Дежурный втомобиль Отдельного батальона ППСП УВД по Центральному административному округу Москвы стоял возле закусочной быстрого питания KFC напротив памятника Маяковскому. Гранитный поэт стоял в своей характерной позе, гордо и надменно, и со всей своей пролетарской ненавистью смотрел на стадо пьющих и жующих человеческих существ. Неизвестно, что ждёт в ночное дежурство, поэтому требовалось подкрепиться, пока выдалась свободная минута. Предыдущая, дневная смена, выдалась беспокойной, хотя разве бывают спокойные дежурства, тем более в таком мегаполисе, как Москва? С утра по жалобе жильцов многоквартирного дома выметали «друзей с Востока» из дворницкой. Среднеазиатов набралось голов пятьдесят. Дети орали, матери махали руками, стараясь достать ногтями до волос и лиц полицейских. Дима из соседнего экипажа не уберегся и с расцарапанным лицом отправился в травмпункт. Позже, по сигналу дворника, в подвале другого дома обнаружили трупы троих подростков с целлофановыми мешками на головах, отнюхались бедолаги. Безуспешно гонялись за наркодилером, который на своём скутере в конец замотал три экипажа в лабиринте проходных дворов. Зато поймали с поличным угонщика велосипедов, что было огромной удачей, поскольку эта публика попадается крайне редко. Пришлось поработать на пустыре: отбили от компании подростков дуру-малолетку, которая что-то задолжала и решила долг уплатить натурой. Страждущих молодого девичьего тельца подростков вместе с дурой отправили к Варьке, участковому по делам несовершеннолетних, которую за необычайную худобу, до иссушенности, и высокий рост за глаза звали «Воблой». Пускай теперь она разбирается с папами-мамами ранних эротоманов. В общем, день как день, дежурство, как дежурство, нормально, бывает похлеще. Если бы не удушающая, доводящая до полного бессилия, августовская жара.

Старшина Зозуля дремал за рулём, пока его молодой напарник, рядовой Дятлов, бегал за харчами.

— Ничего, он «зелёный» пусть побегает, ему полезно. — лениво думал старшина.

Недавно поперли из органов его многолетнего напарника, и вот приходится возиться с этим детским садом. Дятлов, совсем еще юный парнишка, только из армии, был одним их «понаехавших». В универ не поступил, домой, в свой Сухозадрищенск, хлебнув манящей столичной жизни, возвращаться не пожелал. Для таких как он — ментовка — лучший способ укорениться в столице. Ладно, хоть догадался в полицию пойти, а не стать «шестёркой» в одной из уличных банд, или криминальных группировок.

Пока неспешные мысли чередой походили в старшинской голове, ожила рация, сначала раздался треск, а потом голосом Катюши, дежурного диспетчера, произнесла:

— «555», «555»! Это «Амур-1». Примите вызов. Приём!

— «Амур-1»! Я — «пятьсот пятьдесят пятый». На связи.

— В районе Патриарших прудов, на Малой Бронной тридцать шесть квартира тринадцать произошло незаконное проникновение в квартиру. Взломщик задержан силами жильцов. Как слышите? Приём!

— «Амур-1»! Я «555». Слышу вас хорошо. Вызов принял. Приём! — нажав тангенту, ответил он в переговорное устройство.

— «555»! Я — «Амур-1». Конец связи. — матюгальник в руке старшины замолк.

«И пожрать не дают!» — старшина Зозуля мысленно чертыхнулся. Откосить не получится — Малая Бронная входила в их маршрут, тем более — у диспетчера, вооруженного системой ГЛОНАСС, на мониторе видны все машины ППС.

— Товарищ старшина, я не очень долго? — в раскрытом окне боковой двери появились два сочных гамбургера, пакетик с картошкой и стаканы с колой, и лишь потом просунулась конопатая физиономия напарника.

Старшине было приятно, что Дятлов продолжал называл его уважительно-официально. После всех пертурбаций он, наконец, получил себе постоянного напарника — «желторотика», которого надо было ещё натаскивать в профессии. Тем не менее, чтобы «зелень» не расслаблялась, следовало поворчать.

