Дом, в который я переехала, был грязно-коричневым, с бесцветными вставками балконов и грязных стекол. Первое, что хотелось сделать при взгляде на него, – покончить с собой.

За первую неделю я изучила всех соседей по лестничной площадке, чтобы приготовиться к сюрпризам. Все они выглядели как потенциальные самоубийцы, привычно влачащие тихое существование на дне жизни, пока терпение не исчерпается, и опасными не казались. Единственным местом, где всерьез кипела жизнь, была квартира номер 147. На ней висела потертая и частично изрисованная из баллончика с краской табличка «Смит», сама дверь, судя по отметинам, не раз подвергалась натиску извне. Она часто хлопала, впуская и выпуская гостей.

Скорее всего Смит был дилером. Я не из тех, кто знакомится с соседями и приносит им приветственный пирожок, хотя понаблюдать люблю, так что оставила Смита на потом. Невозможно постоянно сидеть внутри полупустой каморки с обоями, рисунок которых наводит на мысль о самосожжении, поэтому рано или поздно мне нужно будет повстречаться с кем-нибудь в новом районе. Но пока патруль снаружи не оставлял выбора, так что я изучала соседние окна через прицел старой ручной камеры. Моя проблема не в том, что я не верю в богов, а в том, что не могу об этом соврать.

Звонок в дверь раздался тогда, когда я пыталась как-то развлечь себя с помощью монтажа и последней самокрутки с марихуаной. В соседнем доме обнаружилась перспективная, с точки зрения наблюдения, квартира с женщиной, которая всегда возвращалась в одно и то же время. Меня завораживают проявления подобной методичности, которая для меня невозможна, поэтому я посвятила ей несколько минут своего домашнего видео. Этой попыткой чем-то увлечься я вызвала лишь приступ острого презрения к себе. Обычно я не открываю дверь, если не жду кого-то определенного, но в тот пустой вечер я подошла и распахнула ее, словно хотела этим оскорбить.

– Да?

У незваного гостя оказался неприятно внимательный взгляд. Держа руки в карманах, он изучал меня, не торопясь приступать к делу. Такая наглость выводила из апатии лучше удара.

– Что вам нужно?

– Я ваш сосед, меня зовут Хиро. – Он зашел, ловко оттеснив меня, и начал ходить по пустой комнате. – Вы что-нибудь умеете?

Я не поняла, о чем он, но решила не соглашаться.

– Абсолютно ничего.

– Звучит как дар. – Хиро усмехнулся.

– Ну да, дар вроде суперсилы во сне. Итак?

Меня нервировало, как он смотрел на матрас в центре поцарапанного пола. Мне, безусловно, приходило в голову, что эту дыру можно было привести в порядок, но старания подлатать тюрьму вызывали ярость, так что все было напоказ – дырявая простыня, запятнанное одеяло, оторванные обои, черные швы косяков. Вид отвратительной откровенности, которая отталкивает. Ему же, я так понимаю, стало любопытно.

– Мне нужно оставить где-нибудь пакет, пока меня не будет в городе. Можете взять его на пару дней?

Я неопределенно пожала плечами. Стоило насторожиться еще в тот момент, когда он возник на пороге, – местные никогда так не разговаривали. Они выдавливали из себя куски сленга, смешанные с руганью и междометиями.

– Не вижу препятствий.

– Отлично. Возьмите. – Он забрался рукой под старый кожаный пиджак и извлек свернутый пакет, сквозь который просвечивал футляр вроде тех, где хранят губные гармошки или очки. – И самое главное – не умирайте, пока я не вернусь.

Я подняла глаза, чтобы понять, что он имеет в виду. У Хиро были несколько раскосые глаза, безжалостный изгиб рта и впалые скулы. Ему бы подошла профессия в спектре от убийцы до коллекционера оккультных товаров, но, судя по поцарапанному пиджаку и притоку подозрительных типов в квартиру, он работал наркодилером.

– У вас не слишком свежий вид, – заметил он.

– Вы не спросили, как меня зовут.

– Действительно! – Хиро рассмеялся. – Как вас зовут?

– Сит.

– Что ж, держите коробку, Сит. Я на вас рассчитываю.

