавание проходило предельно гладко.

Ни одного шторма.

Ни одного неприятельского судна.

Ни одного заболевшего на борту.

Наконец, «гладкость» была обретена «Приключением» в прямом, физическом, смысле этого слова. Имеется в виду штиль.

Полный, мертвый, наставший, как это всегда кажется морякам, навсегда.

Корабль лежал на воде, как крошка на зеркале.

Паруса были бездыханны.

Тоскливое парение в жарком безвременье нарушалось лишь командами Хейтона. После каждой выкуренной трубки он приказывал бросать за борт кожаные ведра и поливать палубы водой.

Голые по пояс матросы валялись там, куда падала хоть какая-нибудь тень.

Раздевшиеся до рубах офицеры играли в карты в кают-компании у растворенных окон.

Капитан лежал у себя и грезил.

Где-то неподалеку, в каких-нибудь двадцати милях к северу, находился мыс Доброй Надежды. Матросы «Приключения» поминали его исключительно недобрым словом.

Ночь не принесла облегчения.

Утро разразилось криком впередсмотрящего.

На палубе произошло оживление.

Матросы бросили ведра.

Боцман прекратил курить.

Офицеры отложили карты.

Выяснилось, что сидевший на фок-мачте парень увидел на горизонте какие-то паруса. К нему поднялся наверх еще один матрос с подзорной трубой в руках и определил, что паруса не какие-то, а английские.

Это была приятная новость.

Приятно в этом аду неподвижности встретить человека, бредущего тебе навстречу.

— Это эскадра Ост-Индской компании, — высказал предположение Робертсон.

— Хорошо бы, — ответствовал Канинг.

— Неплохо бы было нам к ним подойти поближе. Узнать новости.

— При таком ветре это произойдет не раньше, чем перед вторым пришествием.

— А весла?! У нас же есть весла!

Эта идея понравилась и старшему помощнику, и боцману, и врачу.

Канинг немедленно отдал команду и пошел докладывать капитану о принятых мерах.

Кидд с трудом оторвался от своих видений.

— Корабли?!

— Да, сэр, английская эскадра. Не менее четырех вымпелов, я дал приказ опустить весла на воду.

В этот момент все гигантское тело «Приключения» дернулось, что свидетельствовало о том, что Канинг приказал весла не только опустить в воду, но и начать ими работать.

Спустя несколько мгновений капитан был уже на шканцах.

Потребовал себе подзорную трубу. Некоторое время вглядывался в нее.

Гребцы, в основном добровольцы, работали энергично, «Приключение» набирало свою крейсерскую скорость.

— Думаю, на кораблях эскадры нас тоже заметили, — высказал предположение штурман.

— И так же радуются встрече, как и мы, — добавил старший помощник.

Кидд опустил трубу:

— Придется их огорчить.

— Что значит огорчить, сэр?

— Это значит, что мы сейчас изменим курс, возьмем немного к югу.

— И встреча не состоится? — трагическим тоном спросил штурман Робертсон.

— Вот именно.

— Но почему?! — раздалось сразу несколько голосов.

— С каких это пор на английских военных кораблях стало принято обсуждать приказы капитана?!

Привыкшие к индифферентному поведению капитана, подчиненные потеряли дар голоса от его неожиданной твердости.

Канинг отдал соответствующую команду рулевому.

Робертсон раскурил рассеянно трубку.

Мур пошел пинать башмаками свои пушки, такова была его ярость. Вечером того же дня капитану досталось за его выходки и на пушечной палубе, и в штурманской каюте.

Как бы там ни было, «Приключение» изменило курс и уклонилось от встречи с кораблями английской эскадры. Благодаря наличию в своей экипировке сорока шести весел.

Техническая отсталость не всегда неудобство.

Канинг явился к капитану с вопросом, долго ли они будут отклоняться к югу

— Пока не пропадем из поля зрения эскадры.

— Не думал, что у нас есть основания опасаться английского флага.

Кидд был, как и все предыдущие дни, настроен на рассудительный лад:

— О, Канинг, мне кажется, что это благо, право, думать не обо всем на свете.

Старший помощник не понял, о чем идет речь, и это ему не понравилось. Он любил, чтобы от командира исходили отчетливые мысли. Даже если речь идет не о служебной ситуации.

— Мы уже час, как вышли из поля зрения кораблей эскадры, сэр.

— Вот и отлично.

— На какой курс нам предстоит лечь, если мы откажемся от следования нынешним?

Кидд на мгновение задумался. У Канинга было впечатление, что размышляет он отнюдь не о будущем курсе. Старший помощник был прав: капитан Кидд мысленно общался со своей супругой, сообщая ей, что в данный именно момент направляет корабль непосредственно к заветной цели.

— Передайте Робертсону, чтобы он проложил курс к южному берегу Мадагаскара.

— Мадагаскара, сэр?

— Мы сделаем там остановку.

К тому времени, о котором идет речь в данном повествовании, то есть к последнему десятилетию семнадцатого века, остров Мадагаскар, находящийся у юго-восточной оконечности Африканского континента, превратился, в силу множества обстоятельств, в одно большое пиратское логово.

Современная история острова начинается с появления португальцев в этих местах. Тех самых португальцев, что открыли настоящие, не Колумбовы, пути в Индию и далее на восток, вплоть до Китая и Японии. Одно время они были единственными властителями местных морей, ибо мусульманские и индийские торговые суда не могли соперничать с огнедышащими европейскими талионами.

Вслед за португальцами появились у берегов восточной Африки и другие европейцы. Мадагаскар оказался первой удобной стоянкой на пути из Америки в Индию. Здесь суда останавливались, чтобы добыть свежего мяса и плодов, а также запастись питьевой водой. Многие мечтали получить Мадагаскар в свое полное владение, но осуществление этой мечты требовало слишком больших усилий и затрат. Остров размерами своими превосходил целые страны, хотя бы ту же самую Португалию.

Но попытки предпринимались.

В 1645 году потерпели крах англичане.

В 1674 году французы покинули форт Дофин на южной оконечности Мадагаскара.

Местные царьки возглавляли небольшие племенные государства, отличавшиеся непонятным, почти остервенелым свободолюбием.

Племена имерина, сакалава, антануси, антандруи, бецими-сарака отказывались подчиняться завоевателям. Между собой они тоже враждовали. Проживающие на побережье сакалава ненавидели жителей срединной, возвышенной, части острова имерина, но среди европейцев не нашлось проницательного политика, который смог бы сыграть на этих противоречиях.

Первые пираты появились на острове в конце 1680-х годов.

Как ни странно, им легче удалось прижиться на берегах острова. Может быть, потому, что они не стремились никого покорить, в отличие от регулярных войск, и предпочитали торговать, а не грабить.

Хотя ничего странного тут нет. Просто пираты следовали поговорке, которая в той или иной форме есть в каждом языке и советует одно и то же: не плюй в колодец, пригодится воды напиться.

Оказавшись на Мадагаскаре, воспользовавшись его великолепными гаванями, его водой, плодами и ощутив его благодатный климат, значительно более здоровый, чем африканский (тропические болезни в этих местах, странным образом, оставляли европейцев почти начисто), они поняли, что право пользоваться всеми этими щедротами — благо.

Право пользоваться не всегда напрямую связано с правом обладать.

Западный мир стоял в этот момент на пороге буржуазного века. Пираты, самые отчаянные и самые отверженные представители западного мира, оказались способными почувствовать, что путь, по которому предстояло пойти их цивилизации, может быть, и единственный, может быть, и неизбежный, но все-таки не самый лучший.

Пора заканчивать это отступление.

На дворе пятнадцатое сентября 1696 года.

Впередсмотрящий на мачте «Приключения» кричит:

— Земля!

Канинг и Робертсон отправляются будить грезящего капитана, он выходит на палубу и приходит в ужас:

— Это Мадагаскар?!

— Это Мадагаскар!

Матросы и офицеры радуются так, словно они не менее самого Уильяма Кидда посвящены в тайные цели экспедиции и уверены, что заветный «Посланец небес» валяется под солнцем на песке ближайшей бухты.

Бухта!!!

Вот слово, повергшее сознание капитана Кидда в трепет.

Он вдруг подумал, что на этом громадном острове могут иметься и другие бухты, кроме той, что ему нужна.

Капитан затравленно огляделся.

Команда продолжала веселиться.

Интересно, что же теперь делать?

И еще интереснее то, что эта естественная мысль не пришла ему в голову раньше.

Впрочем, не пришла в голову она и всем остальным. А среди них были и лорды и министры.

Хотя что теперь об этом говорить. Надо искать выход. Главное, что понял капитан, не следует показывать своего смятения команде. Пусть думают: капитан знает, что делает, что бы он при этом ни делал.

Вон, удрали же они на веслах от эскадры, и никто не посмел спросить, почему они это делают.

Канинг поинтересовался, будут ли они приставать к берегу и где именно.

— Непременно и в ближайшей удобной бухте! — громко, самым безапелляционным тоном, на какой он был способен, заявил капитан Кидд.

В момент вхождения корабля в бухту он стоял на квартердеке, внимательно всматриваясь в открывающуюся картину и тихо надеясь, что он увидит перед собой крутой лесистый спуск с белой полоской маленького водопада посередине. Почему бы Господу не пойти ему навстречу и избавить от дальнейших странствий и поисков. Разве недостаточно он намаялся на своем веку, чтобы просить о сокращении сроков последнего путешествия?

Господи, подари мне водопад, который подарит мне камень, который я подарю жене, которая подарит мне любовь и детей.

Эта беззвучная молитва прямо кипела у него в горле, когда «Приключение» огибало последний выступ белой мшистой скалы.

Скала осталась справа.

Открылась бухта.

Были холмы.

Были заросли.

Водопада не было.

Это мучительное ожидание в последующие два месяца Кидду пришлось испытать не один десяток раз.

«Приключение» кочевало из бухты в бухту, продвигаясь вдоль южной оконечности Мадагаскара в западном направлении. Поиски не приносили никаких плодов. Французская бухта как будто исчезла, «зарубцевалась» на теле острова.

Самое неприятное, что Кидд не мог с точностью утверждать, что поиски ведутся в правильном направлении. Кто знает, может быть, следовало двигаться не с востока на запад, а наоборот?

Лежа у себя в каюте, Кидд теперь не все время посвящал мистическим свиданиям с супругой, он напрягал свою память в надежде, что из ее бессмысленных глубин всплывет обломок воспоминания, который поможет восстановить картину того, прежнего визита на Мадагаскар.

Память помогать отказывалась.

Ничего удивительного. В те времена он был рабочей корабельной скотиной, его и близко не подпускали к картам, никому в голову не приходило объяснять англичанину на французском корабле, где он в тот или иной момент находится.

Да он и не стремился ничего узнать и запомнить, он плыл по волнам времени и судьбы, не думая о том, что, может быть, придется вернуться в те места, что приходится проплывать.

Команда вела себя достаточно смирно. Плавание оказалось нетяжелым, еды и воды было вдоволь. Смысл действий капитана, как ни странно, сделался всем понятен. Офицеры и матросы считали, что он ищет добычу в прибрежных водах острова. И готовы были потерпеть, когда найдет.

Исполнилась мечта команды, а не капитана.

Однажды и вдруг был замечен парус на горизонте.

Однопалубная португальская каракка, определил Канинг. Для понимающего человека это было как небесное видение. На таких судах еще сто лет назад перевозились в Европу шелка, специи и прочие восточные чудеса. На них устанавливалось какое-то количество пушек, но, в общем, говоря откровенно, это была беззубая, беззащитная добыча.

Еще через некоторое время выяснилось, что добыча эта еще и безнога.

— Видимо, поврежден руль, — сказал Канинг, облизываясь. Вслед за ним облизнулись и все стоявшие рядом. «Приключение» торопливо ставило дополнительные паруса, «Приключение» спускало на воду дополнительные весла. Бодрость и решительность руководили кораблем.

Португалец был обречен. И признал это, начав спускать шлюпки.

— Хотят уйти, — сказал Робертсон.

— И уйдут, — заметил Кидд, имея в виду скоростные качества их общего корабля.

— Это мы еще посмотрим, клянусь хвостом сатаны! — подал голос главный канонир и решительно направился на пушечную палубу.

Абордажная команда с победными воплями носилась по палубам и трюмам каракки, четыре перегруженные шлюпки, тяжело переваливаясь через небольшие волны, ползли к синеватой береговой полоске.

Уильям Мур послал им вслед пять или шесть ядер. Последнее, ко всеобщему удивлению и восторгу, попало в замыкающую шлюпку.

Великолепное зрелище — катастрофа на море. Столб воды, летающие люди и щепки.

Мур в одно мгновение сделался любимцем «Приключения», удельный смысл каждого его слова стал отныне значительно больше. И он нисколько не стеснялся показать, что знает свою новую цену.

Между тем на самом захваченном корабле поживиться было нечем.

В трюмах пахло корицей, тамильским перцем, имбирем, но в них не было ни крошки корицы, тамильского перца и имбиря.

Англичане были в ярости.

Фактически победа превратилась в поражение.

Португальцев и индусов, оставшихся на борту каракки, не поместившихся в те самые шлюпки, подвергли допросу с пристрастием. Поскольку пленные слабо владели языком пленивших, а те, в свою очередь, презирали язык тех, кого пленили, общение оказалось малосодержательным.

Кидд, никогда не бывший поклонником подобных развлечений, отправился к себе в каюту. Там он провел тоскливый час в обществе бутылки рома. И как выяснилось, бутылке этой было что ему сказать. Ее совет содержался во втором стакане, и заключался он в том, что, прежде чем вешать португальцев, надо спросить у них, не знают ли они, где находится Французская бухта, или, другими слова, бухта с водопадом.

Торопливым, но не слишком уверенным шагом он вышел к грот-мачте, где и выспрашивали у пленников, что они сделали с таким количеством специй, где находится та уха, что они приготовили.

Он не успел еще ничего сказать или приказать, как к нему подлетел Уильям Мур.

— Неплохие новости, капитан.

— В чем дело?