— Где тебя черти носили? Надо было просто купить, а его только за смертью посылать!

Ничуть не смущаясь, зелень лезла в машину, приговаривая виновато:

— Так ведь очередь! В такую жару, и вдруг всем вздумалось подзаправиться.

— А погоны тебе на что? Э-эх, ты! Ты же представитель закона, страж порядка. Растолкал бы их всех и дело с концом.

— Нам же запрещают пользоваться служебным положением. — упрямо ответила зелень.

— А кто пользуется? А вдруг у нас задание, а вдруг преступник должен уйти? Телок ты ещё, даром что дятел. Давай, точи быстрее свои харчи — на вызов надо ехать.

— Далеко? — с некоторой ноткой разочарования в голосе затянул волынку Дятлов. — Но почему мы, других машин мало?

Он-то надеялся на иную, более весёлую ночку.

Новый префект — жуткий поборник нравственности, сориентировал РОВД на проведение рейда по злачным и увеселительным заведениям. Рядовой Дятлов по молодости и неопытности ещё не принимал участие в подобного рода рейдах, но по рассказам старших коллег знал, что с этого дела иногда можно получить неплохой гешефт в виде дармового женского тела. Все подобные рейды приблизительно происходили одинаково. Накрыв несколько подпольных борделей и набив «ночными бабочками» машины, их везли в ближайшее отделение полиции и засовывали в обезьянник. Если не было криминала в виде наркотиков, или какой-нибудь несовершеннолетней путаны, то сонный оперативник лениво составлял протокол об административном правонарушении и отправлял шлюх обратно в кутузку, куковать до установления личности, поскольку профессия путаны, подобно разведчику в тылу врага, не предполагала наличия документов на задании. Утром в отделение ожидаемо приезжал сутенёр с паспортами, буднично подмазывал кому надо, и получал своё стадо обратно. Через день-два точки по оказанию интимных услуг открывались снова. В крайнем случае, если явка оказывалась сильно засвеченной, резиденции приходилось менять адрес, и бордель продолжал бесперебойно функционировать, но уже на новой съёмной квартире. Зато галочка в нужной графе отчёта о проделанной работе ставилась исправно.

— Другие — по другим делам задействованы. Мы — на это! — многозначительно сказал старшина.

— Они путан вылавливают, а мы — возись тут с мелким воришкой. — с набитым ртом проговорил рядовой и поперхнулся, закашлялся.

Он так торопился, что глотал свой бургер, почти не прожёвывая. Пока он откашливался, на его лице выступили слёзы, будь они не ладны. «Словно сопливая девчонка, а не сотрудник органов, а ну как расскажет о них старшина, вот смеху-то будет! Хоть переводись потом». Дятлов искоса посмотрел на старшого: не заметил ли чего. Но тот сосредоточенно доедал свою порцию, неторопливо запивая колой. Потом вытер пальцы об обшивку дверцы и завёл движок.

— Ну что, поехали? — старшина посмотрел на парня и с неудовольствием отметил, что тот совсем раскис.

Сдались они ему, эти бабы? Сам старшина к сексуальному общению с противоположным полом относился нельзя сказать, что равнодушно, но спокойно. Этого добра он за свою карьеру перевидал, перещупал и переимел изрядно. По молодости — кобелил, конечно, но сейчас уже успокоился — семья, у самого дочери растут. И, главное, с годами усвоил простую истину: все бабы — бляди снаружи и стервы внутри. К бесплатному траху в отделении он относился не то, чтобы неодобрительно — брезгливо. Мешать — не мешал, но сам — не участвовал. Мир — большой, путан в нём много, на всех хватит.

— Хе! — неожиданно крякнул старшина, до этого молча крутившего баранку, и крутанул головой, — Мы с тобой как телёнок и быком из анекдота, слышал?

— Не-е-е.

