Зверев проснулся от жуткой головной боли и, не поднимаясь, посмотрел на часы. «Вот это я поспал!», – подумал он и снова закрыл глаза. Голова болела так, будто он всю ночь пытался пробить ею бетонную стену. Алексей лежал и не шевелился, так как малейшее движение доставляло ему массу мучений. «Цитрамон. Нужно выпить цитрамон», – кряхтя от боли, вспомнил Зверев и через силу все-таки встал с дивана. В его глазах помутилось, а к горлу подкатила тошнота. Взяв себя в руки, он шаркающей походкой старика, опираясь о стены, дошел до кухни, дрожащей рукой открыл холодильник и достал очередную бутылку водки и стандартную лекарственную упаковку. Капитан присел на табуретку, поставил перед собой пузырь, выдавил из блистера две таблетки и закинул их в рот, после чего быстро отвернул крышку с бутылки и жадно сделал пару глотков. После проделанной лечебной процедуры он осторожно вернулся в комнату, где стоял его верный четвероногий друг – диван. Зверев лежал на нем и тупо смотрел в потолок, боль потихоньку отпускала его. Со стороны казалось, что этот человек давно умер, и лишь по какой-то роковой случайности его не похоронили, а оставили здесь, в этой квартире, на потемневшем от времени ложе.

Все мысли Алексея в этот момент сводились к воспоминаниям о вчерашнем вечере. Кем был человек на кладбище? А незнакомец в его квартире? Странные сны и галлюцинации мучали его с самого детства, но никогда прежде они не были столь реалистичны, как недавние видения. Периодически в своих размышлениях Зверев заходил в тупик. Он чувствовал, что все, о чем он думал, было лишь верхушкой айсберга, безмятежно плавающего в океане времени. Однако с точностью и уверенностью он осознавал одно: что все началось с дела, которое он по какой-то непонятной ему самому причине выпросил у Попова. Все началось именно с этого Виктора: если бы не он, Алексей не оказался бы на кладбище. Именно после встречи с Четыриным со Зверевым начали происходить странные события, и именно с него нужно было начинать разматывать этот клубок – в этом капитан не сомневался.

Алексей быстро поднялся с дивана. Боль злобно впилась в его тело, но уже не так чувствительно, как десять минут назад. Он снова плеснул водки в стакан, выпил, спешно оделся и выбежал на улицу, где свирепствовали страшный мороз и пурга. Капитан ураганом влетел в свой кабинет. Сидящий там Попов от неожиданного появления на службе своего напарника, у которого был выходной день, вскрикнул.

– Вот блин! Ты чего тут?!

Алексей быстро разделся и чуть ли не бегом подскочил к своему рабочему месту. Немного пошарив в столе и достав заветную папку, он стал жадно перечитывать показания Виктора.

– Может, ты все-таки объяснишь, что происходит?! Ты меня прости, конечно, но, по-моему, ты как-то странно себя ведешь. Тебе так не кажется? У тебя все нормально? – не выдержав, спросил Попов.

– Что-то тут не так, что-то я пропустил или не заметил.

– Где именно? – удивленно спросил Михаил.

– То дело, которое я у тебя взял, что-то в нем не так.

– Ну, ты даешь! Что там может быть не так? Обычное дело. Ты такие раньше за неделю щелкал. Ты что, Лех, совсем сбрендил? Ты хоть спал сегодня?

– Да спать-то я спал, как убитый, не помню даже, как вырубился, – буркнул Алексей и заходил по комнате.

– А ну-ка, подойди сюда поближе! – деловито сказал Михаил.

– Зачем это?

– Подойди-подойди.

– Ну, что тебе? – подойдя к Попову, проворчал Зверев.

– У-у-у-у-у, да вы, батенька, подшофе! С утра принял – весь день свободен? – заулыбался Михаил.

– Ты что несешь?! Я просто таблетку водкой запивал, всего пару глотков сделал. Башка страсть как болела, как будто по ней веслом дали.

– Таблетки? Водкой? Ты идиот или тебя беляк долбанул? Бухать-то бухай, все мы русские, но на работу с таким фаном хрен ли приперся?

– Да нет же, нет. Ты меня не так понял. Просто голова болела, понимаешь? – оправдывался Зверев.

