Влад с подругой, помня утренние наставления разведчицы-горничной, вышли из отеля через хорошо знакомую подземную стоянку на боковую улочку. Время сумрака – и солнце еще не спряталось, и фонари еще не зажглись в полную силу. Лучшая пора уходить от слежки, если она, конечно, есть. Ребята решили прогуляться медленным шагом метров двести-триста, выйдя на дорогу с тыльной стороны от главного входа, чтобы наверняка убедиться в отсутствии репортерского «хвоста». Они даже два раза останавливались и, рискуя нарваться на штраф, делали вид, что самозабвенно целуются, для полного кругового обзора.

– Меня эти шпионские игры забавляют, – Рощин уже не для дела, а для души чмокнул Наташу в губы. – А тебя?

– И меня, – девушка ответила мягким поцелуем. – Надеюсь, что до мании преследования не дойдём…

– Не успеем за неделю. Майкл говорил, что мы должны скрывать наше с ним знакомство только до аукциона, – Влад осмотрелся. – По-моему, чисто – ну, если они не какие-то супердетективы. Сейчас такси поймаю.

Даже таксисту предусмотрительный Рощин вначале назвал не нужный отель, а Британский музей. Когда же автомобиль остановился у знаменитого хранилища английской истории, художник с сожалением пробормотал вроде бы для подруги, но так, чтобы водитель всё хорошо расслышал:

– Так разве музей уже закрыт? Жаль. Знаете что, отвезите нас тогда в какой-нибудь приличный ресторан. Мне друзья говорили, что тут неподалёку есть такой в гостинице.

– Название помните? – вежливо осведомился таксист.

– Что-то связано с лесом, – продолжал наигрывать Рощин. – Или с садом? Вспомнил! Холборн!

– Сэр, Холборн – это район, где мы сейчас находимся. Здесь много гостиниц, – терпение водителя было поистине английским. Или ангельским.

– Точно. Район, – Влад повернулся к Наташе. – Ты не помнишь?

Наташа в актёрском порыве – хотя водитель этого и не увидел – даже лоб наморщила:

– Мне почему-то помнится цветок…

– Вот! Молодец! – воскликнул живописец. – Цветок. И этот цветок – роза. Отвезите нас в ресторан отеля «Роза»!

– Может быть, всё же в «Розовое дерево»? – по-доброму усмехнулся таксист. – Это, действительно, совсем рядом.

– Да! – дуэтом воскликнули ребята.

* * *

Когда официант на тележке привез в апартаменты ужин на четыре персоны, его встречала лишь одна Глория. Майкл, Влад и Наташа благоразумно укрылись в просторном кабинете. И пока за дверью, в гостиной звенели тарелки и прочая посуда, граф вполголоса предложил живописцу раскурить по «сигаре победы»:

– Наташенька нас, думаю, не осудит!

Девушка, уютно устроившись в уголке плюшевого дивана, только головой помотала.

– Прекрасно, – продолжил Майкл, щелкая зажигалкой. – Знаю, как вы устали, и сегодня о делах больше ни слова. Отдыхаем…

– Мы еще и не начинали о делах, – Рощин выпустил изо рта голубой клуб пахучего дыма. – Если, конечно, не считать дневные перезвоны через Глорию. Скажи, мы больше никаких резких телодвижений до аукциона не соорудим?

– Ни резких, ни смирных, – британец прижал палец к губам. – Не знаю, откуда вдруг возник этот негритянский принц…

– Из Африки! – не замедлил вставить словечко Влад.

– Ну да, ну да! Откуда же еще, – граф положил сигару на край пепельницы. – Но его, похоже, послал сам Господь. Такую удачу просто невозможно просчитать. Теперь без особых затей вам надо всякий день ездить на выставку, встречаться с прессой и наслаждаться успехом.

– Кстати, успехом я буду наслаждаться вместе с вами! Мне это очень нравится, – заглянула в полуоткрытую дверь Глория. – Прошу к столу!

Мужчины поднялись из кресел. Граф плавно описал рукой широкую дугу:

– Сначала – дамы!

Наташа моментально упорхнула в свежий воздух гостиной. Через секунду мужчины услышали звонкий призыв Глории:

– Выбирай место, Натали, где больше нравится!

Майкл не выходил из кабинета, ждал – пока Влад неумело гасил сигару – чтобы пропустить его как гостя вперед:

– Оставь её в пепельнице и забудь.

