Двое суток ехали без отдыха. Луций сидел на своем месте мрачнее тучи. Кате даже показалось, что он немного постарел. Усталый, изможденный, не тот, что был при первой их встрече. Генерал почти ничего не ел. Он снимал перчатки, смотрел на руки, словно не на свои, кутался в плащ и дрожал в ознобе, будто некая болезнь сжигала его изнутри. За двое суток ни единой души, но все равно не покидало ощущение, что за ними следят люди Князя. От этого Кате становилось жутковато.

Чем дальше ехали на юг, тем меньше становилось снега. Вскоре добрались до окраин земель, подконтрольных Князю. Наткнулись на выжженное поселение, скорее всего служившее опорным пунктом. Черное покосившееся ограждение еще дымилось — по всей видимости, напали не более суток назад. Катя встала и облокотилась на борт грузовика. Слой пепла устилал все вокруг. Просматривались следы лошадиных копыт. Повсюду были разбросаны остатки коробок, мешков и вещей, рваных и полусгоревших. Всё, что не утащили нападающие, уничтожил огонь. Генерал привстал, окинул взглядом местность и сел обратно. Неподалеку виднелось место казни — вбитые по кругу в землю столбы. Людей привязали к ним и заживо сожгли. Обуглившиеся фигуры, скрюченные в страшной агонии, застыли навечно.

— Нравится? — Луций внезапно обратился к девчонке.

Та вздрогнула и замотала головой.

— Так зачем смотришь?

Она пожала плечами.

— Смерть прекрасна, если, конечно, взглянуть на нее под своим углом. Видишь? Есть те, кто намного хуже нас. Хуже меня. И я думаю, ты знаешь, о ком я.

— Я в этом сомневаюсь, — тихо ответила Катя и снова устремила взгляд на страшную картину.

— По-моему, я предупреждал тебя насчет бурчания? Или, быть может, ты хочешь остаться без языка?

— Я сказала, что сомневаюсь в том, что они хуже вас. Разве люди могут сравниться в своих деяниях с дьяволом? — обернувшись, выкрикнула Катя. Луций склонил голову набок и закатился от смеха. — Они все хотели жить, как и те, на мосту.

— Да, ты права. Умирать никто не желает. Наверное, ты хотела, чтобы на этом столбе сейчас болталось мое тело, не так ли?

— Куда вы меня везете?

— В мир, который ты не видела. В мир, который мы хотим создать. Здесь все затухло и захирело. Тут нужно наводить порядок. Порядок Нового Рима.

— Убивая беззащитных?

— Нет, уничтожая слабых и никчемных. Тех, кто сам широкой поступью идет в ад и тащит за собой остальных. Тех, кто верит, что зверь может спасти планету.

— Два дня назад вы были слабыми.

Лицо Луция изменилось. Глаза налились кровью. Рука невольно легла на рукоять меча, обхватив голову змеи.

— Думаешь, я так все оставлю? Смирюсь с этим? Меня ударили по одной щеке, а нужно было убивать. Я не прощаю и не забываю оскорблений, а уж тем более не подставляю вторую щеку. Люди Князя пришли бросить вызов, оскорбить, унизить. У них это получилось. Война все равно была не за горами. Они ее просто приблизили. Я хотел разделаться сначала с твоим дружком, так как он угроза куда более страшная, чем Князь, а уж потом заняться Ярославом. Что ж, придется все делать параллельно. Скоро мы приедем в Новый Рим и ты все увидишь сама. А пока дыши полной грудью. Иногда смерть приходит внезапно.

Катя по инерции отползла назад и уткнулась в тело Самурая. Тот сидел, скрестив руки на груди. Глаза закрыты, голова опущена на грудь. Его вообще не интересовало происходящее. Он спал. Тело качалось в разные стороны, издавая еле слышное сопение.