– Голова не жопа: завяжи и лежи. К тому же у тебя, по-моему, выходной сегодня.

– Да пойми ты: не выходит у меня это дело из головы. Не выходит, и все тут! – с грустью сказал капитан и сел за стол.

– Лех, ты меня пугаешь. Что здесь необычного? Дело как дело. Тут только два варианта: он виноват и он виноват. Чего думать-то? Как говорится, если на вас нет судимости, это не ваша заслуга – это наша недоработка, – с умным видом проговорил Михаил и сел за стол напротив Зверева. – Парень замочил водилу. Вот и все.

– Да нет, не он это. Не мог он этого сделать, и на несчастный случай не тянет. Все же с ними был кто-то, – Алексей отодвинул стул и рухнул на него. – По крайней мере, мне так кажется. Да и Виктор этот неспроста говорил про третьего.

– Конечно, был!

– Ты тоже так думаешь?! – воскликнул капитан и даже привстал от радости.

– Ты дурак?! Ты что городишь?! Иди домой, проспись, пока на начальство не нарвался! Погон лишиться хочешь, мать Тереза хренова?! – вдруг заорал на Зверева Попов. – Какой третий?! Тот, которого он не знает, как зовут, и не помнит, как он выглядит?! Это, Леха, называется «отмаз нелепый»! Видел что-то, но не помню! Ты что, не понимаешь, что он по ушам тебе ездит?!

– Да иди ты! – крикнул в ответ Алексей и, подойдя к вешалке с одеждой, дернул с нее куртку так, что вырвал петельку.

«Не может быть. Что происходит? Я спятил, точно, спятил, – шагая по заснеженному городу, думал про себя Зверев. – Что я несу? Что вообще творится? Надо же было ляпнуть такую чушь, да еще и при Попове. Как мальчишка себя повел. Господи, как пацан. Несу какой-то бред. Ну, ты сам-то подумай своей головой: ведь Мишка прав. Чего лезть-то? Зачем? Закрой дело. Все ведь ясно и понятно. А вдруг прав я? Вдруг все это не так просто?».

В голове капитана все равно не укладывалось то, что произошло с ним накануне. Он тщательно анализировал каждый свой шаг, чувствуя, что все недавние события связаны одной ниточкой. Алексей вспоминал, как Виктор рассказывал ему о том, что с ним случилось на трассе. А теперь Алексей сам оказался на его месте, и даже давнишний приятель и коллега по работе Попов смеется над ним, как он сам совсем недавно смеялся над Четыриным.

Голова снова начала раскалываться, причиняя немало страданий своему владельцу. Боль была такой жестокой, что, проходя мимо автобусной остановки, Зверев был вынужден присесть. Поблизости никого не было, но он все же оглянулся по сторонам и только после этого упал на заснеженную скамейку, обхватил голову руками и застонал от боли, настолько она была невыносимой. Метель утихла, снег медленно падал большими хлопьями, напоминая тополиный пух. Алексей раскачивался взад и вперед, не отпуская головы.

– Физическая боль ничто по сравнению с болью душевной, – вдруг послышался рядом чей-то голос.

– Отстань, мужик, не до тебя сейчас и уж точно не до твоих проповедей!

– О страданиях я знаю многое. «И говорили они друг другу: точно мы наказываемся за грех против брата нашего; мы видели страдание души его, когда он умолял нас, но не послушали; за то и постигло нас горе сие».

– Да неужто?! Только священников мне не хватает! – не поднимая взора, проговорил капитан.

– Человеку всегда чего-то или кого-то не хватает. Я могу рассказать тебе одну притчу.

– Да хоть две! Мне на самом деле по хрену! Если тебе нечем заняться, то валяй! – все сильнее сжимал голову Зверев.