— Эти парни (у одного, в прошлом, видимо, бородатого, португальца был поджарен фитилем подбородок, у второго торчали из-под ногтей сосновые щепки) рассказали нам по-хорошему, что удравшие на шлюпках успели захватить с собой большой денежный ящик. А в нем — все монеты за проданные специи и ткани.

— Очень досадно.

Канонир взвился:

— И это все, что ты хочешь сказать?!

Кидд подумал сквозь выпитый ром и добавил:

— Это очень досадно.

Мур зарычал, а Канинг перевел:

— Мы можем их догнать.

Кидд усмехнулся:

— Мы их уже не догнали.

— Они высадятся на берег, капитан, мы достанем их там. У них не более тридцати человек, после того как Мур отправил на дно одну из их шлюпок.

Кидду категорически не хотелось высаживаться на берег, на котором нет водопада, и он применил последний аргумент:

— А вдруг этот ящик был на той самой шлюпке, которую наш Робин Гуд…

Мур снова выскочил на первый план:

— Эти двое говорят, что грузили ящик в первую шлюпку, что и понятно, я бы тоже так поступил.

Канинг и Робертсон встали справа и слева от Мура

— Так что, капитан?

Кидд посмотрел по сторонам. В глазах всех собравшихся вокруг матросов светилось то же самое, что звучало в вопросах его офицеров.

— Что ж, попробуем их догнать.

— А с этими что делать?

Речь шла о португальцах.

Кидд сдвинул рыжие брови, размышляя.

— Знаете что, не надо их вешать. Ведь они были так любезны, что сделали за нас половину работы.

— Какую половину?

В вопросе офицеров звучало искреннее недоумение.

— Они уже превратили специи и ткани в золото, нам не придется этим заниматься.

Матросы разбегались по местам, хохоча.

Офицеры тоже усмехнулись, хотя это был не тот тип юмора, что им обычно нравился.

Описывая широкую дугу, «Приключение» пошло к недалекому берегу.

Преследовать португальцев решили двумя отрядами, по пятьдесят человек в каждом. Первый возглавил сам капитан. Это было, в общем-то, несколько против морских правил, капитан не должен покидать борт корабля. Но в данном случае некому было указать Кидду на несообразность в его поведении.

Матросы решили, что он жаден и боится, что деньги найдет кто-нибудь другой. Это объяснение в совокупности с тем слухом, что Кидд бывал в этих местах прежде, общественное мнение успокоили. На самом деле ему просто до смерти надоела корабельная каюта, до смерти надоел корабль, и он мечтал побродить по твердой земле.

Второй отряд возглавил Мур.

Всем было понятно, что это правильно. Его на самом деле никто и не назначал, он просто сообщил, что готов встать во главе второго отряда, этого хватило.

Берег для высадки был приспособлен плохо, пришлось использовать для этого шлюпки, повторяя невольный подвиг португальцев.

Очень быстро на песчаном берегу обнаружили следы предыдущей высадки. Какие-то тряпки, оторванные пуговицы, размытые вмятины каблуков.

Мур торжествовал, первый успех был достигнут. Матросы смотрели на него со все большим уважением.

Теперь надлежало определить, в каком направлении двинулись прочь от берега высадившиеся. Это было не так-то просто. В сорока ярдах от песчаного берега начинались заросли, густые, влажные переплетения тропических растений. Джунгли скрывают следы не хуже морской пучины.

Помочь здесь могла только интуиция.

Уильям Мур понюхал воздух зарослей, погрыз какую-то травинку, припал сначала глазом, потом ухом к стволу чешуйчатой пальмы и заявил:

— Я пойду туда.

Кидд пожал плечами. Ему было все равно, в каком направлении прогуливаться.

Отправились немедленно.

Договорились описать по этим джунглям по большой замкнутой дуге, с тем чтобы через двое-трое суток вернуться на место высадки. Если португальцам удастся уйти от этой раздвоенной погони, значит, на их стороне Бог или, по крайней мере, тот, кто ему противостоит.

Двигались обычным порядком, принятым для подобного рода экспедиций и выработавшимся за годы освоения европейцами тропических территорий.

Впереди проводники, если их удавалось достать, и разведчики, из тех, кто в прежней жизни промышлял охотой. Затем носильщики, те, кто несли запасы пищи и воды. Их старались набирать из местных жителей. За носильщиками командир в окружении лучших стрелков. Вслед за ним обыкновенные стрелки, не способные к какой-либо особой работе в экспедиции. В замыкающей группе опять-таки были разведчики, трудившиеся в качестве передового отряда накануне, им предстояло вернуться в голову колонны на следующий день.

В данном случае обошлись не только без проводников, но и без носильщиков. Запас пищи на трое суток солдат несет на себе. В качестве лучших стрелков рядом с капитаном расположились Битти и Смайлз.

Их мушкеты все время были наготове.

Ориентировались по солнцу, как во время морского путешествия.

Мадагаскарские джунгли выгодно отличались от панамских и африканских. Несмотря на влажную жару, в воздухе не ощущалось ни малейшего малярийного привкуса. Минимум кровососущих тварей. Местные змеи могли служить примером деликатности, они не норовили, как индостанские твари, свалиться из ветвей прямо за шиворот. Посверкав на солнце пестрой раскраской, они исчезали в древесных кронах или тихих лужах. Из древесных крон выглядывали медлительные, как бы наркотизированные обезьяны. Лемурами их назовут лет через сто. Англичане слишком спешили, чтобы обращать на них внимание.

Двигались не по прямой, а слегка извивающимся маршрутом, дабы подвергать осмотру возможно более широкий участок леса. Но в первый день не удалось добиться никаких результатов. Португальцы не оставляли следов, или благосклонно настроенные к ним джунгли эти следы скрывали.

На ночлег остановились под кроной аравакового дерева, дальнего родственника африканского баобаба. Очень скоро оказалось, что место выбрано неудачно. В корневой системе гиганта устроили свое становище большие рыжие муравьи. Несмотря на темноту, они покинули муравейник и атаковали непрошеных потных гостей.

Пришлось срочно менять место ночлега и благодарить Господа, что рыжие твари не ядовиты.

К середине следующего дня стало ясно, что следы португальцев и их денежного ящика утеряны безвозвратно. Колонна начала забирать влево, выворачивая к побережью, вдоль которого предполагалось выйти на место якорной стоянки «Приключения».

Если первый день дорога шла все время в гору, то теперь начался пологий спуск.

Обстоятельства бесплодной прогулки не менялись. Ни португальцев, ни дикарей. Пожалуй, лишь передвигаться стало немного труднее. Среди деревьев попадалось много валунов. Приходилось петлять между ними. Один из разведчиков, неудачно оступившись, вывихнул руку, двое других серьезно исцарапались в кустах колючего кустарника.

— Что там за шум впереди? — спросил Битти, поворачиваясь ухом в сторону побережья.

Кидд остановился и тоже прислушался. Действительно, прямо по курсу что-то шумело.

— Похоже на прибой, — сказал Смайлз.

— Не очень, — заметил капитан.

— Тогда что же это может быть?

— Похоже, что шипит большая змея, — поделился своим соображением один из стоявших рядом матросов.

— А вот мы сейчас пойдем и посмотрим, — прекратил обсуждение капитан.

Спустились в каменистую низину, сплошь занятую колючими остролистыми кустами. Тут уж было не до шума, да и слышен он внизу стал меньше.

Когда колючее препятствие было преодолено, решено было устроить небольшой отдых на каменной площадке, почти свободной от растительности.

Матросы повалились на землю, как раненые.

Степень усталости не совсем соответствовала степени измождения.

— По-моему, этот кустарник опьяняет своим запахом, — сказал Битти.

Смайлз попробовал что-то ему ответить, но ему не удалось. Неудержимая зевота разрывала ему челюсти.

Кидд решил не поддаваться дурманящему действию тропических запахов. Глотнул рома из фляги на поясе и решил пройтись и подышать воздухом, свободным от опасных ароматов, что скопились в каменной яме, через которую только что пробралась его экспедиция.

Он не торопясь обогнул скалу, вставшую на его пути. Причем шел все время на звук нарастающего шума. Шум этот, мешаясь с действием недавно перенесенного запаха, рождал какой-то странный эффект. Кидд не мог подобрать слова, которое описало бы его состояние.

Перебравшись через очередной камень, проскользнув под широколистной кроной, наполненной веселым птичьим щебетом, Уильям Кидд увидел перед собою сияние.

Настоящее, трехцветное, выгнутое вверх. Сияние это дышало влажно и прохладно.

Оно было как-то связано с тем манящим шумом, поиски которого привели его сюда.

Кидд сделал еще несколько шагов, и тогда картина чуда открылась ему полностью.

Он увидел водопад, белой лентой рушившийся справа от него в каменную чашу, вымытую в скале. Над этой чашей горела холодная радуга, зажженная лучами склонившегося к горизонту солнца.

Это был тот самый водопад.

Это была та самая чаша.

Капитан посмотрел налево вниз и увидел ту самую бухту.

И только после этого возликовал.

Ликование не помешало ему полностью овладеть собой.

Он осмотрелся, нет ли с ним кого-нибудь.

Слава Богу, никто не увязался.

Надо было действовать.

Как можно быстрее. Времени совсем мало. Сейчас кто-нибудь из матросов придет в себя и захочет посмотреть, куда это подевался их капитан.

Кидд бросился к чаше. Забрался в нее с ногами и начал выгребать со дна камни и выбрасывать их на берег. Водопад был небольшой, не такой уж мощный, но пару раз свалил его на колени. Капитан не переставая рылся руками в гладких, облизанных водяным языком голышах.

Наконец — сверкнуло!

Сверкнуло, пересверкнуло.

«Посланец небес», переворачиваясь, откатывался от водяной геенны.

Кидд бросился за ним. Башмаки скользили по мокрым, гладким стенкам вымоины. Он больно ударился коленом. Зашипел от боли, но продолжил погоню.

Он настиг камень, попытавшийся спрятаться между кусками базальта. Смешная попытка, королю не укрыться среди рабов.

Капитан взял в руки холодный кристалл. Закрыл глаза, представляя, как покажет его Камилле, и так застыл. На мгновение или на бесконечное количество мгновений.

— Что с вами, капитан?

Битти и Смайлз стояли по сторонам водопада и плескали себе в лицо холодной водицей.

— Решил искупаться. Жара, — сказал Кидд, незаметно засовывая камень в карман.

Тут же появились и остальные. И полезли толпою в чашу, хохоча и задирая кверху лица.

Экспедиция капитана Кидда закончилась всеобщим купанием после легкого наркотического сеанса. Канонир Мур принял бой с настигнутой группой португальцев.

Была одержана замечательная победа. Перебили или ранили не менее двух десятков этих бородатых негодяев. Собственные потери оказались втрое меньше.

Муром все восхищались.

Он же был в ярости.

Пресловутый денежный ящик канул в дебрях мадагаскарского леса.

На обратном пути к корабельной стоянке канонир непрерывно и энергично изливал свою ярость. Если судить по его словам, то в его относительной неудаче был виноват не кто иной, как капитан Кидд.

Где он бродил, когда люди Мура дрались как львы?

Зачем он увел с собой половину людей, хотя ему было прямо сказано, что там, куда он собирается идти, никаких португальцев нет!

Не из-за капитанского ли упрямства они упустили денежный ящик? Ведь, обладая вдвое большими силами, они могли бы перед атакой окружить португальцев, и никому из них не удалось бы бежать с деньгами, как это, видимо, случилось.

Подчиненные Мура молчаливо с ним соглашались. Конечно, всем было понятно, что его аргументы высосаны из грязного пальца, но кто откажется, если есть такая возможность переложить на другого свою вину.

Команда Кидда вернулась на «Приключение» на сутки раньше команды Мура.

Вернулась ни с чем, если не считать забавных рассказов о «пьяной долине», о купании в водопаде и удачной охоте на свиней, впоследствии со смаком съеденных.

Совсем по-другому возвращались богатыри Мура.

Мрачные, молчаливые, все в собственной и вражеской запекшейся крови. И рассказы у них были другие. О настоящем сражении, о победе и трупах врагов. И о том, что они почти уже держали в руках тот самый ящик и удержали бы… дальше следовали намеки и презрительные кивки в сторону легковесного капитана.

Сниматься с якоря решено было на следующий день, когда все раны будут перевязаны как следует, когда все изможденные выспятся.

Кидд был в великолепном расположении духа.

Цель была достигнута.

Сразу.

Почти без потерь.

Ничто, ничто не мешает теперь лечь на обратный курс.

Кидд приказал приготовить праздничный обед.

Вынул из сундука красный парадный камзол. Велел начистить башмаки и расчесать парик.

Больше ни один человек на борту «Приключения» не испытывал праздничных ожиданий.

Канинг, Робертсон и доктор играли в карты.

Мур не тратил времени даром. Он собрал всех канониров на пушечной палубе и долго втолковывал им, что они имеют право на большее, чем то, что они имеют. Несмотря на уклончивость и витиеватость этих речей, пушкари остались в глубоком убеждении, что если на этом весельном корыте и есть хотя бы один человек, кому их судьба и их карман не безразличны, то это главный канонир.

Когда пробило шесть склянок, офицеры были приглашены в кают-компанию.

Войдя в нее, они изумились. Такого им еще не приходилось видеть.

Сервировка!

Набор напитков!

Наряд капитана!

Все прочие офицеры были одеты как обычно, а Мур — так тот вообще явился в одной рубахе, руки и щеки у него были в пороховой гари и даже серьга в ухе закопчена.

Кидд любезно пригласил всех садиться.

Главному канониру подали медную посудину, в которой он мог ополоснуть натруженные длани. Тот отказался это делать, предвкушая, что предстоит разговор, при котором ему лучше присутствовать в своем натуральном облике.

Капитан велел своему камердинеру наполнить всем бокалы.

— А что за праздник сегодня, — спросил ехидно главный канонир, — сочельник или день рождения короля?

Кидд не сразу нашелся, что сказать, но все же нашелся:

— Сегодня день рождения моей жены.

По лицам офицеров пробежали сдержанные улыбки. Главный канонир не удержался от комментария:

— Ну что ж, тогда непременно надо выпить.

Выпили.