С наступлением сумерек они въехали на территорию, подконтрольную «Огненным братьям», и спустились с крутого берега, продолжив движение по руслу реки. Раньше она была широкой, метров триста. Теперь посередине протекал небольшой серый вонючий ручей. Справа у берега лежала на боку догнивающая баржа. Корпус проела ржавчина, внутренние перекрытия торчали, словно ребра древнего животного. Ветер, попадая в ее чрево, поднимал страшный вой, дополняя жуткое зрелище. По обоим берегам сухостой в два человеческих роста при каждом дуновении ветра шевелился, потрескивая стеблями.

По настроению тех, кто не спал, можно было понять, что ехали по своей земле. Расслабились, сняли шлемы, поставили оружие на предохранители, стали общаться. Впервые раздался смех, солдаты шутили, травя байки.

Генерал набросил капюшон, откинулся и задремал. Катя долго смотрела на него. Она терзала себя мыслями о том, человек ли он. Вспомнила, как острое лезвие резало плоть. Разве может быть такое на самом деле? А не показалось ли ей все тогда? Вот он перед ней из плоти и крови. Всего лишь человек. Безумный, жестокий, в конце концов, страшно пугающий, но все же человек. Или она ошибается? Снова перед глазами меч медленно скользит по руке, вспарывая кожу и мясо, обнажая кость. Кровь льется ручьем и останавливается через мгновение. Людям такое не под силу. Катя вновь посмотрела на генерала. Конечно же, человек. Вот он перед ней, дышит, и даже пар идет изо рта.

Она прикрыла на мгновение глаза. Перед взором возникло, как дядя Витя убирает за пазуху распятие. На кресте тоже вроде как человек. И это загвоздка. Похож, по крайней мере, на человека. Хотя дядя Витя почитал его как Бога. Ругался с Марсом, когда тот говорил, что богов нет, раз они обошлись так с этим миром и людьми. А вдруг и этот безумный Луций тоже «вроде как»? Снова перед глазами меч, и снова кровь. Сумасшедшая бабка, которая несет ерунду. Или правду? И вновь наваждение. Гроб опускают в могилу, бесполезная проповедь человека по имени Владимир. Пришествие мессии. Борьба со зверем. Гроб касается дна могилы. И снова кровь и лезвие, уродующее тело...

Луций открыл глаза, посмотрел на девчонку, поежился и вновь задремал.

Чем ближе они подъезжали к этому Новому Риму, тем больше ее охватывал страх. Что ждет ее там? В голову лезли разные мысли, в основном плохие и даже страшные. В душу закралась злоба на Марса за то, что он ее бросил. Столько прошло времени, а его все нет и нет. А ведь он обещал заботиться, обещал оберегать ее и не давать в обиду. Где теперь его обещания и где он сам? Неужели предал? Оставил ее одну погибать в одиночестве? Луций поднял голову, словно читая ее мысли, зевнул и снова опустил.

На склоне берега появилась фигура человека, потом еще две, потом еще пять. Они смотрели на колонну, приложив ко лбу руки. Они не боялись тех, кто ехал в машинах. Вскоре Катя приметила еще одну группу, больше первой. Чем дальше ехали, тем больше людей встречали. Они были другие, не такие, каких она привыкла видеть. Более чистые, более опрятные, даже вели себя по-другому. Одежда из грубой ткани серого цвета. Темные утепленные одинаковые куртки, что на мужчинах, что на женщинах. Катя рассматривала людей, пока русло реки не свернуло вправо.

— Стоп! Привал! Заправляемся, отходим по нужде, перекусываем и в путь, — скомандовал Луций.

Видя, как Катя с недоумением осматривается, Самурай пояснил:

— Это корабли. — Вокруг все было завалено останками кораблей разных размеров и лодок.

— А что такое корабли?

— Корабли раньше плавали по рекам и выходили в моря и океаны.

— Моря и океаны?

— Это такие огромные озера. Море ты еще увидишь. Хотя оно с каждым годом все дальше отступает от крепости.

— От какой еще крепости?

— Всему свое время. Вставай, пойдем разомнемся. А то от этих скамеек все тело ломит.

Они спрыгнули с кузова и утопли в вязкой жиже по щиколотку.

— А на нас тут никто не нападет? — с опаской поинтересовалась девочка.