Он подбадривающе, по-тренерски улыбнулся и скрылся за помятой дверью квартиры 147.

Мне стало обидно – первая человеческая эмоция за время пребывания здесь. Поэтому я развернула пакет и извлекла из него футляр. Внутри лежала ржавая булавка и сложенная трубочкой репродукция «Фенрир откусывает руку Тюру». В репродукции присутствовало некоторое обаяние черного юмора, архаическая красота, но в целом я не видела причин специально ее хранить. Булавка выглядела как хлам. Я захлопнула футляр и положила его рядом с матрасом, поскольку других предметов мебели в квартире не нашлось.

Как обычно, спалось плохо. Из крана приваренной к стене раковины капала вода. Наверху бормотали поклонники изгнанного с улиц культа. Стены квартиры казались хрупкими, я не ощущала себя в безопасности. Они могли в любой момент развалиться и выплюнуть меня наружу. Жизнь – как апология безысходности, постоянное чувство внутри, будто ты должен кому-то сообщить что-то важное, предотвратить преступление, остановить занесенную руку, но не знаешь, где все это происходит, а потому просто лежишь, ощущая во рту вкус гнили. Я бы хотела уметь поджигать, меняться с богами баш на баш, закладывая части собственной души, вступать с ними в противоестественный торг, как все остальные, но единственное, что мне удавалось, – это плохие видеоролики с участием других людей. Постепенно все-таки удалось заснуть, хотя снились мутные и неприятные сны.

Утром я услышала грохот, затем появился запах дыма. Тянуло из коридора, доносились голоса просыпающихся соседей, наконец раздался визг. Я обкрутилась простыней и прильнула к глазку – в одной из квартир напротив начался пожар. В квартире 147.

Я облила голову холодной водой и выскочила в покрытый зелеными пятнами коридор, где уже толпились вялые, понурые обитатели дома. Горело сильно, был слышен гул, смердело то ли пластиком, то ли тлеющей химией. Я не хотела ждать, когда пламя доберется и до меня, поэтому схватила узел с вещами, камеру, замешкавшись, вспомнила про футляр и побежала вниз по ступенькам. Стоя снаружи под неприветливым осенним ветром, я смотрела на вырывающийся из окна огонь, и надеялась, что весь дом сгорит дотла.

– Ну что, Сит, уже выбрала себе бога?

Здоровяк из религиозного патруля, которых в районе называли крест-копами, самодовольно лыбился и отчего-то хорошо меня помнил.

– Нет.

Он ожидал продолжения, оправданий или объяснений, но я хотела наблюдать за разрушением дома. Вдоль окна ползла линия сажи, черная проекция пламенного пути.

– Пожарные подъезжают, – обнадежил крест-коп.

Квартал асоциалов, отказавшихся от сертифицированных богов, защищали не из человеколюбия. Просто такие районы нужны для острастки, ради демонстрации печальной жизни отвернувшихся от божьей милости. Формально никто не требовал от тебя справлять религиозные обряды, однако тем, кто не причислил себя ни к одному из официальных культов, приходилось туго. Даже самые дикие нашли своих покровителей, без них остались только конченые изгои. Все эти изгои без исключения заканчивали в резервации, выброшенные из мира и сломленные. Как ни странно, таких оказалось немного: слабоумные, не способные осознать смысл сделки, сумасшедшие и… я. Большинство же из попавших сюда просто выбрали неподходящих божков, не прошедших контроль, и осели в квартале с ними наедине.

– Ты сгниешь здесь, – равнодушно добавил крест-коп. – Кто ты теперь такая?

Пожарные машины направили брандспойты в пылающее окно, заливая его пеной.

– Никто. Знаешь, на деле не очень, но звучит неплохо.

Дом потушили, так что пришлось вернуться. Коридор провонял химикатами, дымом – стойкая, влажная вонь. Дверь моей квартиры обожгло, и она словно съежилась, не желая открываться. Когда мне все-таки удалось сначала открыть ее, а затем, налегая спиной, захлопнуть, я достала сигарету, зажала ее губами и села на пол, вытянув ноги и разглядывая пальцы. Возможно, Хиро перед отъездом забыл отключить кипятильник или оставил в пепельнице небольшой костер, но это произошло слишком несвоевременно.