Обведя веселым взглядом собравшихся, капитан сказал торжественным голосом:

— А теперь я хочу сообщить вам приятную новость. Собравшиеся положили вилки и поставили на стол свои стаканы.

— Завтра мы ложимся на обратный курс! Наше плавание закончено!

Минута недоуменного молчания. Длинная, ненормально длинная минута.

Канинг вдруг закашлялся.

Робертсон с улыбкой откинулся на спинку кресла. Доктор втайне обрадовался, но чувствовал, что радоваться рано.

Мур вкрадчиво спросил:

— Надеюсь, это шутка, сэр?

Весело нарезая в своей тарелке кусок жареной свинины, Кидд отрицательно покачал головой.

— Это не шутка. Разве можно шутить с подобными «вещами, джентльмены.

Канинг продолжал кашлять, это он-то, никогда не имевший никаких проблем с легкими и не прикасавшийся к табаку.

— А с нами?! — грозно приподнялся главный канонир.

Кидд посмотрел на него с интересом и дружелюбием во взгляде.

— Что с вами?

— А с нами можно шутить?!

— Объяснитесь, дружище. Я вижу, что вы хотите что-то сказать, но никак не могу понять, что именно.

Беззаботный тон капитана разозлил канонира еще больше.

— Выходит, что мы плыли на Мадагаскар, чтобы совершить по нему краткую прогулку — и тут же домой.

«ПРИКЛЮЧЕНИЕ»

(продолжение)

Парадный мундир неуютно поежился в кресле. Капитану впервые пришло в голову, что в этой истории еще не все препятствия преодолены.

— Насколько я помню, вы, Мур, и все прочие офицеры подписали контракт, по которому обязаны выполнять распоряжения капитана незамедлительно и без обсуждения.

Напоминанием о контракте Кидд сильно испортил настроение Канингу и Робертсону, сказалась армейская привычка к повиновению, но Мур отступать не собирался.

— Мы подписывали эту бумагу в Нью-Йорке, а здесь Мадагаскар, если я не ошибаюсь.

Капитан отодвинул в сторону тарелку.

— Что с того?

— А то, когда мы вернемся в Нью-Йорк, пусть с нас там и спрашивают, почему мы отказались повиноваться сумасшедшим приказам.

— Сумасшедшим приказам?!

Мур вскочил с места во всем своем чумазом великолепии и решительно заявил:

— А как иначе можно назвать решение отправляться домой, так и не попробовав заняться делом, ради которого нас сюда послали.

Кидд взял со стола и повертел в пальцах столовый нож, главный канонир воспринял это движение как бессильную, бесполезную угрозу и встал в победоносную позу.

Капитан заговорил, глядя в стол:

— Откуда вы можете знать, зачем нас сюда отправили?

Мур расхохотался.

— Нам зачитали приказ. Вы в этот момент пользовались обществом вашей, супруги, день рождения которой мы сейчас так пышно празднуем, а лорд Белломонт объявил нам, что мы посылаемся затем, чтобы топить здесь французские торговые суда и отлавливать пиратов.

Увидев, как побелело лицо капитана, канонир понял, что с намеками в адрес супруги он дал маху, и слегка смягчил свою позицию:

— Я с удовольствием выпью за миссис Джонсон-Кидд, но хотелось бы мне поднять за нее бокал, оплаченный моими собственными деньгами.

Тут он одним ловким движением сунул руки в карманы своих черных полотняных панталон и вывернул эти карманы наружу. Два жалких грязных тряпичных языка повисли у него по бокам.

— Если я вернусь в Нью-Йорк, мне нечем будет заплатить за пинту пива, не то что отдать долги. — Он повернулся к остальным офицерам: — А вы, джентльмены, разве вы горите желанием вернуться в объятия кредиторов и полюбоваться на своих орущих от голода детей?!

Канинг глухо проговорил:

— У меня нет ни долгов, ни детей.

Эта попытка быть честным ничуть не сбила чумазого говоруна:

— Не забудь добавить, что у тебя также нет дома, нет ни единого фартинга за душой и нет никаких перспектив в будущем. Никаких, кроме этого похода, который наш великолепный капитан предлагает немедленно прекратить.

Никто не стал отвечать канониру, никто не стал с ним спорить, но это не помешало ему продолжить диалог:

— Может быть, кто-нибудь надеется, что мы поживимся на обратном пути, поохотимся на французских купцов у берегов Сенегала или на испанских у Эспаньолы? Не будет этого. Вспомните, как мы шли сюда! Мы не встретили ни одной живой души, а когда встречали кого-то, то бросались в бегство!

— Чего же вы хотите? — спросил капитан, вставая из-за стола и этим побуждая встать всех остальных.

Мур и без этого стоял, то есть ему не пришлось демонстрировать даже и формальной готовности подчиниться. Чувствуя силу своего положения, он закричал:

— Я тут ни при чем. Я говорю то, о чем думает самый последний матрос на этом корабле.

Он специально говорил громко, чтобы все собравшиеся у дверей каюты канониры могли слышать, как он борется за их интересы.

И они слышали.

— Я говорю, что мы должны отправиться на север. Может быть, в Красное море. Скоро индусы повезут мусульманских паломников в Мекку и Джидду, и все, чем набиты их фелуки, может стать нашим. Потом мы можем наведаться к острову Моча. Люди, служившие у самого Тью, рассказывали о тамошних богатствах. Как бы там ни было, отправляться сейчас обратно нельзя. Это все равно что плюнуть в душу всем тем трем сотням людей, что находятся на борту этого корабля. Вот так я считаю.

— Клянетесь хвостом сатаны? — участливо спросил Кидд, не услышав любимого присловья говорливого канонира.

Мур, ожидая совсем другой реакции, сбился и покраснел. Но это было уже не важно, все, что нужно было сказать, он сказал.

— Я жду ответа, капитан. И не только я, мы все ждем ответа, и офицеры и матросы.

Кидд посмотрел на Канинга:

— Вы тоже ждете ответа?

Тот насупился. Было видно, что в нем борется бог субординации с дьяволом мечтаний о наживе.

Кидд не стал вмешиваться в эту борьбу, зная, кто должен победить в этой ситуации. Он поглядел на Робертсона, тот торопливо выдохнул дым, стараясь скрыться в его клубах от прямого ответа.

— Что вы скажете, штурман?

— Вы капитан, Кидд, ваши приказы должны выполняться, это верно, но верно также и то, что наговорил тут этот парень с пушечной палубы. Кому мы нужны с пустыми трюмами в Нью-Йорке.

— Не только в трюмах можно привезти необходимую вещь, Робертсон.

Тот выдохнул еще один клуб дыма и проследил задумчивым взглядом за его эволюциями.

— Загадочные фразы хороши в разговоре между мужчиной и женщиной, а в нашей ситуации…

— Понимаю вас. Но что бы вы сказали, если бы я пообещал каждому из вас по две тысячи фунтов по прибытии в Нью-Йорк при условии, что мы немедленно туда отправляемся?

Офицеры смущенно молчали. Им было неудобно за своего командира. Кто же делает такие детские предложения таким взрослым людям.

Мур, так тот, не скрывая своего саркастического настроя, усмехнулся:

— А почему не по двадцать тысяч?

— Потому что у меня нет больших денег. Ведь нужно еще и команду не забыть. Они заслужили хотя бы по паре десятков гиней, я думаю.

В ответ на это рассуждение ухмылка появилась на лицах у всех офицеров.

На мгновение Кидд растерялся, он не мог представить, что ему могут не поверить. Ведь он говорит искренне, он правда готов заплатить те деньги, что обещает. Что заставляет этих людей столь иронически относиться к его словам?!

— Хорошо, — сказал капитан. — А если я предложу вам вот что…

И он задумался.

Офицеры терпеливо ждали. Переглядывались. Поднимали брови.

Первым не выдержал доктор:

— Что, сэр?

— А если я предложу вам немедленно, здесь же, десять тысяч фунтов, вы согласитесь плыть со мною в Нью-Йорк?

Десять тысяч фунтов — громадные деньги. Настолько громадные, что господа офицеры перестали усмехаться.

— Десять тысяч? — недоверчиво переспросил Мур.

— Да.

— Фунтов? — разгоняя ладонью дым, поинтересовался Робертсон.

— Да, да!

— Деньги на бочку, и мы поплывем хоть к черту в зубы! — заявил канонир.

— Деньги на бочку!!! — таков был общий вердикт.

Кидд просиял:

— Там, наверно, даже немного больше, чем десять тысяч, только за ними придется сплавать.

Офицерское собрание насторожилось.

— Что значит сплавать?!

— Они зарыты.

— Где?!

— На Мадагаскаре.

— Понятно, что не на Цейлоне, — прошипел Канинг, до сего момента пытавшийся вести себя лояльно по отношению к капитану.

— Я вижу, вы опять мне не верите, а между тем я говорю сущую правду, клянусь всем, чем только не запрещено клясться.

— Где же эти деньги? — подозрительно и презрительно прищурился штурман.

— Я же говорю, на Мадагаскаре. В той бухте, где я побывал с отрядом. Там в расщелине спрятан ящик, сверху навалены камни, клянусь. Там не менее десяти тысяч фунтов.

Лица офицеров сделались удивительно злобными. Кидд не понимал почему. Эти люди охотятся за золотом, он им золото предлагает, и их это сердит. Просто какой-то сумасшедший дом.

— Чего же вы ждете? Надо спускать шлюпку и плыть туда. А еще лучше перегнать туда «Приключение». Я отлично запомнил это место, мы легко его…

— Сэр, — многозначительно сказал Канинг, — «Приключение» снимется с якоря завтра и пойдет на север.

Кидд ударил ладонями по столу.

— Я вам говорю правду. Во Французской бухте есть ящик с золотом. Это золото капитана Леруа, он его спрятал от своей команды. Половину отдал, половину спрятал. Я помогал ему прятать.

— И он не попытался вас после этого убить? — поинтересовался Робертсон.

— Попытался, но не успел. Сначала он зарезал негра, а потом хотел зарезать меня.

— Так почему же он этого не сделал?

Кто задал этот вопрос, не важно, ответ на него интересовал всех.

— Он хотел, он показал мне…

— Что показал?!

Кидд помотал головой:

— Это не важно! Он не успел меня убить.

— Почему?

Допрос сделался перекрестным. Спрашивали все.

— Так почему же?

— Его самого убили.

— Кто? Вы?

— Нет. Его убили дикари.

— Какие еще дикари?!

— Я не знаю, какие именно. Я не слишком разбираюсь в дикарях, джентльмены.

— Что же было потом?

— Они меня утащили к себе. Сделали богом…

— Кем? Кем?!

— Богом. Мне неловко об этом говорить. Потом появились люди Каллифорда и освободили меня. И мы уплыли отсюда. На корабле «Блаженный Уильям».

— Я слышал, вы были капитаном этого корабля?

— Меня сделали капитаном, хотя я никого об этом не просил. Лорд Хардуэй.

— А деньги? Деньги остались на острове?

— Да.

— Почему вы их не взяли с собой? Леруа был мертв, место вам было отлично известно.

На этот вопрос Кидд не нашелся что ответить. Он понимал, стоит ему сказать правду, над ним начнут смеяться. Но сказать что-то было нужно.

— Я не хотел связываться с ними.

Офицеры сочувственно смотрели на него.

— Я думал, что приплыву и потом их найду. Я ведь запомнил место.

— Настолько хорошо, что искали его около месяца?

— Я запомнил место, но не бухту.

— Хорошо, что хоть остров запомнили.

Кидд медленно сел обратно на свое место.

— У меня такое впечатление, джентльмены, что вы не верите тому, что я говорю.

— Ни единому слову, сэр! — бодро сообщил Myр.

— Ну почему же?! — почти страдальческим голосом спросил несчастный капитан.

— Никто никогда не поверит, что человек находился в двух шагах от места, где лежат десять тысяч фунтов, и пальцем не пошевелил, чтобы их взять.

Кидд и сам понимал, что эти слова, медленно и отчетливо произнесенные штурманом, звучат убедительно. И ему сделалось удивительно тоскливо.

— Сдается мне, джентльмены, что вы сейчас опровергаете своим поведением правоту собственных слов. У вас есть возможность, едва пошевелив пальцем, получить десять тысяч фунтов, а вы бежите от нее.

Ему рассмеялись в лицо.

Капитан был готов разрыдаться. И теперь мечтал только о том, чтобы они все ушли и предоставили ему такую возможность.

— Итак, я понял, что в Нью-Йорк вы не поплывете? — спросил он.

Никто из офицеров не счел нужным отвечать на этот вопрос.

Утром следующего дня «Приключение» снялось с якоря и поползло по зеркально-гладким водам Коморского пролива к острову Джоанна. Этот пункт на карте, по общему мнению, представлялся наиболее перспективным.

Именно по общему.

Власть капитана Кидда, реальная власть, кончилась после вчерашнего обеда.

Никто, конечно, не помышлял о том, чтобы выселить его из капитанской каюты. Никто не хамил ему публично и специально, но его распоряжения выполнялись только в том случае, если они совпадали с общим настроением команды.

Капитан Кидд сделался чем-то вроде японского императора, о котором ни один из его спутников не имел ни малейшего представления. Он правил, но ничем не управлял.

Но как выяснилось, и главный канонир не сумел полностью оседлать ситуацию. Ни Канинг, ни штурман, ни врач, ни даже Хейтон и двое младших боцманов не желали ему подчиняться. Установилось многовластие.

Как сказали бы древние греки, если бы они существовали к тому времени на белом свете, олигархия.

Уильям Кидд оказался в ситуации, в которой ему бывать уже приходилось. Его никто не трогал, потому что он в известной степени устраивал всех, потому что он представлял собой некое подобие красивой ширмы. Вся реальная борьба за власть на корабле шла за этой ширмой. И все участники борьбы заботились о ее сохранности.

Будь Уильям Кидд человеком более честолюбивым, он, несомненно, постарался бы отстоять свое капитанское положение, ввязался бы в выяснение отношений и его убили бы. Отсутствие нелепой капитанской гордости спасло ему жизнь. Жизнь, необходимую для вещей значительно более приятных и важных, чем управление каким-то кораблем.

