До самого утра снимали одежду с мертвых, собирали оружие и еду. Забирали все, что имело хоть какую-то ценность. Грузили на машины, которых не хватало. Делали носилки-сани, впрягались и тащили по насту. Победители растянулись в длинный обоз, медленно двигавшийся в город. Возвращаться решили по южной дороге. Там уже была проведена зачистка.

Марс ехал в первом грузовике. Ветер все не стихал. От его порывов хлопал брезент. Марс поежился. Победа не доставила ему радости. Пустота заполняла его. Он достал самурайский клинок и долго рассматривал трофей, слегка вытащив из ножен. Красивая и смертельная вещь, хотя и не сравнится с его мечом. Спрятал клинок в ножны и закинул его за спину.

Что делать дальше, когда вернутся в город? Двинуться сразу на Новый Рим или дать отдохнуть людям, собраться с силами, подлечить раненых? Подлечить? Больше половины раненых умрут от заражения крови. Возможно, на место павших подойдут еще люди, которые услышат о его победе. Он приложил руку ко лбу, большим и указательным пальцем сжав виски. Что-то еще он хотел. Что-то важное. Словно упустил некую сакральную мысль, идею. Ведь он о чем-то постоянно думал. Или ему так кажется? Марс прикрыл глаза, сдвинул брови, но так и не вспомнил. Ладно. Возможно, это и неважно, раз он забыл.

В голове всплыли слова того смертника с катаной. Он что, и вправду думал, что Марс будет с ним биться? Смелый глупец. Но выживают трусы, а не герои. Что он там сказал? «Убью тебя еще раз»? Разве можно убить человека дважды? Мир точно сошел с ума.

Колонна вскоре подошла к месту боя с каннибалами. Снег скрыл почти все следы. Весной тут будет страшное месиво и омерзительный запах. У одного из разрушенных домов собралась группа бойцов. Солдаты бойко обсуждали что-то и смеялись. При виде мессии они склонили головы. В разбитом окне Марс заметил подозрительное движение черных людских силуэтов. При их виде что-то екнуло в груди. Ударом кулака о железную крышу он остановил тяжелый грузовик. Машина подалась сначала вперед, а затем назад и встала.

Странное чувство. Словно сердце обхватили рукой и сжали. Голос попытался что-то ему сказать, но в этот раз Марс не стал его слушать. Он спрыгнул с кузова и устремился к разрушенному зданию. Из выбитого окна доносились стоны и ругань. Страх залез за шиворот, на секунду остановив Марса, прежде чем он зашел внутрь.

— Там это... — робко начал чей-то голос, но Марс только сделал жест рукой, чтобы тот заткнулся.

Он тихо приоткрыл дверь, темнота ударила по глазам, но они быстро привыкли, и Марс разглядел несколько человек, возившихся на полу с яростным сопением. Марс шагнул дальше. Дверь хлопнула. Один поднялся, поправляя штаны.

— Рано еще. Чего приперся? Наша очередь. Вали давай. И так со вчерашнего дня ждали.

На полу еще двое держали кого-то. Этот кто-то не сопротивлялся, но мужики зачем-то били несчастного. Первый поднявшийся устремился к Марсу, подошел почти вплотную. Чувствовалось его зловонное дыхание. Он говорил и кричал об очереди. А Марс не мог оторвать взгляда от происходящего на полу. Теперь он четко видел: там лежала девчонка. С нее содрали одежду. Белые худющие ноги с огромными синяками проступали в полумраке.

Марса толкнули в грудь, и он невольно сделал шаг назад. Он что-то забыл, что-то очень важное. Но что? Снова толчок. Его явно хотели выпихнуть наружу. Что же он стоит? Тело, ерзавшее на несчастной, сверкавшее волосатым бесформенным задом, наконец поднялось, поправляя штаны, отошло к стене, уступая очередь.

Земля стала уходить из-под ног, голова закружилась: на полу лежала Катя. Не может быть! Это просто дурной сон. Ему показалось. Она просто похожа. Его Катя в плену у «Огненных братьев» в Новом Риме. Он же... Он забыл про нее! Вот что он забыл. Забыл о том, что ради нее согласился быть этим проклятым мессией. Забыл, что ради нее все это было затеяно. Чтобы спасти ее. А теперь? Что же это? В кого он превратился?