— Значит, два быка — молодой и старый — пасутся на вершине холма. А у подножия холма — стадо коров. Телок как козёл радостно скачет вокруг старого, смотрит на коров и спрашивает: «Дяденька бык, дяденька бык, давай быстро сбежим вниз и трахнем во-о-н ту красивую белую коровку? Бык, не переставая жевать траву, мрачно отвечает: «Не-е, а..». Молодой снова побегал вокруг, подскакивает к старому: «Дяденька бык, дяденька бык, давай быстро сбежим вниз и трахнем во-о-н ту красивую черную коровку?» Тот опять мрачно отвечает: «Не-е-е…» Молодой бычок опять побегал вокруг и снова подскакивает к старому: «Дяденька бык, дяденька бык, а давай быстро сбежим вниз и поимеем во-о-н ту красивую рыжую коровку?» Дед опять мрачно отвечает: «Не-е-е»… «Но дяденька бык, а что же мы тогда будем делать?» — взмолился телок. Старый бык чуть еще пожевал, помолчал и мрачно ответил: «Мы медленно-медленно сойдем по склону холма и покроем все стадо!»

— Ха-ха-ха. — Ух! — Ха-ха-а-а. — заливался Дятлов, буквально давясь от смеха.

Глядя на него не удержался и старшина, и в симфонию смеха добавил свою партию:

— Хо-хо-хо-Кхе-хо-хо-хо!

— Не-е-е, не слышал. — давясь от смеха и размазывая по лицу слёзы, сказал рядовой. — Я вообще анекдотов не запоминаю. Посмеюсь и забываю.

Старшина улыбнулся: анекдотов он тоже не запоминал, поэтому знал их немного, к записным рассказчикам, как некоторые, себя не относил. Тем более было вдвойне приятно, что от его рассказа смеются от души, а не дежурно улыбаются вежливо в ладошку.

— Спешка она ведь тоже нужна только для определенного действа, а именно, при ловли блох. А баб иметь надо вдумчиво и обстоятельно, дабы положенные удовольствия получить сполна. А не так: «вставил — высунул — забыл». Вот, например, сейчас без половина одиннадцатого, кого ты собрался трахать? Их ещё наловить надо, доставить в отделение, составить протокол. В отделении будет не протолкнуться — опера, следаки, начальство. А вот к часикам двум, когда всё успокоиться, и ребята организуют праздник плоти, ты и нагрянешь: «Кто тут последний в очереди на горловой отсос?» — продолжал вещать старшина, проезжая через тоннель на развязке площади Маяковского.

— А вы?

— Что я?

— Участвовать не будете, что ли?

— Ты меня хорошо слушал? Я же сказал — вдумчиво и обстоятельно а не по-быстрому, шухерясь от камер. Такое возможно только дома на двуспальной кровати. — затем подумал немного и добавил. — И с женой, которая тоже никуда не торопится и не сбежит в самый ответственный момент.

— Так ведь скучно!

— А мне удовольствия, а не за острые ощущения нужны!

Однако, перед поворотом на Малую Бронную он хитро подмигнул напарнику, включил сирену с мигалкой и решительно переложил руль налево, пересекая двойную осевую линию. После столичной суеты и гомона: непрерывного потока машин, света фар, свиста тормозов и переклички автомобильных сирен, Малая Бронная казалась тихим уголком старой Москвы. То было царствие тишины и спокойствия в буйной столице. Здесь старшина прекратил бешеную гонку и поехал не спеша, ибо сама атмосфера тихой улочки настраивала на спокойный лад. Миновали Дом Патриарх и сразу за перекрёстком после памятника Крылову начинались Патриаршие пруды, вернее один большой пруд. Вырытые на месте Козьего болота по распоряжению патриарха Иоакима три пруда для разведения рыбы к государеву столу, с течением времени снова заболотились, были заброшены, засыпаны и застроены. И хотя на месте патриаршего рыбного хозяйства остался всего один пруд, москвичи, с достойным уважения постоянством, продолжали именовать это место во множественном числе — Патриаршими прудами.

Через два дома, прямо напротив пруда, утопало в зелени лип и ясеней, небольшое по меркам Москвы, семиэтажное здание. Дверь в квартиру открыл представительный мужчина в спортивном костюме (Минкин успел переодеться, чтобы не выглядеть идиотом перед представителями закона), посмотрел на полицейских начальственным взглядом и строго спросил:

— Почему так долго? Вызов сорок минут назад был.

