«Это мое любимое произведение, — писал В. Самсонов, — да и, наверное, нет человека, который, услышав его, не полюбил бы. Но меня удивляет одно обстоятельство: симфония была написана в 1822 году, а исполнена впервые в 1865-м. Почему же ее не исполняли более 40 лет? Неужели не могли оценить по достоинству? Или, может, ее потеряли, а потом нашли? Расскажите, если можно…»
Действительно, в чем тут дело? Я тоже люблю Неоконченную симфонию и тоже удивился этому странному факту. У кого спросить? Ну конечно же, у книг — ведь о Шуберте немало написано.
Вот биография композитора, вот воспоминания о нем современников, а вот и вся жизнь его, отраженная в документах… Ищу ответа на вопрос. Знал ли кто-нибудь о существовании этой симфонии? Оказывается, да. Теряли ее? Нет… Тогда в чем же дело?
Не вносят ясности и биографы Франца Шуберта, авторы книг о нем. Им тоже непонятно, почему братья Хюттенбреннеры, близкие друзья Шуберта, так поклонявшиеся ему, так стремившиеся содействовать росту его славы, более сорока лет держали у себя пленницей великую симфонию и никому ее не показывали.
Правда, справедливости ради нужно сказать, что некоторые авторы объясняли этот факт тем, что Хюттенбреннеры не понимали истинных достоинств симфонии. Но так ли это? Я расскажу о том, что нашел, изучая документы и сопоставляя различные факты, стараясь сам себе объяснить эту странную историю. И рассказ этот будет не столько о музыке, сколько о людях.
Жили на свете два молодых человека, которых неодолимо тянуло к музыке. Жизненные пути их встретились. Один был из небогатой семьи школьного учителя, с вечными очками m носу, маленький, тихий и незаметный. Второй — уверенный в себе аристократ, стройный, с тонкими чертами лица. Впервые встретились они в 1815 году в Вене, на уроке музыки у знаменитого тогда в Австрии придворного композитора и капельмейстера Антонио Сальери.
Странная фигура, этот Сальери. Человек, написавший сорок четыре (!) оперы, из которых, пожалуй, ни одна не пережила его. Человек, в общем благосклонно относившийся к своим ученикам, но не умевший до конца их понять. Так, одинаково благоволил он и к маленькому Францу Шуберту и к стройному Ансельму Хюттенбреннеру. К Ансельму маэстро питал почти отцовские чувства, даже называл его молодым Сальери, вспоминая о потере своего единственного сына, который проявлял большие способности к сочинению музыки.
Еще одна деталь. При упоминании имени Сальери мы почти неизменно вспоминаем Моцарта. Это благодаря Пушкину. Неизвестно, разделял ли Ансельм версию о том, будто бы его учитель отравил Моцарта. Во всяком случае, много лет спустя, вспоминая о годах ученичества, он писал, что Сальери «не то чтобы сердился на Моцарта, который затмевал его, но если он мог отыскать у Моцарта слабое место, он сообщал об этом ученикам».
Сальери старался не пропустить ни одного представления моцартовского «Дон-Жуана» и тем не менее отзывался об этой опере без энтузиазма. Но однажды у старого маэстро вырвалось: «Он должен расти, я должен слабеть». Очевидно, это относилось к Моцарту. Давно умерший композитор был сильнее живущего. Сальери намного пережил Моцарта словно для того, чтобы самому убедиться в бессмертности его творений и своими глазами увидеть умирание своих собственных музыкальных детищ.
Этой истории роковым образом суждено было повториться.
Шуберт и Хюттенбреннер стали друзьями. Они часто музицировали, спорили об искусстве. Среди многих друзей Шуберта Ансельм был самым близким к нему другом-музыкантом. Франц поощрял творческие опыты своего друга. Однако трудно сказать, всерьез ли принимал он способности Хюттенбреннера к сочинению. Как-то раз он назвал Ансельма «всемирно известным» композитором. Конечно, здесь не обошлось без дружеской улыбки. Но кто знал, как далеко зайдет в своих честолюбивых мечтах Хюттенбреннер и к какой печальной судьбе приведет это одно из лучших творений Шуберта?
Ансельм восхищался произведениями Франца, особенно его песнями, в чем, конечно, был не одинок. Друзья Шуберта — поэты, художники, певцы — поклонялись его гению. Знаменитые «Шубертиады», на которых в кругу поклонников исполнялись сочинения Франца, были настоящими праздниками для всех.
В то же время Ансельм — после Шуберта — пишет музыку на «Лесного царя» Гёте. Мало того, он берет шубертовскую мелодию темой для своего вальса. Здесь Хюттенбреннер явно перехватил через край, и печать едко отозвалась на это. Правда, Ансельм скоро и сам понял, что не стоит ему ступать в след, оставленный Францем.
В песнях Шуберт был гениален. Так признавали все. Ну, а в крупных вещах, например в симфониях? Здесь дело обстояло сложнее.
Шуберт не мог добиться, чтобы его симфонии были исполнены каким-нибудь оркестром. Это, конечно, препятствовало ознакомлению широких кругов любителей музыки с его творениями. Однако музыкант может оценить достоинства симфонии и по фортепьянному изложению и разбирая партитуру. Возможно, симфонические произведения Шуберта не находили горячего отклика в кругу его друзей, возможно, сам композитор сдержанно относился к этим своим творениям, но только о них мало кто знал, и они терпеливо дожидались лучших времен среди папок с рукописями.
