Мадмуазель Дюбуа, наделенная, как все администраторы всех отелей мира, способностью чувствовать присутствие клиента, даже стоя спиной к стойке, резко оборачивается и от неожиданности роняет на пол недоеденный кусочек тминного кренделя, потому что перед ней стоит — кто бы вы думали? — мадам Симоно собственной персоной! Да, да — та самая мадам Симоно, которая на протяжении четырнадцати лет не покидала комнаты № 18! Та самая мадам Симоно, которая все эти годы общалась с внешним миром только и исключительно через коридорного Гийома! И всё же, никаких сомнений быть не может — в холле гостиницы, возле стойки администратора стоит именно мадам Симоно и недовольно взирает на ошалевшую мадмуазель Дюбуа.

— Ну, что такое, милочка — привидение увидели? — спрашивает обитательница комнаты № 18, кокетливо поправляя на плечах цветастую шаль с кистями (подарок покойного месье Симоно).

— До… добрый день, мадам Симоно, — суконным языком молвит мадмуазель Дюбуа. — Как вы тут ока… то есть… вы уверены, что вам стоило спускаться? Я что хочу сказать… ваше здоровье…

— Милочка, мне пока еще не сто пятьдесят лет, а всего лишь шестьдесят четыре, и я чувствую себя достаточно хорошо для того, чтобы спуститься со второго этажа на первый без помощи подъемного крана!

— О, приятно это слышать! Просто раньше вы же никогда…

— Что — никогда? Никогда не выходила из своей комнаты? Ха-ха! — мадам Симоно взмахивает унизанной старомодными перстнями рукой и игриво трясет седыми кудряшками. — Раньше не выходила, ну а теперь вот взяла, да и вышла! Я — переменчивая натура!

— Да уж, я вижу, — мрачно соглашается мадмуазель Дюбуа, весьма негативно относящаяся к переменчивым натурам.

— Я к вам, милочка, собственно, вот по какому вопросу, — мадам Симоно переходит на деловой тон и наваливается внушительным бюстом на стойку, отчего книга регистрации постояльцев не оказывается на полу только благодаря ловкости рук и скорости реакции мадмуазель Дюбуа. Ничуть не смутившись, мадам Симоно продолжает:

— Мы — то есть я, Гийом и сестры Лебрен — решили вместе встречать Рождество. Месье Фернан уже поставлен в известность — он разрешил нам расположиться в столовой! Меню рождественского ужина мы уже согласовали с месье Кароттом. Сам он, правда, куда-то намылился на рождественские каникулы и нипочем не говорит — куда, но он обещал приготовить все заранее, так что его подмастерья — или как правильно надо их называть? — разогреют все и сервируют для нас рождественский стол.

Мадам Симоно делает паузу, чтобы набрать воздуха для следующей тирады, а мадмуазель Дюбуа тем временем думает о том, что хорошо бы смертоносная лавина сошла на «Снежный ком» именно в Рождество и погребла бы всех этих интриганов, которые за спиной администратора отеля сговорились — и с кем! — с самим управляющим! Какое нарушение иерархии, какое неслыханное попрание правил и традиций!

Но тут мадам Симоно, отдышавшись, переходит к сути:

— Так вот, я хотела попросить вас, мадмуазель Дюбуа, чтобы вы передали слесарю месье Дику — у вас лучше получается общаться с этими неотесанными мужланами! — чтобы он раздобыл ёлку и установил ее в центре зала в столовой накануне Рождества, а уж украсим ее мы сами — гирлянд я настригла за этот год на целый ельник! Ха-ха-ха!

— Ё… ёлку? — переспрашивает мадмуазель Дюбуа, с трудом сдерживая приступ бешенства.

— Ну да, ёлку! Какое же Рождество без ёлки?

На этом мадам Симоно разворачивается и медленно уплывает и холла, а мадмуазель Дюбуа с треском ломает карандаш — уже третий на этой неделе.