Кидд продолжал валяться у себя в каюте, продолжал вести свой мистический дневник, находя в этом и занятие и отдохновение. Единственное, что его мучило, — что встреча с Камиллой откладывается на неопределенный срок.

По прибытии на Джоанну он все же рассчитывал его уточнить. Он пришел к выводу, что вернуться в Нью-Йорк можно и не на «Приключении». Надо устроиться пассажиром на какой-нибудь быстроходный бриг, и скорость его передвижения полностью компенсирует время, потраченное на это утомительное ползание между Мадагаскаром и Джоанной.

Вышеозначенный остров был одним из самых больших и освоенных в Коморском архипелаге. У входа в бухту Жантиль, названную так непонятно из каких соображений, красовались живописные развалины старинного португальского форта. Между фортом и небольшой геометрически безупречной горой стояло несколько деревянных строений. По виду они могли бы с равным успехом сгодиться и для людей и для животных.

Деревянный частокол.

Британский флаг на шесте.

Мертвецки пьяный моряк у подножия шеста.

Пять-шесть разнокалиберных судов на якоре.

Все как положено.

Увидев эту картину, Кидд вспомнил о совете лорда Белломонта не вступать в контакты с кем бы то ни было без нужды, и впервые подумал, что это был глупый совет. Вон они стоят, эти галионы, бриги, шлюпы, или как там их надо называть. Как тут избежишь контакта, честное слово?!

Уильяма Кидда количество объектов для контакта конечно же обрадовало. Среди большого числа кораблей легче найти тот, что согласится отправиться в Нью-Йорк или, может быть, туда уже направляется.

Радость его оказалась преждевременной.

Ни один из кораблей, увиденных им в бухте, не был готов к плаванию. Все нуждались в починке, в экипаже, в оснастке, в припасах.

К тому же приближался сезон дождей.

Стало очевидно, что без «зимовки» не обойтись.

Матросы «Приключения», высадившись на берег, первым делом начали рубить для себя жилье. Жизнь в тесных корабельных помещениях основательно им надоела.

Часть отправилась в окрестные леса на мясные заготовки. Кое-кому пришлось вспомнить свое буканьерское прошлое.

Канинг руководил ремонтными работами на корабле.

Мур и Робертсон, каждый на свой манер, собирали полезные сведения среди старожилов Джоанны о положении дел в окрестностях Коморского архипелага и на главных торговых путях.

Кидд вел прежний образ жизни. Ему было все равно, находится его судно в плавании или стоит на приколе.

Когда ему надоедало сидеть у себя в каюте, он приказывал отвезти себя на берег и подолгу бродил по длинной песчаной косе, которая уходила в море от развалин португальского форта. От частых дождей песок сделался тяжелым и плотным, как глина. Кидду это даже нравилось, каблуки башмаков не увязали, можно было идти не слишком задумываясь, где именно идешь. Привык он и к крику чаек, во множестве носившихся над песчаной косой.

Мыслями своими он пребывал в яблоневом саду Камиллы. Почему-то она всегда виделась ему здоровой и веселой. В этой воображенной им жизни жена и болезнь жили порознь. Он видел Камиллу в «библиотеке», в гостиной, на широких ступенях парадного входа, в коляске. Даже с бокалом вина, как тогда на том несчастном обеде, что привел к жестокому приступу непонятной болезни.

Он разговаривал со своей супругой, и она отвечала ему.

В основном улыбками.

Так же точно, как и в те времена, когда они реально были вместе.

Улыбки были снисходительные, поощрительные, таинственные, милые, укоризненные, рассеянные, сердитые.

Оказывается, они так мало друг с другом разговаривали. Они не сказали наедине друг другу и трех десятков слов. Если иметь в виду настоящие слова, а не вопросы, что ты желал бы к ужину. Вот еще какое счастье ждет его по возращении к жене: он сможет с нею наконец наговориться.

Он расскажет ей обо всем, что пришлось пережить, и она поймет его.

Она будет восхищаться, она будет смеяться, она будет закатывать глаза, она будет обмирать от страха.

Одинокая фигура, бредущая по косе в глубь моря, очень скоро сделалась предметом иронических комментариев со стороны обитателей бухты. Романтическое поведение войдет в моду много позже, лет через сто. А пока человек в развевающемся плаще, со стаей крикливых птиц над головой, стоящий в полном одиночестве на оконечности песчаного языка, далеко выдающегося в глубину равнодушных вод, был категорически непонятен.

Офицеры и матросы «Приключения», даже если бы они захотели поддержать репутацию своего капитана, не знали, что сказать в оправдание его поведения. Да им, собственно, не было до него никакого дела.

Битти и Смайлз, попытавшиеся однажды сопровождать Кидда, были им решительно отринуты с невразумительным объяснением, что «им и вдвоем хорошо».

Сыновья лорда Белломонта переглянулись, ничего не поняли, но сочли за лучшее больше к капитану не приставать.

Надо вот еще что сказать: стоя на оконечности косы, Кидд вынимал из кармана своего камзола тряпицу, разворачивал ее, доставал «Посланца небес» и подолгу рассматривал.

Не просто рассматривал — впивался взглядом, гипнотизировал его взглядом, пытался проникнуть в его непонятную тайну, открыть в нем очаг его неестественной силы.

Временами капитану казалось, что ему удалось нечто подобное, и тогда он мог видеть с помощью алмазной силы так далеко, как ему было нужно. Свой наделенный невероятной пронзительностью взгляд он направлял всегда в одно и то же место, в яблоневый сад у дома жены. И тогда начинались эти, если так можно выразиться, сеансы надмирной связи, и перед глазами застывшего от восторга Уильяма Кидда возникало улыбающееся лицо его Камиллы.

— Я снова вижу тебя, моя дорогая. Ты сегодня весела, как никогда, в твоих чертах нет болезни, в твоих глазах нет печали, если бы ты знала, как это меня радует. Других целей нет в моей жизни, кроме как доставлять тебе радость, и нет для меня большего счастья, чем видеть, как ты радуешься.

В этот момент чья-то рука коснулась его плеча. Как будто громадная гора рухнула на плечи Кидда. Он прижал к груди камень и резко наклонился вперед.

— Что с вами, сэр?

Не меняя позы, Кидд полуобернулся на каблуках и увидел перед собою крупного рябого мужчину в английском флотском мундире.

— Что с вами, сэр?!

— Отвернитесь, пожалуйста, — попросил Кидд.

Глаза рябого офицера округлились и налились чистокровным удивлением.

— Не понял, простите, что?

Продолжая стоять в позе раненого в солнечное сплетение, капитан Кидд повторил свою просьбу. Англичанин судорожно сглотнул и отвернулся.

Кидд начал торопливо заматывать в тряпицу свой магический кристалл и не менее торопливо засовывать в карман.

Рябой офицер, мучительно осознавая, в каком странном положении он находится, решил это положение исправить. Он не нашел способа лучше, чем представиться:

— Майор Боллард, сэр.

— Какой еще майор? Зачем? — тихо проговорил, почти проныл Кидд.

Боллард, заподозрив какую-то непочтительность в свой адрес, вопросительно обернулся.

В этот момент владелец алмаза окончательно пришел в себя и радостно объявил:

— Капитан Кидд, сэр.

— Командую трехпалубным галионом «Октябрь», — ответил Боллард.

— А откуда он взялся, еще вчера его не было в бухте.

— Я бросил якорь четыре часа назад. Я очень обрадовался, увидев здесь ваше «Приключение», теперь мы покажем этим свиньям, что такое британский флот.

Кидд осторожно поинтересовался:

— Каким свиньям?

Боллард успокаивающе поднял руку:

— В здешних местах хватает всяких, на любой вкус, но несладко придется всем.

Они двинулись в обратный путь по косе.

— Мне сказали, что вы здесь, я бы мог, конечно, подождать, но так уж устроен, что если вижу нужного мне человека, тут же должен с ним поговорить.

— Понимаю, да.

— Я ведь кричал вам, но вы вели себя так, как будто меня не слышите.

— Я и правда не слышал. Чайки. Волны.

Болларда чайки и волны интересовали мало.

— Вы, наверное, знаете, что неподалеку от Джоанны расположен остров Сент-Мари.

Кидд не имел об этом ни малейшего представления, но майор не дал ему в этом признаться.

— Мне стало достоверно известно, что там свили гнездо несколько отпетых негодяев из числа тех, что блуждают по здешним морям в поисках добычи.

— Да-а?

Боллард смачно плюнул в жирную чайку, зависшую прямо перед его носом.

— Поверьте, сэр, мои сведения не нуждаются в проверке.

— Я охотно вам верю.

— Их имена Джон Хор и Дирк Чиверс. Отпетейшие негодяи, по обоим давным-давно плачет веревка.

— И кажется, я слышу этот плач.

— Что вы сказали, сэр?

— Нет, нет, так, ерунда.

Вечером того же дня майор Боллард собрал у себя на «Октябре» совещание, на которое помимо Кидда пригласил и всех остальных офицеров «Приключения».

Майор выступил с бодрой и решительной речью, в ней он выразил уверенность, что все собравшиеся горят желанием как можно скорее вступить в борьбу со страшным злом, носящим название — пиратство! Он выразил также уверенность и в том, что офицеры британского королевского флота, коих он видит перед собой, с огромной радостью воспримут известие, что им предоставляется такая возможность.

— Найдено настоящее осиное гнездо, на острове Сент-Мари, и мы его разорим. Сезон дождей, можно сказать, закончился. Ничто не мешает нам выступить!

Офицеры «Октября» зааплодировали.

Офицеры «Приключения» неохотно к ним присоединились.

Майор обратил на это внимание.

— Почему у вас такие кислые лица, джентльмены? Не будь я майор Боллард, если мы через неделю не вздернем на рее этих наглых мальчишек, Хора и Чиверса!

Открыто возражать этой самоуверенной демагогии никто не стал. Но рано утром, когда майор вывалился из единственной тамошней таверны, чтобы справить малую нужду, он увидел, продрав похмельные глаза, что новообретенный союзник бежал от него.

«Приключение» исчезло из гавани Джоанны.

Пока Боллард пьянствовал со своими офицерами, офицеры капитана Кидда велели поднять якорь и тихо убрались подальше от деятельного майора. Пришлось пожертвовать пятью десятками членов экипажа, которые вялили мясо на склонах горы.

«ПРИКЛЮЧЕНИЕ»

(окончание)

Приключения «Приключения» заканчивались.

Месяцы, проведенные в плавании после бегства из объятий майора Болларда, слишком дорого стоили красавцу, пленившему воображение губернатора Нью-Йорка и Массачусетса.

Гоняясь по Красному морю за судами мусульманских паломников, «Приключение» не добыло ни славы, ни богатства. Более того, оно вынуждено было кое с чем расстаться. Например, с половиной весел. Часть из них была поломана о прибрежные скалы в Бахрейне, часть украдена аборигенами на острове Исам-Бураха. Теперь оба корабельных борта напоминали челюсти больного старика.

Сражения и болезни выкосили часть команды. Странная, сухая, как говорили аденские арабы, лихорадка появилась на корабле сразу после того, как была захвачена первая фелука с паломниками. Вероятнее всего, она перекочевала вместе с кем-то из больных мусульман. Но богобоязненные матросы (даже среди пиратов такие попадаются) решили, что это месть Аллаха, в воды и дела которого они посмели вмешаться.

Канинг и Мур, руководившие кораблем, как два римских консула, по очереди, через день, сначала игнорировали суеверные страхи, поселившиеся в команде. Но чем дальше, тем больше убеждались в том, что в матросских бреднях есть доля истины. Правда, считали они, этот самый Аллах карает их не сухой лихорадкой, а отсутствием добычи. Попадались «Приключению» суда, набитые чистоплотными нищими пешаварцами и не менее нищими и не менее чистоплотными синдцами. С них ничего нельзя было взять, кроме застиранных до дыр тряпок.

Наступил момент, когда стало ясно всем: на этих путях своего счастья «Приключению» не найти.

Решено было отправиться к берегам Индии.

Почему именно Индии?

Ходили слухи о богатстве кораблей, покидающих тамошние порты.

Слухи о баснословных запасах драгоценностей, которые везут с собой паломники в Джидду и Мекку, оказались чепухой, но слухам от этого верить не перестали.

Целью плавания сделалась Калькутта. Может быть, потому, что там меньше, чем где бы то ни было, чувствовалось присутствие Ост-Индской компании, а значит, и ее боевых эскадр. Там купцы действуют по большей части в одиночку, на свой страх и риск. О таких купцах и мечталось Канингу и Муру.

Одно время казалось, что расчеты начинают сбываться. Попалось навстречу «Приключению» небольшое суденышко, перевозившее шангарский желтый рис. Добыча эта до такой степени не обрадовала англичан, что они устроили форменное издевательство над матросами-индийцами.

Вышедший из своей каюты капитан Кидд посмотрел на творившееся безобразие и вдруг сказал Канингу, руководившему бесчинством:

— Послушайте, а ведь мы превратились в обыкновенных пиратов.

Как ни странно, это замечание подействовало на старшего помощника. Одно дело, когда ты ведешь себя как пират, совсем другое когда тебя называют пиратом. В первом случае ты можешь сколь угодно долго тешить себя мыслью, что все совершаемые тобой гадости и кровопролития происходят в угоду высшей цели, на пользу отечеству. Во втором случае ты должен абсолютно все брать на собственную совесть. Во втором случае даже самое маленькое прегрешение становилось наказуемым преступлением.

Канинг приказал оставить матросов в покое, а их капитана-англичанина так и вообще не трогать.

— Может быть, сделаем его лоцманом? — неуверенно поинтересовался Канинг у Кидда.

— Отличная мысль!

Так мистер Хини оказался за офицерским столом в кают-компании.

Маленький, черноволосый, загорелый, как дравид, отлично разбирающийся в морском деле.

Когда возникла необходимость в ремонте, Хини показал место на Лаккадивских островах, где это было удобнее всего сделать. Возле бухты, где был брошен якорь, рос неплохой строевой лес, а жители были гостеприимны. Они были настолько немногочисленны, что им не оставалось ничего другого.

