Пресс инстинктивно прикрыл лысую голову ладонями и попытался оказать сопротивление, но я, заломив ему за спину руки, продолжал срывать стеганый черный балахон.

Он вырывался, норовил ударить меня и истошно вопил:

— Стоп! Прекратите немедленно! Не позволю! Вы не имеете права!

Я прижал его к стене. Забинтованная правая кисть сильно ныла. Последнее усилие, треск лопнувшей подкладки — и платье главного ревнителя лежало на полу.

Пресс стоял теперь, прижавшись спиной к стене и широко раскинув в стороны руки, которыми, казалось, хотел продавить себе путь наружу, подальше от посторонних глаз.

Очень печальная картина — созерцать человека, только что лишенного ореола величия и оказавшегося вдруг в одних белых длинных трусах. Сразу сморщившийся и усохший, с впалой грудью, лишенной какой-либо растительности, и выступающим животиком. Пресс был бледен как полотно.

Лицо у него исказилось, нижняя губа отвисла, а глаза не могли оторваться от лежащего на полу смятого платья. Сдернутая плотная материя обнажила тонкие плечи, выступающие ключицы и мосластые тощие ноги. В черном одеянии он выглядел важной птицей, а без него стал ничем. Вернее, превратился из Нарды в Уолтера Пресса, и дешевый трюк с высокими деревянными каблуками раскрылся. Именно благодаря им пять футов и семь дюймов Пресса выросли до более-менее приличного роста Нарды. К тому же сейчас не оставалось никаких сомнений относительно его неуклюжей походки во время нашего первого свидания, когда он ступал, словно по разбитому стеклу.

— Мы пришли, Пресс, чтобы арестовать тебя за убийство.

— Пресс? Пресс?! Но я не Пресс! Он мертв! Мертв! Я — Нарда! Нарда! Слышите меня?

Уж что-что, но громкий грозный голос никак не соответствовал наблюдаемой нами сцене. Полуголый ублюдок больше ни на кого не способен был произвести никакого впечатления, не говоря уже о том, чтобы вызвать священный благоговейный трепет дешевками типа: «Ученики мои! Последователи! Внимайте же мне…» — и так далее.

— Заткнись, кровожадная скотина! — заорал я. — Ты подохнешь в газовой камере. Но сначала, Пресс, ты нам все расскажешь, не так ли?

Он дрогнул, я заметил. И хотя это по-прежнему был Нарда — сильный и повелевающий массой Учитель, почти святой для своих последователей, — он дрогнул. Мы возникли в его жизни в тот момент, когда он уже и сам начал верить в образ Мастера, но сейчас эта вера ему бы все равно не помогла.

— Я никого не убивал. Никого. Клянусь. Я не убийца.

— Прикуси свой поганый язык, Пресс. Я вовсе не имел в виду последние дни и месяцы, когда сказал про убийство. Я имел в виду год назад. Двенадцатого сентября, где-то так. Как насчет этого?

Он крепко сжал губы и еще глубже вжался в стену. Глазки его бегали. Я повторил вопрос:

— Как насчет двенадцатого сентября? Будешь рассказывать?

Глазки перестали бегать и смотрели теперь на нас с ужасом, подбородок дрожал. Пресс не издал в ответ ни звука.

Сэмсон не выдержал, скомкал сигару и встал:

— Проклятие!

— Сэм, — сказал я, — сядь и успокойся. И следи за ним.

Я вышел и снова поднялся наверх. Меня интересовала вторая прислужница. Она сразу открыла, как только я постучался, и я с ходу засыпал ее вопросами:

— Кто такая? Как зовут? Какая роль в бизнесе Нарды?

— Филлис. Меня зовут Филлис. Филлис Стронг. И я не понимаю, о чем вы говорите.

Подумать только, она не понимала! Я зарычал на нее злобным псом:

— Послушайте, Филлис, ваше вранье мне или полицейскому внизу может вам дорого обойтись. Хватит выгораживать друг друга. Отвечай, что знаешь об организации?

— Ничего. Работаю на него, и все, — выпалила она скороговоркой.

— А без балахона и без тюрбана ты его когда-нибудь видела? Только честно — да или нет?