– И то – правда! – утешился Рощин, бросив распотрошённый окурок, больше напоминающий причудливую кисточку для бритья. – Ты знаешь, Майкл, я очень рад тебя видеть, но ты не расшифруешься часом?

– Ни за что! Номер оформлен на Глорию, точнее по липовым водительским правам на имя совершенно другой дамы. Платит она всегда наличными. Никаких следов! Когда я прихожу, то поднимаюсь на лифте – выше на этаж, а потом спускаюсь по лестнице…

– Надеюсь, не по пожарной?

– Почти! Она без ковров и бронзовых перил, – граф уже устремился к источнику вкусных запахов, но его вновь задержал Рощин, взяв за локоть:

– Погоди еще минутку! – Влад понизил голос чуть не до шепота. – Сегодня днём, желая похвалить Глорию, я, кажется, вторгся на запретную территорию. Ну, там – кто она на самом деле и прочее…

– Не переживай. Она мне уже всё поведала – своим непритворным замечанием про её таланты разведчицы, ты ничего страшного не сделал. И никого не обидел. Ни её, ни, тем более, меня. Не станем забегать вперед – Глория сама всё прояснит. Она просто не знала про глубину наших с тобой отношений, настоящую, я бы сказал, русскую дружбу. Думала, что это – всего-навсего чистый бизнес с хорошим знакомым. Пойдём – выпьем, закусим и поговорим!

На белой скатерти круглого стола, действительно, как и было обещано – красовались три бутылки «Порто», пять-шесть салатниц со всевозможными холодными закусками и несколько соусниц. Горячие кушанья до сих пор стояли на оставленной тут же ресторанной тележке в глубоких и не очень фаянсовых посудинах с крышками.

– Девушки, даже не пытайтесь встать! – скомандовал граф, увидев, что Глория, вдруг, чуть не вспомнила о профессии горничной. – Мы сами вас обслужим!

– В лучшем виде! – весело поддакнул Рощин, разливая в небольшие рюмки портвейн.

– Влад, ты подавай мне тарелки по очереди, а я буду класть аппетитную лопатку молодого ягненка, шашлык из барашка, свиные рёбрышки или жареную акулу. На гарнир могу предложить традиционный жареный картофель. Итак, что пожелаете, дорогие дамы?

– Настоящая акула?! – изумилась Наташа.

– Конечно, – невозмутимо проговорил Майкл. – Мы же в Англии – владычице морей! Понял, уже кладу…

…Первый тост граф по старой, еще питерской традиции, посвятил прекрасным волшебницам любви и королевам двух рыцарских сердец. Но посвятил искренне.

* * *

Усадив своих ненаглядных подруг на бархатный бордовый диван, стоящий возле низкого и широкого журнального столика, Майкл и Влад тут же привольно развалились в креслах. На столешницу черного дерева перекочевала одна из недопитых бутылок портвейна для дам, а также закоченевшее в морозильнике виски. Мужчины не стали лишний раз травмировать легкие слабого пола кубинским дымом и решили обойтись сигаретами.

Слегка захмелевший Влад пригубил ледяной шотландский напиток:

– После такого ужина – очень кстати. Предлагаю всем выпить на брудершафт и перейти на «ты».

– Да мы уже давно перешли, – заулыбалась Наташа. – Ты разве не заметил?

– Нет. Глория мне до сих пор «выкает», – упрямо качнул головой Рощин.

– Да, верно. В английском сразу и не поймешь, где «вы», а где «ты», – раздумчиво продолжила его подруга, потом задорно обернулась к Глории. – А-а-а, ясно. Влад хочет тебя поцеловать!

– Вовсе не то ты заподозрила! – Влад попытался изобразить на лице гримасу крайней неловкости, по крайней мере, так ему казалось. – Да нет, в смысле – целоваться я не отказываюсь. В хорошем смысле. И только в щёчку.

– Понятно, что в щёчку, мы иного и подумать не могли про тебя, – Майкл освежил рюмки дамам. – Глория, разве не видишь, что нашим дорогим гостям не терпится проникнуть в тайну твоей секретной миссии. Ты сама нам историю поведаешь или желаешь – я начну.

– Начни, любовь моя, – кивнула загадочная горничная.

– Хорошо. Только уж, ребятки, глядите не загрустите – расскажу всё прямо от Ноева ковчега.

– Давай-давай! – воскликнул оживший Рощин. Сыто-пьяная леность куда-то сразу испарилась.