Люди с «Приключения» оценили их гостеприимство. Лодки аборигенов пошли на растопку костра, а женщины — для удовлетворения насущных половых потребностей.

Вакханалия была массовой.

Битти и Смайлз приволокли (от щедрот) одну островитянку в каюту Кидда. Тот не стал отказываться, что вызвало бы нехорошие разговоры, и не стал насиловать перепуганную девчонку. Уложил ее на плетеную циновку у окна, а сам лег на кровать и погрузился в сладостные волны мечтаний о доме в яблоневом саду.

Под вопли и визги, доносившиеся с освещенного дикими кострами берега, мечталось хорошо.

После ремонта и разврата плавание продолжилось.

Стиль его не изменился.

Невезение — вот что суждено было «Приключению» в его деревянной жизни.

Если ему навстречу попадался хорошо выглядевший торговый корабль, то он нес на своей мачте гордый британский флаг, если же у встреченного корабля флаг на мачте был более подходящий, французский или португальский, то он оказывался не беззащитным жирным торговцем, но зубастым галионом.

Пару раз «Приключение» чуть само не становилось добычей. И уносило ноги с поля нежелательного боя только благодаря весельным протезам.

Настроение команды, разумеется, соответствовало успехам.

Злились все.

Самые разумные проклинали судьбу.

Самые глупые — капитана.

Самые нетерпеливые — Мура.

Эта ситуация не могла продолжаться вечно и даже просто долго.

Вопрос был только в том, чем она разрешится.

Канинг и Мур ждали богатого плавучего дурака, в трюмах которого будет найдено нужное количество счастья.

Робертсон, доктор и лоцман Хини кроме этих планов вынашивали и какие-то дополнительные, тайные.

Кидд ждал удобного случая, чтобы просто-напросто сбежать с корабля. Единственный подходящий момент был в Калькутте, но помешал приступ той самой сухой лихорадки. Она, оказывается, не щадит не только простых паломников и простых матросов, но и влюбленных капитанов. Не оставаться же ему было на Лаккадивских островах в ожидании следующего европейского визита вежливости. Думается, гостеприимство тамошних жителей пресеклось бы сразу после ухода корабля, и беглецу пришлось бы отвечать и за сожженные лодки, и за изнасилованных женщин. Впрочем, если у аборигенов принято за это спрашивать с гостей.

Сердце другого, более нетерпеливого человека наверняка уже лопнуло бы от бесплодных терзаний и мучительных ожиданий. Но характер Кидда был таков, что позволял ему приспосабливаться к положениям, к которым приспособиться было, казалось бы, невозможно.

Он привык ждать.

От рождения до сорока лет он знал пору безвременья. Беззаботного и бессмысленного. Потом настала пора испытаний, столь невероятных и жестоких, что с ними было бесполезно бороться, на них было бесполезно сетовать, их можно было только переждать. И он пережидал, не имея перед собой никакой определенной цели, и остался самим собой.

Что же теперь ему неприятности нынешнего дня, что ему нынешнее ожидание, когда он точно знает, что в конце концов его ждет несомненное счастье. И размеры его ничуть не уменьшатся от того, сколько ему придется томиться в ожидании.

Кроме того, у него был алмаз.

С помощью этого камня Кидд регулярно разговаривал со своей Камиллой, и она улыбалась ему.

Что же еще нужно для того, чтобы быть спокойным, хотя бы вокруг полыхало само адское пламя.

Размышляя примерно в таком духе, капитан наливал медным черпаком ром в свой бокал из тисового бочонка, стоя во главе стола в кают-компании. Он решил выпить перед Лаккадивской поросятиной, которую вот уже целую неделю подавал к обеду корабельный кок.

Он давно завел эту привычку, пить до еды, чем сильно выделялся из числа прочих офицеров, пивших и до, и во время, и после. Особенно после.

Наполнив бокал и пригубив его, капитан услыхал какой-то шум за дверьми каюты.

Шум нарастал и приближался.

Двери распахнулись.

На пороге стояли Канинг, Мур и Робертсон. За ними еще несколько человек. Не только офицеры, но и простые матросы и канониры.

На лице у Кидда появилось вопросительное выражение, большего он не мог себе позволить по нынешнему статусу.

Вопросы прозвучали из уст явившихся:

— Сколько все это будет продолжаться?

— Когда наконец будет настоящее дело?

Остальные вопросы звучали примерно так же.

Кидд выразил на лице недоумение и осторожно попытался напомнить, что нынешнее положение дел есть следствие решений, не им принятых.

— Я предлагал вам, джентльмены, десять тысяч фунтов и немедленное путешествие в Нью-Йорк.

Мур крикнул:

— Хватит об этом! Что нам делать сейчас?!

— Я бы предложил пообедать.

— Не надо над нами издеваться, капитан! — пробурчал Канинг и набычился.

Со стаканом рома в одной руке и черпаком в другой (держава и скипетр) Кидд напоминал либерального монарха.

— Я, собственно, и не знаю, что сказать.

Главный бомбометатель соизволил объяснить причину общего беспокойства:

— На траверзе «Приключения» торговый корабль. Под флагом Ост-Индской компании.

Кидд отхлебнул из стакана, но понятливее не сделался.

— Мало ли мы встречали таких кораблей? Это зона владений компании…

Мур прервал эти рассуждения:

— Я считаю, что нам нужно на него напасть! Кидд отхлебнул еще раз.

— Я не ослышался? Вы считаете возможным напасть на корабль, идущий под английским флагом?

Канонир нагло шагнул вперед:

— Да!

— Но почему?

— Я растолкую. Нам нужно наконец что-то заработать. Мы болтаемся по морям уже скоро год, но никто из нас не перестал быть нищим!

Капитан поджал нижнюю губу:

— Вы считаете это достаточным основанием?

Мур сказал:

— Да!

Все остальные промолчали, ожидая, чем закончится словесный поединок.

— Но это же пиратство!

— Не важно, как это называется, главное, чтобы это пошло нам на пользу!

— Пока мы грабили мусульман, кстати ни в чем перед нами не виноватых, я смотрел на это сквозь пальцы, но что же теперь мне делать, когда вы собираетесь напасть на английский корабль?

Канонир зло усмехнулся:

— Раздвинуть пальцы пошире.

— Кроме того, что это пиратство, это еще и предательство. Нельзя нападать на своих…

Мур поднял руку:

— Идут слухи, что в Европе война уже прекратилась. Просто пока нет объявления для южных морей. Таким образом, нападая на этого купца, мы всего лишь наносим вред толстосумам из Ост-Индской компании, но ни в коем случае не удар в спину Британии. Я так считаю.

В толпе, сгрудившейся за спиной канонира, раздались одобрительные возгласы. Многие хотели пойти пограбить, но никто не хотел, чтобы их считали нехорошими.

Такие, как Канинг, колебались.

Действительно, считали они, пустить ко дну две-три мусульманские фелуки, изнасиловать десяток-другой аборигенок — это еще ничего. Такие деяния находятся в пределах кодекса чести британского офицера.

Но вот грабить суда, идущие под британским флагом, — это, кажется, чересчур.

Могут назвать пиратом.

Отвечая этим затаенным мыслям, Кидд сказал:

— Если мы нападем на этого купца, мы станем настоящими пиратами. Мы станем изгоями. Ни Тью, ни Каллифорд, ни Уэйк никогда не грабили англичан. Только поэтому они могли входить в английские порты. Я сам видел Тью в Нью-Йорке на приеме у губернатора.

— Вот! — возопил канонир. — Вот ты и показал свое настоящее лицо!

Кидд поставил стакан на стол и ощупал подбородок.

— Тебя волнует не то, каково приходится твоим людям, ты и глазом не моргнешь, если они начнут умирать от голода или от цинги. Тебя заботит лишь одно — скорейшее возвращение домой, в Нью-Йорк. Ты готов всех нас сгноить заживо, лишь бы не потерять такую возможность.

— Да, — честно прошептал Кидд.

Канонир бешено захохотал — с таким видом, будто он сделал чудовищное разоблачение.

— Нет, — смешался капитан. — Не хочу я никого гноить, но хотел бы вернуться, это правда.

Канонир повернулся к публике:

— А знаете, что его туда тянет? Не знаете? Я вам расскажу. У него там, видите ли, жена. Супруга. Миссис Джонсон-Кидд, пятидесятилетняя дебелая тварь! Прежде она служила в портовом борделе в Бресте, а потом перебралась в Новый Свет и охмурила старика Джонсона. Десять лет она наставляла ему рога, а потом уморила какой-то микстурой. И тогда вот этот… — Мур, не оборачиваясь к Кидду, вытянул в его сторону указующий перст и начал мелкими шажками, спиной, к нему приближаться, — вот этот, с позволения сказать, капитан женился на ней. Он влюбился в эту развратную корову по уши. Ради того чтобы припасть к ее вымени, он готов все бросить, оставить нас нищими и мчаться обратно на всех парусах. Я вам еще вот что про нее расскажу. У нее есть знакомые врачи. Они помогли ей избавиться от старика Джонсона, и те…

Мур, как подкошенный, рухнул на пол. Из-под правого уха тут же начала растекаться кровавая лужа.

Кидд бросил ковш для разливания на труп канонира и сказал:

— На английский корабль мы нападать не будем.

Команда подчинилась своему капитану, но подчинилась со скрытой неохотой. В словах покойного канонира было много правды. Королевское жалованье — слишком маленькая компенсация за те лишения, что выпадают на долю моряка. Рано или поздно любой из них начинает мечтать о богатом, глупом, плывущем без охраны купце. Тем более находясь вдали от родных берегов, королевских чиновников и судов.

Матросы и канониры разошлись по своим местам, но никто из них не считал, что получил ответ на главный вопрос: когда же наконец мы разбогатеем?

Такое настроение команды было чревато новым, значительно более сильным взрывом, который не удалось бы прекратить одним ударом черпака.

Но Кидду повезло.

Навстречу медлительному «Приключению» попалось в конце ноября судно под французским флагом.

Надо сказать, что всем плавающим по морям было известно об окончании войны в Европе, но известно как бы неофициально. Кроме того, для Южного полушария существовало некое особое положение. Мир должен был сюда «докатиться», как в свое время докатилась война.

Другими словами, на совести капитана оставалось атаковать или не атаковать француза.

Совесть Кидда подсказывала, что желательно было бы проплыть мимо и дать то же самое сделать французам.

Но в этот раз команда не послушалась советов капитанской совести.

«Приключение», скрипя старческими суставами, атаковало не готовое ни к обороне, ни к бегству судно.

Случился абордаж.

Не слишком многочисленные французы были перебиты.

После этого судно отбуксировали в небольшой индийский порт Бипай, где не было ни наместника Великого Могола, ни чиновников Ост-Индской компании.

Груз, состоявший из небольшого количества олова, нескольких десятков тюков со специями (немного лежалыми) и большого количества верблюжьих копыт (лучшее сырье для изготовления клея), был продан.

Кидд ничему не препятствовал.

Он надеялся, что, получив какие-то деньги, матросы его успокоятся.

Наивная надежда.

Получив небольшие деньги, матросы захотели больших.

Кидд предложил им продать корабль, это могло бы утроить добычу каждого. Но на сходке команды решено было этого не делать. На «Рупарель», так корабль именовался до захвата, перешли несколько десятков человек во главе с Канингом.

— Двумя руками действовать легче, чем одной, — образно пояснил бывший старший помощник.

— Его надо переименовать! — подсказал Хини.

Тут же посыпались предложения. Одно чудовищнее другого. Пираты того времени, как, впрочем, пираты и бандиты всех времен, любили татуировки и цветастые выражения;

Предложений было высказано много, но ни одно не показалось подходящим.

Кому-то пришла в голову мысль обратиться ради смеха к капитану.

Он отреагировал мгновенно:

— «Ноябрь».

После минутного раздумья в ответ прозвучал врыв восторга.

Разумеется, «Ноябрь»!

Во-первых, француз был захвачен в ноябре, во-вторых, в этом названии слышалась издевка в адрес бравого майора Болларда с его «Октябрем» и попыткою наставить «Приключение» на путь истинный.

Из Бипая оба корабля вышли вместе. Вместе проплавали неделю. Но первый же шторм разметал их в разные стороны по западной части Индийского океана.

Помимо потери партнера шторм стоил «Приключению» еще десятка весел и грот-мачты, вырванной с корнем из чрева корабля особенно сильным порывом ветра.

И без того не вызывавший восхищения своим внешним видом, корабль превратился просто в жалкое создание. Почти не слушаясь руля, иногда бессильно шевеля оставшимися веслами, тащилось «Приключение» в направлении Коморского архипелага, поскольку это была ближайшая суша, дабы обрести там покой и починку.

12 января 1698 года впередсмотрящий, смотревший, кстати, в этот момент назад, крикнул, что видит парус.

Слева на траверзе.

Ничего в этом не было особенного, такое случалось каждые несколько дней на здешних оживленных путях. Подобные встречи обычно ничем путным не заканчивались, рассмотрев в подзорную трубу «Приключение», торговые корабли бросались прочь, боевые уплывали с достоинством, не желая связываться.

Но это было в те времена, когда корабль капитана Кидда казался вполне боеспособным трехмачтовым капером.

Теперь же он напоминал скорее плавучий деревянный остров с нищим и голодным населением.

Парус приближался.

Робертсон отдал приказ убрать паруса и оставить на борту, повернутом к парусу, лишь два весла.

— Для чего это? — поинтересовался капитан.

— Чтобы разжалобить их. Пусть думают, что мы терпим бедствие.

— А когда они подойдут, вы возьмете их на абордаж?

Штурман кивнул и выдохнул дым.

— Это старый прием.

Кидд уточнил:

— Пиратский прием.

Штурмана это не смутило.

— У нас в Эссексе есть поговорка: хоть бревном меня считай, только в пламя не бросай.

После этого Робертсон велел всем матросам убраться с верхней палубы на пушечную.

Абордажная команда — три десятка головорезов с саблями и пистолетами в руках — залегла за фальшбортом, держа наготове специальные крючья.