— Нет-нет, никогда, поверьте. — Женщина отчаянно затрясла головой. — У меня даже мысли появились: странно как-то, необычно.

— Точно не видела?

— Точно, точно, ни единого разика. Я даже удивляться начала…

— О'кей, красотка, сейчас я тебе его покажу.

Я повторил Филлис почти те же слова, какими инструктировал по телефону Лину. Постучаться, сразу войти и залиться смехом. Филлис безропотно согласилась.

— И смотри у меня, крошка, чтоб без фокусов. Там, в комнате, с ним только капитан из отдела убийств, и я встану рядом с тобой. Смейся, как будто тебя режут. Иначе обещаю неприятности, много неприятностей. Но если ты и впрямь его раньше без ничего не видела, то это будет легко.

Закончив инструктаж, я велел ей минуту подождать, а сам бегом спустился вниз.

Сэмсон в мое отсутствие заставил Нарду снять башмаки и, щелкая языком, дивился на подклеенные подошвы и наставленные каблуки. Нарда, он же Пресс, прикрывшись покрывалом, сидел на краешке кровати и напоминал стыдливую девственницу. Я от двери направился прямо к нему. Сдернув покрывало, я расстелил его посередине и приказал Нарде встать туда.

— Я тебе язык развяжу. И не вздумай молиться. Бесполезно, да и поздно уже.

Он огрызнулся, упомянув про интимные отношения с моей матерью, но я простил ему эту грубость, ибо других каких-либо интимных связей он, наверное, уже год не имел. Нарда настроился защищаться, в поведении его нельзя было не видеть вызова.

— О'кей, Пресс. Но если ты… — продолжить я не успел. В комнату вошла Филлис. И, следует отдать должное, сыграла превосходно. Крутись я в Голливуде, обязательно выдвинул бы ее на лучшую женскую роль года. Со стороны вообще не скажешь, что она притворялась. Хотя, может, это и не игра была.

Взглянув на Сэмсона, потом на меня, Филлис, окаменев, остановилась в трех шагах от Нарды.

— Поздоровайся с Нардой, красотка.

Маленькие кулаки Пресса то сжимались, то разжимались.

Брови у Филлис высоко поднялись, глаза и рот широко открылись.

— Это — Нарда? — У нее перехватило дыхание.

Про последовавший затем хохот говорят: «Умирала со смеху». Филлис согнулась буквально пополам, она держалась то за бока, то за живот, взвизгивала, стонала и пищала до изнеможения. Она зажимала руками горло, но смех душил ее и, вырвавшись, со звоном разносился по комнате.

Было больно и противно смотреть, как, инстинктивно пытаясь скрыть от женщины свою мужскую слабость, Пресс корчился и прикрывал костлявыми руками тощую наготу собственного тела. Вызывающее безразличие на его лице сменилось отчаяньем и испугом.

Для мужчины иногда можно придумать гораздо более жестокое наказание, чем бить палками или пороть плетьми. Для Пресса это было почище всякой порки. Каждый новый взрыв хохота оставлял на его самолюбии глубочайший, незаживающий рубец. В сознании его что-то обрывалось и било по самым чувствительным глубинам мозга. Это был кошмар из кошмаров. Словно тебя голого выволокли на палящее солнце и весь мир тычет в тебя пальцами, осыпая насмешками. Колосс на глиняных ногах осел, повалился и под улюлюканье толпы рухнул. Кто стоял перед нами, в тот момент было трудно сказать. Наполовину Нарда, наполовину Пресс, наполовину великомученик, наполовину дьявол. И голова его, похоже, соображала тоже только наполовину.

Он обхватил себя руками, пятясь, отступил к дальней стене и медленно-медленно осел. Искаженное мукой лицо его сморщилось и выражало животный страх перед следующим ударом, отвести который он был не в силах. Псев-до-Нарда напоминал сейчас грязную груду мусора. Обняв руками колени и отвернув голову в сторону, он смотрел в пространство и ничего не видел. Оглушенный шоком мозг духовного предводителя отказывался понимать, что сияющий образ славного Мастера, с таким трудом воздвигнутый им в умах учеников, рассыпался в прах и вот уже не существует, ибо еще мгновение — и он окончательно растворится в неумолкающем хохоте.