– Смотри-ка, у тебя даже глаза загорелись! – граф закурил новую сигарету. – Два года назад, вернувшись на родину из Петербурга после окончания Академии художеств, я около месяца прожил в родительском особняке, здесь в Лондоне. Скоро мне наскучила светская, а вернее, околосветская жизнь – потому как, никакими обязательствами родители меня не нагружали. Приемы, званые обеды и ужины шли своим чередом, можно сказать, почти параллельно моему бытию. В результате, я с огромным удовольствием уехал в Дорчестер, в наш замок. Поверишь, Влад, раз сто вставал к мольберту, но не родилось ни одной идеи. Что рисовать? Зачем?! Даже натурщицу приглашал, да не одну – думал, что поможет. Какое там! Заканчивались эти сеансы, разумеется, всегда одним и тем же и… нетронутым холстом. Словно всё моё вдохновение, которому прежде хватало маленькой искры и даже подобия – нет, не чувства – обычной похоти, осталось на берегах Невы. Рассматривая свои старые, написанные еще до отъезда на учёбу, картины, я, буквально, поражался – кто это так здорово нарисовал! Несколько длинных и одинаковых недель бесплодных экспериментов по выдавливанию из себя творца закончились нервным срывом. Слава Богу, до сумасшедшего дома не дошло. Не слишком умный психолог посоветовал мне больше общаться, развлекаться и на какое-то время постараться не думать о живописи. Даже не пытаться думать. Так я и сделал, но без переезда в Лондон, хотя доктор на этом настаивал. Не хотелось мне состоянием своей души беспокоить родителей. Шумные попойки с приезжающими в замок столичными приятелями и девицами неизменно сопровождались мелкими хулиганствами в городке, бешеными гонками на спортивных машинах по местным узким дорогам, стрельбой по пустым бутылкам в самых неподходящих местах. Только высокое положение моего отца спасло тогда от суда. Да еще солидные суммы отступных обиженным, тем или иным способом, горожанам и некоторым жительницам соседних деревенек. В общем, опять всё дошло до крайности. Поэтому длительная поездка в Африку стала для меня неким спасением…

– В Африку?! – еле слышно переспросил Влад.

– Да, в компании таких же богатых бездельников я отправился в Камерун, – невозмутимо продолжил граф. – Мои компаньоны мечтали убивать слонов и львов, у меня же втайне теплилась надежда, что незнакомые экзотические пейзажи вернут мне музу. В багаже лежал альбом и коробка с акварелью. Карабин тоже имелся. Правда, выезжая в саванну вместе с приятелями, я так и не достал его из чехла. Останавливаясь на отдых и сидя возле палатки, пытался изобразить на бумаге зацепившееся за ветвистое дерево вечернее солнце, сидящих возле костра туземцев или по памяти – смертельно раненого днём бегемота. Видимо, во время этих бдений я и подцепил малярию. В начале третьей недели африканских похождений меня заколотило так, словно я голым оказался на Северном полюсе. Не хочу в деталях расписывать эту болезнь – ничего приятного нет. В больнице городка Гаруа, куда меня привезли приятели, на моё счастье, работала миссия «Врачи без границ». Там я и попал в заботливые руки Глории. Лучшей на свете сестры милосердия…

– И как-то так само собой получилось, что встретив Майкла в приемном покое, я уже не отходила от него, совершенно забыв про остальных больных, – проговорила Глория. – Лучшая медсестра в мире, наверно, так бы не поступила.

– Ты лучшая сестра милосердия для меня, – с легким упрямством повторил граф. – Итак, я провёл три недели в отдельной палате в этой лечебнице, потом арендовал небольшой дом в городке. И мы с моей спасительницей перебрались туда. Для возвращения в Англию я еще не был готов физически. Зато морально – в полном порядке! Собственно, тогда и появились холсты с британской природой. С любимой природой, где нет никаких малярийных комаров и прочей летающей, скачущей и ползающей гадости. Где самый опасный зверь – овечка. Где можно просто-напросто улечься на зелёную травку и безмятежно уснуть под легким июльским ветерком. И главное – проснуться живым и здоровым!

– Ты имеешь в виду, полотна в твоём кабинете? – всё же уточнил художник Рощин.