Я извлекла футляр из заднего кармана и повертела репродукцию. В укусе волка заключалась некоторая нежность. Возможно, в футляре пряталось двойное дно с сокровищами, но мне не удалось его обнаружить. В нем не находилось никакой загадки. Я постучала им по полу и засунула обратно в карман.

Вечер оказался таким же мертвым, как и предыдущий, только к портрету добавился мокрый, всепроникающий запах недобитого дома. Этот архитектурный полутруп слишком живуч. Разглядывая стоп-кадры светловолосой женщины из соседнего дома, я вытянулась на матрасе. Мне искренне хотелось ее полюбить, сыграть в подглядывающего, наладить одностороннюю роковую связь, но правда заключалась в том, что мне было совершенно наплевать на все. В груди не осталось искры, желания бороться.

Отложив камеру, я закрыла глаза и слушала, как темнота выползает из углов, как она смелеет, захватывая пространство. Но чем дальше, тем сильнее становилось не по себе. Моя квартира ближе всего к сгоревшей 147-ой, и там что-то постоянно скрипело. Объеденные пожаром дерево и камень холодели и сжимались с наступлением ночи.

По руке скользнуло сквозняком от искореженной двери. Я натянула простыню повыше, пошевелила пальцами, чтобы их согреть, и наткнулась на что-то твердое. Сталь. Откуда здесь этот предмет? Не желая признаваться в том, что мне страшно, я осторожно начала исследовать пальцами попавшую под руку вещь, гадая, что это может быть. Громкое щелканье, похожее на схлопывание челюстей, раздалось как раз тогда, когда я отдернула ладонь.

Сгруппировавшись в неудобной позе на матрасе, стараясь подобраться в комок, я напряженно думала, что делать дальше. Фонарик валялся в углу, а угол в кромешной тьме находился все равно что на другой планете. Чтобы нажать на выключатель, придется переступить через лишний в этой комнате, чужеродный, опасный предмет. Скорее автоматически, чем рассудочно, я нащупала камеру и нажала на кнопку записи. Экран засветился с некоторым опозданием, и я увидела пустой прежде пол, на котором кто-то расставил капканы. Стальные чудовища, предназначенные для того, чтобы ломать лапы животным, стояли через каждый метр захудалой комнаты и тускло блестели в свете камеры. Это выглядело так дико, что я оторопела.

– Какого че…

Сссс… За дверью ветер как будто катал песок. В небольшом промежутке под ней виднелась тень.

Кто-то, странным образом сумевший расставить на меня звериные капканы, выбирал момент, чтобы войти. Неподвижный пришелец и я были разделены только парой метров пола и тощей деревянной дверью, пострадавшей от огня. На какой-то миг возникло чувство, что преграда истончается, будто ее в ускоренном темпе проедают жуки. Это было так жутко, что я даже не подумала о защите, вскочила и, перескакивая ловушки, выбежала на балкон.

Восьмой этаж. Слишком высоко, чтобы прыгать, но можно перебраться на соседний, а там есть труба с креплениями. Главное – оказаться подальше отсюда. Я швырнула камеру в комнату, запрыгнула на бетонный поручень и перевесилась в сторону, зацепившись за другую сторону перегородки между балконами. Луна светила слабо, но очертания предметов различались. Ободрав ступни и колени, я перемахнула на соседский балкон. Здесь было не лучше – окна квартиры безжизненно темнели, удушливая, плесневая тьма из-за испуга складывалась в силуэты монстров. Площадку завалили ненужным старым хламом, вялыми привидениями болталось постиранное белье. Сердце стучало как бешеное.

Когда сзади, в моей квартире, раздался треск, я едва не сорвалась. В звуке ощущалось что-то целенаправленное, он звучал дразняще, с оттяжкой. Я уцепилась за водосточную трубу и начала скользить вниз, цепляясь за плохо обработанный сварной шов и периодически встречающиеся опоры-скобы. Мне хотелось как можно быстрее оказаться на свету, схватить какую-нибудь палку и почувствовать уверенность в том, что я смогу дать отпор, что я не умру, словно животное в капкане.