Старшина Зозуля, увидев терпилу, приуныл, ибо сразу же узнал в открывшем дверь Руслана Вячеславовича Минкина, заместителя префекта. Зозуле не раз доводилось лицезреть начальственную физиономию на бесчисленных совещаниях, так любимых начальством, убеждённом, что заседания и совещания и есть мерило их работы и панацея от всех бед. По роду своей работы именно Минкин из префектуры курировал работу правоохранителей, а с тех пор как новым префектом стал борец за нравственность, на долю Минкина легла участь по воплощению одной из его безумных идей в жизнь — создание территории свободной от продажной любви.

— Здравия желаю, Руслан Вячеславович! Старшина Зозуля, Отдельный батальон патрульно-постовой службы по Центральному району. Что у вас случилось?

Минкин уставился на вошедшего старшину с рядовым на пару, память на лица и имена была не далеко не самым лучшим его достоинством.

— Мы с вами знакомы? — наконец выдавил он.

— Конечно! — с готовностью доложил старшина. — Вы на прошлой неделе у нас совещание по уличной преступности проводили. Я был после ночного дежурства, вот и задремал немного, а вы меня подняли и вынудили всё совещание на ногах простоять.

Минкин открыл рот, собираясь ответить, но такой возможности его лишила миловидная женщина, вышедшая в прихожую из глубины квартиры.

— Милости просим, милости просим! — затараторила она, не давая отклониться от придуманной ею версии. — А у нас тут такое случилось! Ужас!

Ольга Львовна попыталась изобразить этот ужас на лице и, сложив ладони на своём лице, покачала головой в разные стороны.

— Представляете, я сегодня собиралась лететь в Италию, и муж провожал меня до аэропорта. Ну, вы же знаете наши авиалинии: рейс сначала задержали, потом и вовсе перенесли. Потом обнаружилось, что я забыла загранпаспорт. Приезжаем обратно, а здесь сидит неизвестная нам обоим особа в моём халате и лазит по шкафам. И что самое интересное: дверь закрыта на замок.

— Всё ясно, домушница, форточница! — решительно заявил старшина Зозуля, вообще не склонный искать сложных решений в простых вопросах. — Она заранее знала, что дома никого не будет. А это что означает?.. — он вопросительно посмотрел на напарника.

Но Дятлов только молчал, пыхтел, таращил глаза и явно затруднялся сказать что-либо вразумительное.

— А значит это, — продолжил старшина, догадавшись, что от зелени толку будет мало, — Это значит… — снова повторил он, — Что у за квартирой велось наблюдение и у воришки есть сообщники.

— Прекрасная дедукция! — льстиво заявил Минкин, просительно заглядывая старшине в глаза.

Ольгу Львовну тоже устроило, что простофиля-полицейский заглотил наживу и будет рыть в нужном направлении, поэтому и она сочла своим долгом согласно поддакнуть.

— Где подозреваемая? — уточнил старшина.

— Я её на кухне заперла, чтобы никуда не убежала. — Ольга Львовна даже сама стала немного верить в свою выдумку.

— А вот это зря, не знаю, простите, как вас по звать. — укоризненно качал головой старшина Зозуля.

— Ольга Львовна Осипова, моя любимая жена и по совместительству — один из лучших в столице дизайнеров интерьеров. — поспешил представить Минкин свою супругу. — Так что учтите, если, что спланировать — поможем.

«Каков подлец! Лицемер!» — подумала она.

— Минуточку, граждане. — заявил Зозуля, и, взяв под локоток Дятлова, вытолкнул его на лестничную площадку.

Там он вполголоса, связался с диспетчером и доложил суть дела. Выслушал.

— Значит так. — обратился он к напарнику. — Охраняем место происшествия, ждём опергруппу. Ты — досмотришь преступницу, а я свяжусь с участковым и посажу пока терпил писать заявы и объяснения — поможем операм.