— Тут? Никто. Эта земля принадлежит «Огненным братьям». Сюда чужим не пробраться.

— А те люди, которые встречались нам по пути?

— Это послушники. Живут за стенами города. Их можешь не бояться.

— Послушники?

— Крестьяне. Пытаются хоть что-то вырастить на безжизненной почве. Земля постепенно истощается, становится непригодной к возделыванию. Скот перестает плодиться. Но они молодцы, делают невозможное. Мы не звери. Тех, кто присоединяется к нам, берем под свою защиту. Люди получают возможность пожить нормальной жизнью.

— То разрушенное селение, которое мы проехали, оно ваше?

— Нет, это был пограничный пост Князя.

— Вы его разрушили?

— Кочевники.

— Кочевники? Они не заходят так далеко. Максимыч рассказывал мне о них.

— Грядет война. Надеюсь, последняя... И кстати, ты слишком много расспрашиваешь для пленника, — Шона усмехнулся и слегка пихнул ее, подгоняя вперед.

Когда вернулись к колонне, все уже сидели на местах. Самурай помог Кате взобраться на машину и сам последовал за ней. Он почувствовал на себе холодный взгляд генерала.

— Ты бы не привязывался к ней, — бросил ему Луций.

— Да, конечно, — Самурай отвернулся от Кати. Девчонка лишь сжала зубы и, скрестив на груди руки, нахмурилась.

Покинули русло реки, через пару часов подъехали к развалинам города. Дорогу преграждали два самосвала. Луций поднялся, скинул с головы капюшон и помахал рукой. Из руин появилось с десяток человек, двое из них залезли в самосвалы, отогнали их в стороны, освобождая дорогу, остальные направились к колонне. Впереди идущий суетился, поспешно надевая алый шарф, одергивал старую и потрепанную одежду. Следовавшие за ним были одеты еще хуже. Вооружены ружьями были только четверо, включая старшего. У остальных топоры, молотки, железная арматура. Человек в красном шарфе ударил себя в грудь и бросил руку вверх в знак приветствия, делая это неуклюже и явно переигрывая, озираясь по сторонам.

— Ты новенький? — холодный взгляд Луция устремился сверху вниз.

— Так точно, генерал!

— Что-то произошло? — он поставил одну ногу на борт, а сам склонился, опираясь руками на поднятое колено.

Командир отряда вновь осмотрелся в поисках поддержки у своих людей.

— Кочевники, генерал.

— И в чем проблема?

— Они не подчиняются нашим правилам, ограбили наших людей, прошли лавиной по городу. А нам был отдан приказ не трогать их и не сопротивляться, пропустить к Новому Риму.

— Потери?

— Что?

— Потери есть? Убили кого?

— Нет, генерал, только грабили. Хватали все, что плохо лежит. Наши люди сопровождали их через город, но не вмешивались. Мы успели увести детей и женщин в подвалы.

— Ясно.

— Люди напуганы, генерал.

— Люди всегда чем-то напуганы, пока живы. — Луций опустил ногу, выпрямился и постучал по крыше грузовика. Колонна въехала в город.

Катя смотрела во все глаза. Проезжая по узкой улочке, она с неподдельным удивлением разглядывала огромные каменные глыбы — дома, в которых раньше жили люди. Тут и там, в окнах, в переулках и даже на крышах с опаской появлялись головы любопытных. По улицам ходили только вооруженные люди. При виде колонны местное население пряталось в развалинах, боялись даже своих, так как свой всегда мог стать врагом в отсутствие еды. Все это ей напоминало муравейник, огромный каменный муравейник. Она вспомнила, как Марс очищал веточку от коры, клал сверху домика муравьев и они с яростью кидались на нее. Потом он стряхивал насекомых и протягивал Кате лакомство. Кислое, с резким запахом, но такое необыкновенно вкусное. По крайней мере, раньше ей так казалось. Теперь и муравьев-то не встретишь, все умирало и исчезало. Мерзкие крысы и те исчезли.