В темпе, раздирающем мои руки железной теркой, я проползла пару этажей. Несмотря на шум, никто не проснулся, как будто дом вымер. Треск сверху стал сильнее – я задрала голову, но видела только темноту. В удручающей тишине раздавался лишь грохот старой трубы и проклятый треск. Я перебралась на балкон четвертого этажа и начала барабанить по стеклам. Двери балконов были такими старыми, что толком и не закрывались, – с них осыпались ломкие ручки, но я боялась зайти внутрь без поддержки.

– Открывайте! Открывайте!

Занавеска отдернулась, показав заплывшее лицо.

– Чо такое? Чо надо?

– Открывай, придурок! Мы горим опять!

Мужик был пьян и неприятен, но он меня не пугал и не издавал никаких необъяснимых звуков. Кажется, раньше я видела его копающимся в мусорном бачке. Он открыл дверь, плохо соображая, а я окинула комнату взглядом. Ничего необычного. Зеленоватые разводы, слабая лампа, везде бутылки и грязь.

– Так чо такое? Чо горит? Чо…

Я оттолкнула его и помчалась к выходу. Балконная дверь жутко заскрипела под порывом ветра, но я уже выбежала в плохо освещенный коридор, вниз по лестнице, вцепившись в прожженные окурками перила.

Улица была пуста. Никаких крест-патрулей, когда они так нужны! Я припустила прочь от дома, вжав голову в плечи, будто мне грозили ее оторвать, – мимо закрытого кабака, мимо забитых досками ларьков, прямо к посту крест-копов. Фонари покачивались от ветра, ноги жгло.

Копы сидели там и смотрели телевизор. Они перевязали мне ступни и выслушали плохо выдуманный рассказ о моральной дилемме и кошмарах, о том, что мне нужно человеческое общество и беседа с теми, кто уверен в своей связи с богом. Копы охотно рассказывали о преимуществах выбора и о торге, о мелких подачках, которые они получали в обмен на послушание, и о тех, кто пытался получить больше, чем им полагалось. Странно, но это так успокаивало! Я почти любила эти туповатые лица, бессмысленные разговоры, глуповатые шутки.

Я просидела с копами до утра, прислушиваясь, ожидая удара или тени за стеклом, но кто бы ни гнался за мной, он не был готов сюда сунуться. Кроме джинсов и футболки, в которых я спала, со мной остался лишь футляр Хиро и пачка сигарет. Негусто, если намереваешься сбежать куда-нибудь подальше.

Когда рассвело, копы задремали, и я ушла. Я наблюдала за входом в подъезд до тех пор, пока оттуда не начали выходить люди. Такой разбитой я давно себя не чувствовала. Пока бежала ночью по лестнице, попала ступнями, наверное, во все кучи битого стекла, которые устроили местные пьяницы.

– Мой футляр у вас, Сит?

Хиро подошел незаметно. В отличие от меня, он выглядел уверенным, выспавшимся и даже щеголеватым, губы приобрели насмешливый изгиб. Мое бедственное состояние его забавляло, и я взяла себя в руки, чтобы не стать объектом насмешек.

– Да, он здесь. Но на этом добрососедские услуги закончены.

– Я очень благодарен, – он положил руку мне на плечо. – Видимо, у вас есть опыт разрешения напряженных ситуаций.

– А ты ведь знал, что со мной произойдет вся эта хрень, когда давал футляр! Небось и не надеялся, что я останусь жива, а?

– Ты не спрашивала об условиях, как и о том, что внутри. Ты весьма любезно согласилась. – Хиро пожал плечами, отбросив свой бандитский шик. – Мне нравятся такие контактные люди. Тебе было все равно, а я нуждался в помощи. Пойдем, я накормлю тебя завтраком.

Мы зашли в только что открывшуюся забегаловку, где мне поджарили яичницу и налили кружку горького кофе. Хиро молчал, а я никак не могла сформулировать вопрос, потому что больше всего мне хотелось дать ему в морду.

– Что это было? – Я закурила и обмякла в кресле, глядя на него исподлобья. – Оно расставило капканы по всей комнате!