Самое интересное, что купец, а это был именно он, большой, великолепно оснащенный, сытый на вид, клюнул на нехитрую уловку Робертсона.

Было видно, как матросы снуют по вантам и травят шкоты, убирая лишние паруса.

— Никогда не надо гоняться за добычей, — усмехнулся Робертсон, — стоило нам из боевого корабля превратиться в полную развалину, как тот, о ком мы могли только мечтать, сам идет нам в руки. Согласитесь, капитан, странно устроен мир.

Кидд ничего не ответил, хотя тоже в этот момент размышлял именно над устройством мира. Он думал, что должен желать успеха Робертсону, потому что, если все будет хорошо, команда набьет карманы и ее, пожалуй, можно будет склонить к путешествию домой. Но вместе с тем получается так, что, для того чтобы получить возможность отправиться в объятия Камиллы, он должен радоваться тому кровопролитию, что совершится сейчас. Не может же быть так, что счастье одного — это всегда кровь другого.

Впрочем, это размышление было достаточно мимолетным.

Отвалились орудийные порты «Приключения».

Прозвучал залп, снесший все с палубы беспечного купца, уже изготовившегося к благотворительным действиям в адрес умирающей деревянной развалины.

Уже заорали орлы из абордажной команды, всаживая в доски вражеской палубы свои беспредельно острые крючья.

Приемов обмана в мире не так уж много, все они известны со времен глубокой древности, но сколько бы ни существовал на земле род людской, всегда будут находиться те, кто поверит обманщикам.

Любому капитану на морях Мэйна и всех Индийских морей было известно, что пираты часто подманивают к себе беспечных путешественников, притворившись беспомощными. Но вместе с тем находятся среди них такие, кто умудряется попасть в этот издалека заметный капкан.

Возможно, однако, что капитана купеческого судна, попавшего в абордажные объятия «Приключения», погубило не доброе сердце, а, наоборот, жадность.

Увидев беспомощно болтающуюся на волнах посудину, он решил чем-нибудь на ней поживиться. На корабле всегда есть что стащить.

Какое предположение верно, осталось навсегда неизвестным, капитан неосторожно приблизившегося к «Приключению» судна погиб в первые минуты боя. Он вздумал организовать сопротивление и получил топором по голове.

Увидев своего начальника лежащим на палубе с раскроенным черепом, побросали оружие те немногие, кто решился его обнажить.

Человек, наделенный возможностью наблюдать со стороны такие события, имел бы полное право заметить, как переменчива судьба в этом мире! Тот, кто мгновение назад был ее баловнем, сейчас является куском бессмысленного мяса. Те, кто был беднее, голоднее и несчастнее всех, сделались в мгновение ока богачами.

Трудно оставаться подобным рассуждающим наблюдателем среди стремительного и яростного абордажа, но капитану Кидду это удалось. С квартердека «Приключения» ему было хорошо видно происходящее: и лихая атака его матросов, и жалобная паника среди экипажа купеческого корабля. И гибель их капитана, и безропотная сдача.

Досмотрев представление до конца, он отправился в свою каюту. Может показаться странным, но ему захотелось вздремнуть.

Дело довершилось без его участия.

Всем умело заправлял Робертсон, могло показаться, что в штурманской школе его заодно учили тому, как надо грабить корабли.

Управившись с этим приятным делом, он решил отправиться с докладом к капитану. Он долго раздумывал, стоит ли это делать. Потом решил, что стоит.

Пусть Кидд разделит ответственность за случившееся. В его бегстве в каюту штурман рассмотрел большую хитрость. И, как ему показалось, разгадал ее. Впрочем, разгадка лежала на поверхности. Капитан мечтает вернуться в Нью-Йорк, стало быть, ему нужно сохранить свои руки в чистоте.

Не получится!

Робертсон тоже не исключал возможности того, что рано или поздно придется отвечать перед королевским трибуналом. Для такой ситуации всегда неплохо иметь несколько отговорок. Например, полезно иметь возможность сказать, что он действовал по приказу капитана.

Захватив с собой украшенную каменьями и серебряной чеканкой саблю, Робертсон постучался в каюту Кидда.

Ответа не было.

Постучал еще раз.

Тот же результат.

Тогда он вошел. Он готов был увидеть что угодно — убитого капитана, капитана отсутствующего, но чтобы спящего…

А Кидд спал.

И добродушно чмокал во сне губами.

Робертсон вытащил трубку изо рта и громко кашлянул.

Кидд перестал улыбаться во сне и открыл глаза:

— В чем дело?

— Доклад, сэр, и сувенир. Эта сабля принадлежит вам, и не спорьте. А теперь о деле. Корабль нанят индийскими купцами из Сурата, чтобы доставить груз тканей в Сан-Себастьян.

— Теперь это, видимо, не произойдет.

— Точно так, сэр. Ткани эти, великолепные ткани -миткаль, кашмирский шелк, тайский бархат, мы, разумеется, продадим где-нибудь здесь. В Европе или Америке за них дали бы втрое больше, но умнее не пробовать соваться туда.

— А может, все-таки попробуем?

— Что, сэр?

— Сунуться в Америку.

— Ни в коем случае. Такой товар — как клеймо на лбу. Губернатор первого же острова арестует нас.

— Рано или поздно нас все равно арестуют. Война закончена, Робертсон, а мы нападаем…

— Мы подвергаемся нападению, не будете же вы отрицать, что «Приключение» не двигалось с места, а этот, кстати, корабль называется «Кедахский купец»…

— От этого не легче.

— Так вот, не будете же вы отрицать, что это он к нам приблизился, никак при этом не объясняя своих намерений.

— Когда бы он успел это сделать, Робертсон, мы же сразу его крючьями!

Предвкушая эффект от своего следующего сообщения, Робертсон длинно и смачно затянулся.

— Но самое главное не это.

Кидд готов был с ним согласиться, самым главным для него оставалась Камилла.

— Я порылся в бумагах капитана «Кедахского купца» и обнаружил там французский паспорт. Да, да, сэр, не удивляйтесь. Корабль построен в Дувре, эти документы у меня. Будем считать наше сражение с ним последним эпизодом войны Англии и Франции.

— Мы-то будем считать, а…

— Не думаю, что нам следует слишком уж волноваться на этот счет. Война такая печь, в которой сгорает все.

— А пепел?

— А пепел развеивают над морем.

Кидд снова закрыл глаза и улыбнулся какому-то новому видению.

Робертсону понравилась его собственная мысль о войне-печи, и он ее продолжил:

— Ей-богу, сэр, печь, именно печь. Вы ведь знаете, что у роттердамских ювелиров есть такие печи, в которых можно сжечь даже алмаз. Что же говорить о войне.

— Что?! — Кидд резко сел на кровати. — При чем здесь алмазы?

Штурман закашлялся от неожиданности.

— Это так, к слову.

— Понятно. У вас все, Робертсон?

— Почти. Осталось только решить, что делать с пленными. Там индусы, португальцы, мусульмане.

Кидд вдруг выразил желание посмотреть на этих людей. Сравнительно недавно, повинуясь такому же неожиданному порыву, он отправился на берег Мадагаскара ловить португальцев.

Пленных выстроили на палубе «Кедахского купца» в три ряда. Они стояли понурив головы, их чувства были далеки от восторженных. Португальцы-офицеры в рваных колетах, серых чулках, с остренькими длинными бородками и с выражением туповатой надменности в лицах. Темнолицые, крупноносые индусы, в белых шароварах, с железными кольцами на щиколотках. Мусульман было меньше всего, на головах они носили белые бедуинские накидки, шаровары у них были пестрые.

Кидд в сопровождении Робертсона, Хини и Хейтона медленно прошелся перед их строем, совершенно не представляя, зачем он это делает.

Может быть, нужно им что-то сказать?

Но что?

Пожалуй, Робертсон разберется сам.

Капитан собрался было уходить, но тут в третьем ряду мелькнуло знакомое лицо.

Кидд подошел поближе.

Человек в третьем ряду наклонил голову пониже и попытался спрятаться за стоящего перед ним пленника.

— Базир! — воскликнул Кидд.

— Вы его знаете, сэр?

— Да, Робертсон, мы плавали с ним вместе. Я сразу узнал его, как только увидел эту белую звезду у него на лбу.

— Насколько я понимаю, сэр, вы хотели бы поговорить со своим старым знакомым.

— Конечно. Выведите его. Иди сюда, Базир.

— А остальных я, с вашего позволения, отправлю…

— Ни в коем случае никого за борт не бросать!

— …В трюм, сэр.

Мусульманин сидел как настороженная птица, сложив руки на коленях и бросая по сторонам быстрые, острые взгляды.

Кидд велел было его накормить, но он сухо отказался, сказав, что напрасно господин капитан принимает его за странствующего дервиша. Будучи толмачом на «Кедахском купце», он питался и хорошо и регулярно.

— Не рассчитывал тебя увидеть здесь, Базир.

— И я не рассчитывал увидеть тебя здесь, капитан. Таща свой трофей на буксире, «Приключение» ползло на юг, по направлению к острову Сент-Мари, тому самому, идти войной на который предлагал мужественный майор Боллард.

— Насколько я понимаю, ты не задержался на Невисе.

Базир стрельнул взглядом вправо, влево и быстро сказал:

— Меня отпустили домой.

— Губернатор?

— Да. Очень добрый человек. У меня к тебе просьба, капитан.

— Говори.

— Не называй меня Базир.

— А почему?

— Меня все здесь знают под именем Абдаллах.

— Пусть будет Абдаллах. Скажи мне, давно ли ты плаваешь?

— С того самого момента, как вернулся. Я потерял свою прежнюю должность, но не жалею об этом.

Далее последовала совершенно фантастическая история о приключениях-злоключениях несчастного чиновника-пленника, побывавшего и в рабстве и в почете (но очень коротко), болевшего болезнями, посланными Аллахом, и кусанного крокодилами и скорпионами, посланными шайтаном.

— Но ничто не вечно на этом свете, даже превратности судьбы, капитан. Надеюсь, когда-нибудь эта истина распространится и на меня. Я несчастный больной старик, все мое богатство — это мой язык и те языки, с которыми мой язык знаком. Когда человек не может понять человека, я помогаю им. Я не беру много денег, и потому мой халат не расшит золотом. Но я никогда не останусь без дела, ибо непонимание велико в мире. И скорбнее всего то, что часто друг друга не понимают люди, говорящие на одном языке.

Кидд поверил каждому слову, произнесенному Базиром-Абдаллахом.

Он был поражен этими словами до глубины души.

Он захотел сделать хоть что-то для него.

Он спросил у толмача, чем он может ему помочь.

Мусульманин мрачно задумался:

— Мне ничего не нужно.

— Так не бывает.

— Мне ничего не нужно сверх того, что нужно каждому человеку, где бы он ни жил, чем бы он ни занимался.

Капитан поднял в удивлении рыжие брови:

— Что ты имеешь в виду?

— Свобода — вот товар, который нельзя купить ни за какие богатства, потому что он ровно ничего не стоит.

— Ты хочешь свободы?

Базир коротко кивнул:

— Да. Я хочу того, что ничего не стоит.

— Я постараюсь тебе помочь.

Базир-Абдаллах сделал попытку поцеловать руки Кидда, тот ловко уклонился от этой чести.

— Скажи мне лучше, почему ты хотел спрятаться от меня, почему ты боялся, что я тебя узнаю?

— Шайтан затмил мой разум.

Несмотря на всю свою тихоходность, «Приключение» сумело оторваться от «Кедахского купца» и вошло в гавань острова Сент-Мари в полном и отнюдь не гордом одиночестве.

Остров недаром слыл самым большим логовом английских каперов в здешних морях. Кидд увидел три больших многопушечных корабля на якорной стоянке. На их мачтах висели флаги, не имеющие ничего общего с полотнищем Святого Георга.

— Кто это такие? — задумчиво спросил сам у себя Кидд.

— Скоро мы это узнаем, — ответил штурман.

Стоявший поблизости Хини высказал свое мнение:

— Очертания вон того корабля, с золотой полосой вдоль корпуса, мне, кажется, знакомы.

Все обернулись к ирландцу.

— Это «Моча», — сказал он.

Название не произвело особого впечатления на капитана и штурмана.

Хини пояснил:

— Корабль Каллифорда.

— Какого Каллифорда, Роберта?

Ирландец кивнул:

— Роберта.

Кидд вцепился руками в фальшборт, пальцы побелели от напряжения.

— Мы не можем входить в эту гавань!

Теперь все повернулись к капитану. К его странным выходкам подчиненные могли бы привыкнуть, да только всякий раз выходки эти были разными.

— Почему, сэр?

— Роберт Каллифорд мой враг.

— Может быть, и Уильям Мэй ваш враг, потому что второй корабль, по-моему, принадлежит ему.

Кидд потеряно кивнул:

— И Уильям Мэй мой враг.

Дело было нешуточное — драться с двумя великолепно оснащенными галионами у «Приключения» не было ни малейшей возможности. Да и бежать было бесполезно.

Гребцы измотаны.

Мачта сломана.

Паруса — лохмотья.

Кроме того, в случае бегства команда «Приключения» теряла права на часть груза, находящегося на «Кедахском купце», который рано или поздно придет в бухту Сент-Мари.

Надо было искать другой выход из ситуации. Чтобы выбраться из истории, надо узнать предысторию. Это может помочь.

— Скажите, сэр, каким образом пересеклись ваши дорожки с Каллифордом и Мэем?

— Был еще третий — Берджесс.

— Сожран крокодилом в устье Инда, — успокаивающе сообщил Хини.

— Все-таки, сэр, чем вы им насолили?

— Это они мне насолили, и весьма! Они угнали у меня корабль, «Блаженный Уильям», из гавани Порт-Элизабет, что на Невисе.

Лицо Робертсона просияло.

— Клянусь хвостом сатаны, как сказал бы покойный Мур, нам нечего бояться в этой гавани.

Расчесав пятерней свои все еще ярко-рыжие кудри, капитан поинтересовался:

— Почему это?

— Вот если бы вы угнали у них корабль, тогда были бы основания опасаться этих джентльменов. Не только у вас, но и у всех нас. Поскольку же они перед вами виноваты…

— Еще как!