— Зря вы её оставили без присмотра, Ольга Львовна. — продолжил старшина после возвращения. — Она ведь кто? Форточница! Выскочила на подоконник — и поминай как звали. Ну-ка, Дятлов, сходи — глянь, на месте ли подозреваемая?

Рядовой Дятлов изо всех сил пытался выглядеть бывалым служакой, поневоле копируя интонации и жесты товарища. Решительной походкой, так как по его мнению и должны передвигаться опытные полицейские, он прошёл по коридору… И это было всё, на что его хватило: он упёрся в дверь, которая, как и всё в квартире, свидетельствовала о высоком социальном и материальном статусе жильцов. Дверь на кухню была жутко навороченной, блестяще-стеклянной, с дорогой задвижкой, открытие которой было выше сил и знаний выпускника провинциальной средней школы. Сначала он слегка подёргал дверь в надежде, что она окажется незапертой. Тщетно! Потом осторожно, старясь не привлекать внимание и боясь сломать, покрутил хромированную ручку. Тщетно! Попытка подёргать и покрутить пимпочку на замке тоже не увенчалась успехом. Что делать? Не звать же, в конце концов, помощь? Сраму не оберёшься! К счастью хозяйка квартиры заметила затруднение Дятлова и пришла на помощь: что-то дёрнула, раздался мелодичный перезвон колокольчиков и дверь плавно и мягко отворилась.

— Вот она! Здесь! Куда же ей деться, товарищ полицейский! — с торжеством в голосе сказала она.

Дятлов успел сделать грозный и неприступный вид и шагнул на кухню. Замер на входе. Судорожно сглотнул, пытаясь поймать выпущенную изо рта слюну. Сидящая за барной стойкой девушка меньше всего походила на злоумышленницу. Несмотря на то, что дело было к ночи, она выглядела, будто только что встала с постели. Удивительно каштанового оттенка, свободно ниспадающие волосы были в беспорядке, и только подчёркивали это ощущение. На лице — ни капли макияжа, хотя, имея такие глазищи, он был ей ни к чему. Несколько курносый носик смешно топорщился и свидетельствовал о том, что его обладательница приготовилась к бою. Рядовой заметил аккуратные розовые, прямо детские, ноготки на руках, лежащих на стойке, ноготки, похоже, они никогда не знавшие лака. Из одежды на воровке было лишь сугубо домашнее кимоно, почти не скрывающее пары изящных длинных ножек. Выглядело всё очень эротично, а Дятлов весь день был в предвкушении сексуального приключения, поэтому не мудрено, что им овладело страстное желание обладать очаровательной воровкой. Здесь и сейчас, немедля! Мять это упругое тело, запустить руку под кимоно, впиться губами и зубами в розовые губки, разорвать их, просунув язык как можно дальше в рот. Хотя благодаря кондиционеру на кухне было прохладно, испарина выступила у него на лбу, струйка пота побежала по ложбине вдоль позвоночника, и своё замешательство он пытался прикрыть нарочитой грубостью:

— Попалась, сучка, огребёшь теперь по полной!

Девушка заметно напряглась, хотела что-то сказать, даже рот приоткрылся, но затем вновь закрыла и уставилась на него непроницаемым взглядом.

— Что молчим? Нечего сказать? Поедешь ты тепереча далеко-далеко, туда, где снега круглый года и лес до неба. — продолжал измываться Дятлов.

Девушка хранила гордое молчание.

— Однако ж есть варианты. Сдашь подельника — скосят малость, не вся молодость пройдёт на нарах.

— Отставить, рядовой Дятлов!

Посадив хозяев писать заявление, на кухню вошёл старшина Зозуля. Окинул взглядом расстановку фигур, оценил, заметил красноту «зелени» и спокойную бледность девицы.

— Смотри, Дятлов, какая пай-девочка к нам попалась! Руку дам на отсечение, что ей не больше восемнадцати. Профессия форточницы она такая — требует субтильности фигуры и доверчивого выражения на физиономии. Этакая девочка-конфетка… А как поскребёшь — окажется матёрая домушница.

