Я была рада вырваться из этого отвратительного места. Я пыталась понять, действительно ли Хелена рассчитывала, что у Сары будут какие-то сведения насчет гибели Эммы, или же это была только ложь, направленная на то, чтобы загнать меня в приют.

Не успела я это как следует обдумать, как зазвонил мой мобильник. Я села в машину и заперла двери. Звонила Мэдисон. Она оставила мне голосовое сообщение, чтобы я заехала забрать вещи, которые я оставила у нее накануне. Хелена согласилась, чтобы я туда заехала, при условии, что это будет ненадолго. Ехать было недалеко, так что уже через десять минут я была на месте.

Едва я поднялась к Мэдисон на крыльцо, как она открыла дверь.

Глядя на меня с полным равнодушием, она спросила:

– Мы знакомы?

Ой-ой! Что, внутри оказалась другая старушка?

– Конечно, знакомы! Мы же заключили союз, помнишь?

Я помахала оттопыренным мизинцем.

Она скрестила руки на груди.

– Да что ты говоришь? А я решила, что ты – та, кто вчера вечером молча испарилась.

– Мне очень стыдно. Правда.

– Я напридумывала себе всяких ужасов с несчастными случаями, кровищей и жуткими штрафами за ущерб арендованному телу.

– Меня срочно вызвали.

– Я догадалась. Срочный вызов от Блейка. Ну, заходи.

Я прошла за ней в дом.

– Мне надо было пойти с ним на церемонию награждения, которую проводил его дед. Все получилось очень неожиданно.

– Ну еще бы! Они сейчас в Вашингтоне, ты знала? – У нее заблестели глаза. – Его прямо сейчас показывают по телевизору, с сенатором.

– Сейчас?

– В шестичасовых новостях, – подтвердила Мэдисон.

«Сенатора показывают? – резко переспросила Хелена у меня в голове. – Я хочу это видеть!»

Я прошла мимо Мэдисон в ее игровую комнату.

Она направилась за мной.

– Дурочка! Ты думала, я тебя позвала только забрать твои вещи? Я знала, что ты захочешь это видеть!

В центре игровой комнаты Мэдисон ее виртэкран занимал сенатор Хэррисон в более чем натуральную величину. Перед ним толпились репортеры, а фоном служил Белый дом.

– Сегодня президент принял историческое решение, – сказал Хэррисон в подставленные микрофоны. – Как вы знаете, прием несовершеннолетних на работу запрещен Законом о сохранении рабочих мест старшего поколения. Когда длительность жизни нашего старшего населения увеличилась, им потребовались гарантии, что их не лишат работы. Тогда было принято решение запретить работу лицам моложе девятнадцати лет. Потом началась война. После нее прошел уже год, и многие из нас почувствовали, что пора вводить постепенные изменения. Я горд тем, что могу объявить о принятии Закона о приеме на работу молодежи при особых обстоятельствах, который позволит некоторым подросткам работать в специально подобранной группе утвержденных компаний. Первая фаза будет распространяться на оставшихся без опеки несовершеннолетних, находящихся в приютах. Первой компанией станут «Лучшие цели» на Западном побережье. Делая это, мы подарим смысл бесцельным жизням бесчисленного количества несовершеннолетних.

Значит, Хелена была права. Мы все в настоящей беде.

Когда сенатор закончил свое заявление и начал отвечать на вопросы журналистов, камера чуть сместилась и я заметила стоящего рядом с ним Блейка. У меня моментально забилось сердце. Что он про меня знает? Сказал ли ему дед, что я не та, кем притворялась? И если сенатор Хэррисон ведет дела с «Целями», известно ли ему, что я не обычный арендатор, а донор, чей разум сцепился с разумом арендатора?

Может, Блейк уже меня возненавидел? Я всмотрелась в его лицо, словно надеялась прочесть на нем ответ на свой вопрос.

И тут я ее заметила. Его булавку для галстука.

Ею послужило украшение с моей туфельки в виде кита. Значит, он снял его с потерянной мной у музыкального центра туфли и превратил в булавку для галстука! Это означало: что бы он обо мне ни узнал – если он вообще что-то узнал, – он на меня не злится.

Наверное, я ему нравлюсь, раз он сделал такое. Я перешла в его голографическое пространство, но он уже исчез: его сменил репортер, говоривший прямо в камеру завершающие репортаж фразы. Это не имело значения: я все еще радовалась воспоминаниям о его лице и его символическом поступке.