— Хотите добрый совет, он же и полезный: не напоминайте Каллифорду и Мэю о том досадном эпизоде, и они не доставят вам неприятностей. Надолго мы задерживаться здесь не станем, починимся, если это еще возможно, дождемся «Ноября» и…

Штурман не договорил и затянулся дымом сладчайших предвкушений.

По своему ландшафту и устройству гавани Сент-Мари мало чем отличался от Джоанны. Те же зеленые холмы, те же песчаные косы, те же деревянные постройки на берегу. Такие же португальские развалины. Только на Джоанне был разрушен круглый форт, а здесь шестигранный.

На Сент-Мари чувства капитана впервые сделались созвучны чувствам его команды.

Все жили ожиданиями.

Все жили приятными ожиданиями.

Теперь грезил не один Кидд. И если ему являлась в видениях великолепная Камилла, то матросам «Приключения» снилась громадина «Ноября», качающаяся на дружелюбной волне и набитая бесценными тканями.

Капитан выполнил свое обещание, данное Базиру-Абдаллаху: тот был отпущен на волю. Правда, ему трудно было ею воспользоваться. Покинуть остров он не мог. Более того, он, по всей видимости, не мог покинуть и борт «Приключения». Это нежелание прогуляться по твердой земле, после стольких недель плавания, выглядело несколько странно, но Кидд не стал приставать к нему с вопросами.

Такое поведение Базира его даже радовало. У него всегда был под рукой собеседник, с которым можно было поговорить не только о кораблях, добыче, абордаже и прочих вещах, считающихся среди пиратов важными и интересными. Базир охотно поддерживал разговор о предметах более сложных и отвлеченных.

Они говорили о судьбе и о судьбах.

Они говорили о видениях и предчувствиях.

О роке и предначертаниях они тоже говорили.

Вопрос о Каллифорде и Мэе решился сам собой. Кидд полностью следовал совету мудрого штурмана, то есть ничего не напоминал этим господам.

Более того, он делал все, чтобы с ними вообще не увидеться.

Долго ему это удавалось.

Он просто не покидал пределов «Приключения», и все. Ему этот подвиг давался без труда.

Хороший собеседник — это так много в нашем мире.

Правда, надобно заметить, что откровенничал во время этих длительных, упоительных собеседований в основном Кидд, Базир старался отделываться общими словами и рассуждениями, примеры он приводил из жизни своих знакомых и Из прочитанных книг.

Но однажды, когда капитан и мусульманин говорили о справедливости и несправедливости, о наказании и воздаянии, Базир возбудился, с него слетела маска восточной благообразной сдержанности, и он в сердцах заявил, что иногда ему абсолютно непонятны пути Божьего промысла. Непонятно, почему он жалует грешных и карает невиновных.

— На все воля Аллаха, но почему она так сурова!

Кидд осторожно поинтересовался, не свою ли печальную историю имеет он в виду.

— Да, — сказал тот. — Ты угадал. Я перебираю камешки, которыми выложена линия моей судьбы, и не нахожу ни одного фальшивого или краденого. Я всегда был честен, я не украл ни рисинки, ни финика. Я был усерден в учении. Я был исполнителен на службе. Я не брал взяток, потому что мне их не предлагали. Не предлагали, зная, что Базир взяток не берет. Я женился и родил детей и был счастлив с женой и детьми. Мое горе заключается в том, что меня отправили в плавание вместе с тем злосчастным камнем.

— С «Посланцем небес»?

— Будь он проклят. Камень пропал. Пропал не по моей вине, но я теперь не могу явиться домой в Сурат, потому что меня казнят. Я не могу вернуть камень, и, значит, вечно мне скитаться вдали от моей любимой жены, моих ребятишек.

Кидд осторожно ощупал карман и тихо вздохнул.

Каллифорд и Мэй, просиживавшие все вечера в единственной местной таверне «Кит» за бутылкой отвратительного цейлонского пойла, нагло называвшегося ромом, сами не слишком горели желанием повстречаться со своим прежним капитаном.

Они не ремонтировали свои суда, а дожидались каких-то сведений, пользуясь которыми можно было бы пуститься в очередную экспедицию.

Когда прошла неделя пребывания «Приключения» в гавани Сент-Мари, Каллифорд и Мэй вдруг озаботились тем, что Кидд не сходит на берег.

Может быть, он готовит какую-то каверзу против своих старых друзей?

Если нет, то почему боится показаться.

Корабль у него дерьмо, отремонтировать его вряд ли можно, и что он на нем высиживает, совершенно непонятно.

Робертсон, Хини, Хейтон и доктор, к которым люди Каллифорда подъезжали с вопросами, разумеется, помалкивали о причинах, заставляющих их торчать в Сент-Мари. Отделывались байками о якобы необходимой починке и прочих насущных проблемах.

— Что-то тут не так! — сказал Каллифорд.

Мэй только кивнул, дивясь умению своего друга выражаться красиво и умно.

— Надо с ним поговорить.

— Надо.

И вот уже Кидд слышит стук в дверь своей каюты.

— Какого дьявола?! — дружелюбно интересуется он.

Вваливаются Каллифорд и Мэй.

— Привет, старина! Ты болен? Глоток хорошего виски поднимет даже мертвеца с одра, не говоря про такого орла.

Мэй продемонстрировал бутылку.

Орел поднялся с одра.

Причем на душе у него было кисло. Дружелюбный, по видимости, стиль визита капитанов его ничуть не успокоил.

— Чем могу служить, джентльмены?

— Стаканами!

Стаканы нашлись в кают-компании.

Мэй гулко откупорил бутылку. В воздухе отвратительно запахло. Запах сделался сильнее, когда жидкость, именуемая в данном случае виски, потекла в стаканы.

Каллифорд проверил мизинцем состояние своих ноздрей (оно не улучшилось за последние годы, отметил Кидд) и предложил тост за встречу.

Только после этого Кидд подумал о том, как эти господа умудрились попасть на его судно. Ведь должны же быть какие-то часовые! Задавать этот вопрос Каллифорду он не стал, чтобы не выглядеть полным идиотом в его глазах.

Раз проникли — значит, проникли.

— Выпьем!

Выпили.

После чего бывший старший помощник, глядя в упор в глаза Кидду, сказал:

— Ты что-то хочешь у нас спросить?

— А? — добавил немногословный Мэй.

— Хочу!

— Да-а, тогда спрашивай.

Каллифорд ждал другого ответа, он даже заинтересовался, что посмеет сказать этот рыжий дурак в нынешней ситуации.

— Почему вы пришли вдвоем?

— То есть? А-а, ты хочешь узнать, где Берджесс.

— Я знаю, где этот бритоголовый. В желудке у крокодила.

Мэй сокрушенно покачал головой:

— Бедный Сэм, настоящий моряк не должен так погибать.

— Я не про Сэма, я хочу узнать, куда подевался сын губернатора!

Каллифорд усмехнулся:

— Ах, это! Небось и сам его высокопревосходительство перешел в мир иной.

Кидд напустил на себя самое суровое выражение лица.

— И все же где он, Эндрю? Я искал его по всему побережью, от Массачусетса до Флориды.

Каллифорд хлопнул Мэя по плечу:

— Видишь, наша шутка удалась! А этот Эндрю…

— Его тоже съел кто-нибудь?

— Нет. Он просто сбежал от нас. На Мадагаскаре. Может быть, пойман какими-нибудь дикарями и съеден. А может, сделался богом.

Говоря эти слова, Каллифорд весело смотрел на Кидда, и тот не выдержал его взгляда.

В этот момент скрипнула дверь в кают-компанию, и на пороге появился Базир. Он не нашел капитана у себя, поэтому решил его поискать.

Нашел.

Но не оказался этому рад. Это было заметно по его лицу, смертельно побледневшему.

Гости Кидда, напротив, обрадовались, и очень.

— Ба, дружище! — воскликнул радостно Каллифорд, доставая пистолет из-за пояса.

— Действительно, ба! — подтвердил Мэй и выложил на стол сразу два пистолета.

— Вы знакомы? — зачем-то поинтересовался Кидд.

— И даже очень. Этот парень обещал нам, что отведет нас на место, где лежат деньги капитана Леруа. И не отвел.

— Он нас обманул, — буркнул бывший канонир.

Базир закрыл глаза, ожидая, видимо, что его сейчас застрелят. Сразу из трех пистолетов.

— Я хотел вернуться домой, поэтому мне пришлось вас слегка обмануть. Вы ведь все равно собирались плыть к Мадагаскару. Чем я вам навредил?

Каллифорд молча взвел курок.

— Я и так наказан. Обманув вас, я не добился своего. Домой я не могу вернуться. Мне даже пришлось изменить имя, чтобы люди Аурангзеба не схватили меня.

— Мы сейчас расплачемся, — хмыкнул Каллифорд. — Как же тебя зовут теперь?

— Абдаллах.

— Лично я убежден, что все равно, под каким именем умирать, но тебе, по старой дружбе, мы сделаем одолжение. Ты можешь выбирать, как будет называться твой труп.

— Пусть выбирает, — дружелюбно кивнул Мэй и взвел курки на своих пистолетах.

Тут вмешался Кидд:

— Вы не сделаете этого!

Каллифорд раздул остатки ноздрей:

— Сделаем. Еще никому не удавалось меня одурачить, вот он попробовал. Как я могу такое простить. Мы неделю стояли на якоре у мадагаскарского берега, пока он разыгрывал свою комедию. В конце концов сбежал.

— У меня не было другого выхода.

— У него не было другого выхода, джентльмены!

Каллифорд поднял пистолет на уровень плеча.

Кидд вскочил и заслонил любимого собеседника собой:

— На моем корабле этого не будет.

— Тогда я заберу его на свой корабль и там повешу.

— Я не дам его забрать отсюда. Я сейчас позову своих людей, и они…

Каллифорд поморщился:

— На твоем корабле сейчас хозяйничают мои люди и люди Мэя, а твои даже не пытаются сопротивляться. Им приятнее подчиняться мне, а не тебе.

Кидд знал, что бывший помощник говорит правду. Сейчас Базира убьют. Хорошо еще, что не будут пытать. И вдруг ему пришла в голову счастливая мысль:

— А если я выкуплю жизнь этого человека?

— Что значит выкуплю?

Пистолет слегка клюнул дулом вниз.

— Он обманул вас, пообещав привести на то место, где лежат деньги капитана Леруа?

— Обманул. Нагло и подло.

— Предлагаю сделку. Я расскажу вам, где спрятаны деньги Леруа, а вы оставите Базира в покое.

Каллифорд задумался. Мэй смотрел со стороны, как он думает.

— Сдается мне, что ты думаешь, будто я создан для того, чтобы меня обманывали все кому не лень!

Кидд серьезно помотал головой:

— Сейчас мне не до обманов. Я хочу сохранить жизнь своему другу.

— И что же ты предлагаешь взамен за эту жизнь, поверь мне, достаточно ничтожную?

— Верь себе сам. А предлагаю я вот что. Я знаю, где спрятал деньги Леруа. Я сам их прятал. Мы закончили работу перед тем, как появились дикари. Леруа убил моего напарника, а меня не успел. Потом убили его. Место я запомнил.

— Я поверю тебе, если ты объяснишь мне, почему ты сам не попытался добыть их. После. Когда все улеглось.

— Я и не собирался их добывать. Я хотел, чтобы они навсегда остались в земле. От них только несчастья и кровь. Мне вообще не везет с деньгами, стоит им появиться в моих руках…

— Когда же это у тебя в руках были большие деньги?

— Все с них и началось. Умер мой брат Энтони.

Я взял собранные отцом деньги и тут же влип в историю. С тех пор я никак не могу выгрести на берег, бултыхаюсь и бултыхаюсь.

Каллифорд равнодушно кивал.

Мэй держал пистолеты направленными в грудь Базира.

— Ну, говори, — внешне мягко попросил Каллифорд, когда Кидд прервался.

— Что?

— Где они лежат? Денежки Леруа.

Кидд неожиданно улыбнулся.

— Сначала ты отпустишь Базира.

— Я отпущу его. Когда получу деньги. Не волнуйся, я не собираюсь его брать с собой. Он останется здесь, на Сент-Мари. Под присмотром моего друга Уильяма. Если ты обманешь, я вернусь и живьем сдеру кожу с твоего друга. Понял? Живьем. Может быть, он предпочтет быть расстрелянным сейчас?

Базир молчал, глядя исподлобья. Кажется, ему не нравился ни один, ни другой вариант.

— Ты найдешь там то, о чем я говорю, — уверенно заявил капитан Кидд.

— Тогда говори.

— Ты хорошо помнишь ту бухту, где вы напали на людей Леруа и перебили их?

— Помню.

— Тогда ты должен знать, где находится водопад.

Каллифорд на мгновение задумался.

— Я помню, где находится водопад.

— В двадцати шагах левее его находится расщелина в скале, заваленная камнями. В ней.

Каллифорд задумчиво почесал себе кадык. Мэй смотрел на него с завистью, потому что у него были заняты руки. Почесать кадык ему тоже хотелось.

— Так просто?

Кидд развел руками:

— Этот тайник придумал Леруа.

— Уильям, опусти пистолеты.

Базир воспринял эти слова как сигнал и для себя. Он быстро вышел из каюты.

— Ты не пожалел ради меня таких денег?

Капитан слегка смутился.

— Не думай, я не так уж бескорыстен.

— Не понимаю.

— Ты рассказал мне свою историю. Как ты пострадал от потери того камня.

У Базира пересохло горло.

— Да.

— Я ведь знаю, где он находится.

— «Посланец небес»?

Кидд тяжело и длинно вздохнул, глядя при этом себе под ноги.

— Да. «Посланец небес». Но я не могу его тебе отдать. Мне очень стыдно. Никак не могу. Меня можно убить, четвертовать, сжечь заживо, этой тайны я не выдам. Поэтому я обрадовался, когда появилась возможность хоть чем-нибудь тебе отплатить. Я не в силах дать тебе счастье, но все-таки сохранил жизнь.

Базир отвернулся и зашагал вдоль линии прибоя.

Кидд испуганно кинулся за ним:

— Ты все же сердишься на меня?