Не спуская глаз с девушки, сел за стойку и не спеша достал из папки чистый лист.

Старшина вынужден был признать, что экстерьер девушки был скорее для любовного свидания, а не для никак не лазанья по карнизам, по окнам и по квартирам. В сочетании с невразумительными показаниями хозяев, всё это, ой как, перестало ему нравиться. Не иначе — влезли они в какой-то блудняк. Где же эти чёртовы опера? Скинуть бы им поскорее девчонку — и на маршрут. Ах, да! Им ведь ещё отчёты составлять.

— Ваша фамилия, имя, отчество, дата рождения, род занятий. — уточнил он для отчёта.

— Не помню. — наконец раскрыла рот девушка.

— Понимаю, у нас многие скрывают свои подлинные имена. Да только зря всё это, девушка. Все равно узнаем. Как вы оказались в данной квартире?

— Не знаю!

— Оказались в чужой квартире и не помните как? Глупо запираться, играть в потерю памяти: вас застали на месте преступления. Вас взяли с поличным, понимаете, с поличным!

— Ничего не знаю, ничего не помню! — отрезала Наталка.

— Врёт она всё! — вдруг раздался голос.

То хозяйка незаметно вошла и прислонилась к дверному косяку.

— До того как вы приехали, память у неё была отменная. А назвалась она Натальей Воиновой.

— Значит так и запишем: «Особа, отказавшаяся назвать свою фамилию, со слов гражданки Осиповой является Натальей Воиновой…»

Он задавал вопросы, а сам мысленно писал отчёт, не замечая, что волей-неволей подражал интонациям Глеба Жеглова в исполнении Высоцкого. Впрочем, девушка этого даже и не заметила, продолжая упорно играть в молчанку. Зато Ольга Львовна сразу отметила сей факт, подумав про себя: «Боже, каких ослов к нам прислали! Что, других не могли найти? Или в нашей доблестной полиции все такие?»

Покончить с формальностями оперативно не получилось. Коза в японском халате наотрез отказалась отвечать дальше, что начало выводить из себя старшину.

— Да пойми ты, дура, заявы от потерпевших хватит, чтобы засадить тебя. А вот по какой статье ты пойдёшь, зависит только от тебя. Будешь сотрудничать — сядешь по 158-й ука эрэф, за кражу, пойдёшь в отказняк — впарят грабёж, а это уже сто шестьдесят первая, там до четырёх лет могут дать.

— Я ещё раз повторяю: я ничего не знаю и ничего не помню. — обречённо продолжала повторять она. — Хоть скажите, какой сейчас год? Я ведь ничего не помню.

— Опять двадцать пять! Не-е-зна-а-ю! Не-е-п-о-о-мню! — передразнил мерзкую девчонку старшина, а Дятлов при этом подхалимски улыбнулся.

— Вот что, гражданочка, вы-то сами как думаете, какой год у нас на дворе?

Девчушка оторвала от стола взгляд и устремила на старшину два изумрудных лучистых глаза. Предположила неуверенно:

— Ну, пожалуй, 2014-ый…

Ответом был громогласный хохот Дятлова. Он смеялся так, что вены вздулись у него на лбу, лицо и шея покраснели, а из его гортани вместо обычного «Ха-ха» раздалось утробное хрюканье.

— Бац! — старшина Зозуля со всей силы хрястнул раскрытой ладонью по столешнице. — Дурить меня вздумала? Ну, я тебе устрою небо в клеточках! Запомни: никто и никогда не смел разыгрывать старшину Зозулю. Закончили вы с заявлением, или нет? — зло крикнул он в глубину коридора. — Или нам до утра ждать? А ты что истуканом стоишь? — оторвался он на напарнике. — Ну-ка, обыщи её и надень браслеты. Отвезём её в отдел.