Ехали относительно быстро, словно хотели проскочить это поселение поскорее и поскорей добраться до места назначения. Катя устала от дороги и от неопределенности. Вспомнились слова старого Виктора, который всегда говорил, что самое тягостное в жизни — это ожидание.

Колонна повернула в проулок и остановилась. Человек двадцать с криками двигались толпой, загородив улицу. Основную массу составляли оборванцы — местные обитатели с серыми от постоянного голода, почти одинаковыми лицами. Кроме того, имелось шесть охранников — так называемое ополчение «Огненных братьев». Бойцы набирались из местных и обеспечивали правопорядок, подчинялись кураторам. В середине толпы тащили женщину и двух плачущих мальчиков лет десяти. Женщину вел мужчина, намотав ее волосы себе на руку и согнув несчастную почти до земли. В грязных волосах запеклась кровь. Среди всей этой черни выделялся только один — в ярко-красном балахоне. Куратор шел впереди толпы, славя истинную веру и Млечный путь. При виде колонны с солдатами Черного легиона, да еще и во главе с самим генералом Луцием, толпа замерла и затихла, словно псы, на которых рявкнул хозяин. Луций ловко спрыгнул с грузовика и подошел почти вплотную к человеку в красном балахоне.

— Отступница! — внезапно заорал проповедник.

Такие проповедники были в каждом покоренном городе. Местная инквизиция. Святой отец, судья, адвокат и прокурор в одном лице. Только вот руки кровью они не пачкали, на это были другие, кто хотел угодить власть имущим.

— Отступница! — снова загорланил проповедник, и толпа поддержала его криками, улюлюканьем и свистом.

— Отступница! Отступница! Смерть ей! — в один голос заорали собравшиеся.

— А этих за что? — Луций заглянул за плечо куратора и указал на детей.

— Выродки этой ведьмы. Они внемлют ее учениям о ложных богах. Истинную веру несем только мы и наш великий учитель Александр. А она проповедовала то, что грядет второе пришествие спасителя. Ложного спасителя человечества. Но мы все знаем, что никто не спасет людей, кроме великого Александра и истинной веры в Млечный путь. На землю спустился зверь. Он прикинется спасителем, одурманит разум и испоганит душу, а потом уничтожит все оставшееся на нашей земле. Лживые верования довели наш мир до того состояния, в котором мы живем сейчас.

— Значит, говоришь, отступники? — Луций ухмыльнулся и непринужденно размял шею.

Толпа взорвалась воем и криком. Ополченцы оградили так называемых преступников, пытаясь не дать растерзать их раньше времени. Однако невооруженным глазом было видно, что они не особо сдерживали агрессию. Дай волю, и они сами поучаствовали бы в расправе.

Луций стоял неподвижно. Человек в красном нахмурил брови, в недоумении смотря на генерала и не понимая, почему тот не отойдет в сторону и не даст им дорогу. Генерал — их кулак, мощь которого «братья» обрушивают на непокорных. Он не должен влезать в дела общины, а должен только покорять и завоевывать земли неверных, оберегать от любой опасности «Огненных братьев» и их великого учителя Александра. Его великая задача — обратить всех в праведную веру. Почему он посмел встать на пути правосудия? Проповедник сорвал с осужденной серебряный крестик на бечевке и протянул Луцию. Христианский символ покачивался из стороны в сторону.

— Отступница! — что было силы выкрикнул проповедник, тряся перед лицом генерала доказательством.

«Ты не такой уж плохой человек, Луций», — раздался голос в голове генерала. Распятие замерло. Человек, приколоченный к кресту, открыл глаза. Маленькая серебряная фигурка ожила. Возникло ощущение, что генерал когда-то знал его. Перед закрытым взором Луция появилась улыбающаяся девушка в синеватой дымке. Темные густые блестящие волосы, шоколадного оттенка кожа и большие, почти черные глаза. Сейчас все бледные, серые, словно мертвецы, а эта, из видения, — будто из другого мира. Она протянула к нему руку. Сердце стало биться по-другому, кровь подступила к вискам. Ему захотелось к ней, туда, в синеватую пелену, чтобы остаться там навсегда.