Тем более смелым и отнюдь не случайным было решение Шуберта подарить свою новую, восьмую по счету, симфонию союзу музыкантов города Граца в ответ на избрание его членом этого союза. Конечно же, композитор был уверен, что дает на суд музыкантов неплохое сочинение.
Франц отдал рукопись симфонии Ансельму Хюттенбреннеру, чтобы тот передал ее в библиотеку союза. Но партитура не дошла до нее — Ансельм спрятал рукопись у себя.
Шли годы. Если Шуберт не спрашивал Хюттенбреннера, какова судьба его детища, то, вероятно, потому, что изо дня в день горел в творческом огне. Он торопился, как будто чувствовал, что проживет недолго… Умер он на тридцать втором году жизни.
Теперь уже ничто не мешало Хюттенбреннеру держать рукопись Неоконченной симфонии у себя. После того как она пролежала у Ансельма шесть лет при жизни Шуберта, она могла спокойно находиться в безвестности еще тридцать шесть лет. Правда, о «трогательной» заботе «друга» Шуберта знал брат Ансельма — Йозеф. Но из восторженного почитателя Шуберта Йозеф Хюттенбреннер давно уже превратился в не менее восторженного почитателя Ансельма Хюттенбреннера.
Минуло много лет. Все новые и новые творения Шуберта, почти неизвестные слушателям при жизни композитора, стали исполняться с успехом не только в Австрии, но и в других странах. Так, Мендельсон-Бартольди с блеском исполнил его Большую до-мажорную симфонию. Но одно из лучших, если не лучшее произведение Шуберта было по-прежнему спрятано в квартире Ансельма Хюттенбреннера. Сам он продолжал сочинять и все еще мечтал о лаврах, которыми, увы, никто его не венчал. Тем более боялся он выпустить на волю произведение своего бессмертного соперника. Он словно чувствовал, что после этого все его мечты о славе, равной славе Шуберта, померкнут, как луна при свете солнца.
Только наедине с самим собой, ревниво — в который раз! — проигрывал он Неоконченную симфонию в собственном (!) фортепианном переложении. Наверное, так же когда-то в сотый раз слушал моцартовского «Дон-Жуана» Сальери…
Нет, Ансельм не был совсем уж неблагодарным к памяти друга! Он написал очерк «Эпизоды из жизни композитора песен Франца Шуберта». Но ведь и здесь он не отступился от своего, признавая Франца только как «композитора песен». Неоконченная симфония в очерке даже не упоминалась, как будто ее не существовало вообще.
Конечно, и Ансельм и его брат Йозеф понимали, что они держат в руках. Вот что сказал о симфонии Шуберта тридцать лет спустя после его смерти Йозеф Хюттенбреннер в записях, сделанных для себя: «Ее можно поставить наравне со всеми бетховенскими». А вот как оценивал Йозеф творчество своего брата: «Из всех музыкальных творений Ансельма теперь видно, что, как и Шуберт, он с полным правом может быть назван… наследником Бетховена и Моцартом этого столетия».
Между тем время шло. Ансельм Хюттенбреннер основательно состарился и, подобно Сальери, мог теперь уже воочию убедиться в бессмертности творений Шуберта и в суетности своих попыток попасть на Парнас. И он выпустил из рук тоскующую по людям невольницу.
Сказать по правде, он без всякой охоты отдал ее придворному капельмейстеру Иоганну Гербеку. Дирижеру было поставлено непременное условие: вместе с симфонией Шуберта исполнить какое-либо из сочинений Хюттенбреннера — увертюру, сонату или симфонию.
Несколько лет спустя Йозеф Хюттенбреннер писал в одном из писем: «Господин придворный капельмейстер Гербек — смертельный враг Ансельма и мой». Чем же Иоганн Гербек так досадил братьям Хюттенбреннерам? Он отказался исполнять произведения Ансельма, не понравившиеся ему. Симфонию же Франца Шуберта исполнил с великой радостью. Это произошло 17 декабря 1865 года. В этот день многострадальное сочинение Шуберта словно родилось второй раз, чтобы никогда больше не умереть.
Композиторов Ансельма Хюттенбреннера, Антонио Сальери история забыла. Они вошли в нее только как личности, связанные с именами великих композиторов прошлого. Впрочем, на си-минорной симфонии Шуберта Ансельм оставил свой — неизгладимый — след: ведь это он назвал ее Неоконченной! Увидев, что в ней всего две части, а не четыре, как требовали строгие классические каноны, он сделал вывод, что симфония «недописана».
Он, конечно, мог бы выяснить у самого Шуберта, таков ли был замысел произведения. Но об этом он не спросил. Теперь мы понимаем почему: ведь симфония была спрятана.
А мог ли Шуберт дарить музыкантам незавершенную вещь? Вряд ли. О своей законченности красноречиво говорит и сама симфония. Она высказывает каждому из нас все, что хочет сказать, все, что излило в этих божественных звуках сердце Шуберта. Что же именно?
Может быть, вот это?.. Две главные вехи переживает в своей жизни человек: юность и зрелость. Не острога ли столкновении с жизнью в юности, не глубина ли постижения смысла жизни в зрелом возрасте как раз и составляют содержание двух частей шубертовской симфонии? Вечное переплетение радости и печали, страданий и восторгов жизни пронизывает и насыщает ее звуковую ткань.
Но, пожалуй, не в толкованиях Неоконченной симфонии дело. Эту музыку надо слушать, она приносит большое счастье.