На следующее утро я пришла в себя на холодном цементном полу камеры, провонявшей плесенью и мочой. Я с трудом села. Правая сторона головы у меня пульсировала болью. Я поднесла к ней руку и нащупала повязку. Я вспомнила врача, швы, разбившуюся машину.

На мне был мешковатый серый спортивный костюм. Тюремная униформа.

В карцере было темно: единственный свет проходил в малюсенькое окно под самым потолком. Сесть было не на что. В крошечной камере было абсолютно пусто. Я встала и привалилась к стене. Из дырки в полу в углу слышался непрерывный сосущий звук. Плотная металлическая сетка, вделанная в дверь, похоже, открывалась для выдачи еды.

Только не говорите мне, что теперь меня ждет именно такая жизнь!

Я разглядывала грязные стены и гадала, похоже ли это на карантин, куда отправили моего папу… умирать. Я вполне готова была поверить, что там на пациентах ставили опыты. Это было ужасно: отправлять людей подальше от близких, чтобы они умирали в одиночку, а затем сжигать и хоронить в общих могилах. До всех нас доходили такие слухи.

Как ни ужасно было маме умирать дома, умирать в подобном учреждении гораздо хуже.

Я оцениваю места, где умирают. Неужели дело дошло до этого?

В тот день я была с ней: мы шли от машины к бакалее, когда увидели высоко в небе взрыв. Он был похож на громадный одуванчик, разваливавшийся на части: дневной фейерверк, который все расширялся, а потом пролился дождем. На нас.

– Назад в машину! – закричала мама.

Мы повернулись и побежали. Казалось, до машины невероятно далеко: она стояла в дальней части парковки. Нам следовало бы бежать в магазин, но теперь что-то менять было уже поздно.

Кто-то у нас за спиной завопил. Я повернулась и увидела бегущую в нашу сторону старушку. Она прижимала ладонь к носу и рту, чтобы не вдохнуть споры вируса. Я не поняла, коснулись ли они ее, успела ли она их вдохнуть. Или она просто паникует.

Мне прививку уже сделали, но все равно, по слухам, некоторые новички после массированного контакта не выживали.

– Беги! – заорала мама.

Она бежала прямо за мной.

Она наставила блок ключа, словно рапиру, – и я услышала сладкий звук отпирающихся дверей нашей машины.

Наша машина, наша защита ждала нас. Я открыла ближайшую дверь и передвинулась по заднему сиденью дальше. Я протянула руку маме.

– Ма!

С широкой улыбкой облегчения она схватила меня за руку. Щеки у нее горели, глаза сияли.

Мы успели!

– Все в порядке, малышка. Уже все хорошо.

Она уже поставила одну ногу в машину, но не успела забраться внутрь: одна белая снежинка со спорами плавно опустилась между нами.

«Снежинка» попала ей на руку. Мама уставилась на нее. Мы обе молча смотрели.

Неделю спустя она умерла.

В больницах зараженных не принимали, а все хосписы были переполнены.

Через несколько дней после ее смерти маршалы забрали моего отца, хотя у него никаких симптомов не было и дышал он нормально. Они знали расклад. Но он каждый день посылал нам сообщения – давал знать, что с ним все в порядке.

А потом он написал мне: «Ястребы кричат – время улетать».

Это был сигнал, который он заранее со мной обговорил: значит, нам с Тайлером нужно бежать. За нами вот-вот должны приехать маршалы. Я хотела узнать что-нибудь еще. «Папа, – написала я в ответ, – ты заболел? Они уже знают?»

Но он только повторил кодовую фразу.

Я думала, что снова его увижу. Я думала, что он вернется домой. Я уставилась в грязную стену своей камеры. Из коридора долетели приглушенные голоса. Спустя несколько минут к моей двери приблизились шаги. Дверь отъехала с механическим жужжанием. Битти вошла ко мне в камеру, оставив дверь открытой. Мне видны были ботинки охранника, стоящего в коридоре.

– Тебе лучше?