– Я хочу рассказать тебе про Иова. Этот величайший праведник и образец веры и терпения не принадлежал к избранному роду Авраамову. Он жил в земле Уц, в северной части Аравии, был непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла, а по своему богатству был знаменитее всех мужей Востока. В счастливом его семействе было семь сыновей и три дочери. И этому его счастью позавидовал сам Сатана и перед лицом Бога стал утверждать, что Иов праведен и богобоязнен только благодаря своему земному счастью, с потерей которого исчезнет и все его благочестие. Чтобы изобличить эту ложь, Бог позволил Иову испытать все бедствия земной жизни. Сатана лишил его богатства, всех слуг и всех детей, а когда и это не поколебало веру Иова, то Сатана поразил его тело страшною проказой. Болезнь сделала невозможным пребывание страдальца в городе: он удалился за его пределы и там, соскабливая черепком струпья со своего тела, сидел в пепле и навозе. Все отвернулись от него. Видя его мучения, жена убеждала его: «Чего ты ждешь? Отрекись от Бога, и Он поразит тебя смертью!». Но Иов отвечал ей: «Ты говоришь, как безумная. Если мы любим принимать от Бога счастье, то не должны ли переносить с терпением и несчастье?». Таким терпеливым был Иов. Он лишился всего и сам заболел, терпел обиды и унижения, но не роптал, не жаловался на Бога и не сказал против Господа ни одного грубого слова. О несчастиях, которые обрушились на Иова, услышали его друзья. Семь дней они молча оплакивали его страдания. Наконец, они стали утешать его, уверяя, что Бог справедлив, а значит, так Иов расплачивается за какие-то прежние согрешения, в которых должен покаяться. Это их заключение выходило из общего ветхозаветного представления о том, что всякое страдание есть возмездие за какую-нибудь неправду. Утешавшие Иова друзья старались найти у него какие-либо прегрешения, которые оправдали бы его несчастия как целесообразные и осмысленные. Но и в таком страдании Иов ни одним словом ропота не согрешил перед Богом. После этого Господь за терпение вдвое наградил Иова. Вскоре он не только исцелился, но и разбогател вдвое больше прежнего. У него опять родилось семь сыновей и три дочери. Он прожил в счастье еще 140 лет и умер в глубокой старости, оставив всем пример истинного долготерпения. Как ты не можешь понять, что не голова у тебя болит, а душа. Ты такой же прокаженный, как и Иов, но ты не хочешь в это поверить. Признай хотя бы, что ты не такой, как все. Для начала хватит и этого. И, кстати, запивать цитрамон водкой – это, прости меня, полный бред. Спиртное, конечно, утешает тело, но не лечит душу. После того, как пройдет его действие, проблемы останутся. А гробить свой организм – это жестоко по отношению к себе.

Капитан отпустил голову и повернулся на звук. Рядом с ним сидел тот самый человек, которого Зверев видел у себя в квартире прошлым вечером. Он был одет во все ту же ослепительно белую тогу, а босые ноги его едва касались снежного покрова. Он даже не смотрел на собеседника, просто сидел, будто рядом с ним никого не было. Его взор был направлен вперед, и было ощущение, что он любуется окружающим пейзажем.

– Бога восхваляешь? А почему он позволил страдать этому, как его... Да неважно. Почему он отобрал у него все, что тот заработал, лишил его детей? Ты думаешь, это правильно? Думаешь, это того стоит? Да если б он у меня детей забрал, я бы первый проклял его. Черт с ним, с богатством, но причем здесь дети?

– Вы стали настолько ничтожными, что повлиять на вас можно, только отобрав самое ценное. Только тогда вы возвращаетесь в реальность и только тогда начинаете ценить жизнь и законы, данные Им. Хотя и говорится в писаниях: «Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть наказываем смертью за свое преступление». Но вы не понимаете милости, не чтите заветов. Вы Ему не безразличны, и оттого становится горестно, что Он безразличен вам. Если вы не поймете этого, вас смахнут с планеты, словно крошки со стола Вселенной. И никто больше не вспомнит о том, что был этот мир.

– Ну все, хватит! Отстань от меня! Отстаньте все, валите на хрен! Я тебя знать не хочу! Видеть тебя не желаю!

– Ты очень близок к своей цели, но в то же время так далек от нее, очень далек. Ты даже не знаешь насколько. Браня меня, ты ругаешь себя за беспомощность. Не в твоей воле препятствовать тому, что есть, и тому, что будет. Я просто пытаюсь направить тебя на путь истинный. А отрицание твое есть то, что неизбежно.