Базир молча шел.

— Ну, скажи что-нибудь, ты мучаешь меня!

Тяжелое молчание было ему ответом.

Так они прошли ярдов двести.

Базир остановился внезапно. Кидд даже налетел на него, отчего дополнительно смутился и отступил на два шага, потупившись и покраснев.

— Ты спас мне жизнь, но ты разбил мое сердце.

— Так захотела судьба, какое-нибудь сердце обязательно должно быть разбито.

— Почему мое?

Кидд был в отчаянье и в ужасе от самого себя. Алмаз ему был дороже друга. Базир понял, в каких пределах мечется загнанная мысль капитана.

— Ты забрал алмаз, ты лишил меня дома и семьи…

— Но…

— Но и жизнь ты мне даровал не всю, а лишь небольшой кусок ее!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Каллифорд вернется и повесит меня.

— Я заплатил ему.

Базир саркастически усмехнулся:

— Такие люди, как он, не прощают обид. Я выставил его в глупом свете, он должен меня вздернуть, чтобы сохранить лицо и уважение своей команды. Чтобы узнать, где находятся деньги, он был готов играть в честность. А получив их… Кто я для него? Мусульманин. Неверный, существо хуже собаки. Клянусь знаменосцем пророка, после возращения «Мочи» в гавань Сент-Мари я проживу ровно столько, сколько нужно, чтобы перебросить веревку через рею.

Кидд слушал эту яростную речь, схватившись руками за голову и зажмурившись.

Базир смотрел на него со злобой и презрением.

— Что же делать, Базир?

— Я уже просил тебя, кажется, не называть меня этим именем. Меня зовут Абдаллах!

— Конечно, конечно, буду звать, как скажешь. Но что же нам делать тем не менее?

— Возьми глаза в руки, как говорят в Гуджарате, и посмотри.

Кидд невольно поднес кисти рук к вискам, но, спохватившись, рассмеялся.

От этого дурацкого смеха физиономию Базира перекосило.

— Извини, просто я…

— Мне нужно как можно скорее убраться с этого острова, понимаешь?

Наморщив лоб, капитан потер щеки и так уже поднятыми руками.

— Но на чем? Попутных кораблей нет, и они сюда не заходят, здесь пиратское гнездо. А из пиратов никто в Сурат плыть не захочет, там эскадра Ост-Индской компании. Даже если бы у меня было чем заплатить, никто бы не взялся.

Базир терпеливо ждал, когда иссякнет поток этих бессмысленных рассуждений.

— Извини, но я не вижу выхода. Можно было бы построить лодку…

— «Приключение».

— Ты хочешь взять «Приключение»?

— Да.

Лицо Кидда просветлело:

— Бери.

Но тут же набежала тень сомнения.

— А экипаж? Где ты возьмешь экипаж?

— Экипаж прибыл в трюме «Кедахского купца».

— Ты имеешь в виду этих индусов?

Базир чуть оскалился:

— Именно их я имею в виду.

— Но они принадлежат команде.

— Ты можешь их выкупить.

— Но у меня нет денег.

— Отдай свою долю в добыче. Этого наверняка хватит. Можно выкупить не всех, а только тех, кто знаком с морским ремеслом.

Кидд удивился:

— А остальные? Ты их бросишь?

Собеседник поморщился:

— Конечно нет. Я доберусь до Сурата, раздобуду денег и выкуплю их.

— Я знал, что ты поступишь именно так, — сказал капитан, и в его голосе звучала гордость за друга. — Сегодня же я соберу сходку команды и объявлю о своем решении.

— Ни в коем случае!

Кидд удивился:

— Не понимаю тебя.

— Что тут понимать! Это дело нельзя делать открыто. Могут заподозрить заговор.

— Но у нас же нет никакого заговора!

— Нет, капитан, у нас как раз заговор, просто направленный на достижение благородной цели. Так ты должен говорить себе, я же буду считать, что все, мною совершаемое, угодно Аллаху.

— Но если я не стану собирать…

— Ты просто прикажешь перевести всех пленников с «Кедахского купца» на «Приключение». Под любым предлогом. Скажем, ты опасаешься, что пленники из вредности перепортят все материи, понятно?

— Скажу.

— После этого прикажешь доставить на борт питьевую воду и еду.

— Прикажу.

— А ночью сойдешь на берег.

— А часовые?

Базир презрительно махнул рукой.

— Они всегда пьяны. Мы свяжем их и оставим в шлюпке у выхода из гавани.

Капитан Кидд сладко спал в узкой темной комнатенке в задней части таверны, куда переселился накануне, когда туда с возмущенными и нечленораздельными воплями ввалился Мэй.

— Где твой корабль, Кидд?

Капитан продрал глаза и спросил с надеждой:

— Сбежал?

— Сегодня ночью. Эти обезьяны открыли трюм, перерезали часовых и незаметно ушли.

— Они не могли их перерезать!

— Перерезали!

— Не связали?

Даже туповатый Мэй что-то заподозрил.

— А откуда ты знаешь, что связать хотели?

Кидд торопливо натягивал сапоги.

Когда они с Мэем вышли к берегу, там уже стояла, мрачно гудя, большая толпа пиратов. Они медленно расступились, пропуская капитанов.

В гичке, вытащенной на песок, лежало четыре человека с перерезанными горлами.

Толпа за спинами Кидда и Мэя уплотнилась.

Послышались возмущенные крики. Требовали отмщения. Немедленно выйти в море и догнать.

— Я не думал, что все так кончится, — тихо произнес Кидд.

Мэй наклонился к нему:

— Что ты сказал?

Кидд не успел ответить. Посыпались обвинения в его адрес.

Зачем он перевел индусов и мусульман на «Приключение»? Почему оставил такую маленькую охрану? Куда подевался его дружок со звездой во лбу? Не он ли организовал эту резню?

Разогревая себя яростными возгласами, пираты приходили во все большее возмущение.

Они подступили вплотную к Кидду.

Слюна, вырывавшаяся изо рта с проклятиями, летела Кидду уже не на камзол, а прямо в лицо.

Кто за все это ответит?! Все, в конце концов, сошлось к этому вопросу.

Кидд тихо проговорил:

— Я отвечу.

— Ах, ты!!!

Из толпы вылетел пират, голый по пояс, витиевато татуированный, с огромной серьгой в ухе и красным платком на голове. Он выхватил из-за пояса кривой магрибский нож и заявил, что хочет посмотреть, как льется кровь из капитанского горла. Так же, как у его друга Билли, который сейчас лежит в этой шлюпке, или, может быть, как-то по-другому.

Мэй схватил крикуна за запястье и заставил выпустить нож. Он заявил, что не допустит, чтобы тут кому-то резали глотки до того, как вернется Каллифорд. Тогда будет суд, и все, кто виноват, получат по заслугам.

Речь Уильяма Мэя дается здесь в изложении, потому что в прямом звучании показать ее не представляется возможным.

Кидд не воспользовался этой возможностью избегнуть немедленного ответа.

— Да, Базир-Абдаллах был моим другом, он жил на «Приключении» свободно. У него была возможность открыть трюм.

По мере того как Кидд говорил, кипящая толпа стихала. Он говорил негромко, потому чтобы его слышать, приходилось собственный язык держать за зубами.

— Я не мог себе представить, что он может убить человека.

— Билли, Билли, — скулил пират в красной повязке, сидя на земле и размазывая по загорелому лицу крупные детские слезы.

— Я не могу воскресить этих людей.

Общий ехидный смешок.

— Могу только наказать себя.

— Накажи, накажи!

— Если я себя зарежу у вас на глазах, это вас удовлетворит, но не слишком. Сделаю лучше вот что — я откажусь от своей доли в добыче, что лежит в трюме «Кедахского купца».

Наступило полнейшее молчание.

Если бы Кидд в самом деле перерезал себе горло и улегся пятым трупом в гичку, пираты удивились бы меньше.

На лице истеричного носителя серьги высохли слезы. Он поднял лицо к капитану и тихо спросил:

— Вы не врете, сэр?

По тому, как Каллифорд сходил на берег, даже слепой понял бы, что он прибыл с добычей. Ящик с монетами, за которым он в общей сложности гонялся девять лет, теперь был у него в руках.

Пир по случаю триумфального возвращения устроили в кают-компании «Кедахского купца». Устроили сразу после того, как был произведен дележ находящихся на нем товаров.

Все были довольны. Каллифорд хорошо усвоил главную заповедь Берегового братства: бери только свое, если не хочешь получить нож в спину.

Получила свою долю денег Леруа команда Мэя.

Получили свою долю миткаля и шелка матросы «Приключения», ходившие за золотом Леруа на Мадагаскар.

Робертсон получил и тканями и золотом за свое штурманское искусство.

Мэй был вознагражден за терпение и исполнительность. Подчиняясь умному, сам умнеешь.

Обогатился хозяин таверны «Кит».

Подзаработали некрасивые проститутки, жившие в деревянном сарае за таверной.

Выгодно сбыли свой товар на корабли местные охотники.

О хитроумном капитане Каллифорде и говорить нечего. Он доказал со всей очевидностью, что ум нельзя удалить вместе с ноздрями.

Каллифорд обогатился, никого не оставив обиженным.

После пятого или шестого бокала виски (самого лучшего из того, что нашлось в подвале «Кита») счастливчик Роберт подсел к обездоленному Уильяму и обнял его за плечо. Обнял и долго говорил, как он ему симпатичен. Впрочем, в симпатию эту было подмешано довольно презрения.

Так получается, что, подарив человеку десять тысяч фунтов, добиваешься только того, что он начинает смотреть на тебя сверху вниз.

Каллифорд предложил выпить со значением. Этот обычай был принят на морях Мэйна. Суть его заключалась в том, что пьющие пили не чокаясь и глядя друг другу в глаза. Считалось, что в этот момент можно узнать, что человек о тебе на самом деле думает.

Выпили.

Каллифорд вытер губы кожаным рукавом и усмехнулся.

— А мне кажется, ты на меня совсем не в обиде.

— Не в обиде.

— Несмотря на то что я хорошо заработал на нашем общем деле, а ты остался с пустым карманом.

Каллифорд похлопал Кидда по тому карману, где лежал алмаз.

— Что там у тебя?

— Та… табакерка.

— Золотая?

— Самая обыкновенная.

— Угости табачком.

Мертвый от ужаса Кидд пролепетал:

— Ты же не куришь.

Каллифорд захохотал.

— Не бойся, я и так у тебя слишком много отнял, поэтому покушаться на твой табак не буду. Только, клянусь внутренностями той акулы, что меня в конце концов сожрет, ты ведь тоже не куришь!

— Я берегу для друзей.

— Тогда угости Робертсона.

Сидевший неподалеку штурман двух кораблей вытащил трубку изо рта:

— Я думаю, там не табак.

— А что? — живо заинтересовался Каллифорд.

Кидд попытался встать из-за стола, но решительная рука богатого гостя усадила его обратно.

— Так что же там у тебя такое?

Тут уж многие заинтересовались, повернули головы, стали спрашивать, в чем дело.

— Джентльмены, — громко произнес Каллифорд, — предлагаю высказывать свои мнения относительно того, что может храниться у нашего друга, капитана Кидда, в правом кармане камзола. Он сказал, что это табакерка. Робертсон ему не верит, я тоже. Я ставлю вот эту гинею, предлагаю поставить каждому, и тот, кто угадает, получит весь банк. Идет?

— Идет! — заорали собутыльники. На стол полетели монеты.

— Там какая-нибудь раковина, — заявил Канинг. — Он часто бродит по берегу, вот и подобрал на счастье.

— Там кресало, — сказал Хини, — я тоже ношу кресало в правом кармане.

— Там флакон с нюхательными солями, — высказал свое мнение доктор, — я лично один раз видел, как он у себя в каюте, стоя у окна, припадал носом к небольшому стеклянному флакону.

Кидд с внутренним содроганием понял, что однажды доктор застал его в момент волшебного общения с Камиллой посредством камня. Слава Богу.

— А ты что скажешь, Мэй? Что там у Кидда в кармане? Великий канонир поднял на Каллифорда мутный взор и буркнул:

— Алмаз.

На какое-то мгновение Кидд потерял сознание.

Его успокоил смех Каллифорда.

— А теперь ты, Робертсон. Ты сказал, что там не табак.

Штурман, улыбаясь, смотрел на своего капитана. Кидд в отчаянье думал, что у него с собою нет ни пистолета, ни ножа.

Штурман вынул трубку изо рта.

Кидд увидел краем глаза предмет, который мог бы сделаться оружием, и нацелился на него.

— Что ты медлишь, Робертсон? Такое впечатление, что ты собираешься открыть нам страшную тайну.

Теперь драки не избежать, подумал Кидд.

— В правом кармане у Кидда нечто, что имеет отношение к миссис Кидд.

Капитан схватил со стола черпак для разливания рома и занес над головой штурмана. Тот в ужасе шарахнулся вместе со стулом к стене.

Кидда удержали.

Канинг объяснил, что капитан не терпит, когда всуе упоминается имя его супруги. Одному канониру он уже раскроил череп за словесные вольности. Таким же точно черпаком.

— Не надо бить канониров, — сквозь сон попросил Мэй.

— Я просто хотел сказать, что если там табакерка, то в ней локон или еще что-то напоминающее… — пытался оправдываться Робертсон.

— Молчать! — неожиданно для себя рявкнул Кидд.

Каллифорд втиснулся между ссорящимися.

— Не надо больше черпаков. Давайте лучше все вместе придумаем новое название этому кораблю. «Кедахский купец» — это как-то прозаично, да и о нервах Ост-Индской компании подумать надо. Им будет неприятно узнать, что капитан Кидд пользуется не только их кораблем, но и их названием.

— Неприятно, — подтвердила лежащая на столе голова Мэя.

Каллифорд продолжал:

— В конце концов, этот корабль — единственное, что есть у Кидда после десяти лет мыканья по морям. Название дается не просто так, оно должно что-то выражать. Итак, как будет называться отныне «Кедахский купец», предлагайте, джентльмены!

— «Приз авантюриста», — сказал капитан Кидд, держась за свой правый карман.