Голос внутри захохотал. Марса снова пихнули в грудь. Он стал одним из них. Таким же, как Демьян, как Ярослав, как эти чертовы выродки из Нового Рима. Девчонка, пользуясь моментом, перевернулась, встала на четвереньки, попыталась уползти. У нее дрожало все тело, подламывались руки, она упала. Мужики ржали. Она попыталась вновь подняться, но тот, что с нее недавно слез, пихнул ее ногой, и она завалилась на бок. От этого заржал даже тот, кто выпихивал Марса на улицу.

— Не девка, а кремень. Она еще не один раз всех нас выдержит. Давай иди, а то еще уползет.

Марс смотрел на все и не мог поверить, что это происходит с ним. Словно попал в тот чертов подъезд, где его лишили матери. Такое же оцепенение, такая же беспомощность.

— Ну же, шевелись! Чего ты стоишь?! Делай же что-нибудь уже! — орал он сам себе.

— Что же ты будешь делать? — подначивал его голос.

— Заткнись! Все это из-за тебя!

— Из-за тебя! — эхом отозвался голос и расхохотался.

Рука сама рванулась к мечу. Темнота наполнилась криками. Тяжелой поступью Марс прошелся по дому, превращая живых в мертвых. Последний попытался выбежать, но ноги запутались в спущенных штанах. Он упал, перевернулся на спину, одной рукой старался натянуть на себя штаны, вторую выставил вверх, в надежде оградить себя от такого же чудовища, как и сам, но не вышло. Марс снес ему полруки. В собственной моче и крови человек катался по полу, визжа и прося о пощаде. Девчонка, забившись в угол, натягивала на себя тряпье.

«О-о-о, мой мальчик. Это называется безумие. А у безумца всегда есть тот, на кого можно свалить тяжесть содеянного. У тебя есть я. Так что действуй и ни в чем себя не ограничивай. Я выдержу все упреки», — продолжал голос.

Марс вложил меч в ножны, взобрался верхом на стонущего от боли, правым коленом прижал обрубок к полу, обхватил оставшуюся руку и впился зубами в палец. Недавний храбрец взвыл. Через секунду Марс выплюнул ему в лицо фалангу и тут же вцепился в другую. Хрящи и кости хрустели на зубах, огненная кровь заполняла рот. Но Марса это не останавливало.

— А-а-а-а-а! — драл глотку Марс, перекрикивая свою жертву, словно передразнивая ее.

В тот момент он был зверем, под стать миру, в котором он вырос и жил. Его большой палец провалился в глазницу, согнулся в ней и вырвал глаз, запихал его в глотку орущему, тот захрипел, издавая утробные звуки. Марс стал бить его головой о пол до тех пор, пока череп не издал характерный звук и жертва не затихла. Вскочил и растоптал без того разбитую голову, превратив ее в однородную массу.

— Мо-ло-дец! — подытожил голос в голове трясущегося от адреналина мессии. — Никогда не уподобляйся людям. Ты выше их. Захочешь быть человечным — и они убьют тебя. Ты зверь, хищник, бог. Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.

— Отвали! — вытирая с лица пот и кровь, проорал Марс. — Отвали! И больше не разговаривай со мной! Никогда!

— Как скажешь! Но если я уйду, с кем ты останешься?

Марс пошатнулся, чуть не упал, поскользнувшись на крови и мозгах, мельком глянул на Катю. Та сидела вжавшись в угол. Марс прошел к выходу, наступая на трупы, с размаха ударил дверь и вылетел на улицу. На секунду замер, втягивая сквозь зубы холодный свежий воздух.

Мессия предстал перед своими людьми в жутком виде. С ног до головы он был выпачкан кровью. Белки глаз покраснели от ненависти, гнева и напряжения. Это чудовище окинуло всех хищным взглядом.

— Кто?! — указывая на дверь рукой, с которой еще капала чья-то кровь, проревел он. — Кто?!

Люди не понимали, что он имеет в виду и чего хочет. Марс, со вздувшимися венами на шее и красным от чужой крови лицом, стал кидаться то к одному, то к другому, хватал за грудки, тряс, иных бил и орал окровавленным ртом. Наконец остановился и тяжело задышал:

— Вон!