– Радует, правда? – сказала Мэдисон. – Первой нанимающей компанией станут «Цели»! Ну, не чудесно ли? Теперь все, по крайней мере, станет законно. Может, нам больше не придется таиться.

– Думаешь? – Я заметила, что в углу виртэкрана вспыхивает синим сигнал. Под ним стояла цифра 67. – Что это за синий огонек? – спросила я.

– ОЛС. Особое личное сообщение. От одной из служб, на которые я подписана. Посмотрю попозже. – Она встала и посмотрела на экран. – О, шестьдесят семь! Это же «Лучшие цели»! Сразу после того, как Хэррисон о них упомянул? – Она наморщила носик. – Странно.

– Это не совпадение. Включи его.

Мэдисон прикоснулась к висящему в воздухе значку. На экране вспыхнула надпись: «Ожидайте особое заявление от «Лучших целей».

На экране появилась пустая студия с фоном из мраморных колонн.

– А кто еще это видит? – поинтересовалась я.

– Только подписчики «Целей» класса «Платина-плюс».

– И сколько вас таких?

Она пожала плечами и снова уселась на диван.

– Не знаю. Большинство – такие, как ты. Серебряный класс, да?

– Угу, – кивнула я. – Серебряный.

– Ш-ш! – Она подложила ногу под себя и взмахнула рукой. – Начинается!

Тинненбом вошел в кадр слева, держась как заправский ведущий телешоу. Справа появилась радостно улыбающаяся Дорис.

– Приветствую вас, друзья! – сказал Тинненбом, обращаясь к камере. – Спасибо, что пригласили нас к вам домой.

– Мы счастливы здесь оказаться! – подхватила Дорис.

– Это – специальное объявление исключительно для наших клиентов класса «Платина-плюс», личное и конфиденциальное, – продолжил Тинненбом.

– Так что если с вами рядом кто-то есть, возможно, вы предпочтете просмотреть его позднее, – добавила Дорис.

Мы с Мэдисон переглянулись. Это выглядело очень интересно.

Тинненбом и Дорис обменялись улыбками и сделали паузу, предоставляя зрителям возможность отключить передачу, если это необходимо. А потом Тинненбом кивнул кому-то, находящемуся вне картинки, словно ему дали знак продолжать.

– У нас для вас приятный сюрприз, – сказал он. – Глава «Лучших целей» пришел к нам, чтобы лично сделать важное заявление.

Мэдисон села прямо.

– Мы его еще ни разу не видели!

«Это он, Кэлли! – прозвучал у меня в голове голос Хелены. – Сам Старик!»

Я впилась взглядом в виртэкран. Изображение переключилось на другую камеру. В каком-то другом помещении – возможно, даже в совершенно другом здании – камера приблизилась к затемненной кабинке с окнами. Она стояла на возвышении. Внутри находился силуэт сидящего в пол-оборота человека.

– Похоже, мы и сейчас его не увидим, – сказала я.

Камера подъехала ближе, показывая его голову, начиная с плеч. Свет в кабинке зажегся, но лицо, которое мы увидели, не принадлежало стопятидесятилетнему старичку. Вместо этого у него было странное электронное мерцание, как от скользящих по картинке многих тысяч пикселей. Какие-то части его лица казались женскими, какие-то – мужскими, какие-то были молодыми, а какие-то – старыми. И все они постоянно двигались, перемещались и сменяли друг друга.

Эффект получался страшноватым, но я не могла оторвать от него глаз. Я никогда еще не видела такого приема.

– Спасибо вам, Чад и Дорис.

Голос у Старика тоже был электронно измененным и имел звучание, которое я могла передать только словами «жидкий металл».

Текучие интонации с отзвуком металла.

– Мои постоянные клиенты «Платина-плюс»: вы относитесь к той особой группе, которая поддерживала нас с самого начала. Нам хочется, чтобы вы первыми узнали о нашей новейшей услуге. Прежде всего мы расширяем наш ассортимент, так что в инвентарном списке типов тел появятся новые национальности, которые помогут нам воплотить в жизнь ваши особые юные фантазии.

– Ой, это будет интересно! – обрадовалась Мэдисон. – Приятно будет попробовать китаянку.

Меня чуть не стошнило. Мэдисон говорила так, словно эта национальность была элементом ресторанного меню.

Лицо Старика продолжало изменяться и мерцать, словно на нем была надета трехмерная маска. Я могла различить под ней очертания его лица, но могла только гадать о том, как он на самом деле выглядит. Камера еще немного приблизилась, сигнализируя о том, что сейчас будет сказано нечто особенное.