– Те самые, – кивнул Дорсет. – Три лучшие из них. Одно – напротив письменного стола,…

– …И два над секретером, – закончил за друга Влад. – От них реально веет магией, и невозможно оторвать взгляд. Мир в этих картинах живёт и меняется совершенно непостижимым образом. Трижды в течение дня я нарочно заходил в кабинет, и всякий раз на холстах появлялся новый пейзаж. Не понимаю, как такое возможно, но всё это происходит по-настоящему. И, кажется, суть кроется не в разном освещении…

– Точно так, – Майкл промочил горло глоточком виски. – Сам не могу разобраться. Их я писал в перерывах между приступами лихорадки. У болезни тогда появилось некое строгое расписание, к которому привыкаешь по возможности. С полудня до трех часов трясёт, и как только отпускает – бегом к мольберту. Да, я говорил: у меня с собой была только акварель. Но она не давала нужной полноты, вязкости что ли,… Слава Богу, у меня уже появилась Глория. Можете себе представить, как трудно найти масляные краски, хорошие кисти, холст и всё прочее в небольшом африканском городе? Его и городом-то трудно назвать. Вот живую свинью или петуха там можно купить даже на главной улице, хоть возле их мэрии! Но Глория, каким-то чудом, всё необходимое для живописи нашла. Про благотворительную миссию ей, конечно, пришлось окончательно забыть.

– Целиком и полностью за недолеченных африканцев беру всю вину на себя! – «медсестра без границ» словно школьница подняла руку. – Я делала это не без удовольствия: и краски искала и про миссию забывала. Собственно, я и записалась в эту организацию, только, чтобы от мужа уйти без скандалов и ссор. Дело благородное, попробуй, поругайся – соседи здороваться перестанут. Так что отбыла я с почестями, всё равно, как по повестке на военную службу. Правда, без оркестра. Кстати, Влад, ты практически угадал, заявив, что разведка по мне плачет.

– Ну, не совсем так… – попробовал возразить Рощин.

– Ладно-ладно, тут же все свои! Не обижайся! – горничная-медсестра даже прижала ладонь к сердцу. – Меня уже через неделю пребывания в Африке пытались завербовать. Тоже говорили – талант пропадает зря.

– Как удалось отвертеться? – с пристрастием поинтересовался Влад, и хмыкнул: – Или не удалось?

– Это совсем нетрудно, – произнесла Глория, не обращая внимания на последнее, чуть-чуть едкое замечание русского гостя. – Заявила, что не умею хранить тайну, даже врачебную. Якобы, поэтому и уехала из цивилизованного Манчестера в такую даль. В джунгли! Местные аборигены и не ведают, что такое врачебная тайна. Да и кому тут её раскрывать?! Совсем другое – информацию собирать. За деньги. Сказала, что способности мои, как раз в обратном – распространять информацию. И совершенно бесплатно… После этих слов, строгие дядечки из посольства потеряли ко мне всякий интерес.

– А сейчас, где твой бывший муж? – спросила Наташа. Семейные разбирательства её занимали больше, чем шпионские игры.

– Почему же – бывший?! – красотка-медсестра улыбнулась. – Он по сей день в своём пабе байки про бескорыстный героизм жены рассказывает – мне подруга по телефону поведала. Особенно, когда выпьет лишнего. Этим он всегда славился: пустой болтовнёй и профессиональным пьянством. Вижу, Натали зацепила эта тема – ну, послушай. Вышла замуж я на последнем курсе колледжа, тогда еще Билл – его зовут Билл – работал барменом в пабе своего отца. В те юные годы мне это казалось очень здорово – вечное веселье, бесплатные напитки. Кроме всего прочего, хотелось свободы – быстрее уехать от родителей и иметь свой дом. Билл же хотел получить меня. Так вот и срослось. Четыре года мы с ним прожили… Чувствую немой вопрос: нет, детей не завели. И хотя Билл сильно старался, но не желала я от него детей. Он обвинял во всем меня, пытался даже поколачивать втихую и, чтобы избавить себя от его приставаний раз и навсегда, я перевела стрелки на него. Эту махинацию и обычная девушка может себе позволить за небольшую взятку, ну, а с медицинским образованием и работой в той же больнице, где обследуют супруга – совсем несложно. В общем, получив из лаборатории приговор, Билл стал еще больше, чем обычно, пить и погуливать налево. Находиться с ним под одной крышей стало совсем невыносимо. Не в смысле интимной жизни. Биллу за весь последний мой год перед Африкой не довелось её вкусить с законной женой.

– Развестись не пыталась? – шепнула в тон повествованию Наташа.