Люди стояли, смотрели и не шевелились.

— Вон! Пошли все вон! Убирайтесь, твари!

Люди стояли.

— Убирайтесь! Ненавижу вас всех! Сброд! Нелюди!

Он выхватил меч, рубанул по первому, кто попался под руку, рассекая лицо и череп. Но никто не побежал, лишь отшатнулись и снова застыли. Он подлетел к другому, занес меч над головой, но человек даже не стал защищаться.

— Радуйся. Теперь это твоя паства. А ты спаситель, — с насмешкой хмыкнул голос. — Ты стал их богом. Ты больше, чем человек, выше, чем они. Стадо это поняло. Разве ты не видишь этого? Ты новый бог, который вправе любить их и наказывать. Они обрели веру. Веру в тебя. Веру в то, что ты построишь для них новый рай на земле.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись!!! — он отшвырнул меч, схватился за голову, упал на колени и уткнулся лицом в снег. — Ненавижу все это! Ненавижу! Будь оно все проклято!

Кто-то осторожно присел рядом. Марс поднял голову. Человек протягивал ему его меч, смиренно уставившись в землю и боясь глянуть на бога. Марс вытер глаза, выпрямился, посмотрел на тех, кто окружал его. Люди, как по команде, рухнули на колени. Он взял клинок, убрал его в ножны и поспешно зашагал в проклятый дом.

Через несколько минут Марс перенес девочку, укутанную в тряпки, в другое строение. Катя была без сознания, бредила, дергалась и закрывалась руками, вскрикивала. Непонятно, как истерзанное и измученное тело перенесло все, что с ним сотворили.

Марс сидел рядом с ней. Ему принесли одежду. Он переодел Катю в чистое и никого не подпускал ни к себе, ни к ней. Целый день они провели среди рухляди, ящиков и коробок. Марс жег костер, смотрел на Катю, как в лучшие старые времена, которые он всегда считал худшими. Оказывается, что и среди непроглядной мглы бывают серые оттенки, которые и являются светом.

Цветок жизни. Так назвал ее Виктор при первой их встрече. А он не смог уберечь ее, не смог защитить. Забыл про нее ради власти, навязанной ему этим миром. С самого детства Виктор пытался уберечь его, и только сейчас Марс понял от чего. От всего этого. От самого себя. Вот почему он опасался людей, вот почему всегда они были одни. Мессия стал богом. Богом чего? Апокалипсиса! Виктор убегал не от «Огненных братьев». Виктор убегал от Марса, от его второго «я», от голоса, который теперь начал с ним разговаривать и брать верх.

Марс подкинул в пламя остатки деревянного ящика. Отодвинул ногой подальше кастрюлю, в которой снег уже растаял, поднял с пола тряпку, порвал ее на лоскуты и хотел сменить повязки у девочки.

— Марс? — она вдруг открыла глаза.

— Да, — он кинулся к ней, припал на колени, стал гладить по голове. — Ты как?

— Ты мне снишься?

— Нет, это я. Это я! Я здесь, с тобой!

Она вздохнула и отвернулась.

— Поговори со мной. Прошу.

— Я не знаю о чем. Все тело болит.

— Хочешь, расскажу тебе какую-нибудь сказку? Я помню те, которые рассказывал Виктор.

Он нес какую-то чушь, говорил с ней так, как говорил с ней маленькой, когда она просыпалась от ночных кошмаров.

— Не нужно. Я уже большая. Да и в них одна выдумка. В них все хорошо, а такого не бывает. Добро не может победить зло. Зла слишком много. Да и чтобы победить его, добро должно творить вещи гораздо страшнее, чем делало зло, — она посмотрела на Максимыча и заплакала.

— Тебя больше никто не обидит. Я обещаю.

— Ты уже обещал один раз. Не нужно.

Она отвернулась.

— Ты ненавидишь меня?

— Я ненавижу себя.

— Ты о том, что случилось? Брось. Главное, что ты жива. Ты поправишься. У меня, у нас теперь есть все: еда, оружие, теплый дом. Нам теперь незачем бежать. Тысячи людей будут делать все, что ты им прикажешь. Ты только поправляйся.