– Довольно! Ты всего лишь плод моего воображения, вот и все! – вскочил Зверев и, обхватив голову руками, стал ходить туда-сюда. – Да что же это такое творится?! Может, ты мне это объяснишь, умник?! Почему только намеки? Нельзя что ли прямо сказать, что и как делать?! Да и что вообще происходит?! – повернувшись к своему собеседнику, произнес капитан, но к своему огромному удивлению обнаружил, что рядом с ним никого нет.

Алексей не мог поверить своим глазам. Он вообще уже ни во что не мог поверить. Ему казалось, что его разум живет своей отдельной жизнью. Зверев поднес правую руку к виску и стал его массировать.

Боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Единственным желанием следователя было напиться и забыть все, что с ним произошло, как недоразумение или страшный сон. Постояв еще минуту, он побрел к ближайшему продовольственному павильону. Над дверью висел китайский колокольчик, и его звук разнесся по магазинчику, давая понять, что пришел покупатель. Звон был настолько приятным, что следователь остановился и дослушал его до конца. Тем временем из подсобки вышла продавщица – объемная женщина с сигаретой в зубах и дешевой косметикой на лице. Не спеша, вразвалочку она подошла к прилавку. Зверев брезгливо оглядел ее и достал из заднего кармана мятую купюру.

– Водки.

– Какой вам? – скривив лицо, буркнула продавщица.

– Любой, – ответил Алексей.

Продавщица нагнулась, достала из-под прилавка бутылку «Тамбовского волка» и протянула ее покупателю. Получив спиртное, Зверев вышел на улицу.

– Эй! А сдача?! – крикнула женщина вслед, но он ее уже не слышал.

Алексей брел по родному городу, который стал для него худшим из кошмаров. Он шел и пил, пил жадно, прямо из горла, большими глотками. С каждой минутой алкоголь все больше овладевал его телом. Вскоре он перестал думать о случившемся, и ему стало хорошо. Спиртное сделало свое дело, затуманив на какое-то время его разум. Зверев остановился, достал последнюю сигарету, затем со злостью смял пустую пачку и отшвырнул ее от себя.

– Да пошли они! Пошли они все! Пошло все к чертовой бабушке! Вместе с этим долбаным миром! – вдруг крикнул он изо всех сил, и эхо его голоса пронеслось по округе, повторяя его слова и словно издеваясь над ним.

Капитан закурил и побрел дальше. Куда идти, он не знал: все его идеи смешались после встречи с незнакомцем. «Неужели я чокнулся? Так просто? Взял и сошел с ума? За что мне это? Неужели так легко свихнуться? А Мишка прав, пить надо меньше! Или больше?! Вот гребаная дилемма!», – размышлял капитан. Допив остатки горячительного, Алексей швырнул в сторону пустую тару. Она ударилась о фонарный столб, и стекло вдребезги разлетелось в стороны. Зверев зачерпнул из сугроба снег и вытер им лицо. «Ладно, идиот, думай. Думай!», – скомандовал он сам себе. Позади него послышались приближающиеся шаги. Грубый мужской голос приказал ему остановиться. «Ну вот. Неужели снова? Неужели опять началось?», – подумал Алексей, но, обернувшись, увидел обычный милицейский патруль.

– Ну что, мужик? Сам пойдешь или тебя довести?

– Сам! – ответил Зверев и вытащил из кармана удостоверение.

– Извините, товарищ капитан, – в один голос отчеканили блюстители порядка.

– Ничего, бывает, – ответил Алексей, еле держась на ногах.

– Может, машину вызвать или до дома довести?

– Нет, спасибо, сам доберусь. Давайте, идите.

– Ну, как скажете.

«Да нет, Лех, ты пока еще не свихнулся. По крайней мере, не совсем. Надо все-таки ехать к этому парню», – продолжал рассуждать Зверев. Он прекрасно помнил, где живет Виктор, так как просматривал его дело несколько раз. Он еще раз поднял большую пригоршню снега и отер им лицо. Затем, перелезая через сугробы, вышел к дороге. Вытянув руку, он хоть и не сразу, но все-таки поймал машину и, открыв дверь, неуверенно забрался в салон.

– Куда едем? – спросил водитель.

– В Стрельцы. Улица Зеленая, дом 45.

– Лады, только деньги вперед.

– А сколько надо?

– За сто пятьдесят договоримся.

Зверев достал деньги и положил их на панель автомобиля.

– Трогай, командир. Трогай.