– Он не давал мне развод на приличных условиях. А нанять частного детектива и застукать его во время супружеской измены – я тогда не додумалась. Вот подвернулись «врачи без границ»… к счастью. Сидела бы в Манчестере – никогда бы с Майклом не встретилась.

– Да уж, не было бы счастья, да несчастье помогло, – чуть-чуть нахмурившись, провещала русская гостья, но тут же спохватилась и призывно подняла рюмку. – Ой, извини! Я как-то на свою жизнь всё автоматически переложила. Не обижайся, пожалуйста! Давай выпьем за нашу дружбу!

– Давай! – Глория легонько звенькнула своим хрусталем о хрусталь Наташи. – За дружбу! И я совсем не обиделась. Не на что!

Девушки глотнули портвейна самостоятельно, не приглашая молодых людей присоединиться. Художники, заулыбавшись, переглянулись. Когда их прекрасные половинки так тепло общаются, то джентльменам остаётся только радоваться и стараться не спугнуть такой милый интим.

– Долго пришлось африканить? – спросил Рощин, терпеливо дождавшись окончания этой дамской идиллии.

– Одиннадцать месяцев, а потом мы с Майклом уже вместе вернулись в Британию…

– Мы уже не могли разлучиться, – уточнил граф. – Кроме того, по моей просьбе, Глория согласилась непрерывно присматривать за моим здоровьем. Лихорадка время от времени возвращается. Причём – неожиданно, не так, как прежде – по часам. Только теперь, лишь на несколько минут и, примерно, раз в месяц.

– Послушай, Майкл, а остальные твои попутчики, почему не заболели? – удивился Влад. – Вы же под одними звездами с комарами в Африке ночевали.

– А как ты… впрочем – ясно, – произнес Дорсет. – Сам рассказал, что они меня одного в больницу отвезли. Действительно, малярия прицепилась только ко мне. Скорее всего, она их обошла стороной, потому что эти разгильдяи по вечерам, да и по утрам практически, беспробудно пили виски, джин, ром. В общем, всё, что горит. Я же совсем наоборот – собирался завязать со спиртным в больших количествах. Мне хмельных приключений и в Дорчестере хватило под завязку.

– Уверена – они еще хинину наглотались перед дорогой или его производных, – убедительно добавила верная медсестра. – Ты же сорвался на охоту весь взболтанный. И не думал о лекарствах. Ничего, теперь я об этом думаю.

– А почему тогда ты стала простой горничной? – немного капризно дернула плечиком Наташа в сторону графа.

– Ну, не простой, а старшей, – усмехнулась Глория. – Главной. В замке еще две простых горничных, повар и садовник. Был еще дворецкий с экономкой, но они переехали в лондонский дом с родителями Майкла. Подумай сама – если бы я оставалась всего лишь медсестрой или сиделкой, то чем мне заняться, когда мой дорогой вылечится?! Того гляди, выгнал бы бездельницу. Нынче же: я и любовница, и горничная, и секретарша, и, – тут девушка весело кивнула на Рощина, – разведчица! Наверно, уже достаточно обо мне? Как просили – вывернулась наизнанку. Поведайте теперь вы – как познакомились?

Влад, даже слегка вздрогнул от такого крутого поворота, но резво нашёлся, что сказать:

– Изнанка, надо заметить, восхитительная. Как в сказке о Золушке и принце. Только у вас концовка перепутана с началом: принц остается принцем, а вот принцесса становится Золушкой. Тихо-тихо. Я не собираюсь со своим уставом лезть в английский монастырь. Глория, ну зачем ты в меня сигаретами бросаешь? Что ты собираешься делать?! Поставь бутылку на место! Понял, всё понял, – воскликнул Рощин, заслоняясь обеими руками. – Теперь наша история любви! Познакомились мы, как и вы, на работе – в обеденный перерыв…

– Всё-всё, я уже не могу это слушать! – смеясь, возмутилась Наташа. – Сама всё расскажу. В красках, как и полагается подруге художника. А вы, мальчики, можете пока покурить ваши сигары в кабинете и на одном языке поговорить о живописи.

Рощин, прежде расслабленный, на удивление пружинисто встал и шутливо поклонился девушкам в пояс. Майкл тоже поднялся:

– Пойдем, ладно уж. Видимо, это не предназначено для грубых мужских ушей. Возьму стаканы, а ты виски захвати.

* * *

Старенький Биг-Бен, пугая ночь, дважды ударил в колокол, а свет в апартаментах Глории и Майкла всё еще горел.