— Я говорила им, что ищу тебя. Я говорила им, что ты мой друг. Им было плевать. Думаешь, что-то изменилось теперь? Ты не можешь управлять всеми и следить за всеми. Это невозможно. Это может только тот человек.

— Какой?

— Тот, который был у Виктора на шее. Тот, кого распяли на кресте из-за людей. А ты не он.

— Ты права, — он склонил голову. — Я далеко не он.

— Наша жизнь — кошмар, и мы кошмар. Зачем мы только живем? — она повернулась к Марсу, по ее щекам текли слезы.

— Брось. Брось! — Он поцеловал ее, вытер слезы. — Ты жива. Я жив. Столько всякого дерьма с нами приключилось, а мы по-прежнему живы. Мы по-прежнему вместе. Нас разлучили, а мы, пройдя через ад, снова встретились. Значит, так и должно быть.

— Ну да. Возможно. Только все равно жизнь — это полное дерьмо. — Она немного помолчала и добавила: — Я пить хочу.

Марс кинулся к кастрюле, поспешил обратно.

— Катана?

— Что? — он замер около нее.

— Тот меч. Откуда он у тебя?

— Трофей, — спокойно ответил Марс и присел к ней. — Нравится? Хочешь, я подарю его тебе?

— Ты убил его?

— Кого?

— Человека, которому принадлежал этот меч?

— Да.

Она посмотрела на него совершенно холодным взглядом.

— Держи, пей, — он помог ей приподняться. — А знаешь...

— Давай помолчим, — она откинулась обратно на свою лежанку.

— Ладно.

На следующий день Кате стало хуже. Она снова начала бредить и кричать. Звала неизвестного Марсу Шона, Виктора, разговаривала в бреду с матерью. Марс стоял над ней, мочил в холодной воде тряпку, прикладывал ко лбу, отирал ей лицо. Днем приходил врач. Хотя теперь каждого, кто умел зашивать раны и останавливать кровь, можно было назвать врачом. Марс чуть не убил бедолагу, который осмелился сказать, что девочке осталось совсем мало.

Беспомощность. Марса пугало это состояние больше, чем смерть и пытки. Он стоял над ней и не мог ничем помочь. Он знал, что все, кто бывает с ним рядом, всегда уходят от него. Тем не менее он еще надеялся, что все обойдется. Ложился рядом с Катей, слушал ее дыхание. Впервые за свою жизнь молился кому-то, неуверенно, как умел. Вспомнил и про этого казненного на кресте, просил и его. Но никто не сошел с небес, никто не услышал, не помог. Не было и голоса: даже он перестал разговаривать с Марсом, не отвлекая от заботы о единственном друге.

Часы ползли один за другим, длинные, вязкие, бессмысленные. Катя только иногда приходила в себя, просила пить. Называла его Шоном.

Наутро она открыла глаза, попросилась на свежий воздух, сказала, что здесь ей нечем дышать. Он закутал ее потеплее, поднял на руки и вышел из дома.

— Давай погуляем, — еле произнесла она.

Погуляем? В этом безумном, проклятом мире — погуляем? Марс закивал головой и понес Катю вперед. Она смотрела на низкое серое небо. Худое тело почти ничего не весило. Марс шел и не мог на нее насмотреться, словно чувствовал, что она уходит от него, старался запомнить все черты ее лица. За ними, держась на приличном расстоянии, двигалось людское стадо. Шли долго, пока девочка вдруг не попросила положить ее на снег. Он понял каким-то внутренним чувством, что жить ей осталось совсем недолго, и на глаза навернулись слезы.

— Ты что, Марс?

— Ничего, — еле сдерживаясь, осипшим голосом выдавил он. — Все нормально.

— Марс?

— Да.

— Что это?

— О чем ты?

— Вокруг твоей головы? — она протянула руку к нему, пытаясь дотронуться до чего-то неосязаемого. — Она светится. Словно вокруг твоей головы шапочка.

— Тебе кажется.

— Да нет. Точно. Точно светится.

— Хорошо. Пускай будет по-твоему, — он провел рукой по ее личику.

Катя взяла его за руку, прошептала:

— Может, ты и вправду мессия?

— Тогда бы я смог помочь тебе. А я не смог.

Девочка из последних сил приподнялась, стараясь заглянуть за спину Марса. Посмотрела на людскую массу.