– Но гораздо важнее то, что самое революционное достижение станет доступным гораздо раньше, чем мы могли вообразить. – Он сделал паузу, добиваясь нашего внимания. – Это – закрепленность.

Мэдисон ахнула и прижала пальцы к губам.

– Из арендаторов вы сможете превратиться во владельцев, – договорил Старик.

«Нет!»

Это завопила у меня в голове Хелена.

Старик продолжил:

– Вы сможете выбрать тело с определенным набором умений и сохранять его до конца вашей жизни. По сути, вы превратитесь в новую, полную жизни личность. Вы сможете строить долгосрочные отношения. Жить в ваших фантазиях вечно.

У меня так колотилось сердце, что даже в ушах гудело.

– По мере того, как будут развиваться методы продления жизни, ваш опыт будет расширяться. Мы уже сейчас можем сохранять ваше исходное тело в кресле контакта до тех пор, пока оно не достигнет двухсот лет. Вскоре эта цифра составит уже двести пятьдесят. Как говорит один из моих служащих: «Теперь двести пятьдесят – это снова сто».

Камера ненадолго переключилась на Тинненбома и Дорис: глаза у них были опущены, словно они наблюдали за Стариком через монитор. Они вежливо рассмеялись – и камера снова переключилась на Старика.

– Вы сможете наслаждаться расцветом лет, пока это новое прекрасное тело будет взрослеть, достигая двадцати, тридцати, сорока лет и далее, – сказал Старик. – В «Лучших целях» наша забота о вас бесконечна.

Свет внутри кабинки медленно померк, а изображение снова переключилось на Тинненбома и Дорис.

– Как всегда, мы будем строжайшим образом сохранять конфиденциальность, – заявил Тинненбом, – и будем просить вас о том же. Хотя мы и планируем увеличение своего ассортимента, у нас уже имеется внутренний список клиентов «Платина-плюс», выстроившихся в очередь и рвущихся стать первыми, кто испытает новые возможности.

Дорис улыбнулась:

– Вы можете оказаться в их числе, так что не медлите. Приходите поскорее, чтобы обсудить возможности вашего нескончаемо юного будущего.

Их лица растворились в темноте. На черном экране замелькал длинный список предупреждений и отказа от ответственности – и при этом женский голос зачитывал этот перечень с такой скоростью, что это звучало почти комично.

Мэдисон отключила звук.

– Можешь себе представить?

– Нет.

У меня сдавило грудь, словно внутри гигантская рука сжимала мне сердце и легкие.

– Вот бы поскорее! – Глаза у нее загорелись. – Этот человек – просто гений!

Я вскочила с дивана.

– О чем ты говоришь? Ты такое сделаешь?

– А почему бы и нет? Конечно, пробовать разные тела забавно, но вместо бесконечных мотаний туда-сюда, влезла-вылезла, было бы приятно остановиться на одном и с этим покончить.

– Мэдисон, подумай, что ты сказала! Это же не покупка нового платья, машины или дома! Это люди. Живые подростки, у которых впереди вся жизнь. И ее не будет, если ты ее у них украдешь!

Она обиженно надула губы.

– Ты что, правда захотела бы всю оставшуюся жизнь провести в чужом теле?

Она несколько секунд помолчала.

– Когда я в первый раз арендовала такое молодое тело, то у меня было такое ощущение, словно я вернулась домой. Стала снова собой – такой, какой я была: здоровой, тренированной и энергичной. Разве ты не чувствуешь то же самое?

Я скрестила руки на груди.

– Нет, не чувствую. Это было просто приключение. Временное. А вот если ты или я окажемся в чьем-то теле на постоянной основе, это будет означать, что у той девушки больше нет надежды. Она ведь не отключится на месяц, чтобы потом снова вернуться к своей жизни. Она никогда не будет учиться в колледже, не влюбится, не выйдет замуж, не родит детей. Ты сможешь получить весь этот жизненный опыт – еще раз, – а вот она не сможет. Ее мозг уснет… навсегда.

– О боже! – Мэдисон поникла на диване. – Это звучит ужасно негуманно.

– Ты отнимешь у них самое ценное: их жизнь.

Я осмотрелась и заметила у стены свою сумку с вещами.

– Если так ставить вопрос… это похоже на киднеппинг.

– Это нечто похуже. – Я подхватила свою сумку. – Это убийство.