— Отступница!

Мираж начал таять.

— Отступница!

Распятый на кресте закрыл глаза и продолжил качаться из стороны в сторону. Туда-сюда, туда-сюда.

— Убить! Убить! Смерть отступникам!

Все нереально, словно картинка, нарисованная адским художником. Луций положил руку на меч. Вязкая кровь маленькой струйкой вытекла из-под рукава и устремилась по рукояти меча вниз. Проповедник сделал шаг назад. Опустил взгляд, видя, как падают на землю алые капли. Толпа притихла. «Луций, Луций, иди ко мне. Я соскучилась. Заждалась тебя. Иди ко мне». Генерал вздрогнул и ожил. Голос звучал из переулка, по крайней мере, ему так казалось.

— Татьяна? — тихо произнес он и отступил в сторону, пропуская толпу вперед.

Проповедник сделал жест рукой, давая процессии знак идти дальше. Те, видя, как генерал отступает, возликовали и погнали осужденных вперед.

— Вздернуть всех! Вздернуть! Сжечь! Убить! Забить до смерти! — слышались призывы толпы, заглушавшие крик детей и мольбы несчастной о пощаде хотя бы своих чад.

— Убьют их? — тихо прошептала Катя стоящему рядом Самураю.

— Толпа — это лютый зверь. С ней не договоришься.

Генерал смотрел в пустоту и шептал, словно разговаривал с кем-то. Люди, ведомые куратором, протащили несчастных перед грузовиками, рыча и матерясь, требуя расправы, жаждая крови. Луций пришел в себя и сноровисто залез в кузов, оставляя кровавый отпечаток на деревянном борту. Колонна тронулась дальше.

Последнее, что видела Катя, — это как людская масса кинулась на несчастных. Их били с яростью, слепо, не жалея ни детей, ни женщину, насмерть. Человек в красном стоял в стороне, подняв руки к серому небу, держа распятие, и что-то орал вверх. Словно пытался до кого-то докричаться. Но там, наверху, за густыми темными облаками, его явно никто не слышал. По крайней мере так показалось Кате.

Завернули за поворот, и крики прекратились. Все прекратилось, словно этого и не было, но ком застрял где-то в груди. Тошно стало. Девочка кивнула сама себе. Именно тошно. Слезы навернулись на глаза. Она же повидала немало смертей. Может, детей пожалела, а может, устала, а может, она просто еще маленькая. Катя пыталась найти хоть какой-нибудь удовлетворительный вариант. Убили просто из-за того, что женщина носила амулет, точно такой же, как носил Виктор. А ведь он всегда говорил, что этот странный человек на кресте всем помогает. И где была его помощь сейчас? Как же его звали? Катя попыталась вспомнить, но не смогла.

— Жалко их стало?

— Что? — Катя подняла голову и посмотрела на Луция.

— Гляжу, ты опечалена случившимся, — он показал пальцем себе на глаз, давая понять девочке, что у нее текут слезы. От прикосновения остался красный отпечаток на лице. Кровь по-прежнему сочилась по его руке, по той самой, которую он резал при Кате. Девочка быстро стерла со щеки слезинку. — Они заслужили то, что заслужили. Вера — это человеческая глупость. Она приносит только страдания. Не жалей их, лучше пожалей себя.

Все оставшееся время ехали молча.

Когда пересекли каменный мост через высохшую реку и въехали на пригорок, перед Катей открылась картина, от которой по спине пробежали мурашки: обнесенный высоким каменным забором остров, а за забором — город, целый и невредимый. Еще дальше, в нескольких километрах от стен, темная полоска свинцового цвета, перекатывалась и вспенивалась. Столько воды Катя не видела никогда. Вблизи города шевеление. Люди. Много людей работают. Каждый что-то делает. Удивительно!

— Новый Рим. Прибыли, — улыбаясь, произнес генерал, и колонна поехала вниз по склону, устремляясь к стенам, к людям, к свинцовой воде.