Рядовой ещё не пробовал, но подозревал, что обыск молодых и красивых девушек будет его любимым занятием. С сальной улыбкой он приблизился в девахе, заставил подняться и встать с лицом к стене. Девушка повиновалась. Развернув её лицом к стене и ловко ногой подбив ноги, так, что злоумышленница вынуждена была их расставить, он с чувством, толком, и не спеша, принялся ощупывать хрупкое девичье тельце. Пересчитал все рёбра, мельком дотронувшись до острых, ещё не конца сформированных грудок. Девица напряглась, но ничего не сказала, а только подобралась, отчего её тело утратило мягкость и упругость, а стало жестким и колючим.

«А сиськи-то — хороши! Каждый день бы такие ощупывать».. — думал он про себя, своими руками сместившись ниже, в область поясницы, ягодиц и бёдер.

Тело девушки стала бить дрожь, а вся кожа покрылась множеством пупырышек.

— Боится сучка! — сделал вывод Дятлов. — Это хорошо! Начинает понимать, что ее ожидает.

Щупать напрягшееся, покрытое «гусиной кожей», тело было уже не так интересно. Поэтому, закончив с досмотром воровки, он надел ей на руки наручники, попутно, с чувством близким к наслаждению садиста, отметил испуг на её красивом личике.

Старшина не видел художеств своего напарника — он, начав перебирать заявления, волей-неволей углубился в чтение. Сосредоточенное лицо его хмурилось, на лоб легли складки. Как он и подозревал, дело выглядело сшитым белыми нитками. Несуразности их версии терпил торчали, как иглы из ёжика, даже не дочитав заявления, он брезгливо отодвинул их в сторону, к такой туфте ему даже не хотелось прикасаться. «Хоть бы кофем напоили, что ли, буржуазия!»

В этот момент раздался спасительный звонок в дверь. Это был участковый, следом за которым бочком протискивался криминалист. Зозуля с облегчением сунул бумажки участковому, и уже собирался навострить лыжи. Не вышло! На лестнице их завернули подъехавшие опера из ОВД Пресненского района:

— Мужики! Не в службу, а в дружбу — доставьте девку в отдел, а то мы здесь, похоже, зависли.

— А там куда? — недовольно переспросил Зозуля.

— Чё прикидываешься? В обезьянник!

— Так там же путаны?

— Ну и ладно, на несколько часов же всего.

— Эй, долго ещё ждать? — крикнул он Дятлову возле порога. — Выводи задержанную.

Напарник начинал его не на шутку раздражать. «Вот уж точно быдло, типичное сельское быдло!» — думал Зозуля. Своим тупоумием, инстинктами троглодита и манерами деревенщины он выделялся даже на фоне остальных зеленых новобранцев. Старшина сильно подозревал, что его напарник долго в органах не задержится.

Уже выходя из квартиры, задержанная бросила умоляющий взгляд в сторону хозяйки, но та брезгливо повернула голову и сжала губы. Обмен взглядами женщин не укрылся от старшины, который с чувством глубокого удовлетворения отметил, что они обе, общаясь взглядами, полностью игнорируют третьего участника спектакля — всесильного зама префекта, выглядевшего в этой ситуации предельно жалко. «Не мужик!» — решил для себя старшина, немало повидавший за годы службы в патруле.

Несмотря на сумерки, дневной зной так и не сменился вечерней прохладой, лишь знойное марево сменила давящая духота. Листья на деревьях скукожились, пытаясь сохранить в себе драгоценные крупицы влаги, трава на газонах пожухла, выжидая наступления лучших времён, даже Патриаршие пруды, против своего обыкновения, не радовали воздух вечерней прохладой и свежестью. На выходе из подъезда девушка внезапно задержалась, вдохнула полной грудью сухой августовский воздух. Огляделась по сторонам недоумённым непонимающим взором, словно впервые видела это место. Повернула голову назад, внимательным беспокойным взглядом окинула дом, из которого только что вышла. Устремила свои малахитовые глаза вперёд, туда, где за зеленью старых лип, скрывалась голубизна пруда. Два малахита на девичьем лике вспыхнули ярким пламенем узнавания, слетела сосредоточенность с лица, ушла тревога, и оно разгладилась, став, вопреки летнему зною, юным и свежим.