Из нее так и сочилась ненависть.

Я посмотрела на ее бородавчатое лицо. Оно оказалось даже хуже, чем мне помнилось. На вид ей было миллион лет.

– Меня переводят?

Она захохотала.

– Тебя поселили бы в спальне, но, если помнишь, ты пыталась убить сенатора.

– Меня будут судить?

Я видела сцены судебных слушаний в фильмах.

Она улыбнулась:

– Ты же должна знать: у ничейных несовершеннолеток нет никаких прав.

– Какие-то права есть. Мы же люди, знаете ли.

– Нет. Вы нарушители закона, занимающие жилую собственность, которая вам не принадлежит. Государство великодушно забирает оставшихся без опеки и дает вам жилье. Но ты теперь преступница, так что останешься здесь, в карцере, в самой глубокой яме. И пробудешь здесь, пока не станешь совершеннолетней.

– До девятнадцати лет?

Мне предстоит провести здесь вечность!

Она кивнула, и глаза ее радостно заблестели.

– Тогда тебе дадут бесплатного адвоката. Но, конечно, у них очень много работы и им некогда обеспечивать защиту преступникам вроде тебя. Так что ты почти наверняка окажешься в тюрьме для взрослых.

– В тюрьме, навсегда?

Она лжет. Я постаралась дышать глубже, но из-за вони это не помогало.

– Если переживешь три года в карцере. – Она скрестила руки и снова улыбнулась. – Мало кому удается.

Я постаралась не выказывать своих чувств. Мне не хотелось доставлять ей удовольствие, дав понять, что ее слова творят со мной. Я не собиралась спрашивать про брата, хотя мне отчаянно хотелось узнать, не попал ли он в приют.

Словно читая мои мысли, Битти спросила:

– А где твой брат?

– Не знаю.

Откуда ей вообще стало известно о том, что он у меня есть?

– Возможно, я этим займусь. Если он еще не в приюте, тогда его следует туда определить.

Я старалась, чтобы мое лицо ничего не выражало.

– И я разберусь с тем, что у тебя на голове за пластина. У нас здесь секреты не допускаются.

Она ушла. Дверь закрылась. Я здесь совсем одна? А как насчет других камер? В них нет других девчонок вроде меня? Или они пустуют? Я никого не слышала. Но, может, они просто знают, что лучше молчать.

Я стиснула кулаки. Разве такое может быть законно? У меня не было кровати. У меня не было одеяла. Я сделала полный оборот на месте, осматривая стены. На одной из них оказалась металлическая кнопка. Я нажала ее – и из стены вылезла коротенькая трубка. Вода. Хотя бы вода у меня есть. Я глубоко вздохнула. Повернув голову, я подставила под трубку рот и начала пить. У воды был привкус металла и химикатов, но это все-таки было питье.

Спустя три секунды вода отключилась. Я снова нажала на кнопку, но ничего не произошло.

Это мой дом на три года. Если я выживу. Я стала хлопать ладонями по стене, снова и снова.

* * *

На следующее утро у меня все тело болело из-за того, что я спала на цементном полу. Голова у меня болела после аварии, и никакой речи о болеутоляющих не шло. Меня все-таки выпустили на так называемый двор: огороженный кусок голой земли позади здания. В три часа дня мне полагалась двадцатиминутная прогулка. Обычных девочек выпускали на час, если они не работали где-нибудь вне приюта.

Во дворе кружила чуть ли не сотня девчонок. Некоторые играли мячом или палками, но большинство ходили группами по двое-трое и тихо переговаривались. Я всматривалась в толпу, пытаясь найти знакомое лицо, и тут кто-то похлопал меня по плечу.

Я думала, что это миссис Битти, но это оказалась Сара – та девочка, которой я пыталась подарить свитер.

– Кэлли! Что ты здесь делаешь?

Ее лицо было огорченным.

– Меня арестовали.

– Ой, нет! Что ты сделала?

– Ничего.