Я мягко вытолкал в коридор неудержимо хохочущую Филлис и присел перед Прессом на корточки:

— Ну так что скажешь, Уолтер? Или ты все еще Нарда? Ты и сейчас нам ничего не хочешь сообщить?

Пресс поднял перекошенное злобой лицо, что-то в нем изменилось, но плотно сомкнутые губы так и не раскрылись.

— Хорошо, Пресс. Посмотрим, чего ты этим добьешься.

Он опять упрямо отвернулся. Он все еще думал выстоять. Тогда я взял его за подбородок, силой развернул его голову к себе и глядя прямо в глаза, сказал негромко, но отчетливо:

— Где Лорен, Нарда? Где она, твоя тихая сладкая радость? А ведь ты к ней небезразличен, а?

В эту минуту я чувствовал себя наравне с самым подлым и коварным зверем Но я знал, что хуже меня есть еще один. Тот, кто еще подлее и еще коварнее. Это — человек, с которым я разговаривал. Идти на попятную — значило все испортить, и я, отбросив сомнения, приготовился терзать его хоть всю ночь И плевать, что за это я сам себя ненавидел.

— А как насчет Лорен, Нарда? Я хотел сказать — Пресс. Да-да, Уолтер, я именно это имел в виду. Ты хоть раз спал с ней? Или это у вас платоническое? Держались за ручки, как в детском садике, да? Ну что, Уолтер, я правильно угадал? Да не отворачивайся же, Пресс. Она тебя таким когда-нибудь видела? Я имею в виду Лорен, Нарда. То есть Пресс. Ты раздевался перед ней или нет?

Мне больше не надо было держать его за подбородок. Нарда смотрел на меня не отрываясь. Застывшее в его глазах выражение ужаса было красноречивее всяких слов. Он задыхался Казалось, он вот-вот зарыдает.

В этот момент я вспомнил, что пора бы уже и Лине появиться.

Я встал, забинтованной рукой похлопал Пресса по щеке и насмешливо произнес:

— Я приведу ее, Нарда. Я приведу твою тихую, сладкую радость.

— Не-ет! — Он закричал, как смертельно раненное животное. — Пожалуйста, только не это. Она меня никогда не видела в таком виде. Она… она не поймет. Пожалуйста…

Я отступил назад, но Пресс шлепнулся на руки и пополз за мной на четвереньках. Зверь. Косящийся снизу вверх на человека, наиподлейший и наиковарнейший зверь. Самое мерзкое существо на земле.

Ничего не предпринимая, я стоял посреди комнаты и смотрел на ползающего в ногах Нарду. Хлопнула входная дверь. Лина!

— Что ж, Уолтер, вот и Лорен. Пойду приведу ее.

Лицо его стало безумным. Он неистово завопил:

— Нет, нет, нет! Умоляю, не приводи ее! Не надо!

Я снова склонился к нему:

— Так ты расколешься или нет? Будешь наконец говорить? И ты расскажешь все, падла, от начала и до конца. Давай, Пресс, я слушаю. Только быстро.

Состояние Нарды в этот момент невозможно описать. Он вряд ли был способен здраво рассуждать и действовать. Он так и стоял на корточках, смотрел на меня и ждал, что я сделаю. Вдруг голова его опустилась, затем резко поднялась, и в безумных глазах появился проблеск решимости.

Но тут в дверь постучала Лина.

— Входи, Лорен. Входи, дорогая. — Я сказал это очень нежно и ласково.

И едва только дверь приоткрылась. Пресс взвизгнул, поразительно шустро юркнул в дальний угол и сжался там в комок, закрыв лицо.

Лина вошла в комнату. Она так и не переменила одежду и по-прежнему была в моей рубашке и брюках. Смеялась она отлично. Громко, резко и не останавливаясь. Пресс в углу крутился и извивался, тер кулаками глаза, но постепенно разглядел-таки обман и тупо уставился на Лину. У него было дурацкое, совершенно идиотское выражение лица. Он понял, что это не Лорен. Кто-то другой. Что его надули. И тогда он не сдержался и зарыдал.

