Однажды сэр Эндрю, сэр Роберт, сэр Гарри и Кот Томас с Кренделем собрались в «Рогах и бубенцах», чтобы обсудить репертуар выступления на ежегодном Шекспировском фестивале. Фестиваль проводился здесь же, в «Рогах и бубенцах», силами завсегдатаев заведения: каждая компания должна была представить одну сцену из любого произведения Великого Барда.

— Я считаю, господа, что нам нужно ставить сцену на кладбище из «Гамлета», — сказал Кот Томас.

— Почему же именно эту сцену? — спросил сэр Эндрю.

— Потому, — разъяснил Кот Томас, — что это единственная сцена, где может быть занят Крендель.

— И кого же он будет играть? — удивился сэр Гарри.

— Сэр Гарри, образованный человек, не знающий, кого может сыграть Крендель в сцене на кладбище, должен пойти и застрелиться! — презрительно буркнул Кот Томас. — Крендель будет исполнять роль черепа Бедного Йорика.

— А кто же будет у нас Принцем Датским? — спросил сэр Роберт.

— Им буду я, — скромно обронил Кот Томас и, опережая возражения, пояснил:

— Для актеров, играющих в паре, очень важна психологическая совместимость. Мы же с Кренделем идеально подходим друг другу.

Против такого аргумента сэр Эндрю, сэр Роберт и сэр Гарри оказались бессильны, поэтому, оставив в покое Кота Томаса и Кренделя, сцепились друг с другом, разбирая оставшиеся роли.

В результате ожесточенной баталии сэр Эндрю получил роль Первого Могильщика, сэр Роберт отправился учить слова Горацио, а сэр Гарри, совершенно неспособный к актерской игре, был назначен художником-постановщиком и пиротехником по совместительству.

И вот настал день премьеры.

На сцене (коей служила площадка, освобожденная от столов и стульев перед барной стойкой) громоздилась пустая коробка из-под консервированной говядины с бобами, играющая роль свежевырытой могилы. На дно коробки заблаговременно был положен Крендель (он же — череп Йорика), которого Кот Томас слезно умолял держаться из последних сил и не икать раньше времени. Над коробкой, опираясь на лопату (в роли лопаты — зонт), стоял сэр Эндрю. Чтобы оживить образ Первого Могильщика, художник-постановщик сэр Гарри решил присобачить на спину сэра Эндрю горб. В роли горба дебютировала сумочка для рукоделия вдовы нотариуса, помещенная под сюртук Первого Могильщика.

Итак, горбатый сэр Эндрю, мрачно морща лоб, нависал над раскрытой коробкой из-под консервов, в то время как позади коробки, скрючившись в позе эмбриона, прятался художник-постановщик и курил одновременно три сигары — дым от них должен был, по замыслу сэра Гарри, напоминать клубы тумана, сгустившегося над промозглой кладбищенской землею.

И вот на сцену из-за кулис (а точнее — из-за барной стойки) явились Гамлет и Горацио (соответственно Кот Томас и сэр Роберт). Кот Томас был завернут в плюшевую скатерть с кисточками, которая служила плащом, а на голове помещалась белая льняная салфетка, завязанная по углам узелками.

Явление Принца Датского вызвало в публике ажиотаж.

— Что это за бордовый гном? — послышалось из глубины партера.

— Это Гамлет, севший от стирки! — тут же был дан ответ с правого фланга, и зрительный зал зашелся хохотом.

Гамлет тем временем, путаясь в полах плаща, добрался до коробки и словами «Недурная погода нынче, не правда ли?» приветствовал Первого Могильщика. Первый Могильщик оживился, запустил руку в коробку, выудил оттуда Кренделя и тоном приказчика в мануфактурной лавке молвил:

— Вот этот самый череп, сударь, это — череп Йорика, королевского шута!

— Да что вы говорите?! — картинно изумился Принц Датский, а Горацио навел на останки Йорика свой монокль.

— Вот зуб даю, он самый, — заверил сэр Эндрю.

— Покажи-ка мне, — сказал Гамлет и взял Кренделя. Покрутил его так и эдак, понюхал, поскреб пальцем и, кажется, результатами экспертизы остался доволен.

— Увы, бедный Йорик! — сказал Кот Томас, и Крендель, расчувствовавшись, икнул в ответ. — Я знал его, Горацио!

Сэр Роберт участливо покачал головой, протирая полой сюртука запотевший монокль.

— Человек бесконечно остроумный, — продолжал причитать Кот Томас, — чудеснейший выдумщик; он тысячу раз носил меня на спине…

— Вот и помер, надорвамшись, — донесся комментарий с галерки.

— Здесь были эти губы, которые я целовал сам не знаю сколько раз, — сообщил далее Гамлет, вертя Кренделя в поисках места, где у него могли бы находиться губы.

Затем Кот Томас, словно утратив интерес к Кренделю, обернулся к сэру Роберту и молвил:

— Прошу тебя, Горацио, скажи мне одну вещь.

— Какую, мой принц? — любезно отозвался сэр Роберт.

— Как ты думаешь, у Александра был вот такой же вид в земле?

Сэр Роберт взял Кренделя из рук Кота Томаса и тщательно изучил его, вставляя монокль то в правый, то в левый глаз. Наконец вынес вердикт:

— Точно такой!

— И он так же пахнул? Фу! — и Кот Томас, войдя в роль, брезгливо забросил Кренделя обратно в коробку. На лету Крендель умудрился трижды икнуть.

— Совершенно так же, мой принц, — констатировал Сэр Роберт.

— Ну что ж, приятно было побеседовать, — поклонился Кот Томас уже успевшему заскучать Первому Могильщику. — Но нам пора, дела, знаете ли. И Принц Датский под руку с Горацио торжественно удалились за барную стойку под бурные аплодисменты зала.

Постановка сцены на кладбище так понравилась зрителям, что, попив чаю со сливками и откачав обкурившегося до обморока сэра Гарри, компания повторила выход, причем на это раз Кот Томас вместо скатерти облачился в выходную пелерину жены хозяина «Рогов и бубенцов», сэр Гарри вместо дымовой завесы исполнял партию кладбищенского ветра, уныло завывая за коробкой, а на Кренделе красным карандашом нарисовали сочные губы.