Ну вот я и превратилась в обычную правонарушительницу: не хочу признаваться в своем преступлении. Но так было проще, чем пытаться что-то объяснить девочке двенадцати лет.

– Так это ошибка?

– Серьезная ошибка.

Она опасливо покосилась на охранников, дежуривших по всему периметру двора, и взяла меня под руку.

– Нам лучше не стоять на месте. В карцере жутко? Неужели еда может быть еще хуже, чем у нас?

– У вас она черная и жидкая? – спросила я.

У меня забурчало в животе.

Она покачала головой.

– Послушай, Сара, я ищу брата. Его зовут Тайлер. Ему семь лет. Вы когда-нибудь видите парней?

– Иногда нас собирают для какого-нибудь сообщения. Или из-за чего-то на нас поорать. А он здесь, в тридцать седьмом?

– Не знаю. Не исключено.

– Я поспрашиваю. Но ничего не обещаю.

На нас налетела пара девиц, притворяясь, будто это вышло случайно. Я остановилась и посмотрела на них. Ближе ко мне оказалась забияка, которая налетела на меня рядом с домом и украла супертрюфель. На правой руке у нее остались шрамы: она тогда ударила кулаком по асфальту, метя мне в лицо. Я в тот вечер возвращалась после визита в «Лучшие цели». С тех пор изменилось очень многое, но не агрессивность этой разбойницы.

Она удивилась моему новому улучшенному лицу, но все-таки меня узнала.

– Это ты! – прошипела она. – Береги свое смазливое личико!

– Ну ее, Кэлли!

Сара потянула меня прочь.

– Пока, Кэлли!

Забияка с удовольствием растянула мое имя, показывая, что теперь она его знает.

Мы обменивались враждебными взглядами, пока наши спутницы растаскивали нас в разные стороны. Сара увела меня к стене, к которой мы привалились спинами.

– Ну ее. Давай поговорим про что-нибудь хорошее, – попросила Сара.

Наступило молчание, которое вскоре нарушила Сара.

– У тебя есть парень? – спросила она.

Лицо у меня вспыхнуло.

– Был. Вроде как.

– Так есть или нет?

Я вздохнула:

– Хотела бы я знать!

– А как его зовут?

– Блейк.

– Блейк! Похоже, он интересный! – Она разулыбалась. – Спорим, он по тебе скучает! – Она хлопнула меня по руке. – Спорим, он держит под подушкой твою фотку!

Я осмотрелась. Мне совершенно не хотелось дать забиякам еще один повод меня задевать.

– Не думаю, чтобы у него было мое фото, – сказала я негромко.

– Даже на телефоне?

Я подняла голову. Она была права! Он снял меня на телефон – в тот первый день на ранчо.

– Да, есть!

Я улыбнулась.

– Вот видишь! – Она встала на цыпочки и дернула меня за нос. – Я же сказала! – И тут ее лицо изменилось, словно она о чем-то вспомнила. – Как я выгляжу?

– А что?

– Да просто так.

Я покачала головой.

– Сара, это как-то связано с тем, что ты мне раньше говорила? Про мужчину, который сюда приезжал?

– Ну… может быть.

– Ты не слышала название «Лучшие цели»?

– Ничего не скажу!

Но она довольно улыбнулась.

– Сара!

Я закрыла лицо ладонями.

– Я так надеюсь, что меня выберут! – прошептала она.

У меня в горле встал ком.

– Когда он приедет?

– Скоро. А правда, что никто не видел его лицо? Типа, никогда?

Я кивнула.

– Тогда что он сделает? Наденет на голову мешок?

– Может, маску.

– Как на Хеллоуин?

Я схватила ее за плечи.

– Где здесь лучше всего спрятаться?

– В приюте? Запросто! В прачечной. Ее устроили в странном уголке, в подвале, за запасным выходом. Я один раз там спряталась, чтобы не отправили на вывоз мусора.

– А что, если я скажу тебе, что я знаю про «Цели», что я один раз там была и что это нехорошее место? Можно навсегда лишиться своего тела.

Она скосила глаза, как будто я устроила ей головную боль.