— Марс, а что со мной произошло? Я ничего не помню.

— Ничего, — он крепче сжал ее руку. — Ты просто немного приболела, тебе нужно отдохнуть. Ты поправишься. Обязательно.

— Нет. Не поправлюсь, — она с улыбкой посмотрела на него с выражением взрослого, все понимающего человека, словно она прожила долгую жизнь. — Мне холодно. Обними меня.

Марс улегся с ней рядом, прижал к себе и заплакал.

Когда пришел в себя, то понял, что обнимает мертвое тело.

Снег повалил большими хлопьями. Марс долго сидел около Кати, плакал. Сорвал с себя кулончик и надел на нее. Сходил за лопатой и стал копать. Рыл ожесточенно, вгрызаясь в промерзшую землю. Откидывал куски руками, сопел, рыдал и рыл, рыл, рыл.

Два дня оставался рядом с могилой, жег костер, вспоминал лучшее — все, что мог вспомнить, хотя хорошего было и мало. На третий день проснулся оттого, что замерз. Костер засыпало. Было жутко холодно. Он еле поднялся, стряхивая с себя снег. У могилы стояли двое. Марс присмотрелся и не поверил тому, что увидел. Старик Виктор и какой-то незнакомец в странной одежде и доспехах.

— Не уберег, — Виктор присел у могилы и положил руку на холмик.

— Он не с девчонкой возиться сюда послан, — незнакомец заговорил знакомым голосом, тем самым, который Марс слышал в своей голове.

— Силой нужно уметь распоряжаться, Марс. Тебе была дана сила. Как ты ей распорядился?

— Нормально он ею распорядился. Он бог. А вон его паства, — незнакомец шагнул к нему. Марс вытащил меч, выставил вперед. — Да брось! — человек в доспехах схватился голой рукой за лезвие, дернул на себя, подтягивая Марса ближе. — Так-то лучше. Негоже богу скулить.

— Он спаситель, — вмешался Виктор.

— Спаситель кого?

Марс смотрел не моргая. В голове каша. Что это? Галлюцинация? Он умер? Сошел с ума? А мертвый Виктор продолжал настойчиво спорить с незнакомцем. Наконец они о чем-то договорились. Незнакомец грубо развернул Марса за плечи так, чтобы тот видел стоянку людей:

— Посмотри на них. Мы создадим новый легион. Ты возглавишь его и завоюешь мир.

— Какой мир вы завоюете? На земле почти никого не осталось. Нужно спасать эти остатки. Марс, тебе нужно научить их жить по правилам, вернуть им былой человеческий вид. Научить их прощать, любить, сострадать. Ты потерял всех, кто был с тобой рядом, но обрел гораздо большее. Они верят в тебя, надеются на тебя. Помоги им стать лучше. Помоги им не стать такими же, как и ты.

— Конечно. «Научи их сострадать», «научи их быть лучше». Да обернись и посмотри на могилу. Сможешь? Сможешь побороть в людях звериное начало? Обуздать их похоть и низкие желания? Только богом можешь ты для них стать. Лучше кнут, чем пряник. Кнута они слушаются. Людей нужно наказывать, а не жалеть.

Меч вывалился из рук. Марс обхватил голову руками и бессмысленно побрел куда-то, рыча и хрипя, словно зверь. Упал, пополз на четвереньках, поднялся и расхохотался нечеловеческим голосом. Впился руками в снег и завыл, как безумный.

— Он вернется за мечом, — спокойно произнес Анатас, наблюдая за Марсом.

— Думаешь, он настолько глуп, чтобы наступить еще раз на те же грабли? — проговорил человек в белой тоге.

— Они жаждут сравняться с нами. Ни одна потеря, ни одно переживание, ни одно горе не уничтожает в них стремление быть лучше других. Только это «лучше» порой очень извращено в их понимании. На протяжении всего времени они только и делают, что убивают друг друга. Нужно просто довести их желания до логического завершения.

— Посмотрим.

— Тут и смотреть нечего. Придумай лучше себе занятие более интересное. Согласись, что при любом раскладе выиграю я. Они жалки в своих амбициях и желаниях. Найди себе другую песочницу для игры в куклы. А про эту можешь забыть. Скоро она превратится в пустыню.

— И все же они совершенны.