Я чувствовал себя так, будто меня с ног до головы облили грязью. Грязными вонючими помоями. И Пресс, и я сам себе, и все остальное вдруг осточертело и опротивело. В первый раз в разговоре с ним я повысил голос:

— Поди приведи ее, Лина! Поди наверх и приведи Лорен! Пусть полюбуется на настоящего Нарду!

Пресс судорожно вскинул вверх руку:

— Не надо. Пожалуйста, не делайте этого. Я все расскажу. Отстаньте от меня. Расскажу все, что попросите.

Проводив Лину за дверь, я подождал, пока Пресс немного успокоится. Он прекратил истерику, собрался с силами и начал говорить. Сам начал, я даже вопросов никаких не задавал.

— Я убил его, — сказал он.

Голос его стал увереннее и уже не казался таким противным. Пресс понял, что пришел конец. Возможно, он начал это понимать в тот момент, когда мы с Сэмом силой ворвались к нему в дом. Но он оказался не таким уж слабым орешком. Чтобы расколоть его, мне пришлось изрядно попотеть. Видя, что ничего не помогает, что все рушится, да в довершение ко всему еще из страха перед насмешками Лорен, женщины, которая его боготворила и принимала явно не за того, он и раскололся. Созданный им призрачный замок рушился, но он хотел спасти из-под обломков Лорен. Из всего окружения Нарды она единственная считала его кумиром. Что это утешение ему можно было оставить. Вернее, можно было бы. Если бы Лорен была жива. Странная ситуация: он боялся смеха Лорен, а Лорен не могла смеяться, потому что была мертва.

— Я убил его. Трудно объяснить почему, но я его убил. Убежал от всех, забрал их деньги. Боялся, что поймают, что-нибудь со мной сделают. Пытался спрятаться, чтоб не нашли. Нашли бы — убили бы. Проучили бы… А потом вдруг мне страшно захотелось продолжить. Общество Внутреннего Мира должно работать. Все ж подготовлено. Налажено. Вот я и подумал, что лучший способ исчезнуть — это умереть. Инсценировать собственную смерть. Я знал этого пьянчужку. Вечно шатался от помойки к помойке. Роберт Фиш его звали. Ну и заманил в машину, мою машину. Поехали на север, на Орегон, дальше вы знаете.

Пресс остановился, сделал паузу и глубоко вздохнул. Так и не вставая, обняв руками колени и не глядя ни на меня, ни на Сэмсона, он торопливо продолжил:

— Я вырубил его гаечным ключом. Стукнул несколько раз по голове. Надел на него мои часы, кольца и все остальное. По весу и росту он был как я. Поэтому я его и выбрал. Облил машину бензином, поджег и столкнул с обрыва. Судебный эксперт даже не заподозрил. Фиш обгорел как уголек. Потом я вернулся сюда на поезде и стал Нардой. И все шло отлично… отлично, пока…

— О'кей, Пресс, достаточно об этом. У меня другой вопрос. Ты очень удивился, когда увидел меня. Ты разве не знал, что я сбежал? Ты что, больше не видел этих Сипелей, после того как они меня утащили из этой комнаты?

— Нет, не видел, — устало покачал он головой, — думал, что ты все еще… там.

— Значит, Сипелей ты с тех пор не видел?

— Нет.

— И не знаешь, что они мертвы?

Он даже не удивился. Просто еще раз покачал головой.

— О'кей, Пресс. В данный момент меня волнует другое. События последнего времени. Что кроется за вашим ОВМ? Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду…

— Ладно, ладно. — Пресс выглядел изможденным. — Сейчас уже все равно. Но только не надо…

Мы все одновременно услышали, как кто-то сломя голову несется вниз по лестницам. Пресс дернулся и напрягся. Он снова насторожился.

В следующую секунду до нас донесся отчаянный крик Филлис:

— Она мертва! О Боже, Боже! Она мертва!

Филлис ворвалась в комнату. Лицо у нее было белым, губы тряслись.

— Она мертва! — закричала она. — Лорен мертва! — И вдруг остановилась и, потеряв сознание, упала на пол.