– О чем это ты?

– Просто поверь мне. Когда приедут выбирать девочек, тебе надо будет спрятаться.

– Спрятаться? Зачем это? Это мой шанс отсюда выбраться!

Я уже собиралась рассказать ей, как мне оперировали мозг, но тут зазвонил колокол. Миссис Битти стояла у выхода во двор и буравила меня взглядом.

– Пожалуйста, подумай над тем, что я тебе сказала. Мне пора идти.

– Уже?

– Мне положено всего двадцать минут. Я же нехорошая девочка, ты не забыла?

– Погоди!

Она сунула руку в карман и вытащила бумажную салфетку. В ней оказалось что-то темное.

– Что это?

– То, что осталось от того супертрюфеля, который ты мне дала.

Она улыбнулась и протянула его мне.

С тех пор прошло несколько дней! Трюфель стал сухим и жестким. Я вспомнила, что он упал на пол. Похоже, она его подняла и хранила, чтобы понемногу лакомиться. И вот теперь она отдавала его мне.

Она положила конфету мне на ладонь. Мгновение я просто смотрела на ее подарок.

– Бери, не стесняйся, – сказала она.

– А ты не хочешь? – я указала на остатки супертрюфеля.

– Нет-нет, бери весь.

Я осторожно вгрызлась в высохший супертрюфель, надеясь, что не сломаю об него зуб.

– Хрусткий.

Она радостно улыбнулась, а потом закинула руки мне на шею и крепко меня обняла.

– Нехорошо говорить, что я рада, что ты здесь? – спросила она. – Потому что я рада. Я думала, что больше тебя не увижу, а теперь ты здесь. Моя подруга!

Я постаралась улыбнуться как можно искренне. Рот мой был полон колких крошек.

* * *

Сара стала единственным светлым пятном в моем дне. Остальная его часть была мучительной. Я лежала на холодном полу и думала о Тайлере: гадала, где он может быть и не становится ли ему хуже. Я-то могла такое выдержать – отсутствие одеяла и прочее, а вот он не смог бы. Или он у Старика?

А еще я думала о Блейке и о наших встречах… и о том, сможет ли он когда-нибудь меня простить. Однако принцесса лишилась своего красивого наряда, своей кареты – и оказалась заточенной в темнице до конца ее жизни. Волшебная сказка закончилась. Ни один принц не отправится спасать принцессу, попытавшуюся убить его собственного деда.

На следующий день я считала часы до прогулки. Когда появился охранник, чтобы вывести меня во двор, я обратила внимание на то, что его шокер спрятан в кобуру у него на поясе, и попыталась придумать, как бы его украсть. Но даже если бы у меня это получилось, на меня набросилась бы целая туча охранников – и все с шокерами. А до ворот очень далеко, да и там дежурит еще один охранник. Шансы на побег были настолько мизерными, что, наверное, не нашлось бы такой дроби, которая бы их отразила.

Да я и не хочу убегать из приюта номер тридцать семь, не имея полной уверенности в том, что Тайлера здесь нет.

Оказавшись во дворе, я стала всматриваться в девчонок, выискивая Сару. Некоторые меня толкали, а кто-то даже стукнул меня по спине. Я отошла от них и встала в углу, где накануне обнаружилась Сара. Вскоре она действительно появилась.

– Ты что-нибудь узнала про моего брата? – спросила я.

Она покачала головой.

– Нет, прости. Но, может, он все-таки здесь. Может, ему изменили фамилию и имя.

Эта мысль меня просто обожгла. Изменить ему имя! Могут ли у него отнять еще что-то? Где он? С кем он?

– Не грусти, Кэлли. Я кое-что тебе покажу.

Она взяла меня за руку и привела к зарешеченному отверстию в стене. Быстро осмотревшись и убедившись, что никто за нами не наблюдает, она села на корточки и потянула за собой меня.

– Смотри! – прошептала она.