– Это черный человек. Он совсем недавно попал в наш мир, поэтому пока не понял, как здесь правильно охотиться. Да, получилась абсурдная картина, хоть и живописная. Футляр, который я тебе дал, позволяет вызывать богов, минуя торг. Я выпустил кое-кого, но с каждым из богов выходит и некоторый побочный эффект вроде того, что ты видела вчера. И твари ищут футляр, чтобы вернуться обратно. – Хиро тоже заказал себе кофе. – Очевидно, им здесь не слишком нравится.

– Выпускаешь богов? – Я прищурилась. – Что это значит?

– То, что я сказал. Не больше и не меньше. – Он невозмутимо отхлебнул из чашки. – Этот мир повернут на религии. Они меняются, торгуются, заключают мелкие сделки, изредка получают милости или гнев божеств, но это всего лишь крохотное окошко. Они считают, что приручили божественное. Глупцы даже не представляют, с чем имеют дело. Так что я собираюсь об этом напомнить. Я хочу, чтобы боги бродили по миру рядом с людьми, чтобы Кали пожинала свою жатву на главной площади, а Локи смеялся. Чтобы люди осознали, что это такое – настоящие боги.

Собеседник усмехнулся, глядя мне в глаза опасным взглядом сумасшедшего. Я обожгла губу сигаретой и ругнулась. Мне всегда казалось, что боги – сущие чудовища, которых стоит избегать как огня. Хиро оказался даже не террористом, а хуже – бездумным игроком, психопатом.

– Я знаю, как прокалывать дыры в ткани мира. Не без дефектов, но достаточно умело.

– Ржавой булавкой? – Я закурила по новой. – А зачем тебе рисунок?

– Он мне нравится. Отдай мне футляр – и ты больше не увидишь ни меня, ни черного человека.

– Что ты будешь делать?

– Я начну развлекаться. А теперь давай футляр. Могу заплатить за беспокойство.

Я достала коробку и швырнула через стол. Мне не нужны были его деньги. Хиро не стал настаивать, поднялся и направился к выходу. Я подумала, что он забудет о моем участии в афере еще раньше, чем переступит порог. На дне чашки накопилась кофейная гуща, вкус был отвратительным.

– Хиро, подожди!

– Да? – его голос прозвучал устало.

– Я хочу пойти с тобой.

– Правда? – Он поднял брови, сделал несколько шагов и сел обратно. – И что ты умеешь? Рисовать? Водить машину? Исцелять? Стрелять? Шить? Изгонять духов? Чем ты можешь быть мне полезна? Можешь читать на нескольких языках? Запоминать длинные числа? Искусно трахаться, может?

Я опустила голову:

– Нет. Ничего такого я не умею. Но зато я отлично умею отказываться повиноваться. Раз ты так хочешь показать всем, каковы настоящие отношения между людьми и богами, лучше меня не найдешь.

– Я раздавлю тебя, как мошку, – осклабился Хиро, и я поняла, что попала в цель.

– Не в курсе, что ты за божок, но тебе придется либо убить меня на этом же месте, чтобы никто не прослышал про твой феерический план, либо взять с собой.

Если я не уйду с ним, другого шанса свалить не будет. Хиро не вызывал доверия, он был из тех, кто способен выбрасывать людей, даже не замечая, но здесь, в квартале отщепенцев, у меня не оставалось даже шанса быть использованной. Район так просто меня не отпустит, протухшие простыни поджидают, чтобы задушить. Я – безбожник, лишенный и кары, и защиты, мое изгнание вечно. Возможно, Хиро чокнутый, но у него есть цель, а у меня осталось только немного гордости.

– Не думаю, что все это меня интересует, хотя твое отчаяние в чем-то даже привлекательно. Будешь путаться под ногами.

– Стой! – Я вскочила и поморщилась от боли в ступнях. – Я могу умереть за тебя!

– Пойдет. – Хиро ухмыльнулся. – И тебе придется не раз это исполнить.

Хиро вывел меня из района на закате. Он был сдержан и больше не разговаривал со мной. Он не дал мне денег и не предложил приобрести обувь или другую одежду, не потрепал по плечу и не пообещал, что все сложится как надо. Конечно, повязки развалились, а осень кусалась, как бешеная собака, но кем бы он ни был, тогда я думала, что черноглазый псих оказывает мне услугу.

2009 год