Всего этого не видел рядовой Дятлов, озабоченный лишь своей похотью. Стремясь поскорее оказаться в машине, он резко дернул девушку за наручники, заставив её идти за собой. Подвёл задержанную к патрульному автомобилю, открыл дверцу и грубо положил ей руку на голову заставив пригнуться:

— Залазь!

Девушка неловко полезла в автомобиль. А Дятлов, глядя на аккуратные, свежие, соблазнительно обтянутые полами кроткого кимоно, ягодицы, не удержался — запустил пятернёй под полы халатика и сделал несколько теребящих движений пальцами у девушки между ног. Девушка попыталась развернуться, оторвала руки от сиденья, не удержала равновесия и упала, уткнувшись носом в сиденье и неловко задрав при этом ноги. Дятлов был в полном восторге: мало того, что под коротким кимоно у неё не оказалось даже трусиков, так она ещё и умудрилась шлёпнуться, явив всеобщему обзору все свои прелести. Он уже собирался заржать аки конь, но внезапно кто-то резко и сильно дёрнул его за руку. Он обернулся и наткнулся на бешенное, перекошенное от злости лицо старшины.

— Ты чево? — с обидой спросил он, однако осёкся, увидав, что напарник не собирается шутить.

— Вы извините его, девушка, он у нас всего второй месяц, неопытный, зелёный совсем ещё. Вы устраивайтесь поудобнее, сейчас поедем. — Зозуля был сама галантность.

Дятлов искренне не понимал, что случилось и почему старшина так подрывает авторитет напарника. Сам же учил, что при задержании преступника следует действовать максимально грубо: класть на землю, надевать наручники, обыскивать, с силой заталкивать в машину. Нарочито грубые и беспардоннее действия, унижающие человеческую личность, призваны показать задержанному изменение его статуса, выбивают его из колеи, психологически ломают, рушат волю к сопротивлению и создают благоприятные условия для дальнейшей работы с ним. А старшина, закончив расшаркиваться перед пигалицей, захлопнул дверцу автомобиля, повернул к Дятлову белое от негодования лицо:

— Ты что, блядь, совсем тупой? Сперма в голову ударила так, что целый час пробыл в квартире, а так ничего и не понял! Тебе шлюх мало, что на эту малолетку набросился?

— А, ч-что я д-должен был по-понять? — заикаясь от страха, пытался сообразить рядовой.

— А то, что полюбовница она этого мужика, вот что!

— Кого?

— Того! Хозяина квартиры! Жена не вовремя вернулась, вот он девку и сдал.

— А нам-то что с того?

— Ты хоть знаешь, что это за мужик-то? — спросил старшина, а потом махнул рукой. — Хотя откуда ты можешь знать, ты же у нас без году неделя! Это заместитель префекта, силовиков курирует. Начальство в лицо надо знать! Завтра супруга евонная уедет, и он заберет любовницу свою вместе с заявлением. А мы с тобой крайними окажемся! Она хоть и малолетка с куриными мозгами, но расскажет то, что надо. Господи! Навязали мне тебя на свою голову. — Зозуля едва не схватился руками за голову. — Мне же до пенсии всего ничего осталось!

— Что же делать? — растерянно спросил Дятлов, с ужасом осознавая, что карьера полицейского находиться пол угрозой.

— Ничего! Садись за руль — поедем в отдел. И никакой самодеятельности, лады?

— Ладно, понял!

— Сдадим её, и пусть другие разбираются. В принципе, ничего страшного пока не произошло, — ворчал старшина, понемногу отходя, — А если что — спишем на впечатлительность пигалицы.

В районный отдел внутренних дел ехали молча. Когда вошли — их ждал ещё один малоприятный сюрприз. В отделе, всегда шумном, было неестественно тихо. Не шатались и не курили по углам опера и пэпээсники, в до отказа набитом шлюхами собачнике было неестественно тихо.

— Что случилось? — проникнувшись атмосферой, вполголоса спросил старшина у дежурного.

— Сегодня Денисов ответственный. — так же вполголоса ответил дежурный по отделу капитан Соболев.

— Поня-я-тно! — протянул Зозуля. — Значит, праздник плоти у вас на сегодня отменяется.