Заглянув в дыру, мы увидели похожий на черного жука вертолет, стоящий на газоне перед главным зданием. Позади вертолета длинная металлическая лестница была приставлена к стене, которая отделяла территорию приюта от воли. На секунду – на одну сладкую секунду – я вообразила, что это дорога к свободе. Вот только на толстой стене стоял какой-то старичок, ремонтировавший колючую проволоку, протянутую по ее верху.

Сара посмотрела в сторону стоявшего в дальнем конце двора охранника, наблюдавшего за нами, и потянула меня, заставляя встать.

– Это вертолет Старика, – объявила она.

Старик! Здесь. У меня забилось сердце. Может, мой брат у него?

– Ты уверена?

– Я слышала разговор охранников, – сказала она. – Они говорили, что никто не может увидеть его лицо. Он носит шляпу, которая закрывает его вот так.

Она растопырила тоненькие пальчики и изобразила поля у лица.

Она улыбалась. Мне стало тошно.

– Ты собираешься идти с ним, да? Мне тебя не отговорить?

– Шутишь? Я на все готова, лишь бы выбраться отсюда. И ты иди тоже. Ты точно достаточно красивая.

Она дотронулась до моей щеки.

– Сара, не будет опасно, если тебя ударят? Например, в подбородок? Или по носу? Я имею в виду – из-за сердца.

Она скосила глаза.

– Нет. – Пытливо посмотрев на меня, она спросила: – А что?

Я глубоко вздохнула.

– Ты мне нравишься, честно. Пожалуйста, помни об этом. Пойми: что бы я ни сделала, я стараюсь тебя защитить.

Она повернула голову в мою сторону и с любопытством посмотрела на меня. Из-за ее простодушия мне очень трудно было сделать то, что я считала необходимым. Я отвела руку, сжала пальцы в кулак и ударила ее прямо в лицо.

– Уй! – вскрикнула она и шлепнулась на попу. – Ты что?

Она встала и прижала руку к носу. Из-под пальцев у нее потекла кровь.

– Прости меня, – прошептала я.

И снова ударила ее, чтобы действовать наверняка.

На этот раз она не упала. У нее по щекам потекли слезы. Она выглядела такой обиженной, такой оскорбленной в лучших чувствах, что у меня сердце чуть не разорвалось. Девочки, проходившие рядом, остановились и уставились на нас. Они спросили, что случилось.

– Я ее ударила! – объявила я как можно громче, но не крича.

Кто-то потребовал драки. Та забияка с рукой в шрамах протолкалась через толпу. Я повернулась к ней и напряглась, ожидая продолжения.

«Давай, и побыстрее», – подумала я.

Я не пыталась ей помешать. Она сунула руку в карман, а потом замахнулась кулаком. Что-то у нее в руке блеснуло на солнце. Она со всей силы ударила меня в правую щеку.

Было больно. Я отшатнулась, но удержалась на ногах. Быстро осмотревшись и убедившись, что никто не собирается напасть на меня со спины – мне совершенно не хотелось, чтобы кто-то ударил меня по затылку, – я стала ждать продолжения. На ее лице отразилось мрачное подозрение, но она ударила меня еще раз, на этот раз в челюсть, так что у меня вылетел один зуб.

Боль распространилась по моей голове до самых глазниц.

Тут я заметила у нее на пальцах металлические кольца. Отлично: это наверняка нанесло мне достаточно серьезный ущерб. Кто-то из девиц закричал, предупреждая о приближении охранников. Забияка поспешно спрятала кастет обратно в карман. Охранники набежали на нас, размахивая дубинками и раздавая удары направо и налево. Забияку ударили по спине и оттащили от меня. Еще один охранник ударил меня в живот.

Я задохнулась. Удар заставил меня упасть на колени. Во рту у меня появился металлический привкус.

Миссис Битти протолкалась через толпу. Я думала, что уродливее ее лицо стать просто не может, но когда она увидела кровь, то ее лицо превратилось в сплошные морщины и суровые складки.

– Девицы! Не вовремя! – рявкнула она. – У нас сейчас гости.